Глава 23. Час быка*

I

На Материке время было лишь неотъемлемой частью мирозданья, тем, о чем люди вспоминали, когда у них начинало урчать в животе, и, глядя на солнце, они понимали, что уже время обеда, или же когда в деревню приходил сборщик податей, и становилось ясно, что настало время сбора налогов. Жизнь на Материке была гораздо спокойнее и размереннее, чем на Земле, где о времени почти все думали и помнили каждую минуту – «пробка, а я тороплюсь на важную встречу», «черт, я опять не услышала будильник и теперь опаздываю», «поторопись, нам некогда», «встречаемся через полчаса, будь вовремя», «у меня нет на это времени!». На Земле время было повсюду – в наручных часах и часах городских, на экранах мобильных телефонов и телевизоров, на компьютерных мониторах и на радио. Как правило, на Земли никуда было не деться от разномастных циферблатов, порой даже ничуть не похожих на циферблаты. На Материке все было по-другому, и пристально за временем следили разве что маги, творя волшбу, для которой секунды и минуты имели решающее значение.

Но иногда… иногда и на Материке время играло важную роль не только для магов.

* * *

Мира не знала, сколько прошло времени с тех пор, как ее похитил. Конечно, не целая вечность, как ей казалось, но сколько точно? День, два, три? После визита Дэвида Коллера к ней никто не заходил, и она ужасно хотела есть, еще больше – пить, у нее болела щека, разбитая губа, скованные руки и связанные ноги, и она чувствовала себя самым несчастным в мире человеком. Мира изо всех сил старалась не раскисать и занимала себя тем, что воображала картины долгой и страшной смерти Дэвида, но это не слишком поднимало ей настроение.

Но мучительнее всего была не боль, а ожидание. Она не представляла, что собирается сделать с ней Дэвид, но у нее имелась пара идей на этот счет, и все они были, мягко говоря, не слишком приятными. Верно, пока что она нужна королевским силам живой, как рычаг воздействия на Андрея и Эклхаста (в основном, конечно, на Андрея), но в свете упоминания Дэвида о том, что ему от Миры необходима также информация, она не слишком рассчитывала на то, что долго останется здоровой. Способов узнать у нее эту информацию было много, и мало какие из них были полезны для здоровья. Совсем даже наоборот.

Мира не ошиблась в своих предположениях. Где-то суток через полтора после ее разговора с Дэвидом, половину которых Мира провела в полусне-полузабытьи, дверь ее комнаты-камеры открылась, и Миру привела в чувство пощечина. С трудом открыв глаза, она увидела перед собой Дэвида, за спиной которого маячили двое незнакомых Мире мужчин – высокий, темноволосый, широкоплечий, с напряженным выражением лица, и невысокий толстячок с маленькими бегающими глазками и противной усмешкой.

– Хорошо отдохнули, Ваше высочество? – издевательским тоном поинтересовался Дэвид. – Замечательно, значит, можно приступать. Гарнуф, – позвал через плечо Дэвид, и к нему быстро подбежал толстяк, державший в руку склянку с какой-то жидкостью. – Догадываетесь, что это такое? «Четыре минуты». Думаю, вам не надо объяснять, как это зелье действует – четыре минуты вы правдиво отвечаете на все мои вопросы, а на пятую – начинаете умирать. И умрете, если я не дам вам это, - тут Дэвид вынул из кармана еще одну склянку. – Противоядие, само собой. Надеюсь, Гарнуф сварил его правильно. Конечно, я предпочел бы использовать более… эффективный метод узнать все, что я хочу – «Болтуна» или старые добрые пытки, но до поры до времени вы полезнее нам живой и в здравом рассудке. – В голосе Дэвида было сожаление по поводу этого прискорбного для него факта, и Миру передернуло. Никогда и никого она еще не ненавидела так, как Дэвида Коллера.

– Сейчас Гарнуф снимет с вас кандалы, – продолжил Дэвид (кандалы не только мешали колдовать Мире, но и препятствовали наложению на нее любых заклинаний и правильному действию выпитых ей зелий), – и не вздумайте совершить какую-нибудь глупость – не забывайте, что в соседней комнате сидит ваша подруга, и если вы погибнете при попытке к бегству, мы узнаем то, что нам надо, от нее. Вот только она нам живой и в здравом рассудке не слишком нужна. Я ясно выражаюсь?

– Да, – прохрипела Мира.

Гарнуф зашел ей за спину, и мгновение спустя с онемевших рук принцессы были сняты кандалы. Снова встав лицом к ней, толстяк открыл притертую крышку склянки и намеревался было напоить пленницу «четырьмя минутами», но в эту секунду, к изумлению Миры, третий мужчина, внезапно ударил Дэвида по голове рукоятью стремительно выхваченного из ножен кинжала, одновременно командуя Мире:

– Уберите его.

Он имел в виду, разумеется, Гарнуфа, и Мира, хоть и была в полуобморочном состоянии, ударила по толстяку первым пришедшим на ум заклинанием, вложив в него те крохи силы, которые у нее еще сохранились, – помог выработавшийся за последние месяцы рефлекс сначала подчиняться приказам, а потом уже думать. Дэвид как подкошенный рухнул на пол, а Гарнуф, едва не задев темноволосого безымянного незнакомца, помогающего Мире, отлетел к двери, врезался в стену и, как и его хозяин, упал на землю без чувств. Незнакомец быстро отвязал Миру от стула, поднял ее ноги, которые отказывались двигаться, и потащил за собой к выходу.

– У нас мало времени, – на ходу сказал мужчина. – Пожалуйста, соберитесь, нам нужно убраться из Старгона как можно быстрее, а для этого вы должны идти самостоятельно.

За дверью их уже ждали Кира – с окровавленным ножом в руках и диким взглядом, – человек двадцать солдат с обнаженным и также окровавленным оружием и дюжина трупов, разбросанных по всему коридору.

– Бежим, все по плану, – коротко бросил незнакомец, и они побежали.

Мира по-прежнему не представляла, что происходит, это вполне могло быть ловушкой, но она физически не могла сопротивляться, и потому послушно бежала вместе с остальными. Хотя нет, не побежала – она попыталась, но ее ноги все еще ее не слушались, и один из солдат, повинуясь приказу спасшего Миру от «четырех минут» мужчины, взвалил ее на плечо.
Помогающий ей и Кире незнакомец был Грегори Либеллером, а успех всей операции по их освобождению зависел от двух факторов: эффекта неожиданности и времени. Ну, и, само собой, везения.

* * *

Грегори разрывался между двух огней. С одной стороны, раскрывать себя сейчас было слишком рано, предполагалось, что он должен сделать это позже – во время штурма мятежниками Аквилона. С другой – неизвестно, как отреагирует генерал Андрей на похищение своих любовницы и подруги, а то, может, мятежники вообще до столицы не дойдут. Точно не дойдут, если Андрей сдастся королю в обмен на свободу Миры и Киры. Грегори надеялся, что мятежный генерал не настолько глуп, но гарантировать он этого не мог. Кроме того, если Дэвид выпытает у пленниц какую-нибудь по-настоящему важную информацию о планах бунтовщиков, то те тогда точно могут не добраться до Аквилона, а значит, заложниц необходимо было освободить раньше, чем их начнут допрашивать. Что было, мягко говоря, не самой простой задачей, особенно учитывая то, как надежно их охраняли, и как быстро требовалось это осуществить. В распоряжении Грегори не было ни одного дáра, даже слабенькой ведьмы, но у него имелись верные ему люди – опытные и хладнокровные воины, на которых он полагался как на самого себя. И в тот день, когда Дэвид намеревался напоить Миру зельем правды, Грегори не составило труда организовать все так, чтобы все не-дáры, охранявшие коридор, в котором располагались комнаты пленниц, были его соратниками и сообщниками. Двадцать четыре воина против двенадцати боевых магов – многие на Материке решили бы, что в этой схватке победа будет за магами. Возможно, так и было бы, но только не в этот раз, не в этих обстоятельствах.

Вся операция была рассчитана по секундам. Как только Дэвид, Грегори и Гарнуф зашли в комнату, где держали Миру, а через минуту служанка, сопровождаемая магом, принесла Кире обед, солдаты Грегори (самые преданные, самые умелые) мысленно досчитали до ста, и дюжина из них (бесшумно, действуя и выглядя естественно, не вызывая подозрений) переместились за спины дáров и, незаметно достав стилеты или кинжалы – кто что предпочитал, –  зажали магам рты и либо перерезали им горло, либо всадили под лопатку острую сталь. Дáры, не ждавшие предательства и уверенные в своем преимуществе над «не владевшей магией тупой солдатней», умерли практически мгновенно и одновременно. Спустя полминуты из своей «камеры» выбежала Кира, сжимавшая в немного трясущейся руке широкий зазубренный нож, а еще через пару минут Грегори вытащил из соседней комнаты Миру.

Дэвиду было известно, что Кира, будучи всего-навсего ведьмой, не сможет выбраться из комнаты, защищенной мощными заклятиями, а потому в ее отношении меры безопасности были предприняты не такие суровые, как в отношении Миры (впрочем, это в принципе было невозможно, поскольку еще одной пары керденских кандалов, не позволявших дáру колдовать, у Дэвида не было): Кире всего лишь связали за спиной руки и заткнули ей рот кляпом, а одну ногу привязали довольно длинной веревкой к ножке кровати. По сравнению с Мирой условия ее содержания можно было назвать комфортабельными, ей даже приносили еду и воду. Но от этого, разумеется, Кире легче не было.

Она боялась, страшно боялась того, что могут с ней сделать люди короля. Обладавшая неплохим воображением и знанием, пусть и не детальным, о том, как обращались с врагами земные фашисты и инквизиция, она рисовала себе мрачные картины своего будущего, полного боли и страданий. И если ненависть Миры была направлена на Дэвида Коллера, то Кира ненавидела Альберта, который заманил их в ловушку и передал в руки приспешников короля.

Когда примерно через сутки после того, как пленниц доставили в Старгон (по крайней мере, Кира решила, что это Старгон – всю дорогу у нее были завязаны глаза), к Кире зашел мужчина, который явно не был слугой, принесшим ей обед, и она вжалась в стену, уверенная, что ее сейчас будут пытать. Внезапно она ощутила прилив острой ярости – да, она сейчас беспомощна, уязвима и не может сопротивляться, но она отказывается чувствовать себя кроликом, которого вот-вот сожрет удав. И она бросила на вошедшего (высокого темноволосого мужчину с тяжелой челюстью и карими глазами) полный бешенства взгляд. Ее гнев только усилился, когда мужчина лишь усмехнулся в ответ. Если бы Кира не была так зла и испугана, она увидела бы, что ее предполагаемому мучителю вовсе не весело.

Не говоря ни слова, мужчина в два шага пересек комнату, приблизился к кровати, на которой сидела прижимавшаяся спиной к стене Кира, и, схватив ее за плечи, повалил ее постель, задирая подол ее платья и разводя ей ноги. Кира попыталась было лягнуть атаковавшего ее извращенца (ее понимании, только извращенцы насиловали беззащитных связанных женщин), но он всем телом навалился на нее, сводя на нет все ее попытки отбиться. Кира была уверена, что сейчас он еще выше задерет ее платье, и… Но, к ее удивлению, вместо этого он вытащил кляп у Киры изо рта и приказал сквозь зубы:

– Кричите, как будто я действительно вас насилую.

– Что? – изумленно спросила Кира, не торопясь исполнять распоряжение явно чокнутого извращенца, главным образом потому что не могла поверить в то, что правильно его расслышала.

Мужчина, определенно раздраженный ее медлительностью, положил руку ей на бедро и, прежде чем Кира успела возмутиться этому, больно ущипнул ее. Кира громко вскрикнула, и незнакомец удовлетворенно кивнул.

– Продолжайте в том же духе.

Кира издала тихий неуверенный крик, и мужчине пришлось ущипнуть ее еще раз, чтобы она начала наконец кричать так, как добивался от нее странный незнакомец. При этом щеки Киры полыхали ярким румянцем, поскольку вся эта ситуация была на редкость неловкая, и Воропаева закрыла глаза, не в силах смотреть на человека, который как ни в чем ни бывало лежал на ней, между ее раздвинутых ног. Однако тут же их снова открыла, когда он коснулся ее груди. Кира вздрогнула, но намерения мужчины были, если можно так выразиться, благородными: он засунул ей в корсет тонкий острый нож.

– Слушайте меня внимательно, – шепотом произнес мужчина. – Когда служанка, приносящая вам еду, принесет ее со словами: «Ваш обед, госпожа ведьма», вы достанете нож и убьете сопровождающего ее мага. Убить его надо в первые минуты после того, как он зайдет к вам в комнату. На вашей стороне будет эффект неожиданности, потому шансы на то, что вам все удастся, весьма велики. Главное сделать это быстро и наверняка. Нож короткий, а вы – не воин, так что можете не попасть в сердце, поэтому советую вам бить в шею, если получится перерезать ее – еще лучше. Насчет служанки не беспокойтесь, она не помеха. Наши… королевские дáры чересчур самонадеянны и не запирают за собой на заклинания двери, когда входят в комнату к вам и вашей подруге, а значит, после того, как вы избавитесь от мага, вы должны выйти без проблем. Но если он вдруг изменит своей привычке, используйте это. – За пазуху Кире скользнул амулет на тонкой цепочке. – Мне сказали, что он открывает любые двери, даже зачарованные, но я не дáр и не могу этого утверждать.  Все понятно?

По правде говоря, Кира ничего не понимала, но она все же утвердительно кивнула.

– Как Мира? Что с ней? Без нее я не уйду. – Последнее заявление было глупым с любой точки зрения, но по-другому Кира поступить не могла.

– Если мой план сработает, с вами обеими все будет в порядке, – откликнулся мужчина.

– Откуда мне знать, что я могу вам доверять?

– Ниоткуда. Но у вас небольшой выбор: либо остаетесь здесь и ждете встречи с Дэвидом Коллером – не самым приятным на Материке человеком с садистскими наклонностями, либо следуете моим указаниям, и я попробую вытащить вас отсюда. Решайте.

– Хорошо, я с вами, – почти не раздумывая, пообещала Кира.

– Тогда повторите, что вы должны сделать.

– Когда мне принесут еду, и служанка скажет: «Ваш обед, госпожа ведьма», я должна убить мага, который с ней придет.

– Чем быстрее и бесшумнее, тем лучше. Потом досчитайте до ста, выйдете в коридор и ждите нас с Амирандой. Все ясно?

– Да.

– И последнее: вы сможете прикончить мага? У вас хватит на это решимости?

Кира никогда еще никого не убивала, но сейчас… Сейчас, чтобы выбраться из плена, избежать тех ужасов, которые она себе навоображала, она готова была на все. Что-то подсказывало ей, что у нее не дрогнет рука всадить нож в горло мага-врага. К тому же она, пожалуй, в этот момент и луну с неба пообещала бы, лишь бы сбежать отсюда.

– Хватит, – не колеблясь, ответила Кира.

– Тогда до встречи. Да, и еще одно: не смейте выдать себя – не показывайте уверенности или нетерпения, любой, кто к вам придет, должен видеть только ваш страх и ничего больше, – предупредил мужчина и прошипел раздраженно: – Кричите же, иначе снаружи подумают, что вам нравится или что вы меня убили.

Кира вновь закрыла глаза, покраснела еще гуще и продолжила громок изображать из себя жертву изнасилования.

Через несколько минут таинственный незнакомец слез с нее и ушел, не забыв снова заткнуть ей рот кляпом, а еще через несколько часов дверь комнаты снова открылась, и бледная служанка, зашедшая к Кире в сопровождении тощего плюгавенького мага, поставила перед пленницей поднос с едой, прошептав едва слышно: «Ваш обед, госпожа ведьма». А затем на глазах у мага, следящего за тем, что заложница ничего не вытворила, служанка развязала Кире руки и вынула кляп.

Кира оказалась права – рука у нее действительно не дрогнула. Правда, от соленой теплой крови мага, хлынувшей у него из горла прямо на лицо Киры, у нее скрутило желудок, и ее едва не вырвало, но это была небольшая плата за свободу. Это – и ночные кошмары, в которых Кира вновь и вновь всаживала кинжал в горло первому и последнему убитому ей человеку…

* * *
Вызволить пленниц из их комнат-камер было сложно, но еще сложнее было вывезти из их города. Грегори надеялся на эффект неожиданности, тот самый, который так часто помогал мятежникам. Вот только в его случае этот эффект неожиданности назывался вероломным предательством, но об этом Грегори не хотел лишний раз вспоминать. Труднее всего было выбраться из замка, но им это удалось, используя обходные пути и малолюдные коридоры. Трижды они вступали в схватку со вставшими у них на пути солдатами короля, и Грегори потерял троих, а двое были ранены, прежде чем их группа покинула замок через черный ход, у которого их уже ждали оседланные лошади и дюжина преданных Грегори воинов.

К тому времени принцесса Амиранда уже могла самостоятельно стоять и передвигаться, и по ее лицу было видно, что она скорее умрет, чем снова даст себя схватить, и уж тем более не позволит им всем попасться из-за ее слабости. Подобная сила духа была достойна восхищения, но учитывая, как ужасно выглядела принцесса, Грегори сомневался, что она сумеет достойно противостоять врагам. Он посадил Амиранду в седло и устроился позади нее (Кира взобралась на коня сама), и их небольшой отряд стремглав поскакал по узким улочкам Старгона к Западным воротам (город окружала крепостная стена, давно исчезнувшая в большинстве крупных городов страны).

Если у них получится, это будет не только чудом, но и самым бесшабашным и рискованным поступком в жизни Грегори, всегда отличавшегося осмотрительностью, осторожностью и рациональностью – качествами, благодаря которым он не один год оставался шпионом маркиза Джона Эклхаста при дворе короля.

* * *

Андрей так и не выяснил, почему Эклхаст напал на Старгон, не дождавшись прихода его войска. А спросить было не у кого – весь «генеральный штаб» армии маркиза погиб при штурме города. Когда Андрей узнал об этом, он немедленно повел свои отряды туда, где встали лагерем уцелевшие после атаки на Старгон мятежники, отступившие далеко назад. Лагерь их представлял собой жалкое зрелище – он был вчетверо меньше, чем до штурма, и не раненых воинов среди тех, кто выжил в «старгонской мясорубке», было очень и очень мало. Сказать, что Андрей и его люди были в ужасе от этого, значило не сказать ничего. Над лагерем почему-то висел густой белесый туман, но удивиться этому Андрей не успел – смутная мысль о том, что это странно, исчезла, не успев толком оформиться.

Командование остатками армии Эклхаста принял на себя барон Рогсбург, которого Андрей с Романом, видевшие его один раз в жизни, поначалу и не узнали – прежде бодрый и воинственный толстяк лишился не только бодрости и воинственности, но и кисти правой руки. Андрей не помнил, как они шли по лагерю к палатке Рогсбурга, так же как не помнил, кто сообщил им о том, что именно барон сменил Эклхаста. Зато он помнил, как спрашивал всех, кто попадался ему на пути, где он может найти Миру, но никто ему не это не ответил – все лишь пожимали плечами и отводили глаза либо шли дальше по своим делам.
Барон сидел в почти пустой палатке в полном одиночестве, и когда он поднял голову, чтобы посмотреть на вошедших, Андрей вздрогнул – на секунду ему показалось, что на него глядит его отец.

– У нас не всегда получается задуманное, – с сожалением сказал Рогсбург.

– Что случилось? – хрипло спросил Андрей. – Где Мира?

– Иногда приходится кем-то жертвовать, чтобы добиться желаемого, но это не всегда помогает, – отозвался барон.

– Где Мира? – почти истерически выкрикнул Андрей.

– Погибла, конечно, – тоном, каким разговаривают с несмышлеными детьми, объяснил Рогсбург, и сердце Андрея, пропустив удар, ухнуло в пятки.

– Нет! – Андрей не верил этому. – Нет, нет, нет! Нет!

* * *

– Отец…

– Что, Альберт? –Эклхаст взглянул на сына и озабоченно нахмурился. – С тобой все в порядке?

Появление Альберта на военном совете было само по себе необычно, а в сочетании с его внешним видом – бледный, с темными кругами под глазами, всклоченный – это наводило на мысли о том, что что-то случилось.

Альберт сделал несколько шагов вперед и вдруг рухнул на колени.

– Прости, отец, – опустив голову, сказал Альберт. – Я предал тебя. Тебя, Миру, всех.

И он рассказал все, что произошло ночью, умолчав лишь о том, почему он так безропотно подчинился Дэвиду. С колен он так и не встал, пока его, по приказу Рондейла (Эклхаст был так ошеломлен, что на время потерял дар речи), не вывели из палатки, чтобы посадить в импровизированную тюрьму, предназначенную для нарушителей закона из числа мятежников.

– Это ничего не меняет, – неуверенно сказал Рондейл, когда Альберта увели. – Две заложницы в руках короля не заставят нас сдаться.

– Это меняет все, – резко отозвался Эклхаст . – Не секрет, что Андрей питает к принцессе Амиранде нежные чувства, и если не будет другого способа ее спасти, он сдастся Уильяму, но не допустит, чтобы Мире был причинен вред. Ну а Кира – сестра Александра, а вовсе не Романа, как многие полагают, и будущий король пойдет ради нее на все.

– Верно, – согласился с Эклхастом Олвин. – Но что с того? Что мы можем? Сдаться? Это не выход.

– Но и оставить леди в беде нам не пристало, – с жаром возразил Рогсбург. – Это недостойно благородных мужей, каковыми я нас считаю.

– Предлагаете броситься им на выручку? – ядовито поинтересовался Рондейл. – Вперед, вас с ними сожгут на одном погребальном костре.

– Надо срочно послать гонца к Андрею с просьбой воздержаться от необдуманных поступков.

– Надо сниматься с лагеря и атаковать Старгон, – мрачно сказал Эклхаст.

– Что это даст? – с искренним удивлением просил Истмар. – Так Дэвид Коллер еще быстрее убьет заложниц.

– Нет, для начала он попробует с их помощью надавить на нас, использовать их как разменную монету.

– Я за то, чтобы дождаться сначала генерала Андрея, – заявил Рондейл. – Не вижу смысла в том, чтобы очертя голову бросаться на штурм Старгона, когда мы в таком меньшинстве.

– Чем дольше мы ждем, тем больше вероятность того, что Дэвид выпытает у принцессы Амиранды и госпожи Киры важную информацию, а генерал Андрей поддастся на шантаж Коллера.

– Думаю, нам надо выступить немедленно, а там будет видно, как лучше поступить – атаковать сразу или же потянуть время, вступив в переговоры с Коллером, и дождаться Андрея, – высказался Олвин.

– Поддерживаю, – кивнул Эклхаст.

– Хватит уже вести себя подобно трусам и отсиживаться в безопасности, когда можно пойти и устроить этому щенку хорошую взбучку, – проворчал Рогсбург, под «щенком» имея в виду, естественно, Дэвида Коллера.

– Присоединяюсь, – после некоторого колебания сказал Эдвис.

Лагерь был свернут в этот же день, и войско под командованием Эклхаста выдвинулось в  сторону Старгона. Самым сложным оказалось убедить Алекса не убить на месте без суда и следствия Альберта и не ринуться в одиночку на выручку сестре и Мире.

По дороге к Старгону Эклхаст с болью размышлял о том, какую же ошибку он допустил в воспитании сына, и надеялся, что сейчас он не совершает еще одной ошибки, которая может погубить не только Киру и Миру, но и вообще все восстание.

* * *
Из города они вырвались, и Грегори отдавал себя отчет в том, что им это удалось исключительно благодаря Мире, которая, собравшись с силами, вложила в свои заклинания всю ту ярость, которую испытывала к Дэвиду, и буквально смела несколько групп бросившихся им наперерез королевских солдат и нападавших сзади магов, норовивших заклятьями сбросить беглецов с коней. Впрочем, вскоре Мира окончательно выдохлась и обмякла в седле, сосредоточившись на одном – как бы не свалиться с лошади.

Западные ворота уже были предусмотрительно распахнуты – у Грегори было достаточно сообщников, чтобы организовать побег, и он почти даже не жалел, что вынужден был раскрыть себя и своих людей раньше времени. О чем он жалел, так это о том, что у него не хватило решимости убить Дэвида. Смерть Дэвида изрядно помогла бы мятежникам, но Грегори был не в состоянии лишить жизни того, с кем вырос и кого много лет считал лучшим другом. Да, в детстве Дэвид иногда мучил животных и отрывал крылья и лапы насекомым, но точно также поступали и многие другие мальчишки, и Грегори не видел в этом ничего предосудительно или настораживающего, хотя сам Грегори ни разу не причинил боли ни одной кошке или собаке. Так или иначе, Дэвид не всегда был неуравновешанным безжалостным садистом, и он никогда не был агрессивен с Грегори, который, несмотря на то что отлично видел, в какое чудовище превратился его некогда лучший друг и брат, не смог взять на себя роль судьи и палача. Наверное, даже наверняка, это аукнется ему в будущем, но Грегори приказал себе выбросить это из головы и волноваться об этом, когда придет время.

В том, что за ними будет погоня, Грегори не сомневался, но у них были хорошие шансы оторваться, главное, чтобы Мира не свалилась от истощения.

– Кира! – крикнул он на скаку. – Скачите навстречу войску генерала Андрея: я не знаю, успел ли Дэвид послать к нему ему курьера, так что сообщите Андрею, что с вами и принцессой все в порядке. Джейк, Литман, Гротар, Хильц, Дроган, сопровождайте госпожу Киру, отвечаете за нее жизнью; Джейк – ты главный.

Шестеро человек – названные Грегори мужчины и Кира отделились от группы и свернули налево, чтобы через несколько эрз повернуть назад, обогнуть по касательной Старгон и отправиться навстречу Андрею и его армии, которая шла к городу с противоположной той, откуда двигался Эклхаст, стороны.

– Вы в порядке, Амиранда? – спросил Грегори, пришпорив коня. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – В сумке справа вода и еда, вам надо подкрепиться, но придется делать это на ходу, мы не можем позволить себе привал.

– Такими темпами мы загоним лошадей, – откликнулась Мира.

– Возможно, но если преследователи так и будут висеть у нас на хвосте, их лошади также падут прямо под ними. Мы должны как можно быстрее добраться до Эклхаста.

– Вы так и не представились, – напившись, сказала Мира, обернувшись к своему спасителю.

– Грегори Либеллер к Вашим услугам, Ваше высочество, – криво улыбнулся Грегори.

– А, так вы и есть козырной туз Эклхаста, – слабым голосом произнесла Мира, которой сейчас, после всего пережитого, больше всего на свете хотелось спать, но она понимала, что это в настоящий момент непозволительная роскошь.

Они с Андреем и Романом всегда подозревали, что у Эклхаста имеются свои люди при дворе короля, но они и предположить  не могли, что это сам Грегори Либеллер.

– Был козырным тузом, – поправил ее Грегори. – Я не собирался раскрываться так рано, но я не мог оставить вас в руках Дэвида.

– Спасибо, – серьезно сказала Мира.

– Всегда пожалуйста, – не менее серьезно отозвался Грегори.

Неважно было, что он вызволил Миру и ее подругу из Старгона не из личной симпатии, а чтобы Дэвид не успел выудить из них информацию, могущую повредить восстанию, или шантажировать генерала Андрея или Эклхаста, важно было то, что он это сделал, и Мира всегда будет помнить об этом и постарается вернуть этот долг.

От того места, где стоял лагерь Эклхаста, когда оттуда похитили Киру и Миру, до Старгона было около четырех дней пути, но это из расчета скорости движения армии. Для всадников, а особенно для торопящихся всадников, этот путь составлял около двух дней с несколькими короткими передышками.

Грегори уповал на то, что им удастся оторваться от преследователей и, сделав несколько крюков, они достигнут лагеря дня через три, хотя бы на несколько часов остановившись на привал. Еще он уповал на то, что с Кирой и ее эскортом все будет в порядке. Но ни в том, ни в другом уверенности у него не было.

* * *

– … нет, нет! Нет!

Андрей проснулся с криком, резко сел и с силой потер залитое холодным потом лицо. Ромку он, к счастью, не разбудил, или тот просто притворялся, что спит – кошмары снились Андрею не так уж часто, но все же снились, и после первого, когда Жданов вежливо, но непреклонно отказался обсуждать их с другом, Малиновский о них не заговаривал.

До сих пор кошмары Андрея были довольно разнообразны, но ни в одном из них не было того, что приснилось ему сегодня – смерти Миры. Он солгал бы, если бы сказал, что никогда не думал о том, что она может погибнуть. Думал, конечно, и боялся, но в последнее время он старался убедить себя, что с ней ничего не случится, потому что это будет чертовски несправедливо, и они оба такого не заслужили. Это был самообман, и его подсознание решило напомнить ему об этом довольно неприятным способом – кошмаром.

Когда Андрей последний раз получил сообщение от Эклхаста, с Мирой было все в порядке, что, само собой, не означало, что с ней по-прежнему все в порядке. До Старгона оставалось около шести дней пути.

– Ром, – позвал Андрей, и Малиновский отозвался почти мгновенно:

– Что?

– Нам надо поторопиться.

– Что вдруг? – поинтересовался Роман и, не получив ответа, устало вздохнул: – Хорошо, как скажешь. В конце концов, чем быстрее эта чертова война закончится, тем лучше. Она у меня уже в печенках сидит. Завтра свернемся затемно, до рассвета. Пойду предупрежу караульных.

– Не надо, я сам, – покачал головой Андрей, которому необходимо было подышать свежим воздухом. Он не успокоится, пока не увидит Миру живой и здоровой, и Ромка был прав – чем быстрее они снимут проклятье, тем лучше: ему, как и Малиновскому, уже поперек горла стояла эта война.

II

Штурм Старгона вошел в историю как одно из крупнейших и важнейших сражений Первой гражданской войны Гардии (наряду с битвой при Истлене, Нарвинской резней, Леденской засадой и основным, Аквилонским, сражением).

Кира благополучно домчалась до Андрея, чем ускорила его продвижение вперед, фактически вынудив совершить марш-бросок на Старгон. Судьба Миры, Грегори и сопровождавших их бывших солдат короля могла сложиться не так удачно: их едва не настигли преследователи, от которых у их было бы мало шансов отбиться, если бы не армия Эклхаста, шедшая навстречу Мире и ее спутникам. Беглецы из Старгона  встретилась с Эклхастом намного раньше, чем рассчитывали, и в итоге Эклхаст вынужден был остановиться в дне пути от Старгона, чтобы дождаться приближавшееся к городу войско Андрея.

Неизвестно, сколько длилась бы осада Старгона объединившимися фронтами мятежников, если бы не оставшиеся в городе люди Грегори, открывшие бунтовщикам городские ворота (разумеется, после предательства брата Дэвид попытался выявить всех, кто мог работать на Грегори, и арестовал ряд завербованных последним солдат, но не всех). Мира в битве не участвовала – Андрей заявил, что ему наплевать на то, что она взрослая самостоятельная женщина, которая сама принимает решения и способна за себя постоять, и запретил ей «лезть в эту мясорубку». А поддержавший его Алекс вызвался запереть ее заклинаниями в лагере, разбитом в пятидесяти эразах от Старгона, и Мира подчинилась, а потом искусала все губы, ожидая известий о ходе сражения.

Мятежники победили. С огромным трудом, потеряв много людей, но победили. Старгон остался за ними, а Дэвид и остатки его войска вынуждены были бежать. В немалой степени победе бунтовщиков способствовал тот факт, что жители города перешли на сторону нападавших, а среди солдат Дэвида оказалось около пятисот пособников Грегори.

Старгон был взят, и когда Андрей вернулся в лагерь, Мира, забыв про все, повисла у него на шее на глазах у любопытных соратников. Кира, которая вообще никогда не обращала внимания на окружающих, последовала примеру Миры – кинулась на шею Бернарду.

То, что Мира испытывала, находясь в плену (да, она пробыла там недолго, но легче ей от этого не было), она с Андреем не обсуждала  – просто не могла. Пока что у нее не было на это сил, слишком неприятно было вспоминать об этом, каждый раз снова и снова переживая страх и унижение. Настаивать Андрей не стал, хотя он явно верил в то, что лучший способ справиться с этим – выговориться и жить дальше. Но он уважал ее волю и старался лишний раз не упоминать об этом, причем не только ради нее самой, но и ради себя – при одной мысли о том, через что она (да и Кира) прошла, у него к горлу подкатывала тошнота, а охватывавшая его ярость (как, как кто-то посмел тронуть Миру?) мешала дышать.
Зато они делились друг с другом многим другим. Например, Андрей честно признался, что смертельно устал от всей этой крови и смерти, что его напрягает «бодаться с Эклхастом» за власть, потому что он, Андрей, привык быть единственным командиром своих людей, и ему не нравилось вынужденная необходимость согласовывать все с Эклахастом и другими союзниками. Впрочем, поскольку Андрей стал уже легендарной личностью, вскоре после объединения сил мятежников, значительная часть солдат маркиза выбрала своим кумиром «того самого генерала Андрея» и смотрела на него, как на героя (что не могло не раздражать Эклхста, но он старательно скрывал это). А Мира рассказала, как больно ранило ее предательство Альберта, и хотя она осознавала, что он поступил так не совсем по своей воле и теперь раскаивается, она так и не смогла заставить себя встретиться с Альбертом и поговорить с ним.

Захват Старгона открыл мятежникам дорогу на Карáду – второй по величине город Гардии, но идти на него было рискованно, учитывая, как много людей было убито при штурме. Однако когда новость об очередном успехе бунтовщиков разлетелась по стране,  в особенности по центральным ее районам, те ее жители, которые до этого колебались, не зная, чью сторону принять – короля или мятежников, – и стоит ли вообще выбирать, ведь нейтралитет безопаснее, окончательно определились, и уже на полдороге к Карáде к восстанию присоединились новые силы.
Взять Карáду было не просто важно, а архиважно, поскольку после нее оставалась только столица, Аквилон. Конец путешествия. Конец всего. Это казалось нереальным и далеким, но, вместе с тем, таким долгожданным и выстраданным… Мятежники, вдохновленные последней победой, не сомневались, что у них все получится.

* * *

Проклятье, оставившее было погоду Гардии в покое, снова вмешалось в естественный ход природы, и пока бунтовщики двигались по направлению к Карáде, на дворе, не считаясь с календарем, стояла поздняя весна – теплая, цветущая, полная надежды.

– Полнолуние…, – рассеянно заметил Андрей, поглаживая руку Миры. – Время оборотней.

Он сидел, прислонившись спиной к дереву, а Мира – прислонившись спиной к нему, удобно устроившись между его раздвинутых ног. Обняв ее за талию и положив подбородок ей на макушку, Андрей поглаживал ее руку кончиками пальцев и глазел на небо. Внизу, у подножия холма, на вершине которого они расположились, раскинулся их лагерь, но погода была слишком чудесная, чтобы проводить ночь в душной палатке или у жаркого костра, и Мира с Андреем решили посидеть немного в тишине, спокойствии и наедине под бездонным звездным небом со взошедшей еще засветло огромной полной белой луной.

– Почему? – удивилась Мира.

– Помнишь, на Земле – полнолуние это время, когда оборотни превращаются в оборотней. В волков, то есть.

– Ты уже рассказывал это Яну? Вот он посмеется. – Андрей фыркнул, но ничего не ответил. – Знаешь, есть легенда о том, как в небе появились луна и звезды. Говорят, много-много веков назад жила в одном городе волшебница, у которой был любящий ее больше жизни муж, обычный человек, не дáр. Волшебница эта была самой доброй и лучшей волшебницей в городе, и поэтому она редко бывала дома, все лечила больных, проклятых и так далее. Она часто возвращалась домой за полночь, и ее муж никогда не забывал вешать для нее на крыльце масляную лампу, чтобы волшебница всегда видела, куда идти, ведь тогда еще не было ни звезд, ни луны, и ночи были совсем непроглядные. И вот как-то раз волшебница не вернулась домой. Конечно, ее муж забеспокоился, но утешил себя тем, что она, наверное, осталась ночевать у какого-нибудь больного, так иногда случалось. Утром он первым делом побежал искать ее, но она как сквозь землю провалилась. Ее искали всем городом, но так и не нашли, и все рассудили, что ее убили бандиты, а труп – закопали. Муж волшебницы долго не мог поверить в ее смерть, все искал ее и искал, пока, наконец, совсем не отчаялся. Он возвратился в свой город, в тот дом, где они когда-то счастливо жили с женой, и продолжил каждый вечер зажигать на крыльце лампу. А когда он состарился и понял, что его конец уже близок, однажды ужасно разозлился на лампу. «Это все ты виновата, – крикнул он. – Ты плохо светила, и моя любимая не смогла найти дорогу домой». После этих слов он взял лампу в руки и подбросил ее в небо. Но лампа, как ни странно, не разбилась: она тоже любила волшебницу, и поэтому хотела как могла помочь ей и мужу. Вот почему лампа не упала не землю, а взлетела в небо и стала луной, а разлетевшиеся капли масла – звездами. А поскольку это было самое настоящее волшебство, то лампа-луна осветила волшебнице и ее мужу, когда тот умер, дорогу друг к другу в загробном мире. Вот так на небе Материка появились луна и звезды.

– Красивая легенда, – вздохнул Андрей и добавил после некоторого молчания: – Я всегда буду зажигать для тебя лампу.

– Спасибо. – Мира повернула голову и потерлась носом о его шею. – Но, уверена, я еще долго не буду уходить в ночь, хватит уже. Последние полгода были для меня, для нас всех, одной сплошной ночью, и я слишком от нее устала.

– Ну… – потянул Андрей, подумав, – в общем-то ты, конечно, права, но ведь и в этой ночи было что-то хорошее, так? У нас с тобой, по крайней мере.

– Было, – со счастливой улыбкой подтвердила Мира и поцеловала его.

– Боже, как трогательно, я сейчас расплачусь от умиления, – добрых десять минут спустя прервал их очередной поцелуй Алекс, бесшумно поднявшийся по склону и застывший в паре метров от целующейся парочки.

– Сгинь, – не глядя на Воропева, «дружески» посоветовал Андрей.

– Я, вообще-то, не к тебе пришел, – ворчливо отозвался Алекс.

– Сашенька, ты, по-моему, совсем обнаглел, – наконец обернулся к Воропаеву Жданов.

– Угу. Я на пару слов: Мира, Камилла просит нас съездить завтра в Гринвилль, забрать то, что приготовили нам тамошние маги – зелье, амулеты и всякое такое. Мы с тобой, оказывается, самые незанятые, и эту почетную миссию возложили на нас. Чем раньше выедем, тем лучше. А раньше – значит на рассвете.

– Хорошо, ладно, на рассвете так на рассвете. В лагере все спокойно?

– Я понимаю, что чувство собственной важности у вас у обоих непомерно раздуто, но, поверьте мне, мир вертится не вокруг вас, и в ваше отсутствие на лагерь не падет чума, не нападут враги и не рухнет метеорит. Так что можете продолжать… заниматься, чем вы тут занимались.

Алекс неопределенно помахал рукой и гордо удалился, делая вид, что не слышит взрыва хохота, раздавшегося у него за спиной. Раньше, пожалуй, Андрей разозлился бы на бесцеремонного Воропаева, но сейчас вся эта ситуация вызвала у них с Мирой только смех.

– И все же он мало изменился, – хмыкнул Андрей. – И это даже хорошо.

– Он изменился ровно настолько, насколько это было нужно. Как и мы все.

– Смотри, падающая звезда.

– И?

– Быстро, закрой глаза и загадай желание.

Мира послушно зажмурилась.

– Можно уже открывать? – спросила она через пару минут.

– Конечно.

– Очередная земная сказка?

– Ага. На Земле некоторые верят, что если загадать желание на падающую звезду, оно сбудется, но его нельзя никому говорить.

– И много таких твоих желаний сбылось? – с усмешкой поинтересовалась Мира.

– Ну… в детстве я пожелал, чтобы я каждый день ел на завтрак эклеры – я их тогда просто обожал, – а на ужин – птичье молоко, чтобы меня не заставляли чистить зубы два раза в день и чтобы сосед Борька подарил мене свою машинку, которая мне безумно нравилась. Ничего из этого не сбылось, – с легким сожалением признался Андрей. – Но это потому что я загадал все сразу. А если загадать все правильно, то это обязательно должно сработать.

– Ты правда в это веришь?

– После все, что произошло с нами с того момента, как мы сели в тот лифт, я поверил во много что из того, во что не верил раньше. Падающие звезды, выполняющие желание, также правдоподобны, как оборотни и скрещенный с магией порох.

– У тебя такие своеобразные представления о Материке, что я даже не буду их исправлять – так намного интереснее, – весело сказала Мира и поцеловала его в подбородок.

Андрей собирался было ответить ей, что ее представления о Земле не менее своеобразны, но промолчал и лишь крепче ее обнял – незачем было портить такую чудесную ночь.

* * *

До Гринвилля Мира, Алекс и сопровождавшие их мятежники-охранники добрались к полудню. После палящего солнца прохлада Гринвилльского замка с его толстыми каменными стенами и тенистыми анфиладами была как нельзя кстати, и пока орденцы осторожно приторачивали сумки с зельями, амулетами и зачарованными стрелами к седлам лошадей гостей, Мира и Алекс отправились в библиотеку – Камилла сказала, что там есть любопытные труды, которых нет ни в одной другой библиотеке, даже в Валендейле.

Библиотека, хотя и небольшая по размеру и содержанию, и впрямь впечатлила Миру (Алекса – в меньшей степени, он не так хорошо разбирался в магической литературе). Однако хотя бы бегло пролистать самые интересные книги Мире не удалось – первая открытая ей наугад книга тут же завладела ее вниманием, так что на другие времени уже не хватило.

– Эта книга хранится у нас как наследие древних времен, – пояснила библиотекарь – сухонькая старушка с ясными глазами, когда Мира взяла в руки увесистый том. – Ей уже много веков, но никто не может ее прочитать, потому что она написана на неизвестном никому на Материке языке. Когда-то наш орден много лет пытался найти того, кто сумел бы прочитать ее, но, увы, так и не нашел.

Любопытная Мира все же заглянула в книгу и, к своему изумлению, обнаружила не непонятные закорючки, а вполне привычные ей наэрийские буквы. Ей потребовалось несколько минут, чтобы сообразить, что это шутки Врат, давших ей знания всех языков тех миров, в которых она побывала, включая сам Материк. Так что книга могла быть написана на любом из них, но видела она все равно наэрийский. А после того, как она заглянула в оглавление, одним из пунктов которого было «Проклятья», Мира твердо вознамерилась забрать трактат с собой в лагерь, о чем не преминула сообщить библиотекарю, госпоже Тании. Если бы не тот факт, что Миру с Алексом прислала сама Камилла, никто, разумеется, не дал бы им совершить такое варварство – забрать из библиотеки Ордена старинный том. Но с учетом того, что Мира была единственной, кто мог его прочитать, а содержащиеся в нем сведения могли, по заверениям принцессы Наэрии, помочь выиграть войну, настоятельница Гринвилля и госпожа Тания передали-таки ей книгу, взяв с Миры клятвенное обещание вернуть ее в целости и сохранности.

– Интересно, земной это язык или нет, – сказал Алекс, рассматривая трактат. – Вроде, не похоже ни на один из земных языков.

– Как будто ты владеешь всеми языками Земли, чтобы судить об этом, – скептически откликнулась Мира. – Это вообще может быть какой-нибудь древнее наречие.

– Логично, – кивнул Алекс, – хрен его знает, на каких языках разговаривают племена Амазонки или кочевники Сахары и сколько этим языкам лет. Извини, – добавил он, напоровшись на неодобрительный взгляд Мира.

Та едва заметно усмехнулась. Строго говоря, Мира ничего не имела против ругательств (при условии, что они не являлись единственным способом общения), а иногда и сама сквернословила, но она все же была принцессой, и не хотела, чтобы об этом кто–то забывал, позволяя себе нецензурно выражаться в ее присутствии.

– Как бы там ни было, я понимаю, что здесь написано, – Мира осторожно провела пальцем по переплету. – Возможно, в книге найдутся полезные заклинания.

– Полезные боевые заклинания, – уточнил Алекс.

– Угу, в первую очередь они. Но не только. Я бы не отказалась от какого-нибудь мгновенно исцеляющего раны заклятья или мази.

– Мечтать не вредно, – проворчал Воропаев, устало потирая лицо руками.

Мира поморщилась. Она была измотана не меньше Алекса, и понимала, что долго они не протянут. Визит в Гринвилль дал им небольшую передышку, но уже завтра они снова присоединятся к войску, которое движется к Карáде, а оттуда – если вторая столица будет взята – пойдет на Аквилон. При мысли об этом Мира невольно поежилась. В последнее время ее постоянно преследовал металлический запах крови, чужой крови, крови своих врагов и соратников, даже здесь и сейчас, в тихом и спокойном замке Ордена Виктории Милосердной, и это действовало принцессе на нервы. Ожидание скорой развязки будоражило кровь и вызывало нервную дрожь, а постоянные сражения – тошноту и мигрени. На поддержание следящих чар и защитных заклинаний вокруг отряда тратилось много энергии, а в боях Мира выкладывалась по полной, использую каждую каплю той магии, что была в ней, и не всегда успевала восстановить силы к следующему дню. Как, впрочем, и Александр. Когда Мира начала учиться фехтованию, она и предположить не могла, что ей когда-нибудь придется убивать; когда она зубрила боевые заклинания и арканы, она не думала, что когда-нибудь станет боевым магом – настоящим боевым магом, принимающим участие в войнах. Вот интересно, если бы она знала тогда, что ей предстоит в будущем, изменила бы она что–либо в своей жизни? Отказалась бы от уроков фехтования? От магии? Захотела бы превратиться в обычную принцессу, такую, как ее сестры? Вышла бы замуж вместо того, чтобы прикрывать спину Моргана? Удовлетворилась бы ролью жены и матери, забыв об опасных миссиях и исследовании новых миров? Никогда не встретила бы Андрея… Нет, вряд ли. Миру вполне устраивало то, что она сейчас имеет, несмотря на все ее потери, боль и разочарования. Правда, у нее ушло много времени, чтобы понять это, но оно того стоило. И, пожалуй, Андрей сыграл в этом немалую роль.

– Ты идешь? – спросил задумавшуюся Миру Воропаев. – Или собираешься еще что–то реквизировать у Ордена?

– Мне все равно больше ничего не дадут, – усмехнулась Мира, прижимая к груди книгу. – А жаль, сдается мне, в этой библиотеке можно отыскать еще что-нибудь интересное.

– В библиотеке? Уверен, в подвалах замка гораздо больше любопытных вещиц, – фыркнул Алекс.

Мира пожала плечами.

– Станешь королем – сможешь проверить, тебе они не откажут, – улыбнулась она. – Идем, нам еще догонять наших. – Войско, конечно, не могло стоять лагерем и ждать из возвращения, так что Мира, Алекс и их эскорт должны были еще догнать его. Они рассчитывали сделать это где-нибудь к утру, поскольку они, в отличие от армии, собирались, если потребуется, передвигаться не только днем, но и ночью.

* * *

Как Мира и планировала, свое войско они догнали к утру, и весь следующий день Мира, путешествовавшая обычно верхом, сначала рядом с Алексом, а потом – рядом с Андреем, шла пешком, уткнувшись носом во взятый в Гринвилле трактат, который оказался намного более полезным, чем она могла себе вообразить. Впрочем, «полезным» – это еще мягко сказано: книга открыла ей глаза, и теперь Мира точно знала, что надо сделать для того, чтобы у них все получилось и проклятие было снято.

* * *

Битва за Карáду так и не состоялась. Король мог бы попытаться бросить все свои силы на защиту второй столицы, удержание которой, при благоприятных для Уильяма обстоятельствах, означало безопасность Аквилона (во всяком случае, на какое-то время). Но Уильям предпочел не рисковать и стянул все свои силы в столицу, оставив в Кáраде один небольшой гарнизон, который не мог (и не стал) ничего противопоставить войску мятежников. Кáрада была взята без боя, бунтовщики пополнили свои запасы, немного передохнули и двинулись дальше, на столицу.

Гардия замерла в преддверии предстоящей битвы.

___________
* "Ди пхи юй чхоу - Земля рождена в час Быка (иначе Демона, два часа ночи)". Старый китайско-русский словарь епископа Иннокентия. Пекин, 1909. Цит. по: И.Ефремов "Час быка".

* * *

Аквилон был старым, если не сказать древним, городом, он несколько раз был частично разрушен и восстановлен, его постоянно достраивали и расширяли, так что он не был обнесен городской стеной (несмотря на это у него имелись парадные главные ворота, но они, как и прилегавшие к ним стены, выполняли скорее декоративно-символическую функцию). Зато дворцовый комплекс, представлявший собой, по сути, крепость, скрывался за мощной стеной с бойницами и массивными воротами. И если пробиться через баррикады и заслоны королевских солдат к дворцовой площади еще представлялось реальным, то взять штурмом хорошо защищенный замок казалось невозможным. Мира искренне надеялась, что все пойдет по плану, включая внесенные ей изменения и дополнения, известные очень узкому кругу людей. Иначе они либо проиграют, либо, что вероятнее, отступят и осадят город. А это определенно было последним, чего они хотели, поскольку, помимо всего прочего, осада обычно означает лишние жертвы среди мирного населения. Не говоря уже о том, что в числе тех, кто окажутся запертыми в Аквилоне, будут те, кто ни в коем случае не должны пострадать.

Улицы и улочки столицы были крайне неудобны для сражения, большинство из них были чересчур узкими и извилистыми. Зато они идеально подходили для того, чтобы забаррикадировать их и задержать напавшую на город армию мятежников, не давая им прорваться к королевскому замку.
К дворцовой площади вели пять широких улиц, пригодных для прохождения отрядов бунтовщиков, но для того, чтобы добраться до них, мятежникам сначала нужно было преодолеть баррикады и засады королевских солдат. Иными словами, атака на Аквилон была кромешным адом.

Рисковать ни Андреем, ни Алексом они не могли – и все равно рисковали. Потому что ни один из них не мог остаться в стороне. Не мог и не хотел. А поэтому они оба сражались, стиснув зубы и твердо намереваясь победить. В общем, почти как обычно, за тем исключением, что на этот раз тенью Андрея был не Роман, а Алекс, который, не столько боролся с врагами, сколько прикрывал Жданова. Ну а их обоих прикрывал Амброуз Лафферти, заодно следя за тем, чтобы Алекс не расходовал много сил. Мира также была бы не прочь присматривать за Андреем и Алексом, но она понимала, что они втроем – она, Воропаев и Лафферти – будут лишь мешать друг другу, поэтому-то и работала в тандеме с Романом. И, надо сказать, у них отлично это получалось. Если для чего узкие улочки Аквилона и были удобны, так это для применения магии – бойцам обеих сторон было трудно, почти невозможно уворачиваться от целенаправленных прямых магических ударов, но у мятежников было больше сильных дáров, обеспечивающих как защиту, так и нападение, так что магические схватки заканчивались преимущественно победой сподвижников Андрея. И не только магические – одно то, что они дошли наконец до Аквилона, конечной цели их похода, придавало мятежникам сил и они не собирались сдаваться. Только не сейчас, когда они были так близки к триумфу! В общем, бунтовщики уверенно теснили врагов к дворцовой площади, куда, собственно, они и стремились попасть.

Захват Аквилона запомнился Мире бесконечными улицами и переулками, деревянными и каменными стенами, к которым они прижимались, чтобы в них не угодило смертоносное заклинание или стрела, несмолкаемыми криками и звоном клинков и прыжками через те или иные препятствия, будь то остатки баррикад или чьи-то трупы. Перед началом вторжения в город Мира, равно как и ее соратники, боялась, что король прибегнет к подлому и запрещенному приему – выставит в качестве живых заслонов простых горожан. Мира не знала, что будет делать, если такое случится. Вернее, она знала, чего не будет делать лично она – воевать с мирными жителями, но она отдавала себе отчет в том, что вряд ли ее примеру последуют остальные (кроме, разве что, небольшой горстки людей, включая Андрея, Романа и Алекса): чересчур велика была жажда победы, которая, такая близкая и доступная, манила и дразнила бунтовщиков. К ее немалому облегчению то ли король до такого не додумался, то ли сообразил, что если он и выиграет это сражение, то разозленные его действиями горожане сами сдадут столицу мятежникам.

На площадь отряды Андрея прорвались как-то неожиданно для себя: секунду назад они боролись с королевскими солдатами за полметра очередной улицы, а теперь уже стояли на площади под градом сыплющихся со стен крепостной стены стрел. Для того чтобы хотя бы попытаться выбить ворота или перелезть через стену, к ним еще надо было приблизиться, а это выглядело почти невыполнимой задачей.

– Что ты там говорила про секретный  план проникновения в замок? – выкрикнул Роман, когда они спешно ретировались в тот самый переулочек, из которого они с Мирой и их отрядом только что вышли. – Самое время привести его в действие!

– И вовсе незачем так орать, – раздался вдруг позади них немного сварливый мужской голос, и Мира порадовалась, что на Материке нет пистолетов: если бы они были, говорившего пристрелили бы в ту же минуту, причем не из одного пистолета. Ему и так повезло, что рядом из дáров оказалась только Мира, иначе его шарахнули каким-нибудь заклинанием. Мира же лишь улыбнулась и приветливо кивнула высокому тощему мужчине, прислонившемуся спиной к стене дома, и его спутнику, которого она не сразу заметила и которого не знала.

– Все готово? – спросила она у Питера, своего долговязого троюродного брата, чьего появления она ждала с того момента, как добралась до дворцовой площади.

– Да, но мне по-прежнему это не нравится, – мрачно отозвался Питер.

– Тогда надо было отказаться сразу, – резко ответила Мира, которой было сейчас не до сантиментов.

Питер слегка надулся, но промолчал. Он когда-то сказал Мире, что не хочет быть замешанным в насилии и убийствах, и она пообещала, что не станет просить его ни о чем подобном. Но позже, когда она поняла, что без этого не обойтись – ни без помощи Питера, ни без жертв, – она честно и без прикрас описала ему ситуацию и все же попросила помочь. Питер согласился, без малейшего нажима со стороны Миры, хотя и не сразу. И потому, по мнению Миры, не имел права жаловаться. Собственно, он и не жаловался, по крайней мере, не намеренно, просто у него, как и у многих мятежников, шалили нервы.

– Когда начинаем? – поинтересовался Питер.

– Когда к площади подтянутся наши основные силы.

– Кстати о них: Стивен, Хендерсон, Ларг, Джефф, проверьте соседние улицы, выясните, сколько наших там собралось  и предупредите, чтобы выступали по нашему сигналу, пусть готовятся. Том, Реден, найдите группу Андрея и скажите им, чтобы шли сюда, – распорядился Роман. – Им и Бернарду Коллеру, если вы его встретите.

– Есть, – коротко отозвался один из названных Романом мужчин, и все шестеро отправились выполнять приказ  Малиновского.

Этому «есть», «так точно» и «никак нет» Андрей и Роман научили своих солдат до первых боевых действий, когда они еще только «играли в войнушку» и пока не видели ее ужасов.

Андрей, Алекс и Амброуз с дюжиной своих сильнейших магов присоединились к Мире и остальным минут через пятнадцать, и Лафферти приветствовал так и не представленного спутника Питера как друга. Собственно, Мира и не сомневалась в том, что он – член Ордена Эльнара Светлого. Еще минут через пять с другой стороны подошли Бернард и Кира.

– Ну, что, поехали? – спросил Андрей, вызвав недоумение у никогда не слышавших о Гагарине жителей Материка. Куда поехали? На чем?

– Начинаем? – перефразировал вопрос Роман.

– Да, – твердо ответила Мира, переглянувшись с Лафферти, незнакомцем и Питером.

– Да, – повторил Амборуз и безапелляционным тоном добавил: – Алекс, Амиранда, вы остаетесь здесь, пока мы не закончим.

Почему Лафферти не хочет, чтобы с ними шел Алекс, было ясно – Воропаеву не следовало тратить силы, и тут глава Ордена Эльнара Светлого был прав. По большому счету, Мира также понимала, почему Амброуз также против ее участия в этой операции – чтобы она не пострадала раньше времени, ибо в замке она будет гораздо нужнее, чем в открытии прохода в него. В этом он тоже был прав, и потому Мира не стала спорить.

Лафферти и его люди разбились на две группы –  в одну вошел Питер и сам Амброуз, в другую – спутник Питера, – и, накрыв себя (и не-дáра Питера) защитным полем, они ринулись к крепостной стене. Благодаря защитным чарам стрелы не причиняли им вреда, но Мира знала, что такой мощный коллективный магический щит продержится не больше десяти минут, и если дáры не успеют завершить операцию, они погибнут – либо от стрел, либо от взрыва.

Много месяцев назад, когда Мира познакомилась с Питером, она собиралась попросить его лишь о том, чтобы найди безопасный приют для членов Королевского совета, на поиски которых они с Альбертом планировали отправиться. Столица была идеальным местом, чтобы спрятать тех, кто нужен был мятежникам для того, чтобы отстранить от власти короля, а значит, мог понадобиться им в любой момент, поскольку эта церемония должна была состояться исключительно в королевском замке, но неизвестно когда. Все, что требовалось от Питера – найти им жилище и приглядывать за ними, а в нужную минуту – привести их к замку. Однако Мира не была бы Мирой, если бы не попробовала извлечь максимум пользы от проживания Питера в столице, практически под боком у врага. Она доверяла ему, ему доверял Амброуз, Питер был пацифистом, ученым и исследователем – все это убедило Миру в том, что не произойдет ничего страшного, если она расскажет ему про порох и попросит Амбоуза передать Питеру некоторое его количество. Естественно, не для того, чтобы испытывать его в лаборатории, расположенной в книжном магазине, или обсуждать его свойства с приятелями-учеными. (впрочем, Мира и не считала его способным на такие идиотские поступки.) Так, на всякий случай. И этот «всякий случай» наступил, когда стало очевидно, что попасть внутрь королевского замка будет намного сложнее, чем захватить столицу.
То, как они будут поддерживать связь друг с другом, Питер и Мира обговорили заранее. В Наэрии зажиточные люди использовали в этих целях не только курьеров, но и специально обученных птиц зелок. В Гардии зелки не водились (их и в Наэрии-то можно было найти только на границе с Саддартом), но Питер, которому с детства нравилась идея почтовых птиц, много лет пытался дрессировать различные виды пернатых, пока не увидел, что лучше всех обучению поддаются голуби. Мира удивилась, услышав это – надо же, такие никчемные птицы, а не хуже зелок. Как бы там ни было, на чердаке у Питера жили несколько дрессированных голубей, доставлявшие особо важные и секретные послания тем его адресатам, к кому они знали дорогу. А еще пара голубей знала дорогу в небольшую рощицу, расположенную между Аквилоном и Каррадой (почему – Мира спрашивать не стала, но это оказалось очень удобным). В общем, голубиной почтой Мира послала Питера письмо, в котором описала сложившуюся ситуацию и попросила – если Питер сочтет это для себя приемлемым – помочь мятежникам прорваться в замок. Для этого нужно было заминировать и взорвать крепостную стену, так чтобы в ней появился достаточный для прохода бунтовщиков пролом. Жертв при этом, само собой, не избежать, но их все же будет куда меньше, чем при ожесточенном штурме замка или его длительной и изнурительной осаде. И Питер согласился. Неохотно, с душевными терзаниями, но согласился.
Заминировать стену было… Мира понятия не имела, было ли это легко или сложно и как удалось им совершить это, не попавшись, ей было лишь известно, что Питеру в этом помогали люди Амброуза. Так или иначе, крепостная стена была искусно заминирована (Питер сделал немало расчетов, чтобы заложить пороховые заряды там, где из взрыв вызовет больше всего разрушений), и сейчас задачей Питера и остальных было успеть взорвать порох до того, как откажут их защитные щиты.

У них это получилось. Едва-едва, но получилось. Страшный грохот ударил по барабанным перепонкам, площадь заволокло дымом и пылью, через минуту раздался глухой металлический удар – массивные ворота упали на землю.

– Вперед! – Перекрывая крики и проклятья королевских солдат – естественно, благодаря магии, – заорал Андрей, и его армия (его и Эклхаста, если точнее, но Андрей привык считать ее только своей) ринулась к замку.

Андрею следовало бы стоять во главе этой атаки, но он не мог, у него была другая миссия. Между тем, Питер метнулся в здание, к стене которого прислонялись Мира и Роман, и вывел оттуда членов Королевского совета – также ключевых фигур всей сегодняшней операции, тех, кого Мира с Альбертом несколько месяцев разыскивали по всей стране. Но был среди них мужчина, которого Мира никогда прежде не встречала: невысокий благообразный старичок с белоснежной шевелюрой, опиравшийся на простой деревянный посох. Вероятнее всего, это был настоятель Ордена Ансельма Молчаливого – единственный человек в Гардии, который обладал правом проводить церемонии коронации и отречения или же отлучения от престола, тот, кто следил за соблюдением порядка престолонаследия и объявлял претендента на трон королем. Тот, кто сегодня, по сути, решит судьбу страны. Не Андрей или Алекс, не возрожденный Королевский совет – он. Его присутствие обеспечил Амброуз, и, это скорее всего, далось ему непросто: если верить слухам, Орден Ансельма Молчаливого всегда держался как можно дальше от политики и его интересовало только поддержание традиций страны и законность вступления на трон очередного короля.

– Так, небольшое изменение в плане, – быстро сказала Мира, обращаясь к членам Совета, – имя нового короля – Андрей. Запомнили? Андрей Жданов. Все остальное остается в  силе.

Члены совета кивнули, глава Ордена Ансельма цепко взглянул на Миру, но промолчал, а Андрей нервно потер сзади шею и приказал решительно:

– Начинаем.

* * *

Как они пересекали площадь, пробирались по упавшим воротам на территорию замка, отбиваясь от королевских солдат, как прорывались в сам замок и искали тронный зал, Мира помнила плохо. Сохранить в целости и сохранности Андрея, Алекса, Совет и главу Ордена Ансельма Молчаливого (такого же молчаливого, как и основатель его ордена) надо было любой ценой, и потому Амброуз со своими людьми и мятежники-не дáры (включая Романа) взяли их в плотное кольцо, отражая все атаки – как магические, так и обычные. Мира хотела было встать плечом к плечу с Малиновским, но Лафферти попросил ее остаться с Андреем, «для страховки». И, несомненно, для ее собственной безопасности. Мира подчинилась – Амброуз по-прежнему был прав, ей надо было поберечься до того момента, как настанет время снимать проклятье.

В коридорах замка царил хаос, в них, как и в тронном зале, служившем и бальным залом, и залом Высшего королевского суда, шел бой. Эклхаст, добравшийся туда первым, постарался очистить помещение от королевских сил, но у него ничего не вышло.

– Неважно! – решил Андрей. – Закрываем двери и приступаем к церемонии.

Это был рискованный ход: если запертые в зале мятежники проиграют, королевские солдаты перебьют всех, в том числе Андрея и членов Совета. Но это был оправданный риск, и Амброуз, одобрительно кивнув, приказал половине своих соорденцев закрыть все двери – на запоры и заклинания. Защитная магическая система замка пошла вразнос после первой же серии ударов магов Ордена Эльнара Светлого (что неудивительно, учитывая, что охранные чары Генриха давно уже потеряли силу, а новые накладывались не один раз и разными магами, которые в итоге создали нечто неуклюжее и непрочное), так что орденцам не составило труда зачаровать двери так, чтобы они продержались по крайней мере полчаса, пока их снесут королевские дáры. Но до того как тронный зал был отрезан от остального замка, Мира, быстро поцеловав Андрея и прошептав: «Удачи. И не смей умирать», за руку вытащила Алекса в коридор – как бы ни была интересна церемония коронации (в общем-то, ничего особенно интересного в ней и не было), их место было не здесь. Оказавшись в коридоре, Мира и Алекс активировали свои амулеты «слепой глаз», отводящие глаза окружающим. Обычный «слепой глаз» действовал не больше пятнадцати минут, но эти амулеты были усовершенствованной версией (пока Орден Эльнара Светлого находился в подполье, у его членов было достаточно времени, чтобы изобрести новые заклятья и улучшить старые), их должно было хватит минут на двадцать-двадцать пять. Церемония, по прикидкам Миры, займет меньше получаса, поскольку глава Ордена Ансельма Молчаливого уже ознакомился с документами членов Королевского совета и убедился в их подлинности их родословных и в легитимности их притязаний, а это самая – трудоемкая и длительная часть процесса. После того, как Андрей будет объявлен королем, Амброуз сообщит об этом всему Аквилону (при необходимости усиленный чарами голос мог разноситься на много эрз вокруг), и Мира с Алексом начнут действовать. Точнее, действовать начнет Алекс – постарается снять проклятье, ну а Мира будет его поддерживать, в основном – морально.
За полчаса они как раз успеют дойти до нужной им самой высокой башни замка и подняться на нее. Даже с учетом «слепых глаз» это было трудно, потому что амулеты не обеспечивали невидимость их владельцам, а лишь отвлекали от них внимание. Любой прямой контакт – соприкосновение с кем-либо, шумное дыхание или просто громкий звук, изданный тем, кого скрывал «слепой глаз», немедленно сводили на «нет» эффект амулета. А пройти по коридорам, наводненным сражающимися людьми, и не столкнуться с кем-либо было крайне сложно.
Мира и Алекс были уверены, что у них это получилось, однако когда им оставалось каких-то метров сто до входа в башню, в Миру врезался один из мятежников, отброшенный в сторону своим противником, – в этой части замка силы Андрея проигрывали. Вскрикнув, Мира упала на каменный пол, и на нее тут же уставились все окружавшие ее воины, и свои, и чужие, а Алекс, не сдержавшись, выругался, раскрыв себя, и помог Мире встать. Не обязательно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что появившиеся буквально из воздуха люди затевают что-то крупное. Во всяком случае, большинство солдат короля именно так и подумали. Как, впрочем, и мятежники, узнавшие друга генерала Андрея и его любовницу-мага.

– Бегите, мы вас прикроем, – сквозь зубы сказал свалившийся на Миру мятежник. Прозвучало это неправдоподобно: в этом крыле бунтовщики с трудом сдерживали натиск врага, так что прикрыть Миру и Алекса было для них почти непосильной задачей... Но выбора у Миры и Алекса не было.

– Бежим, – скомандовал Воропаев.

И они побежали.

* * *

– Я, Эштван Сайкер, прямой потомок и наследник досточтимого Саймона Рутгера, герцога Чедского и член Королевского совета, занявший эту должность по праву крови, объявляю короля Уильяма Коллера недостойным короны и голосую за лишение его трона.

– Я, Дэмьен Госдар, прямой потомок и наследник досточтимого Маркела Листена, герцога Камдени и член Королевского совета, занявший эту должность по праву крови, объявляю короля Уильяма Коллера недостойным короны и голосую за лишение его трона.

Под аккомпанемент звона клинков, яростных воплей и стонов боли в тронном зале королевского замка Гардии звучали слова, которые никто не ожидал здесь услышать, звучали из уст людей, никогда не предполагавших, что попадут когда-либо сюда, в главную резиденцию короля, в сердце страны, и не подозревавших о том, что в их жилах течет кровь древних аристократов, помогавшим восстанавливать Гардию после неразберихи Черного десятилетия. Так рождалось будущее – в мучениях и борьбе, но с надеждой на то, что все будет хорошо.

– Я, Колин Терсер…

– Я, Брэдли Торнхилл…

– Я, Маркус Нэтмар…

– Я, Питер Тенмар, член Королевского совета по праву родства, муж Ризы Тенмар, в девичестве Эрни, прямого потомка досточтимого маркиза Треми, и опекун ее брата, Майкла Эрни, также прямого потомка досточтимого маркиза Треми, объявляю короля Уильяма Коллера недостойным короны и голосую за лишение его трона, – уверенно сказал Питер. Это было еще одной причиной, по которой он согласился помочь Мире взорвать крепостную стену: именно благодаря Мире он познакомился с Ризой, в которую влюбился с первого взгляда и уговорил стать его женой, несмотря на не самые подходящие для такого шага обстоятельства.

– Я, Аурелио Кольнари, настоятель Ордена Ансельма Молчаливого, главный хранитель традиций Гардии признаю законными притязания Эштвана Сайкера, Дэмьена Госдара, Колина Терсера, Брэдли Торнхилла, Маркус Нэтмар и Питера Тенмара на место в Королевском совете Гардии. Я признаю законным лишение членами Королевского совета короля Уильяма Коллера трона и короны. С этой секунды Уильям Коллер более не король Гардии. Да будет так, – торжественно произнес глава Ордена Ансельма Молчаливого и стукнул посохом о землю. – Теперь Совет должен решить, кто станет новым королем Гардии: следующий из рода Коллер, Джон Эклхаст, маркиз Терсский, или же тот, кого изберет Совет.

– Я выбираю его, – Этван Сайкен указал на Андрея, – генерала Андрея Жданова.

Андрей редко называл свою фамилию, слишком уж странной она была для Гардии, но для церемонии коронации она была необходима.

– Я выбираю генерала Андрея Жданова, – по очереди повторили Госдар, Терсер, Торнхилл, Нэтман и Питер. К счастью, ни один из них перепутал имена и не назвал Воропаева, которого изначально планировалось сделать королем. За спиной у Андрея изумленные Эклхаст и союзники хотели было что-то возразить, но Роман быстро остановил их – не слишком вежливо, но эффективно.

– Совет выразил свою волю, – в соответствии с правилами церемонии констатировал Кольнари. – Выйдете вперед, Андрей Жданов, народный генерал. – Андрей, с бесстрастным лицом и бешено бьющимся сердцем приблизился к Кольнари, который стоял на нижней ступеньке из пяти, ведущих к трону, и вдруг осознал, что идущее в зале еще несколько минут назад сражение стихло, и в помещении повисла почти гробовая тишина, а все взгляды обращены в его сторону. – Согласны ли вы стать королем Гардии?

– Согласен.

– Клянетесь ли вы с честью и достоинством нести бремя управления страной?

– Клянусь.

Кольнари поднялся на следующую ступеньку, и Андрей последовал за ним.

– Клянетесь ли вы заботиться о подданных своих, как о детях своих, и обеспечивать их покой и процветание?

– Клянусь.

Они поднялись на еще одну ступеньку.

– Клянетесь ли вы преумножать славу и богатства страны и расширять ее границы?

– Клянусь.

Еще одна ступенька,

– Клянетесь ли вы защищать страну и своих подданных от любой угрозы и первым идти в бой, подавая пример остальным?

– Клянусь.

Они поднялись на последнюю, пятую ступеньку.

– Клянетесь ли вы быть мудрым и справедливым королем и соблюдать законы и традиции страны?

– Клянусь.

И они взошли на помост, на котором возвышался трон.

– Я, Аурелио Кольнари, настоятель Ордена Ансельма Молчаливого, главный хранитель традиций Гардии, властью, данной мне короной издавна и на веки вечные, и по воле Королевского совета, провозглашаю Андрея Жданова законным королем Гардии, Его Величеством Андреем Первым. – Кольнари снова стукнул посохов о землю и продолжил: – И возлагаю на него эту корону как символ его нового положения.

Корону – не ту, что носили гардийские короли уже не один век, та была на Уильяме, а новую, созданную по заказу Эклхаста, – Кольнари все это время держал в руке, не занятой посохом. Андрей склонился, чтобы Кольнари смог надеть на него корону, затем выпрямился, и время для него, казалось, остановилось. Несколько секунд он стоял неподвижно и не дыша, пытаясь осмыслить свою новую роль, от которой он, в отличие от кресла президента «Зималетто» не мог отказаться, и ту ответственность, которую он на себя взвалил, громадную и неподъемную. Но Андрей чувствовал, что ответственность эта ему по плечу, и поэтому когда его «отпустило», он уверенно кивнул самому себе и всем находящимся в зале людям и без тени сомнения сел на трон.

Первым среагировал Роман.

– Да здравствует король Андрей! – крикнул он и опустился на одно колено.

– Да здравствует король Андрей! – нестройным хором поддержали его большинство собравшихся в тронном зале, также опускаясь на одно колено, и Андрей с удовлетворением отметил, что среди было немало королевских солдат. И Эклхаст с союзниками.

Амбороуз подошел к окну, распахнул его и, усилив голос заклинанием, крикнул так, что его было слышно едва ли не во всем Аквилоне:

– Да здравствует новый король Гардии Андрей Первый! Слава королю!

Спустя пару минут в тронный зал ворвались бывшие королевские гвардейцы и маги во главе с самим Уильямом, который не собирался сдаваться.

* * *

В любом королевском замке непременно найдется тайный ход, а то и два, через которые монархи и приближенные к ним лица могут спокойно покинуть замок в случае опасности. А захват замка мятежниками и официальная и законная коронация генерала этих самых мятежников явно классифицировался как опасность. Вот только Уильям, теперь уже бывший король Гардии, плевал на это. Он понимал, что ему уже не удастся вернуть себе власть, и сомневался, что ему удастся остаться в живых при любом раскладе, а потому намеревался дорого продать свою жизнь, захватив с собой на тот свет как можно больше врагов. А вот Дэвид, его любимый племянник и правая рука, хотел жить. Да, мысль о том, чтобы умереть в бою, со смехом убивая противников, промелькнула у него в голове, но… Он был чересчур молод, чтобы умирать, а месть, как известно, лучше выдержать, как хорошее вино, чтобы она была изысканной и удачной. И потому Дэвид бежал. Точнее, пытался бежать.

Альберт был уверен в том, что Дэвид так поступит, чуял каким-то шестым чувством, хотя, по сути, совсем не знал Дэвида. Альберт так же был в курсе того, где именно находится тайный ход, через который можно выбраться из замка. Он прочитал о нем в найденном в  архиве дневнике одного из придворных эпохи короля Ричарда, правившего лет двести назад. Разумеется, Альберт не смог побороть любопытство и отправился проверить, цел ли еще этот ход. Дверь в него (в коридоре за библиотекой, в небольшой нише за гобеленом) была закрыта, но замок был не ржавым, и видно было, что им регулярно пользуются.
Альберт помнил обо всех своих ошибках и грехах, и сознавал, что никогда не сможет искупить их, но, по крайней мере, в его силах постараться исправить хоть что-то. Поэтому как только его соратники вторглись в замок, Альберт, уговоривший отца позволить ему искупить свою вину и сражаться вместе со всеми, незаметно отделился от своего отряда и побежал к библиотеке, надеясь, что он успеет туда прежде, чем Дэвид ускользнет и навсегда исчезнет. Впервые в жизни Альберт твердо намеревался убить человека и не испытывал по этому поводу никаких мук совести или нерешительности.

На этот раз дверь тайного хода была открыта. В полной темноте Альберт осторожно спустился по узкой крутой лестнице, приведшей его в просторное и ярко освещенное факелами помещение, вдоль одной стены которого стояли несколько массивных сундуков. В одном из них, повернувшись спиной к лестнице, рылся Дэвид, бормоча себе что-то под нос. Альберт мог бы бесшумно подобраться к нему и раз и навсегда покончить с этим, но он не нашел в себе сил, не в состоянии был ударить Дэвида в спину, подло и недостойно благородного мужчины, даже несмотря на то что именно этого Дэвид и заслуживал.

– Дэвид, – позвал он негромко.

Дэвид молниеносно обернулся, но настороженность в его взгляде сменилась облегчением, когда он увидел перед собой всего лишь Альберта.

– А, это ты, – насмешливо произнес Дэвид. – Думаешь присоединиться ко мне? Забудь, мне не нужна такая обуза. Впрочем, если ты хорошенько попросишь…

– Защищайся! – вспыхнул Альберт, наставив на Дэвида меч.

Дэвид откровенно издевательски расхохотался и выхватил из ножен свой меч.

– Я тороплюсь, щенок, а ты меня задерживаешь, – прорычал он, делая первый выпад.

Не прошло и трех минут, как острый широкий клинок сломал ребра Альберта и пронзил его сердце и легкое.

– Ты был милым мальчиком, но ужасно глупым, – с кривой ухмылкой сказал Дэвид захрипевшему Альберту и быстро поцеловал его в губы, морщась от металлического привкуса крови, текущей изо рта младшего Эклхаста.
Затем он с усилием вытащил из тела Альберта меч и снова повернулся к сундуку, однако через пару минут резко поднял голову и прислушался – по лестнице кто-то шел.

Грегори Либеллер, как и Альберт, был убежден в том, что Дэвид постарается сбежать. В отличие от Альберта, ему подсказывало это не шестое чувство, а многолетнее знакомство с Дэвидом. Ну а про тайный ход им с Дэвидом еще в их ранней юности рассказал Уильям. Так что, подобно Альберту, едва мятежники ворвались в замок, Грегори ринулся к тайному ходу. Ну а Бернард, уже много лет жаждавший отомстить Дэвиду, ринулся вслед за Грегори, предвидя, что тот в первую очередь постарается найти Дэвида, с которым вырос и с детства дружил.

Естественно, Грегори заметил Бернарда, но ничего не сказал, и к тайному ходу они пробивались вместе, плечом к плечу. Они опоздали всего на несколько минут – когда они спустились по лестнице, то первым, что бросилось им в глаза, был мертвый Альберт, смотрящий невидящими глазами в потолок, и Бернард грязно выругался. Кроме него Альберта помещении никого не было, но противоположной от лестницы стене имелась приоткрытая дверь, и Бернард бросился было к ней, но Грегори покачал головой и приложил палец к губам, а потом осторожно подошел с одному из сундуков и резко откинул тяжелую крышку. Никого. Но Бернард, уловив идею, так же осторожно приблизился к другому сундуку и открыл его. Опять никого. Дэвида они обнаружили в четвертом сундуке. Стремительно выпрыгнув оттуда, Дэвид, до последнего надеявшийся, что его маленькая хитрость удастся, кинулся в атаку.

– Он мой! – крикнул Бернард Грегори, парируя удар Дэвида.

Дэвид отлично владел мечом, но и Бернард был не худшим фехтовальщиков, а в последнее время у него к тому же была масса практики. Кроме того, Бернарда одолевала холодная, расчетливая ярость, вызванная смертью Альберта, отца Бернарда, его любимой девушки Мари, опозоренной Дэвидом и покончившей с собой. Эта ярость не оставила никакого шанса Дэвиду. Выбив у него из рук меч, Бернард упер острие своего собственного меча в шею своего противника.

– Ну же, давай, - прошипел Дэвид. – Или ты такой же трус, как и никчемный Альберт, и у тебя не хватит смелости меня убить?

Грегори напряженно застыл в нескольких метрах от них, готовый ко всему. Вмешиваться он не планировал… если, конечно, Бернард сделает все правильно. С виду Бернард был спокоен и собран, но его близкие и друзья разглядели бы, как он взвинчен и растерян, но умело это скрывает. Он мечтал об этом моменте много лет, представлял, как накажет Дэвида за все, что тот совершил, но сейчас он не мог объяснить самому себе, почему он медлит и не решается довести дело до конца.

– Тебя и Уильяма, если он уцелеет, будут судить за все ваши преступления, и я лично буду ходатайствовать перед новым королем о смертной казни для вас. Я огромным удовольствием буду наблюдать за тем, как вас вздернут на виселице и вы будете болтаться на ветру, пока вас не сожрут птицы, – сказал в итоге Бернард, опуская меч.

После чего он повернулся на каблуках и направился к телу Альберта, полагая, что Грегори присмотрит за Дэвидом. Но он ошибся.

– Извини, брат, – услышал Бернард за спиной шепот Грегори, но когда он обернулся, было уже поздно…

* * *

Мира и Алекс добрались до верха башни за несколько минут до того, как на Андрея была надета корона, и забаррикадировали вход с помощью всех амулетов, которые они захватили специально для этой цели, и парочки заклинаний.

Им как раз хватило времени отдышаться, когда над Аквилоном разлетелась новость о новом короле страны Андрее Первом.

– Готов? – спросила Мира Алекса.

– Нет, – честно ответил Воропаев, но, тем не менее, приступил к тому, за чем они сюда прибежали.

Как объяснить от рождения слепому человеку, что такое синий цвет, или красный, или желтый? Можно много философствовать и теоретизировать на этот счет, подбирать метафоры и эпитеты, но правильный ответ – никак. Это невозможно объяснить, это либо видишь, либо нет. Точно так же Александр никогда не смог бы объяснит не-дàру  – да и большинству дàров, если не всем, поскольку никто из живущих на Материке ведьм, волшебников и магов не обладал такой силой, как Воропаев, – что он чувствовал, когда снимал со Гарди проклятие. Но если бы он все же попытался это сделать, то, пожалуй, сравнил бы себя с рекой, чьи дамбы, прежде мешавшие естественному течению бурных вод, были разрушены, и мощный водяной поток, пенящийся и бурлящий, устремился к морю, сметая все на своем пути и сливаясь с безбрежным мировым океаном. Алексу казалось, что все заслоны, которые некогда отделяли его внутреннюю магию от того магического поля, что окружало весь Материк, проникая в самые дальние его уголки, исчезли, растворились, и теперь в него, в его хрупкое по сравнению с этой невообразимой силой тело вливалась чистая, первородная магия. Это было больно. Настолько больно, что невозможно было дышать, и все внутренности словно проворачивали через мясорубку, и текшая в жилах кровь будто бы превратилась в кислоту и прожигала кожу. Александр был уверен, что умирает, что уже умер и попал в ад, но когда боль вдруг начала стихать, он с удивлением осознал, что не только не умер, но даже не упал и по-прежнему стоит на Сторожевой башне, хотя  и на подкашивающихся коленях. И с тех пор, как он впустил в себя внешнюю магию и стал с ней одним целым, прошла не вечность, как он думал, а всего-то несколько минут. Мира обеспокоенно смотрела на него, не забывая время от времени поглядывая на забаррикадированную дверь.

– Ты в порядке? – почему-то шепотом спросила она и облизнула пересохшие от волнения губы.

Алекс кивнул и поднял голову – в небе, прямо над ним, уже сгущались тучи, и откуда-то издалека доносились раскаты грома, мешаясь с криками и звоном клинков, слышными во всем замке, – и расхохотался. Проклятье? Тьфу, плюнуть и растереть. Он теперь может снять хоть десяток таких проклятий. Потому что он всемогущ. Потому что он почти равен по силе с богом. Да что там почти, он и есть бог! Алекс снова рассмеялся и поднял руку, здороваясь с надвигающимся ураганом. Гардия мечтает избавиться от проклятья? Легко! Смотрите, жители прòклятого королевства, я пришел вас облагодетельствовать! И не забудьте меня потом поблагодарить, меня, вашего нового бога, первого и единственного!

* * *

Если бы люди могли видеть проклятье, наложенное на Гардию королем Генрихом, то их взору предстала бы голубоватая поулпрозрачная сфера, накрывшая страну и уходившая в землю (это, разумеется, было недоступно взгляду, но Воропаев точно знал, понятия не имея, откуда, что границы проклятья кончаются очень высоко в небе и очень глубоко под землей). И в данный момент для Александра не было задачи проще, чем произнести заклинание, даже не вслух, мысленно, представив его в виде гигантского копья, нацеленного прямо в высшую точку сферы-проклятья, и вложить в него… нет, не всю ту силу, которая сейчас пьянила его и кружила голову, и даже не половину ее, а где-то около четверти. Но этого было достаточно, чтобы фантомное копье – сгусток магической энергии – ринулось вверх и пронзило сферу, видимую только Алексу, а затем вспыхнуло золотом и разлетелось на тысячи обломков, исчезнувших еще до того, как долететь до земли. Воропаев даже пожалел, что никто, кроме него, не может насладиться этим грандиозным зрелищем. Некоторое время после этого ничего не происходило, сфера-проклятие продолжала стоять как ни в чем не бывало, но теперь уже с дырой посредине, а затем она внезапно, даже не за секунду, за долю секунды, осыпалась мелкими сине-голубыми блестящими кусочками, как разбитая вдребезги хрустальная ваза.

А между тем, все остальные жители Гарди – те, что не были заняты сражением – поспешно прятались от разразившейся бури, которую еще десять минут назад ничто не предвещало. Небо все заволокло черными грозовыми тучами, и стало темно, как ночью; в тучах резвились зигзагообразные молнии, а их прямые собратья били в землю, и все это сопровождалось страшным грохотом грома и ледяным порывистым ветром. Однако дождь никак не начинался, и от этого буря казалась еще страшнее. В отличие от обычных людей все дàры Гардии (как и соседних стран) сразу же ощутили, что дело в проклятии, не могли не ощутить, но лишь самые сильные уловили, что оно отменяется, а не усиливается, как многие испугались. Напряженно вглядываясь в черное небо, дàры пытались угадать, что принесет им этот ураган: избавление или еще большую беду? К счастью, ураган этот продлился недолго: страна, тридцать лет страдающая от гнета проклятья, облегченно вздохнула и, немного поволновавшись, затихла, довольная заново обретенной свободой. Возмущения в магическом поле улеглись, природа успокоилась, и тучи постепенно разошлись, обнажив голубое небо. Впрочем, этого Александр дожидаться не стал. Он жаждал… он и сам не мог точно определить, чего именно, но, пожалуй, для начала было бы неплохо поставить этот мир на колени. Нет, в хорошем смысле этого слова. Они сами склонятся пред ним, когда он исцелит всех больных, и восстановит все разрушенное, и озолотит бедняков, и покарает преступников. Он способен на все, он всесилен!

– Алекс, Алекс, ты в порядке? – раздался над ухом голос Миры, настойчивый, если не сказать, назойливый, как муха. Вот Александр и отмахнулся от Миры, как от мухи. Ему было не до нее, его ждали дела.

– Алекс! 

Настырная Мира все никак не оставляла его в покое, и даже схватила его за плечо, чтобы остановить. Алекс сбросил ее руку, едва сдержавшись, чтобы не отшвырнуть в сторону саму девушку. Дверь, ведущая с башни, содрогалась под ударами королевских солдат – с того момента, как Мира с Алексом поднялись сюда, прошло всего-то ничего, минут двадцать, не больше, и их противники еще не успели взломать наложенную наэрийской принцессой защиту, но вот-вот это сделают. Для того чтобы избавиться от атакующих дверь врагов, достаточно было щелчка пальцами, и Алекс готов уже был его произвести, когда Мира властно выкрикнула ему вслед:

- Александр Юрьевич!

Это сработало. Забытое уже обращение заставило Александра застыть на месте, и этой заминке Мире хватило, чтобы высказаться:

– Хватит! Алекс, пожалуйста, хватит, ты выжжешь себя.

В ответ на это Воропаев лишь широко и снисходительно улыбнулся. С ним все будет в порядке, разве это не очевидно? Сообразив по его реакции, что уговоры бесполезны, Мира посчитала, что пора переходить к угрозам. Но чем можно угрожать тому, кто сейчас имел в своем распоряжении всю магическую мощь этого мира?

– Вот что, если ты сейчас же не восстановишь заслон между твоей внутренней магией и внешней, клянусь, ни я, ни Андрей с Романом, ни даже Кира – ясно тебе, даже Кира, твоя родная сестра, – никогда больше не подадим тебе руки. Ты снова хочешь оказаться в одиночестве, причем полном? У тебя будут последователи и почитатели, враги и союзники, но никогда не будет друзей. Настоящих друзей, кто о тебе заботиться и кто тебя любит такого, какой ты есть, со всеми твоими достоинствами и недостатками. Кто не смотрит на тебя, как на человека, а исключительно как на недосягаемое божество. Я отрекусь от тебя как от своего ученика и друга. Тебе это устраивает? Тогда вперед! Испепели всех, восстанови справедливость, стань героем, идолом и спасителем. Но без меня. Без нас. Выбирай, выбирай здесь и сейчас, какое будущее тебе нужно.

У Миры были непривычно отчаянные глаза, и в первую очередь именно они, а не ее слова, убедили Алекса, что дело плохо и что она предельно серьезна. Если Мира в отчаянии, значит, конец света близок. Я… Андрей с Романом… Кира… не подадим тебе руки… отрекусь от тебя… Снова хочешь оказаться в одиночестве? Он хочет? Что такое одиночество? Пустая, холодная, несмотря на суперсовременные батареи, квартира, где бывают только сестры и иногда дорогие «девушки из службы эскорта», они же простые шлюхи? Друзья, которые дружат с ним (а он – с ними), потому что им это выгодно? Светские рауты, приемы, показы, бутылка вина, распиваемая в одиночку? И никаких: «Сашка, присмотри за Мирой, я только тебе могу ее доверить»; «Во-о-от, Ждан, Сашка – наш человек, он понимает сакральный смысл похода по девочкам»; «“Они считают нас братом и сестрой!”. – «И? Тебя это задевает?» – «Ни капли. Тебя?» – «Нет. Одним братом больше, одним меньше… А ты, между прочим, не такой уж плохой кандидат в братья». – «Ну спасибо!». – “Всегда пожалуйста”». Неужели Мира, Андрей и Роман действительно стали его друзьями? Семьей? Они не стоят того, чтобы отказаться от власти и могущества. А что стоит? Стать для Материка, а потом и для других миров всем, разве не о такой абсолютной власти, абсолютном обожании ты всегда мечтал? отрекусь от тебя… не будет друзей… Ты будешь богом![/i] Но не другом, никому и никогда.

– Решай, – повторила Мира, отступив на шаг назад.

Нет! Он не мог позволить ей уйти, исчезнуть из его жизни, как исчезли родители. Ни ей, ни Кире, ни даже Андрею и Роману, этим двум балбесам. Потому что… потому что… Потому что они близкие люди, друзья, семья, и никакое всесилие не заменит ему их любви, привязанности, участия.

Стиснув зубы, Александр сосредоточился на том, чтобы захлопнуть ту воображаемую дверь, которая отгораживала его от внешней магии, и, хотя и с немалым трудом, захлопнул ее. И немедленно потерял сознание.

Впрочем, судя по все той же многострадальной двери, которая никак не поддавалась штурмующим ее солдатам, в отключке он пробыл недолго. Придя в себя, Алекс увидел склонившуюся над ним Миру. Она улыбалась так, как давно уже не улыбалась, и Воропаев с облегчением выдохнул: все обошлось, все было хорошо. Если, конечно, не считать стремящихся добраться до них врагов.

– Ты молодец, – сказала она, – я тобой горжусь.

И, к изумлению Александра, она поцеловала его в щеку.

– Не говори мне, что успела удариться головой, пока я тут валялся без чувств, – проворчал Воропаев, вставая на ноги.

– Не надейся,  – хмыкнула Мира.

Дверь совершенно очевидно доживала свои последние секунды.

– Что будем делать? – спросил Алекс, кивнув на дверь. Он был слаб, как новорожденный котенок, и даже под страхом смертной казни не сумел бы сейчас ничего наколдовать.

– Кажется, теперь моя очередь, – криво усмехнулась Мира.

Книга, которую она забрали из Гринвилля, не только помогла Мире разобраться в том, как должно быть снято пророчество, но и предоставила немало интересной и полезной информации. Так, к примеру, в качестве иллюстрации к одной из глав, посвященных заклятьем, воздействующим непосредственно на внутреннюю магию дàра, было приведены чары, превращающие того, на кого они наложены, в боевую машину. В буквальном смысле этого слова. Еще до прочтения этой книги Мире было известно несколько подобных заклинаний, но они были не столь эффективны, как это. Это же действовало порядка двадцати минут и мобилизовало не только всю магическую, но физическую силу дàра, который при этом фактически отрешался от внешнего мира. В таком состоянии для него существовали только враги, подлежащие уничтожению всеми доступными способами. У дара, находящегося под этим заклятьем, улучшалась реакция, и вся, абсолютно вся энергия использовалась по максимуму. У противника, даже самого сильного мага, просто не было шансов устоять против того, кто сражался, подгоняемый «последней битвой», так называлось эти чары. Правда, как это обычно и бывает, «последняя битва» обладала побочным эффектом. Сказать, что эти чары действовали около двадцати минут, было бы не совсем верно –  «последняя битва» действовала ровно столько времени, сколько был жив тот, на кого она была наложена. То есть, как правило, не больше двадцати минут, по прошествии которых дар под «последней битвой» погибал от истощения сил. К удаче Миры, в книге давалось и контрзаклятие, позволяющее снять с дара «последнюю битву» до его смерти. Воспользоваться этим заклинанием Мира планировала в самом крайнем случае, если другого выхода не будет – надо быть полной дурой, чтобы вот так легко применять чары, которые встречаешь первый раз в жизни, написанные, к тому же, в древней книге другого мира. Однако этот крайний случай наступил раньше, чем Мира надеялась. Хорошо хоть, ей хватило ума еще вчера ночью заставить Алекса выучить контрзаклятье против «последней битвы».

– Минут через пятнадцать восстановишься? – поинтересовалась Мира у бледного Алекса.

– Да, – буркнул Воропаев. Он не стал уточнять, что ради того, чтобы снять с нее боевые чары, он снова сольется с внешней магией, если потребуется.

– Хорошо, тогда ты знаешь, что делать.

– Может, не надо?

– Придется.

Словно в подтверждение громко треснула полусломанная дверь. Мира и Алекс вздрогнула.

– Все, я начинаю.

– Подожди. Мы же… мы сняли проклятье! – до Воропаева лишь теперь это дошло.

– Сняли, – кивнула Мира и вновь улыбнулась. – Ты снял. Осталось еще чуть-чуть, и мы победим. Но для этого нам с тобой надо отсюда выбраться, так что я начинаю.

– Удачи.

Мира прищурилась и произнесла заклинание. Она замолкла как раз в тот момент, когда на башню ворвались королевские солдаты. Что случилось потом, она не помнила, а Алекс и остальные были крайне сдержаны и немногословны, когда рассказывали ей об этом.

* * *

Мира пришла в себя внезапно – просто открыла глаза и закашлялась. Во рту и в горле у нее было сухо, как в пустыне, а перед глазами стояла мутная пелена, не позволяя разглядеть, что ее окружало. Чьи-то руки приподняли ей голову и поднесли к губам кружку с водой, которую Мира жадно выпила, частично пролив ее себе на грудь. Этот обыденное действие отняло у нее невероятно много сил, и Мира, откинувшись на подушки, почувствовала себя так, словно она тяжело работала несколько суток подряд, без сна и отдыха. Больше всего на свете ей она жаждал сейчас снова закрыть глаза и заснуть, но она не могла себе этого позволить – прежде ей надо было выяснить, что чем все закончилось. Последним, что она помнила, было заклинание из книги, которое она произнесла в надежде, что оно сработает и даст им с Алексом шанс выбраться из башни. Получилось или нет? Скорее всего, получилось, вряд ли в плену о ней так заботились бы. Хотя, как знать, всякое может быть.
Никакой боли Мира не  испытывала – или она умудрилась обойтись без ран, либо ее под завязку напичкали обезболивающими зельями, что значит, что ей крепко досталось, – только чудовищую слабость. Мира часто заморгала, пытаясь восстановить зрение, и наконец ей это удалось. Незнакомая комната, горящий камин, за окном – темнота.

– Очнулась, – с облегчением констатировал уставший знакомый голос. Кира.

Мира повернула голову и в самом деле увидела сидевшую возле ее кровати Киру. Мира хотела было что-то сказать, но голос ей не повиновался. Кира помогла ей сесть и напоила пятью отварами, настойками и зельями, ни одно из которых Мира не смогла опознать. Буквально в то же мгновение Мира ощутила прилив сил и к ней вернулся дар речи.

– Как Андрей? – перво-наперво спросила она.

Кира едва заметно усмехнулась.

– В порядке, жив–здоров, но очень занят. Подожди секунду, я распоряжусь, чтобы ему сообщили, что ты очнулась, и принесли тебе поесть. – Кира ненадолго вышла из комнаты и, вернувшись, сказала в ответ на молчаливый вопрос Миры: – Мы победили, все прошло почти точно по плану.

– Как Алекс, Роман и Бернард? – хрипло спросила Мира.

– На Саше ни царапины, Бернард в порядке… Роме повезло меньше. Вернее, наоборот, крупно повезло: еще чуть-чуть, и ему задело бы легкое. А так только разворотило плечо – неприятно, но заживет. И еще у него останется шрам через всю щеку, совсем убрать его не удастся, но наша лучшая целительница пообещала, что он заметно затянется.

– А остальные?

Кира тяжело вздохнула: Мира была сейчас не в том состоянии, чтобы рассказывать ей такие новости, но и не сообщить ей их было нельзя. Но Мира и так поняла, что вести недобрые.

– Эклхаст, Альберт и Фрейн Мазель погибли, – глухо произнесла Кира. – Бернард рассказал, что Альберта убил Дэвид Коллер. А самого Коллера убил Грегори. Бернард… Бернард хотел сделать это сам, но не смог.  А что случилось с маркизом и Фрейном я видела своими глазами: Эклхаст сражался с Уильямом, и тот победил. Король… – Кира осеклась и несколько секунд молчала, стараясь справиться с эмоциями, а затем продолжила: – он убил Эклхаста и перешагнул через него с таким видом, словно у него под ногами лежит мусор. И тогда Фрейн напал на него сзади. У него было такое лицо… Кажется, король даже не успел осознать, что произошло. А потом, после того, как Уильям упал, Фрейн вытащил из него свой меч и ринулся в самую гущу боя.  Такое впечатление, что он хотел умереть. Я не видела, как он погиб, но я видела его тело – он явно сражался до последней капли крови.

– А Камилла и Лафферти, что с ними?

– Они в порядке. Физически, по крайней мере. Камилла в шоке от смерти Эклхаста и Альберта, но это и понятно.

Мира кивнула. Она представляла, как тяжело сейчас Камилле, потерявшей сразу двух самых близких людей. Но сама Мира не чувствовала ничего – ни горя, ни радости от победы. Она знала, что это из-за шока и, вероятно, из-за зелий, но ей все равно было не по себе от того, что мысль о смерти Альберта, Эклхаста и Фрейна не вызывает у нее никаких эмоций.

– А Питер? Мой троюродный брат, который взорвал ворота. Тебе известно что-нибудь про него?

– Тоже нормально. Так, давай, выпей еще это.

Кира так быстро влила ей в рот содержимое еще двух склянок из дюжины стоявших на прикроватном столике, что Мира даже не успела опомниться. На короткий миг ее голову охватила страшная боль, которая стремительно ушла, и к Мире, которой раньше казалось, что ее окутывает невидимый, но плотный кокон, вернулись запахи, краски и звуки. Потрескивание поленьев в камине, запах свечного воска и травяных отваров, мягкий лен простыни… А через несколько мгновений на нее нахлынули все те чувства, которые подавлялись зельями. Мира закусила губу, силясь сдержать рвущиеся наружу слезы – реакция на пережитый стресс и на гибель Альберта, его отца и Фрейна Мазеля. В ту же секунду в комнату ворвался Андрей, не заботясь о том, чтобы постучать.

– Мира!

– Андрей! – Мира попыталась было подняться на локте, но рука под ней подломилась, и она упала на подушки.

Андрей ринулся к ней, едва ли не оттолкнув со своего пути Киру (которая мудро решила, что она обидится на него как-нибудь в другой раз и незаметно оставила их вдвоем) и порывисто обнял ее.

– Слава богу, - прошептал он ей в волосы, – с тобой все в порядке.

А Мира, уткнувшись лицом ему в плечо, разрыдалась – от облегчения оттого, что все самое страшное уже позади, и от потери друзей. Андрей гладил ее по спине и голове, говорил всякие утешительные глупости и мысленно благодарил высшие силы за то, что все обошлось и с ней, да и с ними тоже, не произошло ничего страшного.

Когда Мира более-менее успокоилась, раздался стук в дверь, и, с разрешения Андрея, в комнату зашла служанка с подносом с едой – бульон и хлеб – и запиской от Киры, в которой так приказывала Жданову проследить, чтобы Мира все это съела, и инструктировала, какие зелья ей дать.

У Миры так дрожали руки, что она, к своему стыду, не могла удержать ложку и, после небольшого боя с Андреем, в котором тот победил, позволила ему себя покормить. Где-то после третьей ложки они улыбнулись друг другу, одновременно вспомнив, как еще на далекой Земле, Андрей выхаживал Миру, тогда для него Катю Пушкареву, когда та болела гриппом. Правда, тогда до кормления с ложечки не дошло, и ни один из них и предположить не мог, что их вскоре ждет и что с ними станет через неполных два года.

– Ты хоть представляешь, как я за тебя испугался? – поинтересовался Андрей.

– Я не в том состоянии, чтобы на меня ругаться, – живо сказала уже вполне сносно чувствовавшая себя Мира.

– Хитрюга, – ласково усмехнулся Андрей, с обожанием глядя на нее. – Не беспокойся, не буду. Вот если бы ты пришла в себя сразу после того, как упала в обморок прямо у меня на глазах, я бы не удержался и высказал все, что я думаю по поводу твоего доверия к потенциально опасным заклинаниям из древнего талмуда неизвестного происхождения. Но двое суток – достаточный срок, чтобы остыть. К тому же меня больше волновало твое здоровье, а не твоя глуп… опрометчивость.

– Два дня? Как это? – удивилась Мира.

– Кира тебе не рассказала? Ты была без сознания почти двое суток, которые стоили мне седых волос. И я не шучу. Кира и Камилла хором меня убеждали, что ты просто спишь от переутомления и обязательно должна очнуться, но я все равно сходил с ума. В конце концов, как они могли быть так в этом уверены, если ты использовала никому неведомое заклятье, и никто, кроме тебя не в состоянии прочитать ту книгу, откуда ты его взяла?

Андрея передернуло, когда он вспомнил, как незадолго до конца коронации в тронный зал ворвались-таки королевские силы во главе с самим Уильямом, и как настоятель Ордена Ансельма Молчаливого заканчивал церемонию, стараясь не обращать внимания на идущее вокруг сражение. Как отчаянно боролись с врагами немногочисленные соратники Андрея – они надеялись, что магическая защита, наспех поставленная Лафферти и его людьми, и крепкие засовы, сдержат неприятеля, и потому не стали брать на церемонию много воинов, каждый из которых был на счету. Как в зал вошла Мира – в одной руке меч, на ладони другой – огненный шар, – и при виде ее у Андрея перехватило дыхание. Как он сообразил, что с Мирой что-то не так, когда увидел, что она убивает противников с быстротой и силой, которых у нее не должно было быть, и с совершенно непроницаемым выражением лица. Лица, в котором не было ни единой кровинки и выделялись огромные, совершенно черные глаза. Андрей так же вспомнил, как спустя несколько минут после появления в тронном зале Миры Сашка, тенью следовавший за принцессой, которая внесла смятение в уменьшившиеся с ее помощью ряды королевских солдат, положил руку ей на плечо и прошептал что-то, от чего она остановилась как вкопанная, обвела взглядом зал и вдруг без чувств упала на пол.
Андрей бросился к ней, сметая все на своем пути, но Сашка и подоспевшая Кира заверили новоиспеченного короля Гардии, что с Мирой все в порядке. «Она потеряла много сил, ничего больше. Очнется, никуда не денется», – сказал тогда Воропаев Андрею и добавил: «Кира, присмотри за ней. Андрей, пошли, им нужна наша помощь. С Мирой все будет в порядке». И Андрей неохотно последовал за Сашкой, потому что тот был прав: они с ним нужны были, чтобы помочь своей армии взять под контроль замок, а вместе с ним и город. Королевские силы сдавали позиции – под натиском мятежников, превратившихся теперь в войско нового короля, и после осознания того факта, что проклятие действительно снято, как и обещали бунтовщики. А кто лучше бывшего генерала мятежников, ставшего королем, и мага, избавившего страну от проклятья, мог воодушевить и вдохновить своих соратников  на новые подвиги и свершения? Ну а потом было сражение Эклхаста и Уильяма, в котором сложил голову маркиз, и, по сути, самоубийство Фрейна Мазеля, и известие о том, что Альберт погиб, Дэвида убил Грегори, а Ромка серьезно ранен, и, наконец, победа.
Если бы не гора дел, которые навалилась на Андрея, он точно рехнулся бы от съедающего его страха за Миру, которая никак не просыпалась, и за Ромку, которому лучшие целители Ордена Виктории Милосердной по косточкам, как паззл, собирали плечо, опасаясь при этом, что у него, несмотря на все предпринятые ими меры, все же начнется гангрена.
К счастью, все, вроде бы, обошлось: Мира очнулась, а Ромка неплохо себя чувствовал и, кажется, заражение крови ему не грозило. Вот если бы еще в сутках было сорок восемь часов, а Андрей мог обходиться совсем без сна, все было бы и вовсе замечательно.

– Все обошлось, – тихо сказала Мира, – и давай не будем больше об этом. Не сейчас по крайней мере, ладно?

– Я же пообещал, что не буду ругаться, – улыбнулся Андрей, понимая, как нелепо это звучит: «ругаться на Миру».

– Как дела в стране? – осведомилась Мира.

– Хаос, разруха и смятение умов, – ответил помрачневший Андрей. – Все в экстазе от снятия проклятья, но половина гардийцев не верит, что Уильям мертв, вторая – что я буду лучше его. Я приказал патрулировать границы и никого не пропускать: ни тех, кто попытается сбежать из страны, ни тех, кто попытается к нам проникнуть. Не хватало нам еще массовой эмиграции и шпионов. Амброуз с соорденцами ловят остатки королевских магов, там на каждом не по одному преступлению висит, но это займет много времени.

– Представляю, как всполошились соседи, когда проклятье спало. Я завтра же напишу брату и объясню ему ситуацию. Думаю, он сможет донести по меньшей мере до Занкора и Шенгара, что мы не представляем для них угрозы. Главное, чтобы они не поняли, что Гардия сейчас совершенно беспомощна и не попытались на нас напасть.

– Да уж… Но я не хочу, чтобы ты волновалась из-за этого, пока не поправишься. Сделай это ради меня, пожалуйста.

– Я постараюсь, но ничего не гарантирую. Андрей, скажи, Эклхаста и Альберта уже сожгли?

– Нет еще, не до того было. Мы решили сначала все подготовить и опознать как можно больше погибших, а уж потом устраивать похороны. Но надолго откладывать это нельзя, так что мы начинаем хоронить… сжигать завтра, точнее, уже сегодня утром. И первыми будут похоронены Эклхаст, Альберт, Фрейн и маги Амброуза и Камиллы, – хмуро ответил Андрей. Он собирался было еще что-то сказать, но тут в комнату зашла Кира.

– Все, – с порога объявила она, – свидание окончено. Вам обоим нужно отдохнуть, так что Андрей, брысь отсюда. И не в свой кабинет, а в спальню. Иначе, клянусь, я лично наложу на тебя сонные чары, и, уверяю тебя, ни Сашка, ни Камилла, ни Амброуз не станут их снимать. А тебе, – Кира перевела взгляд на Миру, – пора принять очередное зелье, а у него снотворный эффект. Андрей, ты все еще здесь?

Андрей знал, что сама Кира не спала столько же, сколько и он сам, то есть двое суток, и это определенно сказывалось на ее манерах. Андрей подумал было о том, чтобы поспорить с ней, но внезапно душераздирающе зевнул, едва не вывихнув себе челюсть. А присмотревшись к Мире, заметил, что она лишь пытается казаться бодрой и полной сил, а на самом деле с трудом держит глаза открытыми.

– Ладно, ладно, ухожу, – сдался Андрей. Наклонившись, он поцеловал Миру и сказал ей с легкой улыбкой: – Я люблю тебя.

– И я тебя.

Андрей направился к двери, но остановился рядом с Кирой и спросил осторожно:

– Кира, может, тебе не стоит…

Последние два дня она разрывалась между Романом и Мирой, и одновременно умудрялась находить возможность помогать своим соорденцам лечить раненых, так что она была измучена не меньше Андрея, который собирался предложить ей также немного отодохнуть.

– Жданов, я сама разберусь, что мне стоит, а что нет, – фыркнула Кира, не дав ему договорить, и наградила его таким взглядом, что Андрей поспешно ретировался, напрочь забыв, что он намеревался сказать Мире.

Разговор с Андреем вымотал Миру, и она ничего так сейчас не хотела, как заснуть, но она не могла себе этого позволить, пока не выяснит несколько важных вещей.

– Сколько? – спросила она, и Кира подавила искушение притвориться, что не понимает, о чем Мира говорит. Но это всегда было бесполезно.

– Полгода–год, – честно, с сочувствием в голосе ответила Кира. – Зависит от того, какими темпами ты будешь восстанавливаться.

Мира кивнула и, если бы у нее было достаточно энергии, небрежно махнула бы рукой.

– Я знала, что это может произойти. Побочный эффект, хорошо, что не навсегда.

Она не лгала – она и правда знала, чем может для нее закончится этот эксперимент с «последней битвой»: потерей сил, как магических (временно или навсегда), так и физических. И она также не жалела о том, что у нее займет полгода, а то и целый год, чтобы вернуть себе прежние возможности в плане магии (физически она надеялась прийти в норму гораздо раньше. Кира боялась, что у Миры откажет сердце или почки из-за невероятной нагрузки на ее организм, но, к счастью, обошлось). Мира еще много месяцев не сможет толком колдовать, даже на уровне ведьмы, но «последняя битва» того стоила.

– Мне нужна твоя помощь, – сказала Мира, проглотив очередное зелье. – «Волчье зелье».

– Что? – Недоуменно нахмурившись, Кира покопалась в памяти, вспоминая, что ей известно о «волчьем зелье», а вспомнив, отрезала: – Нет.

– Пожалуйста, – прошептала Мира. – Я не могу не пойти на их похороны. Не могу не попрощаться.

– Хочешь угробиться окончательно? – нарочито резко и грубо спросила Кира.

По своему эффекту «волчье зелье» было схоже с заклятьем «последняя битва», с той лишь разницей, что зелье мобилизовало все физические, а не магические ресурсы организма. Приняв это зелье, даже тяжелобольной человек мог несколько часов танцевать без остановки или сражаться, ни секунды не отдыхая. Но, поскольку все в этом мире имеет свою цену, у «волчьего зелья» были довольно тяжелые последствия: после окончания своего действия, оно вдвое–втрое ухудшало состояние того, кто его принял. И если полностью здоровый человек отделывался головной болью и ноющими мышцами, то больной мог и умереть. А Мира сейчас явно подпадала под вторую категорию.

– Нет. Я не планирую ничего такого, что требует каких-то особых усилий. Я просто дойду до погребальных костров, провожу Альберта, Эклхаста и Фрейна в последний путь  и вернусь сюда. Это займет два часа, не больше. Ничего страшного со мной не произойдет, максимум я просплю еще пару суток. Я не могу с ними не попрощаться, – повторила Мира.

Как целитель Кира должна была бы отговорить Миру и уж точно не давать ей «волчье зелье», но как… нет, не подруга, но как не чужой Мире человек, который также потерял товарищей и соратников, Кира понимала ее, хорошо понимала.

– Ладно, – сдалась она. – Двенадцать капель. Их как раз хватит на то время, что будут идти похороны. Но надеюсь, ты осознаешь, что если с тобой что случится, Андрей не простит этого ни тебе, ни мне.

– Вот именно ради него я и не допущу, чтобы со мной что-то случилось, – уже с закрытыми глазами пробормотала Мира. – Распорядись, пожалуйста, чтобы меня завтра разбудили хотя бы за…

Не договорив, Мира заснула на середине предложения. Кира усмехнулась и устало потерла лицо. Пожалуй, ей лучше последовать примеру Миры, а то завтра ей самой понадобится «волчье зелье». Выйдя из комнаты, Кира аккуратно закрыла за собой дверь и отправилась к себе. Проверять, выполнил ли Жданов ее указания, у нее уже не было сил.

* * *

Андрей, полагавший, что Мира слишком слаба, чтобы встать с кровати, и не имевший ни малейшего представления о том, что она собирается на похороны, зашел к ней незадолго до начала церемонии. В королевском саду уже были сложены погребальные костры, и все ждали только появления короля, Его Величества Андрея I, чтобы приступить к сожжению Эклхаста и остальных погибших при захвате замка. Сказать, что он был удивлен, застав Миру стоявшей у окна и задумчиво расчесывающей волосы, невидящими глазами глядя куда-то вдаль.

– Доброе утро, – медленно сказал Андрей, не уверенный в том, стоит ли ему доверять своим глазам.

– Доброе утро, – не оборачиваясь, откликнулась Мира. – Хотя добрым я бы его не назвала, – печально добавила она.

Андрей обнял ее сзади и поцеловал в щеку.

– Тебе разве можно уже вставать? – подозрительно спросил он.

– Ну, я же смогла встать, значит, можно, – хмыкнула  Мира.

– Хорошо, перефразирую, – сделал еще одну попытку Андрей, – кто-нибудь из целителей дал тебе разрешение на то, чтобы подняться с кровати?

– Кира в курсе, – отозвалась Мира. – Я не могла не присутствовать на их похоронах.

Ну, ясно: Мира должна была бы оставаться в постели, но они с Кирой что-то нахимичили, чтобы Мира сумела попасть на похороны.

– Это опасно для тебя? – вздохнув, поинтересовался Андрей.

– Нет, в худшем случае я снова просплю несколько дней подряд.

В восторге от этого заявления Андрей не был, но отговаривать Миру было бессмысленно. К тому же он был убежден, что Кира едва ли позволила бы Мире совершить какую-нибудь глупость.

– Вы с Ромкой сейчас два сапога пара: одинаково упрямые, – сообщил он и предложил, взял Миру за руку: – Идем?

– Нет, – покачала головой Мира. – Я еще не готова. Дай мне минут пятнадцать и подожди меня внизу, хорошо?

– Договорились, – неохотно ответил Андрей, не желавший ни на секунду упускать Миру из виду, и, снова поцеловав ее, теперь уже в губы, покинул комнату.

Он будет ждать ее столько, сколько потребуется – и пятнадцать минут, и час, и десять. Потому что это Мира, которую, если необходимо, он будет ждать всю жизнь, и потому что это похороны друзей – событие, приготовиться к которому невероятно сложно.

Интермедия–22

Через несколько дней после отъезда Оксаны Коле позвонил ее брат Олег и предложил встретиться.

– Оксана, конечно, взрослая девочка и сама за себя отвечает, ей не нужно, чтобы я улаживал ее проблемы, но я все равно хочу попросить: ты только на нее не обижайся, – сказал Олег, когда они с Колей сидели в небольшой уютной кафешке. – Она умный, адекватный человек, но когда дело доходит до этого ее… – кажется, Олег хотел произнести какое-то не слишком приличное слово, но сдержался, – она совсем теряет голову. Этот ублюдок ей с самой школы нервы теплеет, играет с ней как кошка с мышкой, то пальцем поманит, и она, дурочка, такая, несется к нему, забыв про все на свете, то разрывает с ней все отношения и делает вид, что вообще с ней не знаком. А она каждый раз свято верит, что все, она его окончательно разлюбила после таких его фокусом, но потом он ей снова тонну лапши на уши вешает, и она опять к нему стремглав бежит. Как я только ни пытался убедить ее в том, чтобы она на него плюнула и вычеркнула из своей жизни, открыть ей глаза, но ничего не вышло. Остается, разве что, убить его, но… – Олег безнадежно махнул рукой и сделал глоток вина.

– Ясно… – протянул Коля. – Ладно, а я-то тут при чем? Меня она точно слушать не станет.

– Не станет, разумеется. Просто я же знаю – он Оксану через пару месяцев выгонит, и она вернется сюда, в Москву. Оксана натура общительная, ты сам видел, но настоящих друзей у нее мало, все больше приятели. Лучшая подруга ее в Германию перебралась, еще одна подруга учится во Франции, а ее друг, наш сосед, сейчас на гастролях в Америке, так что в Питере Оксана не задержится… А тут у нее кроме меня и моей жены почти нет близких людей, только ты. Вот я и прошу: ты не обижайся на нее, что она все бросила – и тебя, и «Зималетто», когда она вернется, ей очень нужна будет твоя дружба и поддержка.

– Да я не обижаюсь, – если Коля и соврал, что совсем немного. – Правду говорят, любовь зла, полюбишь и козла. – Коля никогда бы не подумал, что умница Оксана может так глупо себя вести, но, видно от влюбленности во всяких козлов не застрахован никто. – Но место в «Зималетто» я для нее держать не могу, нам позарез нужен новый начальник отдела маркетинга.

– Об этом и речи быть не может. В конце концов, возможно, хоть так Оксана поймет, что хватит уже ей валять дурака и вести на манипуляции этого урода. Работа в «Зималетто» ей нравилась, так что пусть это будет ей уроком, а новое место она себе как-нибудь найдет. Ты, главное, не отворачивайся от нее.

– Не отвернусь, – поклялся Коля.

* * *

Коля изо всех сил старался успешно управлять «Зималетто», но он, прирожденный финдиректор, плохо разбирался в моде и не обладал нужными для президента дома моды знаниями и талантами. Ему отчаянно нужен был кто-то, кто взял бы на себя те функции, которые выполнял когда-то Андрей Жданов, чтобы Коля мог сосредоточиться на финансах. Но где взять такого человека – такого, который захочет возиться с компаний с весьма туманными перспективами и не поддастся искушению распродать ее по частям, которому можно доверять, – Коля не имел ни малейшего понятия. Спасение пришло неожиданно и в лице Дианы Беляевой, до этого работающей в компании партнера «Зималетто» фирме «Ай-Ти Коллекшн». Она сама пришла к Коле и предложила свои услуги, честно объяснив причину, по которой она так поступает – во-первых, ее выжили, заставили уйти из «Ай-Ти Коллекшн», которой она отдала полжизни и массу усилий. Короче, рассталась она со своими теперь уже бывшими работодателями, и ей нужна была не просто работа, а работа, которая будет отнимать у нее достаточно времени и энергии, чтобы не захлебнуться в той злости, даже ярости, и ненависти, которая она испытывала к «Ай-Ти Коллекшн». Во-вторых, она надеялась, что должность президента «Зималетто» поможет ей если не утопить, то хотя бы насолить некогда родной компании – даже несмотря на то, что фирмы работали в несколько разных сферах и не были конкурентами, это было возможно, и Коля примерно представлял, как это можно осуществить. Коля проверил все, что рассказала ему Беляева, потом дважды перепроверил – благо, у него уже имелись кое-какие полезные связи, и, крепко подумав, решил, что не имеет ничего против маленькой вендетты Беляевой, если она не будет мешать развитию «Зималетто». После чего Коля обратился к молодым, но ушлым и цепким адвокатам, которые, параллельно с юристами «Зималетто» составили контракт с Беляевой.

Диана, начав работу в «Зималетто», ринулась с места в карьер и развила такую бурную деятельность, что все сотрудники компании еще несколько месяцев работали сверхурочно. В итоге «Зималетто» твердо встало на путь развития, а Коля, неплохо сработавшийся с Беляевой, поздравил себя с правильным решением и взялся за умножение капиталов модного дома – у него всегда было почти сверхъестественное чутье на биржевые игры.

Через два с половиной месяца, как и предсказывал Олег Васильев, Оксана вернулась в Москву. Как-то вечером она появилась на пороге Колиной съемной квартиры (от родителей он давно съехал: они, родившие сына, «чтобы все как у всех было», никогда его особо не любили  (потому Коля всегда так и любил бывать и Пушкаревых – не только из-за пирожков Елены Александровны, но и из-за той атмосферы любви друг к другу, которая там царила); мать искренне недоумевала, чем должность финдиректора отличается от бухгалтера того магазинчика, в котором она работала, и почему Коля не может в середине дня съездить «к тете Наде отвезти ей тот журнал, который я ей давно обещала», а отец вообще недоумевал, как у него мог родиться такой хлюпик-сын, который не любит ни рыбалку, ни хоккей) – с чемоданом за спиной и красными, но сухими глазами, и спросила нерешительно:

– Можно я у тебя пару дней поживу? Не хочу идти к Олежке, он ругаться меня, дуру такую, не будет, но будет та-а-ак смотреть…

Разумеется, Коля позволил ей остаться – сначала на пару дней, потом – на месяц, поскольку Оксана никак не могла найти себе подходящую квартиру, а потом – навсегда (сначала она предложила ему снимать эту квартиру напополам, чтобы она не была нахлебницей, потом – вместе переехать в другую, более просторную, чтобы «не сталкиваться лбами при выходе из ванной», а потом – пожениться, потому что «не то чтобы я настаиваю, но ребенок родится через два месяца, и будет проще оформить твое отцовство, если мы поженимся»).

В общем и целом Коля мог без колебаний утверждать, что его жизнь удалась. А если кто и называл его подкаблучником и принципиальным идиотом (в основном – конкуренты), то Коля лишь пожимал плечами или пропускал это мимо ушей – против первого он не имел ничего против, а вторым – гордился.

В Питер Оксана всю оставшуюся жизнь ездила в компании либо Коли, либо брата.

* * *

Из письма Амброуза Лафферти королю Андрею.

… одна радостная новость  –  мы, кажется, выследили Маргариту. В связи с этим хочу уточнить кое-что у Вашего величества: очень ли она нужна вам живой? Она, несомненно, окажет сопротивление при задержании, но мы можем взять ее живой, если того желает Ваше величество. Однако за все ее преступления она заслуживает лишь смертной казни, и, откровенно говоря, я считаю, что ее благополучная поимка, доставка в Аквилон и содержание в тюрьме до начала суда – бессмысленная трата ресурсов и сил, которых у нас  сейчас не так много. До получения Вашего ответа мы не станем предпринимать никаких действий в этом вопросе.

Из письма Романа Амброузу Лафферти.

… отвечаю по просьбе Андрея, который сейчас слишком занят, чтобы писать письма. Он согласен с Вами насчет траты ресурсов (да и, признаться, тоже) и дает добро на любые Ваши планы, в чем бы они ни заключались.
Удачи.

Из письма барона Джека Бэрроу королю Андрею.

…предлагаю отбросить формальности, я плохо владею велеречивым светским языком. У нас возникли неожиданные проблемы со строительством. Неожиданные и крупные: нам не удается заготовить бревна, уже двое моих людей пропали в лесу, еще несколько получили увечья из-за свалившихся на них веток, внезапно возникших у них под ногами ям и так далее. Это явно проделки лесовиков, однако на переговоры они не идут, хотя я сорвал горло пытаясь до них докричаться. Я приостанавливаю все работы до тех пор, пока ситуация не разрешится. Слышал, это принцесса Мира уговорила леших и оборотней сражаться на стороне мятежа. Она может повторить этот трюк еще раз и убедить их оставить моих людей в покое и дать им спокойно рубить сосны? Если нет, то спросите у нее, как, по ее мнению, лесовики отреагируют на угрозу поджечь лес?

Жду ответа, всегда Ваш,
Барон Джек.

Из письма короля Андрея барону Джеку Бэрроу.

…нет, Ее высочество Амиранда не может «повторить этот трюк еще раз», это была одноразовая сделка. И я запрещаю вам поджигать лес, угрожать поджечь лес и намекать лешим на то, что вы можете угрожать им поджогом леса. Вы правильно сделали, что прекратили работы. Я послал к вам того, кто поможет вам попробовать договориться с лесовиками, его зовут Ян и он дитя леса. Если и он не сможет исправить ситуацию, придется придумать какое-нибудь другое решение проблемы. Ждите Яна.

Из письма принцессы Амиранды королю Моргану.

… Да, Тони действительно добрался благополучно, и, признаться, я даже не сразу его узнала – он так вырос! Но зато теперь я понимаю, почему ты уже ничего не можешь ему запретить как старший брат – он теперь едва ли не выше тебя. Я невероятно рада его видеть, и жалею только, что ним нет девочек. Но я счастлива, что им ты еще в состоянии запретить приезжать сюда – Гардия сейчас не самое лучшее для них место. Андрей многое делает для того, чтобы стабилизировать ситуацию, но так много необходимо исправить, восстановить, построить заново, что иногда у нас опускаются руки. Я знаю, что Андрей уже поблагодарил тебя за лагеря для перебежчиков из Гардии, которые ты устроил вдоль всей гардийско-наэрийской границы, но я хочу сделать еще раз. Я понимаю, что отсылать их обратно – жестоко и сложно, но я также понимаю, что они, не говорящие по-наэрийски и доведенные до отчаяния, нищие и бездомные, могут причинить много неприятностей нашим подданным. И потому я благодарю, что ты согласился предоставить им временное убежище и еду, пока мы не решим, как с ними поступить.
К счастью, помимо массы забот и тревог есть у нас и хорошие новости. Во-первых, мы заключили с Тарисом сделку о поставке зерна, так что вместе с тем зерном, что Андрей купил у тебя в рассрочку, голод Гардии не грозит. (Если тебе интересно, как прошла моя встреча с послом Тариса, – а тебе наверняка интересно, – отвечаю: в целом неплохо, хотя, как и следовало ожидать, он поначалу был достаточно скептично настроен в отношении меня, женщины-посла, но, как тебе известно, я умею быть… убедительной, скажем так. В общем, я прилагаю к этому письму мой официальный отчет посла. И неофициальный. Тебе будет там над чем посмеяться.) Во-вторых, по всем приметам и прогнозам в этом году в Гардии будет хороший урожай почти всего, в первую очередь зерна, хлопка и льна, что означает, что Гардия снова будет ткать и продавать свои знаменитые и, что для нас актуальнее, дорогие ткани. Разумеется, договор Наэрии с Гардией о посредничестве в торговле остается в силе, но в деталях мы поговорим об этом потом.
Чья эта была идея привезти мне мою корону? Тони утверждает, что его, но учитывая его нелюбовь к собственной короне, я в этом сомневаюсь. Но, как бы то ни было, спасибо, она добавила мне уверенности в себе. И, отвечая на вопрос, который ты наверняка задашь, прочитав это: да, мне нелегко, в основном, конечно, из-за должности посла. С моей репутацией и полом общаться в качестве посла с представителями других стран сложно и отнимает много сил. Я уже привыкла к недоумению, недоверию, презрению в их глазах, но мне доставляет определенное удовольствие видеть, как все эти чувства сменяются заинтересованностью и подобием уважения. Кира называет их узколобыми шовинистами и советует не обращать на них внимания, грозясь стать первой феминисткой Материка… Извини, тебе непонятно, о чем это я; я объясню потом, на Земле много любопытных понятий и явлений. Однако все не так плохо, как кажется, у меня есть Андрей, он и остальные поддерживают меня, и все вместе мы поддерживаем друг друга, так что можешь считать, что я пишу это письмо в дурном настроении и просто ною и жалуюсь.
Тони собирается задержаться здесь на некоторое время, чтобы, по его собственному выражению, «приглядывать за мной». Я очень его люблю, но я постараюсь отравить его домой быстрее, иначе нас с Андреем он скоро сведет с ума своим «приглядыванием», а тебя  – своим долгим отсутствием: я знаю, как ты не любишь, когда кто-то из членов семьи долго отсутствует (впрочем, привыкай, Лекси скоро выйдет замуж и уедет в Шенгар).
Кстати о семье: Тони рассказал мне о леди Беатрис. В нашем семействе намечается еще одна свадьба? Морган, я знаю, несправедливо требовать от тебя жениться как можно скорее, по расчету, а не по любви, но тебе нужен наследник, а стране  – наследный принц. Да, да, я помню твою точку зрения на этот вопрос: даже если у тебя его не будет, ничего страшного, корона достанется какому-нибудь из твоих племянников. Но это чересчур зыбкая почва, дорогой брат, и по ней опасно ходить. И не только потому что у тебя в итоге может и не быть племянников. Не мне тебе напоминать о том, как умер наш отец. Заговор – вот главная опасность отсутствия у тебя прямого наследника. Так что если ты чувствуешь хоть каплю симпатия и уважения к леди Беатрис, мой тебе совет – женись на ней (если верить Тони, это больше, чем капля; он прав?).
Я рада, что бракосочетание Ника прошло удачно, жаль, что я на нем не была, но оставить сейчас Андрея я никак не могу. Но еще раз уверяю тебя, что на свадьбу Лекси я обязательно приеду, пусть она не беспокоится на этот счет…

Из письма Камиллы Багард Кире.

…все в порядке. Конечно, в моем возрасте благополучно выносить и родить здорового ребенка сложно, и каждый прожитый день дается мне непросто, но со здоровьем у меня все хорошо, и лучшие повитухи нашего ордена полагают, что роды пройдут благополучно. А я, ради сохранения здравого рассудка, предпочитаю им верить.
Разумеется, я не имею ничего против того, чтобы ваша с Бернардом свадьба состоялась в Валендейле, я буду только счастлива этому, но  мне неловко от того, что вы выбрали Валендейл лишь ради меня, чтобы я смогла присутствовать на церемонии. Однако поскольку я очень хочу увидеть вашу свадьбу, я приказала себе забыть эту неловкость, и теперь с нетерпением жду вас и ваших друзей, Валендейл готов к вашему приезду.
Что до идеи с больницами, которую мы с тобой обсуждали, то да, я согласна, и орден окажет тебе всяческую поддержку и помощь в этом начинании…

* * *

– Кажется, я начинаю сомневаться в том, что это хорошая идея, – пробормотала Мира.

– Если бы твоя семья услышала, они были бы разочарованы, – насмешливо сказал Андрей, не открывая глаз. Было еще рано, солнце едва-едва показалось из-за горизонта, и меньше всего на свете Андрей хотел вылезать из теплой постели в такую рань, и он с удовольствием бы еще поспал, но его разбудила Мира, которая уезжала сегодня в Наэрию. Мира нервничала, и поэтому ей не спалось. Она с неохотой покидала Андрея, переживала по поводу того, как ее примут дома, с нетерпением предвкушала встречу с братьями и сестрами, и в общем и целом нервничала так, как не нервничала уже очень давно.

Мира бросила на Андрея испепеляющий взгляд, от которого он порядком отвык, и вздохнула.

– Я вернусь, – сказала она, снова повернувшись к окну. – Я скоро вернусь в Гардию.

– Не скоро, – с сожалением отозвался Андрей. – Месяцев через пять, и это в лучшем случае. Почти полгода.

– Но ты ведь приедешь на свадьбу Александры, так что мы увидимся раньше, чем через полгода. И вместе вернемся в Гардию.

– Ммм, да, конечно.

Если бы Мира так не нервничала, она бы заметила нотку неуверенности в голосе Андрея, но это прошло мимо нее.

– Мне все же не нравится, что ты отправляешь со мной Бернарда. Он молодожен, а моим эскортом может командовать кто угодно.

– Кто угодно – не может, – отрезал Андрей. – Тебя я мало кому доверю, только Ромке, Сашке и Бернарду, но Сашка с Ромкой нужны мне здесь, так что остается только Бернард. Да и тебе с ним будет веселее.

– Да уж, – фыркнула ничуть не ободренная этим Мира.

Андрей, охая и ахая, встал с постели и, подойдя к Мире, обнял ее сзади за талию и поцеловал в макушку.

– Прекрати сходить с ума, – нежно приказал он ей. – Все будет хорошо, Бернард обеспечит твою безопасность в дороге, а Морган казнит любого, кто посмеет сказать о тебе что-то дурное. Так что не порть себе нервы, ладно?

– Ладно, – не слишком уверенно пообещала Мира.

– Ну вот и отлично. Все, пошли обратно в теплую кровать, в этом замке чертовски холодно даже летом с камином.

– Я больше не усну, – улыбнулась Мира, прекрасно понимая, к чему клонит Андрей.

– Я разве что-то сказал про сон? – притворно удивился Андрей и, схватив ее в охапку, понес к постели. У них еще было время, чтобы как следует попрощаться, пусть даже они и занимались этим полночи.

* * *

Мира планировала проехать большую часть пути в седле, а в Наэрии, уже ближе к столице, в одном из поместий, принадлежавших Марку Стокхерсту, другу королевской семьи и советнику Моргана, переодеться в подобающую принцессе и послу одежду и пересесть на карету. И карета, и багаж были отправлены в поместье заранее.
В общем-то все прошло по плану, за исключением одного момента, который Мира не могла предвидеть: когда она добралась до поместья, там ее ждал Джерон, назначенный Андреем капитаном королевской гвардии и отосланный им с каким-то поручением еще до отъезда Миры. Теперь ей было понятно, с каким. Джерон ждал ее не один, компанию ему, помимо весьма небольшого штата слуг, составляли кони – дюжина лучших жеребцов королевской конюшни Гардии, половина из них – белоснежные, половина – вороные, угольно-черные.
Бернард ничуть не удивился при виде Джерона и, широко улыбнувшись, пожал тому руку и похлопал по плечу.

– И что все это значит? – прищурившись, осведомилась Мира. Она увидела Джерона и коней, сменивших лошадей, на которых ехал сопровождающий ее эскорт, облачившийся в парадные мундиры, когда уже переоделась и готова была сесть в карету, чтобы продолжить путь.

– Почетный эскорт, Ваше высочество, – подмигнул ей Бернард, и даже в глазах Джерона, который ни разу не улыбнулся после смерти отца, Эклхаста и Альберта, промелькнуло нечто похожее на веселье. – Чтобы все знали, как Его величество король Гардии Андрей Первый ценит посла Наэрии, Ее высочество принцессу Амиранду.
– Это все Роман придумал, да? Узнаю его почерк, – рассмеялась Мира, и пожавший плечами Бернард помог ей забраться в карету, а затем взлетел в седло своего Уголька.
И карета Миры, в сопровождении королевских гвардейцев Гардии верхом на великолепных конях и королевских гвардейцев Наэрии, подоспевших к моменту отъезда своей принцессы из поместья Стокхерста (все на роскошных гнедых жеребцах, что дало Мире повод заподозрить, что весь этот спектакль был срежессирован не без ведома Моргана), отправилась к Кермину.

* * *

Если Мира считала, что все ограничится просто почетным эскортом, она немного ошибалась. Как только ее карета въехала в ворота королевского замка (гардийский эскорт впереди, во главе с Бернардом и Джероном, и по бока, наэрийский – сзади) и остановилась перед главным входом в него, гардийцы спешились и образовали живой коридор от кареты до ступеней, где уже собрались братья и сестры Миры, Ник, Стокхерст и Герхард Рил. Зрелище, надо признать, было красивым и торжественным. Бернард помог Мире выйти из кареты и прошел с ней по живому коридору до Моргана, спустившегося на нижнюю ступеньку.

– Приветствую Вас, Ваше величество, – поклонился Моргану Бернард. – Я счастлив сообщить, что Ваша сестра добралась из Гардии без единого происшествия и задержки.

– Несомненно, лишь благодаря вам и вашим людям, маркиз, – громко, очень громко ответил Морган и пожал Бернарду руку.

Мира не скрывала улыбки, которая была вызвана не только радостью от встречи с родными, но и представлением, устроенным старшим братом и Бернардом. О том, что она – фаворитка короля Андрея знал едва ли не весь Материк, отрицать это было глупо. Но, если ситуацию нельзя исправить, ее всегда можно обратить в свою пользу, согласно этому принципу всегда жили и Морган, и Андрей. И потому почетный эскорт на красавцах-жеребцах, которым командовал ни больше, ни меньше как маркиз, с нескрываемым уважением глядящий на любовницу своего короля (и сестру соседнего короля), в первую очередь был призван продемонстрировать, что Мира не просто фаворитка Андрея, а любимая и обожаемая фаворитка, которая также пользуется любовью всего гардийского королевского двора. А Мира вдруг поняла, что уважение во взгляде Бернарда вовсе не притворное и натуженное. Нет, само собой, он всегда уважал ее как друга и сильного мага, но сейчас он смотрел на нее с почтением, достойным королевы, и это увидел весь наэрийский двор.

– Маркиз, спасибо за то, что обеспечили мою безопасность, – подыграла Мира.

– Не стоит благодарности, Ваше высочество. Ваша безопасность чрезвычайно важна для короля Андрея и всей Гардии.

Поцеловав на прощание Мире руку и кивнув Моргану, Бернард с гардийскими гвардейцами лихо вскочили на коней и поскакали прочь. Это стало сигналом для Ивон и Александры, которые, забыв про свой статус,  с восторженными визгами и слезами бросились обнимать сестру.
Обнимая совсем уже совсем взрослых и ставших настоящими красавицами двойняшек, Мира вдруг подумала, что она наконец-то вернулась в родную страну, но не домой. Теперь ее домом была… нет, даже не Гардия. Теперь ее дом был там, где Андрей, как бы банально это ни звучало. Впрочем, ничего неожиданного в этом не было – в конце концов, все рано или поздно покидают дом по разным причинам, хотя не все находят новый. Мире повезло, она – нашла.

* * *

– Ты нервничаешь больше невесты, – насмешливо произнес Морган. Он, давно уже одетый в парадную одежду и отчаянно скучающий (а еще больше – желающий скрыться от свадебного безумии и хаоса, царящего в замке), сидел в гостиной комнате в апартаментах Миры, с которой разговаривал через приоткрытую дверь ее спальни, где она наряжалась к свадьбе Александры. – Не надо, приедет твой Андрей, он же обещал. И мы знаем, что он благополучно пересек границу, а его охраны хватит, чтобы выиграть небольшую войну. Он приедет, возможно, с опозданием – в дороге всякое может случиться, но приедет.

Мира пробормотала что-то, подозрительно похожее на угрозу жизни и здоровью Андрея, если он посмеет не приехать. Морган не расслышал, но предпочел не уточнять.

– Ты хочешь затмить Лекси? – спросил он минут через пятнадцать, когда Мира, еще полчаса назад уверявшая, что она почти готова, так и не вышла из спальни.

– Нет, я всего лишь пытаюсь не опозорить тебя и Александру, – несколько раздражено отозвалась Мира, появляясь, наконец, в гостиной.

– Сестра, дорогая, поверь, ничего подобного не произойдет, – восхищенно сказал Морган и осторожно, чтобы ничего не испортить в ее одеянии, поцеловал в ее щеку. – Я буду считать себя счастливым человеком, если, защищая твою честь, я за вечер, вызову на дуэль не больше десятка человека. Но, увы, вряд ли я буду столь удачлив – ты просто ослепительна.

Морган не лукавил. Он впервые, пожалуй, в жизни увидел в Мире не сестру, которую в детстве учил фехтовать и снимал с деревьев, а женщину. Красивую женщину. Да, Миру нельзя было назвать классической красавице, но в ней была своя изюминка, а после того, как она влюбилась в Андрея, она расцвела, и сейчас, облаченная в роскошный наряд, она была и впрямь ослепительна. Ее платье, сшитое из лучших на Материке гардийских тканей – необычное сочетание алого, золотого и бронзового цветов, короткий рукав, декольте, – подчеркивало ее узкую талию и плавный изгиб бедер (после окончания войны она набрала вес и перестала быть похожей, по выражению Алекса, «на узницу Освенцима», что очень ей шло), а шрам на руке был скрыт необычайно изящным браслетом, узор которого повторял узор подаренной Мире Ивон сетки для волос и ажурных гребней (браслет был сделан на заказ у того же мастера сразу по возвращении Миры в Наэрию). Искусно уложенные волосы открывали высокий лоб, а минимальный, но умело наложенный макияж подчеркивал большие глаза, обрамленные пушистыми ресницами и чувственные губы. И Морган не шутил, когда говорил о дуэлях – ее красота в сочетании с титулом наверняка привлечет немало поклонников, и даже то, что она любовница гардийского короля их не остановит, скорее наоборот. Теперь Морган и сам начал отчаянно желать, чтобы Андрей приехал как можно быстрее – он жених Миры, пусть и неофициально, вот пусть он и разбирается со своими потенциальными соперниками.
По правде говоря, Мира и сама не поверила своим глазам, когда увидела себя в зеркале. Да, она и раньше старалась выглядеть на всевозможных балах и приемах, хозяйкой которых она была, как старшая принцесса Наэрии. Но тогда она делала это ради того, чтобы не подвести брата, чтобы все видели, что она достойна и его, и своего титула. И в те времена она была твердо убеждена, что она, далеко не красавица, особенно на фоне сестер, может заинтересовать кого-то лишь своим титулом, но никак не внешностью (и даже Джефф не смог поколебать это убеждение). Теперь же она могла, честно и не смущаясь, признать, что да, она тоже красива, пусть и не так, как Иви или Лекси, но все же красива. По-своему, нетрадиционно красива. Это было приятное открытие.

Мира улыбнулась.

– До церемонии осталось полтора часа, и если Андрей не появится вовремя, драться на дуэлях за мою честь придется ему, – словно прочитав мысли Моргана, сказала она. – И я не обещаю, что в этом не будет моей вины.

Мира не виделась с Андреем больше четырех месяцев, отчаянно по нему скучала и боялась за него, потому что он опаздывал (несмотря на охрану, с ним могло случиться все, что угодно), она беспокоилась, как обстоят дела в Гардии, и она нервничала из-за свадьбы сестры (из-за того, как она пройдет, ведь это, как ни крути, важное мероприятие во всех смыслах, в том числе и политическом) – всего этого было более чем достаточно, чтобы превратить ее в эмоциональную развалину. Однако ее счастье за сестру и предвкушение встречи с Андреем уравновешивали ее негативные эмоции, так что в итоге она была немного раздражена, но в большей степени все же рада за Лекси и тому, что скоро снова встретится с Андреем.

– Бедняга, – притворно вздохнул Морган. – Возможно, я окажу ему добрую услугу, если не отпущу тебя обратно в Гардию.

Мира слегка ударила его по руке.

– Идем, – сказала она. – Ивон будет готова, когда будет готова Лекси, но, бьюсь об заклад, Тони, Ник и Амалия уже собрались. Предлагаю составить им компанию.

Король Наэрии имел право сочетать браком своих подданных, но делал это в исключительных случаях, только когда женились его родные или высокопоставленные друзья, и сегодня Морган собирался поженить Александру и Ричарда. Церемония должна была состояться в главном зале замка, при множестве свидетелей – гостей из числа аристократов Наэрии и родственников жениха и невесты из Шенгара. Забавно, но жених, Ричард, был дальним родственником Питера Тенмара троюродного брата Моргана, его сестер и брата. Питер с женой Ризой должен был приехать в свите Андрея.
Ричард ждал Александру в зале, куда ее должен был привести старший брат и опекун, и, обсуждая детали церемонии, вся семья рассудила, что это хороший повод показать всем свое единство и слегка попозерствовать, а потому было решено, что по огромной широкой лестнице, ведущей в главный зал, они спустятся все вместе. Впереди, как и положено, будет идти Александра под руку с Морганом, за ними – Мира, Тони с Ивон и Ник и женой Амалией. Все – одетые с подобающей королевской семье роскошью, все – уверенные в себе. «Чтобы все ахнули», – с хитрой улыбкой сказала тогда Ивон. И этот план удался.
Для свадебного платья Лекси Мира прислала гардийские ткани, и платье получилось великолепным – бело-розовое, воздушное, отделанное кружевами и расшитое мелким речным жемчугом, оно как нельзя лучше шло блондинке Александре, чьи волосы были украшены более крупным жемчугом и живыми туберозами. Ивон выбрала для своего платья ивовый цвет с золотистой отделкой и изумрудные украшения, а Амалия надела сине-голубое платье с серебряной вышивкой и фамильные сапфировые драгоценности рода Мариваль. Мужчины – Морган, Ник и Тони – были более сдержанны в цветах своих камзолов, но по сравнению с их повседневной одеждой они все же были праздничными, а образ всех троих дополняли массивные золотые цепи с драгоценными камнями и массивные же перстни.
Не то чтобы собравшиеся в зале гости ахнули при виде королевской семьи – красивой и полной достоинства, но они определенно были впечатлены. Все, за исключением Ричарда, который не сводил глаз с Александры и не видел никого, кроме нее.

Позже, вспоминая тот день, Мира не раз думала, что Морган и Андрей обо всем договорились заранее, но никогда не уточняла – так интереснее. Как только Александра и ее родные спустились с лестницы, и Морган передал счастливую и в кои-то веки застенчивую невесту ее жениху, объявлявший имена приходящих гостей церемониймейстер, застывший у двери, громко стукнул жезлом о пол и выкрикнул:

– Его величество король Гардии Андрей Первый со свитой.

Появление Андрея и остальных был не менее эффектным (и, пожалуй, более отрепетированным), чем выход королевского семейства Наэрии. Впереди, конечно, шел сам Андрей – с непроницаемым выражением лица и черными внимательными глазами, в которых таилась скрытая усмешка, одетый в темно-синий камзол, расшитый серебром, и черные брюки. Из украшений на нем была только парадная корона и серебряная цепь, и он выглядел просто, но вместе с тем элегантно. И от него за версту веяло опасностью. Больше всего он был похож на хищника, черного, стремительного, могущего одним движением разорвать напополам жертву. Это была маска, Мира это знала, но даже у нее пробежали по спине мурашки. В этот момент Андрей выглядел так, как должен был, по слухам и мнению многих, выглядеть король Гардии – суровый, жесткий, решительный. За Андреем – по бокам и на шаг позади – следовали Роман и Алекс. На Романе была одежда серо-стального цвета, на поясе висел тонкий стилет, легкая усмешка кривила его губы и шрам, и ни у кого не было сомнений в том, что он – воин, готовый до последней капли крови защищать своего короля. Алекс был одет во все черное, единственным его украшением был крупный амулет, на котором было «подвешено» по крайней мере пяток боевых заклинаний, и эта демонстративность явно была намеренной, чтобы все «чужие» дáры представляли себе, на что способен придворный маг Гардии. Позади Андрея шли Кира и Бернард, рука об руку, оба серьезные и внимательные, на поясе у Бернарда, так же, как и у Романа, висело оружие, кинжал, а Кира… Мира, жадно разглядывающая давно не виденных Андрея и друзей, по которым очень соскучилась, сначала подумала, что ей показалось, но нет, пока Кира приближалась к ней, Мира убедилась, что не ошиблась в своей догадке: платье Киры было сшито таким образом, чтобы скрыть небольшой живот, которого не было еще четыре месяца назад, и подчеркнуть увеличившуюся за это время грудь. Кира явно была беременна, это было заметно даже по ее немного изменившейся походке. Улыбка Миры стала еще шире, и Кира, поймав ее взгляд, слегка, чтобы не выходить из образа, улыбнулась в ответ.
За Кирой и Бернардом шел Питер с Ризой и свита, в составе которой было несколько дáров Ордена Эльнара Светлого. Если Мира правильно помнила, это были одни из сильнейших магов ордена.

– Приветствую вас, Ваше величество, – сказал Андрей, когда он со своими придворными подошел к Моргану, Мире и остальным. – Надеюсь, мы не опоздали.

– Добро пожаловать в Наэрию, Ваше величество, – ответил Морган. – Пожалуйста, чувствуйте себя здесь как дома. Вы как раз вовремя.

– Рад слышать, – коротко отозвался Андрей.

– Прежде, чем начнется церемония, позвольте представить вам виновников торжества, мою сестру принцесса Александру и ее жениха графа Ричарда Энкастера.

После взаимного обмена любезностями и комплиментами невесте со стороны Андрея, Морган представил последнему Ивон и Амалию, и гардийская компания отошла в сторону, встав в первых рядах гостей. Мира, Тони, Ивон Ник и Амалия последовали за ними, но встали по другую сторону от невысокого помоста, на котором, через полчаса, Морган сочетал законным браком Александру и Ричарда.
Церемония прошла без сучка, без задоринки и была очень красивой, главным образом оттого, что жених и невеста светились от счастья, и именно это придавало романтическую и радостную атмосферу всему действу.
После того, как Морган объявил Александру и Ричарда мужем и женой, новобрачные еще около часа принимали поздравления и подарки от гостей, бóльшей части которых не терпелось сесть за уже накрытые столы, заставленные яствами, от запаха которых у всех текли слюнки.
За это время Мира и Андрей украдкой поглядывали друг на друга, но, чтобы сохранить имидж таинственного и сурового правителя некогда прóклятой Гардии, Андрей избегал задерживать взгляд на Мире, осознавая, что иначе он не удержится и начнет улыбаться также счастливо и глупо, как новоиспеченный молодожен. Роман тоже это понимал, и потому каждый раз, когда Андрей оказывался рядом с Мирой или смотрел на нее дольше, чем следовало, он, вечная тень своего друга и короля, отвлекал Жданова. К общению же с другими гардийскими гостями у Миры не было никаких препятствий, и потому она сердечно поздравила Киру и Бернарда (добавив, впрочем, что не стоило Кире ехать в таком положении в Наэрию, на что та заявила, что она не инвалид и что она ни за что не хотела пропускать такое шоу), представила Питера сестрам и их общим шенгарским родственникам и немного поговорила с Алексом, удостоверившись, что ситуация в Гарди и впрямь стабильна, а на правлении Андрей оставил Грегори, Марсдена, Рондейла и Лафферти.

Все ждали, что вот-вот уже можно будет приступить к пиру, когда Андрей подошел к Моргану и сказал громко, привлекая внимание всех собравшихся:

– Ваше величество, несомненно, из всех обязанностей короля и брата та, что вы исполнили сегодня – самая приятная, не так ли?

– О да, Ваше величество, вы абсолютно правы. Ничто не может доставить такое удовольствие королю, как лично связать узами брака два любящих сердца, одно из которых принадлежит его сестре.

Эта фраза и то, с которым Морган ее произнес, были настолько не в духе короля Наэрии, что Мира немедленно заподозрила, что эти слова были придуманы заранее и, скорее всего, не без помощи Андрея (если быть точнее, Романа, но это Мира выяснила позже).

– В таком случае, Ваше величество, я прошу вас повторить это удовольствие и отдать мне в жены другую вашу сестру, принцессу Амиранду.

В зале повисла едва ли не гробовая тишина, так изумлены были гости этим поворотом событий. Сама Мира была ошеломлена не меньше остальных.

– В подобных вопросах я в первую очередь руководствуюсь желаниями и чувствами моих сестер, – после секундной паузы, сделав вид, что обдумывает это предложение, ответил Морган. – Если Ее высочество Амиранда согласна стать вашей женой, если таково ее желание и стремление, я не имею ничего против вашего брака.

Застывшая на месте Мира, широко распахнутыми глазами слушала разговор Моргана и Андрея, не веря своим ушам.

– В таком случае, полагаю, мне следует спросить Ее высочество, выйдет ли она за меня замуж. Принцесса, – Андрей в два шага оказался возле Миры и вдруг неожиданно опустился на одно колено, – я прошу вас оказать мне честь и стать моей женой. Я клянусь в том, что сделаю вас счастливой и буду любить до конца своих дней.

Мира не знала, что сказать. То есть нет, знала, конечно, но у нее пропал дар речи. Андрей был предельно серьезен, несмотря на театральность этого предложения руки и сердца, и в его глазах была такая смесь любви, нежности, надежны и торжественности, что у Миры екнуло сердце. Но от переполнявших ее эмоций она не могла вымолвить ни слова, даже короткого «да».

– Да отвечай ты уже, – прошипел у нее за спиной Алекс. – У него же сейчас инфаркт будет.

– Да, – дрожащим голосом ответила Мира, силясь сдержать слезы безумной радости. – Да, конечно, я выйду за вас замуж.

Ей пришлось укусить внутреннюю сторону щеки, чтобы не разреветься. Никогда раньше она не понимала, почему некоторые люди плачут от счастья, но сегодняшний день расставил все по полочкам.

Ослепительно улыбнувшись Андрей поднялся с колена и встал рядом с ней, собственническим жестом взяв ее за руку и переплетя свои пальцы с ее.

– Итак, Ваше величество? – вопросительно сказал он, глядя на Моргана.

– Что ж, тогда я даю свое разрешение на ваш союз, – нарочито медленно отозвался Морган. – Мои поздравления с помолвкой, Амиранда, Ваше величество.

– Благодарю, – искренне, но снова надев маску невозмутимого спокойствия, сказал Андрей, отдававший себе отчет в том, что он лично показал всем свое слабое место – Миру, сделав, возможно, тем самым ее мишенью врагов. Но это все равно никогда не остановило его от женитьбы на Мире. Вместе с тем, события сегодняшнего дня определенно повысили авторитет и репутацию Миры: быть принцессой-любовницей короля, а затем стать его женой далеко не то же самое, что быть единственной слабостью загадочного и пугающего короля загадочной страны.

Никогда в жизни Миру так не раздражали собравшиеся в замке гости – если бы не они, она давно бросилась бы в объятия Андрея. Но она приказала себе забыть ненадолго о свой будущей свадьбе и сосредоточиться на свадьбе текущей, чувствуя себя виноватой из-за того, что теперь не Александра, а она была в центре внимания. На протяжении всего обеда Мира выполняла свои обязанности хозяйки замка и двора: с вежливой улыбкой любезно беседовала с гостями, присматривала за слугами, старательно игнорировала все излишне любопытные взгляды и иногда позволяла себе взглянуть на Андрея, который как мог наслаждался пиром.
После обеда были танцы, в которых почти никто из гардийцев не принимали участия: земляне, несмотря на многочисленные уроки, еще не освоили танцы Материка, Бернард не хотел оставлять Киру, а Питер вообще считал танцы глупым занятием. Мира же вынуждена была танцевать, и она солгала бы, сказав, что не получила ни капли удовольствия. Ей нравилось танцевать, особенно если ее партнерами были родные и близкие ей мужчины.

Наконец, после того как Александра и Ричард, сев в карету, уехали в приморскую резиденцию короля (в свадебное путешествие, идея эта принадлежала Мире, которая вспомнила об этой земной традиции после того, как Александра в сотый раз заявила, что она умрет от смущения, если ей придется провести первую брачную ночь в замке, где все будут знать, чем они с Ричардом занимаются), Андрей и его свита удалились в отведенные им апартаменты, а следом за ними отправилась к себе и Мира, благо основная часть гостей также разъехалась по домам и разошлась по своим комнатам.

Быстро переодевшись в простенькое платье и плащ с капюшоном, надежно скрывавшим лицо, Мира, активировав «слепой глаз», быстро добралась до покоев Андрея и зашла внутрь. По хорошему, Алекс должен был бы зачаровать двери так, чтобы никто, кому Андрей не открыл дверь, не мог проникнуть в комнату, но Воропаев был не дурак и понимал, что этим вечером Мира несомненно нанесет королю Гардии визит.

Меньше всего Мира ожидала, что Андрей уже спит. Он сидел на небольшом диванчике с низкой спинкой и, откинув голову и вытянув ноги, дремал, слегка похрапывая. Мира улыбнулась и, бесшумной подойдя к Андрею, слегка потрясла его за плечо. Будить его было жалко, но если он будет всю ночь спать на диване, то утром не разогнется.

– Андрей вставай.

– Ммм… нет, мне и здесь хорошо.

– Между прочим, ты наносишь оскорбление мне, как ответственной за удобство гостей – я специально отвела тебя апартаменты с самой удобной кроватью.

– Да? – Андрей открыл один глаз. – Ладно, тогда пойдем в кровать, проверим, действительно ли она так хороша.

Он стремительно, как будто и не спал вовсе, вскочил на ноги, подхватил Миру на руки и понес в соседнюю комнату, где осторожно положил ее на вышеупомянутую постель и устроился рядом, опершись на локоть и подперев голову рукой.

– Ты не сердишься? – спросил он, расстегивая плащ Миры.

– За что?

– Ну… Кира сказала, что самое идиотское и вульгарное предложение руки и сердца, которое она только видела, но для наших целей так и надо было. Я чувствовал себя полным идиотом, но я утешаю себя тем, что когда я первый раз предложил тебе выйти за меня замуж, все было не так плохо, правда ведь?

– Правда, – усмехнулась Мира. – Хотя, если подумать, оба раза были… странными. Я не жалуюсь, заметь, просто отмечаю факт.

– Надеюсь, что не жалуешься, – проворчал Андрей, стягивая с нее платье. – Когда мы с тобой делали все, как полагается, как нормальные люди?

– Мы нормальные! – вполсилы возмутилась Мира. – Просто у нас с тобой… нетрадиционная романтика.

– Звучит как нетрадиционная ориентация, – хмыкнул Андрей. – Я бы сказал, что это не романтика нетрадиционная, а обстоятельства.

– Тоже верно.

Андрей скинул с себя одежду и накрыл их обоих одеялом. Они оба устали, а бурлящий в крови адреналин уже спал, оставив после себя лишь апатию и сонливость. Единственное, чего Мира и Андрей хотели сейчас, так это спать, хотя Мира пол-обеда провела в борьбе с мыслями о том, как они с Андреем приватно отметят их официальную помолвку.

– Я отвратительно спал без тебя, – проворчал Андрей.

– Я тоже. Но, боюсь, Моргана не остановит это оправдание, если он застанет нас вместе.

– Сомневаюсь, что твоему брату вздумается навестить меня посреди ночи.

– Я тоже на это надеюсь, но всякое может случиться, – сонно сказала Мира, положившая голову на плечо Андрея.

– Ничего, мне не привыкать к ссорам с братьями моих невест.

Мира почти заснула, когда Андрей произнес задумчиво.

– Знаешь, мне повезло, что у меня есть такой друг, как Ромка. Мы с ним с детства знакомы. А у Киры скоро родится ребенок…

– И как это связано? – не открывая глаз, поинтересовалась Мира.

– Если мы поторопимся, между нашим первенцем и ребенком Киры будет не больше полутора лет разницы, и они могут стать лучшими друзьями.

– Если они будут полжизни ссориться, как вы с Алексом, я не устану тебе напоминать, что это была твоя идея, запомни, – откликнулась Мира и уснула.

Андрей расценил ее ответ, как согласие с его планом и также уснул. С довольной и счастливой улыбкой на губах.

* * *

Они с Мирой оба оказались в чем-то правы: их старший сын Павел и первенец Киры и Бернарда Саймон всю жизнь были лучшими друзьями, но Саймон все равно не раз ругался с Павлом, когда тот пытался так или иначе пробраться в комнату младшей сестры Саймона, Вилены, после того, как Вилена и Павел решили пожениться. Но Мира никогда не упоминала о том, что когда-то придворный маг, великий Алекс и Его величество Андрей I Избавитель ссорились намного хуже Саймона и Павла.