Вступительное Слово Номер Раз.

Я люблю фантастику. Нет, не так: я очень люблю фантастику: и фэнтези, и НФ. И идея «скрестить» НРК с каким-нибудь фантастическим/фэтезийным миром зародилась у меня уже давно. Но когда идея увидеть Жданова и компанию на лошадях и с мечами, как сейчас выражаются, окончательно «съела мой мозг», я все же начала писать этот фик: кроссовер НРК и моей буйной фантазии.
Этот фик НЕ рекомендуется читать тем, кто НЕ любит:
- фэнтези;
-  Мэри-Сью. Боюсь, она у меня есть, хотя, надеюсь, не настолько отвратительная, что ее хочется немедленно задушить ее же собственными колготками;
- ООС;
- новые персонажи;
- махровое AU;
- небеченный текст (да, он небечен и неизвестно, будет ли когда-нибудь отбечен).

Всем остальным – велкам!

Часть 1. Калейдоскоп

Пролог

* * *

Девушка скептически посмотрела на свое отражение в зеркале и поправила юбку. Она прекрасно знала, что тот костюм, что был сейчас на ней, разительно отличался от одежды, которую она видела на других девушках на улицах и экране телевизора. Костюм ей не нравился, он казался ей странным, дурацким и, насколько она успела понять, был совершенно немодным. Но, во-первых, та одежда, что считалась в Москве модной, девушке также не нравилась, а во-вторых, выбирать ей не приходилось: все остальные юбки, блузки и пиджаки, висевшие у нее в шкафу были точно того же стиля и покроя, и по определенным причинам ничего другого у нее просто не было.

- Прекрасно выглядишь, - хлопнул девушку по плечу Валерий Сергеевич. – Скромно и по-деловому.

Девушка ничего не ответила и лишь покачала головой. Она никогда не отличалась красотой, хотя и дурнушкой ее назвать было нельзя, однако сейчас ее уродовал не только мешковатый костюм, полностью скрывавший ее неплохую фигуру, но и прическа: длинные, густые, каштановые с рыжим оттенком волосы – единственное, чем в своей внешности всегда гордилась девушка, - были безжалостно зализаны и собраны на затылке в большой тугой узел.

- Валер, пойди сюда, помоги пожалуйста,  - раздался из кухни приятный женский голос, и Валерий Сергеевич, еще раз ободряюще похлопав девушку по плечу, пошел помогать жене.

Девушка бросила последний взгляд на свое отражение, поморщилась и отвернулась от зеркала. Она не слишком нервничала из-за того, что ей предстоит, и уж тем более не боялась. Впрочем, она вообще мало чего боялась в своей жизни, а события последних месяцев сделали ее равнодушной к собственной судьбе настолько, что она не страшилась даже смерти, тем более что лечь и умереть уже на протяжении почти полугода было ее самым сильным желанием. Но осуществить его она не могла, в основном потому, что фамильная честь и гордость не позволяли сдаваться так быстро и совершенно без боя. Кроме того, в ее душе все же теплилась крохотная искорка надежды на то, что рано или поздно у нее получится выбраться из той ловушки, в которую она сама себя по глупости загнала. Девушка резко помотала головой, стараясь отогнать от себя мысли о том, в какой безнадежной ситуации она оказалась.

- Очки не забудь, - сказал сидевший на диване тщедушный растрепанный молодой человек, пристально наблюдавший за девушкой.

- Что?

- Очки, говорю, не забудь, - повторил юноша и протянул девушке круглые старомодные очи.

Молодого человека звали Николай Зорькин и он был сейчас единственным другом той, что в данный момент смотрела на очки, как на своего злейшего врага. Вместо линз в них было вставлено обычное стекло: зрение у девушки было отличным, но носить очки - по крайней мере, вне дома - она вынуждена была из соображений безопасности и конспирации. Девушка неохотно надела очки, которые уродовали ее еще больше, чем прическа и одежда вместе взятые.

- Ну, вот, совсем другое дело, так ты более или менее похожа на фотографию в паспорте, - немного нервно заметил Николай и задумчиво добавил:
- Слушай, не нравится мне все-таки эта затея. Может, передумаешь, пока не поздно? Попробуешь найти работу в какой-нибудь другой компании, не такой крупной и солидной как «Зималетто», а? Ну, вдруг отдел кадров этого самого «Зималетто» тебя проверять начнет, что тогда?

- Тогда, - ровным голосом ответила девушка, - случится то, о чем вы с Вале… с папой мне говорили: они выяснят, что Пушкарева Екатерина Валерьевна, родившаяся 27 декабря 1981 года, закончила экономический факультет МГУ с красным дипломом, два месяца стажировалась в Германии и еще год  – в крупной российской консалтинговой фирме, последние полтора года нигде не работала. Вот и все. Или есть что-то, чего я не знаю?

- Да нет, все так. Слушай, ты же прекрасно понимаешь, что стать экономистом за полгода нереально, даже несмотря на все прочитанные тобой учебники и то, что я тебе рассказывал. Ты просто не сможешь работать в «Зималетто», они мгновенно раскусят, что ты ничего не смыслишь в экономике.

Девушка улыбнулась.

- Почему же? Во-первых, кое-что в экономике я все же смыслю. А во-вторых, насколько я поняла, «Зималетто» нужен не финансовый директор, даже не бухгалтер, им нужна секретарша с экономическим образованием, в обязанности которой не входит ничего, что может повлечь необходимость применения знаний экономиста. Не ты ли мне говорил, что требование наличия у помощника президента экономического образования – это… как ты там выразился, понты?

- Ну да, да, - с досадой отозвался Коля, ероша волосы, - но мне все равно это не нравится!

Девушка пожала плечами.

- Достаточно того, что это нравится мне, - отрезала она.

После недолгой паузы девушка, вздохнув, мягко сказала:

- Я ничем не рискую, пойми. В худшем случае меня просто не возьмут на работу: неприятно, но не смертельно.

Зорькин хмыкнул.

- И как тебе удается сохранять такое спокойствие? - спросил он с завистью, снова взъерошив волосы. – Я перед каждым собеседованием так волновался, что мне даже кусок в горло не лез. А ты ни на одном не была, а спокойна, как танк.

- Нервничать и беспокоиться стоит только тогда, когда ситуация становится опасной для жизни. Во всех остальных случаях это бесполезно и непродуктивно, поверь, я знаю, о чем говорю, - девушка криво усмехнулась. – А что до собеседований… Верно, я не была ни на одном, зато я участвовала во многих переговорах, и знаю, что залог успеха в том, чтобы не казаться уверенным в себе, а быть таковым.

- Переговорах? – заинтересованно спросил Коля, выглядя при этом как ребенок, которому пообещали рассказать новую сказку.

Девушка улыбнулась.

- Именно. Все, мне пора.

- Ага, иди. Ни пуха, ни пера!

Девушка нахмурилась.

- Это пожелание удачи, - терпеливо пояснил Зорькин. – Ты должна ответить «К черту!»

- К черту, - послушно повторила девушка и вышла из комнаты.

«Теперь ты – Екатерина Валерьевна Пушкарева, - сказала себе девушка, ожидая лифта. – Привыкни к этому и научись, наконец, откликаться на имя «Катя». И забудь, что когда-то тебя звали иначе».

* * *

У Танюши Пончевой выдалась нелегкая среда, и это было неудивительно, учитывая, что на тот день были назначены кастинг моделей и собеседование с кандидатами на должность помощника президента «Зималетто». И хотя кастингом в основном занимались Ольга Вячеславовна и сам Милко – гениальный дизайнер компании, ответственность за все документы, с ним связанные, все равно лежала на Тане. А вот за подготовку собеседования она отвечала целиком и полностью, так что Урядову оставалось только поговорить с кандидатами, точнее говоря – с кандидатками. Что, по мнению Тани, было абсолютно бесполезно, так как она была твердо убеждена, что конструктивно проводить собеседования Урядов попросту не умел. И если с кандидатами-мужчинами у него еще получался нормальный разговор, то с привлекательными кандидатками начальник отдела кадров тут же начинал флиртовать и отдавал предпочтение им, а не более умным, но менее симпатичными соискательницам должности.

Уже после восьмой кандидатки у Тани голова пошла кругом, а их еще было пруд пруди. Зато Урядов от общения со столькими милыми дамами пришел в великолепное расположение духа.
Клочкова Виктория Аркадьевна Тане не понравилась с первого взгляда, по ней было сразу видно, что у нее нет ни опыта работы, ни образования, ну, за исключением, конечно, 11-ти классов школы, а то и вовсе только 9-ти.

- Пушкарева Екатерина Валерьевна, - не отрывая взгляда от списка, сказала Таня.

А когда она все же подняла глаза, то увидела, что приближающаяся к ней Екатерина Пушкарева – довольно странная девушка. Одетая в нелепый старомодный костюм, который, наверное, был бы хитом сезона годах эдак в 60-х, в круглых смешных очках, Пушкарева тем не менее шла плавной царственной походкой, с прямой спиной и высоко поднятой головой. И это несоответствие некрасивой внешности и манер, достойных «мисс мира» настолько потрясло Таню, что она застыла в дверях переговорной, и Екатерине Валерьевне пришлось ее обойти, чтобы попасть внутрь. Наконец, опомнившаяся Таня закрыла двери и быстро села на свое место. Пушкарева дошла до стола, встала рядом с вальяжно развалившейся на стуле Клочковой и пристально посмотрела на Урядова. Однако начальник отдела кадров, бросивший на Пушкареву единственный мимолетный взгляд, когда та только вошла в комнату, счел, что она не достойна его внимания, по крайней мере – не прямо сейчас, и продолжал общаться с Клочковой, игнорируя Екатерину Валерьевну. Тане показалось, что на лице Пушкаревой, которая была на редкость спокойной, появилось презрительное выражение, впрочем, утверждать это с полной уверенность Пончева не могла. Так и не дождавшись от Урядова приглашения сесть, Пушкарева выдвинула стул и изящно на него опустилась.

- …но всего два курса, - занятая разглядыванием Пушкаревой, Таня совершенно не прислушивалась к тому, о чем разговаривает Урядов с Клочковой, но пропустить мимо ушей сведения об образовании Виктории Аркадьевны она не могла: ей хотелось узнать, права она была в этом отношении или нет (резюме Клочковой вчера вечером вручила Тане Кира Юрьевна Воропаева, акционер компании, и Пончева не успела его прочитать).

И то обстоятельство, что Таня оказалась права насчет отсутствия образования у Клочковой, заметно подняло Пончевой и настроение, и самооценку. Помощница Урядова увидела, что когда ее начальник упомянул о двух курсах МГИМО, которые закончила Клочкова, Пушкарева усмехнулась, и эта усмешка не сходила с ее лица все то время, что ее Виктория Аркадьевна рассказывала, почему она так и не окончила институт, хвасталась своим бывшим мужем, сетовала на необходимость работать и выражала уверенность в том, что именно ее знаний и способностей не хватает «Зималетто», чтобы стать самой крупной и процветающей компанией на рынке. В конце концов, когда Клочкова принялась демонстрировать свое превосходное владение английским языком и, с трудом вспомнив три-четыре фразы, замолкла после предложения: «Ту гласс грейпфрут джус, плиз», судорожно соображая, что бы еще такого сказать, терпение Пушкаревой лопнуло.

- Пушкарева Екатерина Валерьевна, - громко и четко сказала она, глядя в глаза Урядову. – Закончила экономический факультет МГУ, диплом с отличием. Английский, немецкий, французский – свободно. Впрочем, - тут Пушкарева кивнула на документы, лежавшие перед начальником отдела кадров, - это все есть в моем резюме.

Урядов, несколько удивленный такой напористостью, взял в руки резюме Пушкаревой.

- Вы не прислали фотографию, - немедленно сказал он.

- Да, не прислала, - легко согласилась Пушкарева и добавила, скользнув взглядом по Клочковой: - Поправьте меня, если я ошибаюсь, но это собеседование с кандидатами на должность помощника президента компании, а не модели. Однако если вам необходима секретарша с модельной внешностью, об этом следовало сразу указать в объявлении.

Услышав это, Таня сразу же поняла, что на работу Пушкареву не возьмут, а жаль, поскольку на Таниной памяти она была первой, кому удалось слегка смутить Урядова.

- Э-э-э, да… Но, позвольте, вы нигде не работали почти полтора года?!

- Да, - снова согласилась с Георгием Юрьевичем Пушкарева. – По состоянию здоровья.

- А сейчас?

В ответ Пушкарева лишь пожала плечами.

- Значит, опыта работы нет, - констатировал Урядов.

- Нет опыта работы секретарем, - уточнила Екатерина Валерьевна. – Я два месяца стажировалась в Германии в одном из отделений крупного банка и год работала в российской консалтинговой фирме в должности аналитика.

- Да, но президент и финансовый директор у нас уже есть, а для простого секретаря вы, боюсь, слишком э-э-э блестящи.

- Ничего, - улыбнулась Пушкарева. – Я не ничего не имею против того, чтобы начать карьеру с… самых низов.

-Замечательно, - кисло сказал Урядов. – Ну что ж, мы вам обязательно позвоним. И вам, Виктория Аркадьевна, тоже. Всего доброго.

Когда за Клочковой и Пушкаревой закрылись двери, Урядов вздохнул и потер виски.

- Да, оригинальная девушка. Они обе. Все, Татьяна, перерыв.

* * *

Откровенно говоря, Катя даже не поняла, в чем состоял смысл собеседования. До этого она не была ни на одном, и знала, как обычно проходят собеседования, только со слов Коли Зорькина и из Интернета. Однако все было совершенно не так, как ей рассказывали и как она ожидала. Впрочем, она давно уже поняла, что обитатели Москвы – помимо того, что они варвары и невежды – еще и очень странные люди, и поэтому не слишком удивилось тому, что ей не предложили сесть, как это сделал бы любой мужчина там, где Катя родилась и прожила большую часть жизни. Как не удивилась она и тому, что кандидаток приглашали на собеседование по двое, что было нелогично и неэффективно. И даже абсолютный, на ее взгляд, непрофессионализм начальника отдела кадров не вызвал у Кати никаких негативных чувств, кроме легкого раздражения. На самом деле, все это было полнейшей ерундой по сравнению с мыслью о том, что Кате придется жить в этом странном городе и общаться с этими странными людьми до конца своей жизни. Подобная перспектива приводила девушку в ужас.

То, что на работу в «Зималетто» ее не возьмут, Катя поняла сразу же, едва увидела длинноногую брюнетку, развалившуюся на стуле, и услышала, как с ней разговаривает пожилой мужчина, проводивший собеседование. Сказать, что Катя из-за этого расстроилось, было бы преувеличением, но это заставило ее задуматься о том, что Коля, возможно, в чем-то прав, и ей следует для начала поискать работу в менее крупной и известной компании. Прежде, чем пойти домой, Катя заглянула в «дамскую комнату» - не столько потому, что ей действительно туда надо было, сколько затем, чтобы поправить одежду, к которой она никак не могла привыкнуть. Проходя мимо стойки ресепшена, задумавшаяся Катя едва не врезалась в ту самую милую полненькую девушку, которая сидела в комнате во время собеседования. Лишь мгновенная реакция помогла Кате, несмотря на неудобную обувь, буквально отпрыгнуть в сторону, избежав тем самым столкновения. При этом Катя едва не упала, но все же смогла удержаться на ногах, не замечая при этом ошеломленных взглядов тех сотрудников «Зималетто», которые видели совершенный ей кульбит.

- Ой, - воскликнула толстушка, которая уже, было, попрощалась с вожделенным полдником, и теперь была несказанно рада тому, что ее пирожные избежали участи быть размазанными по полу, - с вами все в порядке?

- Да, все в полном порядке, благодарю, - отмахнулась Катя, думая о том, что, кажется, она подвернула ногу, а все из-за этих дурацких туфель.

Движимая единственным желанием – как можно быстрее покинуть стены «Зималетто», Катя резко повернулась и налетела на высокого крепкого мужчину, который едва успел ухватить ее за руку, не давая упасть.

- Прошу прощения… - начала Катя и, подняв глаза, вдруг замолкла.

Ее сердце пропустило один удар, а затем бешено забилось: на мгновение ей показалось, что за ее нашли! За ней пришли и заберут ее домой! Но острая вспышка радости быстро сменилась разочарованием, когда она поняла, что она обозналась, и мужчина, в которого она врезалась, вовсе не тот, за кого она его приняла.

- Прошу прощения за свою неловкость, - пробормотала Катя и быстро, не обращая внимания на боль в ноге, пошла к лифтам.

Больше всего ей сейчас хотелось расплакаться, но ее глаза оставались сухими: она редко позволяла себе плакать – это было признаком слабости, проявлять которую она запретила себе л больше десяти лет назад.

Интермедия-0

Наэрия, 25 августа 1315 года.

- Мира, Мира, просыпайся. Вставай Мира!

- Ну, Делла, еще чуть-чуть, - пробормотала принцесса, пытаясь стряхнуть теребившую ее за плечо руку и натягивая повыше одеяло. – Я через пять минут встану.

- Мира, это я, Ник, просыпайся.

Принцесса не сразу поняла, что низкий мужской голос, разбудивший ее, никак не мог принадлежать ее фрейлине Делле, равно, как и лежавшая у нее на плече тяжелая мозолистая рука. Осознав это, Мира села на кровати и сонно потерла глаза. Комната освещалась лишь свечкой, которую держал в руке кузен принцессы Ник, и девочка потянулась, было, к свет-камням, лежавшим на прикроватном столике, но кузен перехватил ее руку.

- Нет, не надо.

Мира взглянула на Ника и даже в неверном пламени свечи, отбрасывающем причудливые тени на его лицо, увидела, как взволнован и напряжен ее кузен.

- Что случилось? – встревоженным шепотом спросила она у него.

Ник покачал головой.

- Потом объясню, сейчас нет времени. Слушай меня внимательно: вставай, одевайся, бери все свои защитные амулеты и меч, ступай к Тони, разбуди его, и приходите в комнату Моргана. Поняла?

Несколько секунд принцесса обдумывала слова кузена, а затем ее сердце ухнуло в пятки.

- Это отец и тетя, так? – спросила она. – Ник, не молчи!

- Я же сказал, на это сейчас нет времени. Ты все поняла, что надо сделать?

- Да, взять Тони и прийти с ним к Моргану.

Ник кивнул.

– Не забудь амулеты и меч. Помнишь наши уроки?

- Конечно!

- Хорошо, но если что – в первую очередь применяй магию, а уж потом – меч. А еще лучше – постарайся, чтобы тебя никто не увидел. Я за девочками, встретимся у Моргана. Не теряй времени. Да, и самое главное: не доверяй никому, кроме меня и Моргана, поняла? Никому, даже если это Делла, Эрон или Кален. Что бы тебе не говорили - не верь.

Ник быстро вышел из комнаты кузины. Девочка, закусив губу и запретив себе делать какие-либо выводы раньше времени, зажгла самый маленький свет-камень, вскочила с кровати и быстро оделась. Если бы она решила надеть платье, то это заняло бы у нее много времени, не говоря уже о том, что она вряд ли справилась бы без помощи камеристки, поскольку все ее платья были с корсетами. Но, к счастью, в гардеробе принцессы была и другая одежда: мешковатые мужские бриджи, длинная полотняная рубаха и плотный кожаный жилет – в таком виде она брала уроки фехтования мечом и стрельбы из лука у своего старшего брата Моргана и кузена Ника, а также ездила на лошадях в мужском седле. Быстро одевшись, Мира повесила на шею несколько амулетов, прицепила на пояс ножны с легким прямым обоюдоострым мечом, подаренным ей год назад отцом, и после недолгих раздумий надела на палец крупный перстень, хранивший в себе солидный запас магической энергии – принцесса копила ее уже несколько лет и была уверена, что воспользуется перстнем только в самом крайнем случае, который, судя по всему, настал раньше, чем она рассчитывала.

Погасив свет-камень, Мира бесшумно выскользнула из своих покоев. Среди тех амулетов и талисманов, что она с собой взяла, был и «слепой глаз» - амулет, который на некоторое время отводила глаза от его хозяина, делая того, фактически, невидимым и не слышимым. Действовать «слепой глаз» начинал только после команды хозяина, и хватало его максимум на пятнадцать минут. С самого детства Миру учили, всегда и во всем надо сначала полагаться на собственные силы, и только когда этого недостаточно – применять все остальное. Поэтому принцесса не собиралась пока активировать амулет, рассудив, что дойти незамеченной до комнаты своего младшего брата Тони, которая находилась этажом выше, должно быть довольно просто. Ну, точнее говоря, это было бы просто в любую другую ночь, однако сегодня можно было ожидать чего угодно. И тем не менее, Мира была уверена, что сможет без проблем дойти до комнаты брата. А вот отвести - или, скорее, отнести, поскольку Тони было всего пять лет, – его к Моргану в другое крыло замка представлялось Мире гораздо более сложной задачей.

Как принцесса и надеялась, полутемный коридор, заканчивающийся лестницей, ведущей на второй этаж, был тих и безлюден. Дойдя до угла, Мира замерла, прижалась спиной к стене и прислушалась. Казалось, на лестнице никого не было, но Мира, которая не хотела рисковать, несколько минут стояла, выжидая. Наконец, девочка осторожно вышла из-за угла и быстро взбежала вверх по крутой лестнице. А когда Мира повернула за угол в коридор, ведущий к комнате Тони, она услышала на лестнице чьи-то шаги – мягкие и вкрадчивые, абсолютно не похожие не громкие шаги обутых в тяжелые сапоги стражников, патрулирующих замок. Конечно, Мира понимала, что это мог быть кто-то из придворных, но, с другой стороны, что им делать в такой час в крыле, где находятся лишь детские да учебные комнаты? На мгновение принцессу затопила паника, она застыла на месте, не в силах пошевельнуться, и одной рукой схватилась за висевшие на шее амулеты, готовая немедленно активировать их все, а другую положила на эфес меча. И только когда шаги стали громче, Мира поняла, что теряет драгоценное время, поборола себя и бросилась в комнату брата. Теперь самым главным было не разбудить Клариссу – няньку Тони, которая спала комнате, смежной с детской, и никогда не закрывала дверь между ними.

Когда-то в этой детской жил Морган, и Мира, обожавшая старшего брата, который был для нее единственным другом и товарищем по играм, много времени проводила у него, так что теперь она и в кромешной темноте могла беспрепятственно дойти до кровати Тони. К счастью, в комнате мало что изменилось с тех пор, как Морган переехал оттуда, а игрушки Тони были аккуратно убраны, поэтому Мира ни во что не врезалась и ни на что не наступила. Когда принцесса почти дошла до кровати младшего брата и уже слышала его ровное дыхание, ручка двери вдруг повернулась. Сердце Миры бешено забилось, и девочка судорожно принялась соображать, что ей делать. Можно было бы взять на руки Тони и попытаться незаметно сбежать через комнату Клариссы, но, во-первых, это надо было сделать предельно тихо, а Мира не была уверена, что проснувшийся брат сможет хранить молчание, не говоря уже о няньке, которую они наверняка разбудят; а во-вторых, быстро пробраться в темноте через комнату Клариссы принцесса не сумеет, следовательно, надо будет зажигать либо свечку, либо один из свет-камней, и тогда тот, кто сейчас собирался войти к младшему принцу, их увидит. Дверь за спиной Миры приоткрылась, и девочка поняла, что времени на раздумья уже нет. Решение пришло мгновенно: Мира осторожно легла на кровать к Тони, обняла его и активировала «слепой глаз». Теперь амулет отводил глаза не только от нее самой, но и от ее брата, однако время его действия сократилось ровно вдвое. Принцесса надеялась, что этого хватит.

В комнате раздались тихие шаги. Вошедший зажег принесенный с собой свет-камень, и Мира едва сдержалась, чтобы не ахнуть от удивления: это был Эрон, ученик придворного мага Кирсена, молодой человек, который всегда нравился Мире. Когда Ник предупреждал принцессу не верить никому, он упоминал и Эрона, и принцесса на мгновение задумалась, знал ли ее кузен о том, что ученик Кирсена в чем-то замешан, или нет? Хотя Мира была уверена в том, что Эрон не видит и не слышит ни ее, ни крепко спящего Тони, она все равно затаила дыхание и боялась пошевелиться. Эрон дошел до кровати и тихо выругался, увидев, что она пуста.  Некоторое время он молча стоял, глядя на постель, и Миру вдруг затрясло при мысли, что он может догадаться про «слепой глаз» и применить заклинание, отменяющее действие амулета. Однако, к счастью, Эрону не пришло это в голову. Он повернулся, и принцесса уже понадеялась, что он собрался уходить, но вместо этого волшебник обогнул кровать и направился к шкафу, решив, видимо, что младший принц мог спрятаться там. Закусив губу, Мира попыталась прикинуть, сколько прошло времени момента активации «слепого глаза», и поняла, что у них с братом осталась максимум минута до того, как амулет разрядится. А Эрон между тем не спеша подошел к шкафу, открыл его, убедился, что там никого нет, повернулся к стоявшему рядом большому сундуку, в котором хранились игрушки Тони, открыл его крышку, и в этот момент «слепой глаз», который, начиная действовать, всегда источает тепло, стал вдруг холодным как лед – это значило, что теперь, когда Эрон обернется, он увидит Миру и Тони. А этого юная принцесса допустить не могла.

Мира начала обучаться магии у Кирсена, едва ей исполнилось пять лет – с того самого момента, как выяснилось, что у нее есть способности. Поначалу Кирсен, который считал, что магия принцессе ни к чему, хотел научить Миру, лишь самым азам. Однако Мира была упорной девочкой и очень хотела стать сильным магом, к тому же она все схватывала на лету, и Кирсен, впечатленный ее талантом и силой воли, научил принцессу гораздо большему, чем собирался. Тем не менее, боевых заклинаний Мира еще не знала, хотя втайне от Кирсена читала книги по этому разделу магии. А для невербальной боевой магии у девочки пока не хватало сил. Конечно, попытаться нейтрализовать Эрона можно было и не боевыми заклинаниями, но Мира боялась, что она просто не справится с более опытным волшебником. А значит, у нее оставался только один выход. Мира положила дрожащую  руку на эфес меча и посмотрела на спину Эрона. Она не знала, замешан ли в чем-то дурном ученик Кирсена, что он замышляет и зачем пришел в комнату младшего принца посреди ночи, но девочка не могла допустить, чтобы с ее братом что-либо случилось, и не только потому, что она его любила. Если их старший брат Морган вдруг погибнет, то Тони станет наследным принцем или, вполне вероятно, королем. И его жизнь сейчас была важнее жизни самой Миры. Она понимала, что Эрон, возможно, ни в чем не виноват, и мысль о том, что ей придется ранить или, скорее всего, убить человека, вызывала у нее тошноту. Но у Миры не было иного выбора. Ник приказал никому не верить, кроме него самого и Моргана, и принцесса твердо намеревалась выполнить это указание.

Действовать необходимо было быстро и решительно. У Эрона мог быть точной такой же талисман, что висел сейчас на шее Миры – «щит», который мог изменять траекторию стрелы, летящей в его хозяина так, что она не попадала в жизненно важные органы, а мечи и кинжалы вонзались в человека с действующим «щитом» не так глубоко, как планировал тот, кто наносил удар. Иными словами, Мире надо было бить Эрону не в спину, а сразу пытаться отсечь голову – от такого удара не спасает даже «щит». Когда принцесса представила себе, как будет отрубать голову Эрону, который не раз помогал ей понять, как надо работать с тем или иным заклинанием, в то время как Кирсен ворчал, что она сама должна с этим справиться, и собирать редкие травы для зелий, ее затошнило еще больше. Может, все же попробовать с ним поговорить? Вдруг его послал Ник или Морган? Что, если он хочет помочь? В этот момент Эрон, проверивший сундук и еще один шкаф повернулся к кровати, увидел Миру и Тони, и по его глазам принцесса поняла, что он – враг. Возможно, она и ошибалась, но об этом Мира не думала. Она вообще больше не о чем не думала. В мгновение ока принцесса соскочила с кровати, с лязгом выхватила из ножен меч, перехватила его двумя руками и ударом, отработанным на многочисленных тренировках, нанесла удар. «Щита» у Эрона не было. Меч с отвратительным чавкающим звуком вошел в горло волшебника, раздался хруст, и Мира почувствовала, как ей на лицо брызнула теплая кровь. Эрон удивленно посмотрел на принцессу, словно не веря, что его убила четырнадцатилетняя девчонка, хотел было схватиться за горло и даже поднял одну руку, но не успел, тяжело упав на пол.

- Мира? – раздался тонкий испуганный голос проснувшегося Тони.

Принцесса, которой показалось, что ее сейчас стошнит, сглотнула и повернулась к брату. Свет-камень, который принес с собой Эрон, был не очень ярким и лежа на полу почти не освещал комнату, но, тем не менее, мальчик разглядел, что лицо сестры, державшей в руку обнаженный меч, забрызгано кровью. К счастью, он не видел трупа Эрона.

- Мира, что случилось? – голос маленького принца дрожал.

Мира прижала палец к губам.

- Тсс, не так громко, - шепотом сказала она. – Ничего не случилось, мы с тобой сейчас поиграем в одну игру, вроде пряток. Хочешь?

Малыш кивнул. Мира вытерла лицо рукавом и закусила губу, обдумывая, что им делать дальше.

- Хорошо. Тогда закрой пока глазки и не открывай их, пока я не скажу. Договорились? – Мира не хотела, чтобы ребенок увидел тело Эрона.

Тони снова кивнул и закрыл глаза. Мира подошла к шкафу, достала сапожки брата, надела их на мальчика, сняла с шеи «щит», повесила его на Тони и, подняв принца на руки, вынесла его из комнаты. Как только они оказались в коридоре, она опустила Тони на пол.

- Теперь можешь открыть глаза. Слушай меня внимательно: нам с тобой надо добраться до комнаты Моргана, но так, чтобы нас никто не увидел. Поэтому мы не должны шуметь, понимаешь? И быть предельно осторожными. Но самое главное: слушайся меня во всем и делай то, что я тебе скажу, чтобы вокруг нас не происходило. Ты обещаешь?

Тони кивнул, испуганно покосившись на окровавленный меч сестры.

- Замечательно. А теперь пошли.

Мира глубоко вздохнула, взяла Тони за руку, и они побежали.

Глава 1. О тактике, стратегии и далеко идущих планах.

- Обязательно быть таким врединой? – немного обиженно спросила Кира Воропаева брата. – Мог бы просто порадоваться за меня.

С давних пор Александр Воропаев старался казаться всем окружающим сильным и решительным человеком, у которого нет слабостей и уязвимых мест, и это привело к тому, что теперь он мог расслабиться, только находясь в одиночестве или же в компании самых близких ему людей: сестер Киры и Кристины. Впрочем, в последнее время он начал отгораживаться и от них, скрываясь под маской довольного и уверенного в себе мужчины, у которого нет ни проблем, ни неприятностей. Однако сейчас был один из тех редких моментов, когда он мог позволить себе побыть самим собой. На работе выдался тяжелый день, и Александр чертовски устал, поэтому вместо того, чтобы поужинать с Кирой в ресторане, они с сестрой поехали к нему домой. Ожидая заказанной из ресторана еды, совершенно разбитый Алекс развалился на диване, в то время как Кира налила ему чай: черный, медом и лимоном, как он любил.

- Не вижу повода для радости, - пробормотал Воропаев, отхлебывая вкусный горячий чай и прикрывая от удовольствия глаза.

- То есть счастье сестры для тебя недостаточный повод, чтобы порадоваться за нее?

- Да, если у этой радости весьма сомнительный источник.

- Саша! – вспыхнула Кира. – Ты можешь хотя бы попытаться изменить свое отношение к Андрею?

- Нет, Кирюша, не могу и не хочу. Вот если бы изменился сам Жданов, я бы над этим подумал, а так…

- Саш, мне кажется, вам давно уже пора покончить с вашей глупой детской враждой.

Алекс поморщился. Он, безусловно, любил свою сестру, но иногда – например, сейчас – его раздражало Кирино нежелание видеть окружающую действительность такой, как она есть, не приукрашивая ее и не строя воздушных замков.

- Кира, мы уже сто раз об этом говорили: я считаю Жданова никчемным и безалаберным лентяем, которого в этой жизни интересует только одно – женщины. Ну, и еще, возможно, «Зималетто», хотя бизнесмен из него никудышный. Я твердо уверен, что он сделал тебе предложение только для того, чтобы получить пост президента компании. Меня лишь удивляет, что такая умная женщина как ты этого не видит. Или же не хочет видеть.

На глаза Киры навернулись слезы.

- Тебе доставляет удовольствие меня мучить? – спросила она сдавленным голосом. – Почему ты никак не можешь поверить в то, что Андрей любит меня?!

Александр коротко рассмеялся.

- Любит? Кира, приди, наконец, в себя! Какое, к черту, «любит»?! Да о его интрижках с моделями сплетничают на каждом шагу, ты сама не раз подозревала его в этом, но Андрей каждый раз умудрялся заговорить тебе зубы и навешать лапши на уши. Прозрей уже, Кирюша. Хватит тратить свою жизнь на этого безмозглого болвана, он тебя не достоин!

Кира разрыдалась.

- Я его люблю, - сквозь слезы сказала она. – Я его люблю и хочу выйти за него замуж, как ты не понима-а-а-ешь…

Александр вздохнул, встал с дивана и обнял ревущую сестру. Кира попыталась было вырваться, но затем передумала и уткнулась носом ему в грудь, еще сильнее расплакавшись.

- Кира, дурочка, ну хватит, хватит, - попытался успокоить Киру Воропаев, поглаживая ее по голове. – Ты и так уже пролила из-за Жданова много слез, хватит. Кира, если ты не прекратишь плакать, океан выйдет из берегов и затопит Англию, а там сейчас Павел Олегович с Маргаритой Рудольфовной. Ты же хочешь, чтобы они утонули?

- Не-е-ет, - одновременно улыбаясь и всхлипывая, сказала Кира.

Она всегда была очень эмоциональна, и Алекс давно уже научился более-менее справляться с ее истериками.

- Тогда прекрати плакать.

Кира почти успокоилась, когда раздался звонок в дверь – принесли долгожданный ужин.

- Ладно, об Андрее больше ни слова, - сказала старавшаяся казаться веселой Кира, когда еда была разложена по тарелкам, а красное вино – разлито по бокалам. – Давай сменим тему. Ира Красильникова сказала, что видела тебя на прошлой неделе у Зиминых с какой-то красивой длинноногой брюнеткой. Кто она?

- Ты ее не знаешь, - отмахнулся Александр.

- Знаешь, прежде чем давать советы по поводу личной жизни других, тебе не мешало бы наладить свою собственную, - язвительно сказала Кира.

- Моя личная жизнь меня вполне устраивает, - фыркнул Алекс. – Хотя она и не столь бурная и  разнообразная, как у Жданова… ладно, ладно, молчу.

Мудро решив пропустить мимо ушей замечание брата о ее женихе, Кира укоризненно заметила:

- Ты знаешь, о чем я говорю.

- Нет, сестренка, увы, не имею ни малейшего понятия, - нахмурился Алекс, прекрасно понимавший, к чему клонит Кира.

- Саша, прошло уже больше пяти лет, пора бы уже забыть Лиду.

- Кирюша, - тяжело вздохнул Воропаев, - веришь – нет, я давно ее забыл. Не могу сказать, что желаю ей счастья и всяческих благ – как ты понимаешь, я не настолько добр и альтруистичен, но мне абсолютно все равно, где она сейчас и как ей живется в браке. Я перестал о ней думать в тот момент, когда она променяла меня на этого канадца. Все, точка.

- Ага, то-то я смотрю, у тебя за эти пять лет не было ни одной постоянной девушки.

- Кира, моя трагедия заключается в том, что две единственные девушки, достойные меня – мои сестры, - отшутился Алекс, и Кира поняла, что продолжать этот разговор бесполезно: ее брат был упрям, как осел, и заставить его сделать что-то, чего он не хотел, было невозможно. А говорить о своей личной жизни он сейчас явно не горел желанием.

Остаток ужина Кира и Александр разговаривали о всяких пустяках, обсуждая общих знакомых и последние новости. Когда Кира ушла, Воропаев налил себе еще вина и сел на диван, невидяще глядя на противоположную стену. Он никогда не скрывал, что терпеть не может Андрея Жданова – сына Павла и Маргариты Ждановых, которые были близкими друзьями родителей Алекса (Жданов всегда отвечал Воропаеву-младшему тем же). Но иногда эта неприязнь перерастала в безграничную лютую ненависть, в основном когда Жданов причинял боль Кире. А на это Андрей был большой мастак. Для Алекса было делом чести не допустить, чтобы Жданов-младший занял место президента «Зималетто» - компании, основанной когда-то Ждановыми и Воропаевыми. Александр был уверен, что Андрей, которому хватает ума лишь на то, чтобы охмурить очередную модельку, не справится с семейным бизнесом, а рисковать капиталом Воропаев-младший не хотел. Впрочем, положа руку на сердце, привыкший быть честным сам с собой, Алекс признавал, что не уверен в том, сможет ли он сам встать у руля «Зималетто» и успешно руководить компанией. Александр ни дня не проработал в «Зималетто», еще в университете решив, что попытается добиться успеха в бизнесе собственным силами, без помощи семьи. С этой целью он и уехал в Питер, куда его пригласила крупная строительная компания, в которой он проходил преддипломную практику. В общем и целом карьера Воропаева-младшего складывалась неплохо, однако он очень скоро понял, что хорошего бизнесмена из него не выйдет. Александр оказался идеальным исполнителем: он быстро и четко выполнял любые поставленные перед ним задачи, делая для этого даже невозможное. Но когда Алексу необходимо было самостоятельно принимать решения, он сразу же терялся, неправильно анализировал ситуацию и начинал делать ошибки. Правда, Воропаев-младший сделал все, чтобы об этом никто не узнал. Когда у строительной компании начались трудные времена, Алекс уволился, снова переехал в Москву и перешел на работу в министерство легкой промышленности, где и работал до сих пор. И, вообще-то, уходить он оттуда не хотел, но не дать Жданову занять пост главы «Зималетто» было для Алекса настолько принципиально, что он сам готов был сесть в президентское кресло, но не пустить туда Андрея. «На войне все средства хороши» - этим принципом Александр руководствовался всю сознательную жизнь, еще с тех самых пор, когда придумывал способы рассказать всем о шалостях и проделках Андрея и его закадычного друга Ромки Малиновского и при этом не выглядеть ябедой и стукачом.

- Не надейся, Андрюша, я сделаю все, чтобы ты не стал президентом, - прошептал Александр и залпом выпил вино.

* * *

- Что, влип, очкарик? – сочувственно спросил Роман Малиновский своего лучшего друга Андрея Жданова.

Они сидели на широком мягком диване в квартире Романа и не спеша потягивали кальвадос – любимый алкоголь Малиновского.

- Не напоминай, - мрачно сказал Андрей.

- Терпи, казак, президентом станешь, - ухмыльнулся Малиновский.

- Долго терпеть придется, - пробормотал Жданов, - всю жизнь.

Роман лишь пожал плечами.

- Жданчик, ты же сам этого хотел, так что поздняк метаться. Нет, ты, конечно, можешь разорвать помолвку, но тогда поста президента «Зималетто» тебе не видать, сам понимаешь. Так что выбирай, что для тебя важнее: свобода или президентство.

- И то, и другое, и можно без хлеба, - процитировал Андрей.

- Ага, и Луну с неба, - хмыкнул Роман и добавил торжественно и печально: – Ну, давай выпьем за то, что Москва потеряла одного из самых блестящих холостяков. Никогда больше не доведется ему флиртовать напропалую одновременно с десятком очаровательных девушек, чтобы потом пригласить одну или даже двух из них в свой гостеприимный дом, дабы продолжить приятное во всех отношениях знакомство в более интимной и располагающей обстановке. Никогда больше светская хроника не упомянет имя твое в связи с очередным завоеванным неотразимым Андреем Ждановым сердцем. И лишь иногда, когда тебе, друг мой, удастся вырваться из уютного домашнего очага, где тебя всегда будет ждать верная Кира и несколько чудесных розовощеких ребятишек, ты будешь с тоской возвращаться в места прежней боевой славы, однако никогда больше твой меч не вкусит радости побед над прекрасным полом.

Андрей расхохотался.

- Тьфу ты, типун тебе на язык! Я женюсь, а не умираю и не ухожу в монастырь.

- А разве это не одно и то же? – невинно поинтересовался Роман.

- Малина, угомонись. Да, я не собираюсь хранить верность Кире, если ты на это намекаешь, однообразие – это смерть для личной жизни, - с досадой сказал Андрей.

Роман скептически покачал головой.

- Андрюха, а как ты себе это представляешь? Кира до того, как стала твоей невестой, звонила тебе по сто раз в день, проверяя, где ты и с кем ты, сейчас она тебе по двести раз звонить будет, а уж когда вы поженитесь – готовься, она тебя на одних телефонных разговорах разорит.

- Выкручусь как-нибудь, - махнул рукой Жданов. – Кто ищет – тот всегда найдет.

- Ну-ну. А вообще, Жданчик, повезло тебе – женишься на красивой, умной женщине, которая, к тому же, безумно тебя любит и готова верить той страшной чуши, что ты ей рассказываешь в свое оправдание. Ну, скандалит, конечно, но ведь всегда милостиво тебя прощает. Счастливчик ты Андрей. Счастливчик и везунчик, всегда таким был.

Впрочем, сказано это был без тени зависти.

- Сплюнь и постучи, чтобы не сглазить, - проворчал Андрей. – Мне еще президентское кресло надо получить. А я все никак не могу найти подходящую помощницу. Как же Леночка не вовремя в декрет ушла!

- Радуйся, что она не благодаря тебе туда ушла, - хохотнул Малиновский. - Конечно, ты себе помощницу не найдешь, учитывая, какие у тебя к ней требования: и высшее экономическое образование, и ум, и опыт работы, в презентабельная внешность. Тебе Урядов целую гору резюме дал, что неужели тебе ни одна из кандидаток не понравилась?

- Нет, - отрезал Жданов. – Это все нет то. И, самое главное, больше кандидатур на должность моего помощника не осталось. Лежат, правда, у меня на столе еще два резюме: одно какой-то непонятной девицы, Урядов говорит, она страшна как смертный грех, даже фотографию свою не прислала, а второе – подружки Киры Клочковой, которая мало того, что тупа как пробка, так еще и шпионить за мной будет, не зря же Кира хочет ее моей секретаршей сделать.

- Вот это ты зря, Андрей, - задумчиво сказал Роман. – Про страшненькую, я имею в виду. Обычно уродины – очень умные, а если ты завоюешь ее расположение, то она будет служить тебе верой и правдой всю оставшуюся жизнь.

- Болтун, - усмехнулся Андрей, залпом допивая кальвадос, и Роман поморщился от такого варварского обращения с напитком, который надо пить не торопясь, смакуя каждый глоток. – Хотя… может, в чем-то ты прав, по крайней мере, к страшной секретарше не будет ревновать Кира. Правда, что ли, встретиться с этой девушкой.

- Попробуй. А как твой бизнес-план, продвигается?

- Да почти доделал. Совету директоров должно понравиться.

- Главное, чтобы он понравился Воропаеву.

- Не напоминай, - скривился Андрей. – Как представлю, что он будет моим родственником… Но, клянусь, я сделаю все, чтобы ему не достался пост президента «Зималетто».

- За это стоит выпить, - серьезно сказал Роман, подливая в бокалы кальвадос. – За удачу!

- За удачу!

* * *

Катя всегда любила смотреть на ночное звездное небо, особенно когда была расстроена или растеряна. Однако в московском белесом небе почти не видно было звезд, и это неожиданно огорчало Катю едва ли не до слез.

- Так что ты надумала?

Катя, сидевшая на подоконнике, повернула голову к расположившемуся на ее диване Коле и пожала плечами. Сегодня ей позвонили из «Зималетто», чего она давно уже не ждала, и пригласили завтра на повторное собеседование. Проблема состояла в том, что завтра в то же время Катя должна была пойти на окончательное собеседование в одну небольшую фирму, куда ее, скорее всего возьмут на работу. И теперь ей предстояло решить нелегкую задачу:  какую компанию выбрать - солидную «Зималетто», где ей все же могут и отказать, или маленькую, никому неизвестную фирмочку, где почти наверняка примут.

- Брось монетку, - посоветовал Коля.

Некоторое время Катя, закусив губу, раздумывала над этим предложением, затем слезла с подоконника, открыла ящик стола и достала оттуда бархатный мешочек. Развязав его, она осторожно высыпала на ладонь черные костяшки с выгравированными на них белыми знаками. Руны. Катя не слишком хорошо умела их читать, да и в любом случае здесь они не работали, но в данной ситуации руны были ничуть не хуже брошенной монетки.

- Это то, что я думаю? – спросил Зорькин, заворожено глядя на руны.

- Да, - слегка улыбнувшись ответила Катя.

Она подошла к дивану, встала перед ним на колени, потрясла руны в ладонях и высыпала их на покрывало. Коля с интересом наблюдал за ее манипуляциями. Несколько минут Катя пристально разглядывала руны, пока, наконец, Зорькин, не выдержав, спросил:

- Ну, что там?

- Забавно, - прищурившись ответила Катя, - я почти готова поверить в то, что они сработали. «Короткий путь ведет к опасности, долгий и трудный путь ведет к освобождению». Завтра я пойду в «Зималетто».

Интермедия-1

Наэрия, 25 августа 1315 года.

- Вот, выпей.

Морган протянул сестре бокал крепкого красного вина, но Миру так трясло, что она даже не смогла взять его, и Моргану пришлось держать бокал и осторожно поить вином принцессу. Ник в это время укладывал Тони спать на кровати Моргана. Девочки – девятилетние двойняшки Ивон и Александра, Иви и Лекси как называли их домашние – огромными испуганными глазами наблюдали за старшими братом, сестрой и кузеном.

- Лучше? – спросил Морган Миру, когда та допила вино.

Девочка кивнула.

- Да, - сказала она, на мгновение прикрыв глаза, - все нормально. Морган, объясни, наконец, что случилось.

Наследный принц нахмурился и покосился на двойняшек. Они были еще слишком малы, чтобы до конца понять, что происходит, но если Морган и Ник правильно оценили ситуацию, то девочкам все равно придется повзрослеть быстрее, чем следовало бы, и поэтому Морган решил не отсылать их в соседнюю комнату.

- Что-то случилось с отцом и тетей Амелией, так? – тихо спросила Мира.

Их отец – Эдвард Лиеж, король Наэрии, и его родная сестра Амелия Мариваль, мать Ника, уехали неделю назад в соседнее королевство Занкор, куда были приглашены на пышное празднование пятидесятилетия занкорского короля Александра, и должны были вернуться со дня на день.

- Когда они уезжали, отец договорился со мной и Ником, о том, что будет посылать в своих письмах зашифрованные послания, как знак того, что эти письма написал именно он. Тебе ведь известно, что при желании подделать можно все: и почерк, и королевскую печать. Сегодня вечером, когда ты уже легла спать, зелка принесла письмо якобы от отца. Но оговоренного шифра там не было…

Морган на мгновение умолк. Зелками назывались крупные птицы из семейства вороньих, которые доставляли корреспонденцию, причем зелки из королевского птичника летали и днем, и ночью.

- Отец мог забыть о том, что надо зашифровать письмо, - пробормотала Мира, прекрасно понимая, как глупо это звучало.

- Как бы там ни было, мы отправили надежного человека к Зарскому перевалу. Если произошло какое-то недоразумение, то он встретится с кортежем Его величества и сообщит об этом нам, - сказал Ник, уложивший Тони. – Но если все так, как мы думаем…

- Заговор? – с ужасом спросила Мира.

- После того, что ты нам рассказала об Эроне – не сомневаюсь, - кивнул Ник. – Это еще не все. После того, как мы получили письмо от дяди, мы с Морганом решили попросить Кирсена проверить его подлинность. Однако когда мы зашли к нему, то увидели, что Кирсен мертв.

- Что?! – воскликнула потрясенная Мира.

- Мертв, - повторил за кузеном Морган. – Со стороны это выглядело как смерть по естественным причинам, в конце концу, Кирсену шел уже девятый десяток, но я сомневаюсь, что все так просто, особенно в свете того, что случилось в Эроном.

- И… и что нам делать? Будем ждать, пока ваш человек что-то выяснит?

Морган и Ник синхронно покачали головой.

- Нет, мы не можем терять время. Надо попытаться сыграть на опережение.

- Но как, если мы даже не знаем, кто стоит за заговором? Или вы это знаете?

- Нет, это может быть кто угодно, в том числе кто-то из наших соседей, что б им.

- Вряд ли это Занкор, - задумчиво сказала Мира, - это было бы слишком уж очевидно. Остаются Мэливар, Элвэй и Саддарт.

- Да, но не будем пока окончательно сбрасывать со счетов Занкор, всякое может быть.

- Так что мы будем делать? – вновь спросила Мира.

Ник устало потер лицо руками, а Морган взъерошил волосы.

- В первую очередь надо убедиться, что королевская гвардия все еще верна трону, - сказал Морган, и Ник поморщился, услышав это, поскольку был дружен со многими гвардейцами, но, как бы ему не хотелось заявить, что его друзья никогда не предадут короля, он понимал, что может случиться и такое. – В первую очередь надо заняться капитаном Эллертом, это мы с Ником берем на себе.

Капитан Эллерт был начальником королевской стражи и личным другом короля Эдварда.

- Мы не можем обойтись без придворного мага, - закусив губу, произнесла Мира.

- А ты сама можешь его заменить? – с надеждой спросил Морган.

- Шутишь? Нет, конечно, у меня не хватит ни сил, ни знаний. Но… я знаю магов из Королевской школы волшебства и магии,  которые абсолютно точно ни в чем не замешаны, если я попрошу, они нам помогут. Вот только для этого мне надо лично к ним съездить.

- Забудь, - коротко сказал Ник, - это слишком рискованно.

- Но другого выбора нет, - решительно сказала Мира. – Я поеду, они живут недалеко от замка, и я буду предельно осторожна. Если все пройдет хорошо, я вернусь уже через час.

- На нас нападут да? - раздался вдруг тоненький голосок Ивон, и совершенно забывшие о двойняшках Морган, Ник и Мира вздрогнули от неожиданности,

- Не знаю, Иви, не знаю, - отозвался Морган.

- Одно мы знаем точно: откуда можно не опасаться нападения, так это со стороны прóклятого королевства, я предлагаю перебросить полки, расквартированные в графствах, граничащих с ним, в те графства, что прилегают к Мэливару, Элвэю и Саддарту. Ну, и послать туда надежных людей, лучше всего из числа гвардейцев, в качестве королевских представителей. Пока я не вижу, что еще можно сделать, - сказал Ник

- Я предлагаю срочно вызвать всех графов Высокого круга в столицу. Возможно, это рискованно, если кто-то из них связан с заговорщиками, но так мы сможем посмотреть на их реакцию. Как говорят, держи друзей близко, а врагов - еще ближе, - добавил Морган.

- Хорошо, - одобрил предложение наследного принца его кузен. – Тогда план действий таков: Мира едет за своими магами, Морган, мы с тобой занимаемся капитаном Эллертом в частности и гвардией в общем, затем, по возвращении Миры, посылаем своих людей и сообщения в полки.

- А что с младшими? – тихо спросила Мира, взглянув на сестер.

- Оставим здесь, - решительно сказал Морган. – Я активирую магическую защиту комнаты, и ближайшие десять часов сюда никто не сможет войти без моего разрешения. И выйти.

- Ладно.

Морган присел на корточки перед креслом, на котором сидели двойняшки.

- Девочки, вы останетесь здесь, пока мы не вернемся. Не бойтесь, никто кроме нас к вам не войдет, но запомните, что и вы не можете выйти из комнаты. И присматривайте за Тони, хорошо?

Ивон и Александра дружно кивнули.

- Ну, вот и договорились.

Морган, Мира и Ник поцеловали девочек, переглянулись и вышли из покоев наследного принца. Им еще многое предстояло сделать для того, чтобы отстоять свое королевство.

Глава 2. Разум и чувства

Дежавю. Коля Зорькин сидел на диване в комнате Кати Пушкаревой и наблюдал, как та собирается на собеседование в «Зималетто». Как и в первый раз она абсолютно не нервничала, хотя сейчас казалась более задумчивой, чем тогда.

- Коля, - сказала вдруг Катя, - поскольку «Зималетто», на мой взгляд, несколько странная компания, я хочу предложить тебе кое-что. Вполне возможно, что вопреки нашим ожиданиям секретарше президента все-таки придется заниматься финансами больше, чем мы думали, и что высшее экономическое образование ей действительно необходимо. Если это действительно так, то, если меня возьмут на работу, я прошу тебя помочь мне с финансовыми аспектами. Разумеется, я буду перечислять тебе половину зарплаты или же столько, сколько ты сочтешь нужным.

Коля с открытым ртом уставился на подругу.

- Ты это серьезно? – спросил он.

- Разумеется, - кивнул головой, ответила Катя. – Я немного разбираюсь в экономике, но не настолько, чтобы исполнять обязанности финансового директора, если это вдруг потребуется от помощницы президента.

- Я… ну, то есть… да, конечно, я согласен, - пролепетал Коля. – И не надо мне денег. Ну, то есть, было бы неплохо, но не так много: тебе ведь Валерия Сергеевича и Елену Александровну содержать надо.

Катя слегка улыбнулась.

- Хорошо, значит, я могу на тебя рассчитывать. А денежный вопрос мы обсудим потом, если меня примут.

- Д-д-да, только слушай, может, все же не стоит туда идти, а? Если они правда хотят, чтобы секретарша занималась финансами, то они и впрямь странная компания и неизвестно, чего от них ожидать. А вдруг они тебя подставить хотят?

Катя неопределенно пожала плечами.

- Ну, вот ты и поможешь мне понять, так ли это.

- И все равно я считаю, что ты играешь с огнем, - взлохматив волосы, сказал Коля. – Нет, я понимаю, конечно, что ты привыкла к большому размаху, масштабу и все такое, но… Может, передумаешь? Пойдешь на собеседование в этот, как его, «Руснацтранс»? Еще успеешь.

- Нет, я все решила. Коля, тебе не кажется, что мы уже в двадцатый раз говорим об одном и том же? Все будет так, как будет. И, вполне вероятно, - хорошо.

- Какая же ты все-таки непрошибаемая! – восхитился Коля. – В этом ты совсем не похожа на… - тут Зорькин осекся и продолжил после неловкой паузы: - Ладно, проехали. «Зималетто» так «Зималетто». В конце концов, на ошибках учатся.

- Предпочитаю учиться на чужих ошибках, - улыбнулась Катя, - хотя это не всегда получается. Но в этом случае, к счастью, мои ошибки никому не будут стоить жизни, поэтому я могу их себе позволить.

- У-у-у, ты что, когда-то так по-крупному ошиблась? – серьезно спросил Коля.

Катя поморщилась.

- Да, - коротко ответила Катя, и по ее лицу Зорькин понял, что говорить на эту тему она не собирается. - Все, я пошла.

- Ну, удачи.

* * *

Девушка, как и говорил Урядов, действительно оказалась страшненькой. В своей жизни Андрей Жданов встречался со многими особами женского пола, но среди них ему еще не попадалось столь нелепого и несуразного экземпляра как Екатерина Валерьевна Пушкарева. Старомодная мешковатая одежда, круглые очечки, зализанные и стянутые в пучок волосы – все это делало девушку похожей на провинциальную учительницу годов 50-х прошлого века. Пока Андрей с недоумением и тоской разглядывал вошедшую в кабинет Пушкареву, понимая, что и сегодня он не наймет себе помощницу, Павел Жданов – пожилой и умудренный опытом человек, не менее пристально наблюдавший за девушкой, заметил немало интересного в ее внешности. Например, плавную походку, идеально прямую спину, которую не мог скрыть даже пиджак, который явно был Пушкаревой велик, и высоко поднятую голову. «Любопытно», - мысленно сказал Жданов-старший и протянул девушке руку. Он давно, еще в самом начале своей карьеры, что по рукопожатию можно многое узнать о человеке. После едва уловимой паузы узкая прохладная ладошка Екатерины Валерьевны твердо и решительно пожала руку Павла Олеговича, и пока еще действующий президент «Зималетто» понял, что Пушкарева ничуть не нервничает и уверенна в себе, чего он, признаться, от нее не ожидал.

- Разрешите представиться, - мягко сказал Жданов-старший, - Павел Олегович Жданов, уже почти не президент «Зималетто». А это мой сын Андрей, собственно, для него мы и подыскиваем личного помощника.

- Приятно познакомиться, - Пушкарева улыбнулась Павлу и кивнула Андрею.

Жданов-старший отхлебнул еще кофе, всем своим видом показывая, что отдает проведение собеседования на откуп Андрею.

- Э-э-э, у вас хорошее резюме, - сказал оправившийся от культурного шока Андрей.

Екатерина Валерьевна лишь слегка склонила голову, признавая правдивость его слов.

- Но у вас нет опыта работы, - заявил Андрей, сверля взглядом девушку.

- У меня есть опыт работы, хотя и небольшой, - ровным голосом возразила Пушкарева, пристально посмотрев в глаза Андрею. – Я почти три месяца стажировалась в Германии и год работала в крупной консалтинговой фирме, куда меня порекомендовал декан экономического факультета МГУ, который я закончила. Все это написано в моем резюме. Впрочем, опыта работы секретарем у меня действительно нет, но я уверена, что быстро всему научусь.

- Кхм, а что вы знаете о нашей компании? – инквизиторским тоном спросил Андрей, который самому себе в этот момент показался Карабасом-Барабасом. Но брать на работу эту девушку он не собирался, несмотря на ее великолепное резюме.

Екатерина Валерьевна пожала плечами.

- Боюсь, подробный рассказ займет много времени. «Зималетто» - одна из крупнейших российских компаний в области производства готовой одежды, предназначенной для обеспеченных населения, вы также шьете одежду по заказам некоторых известных европейских фирм. Мне известны ваши активы, годовая прибыль и объемы производства. Ваши магазины расположены в двенадцати регионах России…

Андрей прервал ее взмахом руки.

- Ясно. А откуда вы все это знаете? – спросил он, снимая при этом очки, и поэтому не увидел того, что заметил его отец: в прежде непроницаемых глазах девушки, скрытых линзами, явно промелькнула насмешка.

- Эта информация находится в открытом доступе, Андрей Павлович, - медленно и внятно произнесла Пушкарева, словно разговаривала с умственно отсталым или ребенком. – А я читаю экономические и деловые журналы. Кроме того, согласитесь, было бы несколько странно ничего не узнать о фирме, в которой хочешь работать.

Девушка едва заметно покачала головой, и Андрей пораженно на нее уставился: Урядов был прав во всем, Пушкарева оказалась не только страшной, но и странной – мало того, что она совершенно не нервничала, как это обычно бывает на собеседованиях с теми, кто устраивается на работу, она еще и честно и откровенно говорила то, что думает и считает нужным, и вела себя так, словно она вовсе не хочет понравиться потенциальному начальнику и работодателю, как будто она вовсе не заинтересована в этой должности. Андрей, чего греха таить, привык к тому, что беспроигрышное сочетание его привлекательной внешности и высокого социального положения заставляло всех кандидаток на должность его помощницы смотреть на него восхищенными глазами, заискивать и флиртовать, демонстрировать свои лучшие качества, какими бы они ни были. А вот Пушкареву, судя по ее ровному тону и невозмутимому выражению лица, Андрей абсолютно не впечатлил, более того, Жданову-младшему даже показалось, что его отец заинтересовал ее больше, чем он сам. Иными словами, Андрей был задет тем, что он, по всей видимости, не понравился этой некрасивой и нелепой девице, и это обстоятельство автоматически делало Пушкареву странной: ни одна нормальная женщина не могла устоять перед Андреем, хотела она того или нет! Разумеется, Андрей никогда и никому в этом не признался бы, даже самому себе, поэтому сейчас он решил, что не Пушкарева ему не подходит. И точка. А почему – совершенно не важно. Не нравится она ему, и все тут.

- Замечательно, - кисло сказал Андрей. – А скажите мне, Екатерина Валерьевна….

Но закончить предложение он не успел: дверь в президентский кабинет с грохотом распахнулась, и в комнату ворвалась Кира Юрьевна Воропаева, невеста Андрея и акционер «Зималетто», таща за собой на буксире свою лучшую подругу Вику Клочкову. Брать на работу Клочкову Андрей не собирался ни при каких обстоятельствах, и поэтому не видел смысла в том, чтобы проводить с ней собеседование. Однако Кира была полна решимости сделать подругу личным помощником своего жениха. И если вначале ей руководило лишь желание помочь Вике, оказавшейся в нелегкой ситуации, которое постепенно переросло в стремление с помощью Клочковой контролировать Андрея, то теперь эти намерения, каждое из которых было по-своему благородным, были забыты, и Кира хотела только одного: любой ценой заставить Андрея принять Вику на работу. Поэтому, узнав, что Ждановы проводят сегодня собеседование с последней оставшейся у Урядова кандидаткой, Кира, не долго думая, позвонила Вике и сказала той быстро ехать в «Зималетто». В конце концов, Воропаева знала, что у нее есть весьма эффективный рычаг воздействия на Андрея – ее голос в его пользу на Собрании акционеров. Ради него Андрей сделает что угодно.

- Добрый день, - ослепительно улыбнувшись, сказала Кира. – Прошу прощения за опоздание. Вот, это Виктория Клочкова, идеальная кандидатка на должность твоей помощницы, Андрей. Она училась в МГИМО на экономическом факультете, знает английский, ответственна, исполнительна, замечательно варит кофе: эспрессо, капуччино, по-турецки.

- А уж как умна и пунктуальна…, - вполголоса пробормотал Андрей и сказал громко: - Так вот, Екатерина Валерьевна, скажите мне, пожалуйста, почему, как вы считаете, я должен взять на работу именно вас? А не Викторию Аркадьевну, к примеру.

Пушкарева слегка повернула голову в сторону Киры и Вики, бросив на них короткий взгляд, и снова посмотрела на Андрея, который, к своему удивлению, увидел на ее губах усмешку.

- Я считаю, что тот факт, что между двумя моими собеседованиями в вашей компании прошло довольно много времени, позволяет сделать вывод, что дипломированные экономисты не горят желанием работать секретарем, а те из них, что хотят – вас не устроили. Я – хочу. Что до того, почему вы должны взять меня, а не Викторию Аркадьевну... Вы, разумеется, ничего никому не должны, но, во-первых, вы еще долго можете искать себе подходящего секретаря, а во-вторых, не думаю, что два курса МГИМО, отсутствие опыта работы и отравительное знание английского языка Виктории Аркадьевны могут соперничать с моими красным дипломом МГУ, опытом работы и свободным владением английским, немецким и французским. Но решать, конечно, вам. Да, и я не умею готовить кофе.

За спиной Пушкаревой возмущенно ахнули Кира и Вика, а Андрей, увидев изумленное выражение на лице невесты и ее подруги, почувствовал, что в него словно бес вселился. Когда он прежде слышал это выражение, Жданов-младший не понимал, каково это, собственно, когда в тебя вселяется бес? Теперь он понял. Как говорится, Остапа понесло: если вначале Андрей не собирался иметь ничего общего с Екатериной Валерьевной, то теперь, чувствуя неожиданное удовлетворение от того, что она сумела поставить на место Вику и удивить Киру, он вдруг сказал:

- А-а-атлично! Кирюша, родная, ты все слышала? Виктория Аркадьевна, при всей своей уникальности, и в подметки не годится Екатерине Валерьевне. Так что, Вика, извини, но моей личной помощницей будет госпожа Пушкарева, - Кира открыла, было, рот, чтобы что-то сказал, но Андрей не дал ей вымолвить и слова. – Екатерина Валерьевна, вы все слышали? Завтра в девять ноль-ноль жду вас на работе.

На Андрея уставились три пары ошеломленных глаз: его отца, Киры и Вики. Выражение лица Пушкаревой было по-прежнему на редкость невозмутимым. Она медленно встала с места и неожиданно сказала, закусив губу:

- Андрей Павлович, вы уверены?

Да, Екатерина Валерьевна была ну очень странной девушкой.

- Что, вы уже передумали? – сухо спросил он ее.

- Я – нет, но за вас не поручусь.

- Несмотря на то, что обо мне думают некоторые, - Андрей взглянул на Киру, - не столь непостоянен. Завтра в девять ноль-ноль.

- Хорошо, как скажете. Всего доброго.

Пушкарева вышла из кабинета, а Андрей, глядя ей вслед, понял, что его неприятности только-только начинаются.

* * *

К счастью, в лифте кроме нее никого не было. Все то время, что Катя его ожидала, она изо всех сил старалась казаться сдержанной и спокойной, хотя на самом деле ее обуревали эмоции. И тот факт, что на нее откровенно пялилась девушка, сидевшая за странного вида красным столом, который, кажется, назывался ресепшеном, не прибавлял Кате спокойствия. Поэтому она испытала невероятное облегчение, когда, наконец, двери лифта закрылись, оставив ее наедине со своими мыслями. Катя сняла ненавистные очки и устало потерла глаза: эта встреча оказалась труднее, чем она думала, а все из-за мужчины по имени Андрей Жданов. Того самого, в которого она едва не сбила с ног во время своего первого визита в «Зималетто». Того самого, который настолько напоминал Кате одного очень близкого ей человека, навсегда для нее потерянного, что девушке было больно на него смотреть. Теперь Катя уже не была уверена, что хочет работать в «Зималетто» - она не могла поручиться, что не сможет сохранить самообладание, если каждый день будет видеть своего начальника Андрея Жданова и вспоминать при этом свою прошлую жизнь. Но в то же время Катя понимала, что она не откажется от этой работы. И не только потому, что она не может больше сидеть на шее пожилых и вовсе не богатых Валерия… родителей, - просто Катю с детства учили, что нельзя позволять страхам, неуверенности и вообще эмоциям контролировать свою жизнь, она всегда (ну, почти всегда) следовала этому принципу и не собиралась отступать от него сейчас. Она справится. Она сможет. У нее не было другого выбора.

Уже вечером, перед тем, как лечь спать, Катя достала мешочек с рунами и не глядя вытащила три из них. «Преодоление». «Надежда». «Обретение». Девушка усмехнулась. Она точно знала, что здесь и сейчас руны – лишь бесполезные костяшки, однако уже второй день ее не покидало ощущение, что в городе Москва руны говорят с ней правдивее и охотнее, чем там, откуда они родом. «Поживем – увидим», - шепотом сказала Катя и погасила свет.

* * *
- Что, все так плохо? - с сочувствием спросил Малиновский Андрея.

Друзья сидели в одном из самых популярных баров Москвы, и Жданов-младший расслаблялся после нелегкого дня. Нет, вообще-то, Роман тоже расслаблялся, просто его рабочий день выдался не таким тяжелым, как у Андрея.

- До сих пор не могу понять: какого черта я взял на работу эту девицу? Не иначе как бес попутал.

- Она и впрямь такая страшная? – поинтересовался Роман.

- Ну, она не столько страшная, сколько странная: разговаривала так, словно ей все равно было, возьмут ее на работу или нет.

Роман пожал плечами.

- Так может ей и правда все равно, мало ли у нее какие обстоятельства.

- Не знаю, не знаю… - с сомнение потянул Андрей. – И она не обратила на меня ни малейшего внимания, смотрела на меня так, будто я пусто место!

- А-а-а, так вот что тебя расстроило: впервые в жизни ты встретил девушку, которую ты не заинтересовал, - рассмеялся Малиновский. – Не огорчайся, друг мой, у тебя еще будет шанс завоевать ее суровое сердце.

- При чем тут это?! – с досадой воскликнул Андрей. – Просто не хочу, чтобы у меня была помощница, у которой не все дома.

- Да ладно, расслабься. Закончится у нее испытательный срок – уволишь ее, и дело с концом.

- Так я и собираюсь сделать. А еще Кира со своей Клочковой. Представляешь, пришлось все-таки взять эту дуру на работу! От Киры разве отвяжешься, если ей что-то надо?

- И кем она будет работать?

- Моей секретаршей, - мрачно ответил Андрей. – Будет кофе варить, все равно Клава этого не умеет, и отвечать на телефонные звонки. Ну, и шпионить за мной, конечно, по поручению дорогой подруги.

- Клава? Это твою новую помощницу так зовут? – весело спросил Роман.

- Ну, да, Клава. Или Катя? Не помню, да и какая разница?

- Ох, Жданчик, попал ты! Интересная тебя теперь ждет жизнь.

- Не напоминай, - Жданов залпом допил виски и бросил бармену: - Повторите.

Интермедия – 2

Наэрия, 1317 год

Все то время, пока Делла зашнуровывала принцессе корсет, помогала ей надеть платье и делала прическу, Мира молчала, погруженная в свои мысли. Из глубокой задумчивости ее вывело осторожное прикосновение камеристки к ее плечу.

- Вам нравится ваша прическа, Ваше высочество? – спросила Делла, и Мира поняла, что та уже на раз повторила этот вопрос.

- Да, Делла, спасибо, - рассеянно ответила принцесса, едва взглянув на себя в зеркало.

Делла была ее камеристкой уже несколько лет, и Мира полностью доверяла ее вкусу. Кроме того, принцесса прекрасно понимала, что ни одна прическа и ни одно платье не может сделать ее красавицей, какой она иногда отчаянно хотела быть. Например, перед такими мероприятиями, как сегодняшний бал в честь дня рождения ее старшего брата Моргана – короля Наэрии, на котором Мира будет хозяйкой, поскольку у страны не было еще королевы. И принцесса определенно не была к этому готова.

За те полтора года, что прошли со дня гибели короля Эдварда, его старшим детям Моргану и Мире и племяннику Нику пришлось немало потрудиться, чтобы удержать трон в руках Моргана и заставить всех, в особенности графов, входящих в Высокий круг – так назывался наэрийский королевский совет, считаться с юным королем. За это время было раскрыто несколько заговоров, один из которых и привел к гибели короля Эдварда и его сестры, пролито немало крови и принято много важных решений. Без поддержки Ника, которому на момент коронации Моргана было уже девятнадцать лет и который являлся графом и членом Высокого круга, его кузену не удалось бы сохранить трон. Это было нелегкое время для королевской семьи, и Моргану было не до того, чтобы устраивать пышные балы. Правда, несколько раз во дворце проводились небольшие приемы, однако они ни в какое сравнение не шли с тем балом, что должен был состояться сегодня. И для Миры это будет первый в ее жизни настоящий бал. Да, ей было из-за чего нервничать.

Делла почти закончила делать принцессе прическу, когда в спальню заглянула еще одна фрейлина Миры.

- Ваше высочество, вас хочет видеть граф Мариваль, вы его примете?

Графом Мариваль был Ник.

- Да, - кивнула Мира, - пусть немного подождет.

Фрейлина, сделав книксен, вышла, а Мира снова взглянула в зеркало, на этот раз задержав взгляд на своем отражении. Да, красавицей она определенно не была. Золотисто-карие глаза, опушенные короткими густыми ресницами; высокие скулы; нос, который был длиннее, чем ей хотелось бы; чересчур большой, на ее взгляд, рот – Мира, унаследовав черты лица от миловидного отца, ничуть не была похожа не свою красавицу-мать. Единственным, чем в своей внешности гордилась принцесса, были длинные густые темно-каштановые волосы с рыжим оттенком, уложенные сейчас в элегантную прическу, которая ей очень шла. Светло-бежевое платье, расшитое бронзовой нитью, – творение лучшей портнихи королевства - подчеркивало тонкую талию юной девушки и создавало видимость того, что у Миры была грудь, которая в действительности еще толком не сформировалась.

С трудом подавив вздох, принцесса отвернулась от зеркала и направилась к двери.

- Ваше высочество, вы не будете надевать украшения? – спросила Делла.

Мира отрицательно покачала головой. Если платье ей начали шить за два месяца до бала, то об украшениях она вспомнила лишь сегодня утром, когда уже поздно было идти в королевскую сокровищницу и искать там что-то подходящее. Это расстроило ее, поскольку хозяйка королевского бала должна демонстрировать каждому роскошь и величие двора, и теперь из-за ее небрежности может пострадать репутация Моргана: что это за король такой, на сестре которого нет ни единого украшения! Но Мира все же надеялась, что это будет ее первой и последней ошибкой.

- Ник, - улыбнулась принцессу кузену, небрежно развалившемуся на низком диванчике в гостиной покоев Миры.

Высокий, широкоплечий, темноволосый и зеленоглазый граф Николас Мариваль был самым завидным женихом королевства после короля Моргана.

- Моя дорогая кузина, ты восхитительна! – весело сказал Ник, вставав с дивана, и поцеловал Мире руку. – И, поскольку Морган сегодня будет занят, на мои плечи ложится нелегкая задача держать на расстоянии твоих многочисленных поклонников, сраженных твоей красотой.

Мира улыбнулась еще шире: Ник всегда умел делать комплименты, в которые хотелось верить.

- Что-то случилось? – нахмурившись спросила вдруг принцесса.

Ник укоризненно покачал головой.

- Ты слишком подозрительна, Мира. Почему что-то непременно должно было случиться? Разве я не могу зайти к своей очаровательной кузине просто так?

- За несколько минут до начала важного королевского бала? Нет, не можешь. Ты сейчас должен либо проверять стражу, либо инструктировать Моргана как ему вести себя с элвэйской делегацией и с теми многочисленными дамами, которым не терпится стать женой или фавориткой короля. Так что случилось?

- Ничего, правда. Разве что…, - Ник помедлил, - ты кое-что забыла.

- О нет, - застонала Мира, - я так и знала! Что? Я забыла распорядиться о том, чтобы закупили больше фаленского вина? Чтобы проверили свет-камни? Чтобы музыканты выучили мэливарские джиги? Что, Ник?

Ник улыбнулся.

- Ты забыла вот это.

И он протянул Мире бархатный мешочек. Девушка осторожно вынула из мешочка его содержимое и ахнула: у нее на ладони золотистое топазовое колье и такие же серьги.

- Как ты...? Откуда ты…? Ник, какое чудо! Но как ты узнал, что я совсем забыла про украшения? И выбрал нужный цвет!

- Ну, могут у меня быть маленькие тайны? – усмехнулся Ник. – Одна маленькая птичка на хвосте принесла. Давай помогу застегнуть.

Ник зашел за спину Мире, и от прикосновения его пальцев к ее шее у принцессы по спине побежали мурашки. Надеясь, что кузен этого не заметил, Мира сказала с притворной небрежностью:

- Так все в порядке? Пока никаких эксцессов?

Мира знала, что гости начали собираться в большой зале минут двадцать назад. Выход короля, Миры и Ника должен был состояться по меньшей мере через сорок минут.

- Да, гости еще недостаточно выпили, чтобы устраивать скандалы и потасовки, - пошутил Ник.

- А если серьезно?

- Мира, прекрати волноваться, все в порядке. Ты так не нервничала, даже когда сражалась против магов Алорна, а из-за какого-то бала сходишь с ума.

- Тогда я была не одна и делала то, что хорошо знала и умела. А бал для меня – неведомая территория. И я боюсь, что не справлюсь.

- Справишься, я уверен, - Ник ободряюще сжал плечо кузины. – До сих пор ты великолепно справлялась абсолютно со всем, не вижу причины, почему это должно измениться. Ты умница, Мира, и сама это знаешь.

- Хотелось бы мне, что бы ты был прав, - улыбнулась принцесса. – Пока что я лишь надеюсь, что не слишком опозорю Моргана.

- Все будет хорошо, вот увидишь. Кстати, надеюсь, ты подаришь мне второй танец?

Первый танец Мира, по традиции, должна была танцевать с Морганом.

- Конечно, - просияла Мира.

- Ну, вот и замечательно. Я бы с удовольствием танцевал с тобой весь вечер – это значительно облегчило бы мне жизнь и помогло быстрее избавиться от кучи потенциальных невест и их мамаш, но я знаю, что тебе придется танцевать со всеми важными гостями. Ладно, мне пора: ты права, я еще не проверял стражу. Увидимся на балу.

- Увидимся.

Мира посмотрела в спину вышедшему из комнаты Нику и счастливо улыбнулась. Она была влюблена в кузена с тех, как его мать – овдовевшая графиня Мариваль, сестра короля Эдварда снова переехала из родового замка Маривалев в королевский дворец. Мире тогда было десять лет, Нику – пятнадцать, и старшая принцесса, год назад потерявшая мать и всю жизнь хвостиком ходившая за братом Морганом, без памяти влюбилась в кузена. Правда, все окружающие, в том числе и сам Ник, полагали, что Мира относится к нему точно также, как к любимому брату Моргану. И принцесса ничего пока не сделала, чтобы развеять это заблуждение: она терпеливо ждала, пока она Ник увидит в ней не младшую сестренку, а девушку, которую можно полюбить. У нее еще было время, поскольку Мире не исполнилось еще и семнадцати, а Ник пока и не помышлял о женитьбе Правда, в последнее время девушка начала сомневаться в том, что ее мечте выйти замуж за кузена когда-либо суждено сбыться: он по-прежнему воспринимал ее лишь как сестру и верного друга, к тому же, она была далеко не так красива, чтобы с первого взгляда вскружить голову любому мужчине, но Мира все же продолжала надеяться - это было единственное, что ей оставалось.

Глава 3. Начало начал.

Предполагалось, что личная помощница Андрея, она же – его секретарша, будет сидеть в приемной. Нанимать сразу двух секретарш Жданов-младший не планировал, и поэтому теперь не знал, где разместить Клочкову и Пушкареву. В конце концов, рассудив, что Кира права, и личный помощник президента – лицо компании, Андрей решил, что рабочее место Виктории будет в приемной, а Клава посидит пока в небольшой комнатке, прилегающей к президентскому кабинету, которая использовалась Павлом Олеговичем как кладовка, где он хранил старые документы и ненужные вещи вроде подаренных партнерами безвкусных статуэток, невесть зачем закупленных Отделом снабжения цветных мелков, сломанных мышек и клавиатур, которые почему-то не забрали компьютерщики, и прочей ерунды. Конечно, помещение это было слишком маленьким и темным, но, учитывая, что Пушкарева не задержится в «Зималетто» дольше двух месяцев испытательного срока, то и волноваться не о чем – потерпит, куда она денется.

Вообще-то, никогда в жизни Андрей не приходил на работу в такую рань – к девяти утра. Но ради Пушкаревой и Клочковой, точнее – ради того, чтобы посмотреть, придут ли они вовремя, он сделал усилие и подъехал к высотке «Зималетто» в восемь пятьдесят. Как и следовало ожидать, Тропинкиной на рабочем месте еще не было, и Андрей в который задался вопросом, почему ни его отец, ни он сам ее еще не уволили. Когда Жданов дошел до своего нового, президентского, кабинета, то увидел, что в приемной его уже ждет Клава Пушкарева. Нет, Андрей, конечно, помнил, что Пушкареву, вроде бы, зовут Катерина, но при взгляде на нее, у него появлялось стойкое ощущение, что ее могут звать только Клава и никак по-другому.

- Доброе утро, - сказала девушка, увидев его, и встала.

- Доброе утро, - кисло отозвался не выспавшийся Андрей. – Завидная пунктуальность.

- Как говорится, точность – вежливость королей, - слегка пожав плечами, сказала Пушкарева.

«И принцесс», - мысленно добавила она.
«Ну и самомнение у вас, госпожа Пушкарева!» - подумал Андрей.

- Идемте, - вздохнув, сказал он, исподтишка разглядывая свою помощницу.

Сегодня она выглядела не лучше, чем вчера. Все та же старомодная старушечья одежда, непонятного цвета волосы заплетены в тугую косу и скручены в узел на затылке, круглые очки в стиле Леннона. И этим безобразием Андрею придется работать по меньшей мере два месяца. Да, он слышал, что «по одежке встречают, по уму провожают», он знал, что ума Пушкаревой не занимать, но Андрей привык работать с роскошными моделями, солидными бизнесменами и творческой богемой, в его мире просто не было место таким, как Пушкарева. Он искренне не понимал, как можно так одеваться в век, когда о моде говорят на каждом телевизионном канале и пишут в каждой газете. Уж выбрать и купить какие-нибудь джинсы и симпатичную кофточку не представляло никакого труда. Андрей, правда, не был уверен, что в них Пушкарева выглядела бы лучше, но, по крайней мере, она перестала бы походить на сельскую библиотекаршу пятидесятых годов. Ее внешний вид был для Жданова сродни маленькому камушку в ботинке: вроде бы, ничего страшного, но мешает ужасно, и невозможно нормально идти, пока его не вытащишь.

- Вот, - Андрей открыл кладовку и включил там свет, - вы будете работать здесь. Тесновато, конечно, и сыровато - немного виновато признал Жданов, - но другого варианта все равно пока нет.

- Теснота меня не волнует, - Пушкарева в упор посмотрела на шефа, - а вот освещение – очень даже. Я смогу здесь работать, только если вы попросите установить еще несколько ламп.

- Э-э-э, хорошо,  - ответил несколько удивленный Андрей, не ожидавший, что одна из его новых секретарш в первый же рабочий день начнет ставить ему условия.

Впрочем, ее требование было более чем справедливым: в каморке и в самом деле было слишком темно, чтобы там можно было нормально работать.

- Я сейчас прикажу, чтобы отсюда вынесли весь мусор и установили лампы, - сказал Жданов, поражаясь собственной уступчивости. – А вы пока идите, оформитесь, что ли.

Пушкарева, узнав, где находится отдел кадров, ушла, а Андрей сел за стол и обхватил голову руками. Кажется, ближайшие пара недель пройдут у него под лозунгом: «Стерпится – слюбится». А что ему еще остается?

* * *

Пока Катя искала отдел кадров, она пыталась понять, что представляет собой Жданов. Учитывая, что ее рабочее место будет отделено от его кабинета одной лишь тонкой стеной, Андрей Павлович был либо излишне доверчив, либо чересчур заносчив и считает всех, кто ниже его по положению, слугами, на которых можно не обращать внимания, либо же он попросту глуп, раз позволяет первой встречной, пусть даже его личной помощнице, быть в курсе всех его дел. Или он собирается выгонять ее каждый раз, когда ему нужно будет поговорить с кем-то конфиденциально? Или же, напротив, выходить сам? И то, и другое было, мягко говоря, не слишком умно. Нет, все же «Зималетто» - на редкость странная компания. Конечно, Катя не знала, как обстоят дела в других московских компаниях, но была уверена, что в большинстве из них ответственные руководители – гораздо более вменяемые люди. Хотя, она понимала, что может и ошибаться, в конце концов, она до сих пор так и не привыкла к той действительности, которая окружала ее последние полгода, и не знала еще о ней всего.

Первый день работы в «Зималетто» Катя почти не запомнила, все, что она делала и говорила, слышала и видела, слилось для нее в бесконечный хаос. Никогда в жизни она еще так не уставала, даже в самые нелегкие периоды, когда казалось, что все валится из рук и ничего уже нельзя сделать, чтобы что-то исправить, когда она не спала по несколько суток и становилась похожей на привидение.

Все то время, что Таня Пончева - та самая девушка, что присутствовала на первом собеседовании Кати, - оформляла на работу помощницу президента, она разглядывала Пушкарева, стараясь делать это как можно незаметнее, что, впрочем, у нее плохо получалось. В отличие от другой сотрудницы «Зималетто», сидевшей напротив Пончевой и представившейся как Светлана Локтева. Та пялилась на Катю не так демонстративно, как Таня, но с бóльшим интересом, поскольку до этого Света еще ни разу не видела Пушкареву, в то время Пончева встречалась с ней уже второй раз.

Удивленно-презрительный взгляд фотографа, снимал ее для пропуска, Катя заметила, но, занятая своими мыслями, проигнорировала.

Когда Катя вернулась в президентский кабинет, то увидела, из каморки, где ей с сегодняшнего дня предстоит работать, выносят остатки хлама.

- Сейчас вам в кабинет занесут мебель и установят компьютер. Дополнительные лампы будут завтра, - сказал Жданов, не отрывая взгляда от бумаг, которые он сосредоточенно изучал.

Вызванный им сразу после ухода Кати электрик заикнулся, было, о трех-четырех днях, но Андрей так на него посмотрел, что мужчина немедленно пробормотал, что попросит Санька помочь, они быстренько протянут провода и завтра к утру все будет готово.

Компьютер Кате установили минут через пятнадцать. Небритый и растрепанный компьютерщик оставил ей пароль, показал, как пользоваться внутренней почтой, хмуро сказал, что «Одноклассники» и «В контакте» заблокированы (поскольку Кате это ни о чем не говорило, она лишь пожала плечами) и ушел. Даже при том скудном освещении, что было в коморке, Катя видела, что везде лежит толстый слой пыли. Можно было, конечно, попросить Жданова вызвать уборщицу, но, учитывая, что ее начальник, кажется, в плохом настроении, девушка решила, что справится сама, надо только найти тряпку и какие-нибудь чистящие средства. За последние полгода она многому научилась в плане ведения хозяйства: и убираться, и готовить, и стирать, и ходить по магазинам. Конечно, что-то из этого она умела и раньше, но в других условиях, и осваивать стиральную машину и круглосуточные супермаркеты, а заодно и метро, и компьютер с интернетом, и телефон, и телевизор было не только интересно, но и важно для выживания.

Катя как раз убиралась в каморке-кабинете, когда ее подозрения по поводу тонких стен и прекрасной слышимости в полной мере оправдались. Впрочем, как показал ее дальнейший опыт, не услышать все то, что высказывает Кира Воропаева жениху, когда приходит в его кабинет, невозможно. В этот раз, судя по всему, Кира пришла не одна - она привела с собой Викторию Аркадьевну Клочкову, которая, если верить тому, что Катя услышала, будет второй личной секретаршей президента. А когда Кира, явно недовольная тем, что Андрей нанял Пушкареву, покинула кабинет (насколько Катя поняла – одна), то Жданов заорал вдруг дурным голосом:

- Клава. Клава!

Кого звал Андрей Палыч Катя не знала, но, коль скоро, явно не ее, то девушка спокойно продолжала протирать пыль с полок. Однако, как выяснилось, она ошиблась. После нескольких криков «Клава!», дверь в каморку с грохотом распахнулась, и в нее ворвался Жданова.

- Клава, вы что, не слышите, что я вас зову? – громко и раздраженно спросил он.

Катя подняла бровь.

- Я слышу, что вы зовете некую Клаву, с которой я пока что не имела чести познакомиться, - спокойно отозвалась девушка.

Андрей изумленно на нее уставился, сняв очки. Несколько секунд он обдумывал ее слова, а затем сказал смущенно:

- Э-э-э, прошу прощения Екатерина Валерьевна, я перепутал, да… Черт, - Андрей взъерошил волосы, - неловко как-то получилось…

Однако смущение его быстро прошло.

- Идемте, Катерина, обсудим ваши обязанности.

Как оказалось, в ее обязанности входило не только все то, что должна была делать секретарша – за исключением приготовления кофе и чая – и еще и то, за что отвечал, в общем-то, финансовый директор или бухгалтер. Конечно, учитывая, что от личного помощника президента «Зималетто» требовалось наличие высшего экономического образования, этого можно было ожидать, но Кате это не слишком понравилось, ей сразу же вспомнились опасения Коли Зорькина по поводу того, что ее могут подставить, что в компании что-то нечисто и другие подобные подозрения. Но Катя все же надеялась, что с помощью друга Коли ей удастся избежать всех ловушек.

После того, как Виктория Клочкова узнала, что она ей доверили лишь варить кофе и ослепительно улыбаться всем приходящим к Андрею, в то время как она рассчитывала на то, что Жданов доверит ей свои личные звонки и переписку, по ее взгляду Катя поняла, что теперь Клочкова сделает все, чтобы отравить ей жизнь и выжить из компании. Замечательно, только этой проблемы Кате и не хватало! Не то, чтобы девушка действительно испугалась Виктории, но она знала, каково это: жить, постоянно опасаясь удара в спину, и в данный конкретный период своей жизни ей меньше всего хотелось волноваться еще и об этом.

А вечером Катя познакомилась еще с одним важным в компании человеком: Романом Дмитриевичем Малиновским. Вначале – заочно, если можно так выразиться: в каморке прекрасно было слышно, как мужчина, зашедший к Жданову (судя по голосу – молодой мужчина), сказал Андрею Павловичу, что не прочь переспать с Викторией Клочковой, которую он, насколько Катя поняла, видел не то первый, не то второй раз в жизни и абсолютно ничего про нее не знал, и оскорбил саму Катю, которую еще ни разу не видел. А затем Малиновский, по всей видимости, обуреваемый любопытством, лично заглянул в каморку, чтобы посмотреть на «очкастого монстра». Пробормотав невнятно: «Роман Дмитриевич Малиновский, очень приятно», мужчина вышел из Катиного кабинета, и девушка проводила его презрительным взглядом. Да, когда-то среди ее знакомых были те, кого романтично называют донжуанами и ловеласами, а попросту – бабники, но все они относились к женщинам с определенным уважением и не позволяли себе таких слов в их адрес, Катя была в этом уверена. От людей же, подобных Малиновскому, она всегда старалась держаться подальше, они не подпадали под понятие Кати о настоящих мужчинах. И хотя девушка понимала, что нельзя судить о человеке по нескольким словам, она также знала, что неплохо разбирается в людях, и ее первоначальные суждения о них обычно оказывались верными. Катя уже начинала жалеть, что решила работать в «Зималетто».

Домой Катя вернулась уже в одиннадцатом часу: вечером в «Зималетто» была презентация новой коллекции, и Жданов попросил свою помощницу остаться на работе до конца показа, на тот случай, если ему что-либо понадобится. Но единственное, что ему понадобилось – визитница, и то еще до начала презентации. Поэтому Катя несколько часов в сидела в своем полутемном кабинете, и слипающимися от усталости глазами смотрела в новенький монитор, изучая очередной документ, отражавший финансовое состояние дел «Зималетто», и время от времени, морщась, массировала ноющий висок – от голода у нее начинала болеть голова, а сегодня она была слишком занята, чтобы пообедать.

Когда Катя, наконец, оказалась в ставших за последние полгода родными стенах, больше всего на свете ей быстро принять горячий душ и лечь спать, но она знала, что сначала должна поесть, ответить на расспросы родителей о том, как прошел ее первый рабочий день, и выслушать их заверения в том, что она самая-самая лучшая, охи-вздохи по поводу того, какая она бледненькая и уставшая, и опасения, что ее теперь каждый раз будут так задерживать на работе.

- Ну, а как тебе начальник, Катюш? – спросила Елена Александровна, подкладывая дочери салата.

- Начальник… нормальный начальник, хотя, честно говоря, я еще не до конца поняла, какой он, - ответила Катя, ковыряясь вилкой в пюре.

На самом деле она немного лукавила: она действительно еще не разобралась в том, что представляет собой Андрей Павлович Жданов, но то, что он позволял свой невесте манипулировать собой и шел у нее на поводу, принимая неразумные решения (Катя не сомневалась в том, что принять на работу Клочкову его заставила Кира), о многом говорило. Катя знала, что Воропаева – акционер «Зималетто», и понимала, что, скорее всего, Жданов сделал ей предложения исходя из меркантильных соображений: капитал к капиталу плюс голос на совете акционеров (Катя выяснила, что именно от голоса Киры зависело, станет ли Жданов президентом или нет). В подобном браке не было ничего удивительного, более того, Катя видела множество подобных союзов, но ни в одном из них жена – будущая или настоящая – не пыталась командовать мужем или давить на него подобным образом. По крайней мере – так открыто. Скрыто, исподтишка, используя женскую хитрость – сколько угодно, но явно и демонстративно – никогда. Это… так было не принято, вот и все. Ну, среди нормальных и умных женщин. «Возможно, - подумала Катя, - мне следует чаще вспоминать, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят».

- Все, я пошла спать, - сказала Катя, допивая чай.

- Иди, дочка иди, отдыхай, - Елена Александровна чмокнула девушку в макушку.

- Правильно, набирайся сил, они тебе завтра понадобятся, - поддержал жену Валерий Сергеевич.

Катя вышла с кухни, изо всех сил стараясь не выдать свои эмоции. Она любила эту пожилую пару, она была многим им обязана, очень многим, но иногда, как, например, сейчас, ей хотелось кричать, когда она слышала от них «дочка», «доченька», «Катенька» - ей становилось немного жутко, потому что она давно уже перестала понимать, помнят ли они о том, что все это – не более чем игра, притворство, или же Елена Александровна и Валерий Сергеевич действительно поверили в то, что… Нет, стоп, она не будет думать об этом на ночь глядя и растравлять себе душу.

Уже засыпая, Катя вдруг подумала, что еще никогда в жизни ее не ободряли, поддерживали и утешали столько, сколько это делали Пушкарева за последние полгода. Обычно, в роли утешителя выступала она сама. С этой мыслью Катя и заснула.

Интермедия-3

Наэрия, 1318 год

Король приказал, чтобы его ни в коем случае не беспокоили, однако стражники, охранявшие кабинет короля, без колебаний впустили туда принцессу Миру – она, как и ее сестры, брат, кузен и несколько придворных – входили в число лиц, которые в любое время дня и ночи независимо от обстоятельств могли входить к королю без докладов и разрешения.

Кабинет освещался лишь небольшим свет-камнем, лежавшим на столе, и свечой, стоявшей на камине. Сам камин, судя по всему, давно уже потух. В полутьме Мира не сразу разглядела брата: Морган сидел на полу, прислонившись спиной к дивану, и пил прямо из горла чистейшее кришанское вино, одна бутылка которого, имеющая  характерную овальную форму, стоила маленькое состояние. И которое было самым крепким напитком, известным на материке.

- Морган, - тихо позвала короля Мира.

Морган вздрогнул, отставил бутылку и сказал глухо:

- Я же приказал никого ко мне не пускать.

- Я – не «никто», - сухо ответила Мира и села рядом с братом, отставив бутылку так, чтобы он не мог до нее дотянуться, не встав на ноги. К счастью, Морган успел выпить совсем немного.

- Мира, уйди, а? – умоляюще произнес Морган. – Мне надо побыть одному, ну пожалуйста.

Мира понимала, почему королю так плохо: вчера была трехлетняя годовщина гибели их отца и тети, а сегодня Моргану пришлось принять нелегкое решение. Нет, не так – это решение он принял некоторое время назад, но сегодня он наблюдал за его исполнением, и это было тяжело. Но оставить брата одного принцесса не могла: что бы он ни говорил, но в такие моменты ему нужно было не одиночество, а кто-то кто утешал бы его, сочувствовал и говорил, что все будет хорошо. И единственным человеком, кому Морган позволял видеть себя в таком состоянии, была Мира – только любимая сестра могла находиться рядом с обычно сильным и несгибаемым королем в минуты его слабости.

- Ты все сделал правильно, - сказала принцесса и обняла Моргана за плечи. – Марсден заслуживал смерти. С этим согласны все.

- Да? Даже его жена и ребенок.

Мира вздохнула.

- Его ребенку нет еще и полугода. А что до графини Марсден… Ты знаешь, что за те три года, что они с Марсденом были женаты, к ней четыре раза вызвали врача-мага, а служанка графини покупала у местной колдуньи целебные бальзамы и отвары каждый месяц? И это при том, что до замужества графиня была здоровой цветущей девушкой?

- Он бил ее?

Мира лишь пожала плечами.

- Если бы ты хорошенько подумал, то понял, что семья графини, в частности, ее отец, барон Виствар и кузен, граф Стэнхолл, ни разу не попытался вступиться за зятя и шурина, ни напрямую, ни через посредников. Так что, отвечая на твой вопрос: да, я подозреваю, что жена Марсдена искренне тебе благодарна.

Морган поморщился.

- Мне от этого все равно не легче. Знаешь, дело ведь не только в казни Марсдена. Я… я не перестаю думать о том, что стало бы со страной, если бы отец был жив.

Мира снова вздохнула, понимая, что брат имеет в виду. У их деда, короля Филиппа XVIII было трое детей: от первого брака – сын Клейтон, наследник престола, а от второго – сын Эдвард, отец Моргана, Миры, их брата и сестер, и дочь Амелия. Между Клейтоном и Эдвардом было пятнадцать лет разницы, а Амелия была младше Эдварда на два года. Клейтон – точная копия своего отца и внешне, и по характеру – всегда знал, что когда-нибудь он станет королем, и поэтому с детства учился у отца управлять страной. Эдвард же унаследовал от матери не только карие глаза и каштановые волосы, но и мягкость характера. Умный, добрый, благородный, он был искренне рад, что ему не придется быть кролем: он не чувствовал в себе сил и способностей, необходимых для руководства королевством. Однако насмешица-судьба распорядилась по-своему. Король Филипп прожил долгую жизнь, и Клейтон взошел на престол, когда ему был уже тридцать один год, чтобы через двенадцать лет из-за нелепой смерти оставить его брату. Который абсолютно был не готов к такому подарку – или проклятию – судьбы. Моргану тогда было около пяти лет, Мире – около двух.

Безусловно, Эдвард пытался сделать все, что было в его силах, чтобы править достойно и справедливо, но именно его мягкий и уступчивый характер и стал причиной его конца. Морган и Мира поняли это, только когда отец бы убит в результате заговора, организованного одним из графов. Разумеется, когда Мира и Морган росли, они не задумывались об этом, для них отец был самым умным, самым смелым, самым лучшим папой и королем. Даже когда Морган начал вникать в искусство управления страной, он не осознал, к чему может привести излишняя добросердечность и доверчивость короля. А потом было уже поздно. И Моргану пришлось немало потрудиться, чтобы заставить всех понять, что он – не его отец, и что в случае необходимости он будет действовать так жестко и решительно, что никому больше еще долгое время не захочется вставать на пути молодого короля. Неважно, что Морган не терпел излишнего насилия, главное – он достиг своей цели. И король знал, что никогда не справился бы без помощи Ника и Миры.

- Не думай, - серьезно предложила Мира. – Я знаю, что это сложно, но просто не думай. У нас и без того хватает проблем. А папа… знаешь, мне кажется, где бы он сейчас ни был, там ему лучше, чем здесь. Он ведь никогда не хотел быть королем. И, думаю, он тобой гордится.

- Это вряд ли, - горько усмехнулся Морган. – Он предпочитал решать все мирным путем, а у меня руки по локоть в крови.

- У нас у всех, - тихо отозвалась Мира. – Но мы сделали все правильно.

Мира повернула к себе голову Моргана и пристально посмотрела ему в глаза того же золотисто-карего цвета, что и у нее.

- Не вздумай даже в этом сомневаться, слышишь? Ты сейчас не в том положении, чтобы сомневаться в себе, - сказала Мира и, улыбнувшись, добавила: - Для этого у тебя есть мы с Ником.

- И что бы я без вас делал? - полушутя-полусерьзено спросил Морган, но сестра не успела ему ответить, потому что в кабинет, ворвались двенадцатилетние двойняшки Иви и Лекси, тащившие за собой восьмилетнего Тони. За ними вошел Ник, одной рукой с трудом удерживающий тяжелый поднос, а другой – дверь.

- Ты пропустил ужин, - заявила Ивон, - и мы решили, что тебя надо накормить.

- А Ник помог донести поднос, - добавила Александра.

Королева Дженнифер, жена короля Эдварда, умерла при родах Тони, когда ее младшим детям Иви и Лекси было четыре года. Старшие Морган и Мира старались уделять девочкам и маленькому брату как можно больше внимания, заботились о них и опекали их. Но когда погиб их отец, Морган и Мира, занятые управлением страной, уже не могли проводить с ними столько времени, как прежде, и заботу о Тони взяли на себя двойняшки. На практике это означало, что вот уже три года девочки повсюду таскали за собой младшего брата. А в последнее время Ивон и Александра пытались заботиться не только о Тони, но и о Моргане, Мире и Нике. Они строго следили за тем, чтобы те хорошо питались и достаточно отдыхали, они терроризировали служанок, приказывая им ежедневно менять белье в спальнях старших брата и сестры и кузена, заставляли поваров готовить любимые блюда короля, старшей принцессы и графа Мариваля и каждое утро лично собирали цветы в королевской оранжерее, чтобы поставить свежие букеты в комнатах Моргана, Миры и Ника. Чем был вызван подобный приступ заботливости никто не знал, но, хотя Морган и ворчал, что не завидует будущем мужьям девочек, ему, как и Мире с Ником, было приятно такое внимание.

- Поставь поднос на стол, Ник, - скомандовала Иви. – А ты, Лекси, зажги еще свет-камней и свечей.

- Не надо на стол, Ник, - покачал головой Морган, радуясь, что Мира вовремя его остановила и он не напился в стельку: меньше всего ему хотелось, чтобы младшие его видели в таком виде. – Мне одному точно не одолеть такую гору еды. И мне лень вставать. Поэтому идите сюда и помогите мне расправиться с этими пирожками и муссом.

Судя по довольным личикам девочек, когда они нагружали поднос, они рассчитывали именно на такой исход. В мгновение ока все королевское семейство Лиеж, включая Ника, оказалось на полу.

- Этой мой пирожок.

- Дай мне вон тот кусочек.

- Принеси со столика еще пару стаканов. Ну и что, что они для вина?

Во всеобщей суете и гаме Морган обнял за плечи Миру и поцеловал ее в висок, прошептав: «Спасибо». Принцесса была права: он просто не имел права сомневаться в себе, потому что от его действий зависит гораздо больше, чем судьба страны – благополучие его семьи. И ради этого он готов на все.

Глава 4. Игра на опережение

Говорят, единственный ребенок в семье вырастает эгоистом. Это, безусловно, не бесспорная истина, однако в случае Андрея Жданова данное утверждение оказалось абсолютно верным. Впрочем,  дело тут было не только в том, что он был единственным ребенком в семье, сколько в том, что у его занятых родителей не хватало времени на сына, а когда оно все же находилось, то мама Андрея Маргарита Рудольфовна принималась баловать ненаглядного сыночка, а его отец, Павел Олегович, - воспитывать. Разумеется, бОльший эффект имело первое, нежели второе, тем более, что Павел Олегович видел сына гораздо реже, чем его жена. Все это, вкупе с тем фактом, что у семьи Ждановых всегда было приличное материально положение, привело к тому, что Андрей Жданов вырос немного эгоистичным и абсолютно безответственным человеком. Когда он хотел чего-то – он этого добивался, не задумываясь ни о цене, ни о последствиях. Так было с женщинами, так было и с «Зималетто». Андрей хотел стать президентом компании и собирался во что бы то ни стало осуществить свое желание. Как он будет управлять компанией, не имея нормального экономического образования – Андрей окончил когда-то факультет международных экономических отношений МГИМО, но на занятия он практически не ходил, а диплом за него написала одна умненькая студентка МГУ за весьма умеренную плату – Жданов не знал и не думал об этом, надеясь на извечное русское авось и свою постоянную спутницу – удачу. И даже то, что Андрей с момента окончания института работал в «Зималетто», не слишком могло ему помочь: до смерти Юрия Воропаева он возглавлял отдел продаж, а после – стал вице-президентом и считался правой рукой своего отца, но в действительности он был лишь «на подхвате», а всеми серьезными вопросами Жданов-старший занимался сам, отвергая все проекты и инициативы сына, поскольку находил их недоработанными, а иногда и бессмысленными. Андрей же, вместо того, чтобы как следует проработать идею, забракованную отцом, тут же остывал к ней и принимался обдумывать новую. В последнее время идефикс Андрея было расширение компании, что включало в себя смену оборудования и увеличение объема производства. Павел Жанов и сам думал об этом, однако это была сложная задача, требующая много времени и немалых вложений. Но Андрею казалось, что это можно осуществить быстро и легко, чем он и собирался заняться, когда станет президентом. А он был уверен, что станет им.

Конечно, Катя не знала ни о детстве своего шефа, ни о его мечтах и желаниях, но то, что он безответственный и легкомысленный человек, к тому же – бабник и лжец, она поняла уже на второй день работы, когда ей пришлось прикрывать его любовные похождения перед Кирой. Катя не имела привычки подслушивать чужие разговоры, однако тонкие стены ее кабинета не оставляли ей  выбора, и девушка невольно оказалась в курсе того, что Кира ревновала Жданова и, похоже, имела на это веские причины. Катю удивило не то, что Воропаева высказывала свои претензии жениху, и даже не то, что она верила его оправдания, а то, как неумело и неуклюже лгал Андрей. Поверить ему могла либо совершеннейшая идиотка, либо слепо влюбленная в него женщина. И у Кати создалось впечатление, что Кира Воропаева – и то, и другое. Впрочем, она не была в этом уверена, как не была уверена во многом в окружавшем ее в данный момент мире. Когда-то Катя хорошо разбиралась в людях, но сейчас это умение было почти утрачено. Как и многие другие. К счастью, способность быстро принимать важные решения осталась с ней, поэтому когда ей позвонила с ресепшена Мария Тропинкина и сказала, что к Жданову пришла какая-то Наталья Ларина, Катя, которая минутой назад слышала это имя в списке любовниц Андрея Палыча, озвученном Кирой, немедленно решила, что говорить об этом шефу в присутствии невесты нельзя. Не из симпатии к Жданову, и не даже не из человеколюбия. Во-первых, Кате не хотелось стать свидетельницей скандала, который наверняка устроит жениху Кира, а во-вторых, она серьезно относилась к таким понятиям, как «долг», «честь» и «верность». Пока она – личная помощница Жданова, она будет вести себя так, словно присягнула ему на верность, а это автоматически означало во всем ему помогать, в том числе и вытаскивать его из неприятностей. Конечно, ровно до тех пор, пока это не противоречит ее принципами и убеждениям. Измены Жданова невесте, хотя и не нравились Кате, были, в общем-то, не ее делом, тем более что сама Кира была о них осведомлена, но предпочитала закрывать на них глаза, обманывая себя и делая вид, что все в порядке. Поэтому Катя с невозмутимым выражением лица вышла из президентского кабинета и направилась к ресепшену.

Высокая стройная и явно недовольная блондинка стояла напротив Маши и нервно барабанила пальцами по стойке.

- Добрый день. Меня зовут Екатерина Пушкарева, я личный помощник Андрея Палыча. Господин Жданов сейчас очень занят и поэтому не может принять вас сразу. Но вы можете сказать мне, по какому вопросу вы хотите его видеть, и я ему передам.

Ларина презрительно оглядела Катю с ног до головы.

- Так, милочка, мне нужен Андрей. Немедленно. По личному делу.  Так что идите и скажите ему, что его ждет Наталья Ларина. И побыстрее, мне уже надоело ждать.

При любых других обстоятельствах, у Кати нашлось бы что ответить на подобный хамский тон, но сейчас, понимая по голосу модели, что та готова в любой момент устроить грандиозный скандал, она промолчала.

- Мария, можно я кое-что напечатаю на вашем компьютере? – спросила Катя Тропинкину. – Это не займет много времени.

- Да, - встала с кресла Маша, с любопытством глядя на Пушкареву.

Тропинкиной было интересно, как она справится с Лариной, про которую все знали, что она – любовница Жданова. А еще они с подругами поспорили, какую из секретарш – Пушкареву или Клочкову – Жданов оставит после испытательного срока. Шура, секретарша Малиновского, была уверена, что он выгонит обеих, и Маша была склонна с ней согласиться. Тропинкина встала было за спиной Кати, чтобы увидеть, что новая личная помощница Жданова собирается печатать такого, что нельзя сделать на ее собственном компьютере, но Пушкарева посмотрела на Машу таким взглядом, что у той мгновенно пропало желание даже находиться рядом с ней. «Мымра очкастая, - подумала Маша, - да еще и зыркает. Вряд ли ее Жданов оставит, страшилку такую, его только девушки модельной внешности интересуют, и в качестве любовниц, и в качестве секретарш». Действительно, предыдущая секретарша Андрея Леночка обладала не только хорошими мозгами, но и незаурядной красотой. И необыкновенной стойкостью, поскольку она не поддалась на попытки Жданова, а затем и Малиновского ее соблазнить, и осталась верной любимому мужу.

Как и обещала, Катя быстро напечатала то, что хотела и, провожаемая неприязненным взглядом Лариной и по-прежнему любопытным – Маши, пошла обратно в президентский кабинет. Разумеется, Тропинкина не знала, что быстро печатать Катя училась последние два месяца при помощи специальной программы, скачанной ей Колей из Интернета.

Когда Катя снова вошла в кабинет к Жданова, то увидела, что ее шеф помирился с Воропаевой, по крайней мере, только такой вывод могла сделать Катя из их страстного поцелуя.

- Прошу прощения, Андрей Павлович, но вот факс который вы так долго ждали, - сказала Катя, протягивая начальнику лист бумаги.

Жданов нахмурился, поскольку точно знал, что никакого факса он не ждал, но все же взял документ и пробежал его глазами. И порадовался, что не стал читать его вслух, как делал иногда.
«Андрей Палович, на ресепшене вас ждет Наталья Ларина. Она очень хочет вас видеть, и я не исключаю, что она может устроить скандал, если вы ее не примете. Что мне делать?
1. Проводить ее к вам в кабинет?
2. Сказать, что вы не хотите ее видеть?
3. Сказать, чтобы она вас где-то подождала?
4. Ваш вариант.»

- Э-э-э… - Андрей с удивлением и замешательством посмотрел на свою помощницу. Во-первых, он не ожидал от нее такой сообразительности. А во-вторых, он не знал, как выкрутиться их этой ситуации: бурный темперамент и плохой характер Лариной были ему прекрасно известны, и он понимал, что если она устроит сцену, то об этом непременно узнает Кира, и не видать ему президентского кресла как своих ушей. – Да, действительно, я его ждал. Знаете что, Екатерина Валерьевна… Катерина… Катя… - Андрей почесал в затылке, - пожалуй, я согласен на пункт 3. Отошлите мой ответ нашим партнерам и добавьте вот это.

Жданов взял ручку, написал внизу: «Пускай ждет меня в машине, я спущусь, как только смогу» и отдал лист Кате. Девушка снова пошла к ресепшену.

- Андрей Павлович просил передать, чтобы вы подождали его в машине, - сказала Катя Лариной, которая за время ее отсутствия закурила и теперь пускала дым, по-прежнему нервно барабаня пальцами по стойке.

- Что? Не собираюсь я его нигде ждать, я хочу видеть его прямо сейчас! – громко заявила Ларина. – Вы сказали ему, кто именно его ждет?

- Разумеется, - спокойно ответила Катя. – И он просил вас подождать его в машине, он придет к вам, как только освободится. В настоящий момент Андрей Павлович очень занят и никак не может вас принять.

- Что значит – не может принять? Меня!? Вы наверняка все перепутали! Я сама к нему пойду.

Ларина сделала, было, шаг, к двери, которая вела в коридор, где находился президентский кабинет, но Катя вдруг схватила модель за руку. Наталья ошеломленно посмотрела на ту, что дерзнула коснуться ее, и попыталась вырваться.

- А ну пустите меня немедленно! Если у меня останутся синяки, я на вас в суд подам! – возмущенно воскликнула Ларина.

Но Катя, по-прежнему крепко держа любовницу Жданова за локоть, подошла к ней поближе и сказала жестко, пристально глядя ей в глаза:

- Андрей Павлович занят. Если хотите с ним увидеться – подождите его внизу в машине. Или уезжайте и ждите, когда он вам позвонит и назначит встречу. Больше мне нечего вам сказать.

И Наталье Лариной, взглянувшей в потемневшие холодные глаза Пушкаревой, вдруг едва ли не впервые в жизни стало по-настоящему страшно. Конечно, в детстве она боялась темноты, потому что там жили страшные чудовища, в когда подросла, то стала бояться растолстеть и того, что основная соперница уведет у нее из-под носа выгодный контракт, - но все это были обычные, понятные страхи. Но тот, страх, что она испытывала сейчас был необъяснимым, иррациональным и оттого еще более пугающим. Даже Маше Тропинкиной, которая с открытым ртом наблюдала за Катей и Лариной, стало не по себе от того, каким тоном разговаривала Пушкарева с моделью: таким тоном обычно грозятся убить кого-то те люди, которые потом сдерживают свою угрозу.

Ларина смешалась, потерла локоть, который, наконец, отпустила Катя и сказала, ненавидяще глядя на секретаршу Жданова:

- Я все Андрею расскажу про ваши… фокусы.

Она надеялась, что это прозвучит сурово и беспощадно, но на самом деле это вышло жалобно и беспомощно, совсем по-детски, так что не произвело никакого впечатления на Катю. Маша даже стало ее жалко, но совсем немного. А ее восхищенный взгляд, брошенный на Катю, когда за Лариной закрылись двери лифта, давал понять, что для нее сегодня Екатерина Валерьевна Пушкарева – герой дня. Через секунду после того, как Ларина скрылась в лифте, из дверей второго лифта вышла Клочкова, и Маша мысленно порадовалась за Жданова – если бы Вика увидела Ларину, то донесла бы об этом Кира, и та все узнала бы, несмотря на все усилия Кати. Маше и в голову не могло прийти, что Пушкарева на самом деле ругает себя за то, что сорвалась – обычно она пыталась уладить конфликты более мирным путем, и разговаривала так, как разговаривала сейчас с Лариной, только с врагами. Нервы, это все нервы. Последние нелегкие полгода сказались на ней больше, чем она думала. И Кате это не понравилось: она привыкла к тому, что всегда может взять себя в руки и сохранять сдержанность в любой ситуации, а сейчас ее вывел из себя такой пустяк.

Вернувшись в президентский кабинет, Катя едва заметно кивнула Жданову, и, сев за стол в свой каморке, сняла очки и устало потерла лицо. Нельзя срываться. Нельзя давать волю чувствам. Нельзя выдавать себя, свое истинное «я». В жизни Кати было много трудностей, и иногда ей казалось, что она больше не выдержит, не справится, у нее не хватит сил, и время от времени раздражение, злость, усталость давали знать себя, но все это было полной ерундой, по сравнению с тем, что она чувствовала теперь. Возможно… возможно, так было из-за того, что тогда она точно знала, ради чего не спала ночами, работала на пределе сил и рисковала жизнью. А сейчас Катя не видела смысла в том, что делала. Ей неинтересна была ни ее нынешняя работа, ни вообще все, что с ней происходило. Она задыхалась в Москве – и фигурально, и буквально, поскольку тяжелый, наполненный тем, что ее легкие воспринимали как яд, воздух не давал ей возможности дышать свободно, полной грудью. Пожалуй, единственным, что удерживало ее от самоубийства, была призрачная надежда на то, что ей удастся чудом все исправить, да, еще, пожалуй, убеждение, что подобный путь ухода из жизни – признание своего поражения, а сдаваться Катя никогда не умела.

Снова надев очки, которые являлись лишь частью ее образа, и поэтому вместо линз в них было вставлено обыкновенное стекло, Катя принялась за работу.

* * *

Андрей Жданов был если не счастлив, то, по крайней мере, весьма доволен собой и тем, как складывается его день: он помирился с Кирой, не успев толком поссориться, его невеста не встретилась с его любовницей, с которой он вполне благополучно, без скандала, разорвал отношения, и вдобавок ко всему, он весьма успешно провел кое-какие деловые переговоры. И в том, что все так удачно вышло, была немалая заслуга его новой помощницы Кати. Да, не ожидал он, что Пушкарева окажется такой смышленой – сразу сообразила, что Кира не должна узнать о том, что к нему пришла Наталья. И как ловко все провернула! Умница! Дура Клочкова, разумеется, тут же сдала бы его со всеми потрохами своей подруге, и тогда с постом президента ему пришлось бы попрощаться на долгое время, если не навсегда. За то, что Катя ему так помогла, Андрей готов был простить ей и ее нелепую одежду, и несуразные очки, и странный характер.

Жданов подумал было, что стоит подарить Пушкаревой букет цветов, но решил, что это вызовет ненужные вопросы, и вместо этого купил ей коробочку шоколадных конфет ручной работы. Когда Андрей зашел в каморку, Катя внимательно читала какие-то документы.

- Андрей Павлович, - подняла она голову от бумаг и пристально посмотрела на начальника.

- Э-э-э… Катерина Валерьевна, спасибо вам за то, что вы меня… мне помогли. Вот, это вам, - Жданов протянул ей конфеты и вдруг немного смутился из-за того, что ему приходится благодарить девушку, которую он знает третий день, за то, что она помогла ему скрыть от своей невесты свою же любовницу. К тому же, он элементарно не знал, как это сделать – обычно, если ему приходилось извиняться перед симпатичными девушками или благодарить их за что-либо, он рассыпался перед ними в комплиментах, целовал их в щечку (ну, или куда придется), иногда дарил какую-нибудь безделушку, и дело было сделано. Сейчас же Андрею показалось, что коробочки конфет и простого «спасибо» недостаточно, но что еще сказать, он придумать не смог.

- Спасибо, - сухо сказала Пушкарева. – Я хотела бы прояснить один вопрос, Андрей Павлович: я крайне не люблю и плохо умею лгать, поэтому, думаю, никогда больше не стану делать того, что сделала для вас сегодня. Прошу прощения, но мое собственное душевное равновесие для меня важнее вашего. Если вы считаете, что выдвинутые мной условия чрезмерны, и наше сотрудничество, таким образом, невозможно, -  я немедленно положу вам на стол заявление об уходе.

Сказать, что подобное заявление удивило Андрея, - значило ничего не сказать. Первым, что он подумал, было «Ни фига себе!». Вторым – «Ханжа!». Но произнес совсем другое.

- Что это не согласуется с вашими моральными, этическими или религиозными принципами, Екатерина Валерьевна? – язвительно спросил он, и ему впервые пришла в голову мысль: «А вдруг она сектантка какая? Ну, или просто верующая? То-то она так ужасно одевается…».

- Можно сказать и так, - по-прежнему сухо ответила Пушкарева. – Я такая, какой меня воспитали, и не вижу необходимости меняться, тем более в угоду кому-то. И да – я считаю, что лгать стоит только ради спасения жизни, своей или чужой.

- Вот как? Тогда, полагаю, вам непросто жить на свете – с такими-то принципами.

- Меня все устраивает, - отозвалась Катя, как показалось Андрею, слегка насмешливо. – Зато моя совесть чиста, и мне не приходится ни от кого прятаться и скрываться.

- С чем я вас и поздравляю, - кисло сказал Андрей. Угораздило же его взять в личные помощницы полоумную девицу, считающую себя святой и безгрешной. Тьфу!  – И тем не менее, Катерина Валерьевна, я все же хочу, чтобы моими личными звонками и контактами занимались вы, а не Вика. Прикрывать меня перед Кирой вы, как я понимаю, не собираетесь, но так хоть не сдадите намеренно, как это сделает Клочкова.

- Этого я не говорила, - серьезно ответила Катя. – Я лишь сказала, что не буду больше лгать в лицо Кире Юрьевне или кому-то еще, однако в тех случаях, когда это будет возможно, не прибегая к откровенной лжи, я постараюсь оградить вашу личную жизнь от посторонних глаз… даже если это глаза Киры Юрьевны. Ее проблемы меня не касаются.

- И на том спасибо, - пробурчал Андрей.

Разумеется, его задели не ее моральные принципы, а тот, что он в глазах Пушкаревой явно представал безнравственным монстром. А Андрей Жданов, дамский любимец и донжуан, не привык, чтобы его презирали девушки, пусть даже такие страшненькие, как Катерина Валерьевна. Но, с другой стороны, он еще никогда в жизни не встречал таких странных, но занимательных девушек, так что, если она будет вести себя более-менее адекватно, то Андрей с легкостью переживет два месяца ее испытательного срока и, возможно, это даже будет интересно.

* * *

На третий день работы Катя поближе познакомилась с группой сотрудниц «Зималетто», которые называли себя Женсовет, среди них была и Татьяна Пончева, присутствовавшая на первом собеседовании Кати, и Мария Тропинкина – секретарша ресепшена. Кроме того, в Женсовет входила помощница финансового директора «Зималетто» Светлана Локтева, помощница дизайнера Милко Ольга Вячеславовна Уютова – самая старшая из женсоветчиц, Амура Буйо, секретарша Киры, и секретарша Малиновского Александра Кривенцова, которую все называли Шурой. Когда Катя пришла в ближайшее к «Зималетто» кафе, которое на первый взгляд показалось ей недорогим, то эта компания уже сидела там. Пока Катя несколько растеряно стояла при входе, выискивая взглядом свободные места, Женсовет, посовещавшись, решил пригласить ее присоединиться к ним, и дамочки, как они сами себя называли, замахали руками, зовя Катю к себе. Они, конечно, не подозревали, что их внимание к ней Пушкареву не слишком обрадовало: она не была уверена, что хочет иметь с ними какие-либо другие отношения кроме рабочих. Помимо членов ее семьи, у Кати было мало друзей, да и тех она знала с детства, и сейчас она вовсе не горела желанием заводить новых. Но в то же время девушка понимала, что если будет избегать коллег, то это будет странно выглядеть, тем более что если не друзей, то, по крайней мере, надежных союзников иметь всегда полезно. И поэтому Катя с легкой улыбкой направилась к Женсовету.

Уже через двадцать минут общения с ними, Катя поняла, что с такими союзниками и врагов не надо. «Язык без костей» - это было про них. От их шумной болтовни у Кати даже разболелась голова, что крайне редко с ней случалось. Впрочем, дамочки раздражали бы ее намного меньше, если бы не пытались выяснить у нее все подробности ее жизни, причем особенно их почему-то интересовала информация о том, есть ли у нее бойфренд. Катя уже знала, что бойфренд – это постоянный любовник, но она никак не могла взять в толк, какое Женсовету дело до ее личной жизни.

- А, скажи, ты правда последние полтора года болела и поэтому не работала? – робко спросила Пончева.

Самая молчаливая из подруг – Ольга Вячеславовна бросила на Таню предупреждающий взгляд: мол, думай, о чем спрашиваешь, и Пончева добавила тихо:

- Нет, конечно, если не хочешь, можешь не отвечать…

Отвечать Катя действительно не хотела, но, поскольку Маша, Шура и Амура заспали ее вопросами о том, есть ли у нее бойфренд и симпатичные друзья-мужчины, с которыми она может их познакомить, Катя решила, что лучше она ответит Тане.

- Да. Попала в аварию, долго восстанавливалась, - коротко ответила девушка.

- Ой, бе-е-е-дненькая, - потянула Маша.

- Серьезная, наверное, авария была, - заметила Амура, затягиваясь уже второй за обед сигаретой.

- А шрамы остались? – ляпнула Шура, думая при этом о том, что если у этой дурнушки еще и шрамы есть, то это вообще улет – какой там бойфренд, даже несерьезно!

Катя, вопреки тому, что лгать действительно не любила, в данном случае решила, что где большая ложь – там и маленькая, тем более что это придаст достоверности ее словам. Поэтому она закатала рукав и показала длинный темно-розовый шрам, тянувшийся вдоль всего предплечья. Женсовет дружно охнул. Если бы кто-то из них хоть немного разбирался в подобных вещах, то понял бы, что Катиному шраму уже больше полутора лет. Но, к счастью для девушки, они поверили, что он – последствие аварии. Катя невозмутимо опустила рукав, и после этого все расспросы как по волшебству прекратились. К сожалению, Катя понимала, что ненадолго.

* * *

По пути домой Катя мечтала о верховой прогулке по саду, ранним утром, когда солнце только-только встало, и трава еще мокрая от росы, и дышится полной грудью свежим прохладным воздухом, и так тихо и спокойно, что слышно, как прыгают с ветки на ветку белки. Она всегда считала такие прогулки само собой разумеющимся и, несмотря на то, что она всегда ими наслаждалась, по-настоящему ценить их начала только сейчас, когда у нее не было не малейшей возможности их повторить.
Интересно, как скоро она начнет сходить с ума, продолжая жить в мире, где ей все чуждо и почти все и всё неприятно, а иногда и вызывает отвращение? Катя понимала, что она субъективна и предвзята, просто потому что этот мир не был ее домом, куда она больше не могла вернуться, но легче ей от этого не становилось. Она чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег: такая же беспомощная, и так же судорожно и жадно хватающая ртом воздух, которым ей трудно было дышать, настолько он был грязным и отравленным. Не будь Кате, по большому счету, так безразлично все, что с ней происходило, она ненавидела бы окружавший ее сейчас мир.

Интермедия – 4

Россия, Новгородская область, за 1,5 года до описываемых событий

Май выдался на редкость жарким. Пожалуй, Митрич и не помнил на своем веку такого теплого мая. Впрочем, он в последнее время вообще мало что помнил. Едва потеплело, Митрич целыми днями сидел на скамеечке перед своим домом, стоявшим на самом отшибе деревни, и тихо доживал свою, несомненно, долгую, но, сказать по правде, никчемную жизнь.

Впереди на дороге взметнулись клубы пыли, и через пару минут к дому Митрича подъехал старый раздолбанный уазик Василь Сергеича – местного участкового.

- Доброго денька, Митрич, - пропыхтел Василь Сергеич, вылезая из машины. – Жив еще?

- Жив помаленьку, и тебе не болеть, - ворчливо ответил Митрич.

Участковый тяжело опустился на скамейку рядом со стариком и вытер пот со лба.

- Фу-у-ух, посижу с тобой, отдохну. Замаялся я сегодня туда-сюда ездить.

- Все из-за этой пропавшей приезжей? – спросил Митрич.

- Из-за кого же еще, - невесело хмыкнул Василь Сергеич. – Угораздило ж ее потеряться в наших лесах. Уже лет десять такого не случалось.

Немного помолчав, участковый добавил:

- Родители ее приехали. С отцом плохо. Да и матери не легче. Но они верят, что она жива. А я так скажу: если ее за три дня не нашли, то вряд ли теперь уже найдут. Живой, по крайней мере.

Митрич ничего не ответил, только подставил лицо теплым солнечным лучам.

- Ладно, - сказал через некоторое время Василь Сергеич, - поеду я дальше. Будь здоров.

Только когда уазик скрылся из вида, Митрич вспомнил, что хотел рассказать участковому, как несколько дней назад, когда ему не спалось, и он сидел уже глубоким вечером на вот этой самой скамейке, мимо него прошел Ванька-Шалый, Ирки Зарубиной сын. У Ваньки и до армии с головой не все в порядке было: если примется буянить– по пьянке или просто из-за обиды какой – так спасайся кто может, зашибет и не вспомнит, а после армии он вообще чокнутый стал, один взгляд чего стоит – жуть! А ведь он, Митрич, не из пугливых. Так вот, проходил мимо него Ванька, глазами своими бешеными взглянул: мол, молчи, дед, а то худо будет, - а у самого рубаха вся чем-то темным заляпана, на кровь похоже. Митрич об этом на следующее же утро забыл, а теперь вот вдруг вспомнил, только участковый уже уехал.

«Надо будет Сергеичу потом рассказать», - решил Митрич. И, конечно, вскоре снова забыл об этом.

Глава 5. Сюрпризы и другие неприятности

- 1 -

- … таким образом все наглядно показано. Думаю, на этом все, - сказала Катя, закончив представление отчета о финансовом положении «Зималетто».

- Надо же, Андрюша, она у тебя еще и умная, - насмешливо сказал Александр Воропаев. – А глядя на нее, этого не скажешь.

Катя выгнула бровь и пристально посмотрела на брата Киры и злейшего врага Жданова. Андрей открыл было рот, чтобы достойно ответить Воропаеву, но его опередила Пушкарева

- Вы так думаете? В таком случае у нас есть что-то общее: по вам тоже сразу не скажешь, что вы вовсе не тот настоящий джентльмен, каким можете показаться на первый взгляд.

Жданов широко улыбнулся, Малиновской открыто показал Кате большой палец, а сам Воропаев удивленно и, что странно, вполне добродушно хмыкнул – редко из женщин осмеливался ему возражать, и мало кто из них решался сделать это с такой откровенностью и язвительностью, так что Александру было даже забавно поупражняться в остроумии и сарказме с Пушкаревой. В общем, все присутствующие на Совете акционеров вполне адекватно отреагировали на Катин отпор Александру.

Все кроме Киры, чья неприязнь к  Екатерине Пушкаревой, возникшая из-за одного того, что  Андрей принял ее на работу, сегодня утром переросла в настоящую ненависть. Воропаевой очень хотелось избавиться от Пушкаревой, в основном потому, что тогда личными контактами Андрея будет заниматься Вика, которая будет докладывать о них Кире. Но невеста Жданова не знала, как это сделать: ее жених проявил несвойственную ему упрямость и наотрез отказался увольнять Пушкреву, как Кира его ни умоляла. Но тут Воропаевой пришел в голову план – Андрей поручил своим секретаршам подготовить отчет о положении компании, и, поскольку Вика и отчет – понятия несовместные, Кира не придумала ничего лучше, чем взять план Пушкаревой и выдать его за гениальное творение Клочоковой. Воропаева решила, что это будет очень просто: да кто такая эта Пушкарева по сравнению с ней, Кирой, акционером компании и невестой Андрея Жданова! Даже если она и пожалуется Андрею, кому, спрашивается, тот поверит: невесте или секретарше, которую он знает без году неделю?
К реализации плана Кира приступила с утра пораньше, заняв наблюдательно-выжидательную позицию напротив лифта. Едва из него вышла Катя, как Воропаева, глубоко вздохнув, решительно направилась к ней.
- Я из-за вас опаздываю на совет! – недовольно сказала Кира Пушкаревой.
- Из-за меня? – невозмутимо переспросила Катя
- Вы должны были подготовить отчет.
-Да.
- И где он?
Некоторое время Пушкарева молча смотрела на Киру, а затем по ее губам скользнула едва заметная усмешка. Порывшись в сумке, она выудила оттуда маленькую флешку.
- Здесь, Кира Юрьевна. В целости и сохранности.
Кира, уверенная, что Пушкарева принесет в «Зималетто» уже распечатанный отчет, на мгновение растерялась, но быстро нашла выход из положения.
- Я хочу, чтобы вы немедленно его распечатали и отдали мне. Неизвестно еще, что вы там насочиняли.
Катя улыбнулась.
- Боюсь, это невозможно. Потому что сначала я отдам отчет Андрею Павловичу, который должен его прочитать и одобрить. Или не одобрить. А уже потом отчет будет представлен акционерам.
Кира задохнулась от возмущения.
- Что? Катя, вы что, не слышали – я хочу прочитать отчет. Немедленно.
- Сожалею, но первым отчет прочитает Андрей Павлович. Если у вас есть возражения и вопросы, вам лучше обратиться непосредственно к нему.
- Будьте уверены, я так и сделаю, - прошипела Кира.
Она сдержала свое слово. И прогадала. Андрей, который прекрасно знал свою невесту и иногда очень даже быстро соображал, мгновенно насторожился, услышав от Киры слово «отчет», поскольку знал, что та никогда не интересовалась подобными вещами. А когда он вспомнил, что поручал составление отчета обеим своим секретаршам, то все тут же стало на свои места. И Андрей, пропустив мимо ушей утверждение Киры, что «твоя секретарша по-хамски со мной разговаривала», довольно ухмыльнулся. Нет, ну какая Катя все-таки сообразительная! Никогда бы не подумал. Молодец, Катя, наш человек, так поставить Киру на место, это у самого Андрея редко получается.
- Ты… ты… - Кира увидела широкую веселую улыбку Жданова, и ее возмущение достигло своего апогея, - ты на ее стороне?!
- Кирюша, ну что ты нервничаешь, а? – примирительно сказал Андрей. – Она была совершенно права, сначала отчет должен посмотреть я, а уж потом все остальные. В конце концов, я – глава компании и непосредственный Катин начальник.
Кира хотела было что-то возразить, но тут Жданов, зная, как закончить этот разговор спросил небрежно:
- Кстати, а Вика подготовила отчет? Хотелось бы и его прочитать. Сравнить, так сказать, версии.
Как Андрей и ожидал, Кира пробормотала: «Не знаю» и предпочла ретироваться из кабинета. «Я тебе это еще припомню», - пробормотала она себе под нос, имея в виду Пушкареву.

И сейчас Кира, чьи негативные чувства по отношению к Кате лишь усилились из-за того, что та блестяще подготовила доклад, сказала громко и резко:

- Вы что себе позволяете?

Все, включая Александра, удивленно посмотрели на Киру, не понимая, почему она так бурно отреагировала на слова Пушкаревой. Нет, конечно, Екатерина Валерьевна могла бы и посдержаннее ответить Саше, но раз уж он сам не высказал никакого недовольства, то и повода для подобного раздражения нет.

- А что конкретно вы имеете в виду? – спокойно поинтересовалась Катя, всем своим видом давая понять, что она ждет - не дождется ответа Воропаевой.

От гнева лицо Киры пошло красными пятнами: из-за Пушкаревой она попала в идиотское положение! Сказать, что Пушкарева нахамила Саше – глупо, поскольку тот, как ни крути, первым начал. Конечно, она все равно не должна была себе этого позволять: Катя – обычная секретарша, а Кирин брат – акционер компании, но этого Кира в присутствии Павла Олеговича тоже сказать не могла, поскольку Жданов-страший всегда настаивал на том, чтобы уважительно и как к равным относиться ко всем сотрудникам «Зималетто». К счастью, Андрей пришел своей невесте на выручку.

- Ну, раз ни у кого нет вопросов, предлагаю устроить перерыв, - бодро сказал Жданов-младший.

- У меня есть, - возразил Воропаев. – Но, раз уж все здесь собравшиеся такие… понятливые, то я задам свои вопросы Екатерине Валерьевне потом, в приватной обстановке. Согласны, Екатерина Валерьевна? – Александр ухмыльнулся Кате.

- Думаю, Александр Юрьевич, наши с вами представления о приватной обстановке разительно отличаются друг от друга, поэтому я предпочту нейтральную территорию. Например, президентский кабинет. Или этот конференц-зал.

- Вы разбиваете мне сердце! – преувеличенно трагически заявил Воропаев и подмигнул Кате.

Шокированный Андрей во все глаза уставился на будущего шурина, чувствуя, что мир сошел с ума: Александр не только благосклонно отнесся к Кате, он пытался с ней флиртовать! Жданов-младший не знал, что Воропаев, в отличие от его видевший в женщинах не только объект для соблазнения, хорошо усвоил, что не стоит недооценивать умных и решительных женщин, таких как Пушкарева. Если Александру удастся перетянуть ее на свою сторону, он не только станет президентом компании, но и раз и навсегда уничтожит Андрея.

Пока акционеры во время перерыва обедали, Катя, у которой болела голова – и изнутри, и снаружи, от шпилек, - успела перекусить, сделать несколько важных звонков и заглянуть в туалет. Именно там, глядя на свое отражение в зеркале, она сказала себе, подражая недовольным интонациям одного своего знакомого:

- Осторожнее, ты играешь с огнем. Не стоило наживать себе таких врагов как Кира Воропаева – такая далеко зайдет в попытке уничтожить неугодного ей человека. И держи ухо в остро с Воропаевым, он еще опаснее своей сестры.

* * *

- Ну, что? – нетерпеливо спросил Андрей вошедшую в кабинет Катю.

Впервые за то время, что Пушкарева была его личным помощником, Жданов пришел на работу раньше нее. Два дня назад осуществилась его мечта – он стал президентом «Зималетто». Правда, удар по его самолюбию нанес тот факт, что его отец проголосовал не за него, а за Сашку Воропаева, но Андрей мог поздравить себя с недавно сделанным правильным тактическим ходом – предложением руки и сердца Кире, которая отдала свой голос за него. Однако, как выяснилось, его победа была пока не окончательной: Воропаева не устроил тот бизнес-план, согласно которому Андрей собирался руководить компанией. Наверняка это Ветров ему подсказал – из Александра такой же экономист, как из него, из Андрея, то есть никакой. И Жданов пообещал, что бизнес-план будет исправлен завтра же. Прекрасно понимая, что самому ему с этой задачей не справится, он немедленно поручил ее Кате – в конце концов, именно для этого ему и нужна была секретарша с экономическим образованием.

Когда Андрей сказал Пушкаревой о том, что ей надо к следующему утру исправить бизнес-план, девушка выгнула бровь и безапелляционно заявила:

- Это невозможно.

- Что значит «невозможно? – Андрей еще не кричал, но уже повысил голос. – Я нанял вас для того, чтобы вы работали, а не говорили, что это «невозможно».

- Вот именно, Андрей Павлович, - спокойно возразила Катя, - вы наняли меня для работы, а не для невозможного. Исправить ошибки в чужом бизнес-плане меньше, чем за сутки – невозможно.

- Так сделайте это возможным! – раздраженно воскликнул Жданов. – За это я вам и плачу деньги.

Пушкарева покачала головой.

- Боюсь, продолжать этот разговор бесполезно. Я могу исправить ваш бизнес-план лишь к утру послезавтра, возможно даже позже. Если вас это не устраивает, думаю, мне лучше сразу же уволиться, чтобы вы могли найти себе помощницу, которая умеет творить чудеса и сможет исправить вас бизнес-план – так, чтобы удовлетворил Александра Юрьевича - за такое короткий срок. Я – всего лишь человек, и мне это не под силу, - хладнокровно сказала Катя, и Роман Малиновский, присутствовавший при этом разговоре, с трудом сдержался от того, чтобы покрутить пальцем у виска: что, у нее совсем нет мозгов, так разговаривать с начальником?

Судя по выражению лица Андрея, его посетила та же мысль. Некоторое время он с открытым ртом смотрел на Катю, пока та, наконец, не спросила:

- Так мне писать заявление на увольнение?

Жданов не ответил «да» только потому, что понимал, что тогда он точно лишится президентского кресла, ведь некому будет исправить ему бизнес-план – ни через два дня, ни через неделю, ни, вполне возможно, и через месяц, учитывая, как долго он искал себе секретаршу. И он в очередной раз сказал себе, что испытательный срок Катя не пройдет.

Уговаривать Воропаева подождать пару дней Андрей отправил тяжелую артиллерию – Киру, она бы единственной, кому иногда удавалось хоть в чем-то убеждать своего брата.

И вот сейчас Андрею не терпелось увидеть новый, исправленный бизнес-план. Дремавший в одном из кресел Малиновский, которого Жданов вытащил из постели ни свет, ни заря, для моральной поддержки, так сказать, встрепенулся, едва президент «Зималетто» заговорил, но, не увидев ничего интересного – а ни Катя, ни бизнес-план не были Роману интересны – снова задремал.

- Одну секунду, Андрей Павлович, - спокойной сказала Катя, сняла пальто, бросив его на стул, и достала из сумки несколько папок. – Итак, прежде всего хочу отметить, что ваш бизнес-план, как вы уже наверное поняли, нежизнеспособен, по крайней мере при заявленных вами условиях. И я сделала два новых варианта. Первый из них –переработанный ваш план. Для того чтобы уложиться те сроки, какие вы хотите, и в указанную вами смету, нам необходимо будет значительно урезать расходы, и единственным вариантом для этого мне представляется сокращение расходов на новую коллекцию, в основном, разумеется на ткань.

- Так это же замечательно! – вступил в разговор проснувшийся наконец Малиновский. – Андрюха, только представь: юбки станут еще короче, а декольте – глубже!

Пушкарева бросила на Романа насмешливый взгляд.

- Оригинальные у вас представление об экономике, Роман Дмитриевич, - сказала она ему и повернулась к Андрею. – Это означает, что нам придется закупить более дешевые и менее качественные ткани.

- Одним словом – синтетику, - уточнил Андрей.

- Да.

- Катенька, - Роман предпочел сделать вид, что не заметил как поморщилась Пушкарева от этого фамильярного обращения, - вы хотите одеть любимых рыбок Милко в «целОфан и бУмагу»? - он так точно передал недовольный тон Милко, что Андрей, несмотря на свое дурное настроение, широко улыбнулся. – Наш гениальный дизайнер вам этого не простит.

- Но это весьма рискованно, - игнорируя Малиновского, сказала Андрею Пушкарева, - поскольку цены на одежду будут оставаться на прежнем уровне, в то время как ее качество существенно снизится, и я не думаю, что новая коллекция будет хорошо покупаться. Собственно говоря, я уверена, что в этом случае у нас будут проблемы с ее продажей.

- Та-а-ак, а второй вариант вашего бизнес-плана?

- В нем мало осталось от вашего плана, Андрей Павлович, только основные идеи. Андрей Павлович, вы хотите увеличить объем производства, переоборудовать компанию, вывести ее на зарубежные рынки в такие короткие сроки, которые не дают возможности прибегнуть к стандартным в таких случаях схемам и методам финансирования. К тому же вы не хотите прибегать в чрезмерному кредитованию. И получается замкнутый круг: либо ваш план не сработает, либо вам придется по крупному рисковать, но гарантии, что этот риск будет оправданным, нет. Я увеличила сроки осуществления ваших планов, так чтобы мы смогли эффективно их профинансировать без излишнего риска и потерь, это включает в себя и упомянутый вами лизинг, и франчайзинг, и оптимизацию логистики, и некоторые другие меры – надежные, но требующие времени. Решение за вами.

Андрей хмуро и сосредоточенно изучал оба бизнес-плана, не зная, что ему делать. С одной стороны, второй вариант бизнес-плана был надежнее и должен был привести к успеху. Но не скоро. А с другой стороны, Андрей никогда не умел терпеть и ждать, принадлежа к той породе людей, которым все то, что они хотели, нужно было сразу и сейчас. После долгих размышлений, Жданов закрыл обе папки и сказал только одно слово:

- Рискуем.

Малиновский, который ожидал подобного ответа, посмотрел на Пушкареву и, заметив ее взгляд, спросил весело:

- Что, Катя, не согласны?

- Ваша компания, ваши решения, ваша ответственность, - заявила она, прежде, чем скрыться в каморке.

Она, точнее  говоря – Коля (но Жданову об этом знать необязательно),  сделала все, что могла, остальное было за президентом компании. Одно Катя знала точно – брать на себя ответственность за его решения она не собиралась.

- 2 -

Вообще-то, ему следовало сосредоточиться на дороге, но Жданов, не в силах удержаться, бросал время от времени взгляды на сидевшую рядом Катю, которая, отвернувшись, смотрела в окно. Чем дольше он ее знал, тем больше сюрпризов она ему преподносила. Так, к примеру, он не ожидал, что она умеет так блестяще проводить переговоры. Представители «Макротекстиля» сначала даже не поняли, что согласились на такие условия сотрудничества с «Зималетто», которые были им немного невыгодны, хотя первоначально они сами пытались навязать невыгодные условия «Зималетто». Да что там представители «Макротекстиля» - даже Андрей не сразу понял, что Катя сделала, и только когда все документы были подписаны и все соглашения достигнуты, он сообразил, что контракт с «Макротекстилем» обойдется им гораздо дешевле, чем планировалось. И теперь Жданов думал о том, что, кажется, ему стоит после окончания Катиного испытательного срока оставить ее в «Зималетто».

- Что, Андрей Павлович? – спросила Катя, повернувшись к нему. – Если вы хотите что-то сказать или спросить, я вас слушаю.

Мда, а он-то думал, что она не замечает его взглядов. Преодолев искушение обернуть все в шутку и поддавшись любопытству, Андрей сказал нарочито небрежно:

- А что, Екатерина Валерьевна, нынче все финансовые аналитики умеют виртуозно проводить переговоры? Если их где-то учат этому искусству, скажите мне, я тоже с удовольствием поучусь.

Катя улыбнулась краешками губ.

- Не скажу за остальных финансовых аналитиков, но я научилась этому сама.

Андрей покачал головой.

- Да, у вас масса талантов, Катерина, - с некоторой завистью, но все же шутливо сказал Жданов. – Одолжите хотя бы парочку.

- Вы ошибаетесь, Андрей Павлович, у меня мало талантов, просто я стараюсь максимально развивать те, что есть. И я не умею много из того, чему меня пытались когда-то научить.

- Правда? А чему, если не секрет.

- Музыке. Пению. Вышиванию. Другим вещам, - скованно ответила Катя, но Андрей не обратил на это внимания, переваривая услышанное.

- Ого! Из вас воспитывали тургеневскую барышню.

Катя нахмурилась, не поняв вопроса, но, к счастью, Андрей в это время смотрел на дорогу и не увидел ее странной реакции на свой вопрос.

- Ну… что-то вроде того, - неуверенно ответила Пушкарева.

Андрей снова перевел на нее взгляд, и в этот момент перед его «Каейном» неожиданно вылетел «Джип», резко перестроившийся из левого ряда. Жданов, не сдержавшись, выругался, а побледневшая Катя сказала сухо:

- Андрей Павлович, пожалуйста, следите за дорогой.

- Да, конечно. А вы водите, Катерина?

- Нет. Предпочитаю другие виды транспорта.

- Это какие? – поинтересовался Андрей и развеселился, представил Катю на мотоцикле.

- В идеале – конь, - без тени юмора ответила девушка.

- Да… - после некоторой паузы потянул Жданов, - у вас и в самом деле масса талантов.

Остаток пути в «Зималетто» прошел в полной тишине.

* * *

Впрочем, не только Андрей обнаружил, что его личная помощница полна сюрпризов, Роман Малиновский тоже вскоре это выяснил.

Сказать, Роман был в ужасном настроении, значило не сказать ничего. Впрочем, и говорить ничего было не надо: всякий, кто увидел бы, как он пьет виски, стакан за стаканом, прямо на своем рабочем месте, понял бы это и без слов. Как поняла это Катя, зашедшая в кабинет директора по маркетингу. Шура вместе с большей частью Женсовета устроила себе перекур в женском туалете, а Кате срочно нужны были кое-какие документы, поэтому она пошла за ними лично. И ничуть не удивилась при виде полупустой бутылки виски, стоявшей перед Романом: слухи о том, что Вика Клочкова беременна от Малиновского давно уже расползлись по всему «Зималетто». Слегка пожав плечами, Катя повернулась, чтобы уйти, рассудив, что от Романа Дмитриевича сейчас мало толка.

Будь Роман более трезв, он просто отдал бы Кате необходимые документы, будь он более пьян, он вообще не заметил бы ее прихода. Но сейчас, находясь на полпути от трезвости к опьянению, он сказал громко:

- Что, К-к-катя, не одобряете?

Девушка пристально посмотрела на Малиновского.

- Вообще-то, это не мое дело, - ответила она. – Но, если вам действительно интересно мое мнение, то я не понимаю…

- Во-о-от, не понимаете. И не поймете. Куда вам? – перебил ее Роман.

- … зачем устраивать себе проблемы и страдать из-за этого, - закончила Катя.

Роман раздраженно фыркнул и сделал еще один глоток виски.

- Ну да, конечно, у великолепной, совершенной, гениальной Екатерины Пушкаревой не бывает проблем, и она из-за них не страдает. Замечательно! Рад за вас! – язвительно сказал он.

Катя поморщилась.

- Дело вовсе не в этом, Роман Дмитриевич. Я действительно считаю, что этот мир и без того доставляет нам немало проблем, чтобы еще и устраивать их самим себе. Но, если уж это случилось, то напиваться, жалеть себя и страдать – отнюдь не выход из положения.

- Вот как? И что вы мне посоветуете делать, гений вы наш? – уже совсем пьяно спросил Роман.

- Я? – непритворно удивилась Пушкарева. – А вам не кажется, что решать свои проблемы вы должны сами?

Но, противореча самой себе, Катя не только не ушла, но села напротив Малиновского и сняла очки. Если бы Роман был трезвее, он увидел бы, что без очков девушка выглядит совершенно иначе, но сейчас ему было на это наплевать.

- Роман Дмитриевич, вы можете сказать, что вас так беспокоит? Словами, вслух?

- А вы будто не знаете, - проворчал Роман, наливая себе еще виски.

- Нет, - спокойно ответила Катя. – Давайте, скажите, раз уж мы начали этот разговор, что именно вас тревожит настолько, что вы напиваетесь прямо на рабочем месте?

И Роман, которому было уже все равно, с кем разговаривать о своем горе, сказал несчастным и чуть заплетающимся голосом:

- Вика Клочкова беременна. От меня. А я еще не готов. Ни к браку, ни к ответственности. Не-хо-чу. Хотите выпить?

Катя вздохнула и покачала головой.

- Роман Дмитриевич, поправьте меня, если я ошибаюсь, но, кажется, рождение ребенка и брак давно уже не строго взаимосвязаны. У вас на самом деле масса вариантов: вы можете жениться на Вике, правда, я сомневаюсь, что ваш брак будет долгим и счастливым и в итоге только навредит ребенку; вы можете сделать вид, что никакого ребенка не существует и не принимать никакого участия в его судьбе; вы можете давать деньги на его содержание, но не видеться с ним; вы можете не жениться на Вике, но регулярно видеться с ребенком и давать деньги на его воспитание. Выбор за вами, все в ваших руках. Так что мой вам совет – подумайте над этим. Но для начала я на вашем месте убедилась бы, что Вика действительно беременна, и что она беременна именно от ваc. Всего доброго, Роман Дмитриевич.

И Катя вышла из кабинета, оставив едва ли не протрезвевшего от ее слов Малиновского смотреть ей вслед с открытым ртом. Увидев, что Шура уже вернулась с перекура, Катя попросила ее:

- Шура, принеси, пожалуйста, Роману Дмитриевичу чашку крепкого кофе, вызови ему такси и проследи, чтобы он ни в коем случае не садился за руль, хорошо?

По пути к своей каморке, Катя мысленно отчитала себя за то, что влезла в чужое дело, дело человека, который был ей неприятен. Впрочем, она понимала, что сделала это только по одной единственной причине – потому что Вику Клочкову она не любила еще больше Малиновского.

Девушка не знала, о чем и как поговорил Роман с Викой, но уже через два дня все «Зималетто» увлеченно обсуждало тот факт, что «Клочкова-то, оказывается, и не беременна вовсе. Вот Малиновскому повезло».

* * *

В субботу через пару дней после того, как Андрей показал исправленный бизнес-план Воропаеву, Александр Юрьевич позвонил Кате домой и заявил, что ему просто жизненно необходимо поговорить с ней о важном и неотложном деле, а поэтому через час он будет ждать ее у подъезда.

- Александр Юрьевич, вы можете ждать меня где, когда и сколько угодно, но сегодня я никак не могу с вами увидеться, поэтому вашему «важному и неотложному делу» придется потерпеть до завтра, - твердо сказала Катя

Вообще-то, она была свободна, но она не привыкла, чтобы с ней разговаривали подобным самоуверенным и наглым тоном и при этом требовали беспрекословного выполнения всех просьб и требований, поэтому девушка решила, что Воропаев подождет до завтра, тем более что она догадывалась, зачем он хотел с ней встретиться, и ей не слишком хотелось общаться с ним на эту тему, но  необходимо было расставить все точки над «i».

На следующий день Воропаев заехал за ней в начале второго.

- Так о чем вы хотели со мной поговорить, - спросила Катя, едва сев в машину.

- Экая вы нетерпеливая, Екатерина Валерьевна. Потерпите, мы сейчас поедем в один чудесный ресторан, там и поговорим в спокойной и уютной атмосфере.

- Насколько я помню, на ресторан мы не договаривались, - напряглась Катя.

- Екатерина Валерьевна, - снисходительно сказал Александр, - разговор нам предстоит долгий и серьезный, ну не в машине же нам разговаривать, в самом деле. И потом, я же не вас не в глухой лес везу, расслабьтесь.

- Хорошо, едем, - неохотно согласилась Катя.

Ресторан действительно оказался чудесным: небольшим, уютным, вовсе не пафосным, как девушка опасалась.

- Здесь замечательно готовят свинину в меду, очень советую попробовать. А еще у них великолепные вина, - сказал Воропаев, когда они уселись за стол и им принесли меню.

Катя заказала стакан вишневого сока и овощной салат. Она уже поняла, что Воропаев не собирается быстро выкладывать все карты на стол, и поэтому решила не торопить события и подождать, пока он сам не заговорит о деле. Уж чего-чего, а терпения и выдержки Кате всегда было не занимать.

Около получаса Воропаев пытался вести пустую светскую беседу, время от времени бросая пристальные взгляды Катю, ожидая, когда она снова спросит его, о чем он хотел с ней поговорить. Но Катя молчала, лишь иногда односложно и коротко отвечая на его вопросы. И Александр сдался.

- Знаете, Екатерина Валерьевна, ваш доклад, сделанный на Совете акционеров, произвел на меня большое впечатление. Как, впрочем, и ваш бизнес-план.

- Не понимаю, о чем вы говорите, Александр Юрьевич.

- Бросьте, Екатерина Валерьевна, я прекрасно знаю, что Андрей – никудышный экономист, это лишний раз доказал его топорный бизнес-план, полный ошибок. Которые, я уверен, исправили именно вы.

- Допустим. И что с того?

- А то: вы умная девушка, и не можете не понимать, что даже с вашей помощью Андрей не продержится в президентском кресле, он не годится для управления компанией.

- В отличие от вас, - насмешливо вставила Катя, и Воропаев удовлетворенно улыбнулся.

- Именно. Вот видите, вы сами все понимаете. Так зачем вам, с вашим блестящим умом, тратить свое время и силы на заведомо проигрышное дело?

- Вы ждете ответа или это был риторический вопрос? – поинтересовалась Катя.

- Милая вещица, - неожиданно сказал Александр, дотрагиваясь до довольно массивного золотого перстня с желтым топазом, который Катя последние полгода носила не снимая, даже ночью, - и весьма дорогая.

- Фамильная драгоценность, - небрежно сказала Катя.

- Екатерина Валерьевна, помогите мне сместить Жданова с поста президента «Зималетто», и я позабочусь о том, чтобы вы смогли позволить себе еще множество подобных украшений.

-  Боюсь, я не настолько люблю драгоценности, чтобы пойти на такой шаг, - натянуто улыбнулась девушка.

- Екатерина Валерьевна, поверьте, я ценю преданность и верность гораздо больше Андрея. И я знаю, что секретарь президента компании решительно вам не подходит. Когда я стану президентом, мне понадобится надежный и толковый финансовый директор, и я хотел бы видеть в этой должности вас.

- Вот как? – подняла бровь Катя. – Почему не Ярослава Борисовича Ветрова, с которым, как мне показалось, вы довольно дружны?

Александр изменился в лице.

- Мы не столь дружны, как вам показалось, Екатерина Валерьевна, - сухо ответил Воропаев. – И как экономист Ветров и в подметки вам не годится. Ну же, соглашайтесь и, обещаю, вы об этом не пожалеете. Так будет лучше для всех: для вас, для меня, для всего «Зималетто».

- Говорите только за себя, Александр Юрьевич. Я работаю в «Зималетто» вообще и секретаршей Жданова в частности, потому что меня это устраивает. Если бы я хотела что-то изменить, я давно бы уже это сделала. Поэтому: нет, я не принимаю вашего предложения.

Воропаев фыркнул.

- Я думал, вы умнее. Учтите, дважды я таких предложений не делаю, - сказал он раздраженно и немного презрительно.

Катя пожала плечами.

- Полагаю, наш разговор окончен, - твердо сказала она, вставая из-за стола.

- Как хотите, - еще более раздраженно отозвался Воропаев. – Но учтите: я никогда не щажу своих врагов.

И тут Катя сделала то, что Александр от нее никак не ожидал – она улыбнулась, широко и весело.

- Вы не поверите, Александр Юрьевич: я тоже, - сказала она, пристально глядя ему в глаза.

С этими словами она развернулась и вышла из ресторана.

- А вы любопытная штучка, Екатерина Валерьевна, - пробормотал Воропаев. – Полны сюрпризов.

* * *

По пути домой Катя думала о том, что это даже забавно: ее первый раз в жизни пытались подкупить. Впрочем, раньше это было попросту невозможно, и те, кто хотел от нее чего-то добиться это понимали, и поэтому использовали другие методы для достижения своих целей: ее старались соблазнить, запутать, околдовать, убить. А вот теперь Воропаев попробовал ее купить. И это было настолько дико и смешно, что вызывало у Кати искреннюю улыбку. Впрочем, девушка понимала, что радоваться нечему: такие недоброжелатели, как Воропаев – опасны, а здесь и сейчас она уязвима, как никогда раньше. «Ничего, прорвемся», - прошептала Катя себе под нос. В конце концов, она сказала Александру Юрьевичу чистую правду: она тоже никогда не щадила своих врагов.

Интермедия – 5

Наэрия, 1320 год

- Будем вспарывать защиту? – спросила Мира у Герхарда Рила.

- Вы видите другой способ попасть внутрь? – несколько раздраженно поинтересовался придворный маг.

Мира вздохнула и ничего не ответила. Они осаждали замок уже вторые сутки и перепробовали все гуманные способы попасть внутрь. Теперь остались лишь самые жестокие и кровавые, такие, как вспарывание защиты, которые были по силу только самым искусным и специально тренированным магам. Например, королевской магической гвардии, едва ли в полном составе собравшейся у стен Галлифери, родового замка барона Стемпла, главы Ордена Закатной звезды – магов и волшебников, нарушивших все мыслимые и немыслимые магические и обычные законы королевства. Кровавых ублюдков и убийц, ищущих бессмертия.

Вспарывание защиты означало дистанционное убийство магов, ее державших, посредством специального заклинания, и слово «вспарывание» весьма точно отражало то, что случалось с этими магами. По предварительным данным Орден насчитывал около пятидесяти членов, для того, чтобы держать такую мощную защиту нужно было не меньше десяти магов, но чтобы проникнуть внутрь, королевским магам не было необходимости вспарывать всю защиту, только ее часть, и это означало, что они убьют всего двух-трех орденцов. Маловато, но ничего не поделаешь: на вспарывание всей защиты уйдет слишком много сил.

- Ваше высочество, вы уверены, что вам стоит идти с нами? – спросил вдруг Герхард.

Подавив искушение ответить «нет», Мира сказала со вздохом:

- Да, иначе зачем я сюда приехала? Все в порядке, мастер Герхард, я справлюсь. Хочу лично посодействовать тому, чтобы эти твари были стерты с лица земли.

Герхард криво усмехнулся.

- Тогда не будем терять времени. Идемте.

Когда все было закончено, Миру долго и мучительно рвало. Галлифери был залит кровью. Одиннадцать погибших королевских магов и пятьдесят убитых орденцов, которые за последние два дня растерзали около ста обитателей замка и окрестных деревень, оказавшихся в ловушке в замке, пытаясь увеличить свою силу, что частично им удалось. Кровь, обезображенные трупы, куски человеческих тел были повсюду. Но, несмотря ни на что, Мира не жалела, что принимала участие в этой битве. Она лично убила трех магов Ордена и пару их верных слуг-людей и не колеблясь снова сделала бы то же самое, потому что такие, как орденцы, просто не имели права на существование. Когда-то, убив первого в своей жизни человека, Мира думала, что никогда больше она не повторит этого, ведь она не убийца, но сейчас, спустя пять лет ее взгляды поменялись: она была готова на все, чтобы защитить свое страну, и если для этого требуется убивать, что ж, так тому и быть.

Глава 6. Иллюзии

- 1 -

Ей казалось, что ее опутывает невидимая глазу, но прочная паутина. Паутина глухой тоски, бессилия, отчаяния, равнодушия. С каждым днем она становилась все прочнее и запутанней, и Катя не знала, как из нее выпутаться. Ее надежда на то, что ей удастся вбраться из той ловушки, в которую она сама себя загнала, стремительно таяла, а мысль о том, что остаток своих дней ей придется провести в Москве, причем живя чужой жизнью и занимаясь тем, что ей неинтересно и тягостно, что она никогда больше не увидит родных людей, сжигала ее изнутри. Катя задыхалась в этом мире, но она не могла вернуться домой, и это медленно убивало ее. Ей всегда казалось, что она сильная и со всем справится. Кажется, настала пора развенчать эти иллюзии. Впрочем, как сказал бы один Катин знакомый, «это невероятно занимательный опыт». Сейчас девушка многое отдала бы, чтобы снова его увидеть

* * *

- Амурчик, ну погадай мне, а? Ну пожа-а-а-алуйста. Мне вот позарез надо узнать, что нас с Владиком впереди ожидает. А то окажется, что на него и времени тратить не стоит. Погадай, Амурчик, - жалобно канючила Маша, но Амура была непреклонна.

- Нет, - отрезала она. – Сегодня я гадаю Кате, как обещала.

- Ничего, я вполне могу уступить Маше, - вежливо сказала Катя.

До показа оставалось около недели. Женсовет как обычно обедал в «Ромашке», и сегодня Амура собиралась первый раз погадать Кате, которая, откровенно говоря, абсолютно не верила в то, что карты мулатки хотя бы частично расскажут правду о ее жизни. Но сказать это вслух она, разумеется, не могла. Однако уже через пару минут после начала гадания Катя вынуждена была признать, что ошибалась.

- Так, сначала о твоем прошлом, - сказала Амура, сосредоточенно глядя на таро. – У тебя были нелегкие времена, но рядом с тобой всегда находились люди, которые тебя поддерживали. В твоем прошлом была безответная любовь. Тебя предали твои близкие люди. Все так?

- Да, - прошептала ошеломленная Катя, облизнув пересохшие губы. «Это просто совпадение», - мысленно сказала она себе.

Маша хотела было спросить подругу о безответной любви, но Шура ткнула ее локтем в ребра, заставив замолчать. Тем не менее по лицу Тропинкиной было видно, что после завершения сеанса гадания она устроит Кате настоящий допрос с пристрастием по этому вопросу.

- Настоящее: одиночество, отчаяние, борьба, надежда. Еще утешение. Ну, это, наверное, не надо воспринимать буквально. Теперь самое интересное – будущее. Так, что тут у нас… Возвращение домой. Ой, испытания и смерть кого-то рядом. И большая любовь.

Амура озадаченно смотрела на карты, не зная, как истолковать то, что она видела.

- Да ну тебя, Амура, ерунду какую-то твои карты сказали. Какое одиночество? У Кати родители есть и друзья, мы то есть. И бороться ей не с кем, даже Клочкова давно сдала позиции. И какое возвращение домой, когда она никуда не собирается уезжать, верно, Кать? Ка-а-ать, слышишь?

- Нет, не собираюсь, - выдавила из себя Катя, которая лихорадочно обдумывала то, что услышала. Домой?! Она вернется домой?! Неужели это возможно? Как карты могут говорить правду в мире, где нет магии? Или она есть, но Катя этого не чувствует? Попробовать найти настоящих магов, которые в силах ей помочь?

- Правильно Шуруп говорит, - поддержала Шурочку Маша. – Не бери в голову, Кать. Я лично готова поверить только в огромную любовь. Кстати о любви: а что у тебя там за неразделенная любовь была? Он кто? Вы сейчас видитесь? Что, все было совсем-совсем безнадежно?

Лишь нечеловеческим усилием воли Катя заставила себя ответить на этот вопрос, зная, что Маша от нее все равно не отстанет.

- Да, совсем безнадежно, потому что он – мой двоюродный брат. И мы не видимся, он сейчас живет в другой стране.

Некоторое время Женсовет молчал, осмысливая это заявление, а затем Шура сказала немного смущенно:

- Слушай, а мне казалось, что это только венчаться двоюродным братьям и сестрам нельзя, а расписываться им не запрещено.

- Не, сдается мне, расписываться им тоже нельзя, - сказала Света.

- Ты сама-то поняла, что сказала, Шур? А дети? Все-таки это довольно близкое родство, - возмутилась Амура, складывая карты.

- Девочки, - укорила их Ольга Вячеславовна, - хватит уже расстраивать Катю.

Все дружно посмотрели на побледневшую Катю, и дамочкам стало очень неловко: они никогда еще не видели обычно невозмутимую и сдержанную подругу такой взволнованной.

- Дело не в этом, - неожиданно для себя сказала Катя. – Просто… он всегда воспринимал меня лишь как младшую сестренку, не больше. Мысль о том, чтобы влюбиться в меня показалась бы ему абсурдной.

- А… а он женат?

- Был. Его жена умерла при преждевременных родах, ребенок тоже не выжил. Сейчас… что с ним сейчас я не знаю, мы давно прекратили общение по независящим от нас обстоятельствам. Но я надеюсь, что он жив, здоров и счастлив, - Катя печально улыбнулась.

За столиком повисла тишина, которую первой нарушила Таня:

- Ой, девочки, нам пора бежать, обед почти закончился.

* * *

Той ночью Кате впервые за последний месяц приснилась ее семья.

- 2 -

Как Катя и опасалась, коллекция провалилась. Впрочем, «провалилась» - не то слово: модели гениального Милко как всегда вызвали фурор, но вот некачественная ткань, из которой они были сделаны, и непомерно высокая цена, отпугивали всех покупателей. Это стало совершенно очевидно примерно через пару недель после показа. Сказать, что Андрей был расстроен, значило ничего не сказать: он рвал и метал. Но к Кате до поры до времени он не обращался, видимо помня ее слова о том, что его решения – только его проблемы. К счастью для него (о чем он, конечно, не подозревал), добровольный и почти что гениальный помощник Кати Коля Зорькин, предвидя подобный исход дела, подготовил все необходимые расчеты и планы, и поэтому когда Жданов все же позвал Пушкареву на совещание, девушка принесла с собой кучу бумаг.

- Ну, давайте, скажите, «я же говорила», - мрачно сказал Андрей усевшейся напротив него Кате.

По губам девушки скользнула мимолетная улыбка, и Катя покачала головой.

- Можно я лучше скажу кое-что другое? Например, что надо сделать, чтобы исправить сложившуюся ситуацию.

- А ее можно исправить? – проворчал Андрей.

- По крайней мере можно постараться, - невозмутимо ответила Катя. – И для начала вам надо изучить вот эти документы.

С этими словами девушка положила перед начальником кипу бумаг. Жданов с тоской посмотрел на них, перевел взгляд на свою помощницу и сказал жалобно:

- Катерина, а может, вы мне своими словами расскажите, что к чему?

- Нет, - отрезала Катя. – Этот антикризисный план включает в себя множество различных пунктов, которые необходимо выполнить абсолютно все, в определенной последовательности и ни на шаг не отступая от выработанной стратегии. И поэтому вы должны ознакомиться со всеми мельчайшими деталями плана, чтобы хорошо представлять себе наши дальнейшие действия.

- Ладно, - кисло отозвался Андрей.

Катя скрылась в своей каморке, но долго она там не пробыла: уже минут через десять ее громко позвал Жданов, которому требовалось разъяснение какого-то момента. Затем девушка снова ушла к себе, но через несколько минут ее вновь позвал шеф, которому опять было что-то непонятно. В итоге Катя решила, что проще сесть рядом с ним, чтобы не бегать туда-сюда. При этом она не переставала удивляться тому, как человека, который был никудышным экономистом, могли допустить до управления такой крупной компанией. По сравнению с ним даже Катя, которая получила свои знания по экономике из самостоятельно прочитанных за последние полгода книг и объяснений Коли Зорькина, была настоящим профессионалом. Пока Жданов читал составленный Зорькиным план, а Катя объясняла начальнику некоторые его пункты, они выпили в общей сложности семь чашек кофе, который Катя открыла для себя совсем недавно и который, как она выяснила, являлся для нее мощным стимулятором. Правда, он него неприятно покалывало сердце, но Кате, в ее нынешней жизни, было на это наплевать. Больше полутора часов они потратили на обсуждение нового бизнес-плана, пропустив обед. В конце концов Андрей посмотрел устало посмотрел на свою помощницу покрасневшими глазами и сказал решительно:

- Все, Кать, я больше не могу: перерыв.

Впервые за время ее работы в «Зималетто» Жданов назвал ее «Катя», и, как ни странно, это почти не вызвало у девушки протеста, хотя она все же предпочитала формальное «Екатерина Валерьевна», в крайнем случае – «Катерина». Кстати говоря, первым это понял Малиновский, и именно поэтому он называл Катю исключительно «Катя», «Катенька» или «Катюша» - специально, чтобы позлить ее.

Андрей взглянул на часы и едва не присвистнул.

- Ничего себе, сколько уже времени! – удивленно воскликнул он. – Надо съездить куда-нибудь пообедать. Составите мне компанию?

- Нет, благодарю, - отказалась Катя. – Да, Андрей Павлович, хочу напомнить, что вам надо еще кое-что решить…

- Только не сейчас! -  взмолился Андрей.

- Не сейчас, - согласилась Катя, – на следующей неделе, когда заканчивается мой испытательный срок, так что вы должны решить, прошла я его или нет.

Жданов тяжело вздохнул. За те почти два месяца, что Катя работала в «Зималетто», он к ней привык. Нет, ему не стали нравится ни ее нелепые одежда и очки, ни ее манера держаться: чаще всего девушка была сдержанна и холодна, порой – снисходительна, иногда он видел в ее взгляде легкое презрение, а иногда – насмешку, но Катя была умна, исполнительна, трудолюбива, преданна, ни разу его не подводила, умела блестяще проводить переговоры, в общем – идеальная личная помощница президента. И он не знал, что бы он без нее делал. Единственным ее промахом была провальная коллекция, но, строго говоря, его вины в этом было не меньше, даже больше.

- Конечно прошли, - сказал Андрей.

Катя улыбнулась и слегка склонила голову.

- Хорошо. Благодарю, Андрей Павлович.

И она вернулась к себе в каморку. А Жданов снова вздохнул и пошел обедать. Уже от двери он крикнул Кате:

- Катерина, поскольку я рассчитываю на наше долгое и плодотворное сотрудничество, сделайте милость: не уморите себя голодом.

- Я постараюсь, - раздалось из каморки, и Андрею показалось, что Катя улыбается.

* * *

На следующий день Андрей предпринял первые шаги по претворению в жизнь антикризисного плана. Впрочем, никто к компании и за ее пределами не должен был знать, что этот план – антикризисный, потому что нельзя было допускать, чтобы хоть у кого-то зародилась мысль о том, что у «Зималетто» плохи дела. И в первую очередь – у Александра Воропаева. А это означало, во-первых, удаление из компании Ветрова, доверенного лица Александра, и, во-вторых, запудривание мозгов Кире. И то, и другое удалось Жданову блестяще, с Кирой он справился сам, а вот с Ветровом ему помогла Катя.

- Андрей Павлович, - сказала она задумчиво, когда Жданов сказал ей о том, что хочет уволить Ветрова, - никогда не стоит недооценивать врагов, особенно обиженных на вас за что-то. Не думаю, что увольнять Ветрова, по крайней мере, так, как собираетесь сделать это вы. А вот если ему предварительно поступит хорошее предложение из какой-нибудь крупной процветающей фирмы, вот тогда с ним можно поговорить о том, что его дальнейшее пребывание в «Зималетто» нежелательно. Полагаю, у такого человека, как вы, достанет связей, чтобы обеспечить Ярославу Борисовичу хорошее место, лучше всего в такой компании, которая бы не имела никаких дел с «Зималетто».

Андрей некоторое время обдумывал ее слова, а потом ухмыльнулся.

- Замечательная идея, Катерина!

И он ее осуществил. Когда тот знакомый, которому Андрей «сосватал» Ветрова, спросил подозрительно, зачем Жданов хочет избавиться от такого, как говорит президент «Зималетто», «отличного специалиста», Андрей довольно ответил, что у него есть на это место свой человечек, гениальный экономист. При этом Жданов совершенно не кривил душой. В результате Ветров, после заманчивого предложения из одной строительной компании и намеков Андрея на то, что он теперь может обойтись без его услуг, без сожаления уволился из «Зималетто», поскольку его давно уже тяготило сотрудничество с Воропаевым.

«2:0 в мою пользу, Сашка, - подумал Андрей, в тот день, когда Ветров подписал заявление об уходе. – Вот так-то, знай наших».

Почти два месяца Андрей работал как проклятый, так, как не работал никогда в жизни. Он приходил в «Зималетто» рано утром и уходил поздно вечером. Он провел сотни совещаний, встреч и переговоров. Он страшно уставал и мог думать только о работе. И он не делал бы всего этого, если бы у него над душой не стояла Катя. Которая организовывала его встречи и совещания, готовила ему все необходимые документы, растолковывала ему то, что он, по идее, должен был выучить еще в институте. Которая была просто незаменима. Иногда Андрей готов был поставить ей памятник. А иногда она его дико, до бешенства раздражала – своими старомодными старушечьими нарядами, своей неизменной сдержанностью и отстраненностью, за которыми невозможно было разглядеть ее истинные чувства, своими знаниями и умениями, которые намного превосходили знания самого Жданова. Тем, что была почти совершенна, ибо чаще всего именно совершенство простить труднее всего. Если бы он знал, что львиную долю ее работы на самом деле выполнял Николай Зорькин, своего рода серый кардинал «Зималетто», великолепный экономист, отношение Андрея к Кате было бы совершенно иным. Но, к сожалению или к счастью, он об этом даже не подозревал.

Андрей мало что знал о личной жизни Кати, но он уже давно понял, что она невероятно умна, обладает массой талантов, и поэтому не думал, что она еще сможет его чем-то удивить: ведь он и так верит в то, что она может почти все. И, тем не менее, Катя еще не раз и не два преподносила ему сюрпризы.

* * *
Самым забавным было то, что Жданов за этот сумасшедшие напряженные два месяца ни разу не изменял Кире – на это у него просто не оставалось сил, однако ссорились они с невестой еще чаще, чем раньше: как оказалось, она не готова была делить ни с кем – ни с другими женщинами, ни с работой.

Андрей не замечал, что с каждым днем Кира становится все более раздражительной и нервной, что с каждой их ссорой в ее глазах растет отчаяние и злость. Для нее, чья жизнь в последнее время была посвящена только одному человеку – Андрею Жданову, было трагедией то, что кто-то или что-то может быть для него важнее и дороже Киры. Она мирилась с его любовницами, только потому что верила, знала, что они для Андрея игрушки, развлечение, что от любой из длинноногих моделей он рано или поздно все равно вернется к ней, к Кире. Но с работой, с азартным блеском, который появлялся в глазах Андрея, когда он заключал удачную сделку, с его нетерпением, когда он собирался на важную встречу, с его постоянными разговорами о работе Кира соперничать не могла, тут уже не помогали ни сексуальная одежда, ни готовность на все в постели. И Кира не выдержала.

Она зашла в президентский кабинет по делу, а заодно и пригласить жениха на обед. Документам, принесенным Кирой, Андрей неподдельно обрадовался, а вот от обеда небрежно отмахнулся.

- Не сегодня, Кирюш, у меня переговоры.

И Кира, терпение которой лопнуло, начала высказывать жениху все, что она думает о нем, о его переговорах и обо всем том, что происходит с ним в последнее время. Андрей пытался было успокоить невесту, но у него ничего не вышло: у Киры началась настоящая истерика. Впрочем, возможно, Жданову удалось бы привести Воропаеву в чувства, если бы не Катя, которая, выйдя из своей каморки и деликатно кашлянув, напомнила, старательно не глядя на Киру и шефа, что через полчаса в Андрея Павловича важная встреча, и если он не хочет опоздать, то должен выезжать прямо сейчас. И Кира, вдруг вспомнив, что все ее беды начались с приходом в компанию этой выскочки и змеи подколодной, Екатерины Пушкаревой, набросилась на помощницу Андрея с оскорблениями. Еще ни разу Жданов не слышал таких слов от Киры, которая сейчас была в состоянии классического аффекта.

- Прошу прощения, Катя, - в полголоса сказал растерянный Андрей, который, не зная, что делать, одновременно пытаясь успокоить Воропаеву и вывести ее из кабинета. – Она сама не знает, что говорит.

Некоторое время Катя молча смотрела на Киру, а затем подошла к блондинке и влепила ей звонкую пощечину. Воропаева, икнув, схватилась за щеку, но замолчала, потрясенно глядя на Пушкареву.

- Простите, но это было необходимо, - тихо, но твердо сказала Катя. – Андрей Павлович, во-первых, эти переговоры действительно очень важны, а во-вторых, вы сейчас все равно ничем не можете помочь Кире Юрьевне. Поэтому, думаю, вам стоит отвести вашу невесту в ее кабинет, я сейчас вызову туда Ольгу Вячеславовну с успокоительным.

- Э-э-э… - Андрей переводил по-прежнему растерянный взгляд с Кати на Киру и обратно и, наконец, кивнул. – Да, полагаю, вы правы. Звоните Уютовой.

Жданов и Кира покинули кабинет. Позже, возвращаясь в «Зималетто» после встречи, Андрей думал не о Воропаевой, ни даже о достигнутом соглашении с партнерами, а о Кате. О ее реакции на истерику Киры. Он ожидал чего угодно: обиды, злости, равнодушия, но вместо этого в глазах Кати он увидел жалость и сострадание по отношению Кире. И это было неожиданно. Да, все же Екатерина Пушкарева была необычной и примечательной личностью.

И Андрей никогда бы не подумал, что она приложит руку к созданию новой, как всегда гениальной коллекции Милко.

* * *

На очередное совещание Милко не звали, как впрочем, и на все остальные – ему просто нечего было там делать. Он пришел сам, потому что ему нечем было заняться: муза, самая коварная и непостоянная женщина на свете, изменила ему, и теперь у него не было вдохновения на новую коллекцию. И он то сидел у себя, дуясь и жалуясь Олéчке, то слонялся по «Зималетто», высмеивая всех, кто попадался ему на пути. На совещание он забрел в поисках вдохновения и развлечения, не надеясь особо ни на то, ни на другое. Однако все вышло не так, как он предполагал.

Вначале Андрей поручал проведение совещаний Кате. Однако вскоре девушка решительно отказалась от этого. «Вы – президент компании и должны лично проводить такие важные совещания, - сказала она. – Это подчеркивает вашу власть и поднимает авторитет». И Жданов со вздохом согласился. В первое время Катя прикрывала начальника, когда тот что-то забывал или не знал, но затем Андрей стал тщательнее готовится, и с тех пор на совещаниях Катя лишь вполуха слушала Жданова, думая о своем.

Когда Милко зашел в конференц-зал, то свободное место было только возле Пушкаревой. И дизайнер сел рядом с Катей, хотя и не без некоторого внутреннего протеста, потому что между ними велось нечто наподобие холодной войны. А началось все с того, что когда Милко впервые увидел Пушкареву, одетую в уродливую одежду и в очках, вышедших из моды еще два века назад, он не мог сдержаться и в присутствии Андрея, Киры и Вики сделал несколько нелицеприятных высказываний по поводу ее внешнего вида. Пушкарева не разозлилась. Не обиделась. Даже не смутилась. Она выгнула бровь, сняла очки, нарочито медленно оглядела  Милко с ног до головы, небрежно пожала плечами, и обратилась с каким-то вопросом к Жданову, ведя себя так, словно никакого Милко Вукановича, дизайнера «Зималетто» вообще не существует на этом свете, не то, что рядом с ней. И после этого, когда она случайно встречалась с Милко в коридорах «Зималетто», она держалась так, словно в упор его не видит. Милко отвечал ей тем же.

Минут десять послушав Жданова, и не поняв почти ничего из того, что тот сказал, Милко собрался было уйти, но тут его внимание привлекло то, что рисовала Пушкарева. Вообще-то, Катя была скверным художником, она совершенно не умела рисовать портреты и пейзажи, но ей неплохо удавались отдельные вещи, особенно если они не были перегружены мелкими деталями. И сейчас, сидя на совещании и зная наизусть все, что говорил Жданов, она позволила себе отвлечься от происходящего и в приступе ностальгии принялась рисовать свое первое бальное платье. Но прежде, чем она закончила рисунок, Милко схватил его, заявил громко: «Корсеты давно уже немодны, но я что-нибудь придумаю!» и, взяв Катя за руку, вытащил ее из-за стола.

- Она мне нужна, - сказал Милко удивленному Жданову, замолкшему на полуслове, и чувствуя на себе любопытные взгляды всех остальных.

И Милко вышел из конференц-зала, уводя с собой не сопротивлявшуюся Катю, который было интересно, какая муха укусила дизайнера. Когда они пришли в его кабинет, примыкающий к залу для показов, Милко усадил Пушкареву за один из столов, не обращая внимания на тот ошеломленный взгляд, которым одарила его Уютова, выдал девушке несколько простых карандашей, множество цветных и приказал:

- Рисуй еще, платья такого же стиля, - он потряс перед носом Кати ее же рисунком, - в цвете.

И сев на свой стол, принялся лихорадочно делать наброски новой коллекции, которую он мысленно назвал «Средневековье».

- Так, здесь корсет не нужен… тут замаскируем… нет, нет, нет, это уже неактуально… ерунда… - бормотал себе под нос Милко.

Когда он снова повернулся к Кате, то увидел, что она, скрестив руки на груди, пристально на него смотрит, а позади нее на столе лежат нетронутые листы белой бумаги: она не сделала ни единого штриха.

- Я не подчиняюсь ничьим приказам, кроме приказов Андрея Павловича, у которого хватает такта обличать их в вежливую форму, - ответила Катя на молчаливый вопрос Милко.

Дизайнер раздраженно вздохнул и хотел было сказать Кате, что она может идти, но, боясь спугнуть неожиданно нахлынувшее вдохновение, сказал неохотно:

- Пожалуйста, Катерина, нарИсуй еще пару платьев в этом же стиле.

Катя, снисходительно и удовлетворенно кивнув головой, выполнила его просьбу, нарисовав три самых роскошных бальных платья, которые она видела в своей жизни.

Увидев эскизы новых моделей Милко, Андрей понял, что новая коллекция будет иметь оглушительный успех.

Интермедия – 6

Наэрия, 1320 г.

Королевская семья обычно завтракала в одиночестве, в малой гостиной, в то время как обеды и ужины проходили в большой трапезной, где стояло несколько больших столов, в компании многочисленных придворных. И за завтраком Ник объявил своим кузинам и кузенам, что женится. Судя по реакции Моргана, тот уже знал о планах Ника, а вот для остальных эта новость стала сюрпризом. Самому младшему члену королевской семьи – десятилетнему принцу Тони матримониальные намерения Ника не слишком заинтересовали. Двойняшки запищали от восторга: свадьба кузена короля – роскошное мероприятие, и в честь нее будет устроен грандиозный бал, на который их, Ивон и Александру, просто не могут не пустить, ведь женится их любимый двоюродный брат! А Мира… Шокированная услышанным, она, тем не менее, быстро взяла себя в руки и сумела изобразить на лице искреннюю радость за Ника, старательно игнорируя внимательные взгляды кузена и Моргана. Мира знала, что ее старший брат догадывается о ее любви к Нику, и сейчас с беспокойством ожидает ее реакции на предстоящую женитьбу. «Не волнуйся брат, я не собираюсь делать никаких глупостей вроде горьких рыданий». Что до самого Ника, то ему, как была уверена Мира, и в голову не могло прийти, что старшая принцесса может быть в него влюблена, но ему важно, как его любимая кузина, которую он давно уже воспринимал как младшую сестру, отнесется к его решению. И Мира постаралась его разочаровать: она с улыбкой расспросила его о невесте, выяснив, что это семнадцатилетняя дочь барона Эрвика, Клеменсия, которая не была представлена ко двору из-за своего слабого здоровья (свое недоумение по поводу того, что граф Мариваль выбрал в жены хилую девушку, которая должна была еще родить ему наследника, Мира оставила при себе), узнала, что свадьба состоится месяца через три-четыре, предложила кузену свою помощь в ее организации, пообещала протекцию и поддержку будущей графине Мариваль. Иным словами, Мира вела себя так, как и положено было принцессе и любящей кузине. Она даже не спросила, почему его семья узнала о свадьбе так поздно, когда Ник уже получил на нее согласие барона Эрвика. Точнее говоря - почему Ник сказал заранее сказал этом Моргану, но не потрудился сообщить Мире, от которой он почти никогда ничего не скрывал.

Но когда после завтрака Мира поднялась в свои покои и приказала фрейлинам оставить ее одну, у нее началась настоящая истерика, первая в ее жизни. Как Мира пережила обед, где она нашла силы, чтобы что-то съесть, хотя ей кусок не лез в горло, улыбаться, хотя ей хотелось снова плакать, разговаривать с семьей и придворными, хотя она с бóльшим удовольствием закричала бы, девушка и сама не знала. После обеда Ник уехал в свой родовой замок Хaймден-холл, и к ужину старшая принцесса не спустилась, сославшись на недомогание. А на следующее утро, во время традиционной верховой прогулки с Морганом, она попросила у короля разрешения отправиться с графом Марком Стокхерстом к границе Гильгарского графства и Саддарта, где, как узнал Стокхерст, при поддержке графа Гильгара процветает контрабанда из Саддарта, причем некоторые из контрабандистов могут оказаться шпионами, которые готовят интервенцию. Расследовать дела подобного рода король доверял лишь самым верным и надежным людям, таким, как граф Стокхерст. Мира уже дважды уезжала выполнять поручения Моргана, связанные с государственной безопасностью, но оба они имели отношения к мощной магии, и вмешательство принцессы было оправдано. Сейчас же никакой необходимости отправлять ее вместе со Стокхерстом не было. Но Морган все же дал свое согласие.

- Только… ты ведь понимаешь, что бегство – это не решение проблемы?

- Понимаю, - печально улыбнувшись ответила Мира. – Но я не бегу. И у меня нет проблем.

- Как скажешь. Но помни: я верю твое здравомыслие.

- Спасибо. Надеюсь, оно мне не изменит.

* * *

На свадьбе графа Николаса Джонатана Мариваля и леди Клеменсии Эрвик принцесса Амиранда Лиеж выглядела счастливой и, казалось, была искренне рада за кузена. О том, чего ей это стоило, не знал никто кроме, пожалуй, Моргана и придворного мага Герхарда Рила, который знал все и всегда. Невесту – симпатичную и робкую девушку – высокородные дамы, приглашенные на бал, осыпали комплиментами, однако меж собой они сошлись на том, что она невероятная простушка и непонятно, что нашел в ней красавец граф Мариваль.

Через два месяца после этой свадьбы Мира познакомилась с Джеффри Карлисом.

Старый граф Кинсейл был тяжело болен, и его смерть была неизбежна. У него не было сыновей, однако имелось право завещать титул и земли кому он пожелает, и три его зятя и два внуков спали и видели заполучить и то, и другое. Граф Кинсейл был одним из самых преданных королю графов, а его графство – одно из важнейших для короны, поскольку оно граничило с Мэливаром, самым опасным потенциальным врагом Наэрии, и Моргану не нравилось, что графство может попасть не в те руки, особенно учитывая тот факт, что в жилах одного из зятьев Кинсейла текла мэливарская кровь, а другой был когда-то дружен с графом Марсденом, казненным несколько лет назад в том числе и за измену. Морган не мог повлиять на решение графа Кинсейла, но он хотел по крайней мере знать, что представляют собой претенденты на титул и земли, поэтому Мира поселилась в доме мистера Тилмара, хорошего знакомого графа Стокхерста, под видом родственницы миссис Тилмар. Познакомиться с семейством Кинсейла было не трудно – все его члены, за исключением самого графа, его племянницы и ее сына, искали развлечений и регулярно наведывались в гости к соседям и в ближайший городок за покупками.
Джеффри Карлис был внучатым племянником Карлиса и единственным из семьи графа, кто не претендовал на наследство двоюродного деда. По крайней мере – столь открыто. Его мать, дочь любимой сестры графа Кинсейла, осиротела, когда ей было около трех лет и с тех пор жила в доме дяди. В семнадцать лет она вышла за богатого мужчину и покинула Лейнс-касл, пять лет назад – овдовела, а год назад – снова переехала в дом дяди, чтобы ухаживать за ним, поскольку его родные дочери не годились для подобной задачи, а поручать это слугам она не хотела. Джеффри приехал в замок пару недель назад, чтобы поддержать мать.
Джеффри Карлис был красивым и обаятельным мужчиной, умным, немного язвительным, с хорошим чувством юмора. И очень внимательным и проницательным – настолько, что сразу же понял, что Мира – не та, за кого она себя выдает. А она, сама не понимая почему, не только открыто признала это, но рассказала, кто она на самом деле. В результате бóльшую часть свободного времени они стали проводить вместе: гуляли по окрестностям, катались верхом, устраивали пикники, разговаривали – Джеффри оказался интересным собеседником, а у Миры в последнее время был дефицит общения. Вместе они предотвратили два покушения на жизнь графа Кинсейла, узнали, что один из зятьев графа - элвэйский шпион и разоблачили нечистого на руку управляющего. Вместе же они проводили в последний путь скончавшегося графа, который завещал титул и земли Джеффри.
У Тилмаров Мира провела около двух месяцев, и ей было тяжело расставаться и с миссис Тилмар, которая относилась к ней как к любимой племяннице, и, разумеется, с Джеффри. Мире не хотелось так быстро терять единственного друга, не являющегося членом ее семьи. Джеффри не хотелось так быстро прощаться с единственной встретившейся ему на пути девушкой, с которой интересно беседовать на любые темы, которая не желает любой ценой заполучить тебя в мужья и в которой нет ни капли высокомерия, несмотря на то, что она принцесса. Новоиспеченный граф Кинсейл пообещал Мире, что как только он разберется со всеми делами, он приедет к ней в Кермин.

Прошло полгода, прежде чем он смог сдержать свое слово. Но за это время они написали друг другу десятки писем. Джеффри понравился Моргану, который прежде слышал о нем лишь самые лестные отзывы от своей сестры, а половина придворных дам по уши влюбилась в красавца-брюнета графа Кинсейла. Днем представленный принцессе Амиранде Джеффри получил от нее лишь теплую улыбку и двухминутный разговор. Вечером, тайком встретившись наедине, они болтали несколько часов. Он подумал, что начинает в нее влюбляться. Она подумала, о том, как же здорово иметь такого друга.

Через несколько дней Джефф вернулся в Лейнс-касл, где его ждали дела. Через месяц после его отъезда Мира узнала, что жена Ника ждет ребенка. Поздравив кузена и передав привет его жене, старшая принцесса поехала погостить к Телмарам. Джеффри был приятно удивлен ее внезапным решением. Мире и подумать не могла, что ее импульсивный поступок будет превратно истолкован новым графом Кинсейлом. Проведя пару недель у Тельмаров, Мира вернулась в королевский замок. Еще три месяца - до того, как Джеффри снова смог выбраться в столицу - они интенсивно переписывались. На этот раз Джефф провел в Кермине около четырех недель. Незадолго до отъезда домой он попросил Миру стать его женой. Ему казалось, что он влюблен в нее, но он не мог утверждать это со стопроцентной уверенностью: он никогда еще ни в кого не влюблялся. И он не был уверен, что Мира его любит, несмотря на то, что вела она себя с ним как влюбленная женщина. Но им было хорошо вместе, и Джеффу казалось, что этого вполне хватит для счастливой совместной жизни. Тем более что любовь всегда все усложняет, верно? Это он и попытался объяснить Мире. Вначале девушка была настолько ошеломлена и озадачена, что не могла даже связано думать. Но затем она вдруг широко улыбнулась.

- Что? – недоуменно и немного обиженно воскликнул Джефф.

- Нет, ничего, - не прекращая улыбаться, ответила Мира. – Просто… ты настолько чудовищно неромантично сделал мне предложение, что мне очень хочется ответить тебе согласием.

- Я тебя оскорбил? – Карлис обеспокоено вгляделся в лицо девушки. Он, как ему казалось, неплохо ее знал, и был уверен, что она слишком практична и рассудительна, чтобы желать глупой романтики подобно юным наивным девушкам. Неужели он ошибался?

- Нет, ни в коем случае, - покачала головой Мира. – Но я не ожидала этого, и сейчас немного растеряна. Я… я уверена, что мне не следует тебе этого говорить, но я все равно скажу: ты мне очень нравишься, мне нравится проводить с тобой время, ты быстро стал моим лучшим другом, но я тебя не люблю. И я не хочу портить тебе жизнь браком с той, кто не любит тебя так, как ты этого заслуживаешь. Но мне скоро будет двадцать один год, я точно знаю, что никогда не выйду замуж по любви, и мой брат-король никогда не принудит меня к браку по расчету, каким бы выгодным он ни был для страны. И поэтому…, - Мира глубоко вздохнула и сказала: - Я отвечаю тебе «да». И я обещаю, что сделаю все, чтобы быть тебе хорошей женой и чтобы ты не пожалел о том, что женился на мне.

Принцесса понимала, что не должна была соглашаться на предложение Джеффа -  она не представляла, как она будет жить с нелюбимым мужем, но ей уже до смерти надоело страдать по Нику, а с Джеффом ей было хорошо, она могла разговаривать с ним о чем угодно и он единственный, кто за последний год мог ее рассмешить и поднять ей настроение. У Ника скоро появится ребенок, и Мира только сейчас поняла, что не собирается отказываться из-за него от собственной семьи и детей. Она сильная, и сможет забыть его. И, возможно, ей даже удастся полюбить Джеффа. Ее жених улыбнулся ей радостной, совсем мальчишечьей улыбкой, и впервые с того момента, как Мира узнала, что Ник женится, она поверила, что еще будет счастлива и любима. Моргана не было в замке, он уехал охотиться в угодья Стокхерста, и Джеффри решил, что вернется в Кермин через месяц, чтобы попросить у него, опекуна Миры, Ивон и Александры, руки и сердца старшей принцессы.

- Не волнуйся, я с ним поговорю, и он даст свое согласие, - улыбнулась Мира, которая не переставала удивляться самой себе.

- Надеюсь.

* * *

Морган действительно дал свое согласие – только потому, что об этом его попросила Мира. Но это не значило, что ему нравился Джеффри Карлис, граф Кинсейл. Нет, сам по себе он был неплох, но в качестве мужа его любимой сестры… Король не был уверен, что на свете существует хоть один мужчина, достойный ее. Но раз уж она выбрала в спутники жизни Карлиса, так тому и быть, хотя Морган и опасался, что она решилась на подобный шаг от отчаяния. Но, с другой стороны, он привык полагаться на ее здравомыслие, и поэтому надеялся, что она хорошо все взвесила и обдумала. Единственное условие, которое поставил Морган – хранить пока помолвку в тайне: все считали, что Мира и Джеффри виделись всего лишь два раза в жизни, когда граф Кинсейл приезжал в Кермин, и король не хотел, чтобы двор, а затем и все королевство, обсуждали необычайно поспешный брак старшей принцессы. Поэтому Джеффри должен был теперь регулярно появляться при дворе и оказывать Мире всяческие знаки внимания, чтобы никто потом не удивлялся тому, что король выдает за него свою сестру. И Мира решила пока не говорить об этом девочкам и Тони. Что до Ника, то ему она собиралась обо всем рассказать лично, но с тех пор, как он женился, они редко виделись, и пока Мира ждала подходящего момента, чтобы сообщить ему о своей помолке, в новой семье ее кузена произошла трагедия: при преждевременных родах умерла его жена, недоношенного ребенка также спасти не удалось.

Когда Мира узнала об этом, то в первую очередь она почувствовала отвращение. К себе. Потому что когда-то, только узнав о намерении Ника жениться на Клеменсии Эрвик, она несколько минут отчаянно желала, чтобы та не дожила до свадьбы. Разумеется, потом ей было страшно стыдно за такие мысли, и сейчас ей казалось, что это она виновата в смерти графини. Конечно, ее здравый смысл говорил о том, что это все глупости, что такой исход можно было предполагать с самого начала, ведь Клеменсия не отличалась здоровьем, но в глубине души Миру терзало чувство вины, и на похоронах она выглядела так, словно умер действительно близкий ей человек.

После похорон Мира осталась в Хaймден-холле на несколько недель, ведь что бы между ними не происходило, Мира оставалась самым близким Нику человеком после Моргана, и она надеялась, что сможет помочь ему справиться с горем. Впрочем, как позже выяснилось, Ника терзало не столько горе, сколько муки совести.

- Это я ее убил, - сказал Ник. – Я знал, что у нее слабое здоровье и что она может не перенести беременность и роды. Мне не следовало на ней жениться.

Мира, подавив желание спросить, зачем тогда он все же женился на Клеменсии, подошла к кузену и крепко его обняла. За время ее пребывания в Хаймден-холле то отчуждение и неловкость, что возникли между ними, исчезли, и Мира с Ником снова стали общаться как в старые добрые времена – свободно, непринужденно, открыто. И тем не менее принцесса так и не решилась сказать кузену о своей помолвке, сама не понимая, что ее останавливает. Возможно, это были его глаза, которые время от времени смотрели на нее с таким выражением, что у нее перехватывало дыхание и по спине бежали мурашки. Или его улыбка, потому что в те дни она была единственной, кому он улыбался. Еще год назад все это наполнило бы ее надеждой и радостью. Сейчас она чувствовала лишь печаль, потому что была уже обещана другому, и странную неловкость, поскольку Ник оправился от потери жены и ребенка быстрее, чем она от него ожидала и чем было прилично. Зато это убедило Миру в том, что Ник не любил Клеменсию. А еще на лице Ника появлялось иногда мрачное выражение, не имевшее ничего общего с горем, и тогда Мира становилось страшно. Но в общем и целом ее кузен снова стал тем Ником, которого она знала много лет и который, как ей казалось, начал меняться после свадьбы, становясь кем-то другим. Сейчас Мира думала, что это чушь, что она все придумала, руководствуясь обидой и гневом. Но все же быть абсолютно в этом уверенной она не могла.

В Кермин они возвращались вместе. Уже подъезжая к городу, Мира, глубоко вздохнув, дотронулась до руки сидевшего напротив Ника и сказала нерешительно:

- Ник, знаешь, я должна тебе кое в чем признаться.

Ник поднял бровь и пристально посмотрел на принцессу, но ничего не сказал. Опустив глаза, Мира продолжила.

- Я уже некоторое время собиралась тебе обо всем рассказать, но все никак не решалась, хотя это глупо, я знаю. Дело в том, что… в общем, я помолвлена.

Если бы Мира в этот момент смотрела на Ника, то увидела бы, что его заблестевшие было глаза потухли, надежда в них сменилась разочарованием, и когда принцесса снова взглянула на кузена, то на лице его было непроницаемое равнодушное выражение.

- Вот как? Что ж, поздравляю. И кто этот счастливец? – ровным голосом спросил он.

Мира ожидала какой угодно реакции, но не такого равнодушия.

- Джеффри Карлис, граф Кинсейл, - в тон Нику ответила Мира, гадая, почему он так отнеся к этому известию. Конечно, она не думала, что он станет радостно ее поздравлять, но, по крайней мере, он мог бы проявить больше интереса.

- И Морган дал уже свое согласие?

- Да, но пока это решено хранить в тайне.

Ник пожал плечами и отвернулся к окну. Остаток пути они провели в полном молчании.

Глава 7. «Средь шумного бала…»

- Знаешь, Жданчик, я-то думал, что ты будешь потерян для общества, после того, как женишься, ан нет, это случилось намного раньше, когда ты вдруг стал трудоголиком, - весело сказал Роман.

Они с Андреем сидели в баре, куда  впервые за последний месяц выбрались вместе, и Жданов, вопреки привычке и вкусу, пил красное вино.

- Честно говоря, - продолжал Роман, - никогда не подозревал в тебе подобной любви к работе. Вот уж не думал, что ты будешь так пахать.

- Я и сам не думал, - пробормотал Жданов. – Это все Катя.

- Что, она приковывает тебя наручниками к батарее и заставляет работать двенадцать часов в сутки? – ухмыльнулся Малиновский. – Какой кошмар!

- Знаешь, перед ней невозможно устоять. В смысле, когда она на тебя смотрит как на последнего неудачника и тупицу, который не может понять элементарных вещей, то как-то поневоле начинаешь изучать все необходимые документы и вникать во все планы, схемы и расчеты. А вообще, Катерина – редкая умница, только благодаря ей мы продали почти половину «синтетической» коллекции, а заодно и часть тех остатков различных коллекций, что пылились у нас на складе. Ну, и нашли деньги на расширение и переоборудования, не влезая в чрезмерные долги. Мозги у нее что надо.

- Зато внешность подкачала. Да и характер не сахар. Чересчур уж она гордая и слишком себе на уме. А от одного его взгляда мороз идет по коже.

- Это потому что она тебя недолюбливает. Насколько я понял, ты несовместим с ее моральными принципами, - усмехнулся Андрей. – Впрочем, она и меня не слишком-то жалует, терпит только потому, что я ее начальник. Знаешь, даже обидно, - признался Жданов, которого два бокала вина на почти пустой желудок разморили сильнее, чем он ожидал, - она едва ли не первая женщина в моей жизни, которая ведет себя так, словно привлекательности во мне не больше, чем в табуретке.

- И ты по этому поводу страдаешь? – насмешливо поинтересовался Роман.

- Еще чего не хватало! Просто удивляюсь. Кремень-девушка.

- Скорее андроид, - проворчал Малиновский. – А как у тебя с Кирой?

- Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, после той ее истерики – нормально. Она мне больше не закатывает скандалов и даже извинилась перед Катей. Хотя, боюсь, это ненадолго.

- Не каркай, - посоветовал Роман.

- Да уж… Да черт с ней, с Кирой, главное, чтобы коллекция была успешной.

- Будет, Андрюха, я в этом уверен. Кажется, в этот раз Милко превзошел сам себя.

- При помощи Кати.

- Точно. Кстати, ты не слышал, нигде в мире не сдохло поголовье медведей? Я ничуть не удивился бы: Милко и вдруг вдохновляется рисунком Пушкаревой. Уму непостижимо!

- А-а-а, я уже ничему не удивляюсь, - махнул рукой Жданов.

- Ну, за успех коллекции.

- За успех.

И они чокнулись.

* * *

- Ага, замечательно! То, что надо. Спасибо, Катя, - энергично сказала Юлианна Виноградова, занимавшаяся пиаром новой коллекции «Зималетто».

Вначале Катя пыталась называть ее по имени-отчеству, но Юлианна настояла, чтобы девушка называла ее только по имени: «Не заставляйте меня чувствовать себя старухой, Катя». В это трудно было поверить, но Юлианна была более шумной, инициативной и полной сил, чем весь Женсовет вместе взятый. Но, к счастью, и более тактичной.

- Хорошо. Это последние документы, если я не ошибаюсь.

- Ага, вы просто молодец. Все, я побежала, увидимся завтра на показе.

Катя покачала головой.

- Нет, не увидимся.

- Нет? – удивленно воскликнула опешившая Юлианна. – Вы на него не пойдете? После всего, что вы сделали для того, чтобы он состоялся? Это невозможно!

- Очень даже возможно, - улыбнулась Катя. – Мне совершенно нечего там делать.

Скорее всего, Кате удалось бы осуществить свое намерение не идти на показ, если бы в этот момент в каморку не заглянул Жданов, которому зачем-то срочно понадобилась Юлианна.

- Андрей, ты в курсе, что Катя не хочет идти на показ? Мне кажется, ей просто необходимо там присутствовать, - спросила Виноградова.

- Нет, не в курсе, - нахмурился Андрей. – Что значит, «не хочет идти»? Катя, вы мне там будете нужны: я физически не смогу переговорить со всеми нужными людьми. Так что вы обязаны пойти на показ, это приказ.

Катя тяжело вздохнула и, не сдержавшись, бросила неприязненный взгляд на Юлианну. Она никогда не любила шумные сборища, на которых ей приходилось общаться с массой незнакомых людей, и ей не в чем было пойти на завтрашний показ: она понимала, что он должен пройти без сучка, без задоринки, а в своей повседневной одежде Катя будет выглядеть в изысканно одетой толпе как белая ворона. Ее саму это ничуть не беспокоило, но она понимала, что это может негативно сказаться на имидже «Зималетто». И поскольку не подчиниться приказу Жданова она не могла, это означало, что ей срочно необходимо достать платье, в котором на показе она будет выглядеть «своей». Как это сделать Катя не имела ни малейшего понятия: она совершенно не разбиралась в моде и не знала, где можно купить подобную одежду. За последние девять месяцев она не приобрела себе ни единого предмета одежды, за исключением нижнего белья, но там, где она его покупала, вечерних платьев не продавалось.

В любое другое время в подобной ситуации Катя обратилась бы к Ольге Вячеславовне, однако сейчас она понимала, что Уютова слишком загружена работой, чтобы уделить ей время. Просить помощи у Женсовета в этом вопросе Катя не стала бы никогда. И что ей делать? В конце концов, единственное, что пришло в голову девушке – наведаться на склад, где хранились нераспроданные остатки старых коллекций. Возможно, там она сумеет найти что-то подходящее. Да и потом, появиться на показе Милко в одной из его прошлых моделей – что может быть символичнее?

Блуждание по складу заняло у Кати весь обеденный перерыв. Несмотря на то, что она даже отдаленно не представляла, какое платье ней нужно, девушка точно знала, каким оно быть не должно: с короткими рукавами, чтобы не демонстрировать всем шрам на предплечье, с юбкой, выше колена (а еще лучше – до щиколоток), с глубоким декольте, которыми обычно щеголяла Маша Тропинкина, и прозрачным. Но, увы, Катя так ничего и не нашла.

Поднявшись наверх (склад располагался в подвале) и выйдя из лифта, Катя столкнулась с Юлианной, которая тут же заметила  расстроенное выражение на лице девушки.

- Катя, вы дуетесь из-за того, что вам придется пойти на показ? Ну, извините, не хотела вас так огорчать! – в улыбке Юлианны не было ни тени раскаянья. – Но, уверена, все не так страшно, как вам кажется. Немного веселья пойдет вам на пользу, вы же никогда не улыбаетесь, Катя, а это вредит здоровью, правда-правда.

Катя, не сдержавшись, вздохнула.

- Дело не в этом, Юлианна. Точнее, не совсем в этом. Показ просто обязан пройти идеально, и поэтому я не могу явиться туда в моей повседневной одежде. А ничего другого у меня нет, и, откровенно говоря, я понятия не имею, где купить что-то, в чем можно пойти на показ, не выделяясь при этом из толпы.

- Всего-то? – воскликнула Юлианна. – Это ерунда. Идемте.

С этими словами она взяла Катю за руку и, забыв, что собралась уходить, повела помощницу Жданова в президентский кабинет. Тропинкина, не слышавшая, о чем они говорили, проводила их пытливым взглядом.

- Андрей, - сказала громко Юлианна, с грохотом распахивая дверь кабинета, - ты хочешь, чтобы показ прошел на высшем уровне?

Жданов, вздрогнувший от неожиданного вторжения, неуверенно кивнул головой.

- Да, конечно. А в чем, собственно, дело?

- Тогда ты должен отпустить со мной Катю. Прямо сейчас. До конца дня. И не спрашивай, зачем она мне.

- Э-э-э, Юлианна, думаю, это плохая идея, у меня много работы, и…

- Конечно, Юлианна, как скажешь, - перебил Катю Жданов. – Идите, Катя.

Андрей был занят, и он готов был на все, чтобы завтрашний показ был идеальным, и даже если для этого придется послать Катю на Марс, он не колеблясь готов был пойти на это.

* * *

Юлианна привезла Катю в небольшой бутик, расположенный в одном из многочисленных переулков на Остоженке. В магазинчике не было никого, кроме двух скучавших продавщиц, которые явно знали Виноградову, потому что тепло поздоровались с ней, бросая при этом любопытные взгляды на ее спутницу.

- Девочки, Соня здесь?

- Нет, - с сожалением ответила одна из продавщиц, если верить бейджику – Оксана. – Она еще час назад уехала и сегодня уже не вернется.

- Соня Крыжанникова – владелица этого бутика и моя хороша подруга, - вполголоса объяснила Юлианна Кате. И добавила уже громче: - Ну, ничего страшно. Девочки – это Катя, и ей нужен наряд для завтрашнего показа мод в «Зималетто». Справитесь?

- Конечно, - хором ответили Оксана и ее коллега – Лина.

- Замечательно! Так, мне надо бежать, оставляю Катю на ваше попечение. Да, не забудьте еще подобрать ей сумочку. И запишите все на мой счет. Катя, увидимся завтра. Всего доброго.

И Юлианна так быстро вышла из бутика, что ошеломленная ее напором Катя не успела даже ничего возразить, хотя собиралась. В голове девушки промелькнула мысль о позорном бегстве, но воплотить ее в жизнь Катя не успела: до ее плеча дотронулась Оксана и, широко улыбаясь, сказала, показав на ряд вешалок:

- Посмотрите сюда, вам нравится? Померяйте вот это платье, уверена, оно вам подойдет.

И Катя поняла, что ей уже не спастись…

* * *

С момента одобрения Ждановым антикризисного плана Катя работала, как и сам Андрей, на износ и, приходя домой, ей едва хватил сил, чтобы что-то поесть, быстро принять душ и рухнуть спать. И это при том, что часть ее обязанностей фактически исполнял Коля Зорькин, который сделал из ее комнаты свой кабинет и по интернету и телефону давал подруге инструкции. Но два часа, проведенных в бутике модной одежды измотали Катю едва ли больше, чем последние два месяца. Оксана и Лина были неутомимы, они приносили Кате все новые и новые платья на примерку, и несмотря на то, что девушка им с самого начала озвучила свои требования в отношении того, какими они быть не должны, ей пришлось перемерять кучу совершенно ужасных, с точки зрения Кати, платьев и костюмов: с мини-юбками, с огромными декольте, полупрозрачные, открывавшие больше, чем скрывавшие. В итоге она остановила свой выбор на оливко-зеленом, длинном, «в пол», платье на тонких бретельках и с не слишком откровенном декольте. У него не было рукавов, но, к счастью, прилагавшиеся к нему перчатки удачно скрывали Катин шрам. К платью Оксана и Лина подобрали Кате маленькую серебристую сумочку, и, узнав, что подходящих к ее новой сумочке туфлей у нее нет, Оксана не поленилась вытащить ее в соседний салон обуви, где уговорила Катю купить изящные босоножки на невысоком каблуке. Брать серебряные туфли на высоченной шпильке Катя отказалась наотрез. А еще она настояла на том, чтобы самой оплатить платье и сумочку, а не записать их на счет Юлианны: во-первых, она могла себе это позволить, хотя они стоили вовсе не дешево, а во-вторых, она не собиралась быть обязанной чем-то ни Виноградовой, ни кому-либо еще

Когда Катя, пошатываясь от усталости, вышла из бутика, она даже не вспомнила, что собиралась вернуться на работу. Домой, только домой.

* * *

На следующий день «Зималетто» напоминал растревоженный муравейник: все, даже те, кто имел мало отношения к организации показа, бегали туда сюда, развив кипучую деятельность. Вопрос о том, насколько она была продуктивной, оставался без ответа. С самого утра нервный Жданов то шутил и с воодушевлением ждал показа «самой потрясающей коллекции года», то срывался по пустякам и орал на подчиненных, так что Катя с облегчением вздохнула, когда он и Кира поехали в аэропорт встречать чету Ждановых. Перед уходом Андрей не преминул напомнить Кате, что та непременно должна появиться на показе. Девушка послушно кивнула.

- Катя, - незадолго до показа в каморку влетела запыхавшаяся Маша, - ну ты идешь? Показ скоро начнется, гости уже собираются.

Вообще-то, Женсовет на туда не приглашали, но девушки решили, что тот факт, что они работают в «Зималетто» послужит им пропуском на это мероприятие.

- Да, верно, - взглянув на часы, сказала Катя, которой идея с переодеванием по-прежнему категорически не нравилась, в основном потому, что она не была уверена в том, что не будет по-дурацки выглядеть в новом платье. – Я иду, Маш, только переоденусь.

- Переоденешься? – переспросила Маша с загоревшимися глазами. – Ой, а покажи во что.

- На мне увидишь, - улыбнулась Катя и решительно выставила подругу за дверь.

Надев платье и босоножки, Катя сняла ненавистные и ненужные очки, которые она носила лишь для маскировки, и, распустив и расчесав каштановые с рыжим оттенком волосы, частично собрала их на затылке. Золотой перстень с желтым топазом, несмотря на то, что он не подходил к платью, она оставила на пальце. Глубоко вздохнув, девушка вышла из каморки и увидела потрясенный взгляд дожидавшейся ее Маши.

- Катька… вау! Это… это… Это круто! Что ж ты раньше так не одевалась?! Ничего себе! Потрясно! Какое платье… Слушай, тебе непременно нужен макияж. Давай я тебе сделаю.

- Нет, не надо, Маш, правда. Идем, мы уже опаздываем.

- Девчонки обалдеют, когда тебя увидят. Спорим, они тебя не узнают…

* * *

Девушку, вошедшую в зал для показов одновременно с Женсоветом, Роман увидел сразу. Потрясающая фигура, его любимый третий размер, прямая осанка, гордо поднятая голова, плавная походка – в общем, царица Савская, не меньше. Правда, красавицей ее назвать было сложно, да и макияж ей не помешал бы, но, тем не менее, большие золотисто-карие глаза и чувственный рот были хороши. А за такую фигуру Малиновский мог бы простить ей и менее привлекательное личико. И Роман решил не откладывать дело в долгий ящик и сразу пойти в лобовую атаку. Не обращая внимания на столпившихся позади незнакомки дам из Женсовета, Малиновский быстрым шагом подошел к девушке и, не спрашивая разрешения, взял ее руку и поцеловал.

- Добро пожаловать в наш храм моды, моя прекрасная леди. Разрешите представиться…

- Роман Дмитриевич Малиновский, вице-президент, начальник отдела маркетинга, - насмешливо перебила его девушка до боли знакомым хрипловатым голосом Екатерины Пушкаревой. – Я знаю.

Малиновский, не в силах поверить тому, что услышал, даже оглянулся назад. Но за спиной Пушкаревой не было. Женсовет откровенно хихикал, глядя на него, и это окончательно убедило Романа, что он не сошел с ума и перед ним действительно стоит Пушкарева.

- К-к-катя?

- Да, Роман Дмитриевич, это я. Андрей Павлович уже приехал?

- Да. Нет. Не знаю… Катерина, вы… э-э-э… замечательно выглядите.

- Спасибо. А Юлианна?

- Что «Юлианна»? – спросил Малиновский, который никак не мог прийти в себя от удивления: страшилка Пушкарева неожиданно превратилась в почти красавицу.

- Юлианна здесь?

- Да, кажется, я ее видел.

- Замечательно, - и Катя пошла искать Виноградову, игнорируя ошеломленный взгляд Романа.

Да, стоило надеть это платье, только чтобы насладиться реакцией Малиновского.

* * *

По дороге из аэропорта Павел Жданов, сидевший рядом с сыном, расспрашивал Андрея о делах компании, а расположившиеся сзади Маргарита и Кира шептались о чем-то своем. Жданов-младший подозревал, что речь идет о нем самом и его отношениях с невестой. Не самая удачная тема для разговора, на его взгляд.

Из-за традиционных московских пробок в «Зималетто» они добрались минут за пятнадцать до начала показа, и у Ждановых-старших едва хватило времени, чтобы поздороваться с Александром и своими друзьями и знакомыми. Уже когда показ начался Андрей вдруг понял, что Кати нигде не видно и решил, что непременно отчитает ее за такое открытое неподчинение его приказу.

Новая коллекция Милко «Средневековье» произвела настоящий фурор. После окончания показа Андрея и Милко окружила плотная толпа гостей, в том числе и журналистов, которые наперебой поздравляли их с успехом. После того, как Жданов дал очередное интервью очередному модному журналу, президента «Зималетто» нашел Малиновский.

- Жданчик, не хочу прерывать твое веселье, но тебя там Катя ищет.

- Катя? Что, она все-таки пришла?

- Да… А ты что, ее еще не видел?

- Нет, а что.

- Да нет, ничего, - ответил Малиновский, и Андрей увидел в его глазах лукавый блеск, хорошо знакомый ему по детским шалостям. – Она во-о-он там, разговаривает с Ивлевым. Иди.

И Андрей пошел. Приближаясь к Ивлеву, Жданов подумал, что Роман ошибся: вице-президент «Шелкового пути» разговаривал с незнакомой Андрею девушкой в зеленом платье, Кати рядом видно не было. Но, поскольку Жданову все равно надо было поговорить с Ивлевым, то он направился прямиком к нему, рассудив, что Катя его сама найдет.

- А-а-а, Андрей, прими мое поздравление, - Ивлев крепко пожал руку Жданову. – В этот раз Милко превзошел самого себя. Знаешь, мы тут обсудили с твоей очаровательной помощницей кое-что, и, думаю, нас ждет впереди выгодное сотрудничество.

Девушка, стоявшая рядом с Ивлевым, улыбнулась, и потрясенный Жданов посмотрел в ее очень знакомые карие глаза. Нет, этого не может быть. Или может?

- Катя? – неуверенно спросил он девушку в зеленом. Та снова улыбнулась и утвердительно кивнула.

А он-то был уверен, что она уже ничем не сможет его удивить…

* * *

На следующий день после показа, Катя пришла на работу в своей обычной старомодной одежде, и Андрею даже начало казаться, что ему приснилось то, как его ослепительно помощница выглядела вчера. Но, судя по тому, как Кира еще с большей неприязнью, чем раньше, смотрела на девушку, и по тому, что Малиновский заглядывал в Катину каморку каждый час под различными надуманными предлогами, ничего Жданову не приснилось. Теперь Андрей совершенно перестал понимать Пушкареву: зачем, спрашивается, она скрывает такую великолепную фигуру и симпатичное личико под это нелепой одежде и дурацкими очками? Хотя… глядя на то, как Роман пытался клеиться к той, кого еще позавчера считал уродиной, Андрей мог понять, что двигало Катей. Уже к концу дня Малиновский перестал заходить к Пушкаревой, и Жданов понял, что девушка наверняка его отшила раз и навсегда. «Ну и слава богу», - мысленно сказал себе Андрей.

Катя решительно отказывалась обсуждать вчерашний вечер, если только речь не шла о заключенных соглашениях, и вскоре Жданов решил оставить эту тему. В конце концов, ее личная жизнь – ее личная жизнь, а их связывает только работа. Вот ее-то они и займутся. Андрей был в эйфории от успеха коллекции, он был уверен, что теперь «Зималетто» выйдет на международный рынок еще раньше, чем они предполагали.

Однако все вышло не так, как он рассчитывал. Воистину, правильно говорят: «Хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах». Павел и Маргарита Ждановы улетели обратно в Лондон через неделю после показа. А на следующее утро Андрею позвонили из российского консульства в Англии и сообщили, что машина, на которой его родители ехали из аэропорта, попала в аварию. «… Маргарита Рудольфовна скончалась на месте. Павел Олегович получил не слишком серьезные повреждения, однако у него не выдержало сердце и он умер по пути в больницу. Нам очень жаль».

Интермедия – 7

Наэрия, 1322 г.

Его сестра выслушала известие молча и с непроницаемым выражением лица, а когда Морган закончил говорить, она резко повернулась и быстро вышла из кабинета, так и не сказав ни слова. Морган беспомощно посмотрел ей вслед. Он ненавидел, когда членам его семьи причиняли боль, и теперь, несмотря на то, что это было глупо и неправильно, злился на того, из-за кого Мира теперь рыдает в своей комнате. На Джеффри Карлиса. На покойника.

Мира, принцесса Наэрийская, давно уже казалась всем идеальной принцессой: сдержанная и невозмутимая, справедливая и разумная, с безупречными манерами. У страны все еще не было королевы, но Мира с успехом заменяла ее. Конечно, по мнению придворных и иностранных гостей, она далеко уступала в красоте своим сестрам, да и здоровье ее оставляло желать лучшего, однако все это искупалось ее поистине королевским поведением. Только ее родные и близкие знали, что под маской холодности и сдержанности скрывается совершенно иная Мира – с острым умом, несгибаемой волей, добрым сердцем, огромной смелостью и хорошим чувством юмора. И только Морган знал, что Мире, как и всем им, свойственно ошибаться, сомневаться в себе, бояться и переживать. Морган был единственным человеком, которому Мира позволяла видеть свою слабость и уязвимость. Когда-то она так же доверяла Нику, но с некоторых пор о ее страхах и ее слезах знал только Морган. А еще он знал, что сейчас Миру лучше оставить в покое на некоторое время, дать ей выплакаться в одиночестве, а минут через пятнадцать-двадцать идти ее утешать.

- Она это переживет, - глухо сказал вдруг Ник.

Морган удивленно посмотрел на кузена, который пожал плечами в ответ на его недоумевающий взгляд, налил себе вина и залпом его выпил. Это было так не похоже на Ника, что Морган хотел спросить его, в чем дело, но в последний момент передумал.

Ник налил себе еще вина и, сделав глоток, повторил:

- Она это переживет.

Морган покачал головой.

- Ник, ты соображаешь, что говоришь? Карлис был ее женихом. Конечно, Мира сильная, и в итоге она действительно это переживет, но сейчас ей больно и она страдает.

Ник пожал плечами и одним глотком осушил второй бокал вина.

- Она его не любила, - сказал он.

- Вот как? – прищурился Морган. – Это она тебе сама сказала?

- Мне не надо ничего говорить, я не слепой и сам все вижу, - раздраженно ответил Ник.

- Неужели? – поднял бровь король. – Признаться, меньше всего я ожидал услышать от тебя нечто подобное – ты много лет знаком с Мирой и знаешь, что она никогда не решила бы выйти замуж без любви.

- Вот как? Это она тебе сама сказала? – насмешливо спросил Ник.

- Да что с тобой сегодня? – покачал головой Морган.

- Со мной? Абсолютно ничего. Я лишь рад, что теперь Мира не совершит самую большую глупость в ее жизни.

- Ты рад смерти Карлиса? – медленно спросил Морган, не сводя пристального взгляда с кузена, который налил себе уже третий бокал вина.

- Нет. Мне жаль Карлиса, потому что он был еще молод и потому что его смерть нам не выгодна – мы можем потерять контроль над Дорнейским графством. Но я счастлив, что моя кузина, перепутавшая дружескую симпатию с любовью, не выйдет за него замуж. И я не понимаю, чем руководствовался ты, когда согласился на их союз.

- Я руководствовался счастьем моей сестры, которая выбрала Джеффри Карлиса себе в мужья. Я доверяю ее разуму и интуиции, и, раз она так решила, значит, так тому и быть. И я не собирался и не собираюсь вставать на пути ее счастья.

- Она хоть раз говорила тебе, что любит его? – поинтересовался вдруг Ник.

- Нет, - спокойно ответил Морган, - но это не имеет никакого значения. У каждого свое понятия о том, что такое любовь, не ты ли сам сказал мне это когда-то? Уверен, Мира любила Карлиса, даже если тебе кажется, что это не так. И она никогда не выбрала бы себе недостойного спутника жизни. Кроме того, Карлис абсолютно точно любил Миру, и они были бы счастливы вместе. Поэтому, будь добр, воздержись высказывать свои мысли по этому поводу в ее присутствии.

- Я еще не сошел с ума, - буркнул Ник, и по его выражению лица Морган понял, что его кузен больше не намерен обсуждать эту тему.

С тех пор, как стало известно о смерти Джеффри Карлиса, Ник был не похож на самого себя. Морган догадывался о причинах подобного поведения, но запретил себе думать об этом, как делал это уже много лет: он не считал возможным вмешиваться в этот вопрос и пребывал в уверенности, что Мира и Ник сами разберутся в своих отношениях, какими бы запутанными они не были.

- Иди к ней, ты ей сейчас нужен, - сказал Ник со вздохом.

У самой двери Морган обернулся и посмотрел на кузена и друга, приканчивающего третий бокал вина.

- Да, и вот еще что, Ник: ты не хуже меня знаешь Миру – не стоит принижать ее ум, возможно, когда-то она действительно приняла дружбу за любовь, но она никогда не повторяет дважды одних и тех же ошибок.

Ник ничего на это не ответил и лишь исподлобья посмотрел на короля. Морган вышел из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь.