* * *

Гардия, Аквилон (столица), королевский замок, ноябрь 1325 г.

Ни король Гардии, ни его приближенные участия в массовых гуляниях на улицах столицы, устроенных по случаю праздника Бригитты Зимней, разумеется, не принимали, но во дворце был дан как обычно грандиозный бал – других король Уильям не признавал.

Грегори Либеллер со скучающим видом стоял у стены и наблюдал за танцующими гостями, потягивая терпкое красное вино более чем тридцатилетней выдержки. Возможно, как раз поэтому оно было таким вкусным – потому что было  сделано, когда в стране все еще было нормально.

- Не похоже, что тебе весело, друг мой, - раздался над ухом Грегори насмешливый голос Дэвида Коллера, правой руки короля.

- У меня сегодня нет настроения веселиться, - сухо сказал Грегори.

Настроения у него и  самом деле не было. Ребенком, он любил этот праздник и нетерпением ждал его, навсегда запомнив вкус своих любимых яблок с медом и орехами. С тех пор  все изменилось, и Грегори было жаль, что это произошло, – сейчас он многое отдал бы за то, чтобы снова окунуться в ту непередаваемую и неповторимую атмосферу, которая царила на главной площади Стифера, родного города Грегори, в день Бригитты Зимней.

- По твой кислой физиономии это заметно, - ухмыльнулся Дэвид. – Если бы я не знал, что ты вообще  не умеешь развлекаться, решил бы, что это Марго тебе что-то нашептала.

- Причем здесь Маргарита? – недоуменно спросил Грегори.

- Она со вчерашнего утра ходит злая и на всех кидается. И явно не из-за сломанного ногтя или неудачно сваренного зелья. Она тебе ничего не говорила?

- Нет. Да и с чего бы она рассказала мне что-то раньше, чем королю?

Грегори и Дэвид повернули головы в сторону сидящего на троне короля Уильяма, который приходился обоим троюродным дядей. Уильям, никогда не отличавшийся жизнерадостностью, выглядел полностью расслабленным и довольным, что позволяло с уверенностью утверждать, в данный конкретный момент его ничто не тревожит. Король, поймав на себе взгляды племянников, отсалютовал им бокалом с вином.

- От этой… - Дэвид хотел было вставить непечатное выражение, но сдержался. Не из-за деликатности, а потому что у вышеупомянутой Маргариты везде были свои уши, и она не преминет отомстить Дэвиду за оскорбления в свой адрес, -  всего можно ожидать.

Грегори философски пожал плечами. Верно, от главного королевского мага, Маргариты Деггар, можно было ожидать всего что угодно, но все же Грегори вряд ли стал бы первым, кого она посвятила бы в свои проблемы, даже угрожающие безопасности государства, - никаких теплых чувств к Грегори она не испытывала. А Дэвида и вовсе терпеть не могла (и чувство это было взаимным). Формально, Маргарита была троюродной сестрой Грега и Дэвида, но фактически, из-за разницы в возрасте, они воспринимали ее скорее как тетку и даже пытались ее так называть, что невероятно злило Маргариту. Ничьей теткой, а также сестрой, женой или матерью она быть не собиралась. Больше всего на свете Маргарита Деггар любила себя, и не желала тратить свою любовь ни на кого другого. Пожалуй, единственным человеком, о котором она заботилась и кому симпатизировала – в ее понимании этого слова, – был король Уильям, ее троюродный дядя и друг детства. Но и Уильям, и Грегори с Дэвидом отдавали себе отчет в том, что Маргарита поддерживает короля, лишь потому что ей это выгодно, и без колебаний предаст его, если сочтет, что это в ее интересах. Когда Дэвид как-то раз обвинил ее в этом, она, конечно же, ничего не подтвердила, но и не опровергла. А на следующий день у Дэвида началось расстройство желудка, которое не проходило несколько дней, и принц, мысленно проклиная Маргариту (в том, что это она это подстроила, он не сомневался), утешал себя одним – он был прав, и ей нельзя доверять. Впрочем, все обитатели королевского дворца, дорожившие своей жизнью, не доверяли друг другу, и правильно делали.

- Кстати, где она? Я ее сегодня, кажется, еще не видел, - задумчиво сказал Грегори.

- На нее непохоже, она же в каждой бочке затычка, - фыркнул Дэвид.

Отсутствие на балу Маргариты и впрямь было странным и редким явлением: Уильям принципиально оставался холостяком, и Маргарита с удовольствием играла роль королевы на балах и званых вечерах, но брать на себя обязанности хозяйки замка категорически отказалась – это было чересчур скучное занятие, и оно отнимало время, которое Марго тратила на магию. Она всегда именовала себя магом, но когда-то, еще до того, как Уильям занял престол, ходили упорные слухи, что принцесса Маргарита Деггар – не более чем просто сильная волшебница. Они прекратились только после того, как Уильям назначил  Маргариту придворным магом, а пара особо злостных сплетников «скоропостижно скончались от остановки сердца». С тех пор даже Дэвид, любимец короля и, неофициально, второе лицо в королевстве, опасался повторять вслух это предположение. Но он готов был поспорить на все, что у него есть, что Маргарита – действительно волшебница. Дэвид не разбирался в магии, но его интуиция, как правило, безошибочная, шептала ему, что Маргарита уже много лет нагло всех обманывает, и если ему удастся найти доказательства… пока что было рано размышлять над тем, как именно он использует эту информацию, но определенно с выгодой.

- Надо же, что слышу: Дэвид Коллер и Грегори Либеллер скучают по мне. Какая приятная неожиданность.

Грегори и Дэвид резко повернулись. В двух шагах от них стояла бесшумно подошедшая Маргарита, и выражение ее лица было более чем недружелюбным.

- Госпожа Маргарита, - Грегори почтительно склонил голову и поцеловал магу руку. Вообще-то, при общении с Маргаритой Грегори и Дэвид не употребляли никаких титулов или обращений, просто имя, но в данный момент лучше было постараться умаслить ее, чтобы не допустить очередного выяснения отношений, которые так любили  Дэвид и Марго. Возможно, кто-то решил бы, что Грегори – подхалим и лизоблюд, но сам он предпочитал считать себя дипломатом, кем, в сущности, и являлся. Миротворец по натуре, он часто выступал посредником между конфликтующими сторонами и улаживал для короны и для друзей различные щекотливые вопросы. Дэвид пользу дипломатии признавал, но сам прибегал к ней редко, полагаясь прежде всего на силу.

- Грегори, по-прежнему остаешься хорошим мальчиком? – Маргарита снисходительно потрепала Грэга по щеке. – Умница, чего не скажешь о твоем друге, - женщина злобно посмотрела на Дэвида и сказала ядовито:  – Если вам так меня не хватает, Ваше Высочество, я не покину вас ни днем, ни ночью, и ни на секунду не отойду от вас, если вам так угодно.

Маргарита приторно улыбнулась и повела оголенным плечом. Она была красива – высокая блондинка с роскошной фигурой, которую она не стеснялась подчеркивать слишком откровенными по меркам Гардии платьями, но при этом и Грегори, и Дэвида, и короля Уильяма ее красота (опасная, по мнению Грэга, красота) оставляла равнодушными и ничуть не возбуждала. Маргарита была прекрасно об этом осведомлена, что не мешало ей кокетничать и заигрывать первыми двумя с одной единственной целью – посмеяться над их смущением (в случае с Грегори) и тщательно замаскированным отвращением (в случае с Дэвидом). С Уильямом она держалась более корректно – с ним ее связывали исключительно деловые отношения, и Маргарита не планировала переводить их в иную плоскость, хорошо усвоив, что постель и бизнес – два взаимоисключающих понятия.

- Нет, благодарю, - коротко отозвался Дэвид.

- О да, я совершенно забыла: ваши интересы, мой принц, лежат в другой области, - промурлыкала Маргарита.

- Мои интересы, Ваше Высочество, не ваша забота, - холодно сказал Дэвид.

«Если Марго всерьез надеется вывести его из себя такой вот ерундой, - подумал Грегори, - то она совсем потеряла нюх». Любые намеки на личную жизнь давно уже не  вызывали у Дэвида никакой реакции, и этому немало способствовал тот факт, что Уильям терпимо относился к вкусам любимого племянника, а точнее, закрывал на них глаза.

Ответить Дэвид не успел, потому что в разговор вмешался король Уильям, присоединившийся к их «теплой» компании.

- Ну, ну, ну, Дэвид, Маргарита, хватит уже. Вам не надоело? Вы столько лет не можете найти общий язык, что впору посылать за переводчиком, вдруг он поможет вам помириться, - весело сказал Уильям.

Когда-то постоянные ссоры Маргариты и Дэвида его раздражали, но со временем Уильям научился смотреть на них с юмором.

- Как прикажете, Ваше Величество, - усмехнулся Дэвид. Марго промолчала.

- Маргарита, рад тебя видеть. Я уже начал сомневаться, что ты почтишь этот скромный бал своим присутствием.

- Ну что вы, Ваше Величество, как я могла пропустить такое грандиозное событие, - улыбнулась Маргарита. – Последние несколько дней я была занята и теперь просто жажду отдохнуть. Но прежде я должна сказать вам кое-что. Вам всем, - неохотно призналась Марго. – Раз мы все уже собрались, нет смысла откладывать эту беседу на потом. Что-то грядет. Я гадала на рунах, на воде и воске, на огне и на крови, и каждый раз получала один и тот же результат: что-то грядет. Что-то масштабное, что-то важное, что-то, что изменит все. И это связано с проклятьем Генриха. Но я не знаю как,

- С проклятьем? – переспросил Уильям. – Ты имеешь в виду, что оно… будет снято?

- Не имею ни малейшего представления, - невозмутимо сказала Марго, так словно гаданиями она всего-навсего выяснила прогноз погоды на ближайшую неделю. – Но это возможно.

- Если так, значит, предсказанный дедом… как там, «чужак из далекой страны, который станет королем», уже в Гардии? – Уильям было нахмурился, но тут же сделал вид, что все в порядке и ничего особенного не происходит

- Ваше Величество, вы заметили, что в этом году за летом последовала осень, а сейчас мы на пороге зимы? Вполне вероятно, что это знак того, что предсказание Генриха скоро сбудется. Однако я ничего не могу утверждать наверняка.

Уильям стиснул зубы и на мгновение прикрыл глаза, а затем медленно выдохнул.

- Неважно. Дэвид, найди мне этого «чужака». Маргарита, продолжай гадать и следить за тем, что происходит в среде дáров. Кто-то из них наверняка почувствует, если в проклятии произойдут какие-нибудь серьезные изменения. Грегори, не спускай глаз с Эклхаста, Горни, Марсдена  и их друзей, - тихо, но твердо распорядился король. - Если до них дойдут эти сведения, они ни перед чем не остановятся, чтобы разыскать предсказанного короля быстрее нас. Полагаю, предупреждать о том, что эта новость не должна дойти то чужих ушей не надо.

- Разумеется. Я наложила «Белую тишину», так что не беспокойтесь, нас никто не подслушивал, - заверила короля Маргарита.

- Хорошо. Позже мы еще поговорим об этом. А теперь… Маргарита, позволь пригласить тебя на танец, -  Уильям натянуто улыбнулся и предложил руку своему придворному магу, которую она с готовностью приняла.

- С удовольствием, Ваше Величество.

Уильям и Маргарита присоединились к танцующим, а Грегори с Дэвидом остались стоять у стены, молча глядя друг на друга. Король сделал все, чтобы не выдать, как поразили его слова Марго, и его показное хладнокровие могло бы обмануть кого угодно, но только не Грэга и Дэвида. Они хорошо знали его и понимали, что он более чем встревожен. Если  догадки Уильяма верны, то он потеряет трон, а это не устраивало его самого, ни его преданных племянников, ни Маргариту.

- Ну что, за интересное будущее? – спросил Дэвид Грегори, поднимая бокал с вином.

- За него, - рассеянно отозвался Грэг и отсалютовал в ответ своим бокалом. Мысли его в этот момент явно были где-то далеко.

Дэвид, прищурившись, внимательно посмотрел на брата, но ничего не сказал. Что бы ни было у Грегори на уме, рано или поздно Дэвид это выяснит. Ведь он стал правой рукой короля и его доверенным лицом не в последнюю очередь благодаря тому, что умел докапываться до таких тайн, которые считались давно и надежно похороненными. И он, как и король, не доверял никому, кроме самого себя.

* * *

Гардия, Эшвиль-лог, центральная площадь, праздник Бригитты Зимней, 1325 г.

Пожалуй, у любого другого под пристальным взглядом Джудит кусок в горло не полез бы, но Александр вдруг обнаружил, что у него есть что-то общее с Малиновским – способность не обращать ни малейшего внимания на окружающих, когда это действительно необходимо. А посему Воропаев, не торопясь, растягивая удовольствие, ел огненно-горячий гуляш, закусывая его пирогом с малиной и запивая сидром. У него с детства были странные вкусы в еде, и Кристина до сих пор вспоминала, как он лет до двенадцати ел борщ с ирисками и помидоры с сахаром. Что-то подсказывало Алексу, что продолжение «банкета», то есть вечера, будет совсем не таким, как он представлял себе минут двадцать назад, когда Джудит пообещала ему «бублик» и «там посмотрим». Меньше всего волшебница была похожа на девушку, ждущую от него чего-то… романтического. Ну, или напротив – чего-то крайне неромантического (Воропаев ручался, что попади Джудит на Землю, она непременно приобрела бы себе кожаную плетку и кожаный же черный комбинезон). И Александр скорее радовался этому обстоятельству, чем огорчался, - ему сейчас было не до этого, да и Джудит не принадлежала к тому типу женщин, которые ему нравились.

- Доел? Замечательно, - сказала Джудит, когда Алекс выскреб остатки гуляша со дна миски. – А теперь ты мне поможешь, - она не спрашивала и не приказывала, а просто констатировала факт.

- А если нет? – полюбопытствовал Александр. Не то чтобы он не собирался ей помогать – ему было скучно, и помощь Джудит хоть как-то развлечет его, - но Алекса интересовало, что она предпримет, если он откажется ей подчиняться.

- Поможешь, - уверенно ответила Джудит, отводя его в сторону, подальше от толпы. – У тебя нет другого выбора, потому что ты – главный маг Эшвиля, и это входит в твои обязанности.

- Помогать тебе? – уточнил Воропаев.

- Расследовать преступления, инструментом совершения которых является магия.

Она вытащила из кармана монетку и протянула ее Алексу. Тот повертел в руках золотой и отдал его обратно, пожав плечами.

- И?

- Это фальшивка. Смотри.

Джудит положила монетку Александру на ладонь и шепотом произнесла какое-то заклинание. Золотой за секунду нагрелся так, словно превратился в расплавленный металл, и Воропаев, вскрикнув, бросил его на землю.

- Сдурела? – прошипел он. – Больно же! - Вот не зря он подозревал, что у Джудит садистские наклонности.

Волшебница подняла монетку и продемонстрировала ее Алексу. Судя по всему, золотой, который потерял свой блеск и выглядел обычным медяком, больше не жегся.

- Фальшивое магическое золото, - пояснила Джудит. – Технология изготовления проста и доступна и магам, и волшебникам. А наказание за подделку денег, неважно каким способом, как тебе известно, - смерть.

- Ты хочешь, чтобы я кого-то убил? – спросил ошарашенный Александр.

Джудит рассмеялась.

- Ты или самый глупый маг из всех, кого я знаю, или самый хитрый, - сказала она. – Я хочу, чтобы ты нашел фальшивомонетчика. Сама я этим не справлюсь, - Джудит поморщилась, - Камилла занята, а твою сестру я просить не буду.

Хотя волшебница и выделила слово «сестра», до Алекса не сразу дошло, что она имеет в виду не колдунью Киру, а мага Миру, которая, благодаря Малиновскому, для почти всего Эшвиля была сестрой Воропаева. С первой Джудит дружила, со второй соблюдала то, что Роман называл «невооруженным нейтралитетом», и старалась лишний раз не соприкасаться.

- И как я могу это сделать?

- А ты не догадываешься? Используя магию, конечно. Мне известно нужное заклятие, но мне не хватит сил, чтобы поддерживать его все то время, которое может понадобиться для вычисления преступника. Зато для тебя это легко.

Магия. Волшебное слово. Алекс снова почувствовал зуд в подушечках пальцев – желание колдовать затопило его с головой, и он сделал судорожный вздох, силясь успокоиться. Мира… А, черт с ней, с Мирой, ее здесь нет, а преступления надо раскрывать по горячим следам. Ничего страшного не случится, если он немного поколдует. В конце концов, он действует на благо общества.

- Говори, какое заклинание.

* * *

Трактир располагался в не самой захудалой части Эшвиль-лога и был вполне приличным: чистым, светлым и оживленным. И все же Камилла, с ног до головы закутанная в плотный темный плащ с капюшоном, чувствовала себя неуютно в подобном месте, главным образом потому что редко посещала такие заведения, особенно без сопровождения. Ни один из посетителей и снующих туда-сюда официантов не обратил внимания не вошедшую в трактир даму в плаще, которая застыла на пороге, оглядывая помещение. И уж тем более не узнал в ней Камиллу Багард. Она с облегчением выдохнула и направилась к притулившемуся в самом дальнем от входа и самом темном углу трактира столик, за которым сидел тот, ради кого Камилла сюда явилась.

- Добрый вечер, - сказала она тихо, присаживаясь за столик.

- Добрый, - откликнулся мужчина напротив. На вид ему было примерно столько же лет, сколько и Камилле, может, чуть поменьше. Густые волнистые волосы открывали высокий лоб, большие карие глаза обрамляли немыслимо длинные ресницы – мечта любой женщины, - а четко очерченные чувственные губы были изогнуты в приветливой улыбке. – Госпожа Камилла, я полагаю? – вежливо осведомился он.

Вероятно, он уже наложил заклятье «Белая тишина», которая обеспечивало конфиденциальность любого разговора.

- Да. Мастер Амброуз? – Камилла незаметно поставила свой собственный блок, гарантировавший защиту от посторонних ушей, - лишняя осторожность не помешает.

- Совершенно верно. Приятно познакомиться, госпожа Камилла.

Амброуз взял руку Камиллы, лежавшую на столе, и поцеловал ее.

- Взаимно.

Амброуз Лафферти, настоятель Ордена Эльнара Светлого, был не таким, каким его представляла Камилла. Совсем не таким. Учитывая все, что пришлось пережить Ордену, и то, в каком положении он находился сейчас, Камилла была уверена, что его глава похож на Джерона, сурового и способного абсолютно на все, но ничего подобного – Амброуза скорее можно было принять за брата Альберта: он казался таким же мягким, кротким и неконфликтным. Но Камилла понимала, что внешность бывает обманчива, и надеялась, что это как раз тот случай – в данный момент Ордену Эльнара Светлого требовался жесткий и решительный лидер. После убийства короля Генриха Орден, бывший тогда самым могущественным и влиятельным орденом в Гардии, раскололся: половина орденцев, включая его главу, Брима Зельду, остались верны покойному королю, вероломно преданному своими детьми и внуками, и поклялись отомстить им, остальные перешли на сторону заговорщиков, ставших первыми лицами страны. После недолгой борьбы первые ушли в подполье, а вторые еще некоторое время продолжали считаться Орденом Эльнара Светлого, который уже к моменту восшествия на трон Мартина прекратил свое существование. Мартин, не сумевший ни сохранить союзников в этом Ордене, ни создать свой собственный, объявил «эльнарцев», не прекращающих попытки покарать его и Фредерика, вне закона и открыл на них охоту. Однако справится с лучшими дáрами Гардии (а в Орден всегда входили лучшие из лучших) у него не получилось. Но и «эльнарцам», потерявшим в одной из облав Брима Зельду, не удалось осуществить свои намерения, и они залегли на дно – зализать раны и выработать новую стратегию. Вот только пока они перегруппировывались и копили силы, Фредерик, Мартин и Фрэнк – принцы, устроившие заговор против Генриха, уничтожили друг с друга и без постороннего вмешательства, и королем стал Уильям. Орден подумал, что сначала надо посмотреть, каким королем он будет, а уж потом решать, свергать его или нет. Уже через год правления Уильяма Орден Эльнара Светлого единогласно проголосовал за свержение. Но сказать проще, чем сделать, и Орден принялся искать союзников…

- Как дела у маркиза Эклхаста?

- Неплохо, - лаконично ответила Камилла. Эта встреча была инициативой Амброуза, и Камилла не настроена была рассказывать ему что-то прежде, чем он объяснит, зачем он ее позвал. Хотя у нее были догадки по этому поводу, и если они верны, то им всем – ей, Джону, Бернарду, принцессе Амиранде и ее друзьям – очень и очень повезет.

- Госпожа Камилла, у вас наверняка есть предположения относительно цели нашей встречи, так? – словно прочитав мысли Камиллы, спросил Амброуз.

- Есть. Но я предпочла бы узнать об этом от вас, - холодно произнесла Камилла. Несмотря ни на что, она не доверяла Амброузу.

- Госпожа Камилла, поверьте, я не замышляю ничего дурного против вас - я имею в виду и вас лично, и маркиза Эклхаста, - но сложившая ситуация сложна и неоднозначна, и я не хотел бы сделать ошибку, которая будет стоить кому-то жизни. Лишь это заставляет меня быть сдержанными и осторожным в словах и действиях. Но я на вашей стороне и убежден, что вместе мы сможет достичь желаемого.

- И что же это?

- В первую очередь - мир и процветание Гардии. Последние тридцать лет мы тщательно следим за тем, как проявляет себя проклятие короля Генриха, и не могли не заметить произошедшие в магической ауре страны изменения. Чуть меньше полугода назад на северо-западе Гардии, где-то на границе с Иллией нами был зафиксирован мощный всплеск энергии, а вскоре после этого возмущения магического поля, которые вызывало проклятие, стали наблюдаться все реже и реже, по крайней мере – крупные. Все это, а также ряд других фактов, дали нам основания сделать вывод, что предсказание короля Генриха начало постепенно сбываться.

Амброуз замолк и пристально посмотрел на Камиллу, которая ничем не выдала свое удивление и растерянность. Во-первых, для того, чтобы так плотно следить магическим полем Гардии требовалось немало сильных магов, а значит, у Ордена гораздо больше возможностей, чем она рассчитывала. А во-вторых, Амброуз, очевидно, не случайно обратился к ней, и если он…

- Не волнуйтесь, госпожа Камилла, я не намереваюсь ни с кем делиться сведениями, которыми располагаю. Повторюсь, мы на одной стороне и можем помочь друг другу. Нам… стране предстоят тяжелые времена, и если вместе нам удастся исправить то зло, что было причинено убийством Генриха, я буду счастлив. А вы? – Амброуз настолько обаятельно улыбнулся, что Камилла не могла не улыбнулся в ответ.

- Разумеется. Так что вы предлагаете, мастер Амброуз.

- Просто Амброуз, пожалуйста. Что до моего предложения… ну, у меня много идей. У вас есть время?

- Столько, сколько необходимо.

- Отлично! Но давайте прежде закажем что-нибудь поесть. Иначе хозяин нас выгонит.

* * *

- Волшебный, блин, клубочек, - пробормотал Алекс, не сводя глаз с бодро катящейся по земле поддельной золотой монеты,

В теории план Джудит был прост: Александр зачаровывает золотой, чтобы тот покатился прямо к своему изготовителю, – несложное, но требующее полной концентрации и изрядного расхода магической энергии заклинание, - и они с Джудит берут преступника. А если тот в это время будет в своем логове, там, где делал свое черное дело, то вообще отлично. На практике все оказалось не так радужно. Во-первых, заклинание и впрямь отнимало массу сил, и Алекс сомневался, что у него они у него останутся на поимку фальшивомонетчика. Во-вторых, ему было трудно сосредоточится и постоянно следить за монетой из-за большого количества гуляющих и путающихся под ногами людей. Но зато магия, которую он сейчас использовал, кружила голову, заставляла учащенно биться сердце, и Александр чувствовал себя почти всемогущим. «Почти» - потому что у Миры, как выяснилось, неплохо получалось промывать мозги, и ее слова про интоксикацию и передозировку звучали у него в ушах так отчетливо, будто наэрийская принцесса, невидимая, но страшно настырная, шла рядом и все бубнила и бубнила про осторожность и благоразумие.

Занятый шустрым золотым, Алекс не заметил, как они с Джудит пересекли центральную площадь, свернули в один из многочисленных переулков, потом в еще один, и еще один и наконец достигли окраины города – безлюдной и скудно освещенной. Разглядеть в таких условиях убегающую вперед монету было бы невозможно, если бы Джудит магически не подсветила ее, рискуя привлечь внимание тех, на кого они охотились. С каждым шагом маг и волшебница все дальше и дальше удалялись от города и приближаясь к опушке леса.

- Стой, - Джудит вдруг погасила «подсветку» и дернула Алекса за рукав. Тот споткнулся, едва не упал и, конечно же, упустил из вида фальшивый золотой.

- Что? – недовольно спросил он у Джудит, впервые за последний час оглядываясь по сторонам.

- Тихо, - прошептала она и показала рукой на лес, к которому они подошли почти вплотную. – Смотри.

Воропаев несколько минут напряженно вглядывался в чернильную темноту чащи, пока не различил недалеко от того места, где они стояли, очертания низкого дома. Создавалось впечатление, что он пуст и заброшен, но Александр уже достаточно пожил в Гардии, чтобы сообразить: это, вероятнее всего, маскировка, магический камуфляж. А может даже вовсе и не магический, а вполне себе обыкновенный – например, наглухо заколоченные окна, для надежности занавешенные тканью.

- Так, - вполголоса сказал Алекс, вспоминая все немногочисленные виденные им боевики и все прочитанные заклинания, - подбираемся к дому, я выламываю дверь… - он запнулся. Иллюзий относительно того, что он с первого раза выломает дверь ногой в стиле Чака Норриса, у Воропаева не было. А подходящих заклятий он не знал. Черт, вот почему когда нужна грубая мужская сила, Жданов вечно где-то шляется?

- Вот что, я иду туда и делаю все, что нужно, а ты следуешь за мной по пятам, прикрываешь спину и во всем слушаешься меня. И без самодеятельности, ясно?

- Да кто ты какая, чтобы мне приказывать? – возмутился Алекс. Мало ему Миры, еще одна командирша нашлась!

- Я – волшебница, у которой в сто раз больше опыта, чем у тебя. И если не хочешь, чтобы тебе ненароком снесли голову, советую со мной не спорить. Перво-наперво выясним, сколько их там, много -  лезть на рожон не будем, позовем подмогу. Все, пошли.

И они пошли. Джудит долго стояла перед домом с отсутствующим видом, а затем показала своему спутнику два пальца: внутри было два человека. Александр, чье воображение уже нарисовало ему шайку мрачных гангстеров, не успел обрадоваться этой новости – Джудит сделала пасс рукой, и дверь бесшумно распахнулась. Джудит, не раздумывая, переступила через порог. Все последующие события произошли невероятно быстро и были на редкость скучны и малоинтересны. Никакими затянутыми в кожу бандитами в доме и не пахло: над низким длинным столом, в центре которого возвышался дымящийся котел, окруженный бесчисленными чашками и бутылочками, а также горками медных и деревянных монет, склонилась высокая сутулая старуха, толокшая что-то в каменной ступке; напротив нее маленькая светловолосая девочка энергично мешала какую-то белую массу в глубокой деревянной миске. Старуху Джудит обезвредила сразу, не давая ей возможности отреагировать на вторжение чужаков: резкий взмах кисти, выкрикнутое заклинание – и пожилая женщина уже лежит у противоположной от входа стены, крепко приложившись об нее затылком («Морской шторм» - эффективное, но не предполагающее деликатности по отношению к тем, против кого оно применяется, заклятье). Девочка пронзительно закричала и юркнула под стол. Не обратив на нее ни малейшего внимания, Джудит приблизилась к старухе и связала ее магическими путами. Эти чары действовали лишь ограниченное время, и прежде, чем они спадут, требовалось найти обычную веревку. И кляп. Задерживая дáров не следует забывать, что они могут освободиться с помощью не только рук и ног, но и рта. Приведя фальшивомонетчицу в чувство, Джудит громко и отчетливо сказала:

- Мы представляем маркиза Эклхаста и действуем от его имени и от имени короля. Вы обвиняетесь в подделке денег, что по законам Гардии является тяжелым преступлением. Мы доставим вас в Эшвиль и передадим королевским защитника порядка для дальнейшего разбирательства.

Старуха бросила на Джудит взгляд, полный ненависти, и принялась осыпать волшебницу оскорблениями и бранью, попутно жалуясь на тяжелую, полную лишений жизнь и на то, что она не может прокормить своих бедных внуков, оставшихся сиротами, иным путем. Алекс, которого ничуть не интересовали эти излияния, слушал преступницу вполуха. Он был разочарован. Он жаждал колдовать, ему не терпелось опробовать те заклятья и чары, которые он выучил за два месяца, жаждал снова ощутить то упоение, которое он испытывал последние два дня, когда усиленно практиковался в магии. И это разочарование сводило его с ума.
Внезапно Александр, силившийся взять под контроль свои эмоции, свое временное безумие, услышал за спиной скрип двери… и его одержимость взяла верх. Резко обернувшись, Алекс, не помня себя, ударил «Черным кнутом», а потом увидел, кому предназначался этот удар – белобрысому пареньку лет одиннадцати, с ужасом уставившегося на Воропаева, Джудит и распростертую на полу старуху, свою бабку. У мальчика не было ни единого шанса на спасение: «Кнут» разрубал человека пополам, поэтому-то Алекс и выучил это заклинание одним из первых, невзирая на неодобрение Миры. В том, что случилось через секунду, нет, миллисекунду, Александр так никогда и не разобрался и ни разу не сумел этого повторить. Он не хотел становиться убийцей, тем более убийцей невинного ребенка. И он им не стал. Боевые заклинания, подобные «Кнуту» (как и все боевые заклинания в принципе), было также нереально остановить, как обычному человеку уклониться от пули, но в определенной степени Александру Воропаеву это удалось. Время вокруг него замедлило свое течение, превратившись внезапно густой и вязкий кисель, и в этом кисельном времени все – и физические объекты, и нематериальные заклятия – двигалось неестественно неторопливо. Все, кроме мыслей. Алекс не мог отменить «Кнут», но он мог сделать кое-что другое. «Морской шторм», достигнувший цели раньше «Кнута» (Мира сказал бы, что это противоречит всем законам природы и магии, но еще раз – к черту Миру), отбросил парня от стены, которую «Кнут» разнес в щепки.
Несколько мгновений Алекс молча таращился на разрушенную стену и на скрючившегося в углу, напуганного, но целого мальчишку, а затем по губам у него потекло что-то теплое и соленое – кровь из носа, виски заломило от боли, и он потерял сознание.

Когда он очнулся, то не сразу понял, где находится, - вокруг царил полумрак, а с потолка свисали связки сушеных трав. Воспоминание обо всем, что он чуть не натворил (или все же натворил?) обрушилось на него стремительно и неожиданно, как упавший с крыши кирпич. Александр застонал и закрыл глаза.

- Очнулся, герой? – раздался откуда-то сверху голос Джудит. – Вставай и пошли отсюда, мне уже до смерти надоела эта хибара.

Воропаев сел, потер лоб (голова, на удивление, не болела) и осмотрелся.

- А где…

- Сбежали, - буднично ответила Джудит. – Пока я с тобой возилась, путы спали и бабка с внуками сбежали.

- А мальчишка…

- Был жив, здоров и напуган. Ну, что, есть еще желание поколдовать?

Часом назад магия была наваждением Алекса, теперь одно упоминание о ней вызывало легкую тошноту.

- Я не думал…

- Конечно, - фыркнула Джудит, - это как раз совершенно очевидно. Так ты идешь?

- Что лекций на тему того, как неосмотрительно я поступил, не будет? – искренне удивился Александр.

- Нужен ты мне больно! – снова фыркнула Джудит, на этот раз еще более презрительно. – Ты мне кто - муж, брат, друг, чтобы учить тебя уму-разуму? Как умеешь, так и живи, мне-то что. Кстати, если бы ты и убил парнишку, тебя, скорее всего, даже не наказали бы – мы же фальшивомонетчиков ловили, а он был пособником. А уж как ты со своей совестью уживаешься и договариваешься, это вообще не мои проблемы. Но учти, я расскажу обо всем госпоже Камилле – мне плевать, кто ты на самом деле и почему так важен маркизу, но вряд ли он обрадуется, когда узнает, что ты не можешь себя контролировать, когда дело доходит до магии.

Джудит вышла на улицу, и Александр на негнущихся ногах последовал за ней. Повезло. Ему сегодня повезло, и он никого не убил, хотя был близок к этому. Только сейчас все, что Мира говорила днем – про чрезмерное увлечение магией и про то, как это опасно, - обрело смысл. Алекс представил, какое будет у Миры лицо, когда она услышит о его «приключении», и, стиснув зубы, пробормотал: «Не дождетесь, я больше не сорвусь. Я – Александр Воропаев, я – смогу».

* * *

- Тáни, купите этот кулон, - весело сказала проходившей мимо Мире девушка, стоявшая за прилавком. – Едва вы его наденете, как все мужчины будут вашими. А если вы купите вот этот кулон, то вам всю жизнь будет сопутствовать удача в самых важных делах. А этот поможет найти настоящую любовь…

Мира подошла к лотку исключительно из любопытства: ей было интересно, были ли эти кулоны зачарованы, или же продавщица обманывала доверчивых покупателей. Поверхностное сканирование не показало никаких следов магии, и копать глубже Мира не стала, однако у прилавка все же задержалась: немагические украшения были сказочно красивы.

- Купите, тáни, не пожалеете, - заверила девушка-продавщица Миру.

Принцесса взяла в руки особо понравившейся ей кулон – ажурный, украшенный камнями, больше всего похожими на аметисты, хотя Мира не ручалась, что это они.

- Он откроет вам глаза на очевидное, - улыбнулась продавщица.

Мира покачала головой.

- В нем нет ни капли магии, - возразила она.

- А я разве говорила, что они заколдованы? – возмутилась девушка. – Ни вот на столечко, - она свела большой и указательный палец и показала крошечный зазор между ними. – Но мои кулоны, кольца и браслеты все равно работают, даже и без волшебства.

Мира намеревалась было что-то возразить, но подошедший к ней Андрей положил конец зарождающемуся спору.

- Мы его покупаем, - твердо сказал он, доставая кошель с деньгами. – Шут с ней, с магией, - добавил он, обращаясь к Мире, - кулон красивый, и этого достаточно.

Продавщица просияла.

- Сразу видно, хороший у вас мужчина, правильный, щедрый, - выпалила она.

А Мире с трудом сохранила невозмутимый вид. Как там, «открывает глаза на очевидное»? Прелесть какая. Скорее уж тогда – «на желаемое». Вопрос лишь в том, на желаемое кем? Только ей самой или и Андреем тоже? Если бы она обернулась и посмотрела на него, то, возможно, узнала бы ответ, но она не решилась.

Они с Андреем гуляли по площади, уставленной множеством лотков и палаточек, держась за руки и разглядывая поделки местных мастеров, уже больше трех часов, и Мира, не рассчитывавшая на такую долгую прогулку, начала замерзать. Она убрала кулон в карман и поежилась. Как ни приятно ей было проводить время с Андреем, пора было возвращаться в замок.

- Замерзла? – заботливо спросил Андрей.

- Да, - поморщилась Мира. – Боюсь, если я буду ждать костра, то превращусь в сосульку. И меня вовсе не вдохновляет идея посидеть до этого момента в каком-нибудь трактире.

- Вот что, стой здесь и никуда не уходи. Я сейчас.

«Сейчас» растянулось минут на двадцать, и к возвращению Андрея Мира совсем окоченела и не была уверена, что еще может шевелиться.

- Все, идем, - бодро сказал Андрей, беря Миру под руку.

- Куда?

- Домой. В смысле, в Эшвиль.

- Предполагается, что ты должен следить за порядком до самого конца праздника, а до этого еще далеко, - прищурилась Мира.

- Скажем так, Джерон и я в кои-то веки сошлись во мнении.

- И в каком же?

- Что госпоже Амиранде, чей брат, сопровождающий ее, куда-то подевался, никак нельзя позволять возвращаться в замок одной, это небезопасно. И я благородно предложил проводить тебя.

- Джерон так легко согласился освободить тебя от прямых обязанностей ради меня? – не поверила Мира.

- Ты – важная фигура, и мы не можем допустить, чтобы тебе был причинен вред, - уклончиво отозвался Андрей. Вообще-то Джерон согласился отпустить его  в обмен на три дополнительных дежурства, но Мира того стоила. – Где ты припарковала свою лошадь?

- Нигде, я сегодня безлошадная. Но Алекс…

- Способен сам о себе позаботиться. Идем, ты уже вся синяя.

* * *

Не в привычках Бернарда было соблазнять пьяных и не отдающих себе отчет в своих действиях женщин. А вот приявших фирменную настойку Камиллы, которая протрезвляет в считанные минуты, – почему бы и нет? Судя по всему, Кира прекрасно сознавала, что делает, когда сказала, что ей осточертело плакать по Жданову, пить из-за Жданова и осточертел сам Жданов. А также когда заявила, что она не планирует хоронить себя заживо из-за бывшего жениха. И особенно когда притянула к себе Бернарда и впилась ему в губы жадным поцелуем. По мнению Бернарда, устоять перед таким напором не мог ни один нормальный мужчина, а потому он поцеловал Киру в ответ с не меньшей страстью. К счастью, она не имела ничего против. Хорошо начавшийся день заканчивался для Бернарда гораздо лучше, чем он мог себе вообразить.

* * *

Если бы она знала, как давно и как сильно он хотел запустить пальцы в ее непослушные рыжие кудри, она сочла бы его ненормальным. Ее волосы оказались такими же мягкими, как он себе и представлял, и он ласково перебирал их, отчаянно борясь со сном. Ему не хотелось засыпать, не хотелось так бесполезно тратить время, которое он с бóльшим удовольствием провел бы совсем за другим занятием, но глаза его упорно не желали оставаться открытыми. И в конце концов он сдался. «Час, - пообещал он себе. – Я посплю час, всего час». Но прежде чем провалиться в сон он спросил о том, о чем просто не мог не спросить:

- Ты не жалеешь?

Девушка, чья голова лежала у него на груди, шлепнула его по руке. Видимо, это означало «нет». Именно это он и надеялся услышать.

* * *

Последними об отъезде Киры узнали Андрей и Роман и были даже не удивлены – потрясены этой новостью, хотя едва ли не с самого начала их пребывания в Эшвиле было понятно, что им придется следовать легенде, по которой Кира, ставшая ученицей Камиллы, просто не могла не уехать из замка. Но все они – и Жданов, и Малиновский, и Воропаевы, и Мира – были убеждены, что в чужом опасном мире им надо держаться вместе, как можно ближе друг к другу, и разлука казалось чем-то сродни катастрофе, хотя с объективной точки зрения в этом не было ничего страшного и трагического.

– Все будет нормально, – несколько раздраженно сказала Кира в ответ на очередной вопрос из серии: «А ты уверена? Ты хорошо все обдумала? Это точно необходимо?». – Валендейл – одно из самых безопасных мест в Гардии. Я не могу остаться в Эшвиле, это вызовет подозрение, к тому же в Валендейле я доучусь магии, а здесь мне все равно нечего делать: не все из нас, – тут Кира взглянула на Миру, – разбираются в тактике и стратегии.

Больше никто не пытался ее отговорить, сознавая, что это бесполезно и глупо.

Накануне своего отъезда Кира устроила небольшую прощальную вечеринку. Впрочем, «вечеринкой» назвать это было сложно, скорее – «небольшим приватным прощальным ужином», устроенным в комнате Воропаевой, на который, помимо Александра и Бернарда, были приглашены Андрей, Роман и Мира (когда Кира приглашала наэрийскую принцессу, та решила, что конец света уже совсем близок). И ни Кира, ни Андрей даже не заметили, что впервые за последние пару месяцев они, все это время старательно избегавшие друг друга, не только провели несколько часов в одном помещении, но при этом еще и непринужденно общались друг с другом как когда-то в юности, еще не омраченной скандалами и ссорами. Да и Александр разговаривал с Андреем (и наоборот) не как с врагом, а как со старым… нет, не другом, просто знакомым, но это для них было громадным шагом вперед.
На протяжении всего вечера земляне вспоминали различные истории из их совместного прошлого – а их было немало, учитывая, что все четверо были знакомы еще детства. Мира и Бернард, хотя с интересом и слушали о том, как Андрей, Роман, Александр и Кира вместе и по отдельности играли и шалили, ходили в походы и в кино, жарили шашлыки, устраивали вечеринки, когда родителей не было дома, и попадали из-за этого в неприятности, ушли задолго до окончания вечеринки: оба чувствовали себя на ней лишними. Впрочем, так оно, фактически, и было.

Бернард еще не спал, когда Кира тихонько проскользнула к нему в комнату. Он надеялся, что она заглянет к нему попрощаться, но уверенности в этом у него не было.

– Вы с Мирой так быстро и незаметно сбежали, что я даже начала сомневаться, а приходили ли вы вообще, – с улыбкой сказала Кира, забираясь в постель к Бернарду.

– Ну, вам определенно было не до нас, – хмыкнул Бернард и крепко ее поцеловал. – Но ты мне так и не открыла тайну: зачем тебе все-таки это нужно?

– Что? Отъезд? Я же сто раз объясняла…

– Да, да, я помню, магия, не привлекать внимания и так далее, но ты же сама понимаешь, что это ерунда: обучить магии тебя может и Мира, и никому не покажется странным, что незамужняя девушка живет рядом с братом. Так зачем ты уезжаешь?

– Я совсем запуталась, – со вздохом призналась Кира, положив голову ему на грудь. – Я вдруг обнаружила, что изменилась. Когда я сюда попала, я была совсем другой. Тогда я себя хорошо знала, а сейчас никак не могу разобраться, в кого я превратилась. И я посчитала, что жизнь в Валендейле поможет мне осмыслить все, что со мной произошло, и кем я стала. Если верить  Камилле, это самое подходящее для этого места.

Некоторое время Бернард молчал.

– Да, ты права, – сказан он наконец, – это самое подходящее место для подобных раздумий. Я провел там когда-то несколько месяцев… после смерти Мари. Но к какому бы выводу ты не пришла, мне ты нравишься такая, какая ты есть.

– Спасибо. Но сомневаюсь, что тебе понравилась бы прежняя Кира.

– Красавица, мой тебе совет, между прочим, уже сто раз повторенный: забудь о прошлом, живи настоящем и не забивай себе голову тем, что могло бы быть, но не было, и наоборот – это не стоит того, чтобы из-за этого мучиться.

– Возможно, но я пока что я еще не пришла к этому сама. Слишком многих демонов мне еще нужно побороть.

– Демонов? – нахмурился Бернард, услышав незнакомое слово.

– Не обращай внимания. Долго объяснять, а я предпочитаю потратить это время на что-нибудь более… интересное.

– О, да, в этом я с тобой абсолютно согласен, – ухмыльнулся Бернард, одним ловким движением переворачивая Киру на спину.

Бернард не прочь был бы проводить Киру до самого Валендейла, но главная обитель Ордена Виктории Милосердной располагалась слишком далеко и в противоположной стороне от его родового замка, куда он собирался отправиться вскоре после отбытия Камиллы и ее свиты, и поэтому Бернард решил, что доедет с ними до Брикберри – крупного города, лежащего к северу от Эшвиль-лога, в трех днях пути от него. Компанию ему составили Алекс и Мира – первый хотел подольше побыть с сестрой, с которой расставался на неизвестно какой срок, а второй нужно было купить в Брикберри кое-что, что не продавалось в Эшвиль-логе. Кроме того, Камилла подсказала Мире адрес одной книжной лавки в Брикберри, в которой иногда попадаются редкие и занимательные манускрипты.

Как правило, в поездках Камиллу охраняли лучшие боевые маги Ордена, и если она где–то надолго задерживалась, то они возвращались в ближайшую резиденцию Ордена (или же в главную, в зависимости от обстоятельств), чтобы потом, на обратном пути, снова к ней присоединиться. А когда Камилла гостила в Эшвиле, то по окончании ее визита Эклхаст отряжал для ее сопровождения нескольких стражников во главе с Джероном – нет, он доверял магам Ордена, но Камилла была одной немногих дорогих ему людей, и он готов был на все, чтобы обеспечить ее безопасность, а его люди служили дополнительной гарантией этой безопасности.

В итоге перед отбытием Камиллы и Киры, а также их сопровождающих, во дворе Эшвиля собралась небольшая толпа, состоявшая как из самих уезжающих, так и из провожающих их обитателей замка.

– Джон, не волнуйся, с нами ничего не случится…
– Да, да, я обязательно напишу, но, боюсь, мы снова увидимся даже раньше, чем тебе дойдет это письмо…
– Разумеется, я обещаю…
– Вы оба поберегите головы, хорошо?..

В конце концов, после долгих сборов и прощаний, карета, в которой расположились Камилла, Кира, Джудит и Мира, а также их конный эскорт покинули пределы Эшвиля.

– Да не дергайся, ты, Андрюха, все будет в порядке. Кира под надежной охраной, а Мира вернется через каких-то пять–шесть дней.

– Ты же в курсе, как опасно сейчас на дорогах, а возвращаться Мира будет в компании только Сашки и Бернарда.

– Угу, при этом Мира с Алексом, на минуточку, сильные маги, а Бернард даже с недавно сломанной ногой фехтует лучше нас с тобой… по крайней мере, не хуже. Так что не кисни. И, между прочим, у меня есть отличная идея, как нам развлечься в отсутствие Миры и нашего дорогого эрц-капитана, – подмигнул Андрею Роман.

– О боже, – простонал Андрей. – Что бы это ни было – забудь!!!

Разумеется, так легко переубедить Романа было невозможно.

* * *

Путешествие к Брикберри и обратно прошло спокойно и без происшествий. Когда они приближались  к городу, Мира, попрощавшись с Камиллой, Джудит и Кирой (с последней они даже обнялись, правда, неловко, и обе при этом смутились), пересела на коня и отправилась в Брикберри по своим делам, в то время как Бернард и Алекс решили проехать с дамами еще несколько эрз. С Мирой они условились встретиться на обратном пути у главных ворот города, однако когда через несколько часов мужчины туда прискакали, то принцессы еще не было. Сначала Бернард с Алексом не придали этому значения, ведь они не договаривались с Мирой о точном времени встречи. Но Мира все не появлялась и не появлялась, и минут через сорок мужчины  начали раздражаться, потом – волноваться, а потом уже собрались было ее искать, когда Ее Высочество наконец вышла из ворот, ведя на поводу коня.

– Прощу прощения за задержку, – извинилась она перед Бернардом и Алексом, но ни в ее голосе, ни в выражении лица не было и намека на раскаянье – она слишком хорошо провела время в Брикберри, чтобы портить себе настроение.

Брикберри был удивительно похож на множество небольших городков, разбросанных по Наэрии, и с первой же секунды напомнил Мире о доме, но, вопреки обыкновению, она не почувствовала ностальгии, и рассудила, что этим надо воспользоваться.
Как работающему на него магу, Эклхаст платил Мире жалование, которое в Эшвиле ей некуда было тратить, разве что на одежду, так что сейчас у нее было достаточно денег, чтобы позволить себе купить все, что ей хотелось. Ну, почти все.
В первую очередь Мира разыскала лавки, торгующие магическими товарами, – ей требовались материалы для изготовления нового вида амулетов, мысль о которых пришла ей в голову несколько дней назад, но еще окончательно не сформировалась, а потому материалы нужны были разнообразные и многочисленные. Также Мира приобрела пару перстней – хранилищ магической энергии. Они не могли сравниться с теми, что были у нее когда-то, но это лучше, чем ничего. Затем Мира отыскала книжный лавоку, про которую ей говорила Камилла, и надолго зарылась в книги. Ничего интересного из области магии она там не нашла, зато купила полное собрание сочинений Дольфа Римицы в одном томе – огромную и тяжелую фолиант в голубом сафьяновом переплете. Дольф Римица был известным гардийским писателем, которым зачитывались сестры Миры и последние романы которого Материк не увидел из-за изоляции Гардии. Иви и Лекси будут счастливы такому подарку, если, конечно, Мире удастся когда-либо его вручить. Ну а напоследок Мира не смогла пройти мимо лавки портнихи и купила там два роскошных отреза, из которых, на ее взгляд, получатся замечательные платья.
И поэтому она практически не испытывала угрызений совести из-за того, что заставила товарищей ждать и волноваться за нее – столь хороший день того стоил.

– Мы уже собиралась посылать за тобой спасательные отряды, – проворчал Александр.

– МЧС? – невинным тоном осведомилась Мира.

– Не смешно, – буркнул Воропаев, оседлывая коня.

– Извини. Я немного увлеклась.

– Заметно, – хмыкнул Бернард. – Все, предлагаю закончить этот милый дружеский разговор и поехать уже в Эшвиль.

– Поддерживаю.

Мира легко вскочила в седло, и все трое, пришпорив коней, устремились в сторону замка, до которого они добрались на полдня раньше, чем их ожидали. Едва они миновали главные ворота, то сразу же поняли, что что-то не так: двор перед парадным входом, обычно весьма многолюдный, был пуст. Пока Мира и Алекс пытались вычислить, в чем дело, Бернард пошел по пути наименьшего сопротивления – он спросил об этом у стражников, охранявших ворота.

– Что-то случилось? Куда все подевались?

– Так там на тренировочной площадке наши в футбол играют, – ответил один из  стражников с такой тоской, что было очевидно: он сам не прочь был бы присоединиться к «нашим», – ну, и все смотрят.

– Что? – нестройным хором воскликнули Алекс и Мира: первый – заинтересованно, вторая – неверяще.

– Футбол? – недоуменно переспросил Бернард.

– Идем, своими глазами посмотришь на то, как в свободное время развлекаются мужчины на их родине, – со вздохом сказала ему Мира, кивнув на Алекса, резко повернулась и направилась в сторону заднего двора, где располагался тренировочный плац замковой стражи.

Плац был окружен возбужденно гомонящей толпой, состоявшей из стражников и слуг, которые с интересом наблюдали за происходящим, то выкрикивая слова поддержки, то охая, то разражаясь недовольным свистом и улюлюканьем, то восторженно вопя. Бернард был несколько шокирован этим зрелищем, Алекс не углядел в нем ничего особенного, Мира, в общем-то, тоже, хотя она была несколько раздражена новой затеей Андрея и Романа. Утешало ее только одно – футбол намного безопаснее пороха. Хотя… когда толпа снова заорала: «Гол! Гол!», Мира вспомнила, что на Земле футбольные фанаты – довольно агрессивные люди (по крайней мере, именно такой вывод она сделала на основании телевизионных новостей), и вновь разозлилась на Жданова с Малиновским. Правда, ненадолго.
Поначалу Бернарду, Мире и Алексу пришлось расчищать себе путь локтями, чтобы пробиться в первые ряды зрителей, но потом, когда те увидели, кто их расталкивает, расступились сами. На плацу – земляной утоптанной площадке – играли в футбол две команды замковых стражников, в составе одной из которых были Андрей с Романом. Присмотревшись, Мира поняла, что те из  футболистов, кто бегает по «полю» с голым торсом, входят в одну команду, а остальные, не снявшие мокрые от пота рубахи, соответственно, их соперники. Из чего был сделан мяч, Мира не разобрала – он слишком быстро перемещался от одного игрока к другому, а воротами с каждой стороны служили двое ножен, воткнутых в землю параллельно друг другу на расстоянии примерно пяти-шести метров. К своему удивлению Мира заметила на плацу Фрейна Мазеля, который выступал в роли судьи и, судя по всему, получал от этого удовольствие.

Футбол в исполнении гвардии Эшвиля мало походил на тот футбол, который Валерий Сергеевич постоянно смотрел по телевизору: здешние игроки соблюдали, пожалуй, только одно основное правило – не касаться мяча рукой. Все другие правила нарушались постоянно, и в результате количество столкновений, падений и коротких рукопашных боев превышало, по мнению Миры, все разумные пределы. Но ни самих игроков, ни зрителей это не то что не смущало, а совсем даже наоборот, и чем грубее становился матч, тем восторженнее ревела толпа. Алекс как раз заканчивал объяснять Бернарду, что за безумие здесь творится, когда команда в рубашках, в которую входили Андрей с Романом, завладела мячом и пошла в атаку, быстро прерванную защитниками «голых торсов» и подоспевшего им на помощь нападающего. В итоге у ворот завязалась очередная потасовка, которую оглушительным свистом (и с применением грубой силы) прервал Мазель-старший. Когда футболисты, устроившие кучу-малу, нехотя поднялись с земли и друг с друга, то выяснилось, что у одного из игроков из команды Андрея повреждена нога. Даже сквозь шум зрителей Мира расслышала, как ругаются и сыплют проклятьями Андрей и его товарищи. Повернувшись к окружающей их толпе, Андрей стал искать глазами кого-нибудь, кем можно было бы заменить травмированного Эрика, и вдруг увидел Миру. Застыв на месте, он тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, но она никуда не делась и продолжала стоять рядом с Алексом и Бернардом и слегка насмешливо улыбаться. Просияв, Жданов ринулся было к ней, но тут же опомнился, сообразив, что сейчас не время и не место для того, чтобы ее приветствовать, и в этот момент он заметил Воропаева.

– Сашка, – завопил Андрей так громко, что ближайшие к нему стражники даже вздрогнули, – давай к нам, будешь хавбеком вместо Эрика.

Мира была уверена, что Алекс откажется. Но тот, хотя и изумился этому предложению, но долго не раздумывал и, скинув с себя плащ и камзол, выбежал на поле.

– Должно быть, это и впрямь великая игра, раз ради нее Андрей и Алекс находят общий язык, – весело сказал на ухо Мире Бернард.

– Мужчины! – фыркнула в ответ Мира.

Со счетом 6:5 матч выиграла команда Андрея, Романа и Алекса.

* * *

Когда Андрей увидел в толпе Миру, он посчитал, что от всплеска адреналина в крови у него начались галлюцинации. Но нет, она действительно вернулась, и Андрей едва не кинулся к ней, забыв про все на свете, но вовремя одернул себя. А потом он заметил рядом с ней Сашку и неожиданно для себя позвал того в игру. Возможно, Андрей подсознательно решил, что Воропаев играет в футбол лучше местных жителей (хотя последний раз тот выходил на футбольное поле больше пяти лет назад), возможно, тут сыграло роль что-то другое, неведомое самому Жданову, но так или иначе, Сашка присоединился к его команде. Едва Мазель-старший дал сигнал о возобновлении игры, Андрей забыл обо всем, включая Миру, и сосредоточился на стоявшей перед ним задаче – выиграть любой ценой.
И у него это получилось: на последней минуте игры (приблизительно сто двадцать второй) Ромка прорвался к воротам противника и забил изящный гол, и Фрейн тут же объявил об окончании матча. Радостный Андрей вприпрыжку подбежал к Мире и, наплевав на все правила приличия – победителей не судят! – подхватил ее на руки, покружил и осторожно поставил на ноги. Однако поцеловать ее на публике он все же не решился, хотя об их с Мирой отношениях все знали еще до того, как они возникли, и даже убрал руки с ее талии.

– Мы выиграли! – гордо сказал запыхавшийся Андрей.

– Поздравляю, я за вас болела, – улыбнулась Мира.

– Я в этом не сомневался. Ты в порядке? Доехали нормально? Подожди, я сейчас мигом переоденусь, и ты мне все расскажешь.

– Нет, давай попозже. Мы так гнали лошадей, торопясь вернуться, что сейчас я ни на что не способна и больше всего хочу принять ванну и немного отдохнуть. Одна, – подчеркнула Мира, многозначительно глядя на Андрея, и устало потерла лицо. Она не соврала: обратный путь в Эшвиль действительно вымотал ее, и она не представляла, откуда в Алексе взялась энергия, чтобы играть в футбол вместо того, чтобы рухнуть на кровать и уснуть. – К тому же, твоя команда ждет тебя, чтобы отпраздновать победу.

Оглянувшись, Андрей убедился, что она права

– Хорошо, как скажешь. Тогда я зайду к тебе после ужина. Ты уже придешь в себя?

– Надеюсь, что да. Все, ступай, – Мира встала на цыпочки, чмокнула его в щеку и подтолкнула в сторону Романа, Алекса и остальных. – Увидимся вечером.

И она ушла, плотнее запахивая плащ – с каждым днем приближение зимы чувствовалось все сильнее и сильнее.

* * *

– Вот это я понимаю: культурный досуг, – довольно заявил Роман, плюхнувшись в кресло и охнув: мягкая мебель Гардии была вовсе не такой мягкой, как на Земле, а совсем даже наоборот. – А то ведь аборигены не имели никакого представления о прекрасном. Но мы несем свет в массы. Оле, оле, оле, оле!

Андрей с наслаждением потянулся.

– Истину глаголешь, друг мой, – согласился он с Романом. – Варвары.

Александр усмехнулся. В кои-то веки он придерживался той же точки зрения, что и Андрей. После окончания матча, пропустив по стакану сидра с командой, они втроем собрались в комнате Воропаева – спонтанно, под влиянием эмоций, – чтобы продолжить праздновать победу.

– Ага, сущие дикари. Но теперь у них есть мы, и скоро здесь начнут проходить чемпионаты Материка по футболу, зуб даю.

– Побереги зубы-то, тебе и так их скоро выбьет какой-нибудь ревнивый муж, – фыркнул Александр.

– Типун тебе на язык, – шикнул на него Малиновский. – И потом,  я не связываюсь с замужними, тут у них слишком уж неадекватные мужья…

– …которые почему-то страшно обижаются, если их жены им изменяют, но вместо того, чтобы выгнать супругу из дома, они идут разбираться с тем, кто наставил им рога, – закончил за Романа Андрей.

Роман сделал вид, что он ничего такого не слышал, и проигнорировал ухмылку Александра.

– Гардии еще долго будет не до футбола, Ромка, – вздохнул Андрей.

– На надоело, а? – поинтересовался Роман. – Постоянно размышлять о всякой гадости? Как говорила одна небезызвестная героиня, подумай об этом завтра, то есть когда война уже начнется. А сейчас лучше отдохнуть и повеселиться, пока есть такая возможность.

– Не получается, – Андрей налил себе стакан вина. – Мне пока что думается только о том, как нам победить и остаться при этом в живых. Это, знаешь ли, проблема, которая волнует меня уже много месяцев. И, если ты помнишь, когда-то она волновала и тебя.

– Волновала. Но все, что могли, мы сделали. Эклхаст ясно сказал: разрабатывать план войны мы будем на большом совете. Так чего рыпаться раньше времени?

– Блажен, кто верует, – язвительно произнес Александр.

– Это ты к чему? – удивился Андрей.

– Ты когда-нибудь присутствовал на многосторонних переговорах? На совете будет то же самое, уверю тебя. Союзников, конечно, объединяет общая цель, но каждый будет продвигать идеи, которые принесут пользу в первую очередь ему самому. Лебедь, рак и щука, классический вариант. Эклхаст умный мужик, и у него есть козыри в рукаве, но переломить человеческую натуру ему не под силу. Если бы речь шла о двух–трех союзниках, ему без труда удалось бы уговорить их плясать под его дудку, склониться к его точке зрения. Но с шестнадцатью богатыми и знатными веьможами, каждый из которых привык сам распоряжаться своими деньгами и людьми, – вряд ли. И поэтому когда дело дойдет до принятия единого плана действий, начнется свара.

– Да, пожалуй, – неохотно признал Андрей. Лидером по натуре Александр не был, но в подковерных интригах разбирался отменно, чему немало способствовала работа в министерстве. – И что ты предлагаешь, макиавелли?

– Прежде всего, я хочу прояснить один вопрос: мы доверяем Эклхасту?

– Постольку поскольку.

– Будем считать, что условно доверяем. Тогда нам нужно придумать свой собственный план.

– Конечно, это же такие пустяки! Во-первых, мы в этом ни черта не разбираемся. Во-вторых, а смысл?

– Малиновский, я давно подозревал, что мозги у тебя сосредоточены не там, где у большинства людей, но сейчас окончательно в этом убедился, – раздраженно ответил Александр. – Объясняю: с одной стороны, мы – ключевые фигуры пророчества, что гарантирует, что нас по меньшей мере выслушают и, вероятно, даже поддержат, поэтому наш план должен был адекватным и действенным. С другой стороны, мы для союзников – темные лошадки, фактически, никто, они не знаю, чего от нас ждать, и могут послать нас куда подальше. Но это тоже будет нам на руку.

– Каким образом?

– И ты еще руководил «Зималетто»… Смотрите, в данных обстоятельствах нереально придумать шестнадцать различных схем ведения войны, их наверняка будет не больше пяти, что означает появление коалиций, в которые войдут союзники, придерживающиеся одинаковых мнений. Сначала они до хрипоты будут спорить, чьи идеи лучше, а потом, когда так и не смогут договориться, осознают, что надо принять либо план самой нейтральной партии, которой в этом случае выступим мы, – но нас они уже отвергли; либо же Эклхаста, как человека, который все это затеял. Что нам и надо.

– Круто, – восхищенно сказал Роман.

– Да не то слово. Построить столько предположений на пустом месте… – проворчал Андрей. – Сашка, ты в глаза не видел этих людей и понятия не имеешь, что они собой представляют, так что все, что ты тут нам так убедительно расписал, может и не сбыться.

– Жданов, еще раз для особо одаренных повторяю: человеческую натуру не изменить, а она везде одинаковая, что здесь, что на Земле. Детали я предсказывать не берусь, но в том, что в общем и целом все будет так, как я предполагаю, я уверен.

– Ладно, допустим, все примерно так и случится. Каков именно будет наш план?

– А вот это уже ваша забота, вы же у нас военные. Мое дело – политика и магия, ваше – тактика, стратегия и все в том же духе. Вперед.

– Да пожалуйста, – несколько запальчиво сказал Роман.

– Так, – устало потер лицо Андрей, – давайте абстрагируемся от нашей конкретной ситуации. Как вообще свергают королей?

– Выстрелом «Авроры», – быстро отозвался Роман.

– Малина!

– Что? Я, между прочим, серьезно. Варианта два: или революция, или заговор. Революция отпадает, а заговор мы и так уже организовали, осталось только довести его до победного конца.

– Заговор заговору рознь… – Андрей задумался. – Что у нас там было в царской России? Князь Иван, царевич Алексей… Это нам не подходит, они плохо кончили. Что еще? Дворцовые перевороты. Тоже нет, королевскую гвардию Гардии мы никак не перетянем на нашу сторону: они заколдованы или запуганы, да и мы не подберемся так близко к королю. Что еще?

– Еще были Стенька Разин и Емельян Пугачев, – подсказал Роман, просто так, без всякой задней мысли, мысленно перебирая все бунты, которые он изучал когда-то по истории.

Некоторое время Андрей молча смотрел на друга, а потом широко улыбнулся.

– Точно! – с энтузиазмом воскликнул Жданов. – То, что нужно?

– При чем тут Разин и Пугачев? – заинтересовался Александр.

– При том же, при чем и окраины, – возбужденно сказал Андрей и, встав с кресла, принялся мерить шагами комнату. – Пугачев, Разин, Лжедмитрий – все они начинали свои выступления на окраинах страны. Ну, хорошо, не совсем на окраинах, но все же подальше от столицы. Для нас это идеальная тактика. Что, неужели не понимаете? – спросил Андрей, увидев недоуменные лица Ромки и Сашки. – Это же элементарно. У недостаточно солдат, чтобы пытаться сражаться с королевской армией лоб в лоб, и, как правильно заметил Эклхаст, мы вынуждены будем хитрить и ловчить, чтобы победить. Divide et impera, разделяй и властвуй, универсальный принцип и великолепное решение для нас. Часть наших сил отправляется в какой-нибудь максимально удаленный от столицы приграничный район и рассредоточивается по нему, солдаты временно селятся в различных деревнях и городках. Они пускают слух, что появился предсказанный королем Генрихом избавитель. В смысле, тот, кто снимет проклятье со страны. Ты, Сашка, конечно, туда ни ногой, тобой рисковать нельзя, да и Эклахаст нам этого не позволит, но назначить кого-нибудь «спасителем отечества» – не проблема. Так вот, этот самый избавитель старается завербовать как можно больше местных жителей, пока к нему, под видом поверивших в него крестьян и ремесленников, медленно подтягиваются ранее осевшие в этой местности наши люди. Разумеется, о волнениях на границе узнает король и посылает туда свои войска. Но, думаю, немногочисленные, так, пару отрядов, утихомирить обнаглевшее население. Первую волну, так сказать. И нашей задачей будет наголо разбить эту первую волну во что бы то ни стало, причем без применения пороха, – Андрей замолк, ожидая от Романа и Сашки вопросов, которые не замедлили последовать.

– На кой черт?

– Элементарно, Ватсон. Когда королю доложат, что его войска разгромлены, а восстание не только не подавлено в зародыше, но, напротив, растет и ширится, он отправит на его усмирение еще больше сил. Вторую волну. И тогда на сцену выйдет порох, с помощью которая вторая волна будет уничтожена. Ну а пока внимание короля будет приковано к беспорядкам на границе, наши основные войска совершат марш-бросок на Аквилон и попробуют его захватить. Но даже если у них это не получится, они, по крайней мере, значительно продвинутся вперед, а потом к ним присоединятся остатки наших приграничных сил. Таким образом, мы ослабим королевскую армию, получим фору и создадим себе плацдарм для атаки.

– Это… это… – на этот раз Роман даже не нашелся, что сказать.

– Умнó, – озвучил его мысли Александр. – Но весьма рискованно и ненадежно. Что, если Уильям поверит в появление предсказанного пророчеством будущего короля настолько, что твоя «первая волна» окажется цунами?

– Тогда мы применим порох чуть раньше, только и всего. Минное поле с дистанционным магическим управлением будет весьма кстати. Они даже не успеют понять, что случилось.

Воропаев поморщился.

– Хочешь устроить кровавую бойню?

– Иначе ее устроят нам, – сухо отозвался Андрей.

– Что, если вместо всей своей конницы и рати, король пошлет наемных убийц, чтобы разобраться с соперником «без шума, без пыли»? Без лидера ни один мятеж долго не протянет.

– Значит, тому, кто будет играть предсказанного короля, придется быть очень и очень осторожным и постоянно держать при себе телохранителей. Еще вопросы?

– Да, у меня, – откликнулся Роман. – Только не вопросы, а так, штрихи к портрету. Положим, союзники настолько нами впечатлятся, что примут этот план – а он действительно хорош. С учетом его специфики, то есть использования пороха, кто-то из нас обязательно должен будет отправиться на границу, чтобы все проконтролировать, причем лучшего всего в качестве того самого «спасителя отечества».  А поскольку план твой, то козлом отпущения назначат тебя, как пить дать, так что морально готовься, вдруг с нами и впрямь согласятся. Это раз. И я предлагаю не рассказывать ничего Эклхасту до самого совета. Это два.

– Обоснуй, – бросил Александр, делая глоток вина.

– Во-первых, он с нами не слишком-то откровенничает: откуда ждет подмоги – не открывает, своими планами не делится, и вообще за людей нас не считает. Он не верит, будто мы можем придумать что-то дельное в отношении тактики и стратегии этой войны. Во-вторых, он наш план не одобрит и на совете не даст нам и рта раскрыть. «Кровавую бойню», как ты, Сашка, выразился, Эклхаст ни за что не санкционирует – это не в его моральных принципах.

Андрей покачал головой.

– Эклхаст нас живьем сожрет, если мы без его ведома выступим с этим на совете. К тому же, мы можем что-то упускать, а у него больше опыта и знаний.

– Ты не поверишь, – понизив голос, заговорщическим тоном сказал Роман, наклонившись к сидевшему напротив Андрею, – но я знаю кое-кого, у кого опыта и знаний – ненамного меньше, чем у Эклхаста.

Сообразив, кого имеет в виду Роман, Андрей нервно взъерошил волосы и едва удержался, чтобы не застонать.

– Она никогда на это не пойдет.

– Жданчик, в отношении Твоего Высочества ты на редкость необъективен, – весело заметил Роман. – Согласится, наверняка согласится. Ее здравый смысл всегда одерживает верх над чувствами.

– Так, стоп, – не дал высказаться уже открывшему рот Андрею Александр, – хотите спорить насчет душевной организации Миры – пожалуйста, но только не в моей комнате. А еще лучше – вообще не спорить, а прямо с ней поговорить.

– Точно. Именно так мы и сделаем, причем все вместе. Но попозже, потому что сейчас лично я собираюсь пойти вымыться, переодеться, поесть и хотя бы пару часов вздремнуть – ты не забыл, что нам ночью в караул?

Только после этих слов Андрей вдруг почувствовал, как от него разит потом и как он голоден. И как у него болят голень, в которую его ударил Эрскин из команды соперника, и плечо, в которое случайно врезался Михел, игравший в одной команде со Ждановым.

– Я «за», – поддержал Романа Александр. – Тем более что в данную минуту она вряд ли открыта для конструктивного диалога.

– Это почему?

По ухмылке Воропаева Андрей понял, что ответ ему не понравится.

– Да потому что ты познакомил этот мир с очередным продуктом нашей цивилизации, несмотря на настойчивые просьбы Миры этого не делать. Это, конечно, не порох, и лезть в бутылку как в прошлый раз она не станет, но пока на ее расположение я бы не рассчитывал.

– Она за нас болела и не сказала ни слова против.

– Она принцесса и не устраивает публичных скандалов.

– О боже, – застонал-таки Андрей. – Малина, я тебя убью?

– А я-то тут при чем? – возмутился Роман.

– Это все твои идеи! И порох, и футбол!

И тут Малиновский заржал, громко и обидно.

– Жданчик, Твое Высочество плохо на тебя влияет, у тебя появляются странные мысли, – сквозь смех сказал он. – Как будто я тебя заставлял или на аркане тащил. Расслабься, друг, футбол – это ерунда по сравнению с мировой революцией.

– Ссориться идите куда-нибудь в другое место. Да и вообще, валите-ка отсюда, – устало сказал Александр. – Я и так несколько дней в седле провел, а тут еще вы со своим футболом. Так что я – спать. С Мирой завтра все обсудим, на свежую голову.

– Разумно, так и поступим, – постановил Роман, не обращая внимания на недовольного Андрея, который даже приблизительно не представлял реакцию Миры на их очередное «новаторство» и при этом не мог не зайти к ней сегодня, а потому судорожно прикидывал, как будет оправдываться и надо ли в принципе это делать, ведь в футболе для здешней цивилизации нет ничего опасного.

Роман и Андрей ушли к себе – к вящей радости Воропаева, который хотя и перестал относиться к Жданову как к врагу, но долго выносить его присутствие на своей территории все же не мог, – а Александр, оставшись один, подумал, что нельзя не отдать своему несостоявшемуся зятю : план, придуманный им и впрямь был хорош, во всяком случае, в теории и на взгляд не разбирающегося в военной тактике Алекса. Правда, для его удачного воплощения на практике, если оно возможно, требовалась помощь профессионалов в военном деле и магов, но это уже другой вопрос. Главное, что теперь будущее представлялось Александру гораздо более определенным чем прежде, даже несмотря на то, что план Андрея, вероятно, и не примут… Впрочем, так говорила Воропаеву логика, а вот интуиция, та самая, которая почти напрочь отсутствовала у Миры, нашептывала, что у Жданова есть реальный шанс претворить в жизнь свой очередной безумный «прожект». И, принимая во внимание везучесть Андрея, у него все могло получиться.

* * *

Андрей давно уже перестал стучать в дверь, заходя к Мире. Не сделал он этого и сейчас, вызвав тем самым неодобрительный взгляд Шелли, которая складывала в сундук отрезы ткани, купленные Мирой в Брикберри. Впрочем, Андрей нравился Шелли, и поэтому ее неодобрение никогда не длилось дольше пары минут. Мира устроилась в кресле у окна, поджав под себя ноги, улыбнулась Андрею и сказала своей камеристке:

– Спасибо, Шелли. На этом все, ты свободна.

– Да, госпожа, – Шелли сделала реверанс, лукаво на него взглянула и покинула комнату.

– Как ты? – спросил Андрей, присел на корточки перед креслом Миры и взял ее руку, лежавшую на подлокотнике, в свою. Другую руку Мира опустила ему на голову и принялась ласково перебирать волосы, отчего Андрей почти что замурлыкал как кот.

– Жива. Но… я вдруг поняла, что становлюсь слишком старой для такого рода путешествий. Три дня в седле – и я уже ощущаю себя развалиной, хотя когда-то я с легкостью переносила и более долгие поездки.

– Если ты старая, то я тогда дряхлый старик, – хмыкнул Андрей. – Ты просто засиделась в Эшвиле, а до этого тебя испортили такое благо земной цивилизации, как общественный транспорт.

– Может быть, может быть. Но, увы, я все же не молодею. Мы добрались до Брикберри без происшествий, – резко сменила она тему, – и, думаю, Кира, Камилла и остальные спокойно доедут до Валендейла. У них слишком много охраны, чтобы кто-то посмел на них напасть.

– Хорошо. Ты очень злишься?

– На что? – не поняла Мира.

– На нас… на меня. За футбол.

– Уже нет. В свете сложившейся ситуации, полагаю, футбол не принесет много вреда моему миру… по крайней мере сейчас. Но если агрессивные футбольные фанаты начнут разносить города после проигрыша любимой команды, виноваты будете вы с Романом, – предупредила она шутливо, сознавая, что к тому времени, как Материке дело дойдет до чего-то подобного, никого из них – ни Андрея, ни Романа, ни самой Миры – уже не будет в живых.

– Зато мы, как прародители этой гениальной игры, станем самыми известными людьми Материка.

– Как это обычно бывает, ваши имена забудутся, останется только народная игра футбол, – усмехнулась Мира и встала с кресла, чем не преминул воспользоваться Андрей, чтобы притянуть ее к себе и поцеловать.

– Черт, как некстати, что я сегодня ночью в карауле, – с досадой сказал он через некоторое время и тут же вернулся к прерванному занятию, продолжив покрывать поцелуями ее шею и плечо и медленно, но верно спускаясь к груди.

– Угу, – пробормотала Мира, выгибаясь навстречу его губам, – удивляясь, как незаметно они передислоцировались на постель. – Тебе пора идти, – задыхаясь, сказала она минут через десять.

– Угу, – невнятно отозвался Андрей, не делая ни малейшей попытки отстраниться от нее.

– Андрей, я серьезно.

– Угу.

– Андрей! – Мира, запустившая пальцы в волосы Андрея, с трудом подняла его голову от своего живота, который он увлеченно целовал. – Тебе пора.

– Джерона нет, так что я могу немного опоздать, – легкомысленно сказал он, пытаясь снова опустить голову, но Мира не позволила ему это сделать.

– Не забывай, что Джерон лишь эрц-капитан замковой стражи, а капитан – Фрейн, и если ты сейчас опоздаешь, то потом  весь месяц каждый день будешь ходить в ночные дозоры – Фрейн тебе это легко устроит.

– Ладно, ладно, – проворчал Андрей, которого вовсе не устраивала перспектива на протяжении целого месяца не провести не одной ночи с Мирой. Он нехотя встал с кровати, поцеловал ее напоследок и собрался было отправляться на службу, но вдруг вспомнил, о чем он разговаривал ранее с Романом и Александром, и спросил: – Какие у тебя на завтра планы?

Мира слегка нахмурилась и села на постели.

– Никаких. Точнее, как обычно: урок с Алексом, урок с Альбертом, прогулка… А что?

– Да так, ничего, просто нам надо с тобой кое-что обсудить.

– Нам?

– Мне, Ромке и Сашке.

– Мне уже заранее страшно, – вздохнула Мира, подошла к Андрею и, обняв его, прошептала ему на ухо. – Завтра после обеда. И предупреждаю сразу: никаких пистолетов и баллистических ракет.

– Ничего такого, обещаю, - рассмеялся Андрей и, чмокнув ее в макушку, ушел.

Мира с нежностью посмотрела ему вслед и подумала о том, что не зря она решилась на отношения с Андреем: пока что, несмотря ни на что, они приносили ей гораздо больше радости, чем огорчения. Правда, это означало, что ее сердце наверняка будет разбито, когда он вернется на Землю, но об этом она будет волноваться и переживать потом.

* * *

Когда Мира выслушала план Андрея и сказала, утвердительно кивнув: «Это может сработать», Роман пожалел, что не поспорил со Ждановым, ведь он с самого начала был уверен, что Ее Высочество согласится на этот план.

– Так ты одобряешь? – изумился Андрей.

– «Одобряю», пожалуй, неверное слово, – прикрыв глаза, сказала Мира. – Я полагаю, что эта схема может помочь нам достичь поставленных целей: оттянуть часть королевской армии подальше от центра и от столицы, чтобы у нас появилось пространство для маневра, и постараться уничтожить как можно больше сил противника. Мне не нравится идея заманить в ловушку королевских солдат и устроить бойню. Я не одобряю подобные методы ведения войны. Но я понимаю, что это наш шанс на победу, возможно, единственный, и я поддерживаю этот план. Я также считаю, что Алекс прав в отношении того, как может пройти совет, а Роман – в том, что не следует до него говорить на эту тему с Эклхастом. И если он или кто-то из союзников предложит лучший вариант действий, я с радостью его приму. Что? – спросила она, заметив удивленный взгляд Андрея.

– Я был убежден, что ты не позволишь нам озвучить это на совете, – честно признался Андрей.

– Через пару лет после того, как мой брат взошел на престол, он казнил графа Марсдена, который организовал против него заговор, – с тяжелым вздохом сказала Мира. – Кстати, скорее всего, наш наэрийский Марсден был в родстве со здешним бароном Марсденом, другом и союзником Эклхаста, но это так, к слову. Так вот, брату было тяжело принять это решение, и я была одной из тех, кто считал, что эта казнь нужна, оправдывал ее и приводил многочисленные аргументы «за» нее. На самом деле, можно было лишить графа титула и земель и посадить в тюрьму до конца его дней,  казнь была не столь уж обязательна. Но стране требовалось продемонстрировать, что у молодого короля твердая рука и несгибаемая воля, и нам это удалось. Я не горжусь этим, но и не стыжусь – в то время это было необходимо, как в нашей теперешней ситуации нам необходимо выиграть грядущую войну, и если у нас не будет другого выхода, – а я его не вижу, – я пойду на кровавую резню. И не только. Чего я не приемлю, так это убийство невинных, мирных жителей. Что до солдат… «На войне, как на войне» – так говорят на Земле, а у нас так действуют. И как бы мы все к этому ни относились, нам, увы, придется с этим смириться, – закончила она невыразительным голосом, и все трое мужчин поняли, что хотя она и старалась казаться равнодушной и рациональной, ей была противна мысль о том, что им придется совершить, для того, чтобы добиться своего. Как, впрочем, и им.

Роман молча протянул Мире руку, которую принцесса крепко пожала. Андрей тут же положил на их соединенные в рукопожатии руки свою ладонь и, после секундного колебания, Александр последовал его примеру. У них у всех хватало разногласий, но в одном они были единодушны – только что они все для себя окончательно решили, и будут отстаивать это решение до конца, что бы не случилось.

Роман собирался было пошутить по поводу того, как смешно они выглядят, подражая бесстрашным героям дешевого боевика, но почему-то передумал.

* * *

Разговор с Андреем, Романом и Алексом дал Мире пищу для размышлений, и, зная, что Альберт увлекается историей, о том, что ее заинтересовало – как проходит официальная процедура коронации короля Гардии, – Мира, во время их очередной прогулки по парку, решила спросить именно у него.

– Вас устроит краткий рассказ или выдержите подробный? – с легкой улыбкой поинтересовался Альберт.

– Подробный, пожалуйста.

– Хорошо. Коронация, прошедшая по всем правилам, будет иметь законную силу, только если прежний король уже официально не имеет власти. Это возможно при трех обстоятельствах: если он умер, если отрекся от престола или если его отлучили от власти. Но последнее сложно осуществить, к этой процедуре не прибегали уже многовеков, хотя ее никто отменял. Черное десятилетие, последовавшее за уходом Древних, было полно хаоса и неразберихи, и каким-то образом правящая династия Гардии времен Древних прервалась. Сохранилось мало свидетельств о том, что происходило в стране в те годы… достоверных свидетельств, но насколько нам удалось понять, поначалу страной руководила группа наиболее могущественных и богатых аристократов, но, кажется, их совместное правление было не слишком эффективным, и они выбрали из своего круга нового короля Гардии, Генриха I. Однако при этом они законодательно постановили, что если тот не будет справляться со своими обязанностями, если он окажется плохим королем, то Королевский совет – так называли себя эти аристократы – может своим единогласным решением отлучить его от власти. Правление Генриха I у Совета никаких нареканий, к тому же у него были хорошие отношения с его членами. А вот преемник Генриха I, его сын, памятуя о том, что Совет может лишить его трона, сделал все, чтобы минимизировать эту угрозу: часть членов Совета он отправил в опалу, часть – рассорил, чтобы они никогда не достигли согласия ни по одному вопросу, включая отставку короля. После того, как он умер, мало кто помнил о том, что мог, а чего не мог Совет, тем более что его потомки – а членство передавалось, да и до сих пор передается по наследству – были разбросаны по всей стране и почти не появлялись при дворе. Но несмотря ни на что, Совет не был расформирован, у короля просто не было таких полномочий, и даже если бы он издал такой указ, он был бы незаконным. Более того, это дало бы повод Совету сместить короля, и, подозреваю, ради этого члены Совета собрались бы вопреки всем противоречиям и трудностям. Так что в настоящее время теоретически можно прибегнуть к этому способу, чтобы отобрать трон у действующего короля, но на практике это почти нереально.
Устроить самоотречение короля гораздо проще, неважно, добровольно он пойдет на это или под принуждением, ему достаточно произнести ритуальную фразу в присутствии свидетелей, и все.
Что до коронации, то тут все сложнее. В то же Черное десятилетие в Гардии был сформирован первый и единственный не магический орден королевства, тогда еще безымянный, чьей главной задачей было сохранить обычаи и традиции страны и ее историю. Первым настоятелем Ордена стал один из членов Королевского совета, Ансельм Эберли, в честь которого Орден потом назвали Орден Ансельма Молчаливого, и на плечи которого легло проведение коронаций, свадеб и похорон в королевской семье и тому подобные вещи. Глава Ордена также следит за порядком престолонаследия, а в архивах Ордена хранятся генеалогические древа всех аристократических семей страны. Коронация признается проведенной в законном порядке, если ее проводил настоятель Ордена с соблюдения всех ритуалов. Боюсь, я не могу сейчас в деталях  описать всю церемонию, могу только сказать, что она занимает около часа и на ней королю должны надеть парадную корону гардийского королевского дома.

– Подождите, но если Орден Ансельма ведал порядком престолонаследия, то как его глава мог короновать Фредерика, а потом и Мартина, и Фрэнка, они ведь были узурпаторами?

– И при этом – наследниками ими же убитого Генриха. Когда Фредерик заявил о своих претензиях на трон, никто из прочих законных наследников не оспорил его притязания, и главе Ордена Ансельма ничего не оставалось, кроме как короновать того из принцев, который пожелал быть королем. То же было и с Мартином, и с Фрэнком.

– Ясно. А известно, где сейчас находятся потомки тех, кто входил когда-то в Королевский совет?

– Если и известно, то только ограниченному кругу людей, связанных с королем. Я вообще не уверен в том, что они еще остались, с Черного десятилетия минуло слишком много веков.

– Понятно… – некоторое время Мира размышляла обо всем, что услышала от Альберта, а потом спросила: – Альберт, а вы можете показать мне все, что есть в Эшвиле по Королевскому совету и порядку престолонаследия? В частности, меня интересуют все документы, связанные с основанием совета и его полномочиями.

– Конечно. Когда-то меня очень интересовала эта тема, и у меня есть копии материалов по ней, оригиналы которых хранятся королевском архиве… Титул принца гарантирует некоторые привилегии.

– Спасибо, я буду очень признательна. Да, и еще: вероятно, мне еще придется попросить вас о помощи, и это станет более сложной задачей, чем сейчас, но в этом я смогу рассчитывать только на вас.

– Я сделаю, все что, в моих силах, – торжественно пообещал Альберт. – И даже больше, если понадобится.

– Не сомневаюсь, – широко улыбнулась Мира, в который раз убеждаясь, что Альберт – милый и отзывчивый юноша.

* * *

На следующий день после этого разговора Миры и Альберта уехал домой Бернард. А вечером того же дня выпал первый снег, к утру укрывший Эшвиль толстым белым покрывалом, которое приглушало все звуки и превратило замок и Эшвиль-лог в тихое сонное царство. Зима вступила в свои права – впервые за тридцать лет в декабре, как ей и положено.

* * *

Валендейл – главная резиденция Ордена Виктории Милосердной располагалась на самом высоком холме Гардии – Дейлоре, по соседству с которым возвышались два других холма – Миш и Трезнор. Эти три холма образовывали так называемый Дейлорский треугольник, в центре которого лежала долина Рамени, чьи жители находились под покровительством Ордена.
Изящный четырехбашенный замок, один из красивейших в стране, магически был защищен не хуже королевского и мог выдержать и яростный штурм, и длительную осаду. Впрочем, у Ордена никогда не было врагов, желающих пойти на такое, и не столько потому что в него входили сильные маги и волшебники, сколько по той простой причине, что Орден никогда не занимался политикой.
Добраться до Валендейла на лошадях или в карете можно было по одному единственному пологому склону, остальные были чересчур отвесными. Когда-то в Гардии было весьма популярно строить замки на различных возвышенностях, пока не выяснилось, что никакое, даже самое стратегически выгодное, месторасположение не поможет, если на замок нападут боевые маги, а иметь своих сильных дáров для охраны было не по карману многим владельцам замков.
Разглядывая из окна кареты Валендейл, Кира пыталась примириться с мыслью о том, что на ближайшие несколько месяцев обитель  Ордена станет ее домом. Расставаться с Эшвилем и его обитателями было неожиданно тяжело – Кира к ним не только привыкла, но и привязалась, к тому же у нее было неспокойно на сердце из-за брата: как он там без нее? Но Кира уже усвоила, что в ее положении делать то, необходимо, а не то, что хочется, – залог выживания. И потому она будет жить в Валендейле столько, сколько потребуется. Кроме того, Кира сознавала, что пребывание здесь может много ей дать в плане познания и развития своих магических способностей.
Элегантный, если это слово вообще применимо к зданию, замок со стрельчатыми окнами и строгими линями был полной противоположностью массивному и громоздкому Эшвилю, и Кире вдруг стало интересно, как выглядит родовое гнездо Бернарда. Возможно, когда-нибудь ей удастся это выяснить. За Бернарда Кира волновалась не меньше, чем за Сашку, если не больше. Последний, по крайней мере, в ближайшее время не покинет пределы Эшвиля, и за ним будут присматривать – и Мира, и Эклхаст, и многие другие, а вот Бернард вскоре отправится в очередную опасную поездку, и его в любой момент могут ранить или убить. Эта перспектива приводила Киру в отчаяние. Забавно, что всех самых важных мужчин в жизни Киры, таких разных и непохожих друг на друга, включая Сашку и Андрея, объединяло одно: они были чертовски упрямы и шли к своей цели, сметая на своем пути все преграды, напролом. И удивительно, как быстро  и незаметно Бернард перешел из разряда «случайный знакомый» в категорию «близкий человек», быстро миновав стадию «просто любовник». Это было тем более странно, учитывая историю отношений Киры с Андреем, и глупо – с Бернардом у Киры не было будущего. Но Кира решила, что пусть все идет, как идет, и будь что будет.

Карета преодолела крутой подъем и остановилась у высоких кованых ажурных необыкновенной красоты ворот.

– Этим воротам более трехсот лет, – заметив восхищение в глазах Киры, сказала Камилла, выходя из кареты. – Согласно легенде, ее лично выковал племянник Виктории Милосердной, принц Иллийский, искусный в кузнечном деле, в благодарность за спасение его и всей его семьи. Когда их устанавливали, Виктория сказала: «Пока будут стоять эти ворота, будет стоять и Валендейл, гордый, неприступный и непобедимый». При этом на ворота не было наложено ни единого заклинания. К счастью, нам пока еще ни разу не представился случай проверить, верны ли слова Виктории. Идем, я познакомлю тебя с настоятельницей, если она хорошо себя чувствует и в состоянии принимать гостей.

Но в тот день с главой Ордена Кира так и не встретилась, как, впрочем, ни на следующий день, ни через день. Савиния Эррит, настоятельница Ордена Виктории Милосердной, была уже очень стара и немощна, но освободить ее от занимаемого поста могло либо ее добровольное отречение, либо смерть. Уходить Савиния не желала, а точнее – не думала об этом, ведь у нее имелась толковая и преданная Ордену помощница. Камилла уже больше десяти лет фактически руководила Орденом, и настоятельницу это более чем устраивало.

После несостоявшейся аудиенции у Савинии Камилла, которую ждали дела, перепоручила Киру заботам одной из сестер Ордена, Джейне, и ретировалась в свой кабинет.

Основной задачей Ордена была помощь людям, и несмотря на то, что он в специализировался в основном на лечении, это было не единственным, чем он занимался. По большей части в Орден входили незамужние или овдовевшие женщины, однако никаких препятствий для вступления в него мужчин или замужних дам не было. Но так уж сложилось. Отчасти это объяснялось тем, что связанные семейными узами люди не могли отдать всех себя бескорыстному служению обществу. А оно процентов на семьдесят действительно было бескорыстным – Орден не брал плату за врачевание, но его члены никогда не отказывались от денег или иных материальных ценностей, если их пациентам хотелось отблагодарить своих докторов, которые часть этого вознаграждения отдавали в казну Ордену. Помимо этого у Ордена были и другие источники доходов, например, щедрые пожертвования, а также выручка от продажи различных амулетов и талисманов и от оказания некоторых услуг, не связанных с врачебной деятельностью.
Кроме Валендейла у Ордена имелось еще две крупных резиденции – Алистар, стоявший на берегу Белого озера, и Гринвилль, расположенный недалеко от Карáды, второй столицы Гардии, и несколько мелких, разбросанных по всей стране.

– Вот, отныне это ваша комната, – сказала Кире Джейна, приведшая ее в один из коридоров Западного крыла замка. – Ваша соседка сейчас работает в саду, и, полагаю, вы увидите ее через несколько часов. Уверена, она вам понравится, Кристи очень милая девушка, – Джейна слегка улыбнулась. – Завтракаем мы с восьми до половины девятого, обед – в два, ужин – в семь. Обо всем остальном вам расскажет госпожа Камилла. Добро пожаловать в Валендейл.

«Чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что вы в гостях», – мысленно добавила Кира.

Глава 19. Предгрозовая тишина

Два месяца, прошедшие с момента отъезда из Эшвиля Киры и Бернарда, запомнились Андрею изнурительными тренировками, долгими зимними холодными вечерами, которые он просиживал в библиотеке, и временем, проведенным с Мирой. Тренировки, надо заметить, были добровольными: до начала боевых действий, Андрею нужно было прийти в очень хорошую форму. Все имеющиеся в библиотеке книги по тактике и стратегии, а также по истории, описывающие различные сражения, он прочитал по два–три раза. Ну а с Мирой Андрей виделся не так часто, как ему хотелось, но все же чаще, чем он ожидал – в связи с увеличением численности гарнизона Эшвиля, стражники дежурили реже, чем прежде. В общем и целом эти два месяца прошли не так уж и плохо, хотя томительное ожидание грядущего совета и того, что будет после него, – войны, если, конечно, до нее дойдет дело, определенно не улучшало Андрею настроение. По словам Миры, существовала вероятность, хотя и весьма призрачная, что им удастся посадить Сашку на трон без излишнего кровопролития, но ни сама Мира, ни Андрей с Романом в это не верили. На чем основывались ее предположения о мирном исходе всей этой истории Мира не говорила, ссылаясь на то, что ей еще надо кое-что уточнить и проверить.

Жизнь в зимнем Эшвиле, тихом и сонном, укутанном в толстое снежное покрывало, начала казаться по натуре деятельному Андрею одним сплошным днем сурка. Его, привыкшего уже к Материку и Гардии и освоившегося в Эшвиле, больше не удовлетворяла роль простого стражника, чья обязанности, к тому же, были сокращены. Джерон, чтобы не возбуждать подозрений, вынужден был распределить обязанности ста пятидесяти с лишним солдат, прежде составлявших гарнизон Эшвиля, между уже более чем тремястами стражниками. Андрей был охвачен жаждой деятельности, он просто не мог торчать в замке и не делать ничего полезного (дозоры и караулы были не в счет, они, скорее, являлись данью традиции, чем настоящей необходимостью, – в обозримом будущем нападать на Эшвиль никто явно не собирался), да к тому же в положении подчиненного, а не начальника. Но, увы, ему нечем было заняться, кроме службы. Эшвиль определенно не был «Зималетто», и здесь Андрей не мог командовать и руководить. Впервые  в сознательной жизни стать никем… что же, это тоже был опыт, хотя и не слишком приятный. И, пожалуй, если бы не Мира с Романом, которые терпели дурное настроение Андрея и не обращали внимания на его ворчание и вспышки раздражения, Жданов точно сошел бы с ума. Правда, Роману также приходилось нелегко: ему, как и Андрею, от скуки сводило челюсти, и он поскучнел и растерял часть своей былой жизнерадостности, но все же старался не раскисать и шутить надо всем, чем мог.

А у Воропаева вдруг появилось хобби. Как именно это произошло, Андрей был не в курсе, он тогда уезжал на пару дней с отрядом своих братьев-стражников, чтобы разобраться с очередной бандой разбойников, засевших на дороге в Брикберри. Когда они вернулись, Жданов к своему удивлению узнал, что Сашка теперь частенько наведывается в кузницу и не просто наблюдает за работой кузнеца, тáна Стерлинга, и его подмастерьев, но и активно им помогает. Выяснять, что за блажь пришла Воропаеву в голову, Андрей не стал, – как говорится, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. Пока Сашка ковал подковы и сковородки – ну, или что там куется в замковой кузнице, – он находился в хорошем расположении духа и никого не доставал, что вполне всех устраивало. Более того, Мира сказала, что после этого у него лучше идет обучение премудростям магии, чему Андрей не мог не порадоваться, потому что это означало, что Сашка, будучи прилежным учеником, не действовал на нервы своей учительнице, а спокойствие Миры было важно Жданову не меньше своего собственного.

По утрам Мира по-прежнему занималась магией с Алексом, затем брала уроки гардийского языка у Альберта (по заверениям последнего, она уже почти свободно изъяснялась на гардийском, но Мира не была бы Мирой, если бы не стремилась к совершенству), после которых они с младшим Эклхастом гуляли в саду, а после обеда она несколько часов проводила в библиотеке за книгами и манускриптами, исследуя какой-то вопрос, вероятно, касающийся мирного урегулирования ситуации с коронацией Воропаева. Все оставшиеся часы она посвящала Андрею, если тот был свободен (а если нет, то она работала над каким-то магическим проектом, о котором также не рассказывала Жданову, обещая сделать это сразу же, едва у нее все получится. Если получится). Сначала Андрей был растерян, не вполне понимая, как можно ухаживать за девушкой в отсутствие ресторанов, театров, кино и прочих развлекательных мест, а также цветочных палаток, круглый год продающих свежие цветы. Но, с другой стороны, это был увлекательный вызов, который делал жизнь Андрея лишь интереснее, и в итоге Жданов не жалел ни сил, ни денег на то, чтобы разыскивать в городских лавках оригинальные вещицы в подарок Мире, отыскивать в округе самые места, откуда лучше всего наблюдать за закатом или рассветом (хотя зимние закаты и рассветы были не так хороши, как летом, в них было свое очарование) или устраивать в ее комнате романтические вечера при свечах (ну и что, что никакого другого источника освещения в Эвишле не было? Камин – не в счет, но около него было замечательно сидеть промозглыми вечерами и просто разговаривать).
Они по-прежнему не обсуждали свои чувства друг к другу и никак не называли то, что было между ними. Дружба? Да, несомненно, но вместе с тем – нечто большее. Секс, влечение? Тоже да, но, безусловно, не только. Уважение, симпатия, привязанность – само собой, но было что-то еще, что включало в себя все это и многое другое, но и Андрей, и Мира запрещали себе думать об этом. Им было хорошо вместе, и они не хотели ничего усложнять. Бóльшая часть обитателей замка особого внимания на их роман не обращала, для них он был прошедшим днем, поскольку они всласть насплетничались о нем еще до того, как он начался, но Эклхаст был не столь снисходителен. Он, всегда бывший в курсе всего, что происходило в его замке, точно знал, когда отношения Андрея и Миры изменились и перешли на принципиальной иной уровень, и ему это не нравилось, потому что такое поведение было неподобающе как для принцессы Наэрии, так и для честного порядочного мужчины. Но не в свое дело Эклхаст не вмешивался и лишь бросал на них неодобрительные взгляды, когда видел их вместе.
В общем и целом Андрей был невероятно рад, когда маркиз наконец объявил, что через две недели состоится встреча с союзниками, на которой будет решено, как им поступить дальше.

* * *

Александр и сам не понимал, что привело его в замковую кузницу. Наверно виной всему было неуютное чувство одиночества, навалившееся на его с отъездом Киры. Она была единственным по-настоящему близким ему человеком в Эшвиле, хотя, если посчитать, когда Кира жила в замке, они с братом не так уж часто и общались. Но все равно, у Алекса было четкое ощущение того, что его все бросили и он остался совсем один. Он сознавал, насколько это глупо и жалко, но ничего не мог с собой поделать и злился на самого себя. Кроме того, помимо магии и чтения Воропаеву нечем было заняться, и это, мягко говоря, его не радовало. Да, на Земле у него не было близких друзей, но, тем не менее, у него имелись приятели, с которыми он мог сходить в клуб или, к примеру, поиграть в пейнтбол, иными словами, расслабиться и приятно провести досуг. Здесь же ни на что подобное рассчитывать не приходилось, и от безделья Алекс уже готов был лезть на стену. Было и еще одно обстоятельство, нарушающее его душевное равновесие: после того происшествия с так и не пойманной ведьмой-фальшивомонетчицей и ее внуком, которого Воропаев едва не убил, в Александре что-то… нет, не сломалось и не надломилось, просто перевернулось. Не на все сто восемьдесят градусов, это было бы для него чересчур, но достаточно, чтобы поменять его точку зрения на некоторые вопросы. Не то что бы он окончательно смирился с тем, что ему придется бороться за трон Гардии и навсегда здесь остаться, не имея возможности вернуться домой, но он привык к этой мысли настолько, что она больше не омрачала его жизнь так, как раньше, хотя и не вызывала радости. Но несмотря на то что теперь будущее виделось ему не в таких мрачных красках, Алексу все же недоставало уверенности в завтрашнем дне и определенности. Вот почему ему вдруг вспомнился кузнец-прорицатель из деревушки Сантры… Разумеется, было бы нелепо предполагать, что здешний кузнец, Грэм Стерлинг, также окажется ясновидящим, но это не остановило Александра от похода в кузницу. Он заглянул туда как раз в тот момент, когда там шла кипучая деятельность – помимо текущей работы у кузнеца с подручными был и особый заказ маркиза: изготовление мечей для предстоящей войны. Сначала Воропаева едва не сбил с ног один из подмастерьев, тащивший Стерлингу какую-то железяку, затем – второй, тащивший другую железяку уже от Стерлинга и обругавший Алекса за то, что тот всем мешается. Алекс, вместо того, чтобы огрызнуться в ответ, неожиданно для себя предложил помочь и уже через секунду об этом пожалел, но отступать было некуда. Кузнец ухмыльнулся, но помощь принял: отчасти – чтобы поставить Алекса на место (ишь ты, заявился как к себе домой), отчасти – чтобы повеселиться (видно же, что у господина мага руки растут из того места, откуда у нормальных мужиков ничего расти не должно), отчасти – потому что Стерлингу не хватало людей, а с обязанностями подай–принеси Воропаев, может, и справится. Он и справился. И не только с ролью мальчика на побегушках – Стерлинг, рассмотрев, что у Алекса, оказывается, сильные руки и есть голова на плечах, сделал его своим подмастерьем. Так Воропаев получил занятие, которое отнимало у него ровно столько времени и энергии, чтобы их не оставалось на размышления обо всем, что его тревожило, кузнец – еще одного помощника, которому, к тому же, не надо было платить, а Мира с облегчением вздохнула.

* * *

Бернард задержался в родном доме, замке Гервин-холл, несколько дольше, чем намеревался: никакой, даже самый лучший управляющий, не мог заменить хозяина, если тот, конечно, был заинтересован в процветании своих земель, а Бернард, невзирая на его частые отлучки, был хорошим хозяином. Целый месяц он от рассвета до заката занимался делами: объезжал свои владения, проверял счета, разбирался с жалобами вассалов и арендаторов и проводил суды по вопросам, которые находились в компетенции землевладельцев. Бóльшая часть уголовных преступлений расследовалась и судилась королевскими органами защиты правопорядка, а гражданские иски и мелкие преступления были отданы на откуп феодалам. Однако в сложившейся ситуации его обязанности как одного из членов и организаторов заговора перевешивали его долг маркиза и собственника обширных земель, и потому спустя месяц после своего возвращения домой Бернард снова покинул Гервин-холл. Он направился, как и собирался, на северо-запад, к иллийской границе страны, чтобы встретиться со своими тамошними знакомыми, выяснить, какие настроения царят на окраинах и попытаться подготовить почву для будущего перехода местных жителей на сторону повстанцев, не говоря при этом ни слова ни о планируемом восстании, ни о снятии с Гардии проклятья. За месяц он успел сделать не так уж много, трудно было пока судить, удалась его миссия или нет, но Бернарду все же казалось, что он преуспел.

О своих успехах на ниве вербовки и агитации он писал дяде, обо все остальном, что происходило в его жизни, – Кире, и писем, адресованных последней, было гораздо больше, чем сообщений, отправленных Эклхасту.

* * *

– Не люблю зиму, – с несчастным вздохом сказала Кристи, кутаясь в шерстяную шаль.

В комнате жарко горел камин, но Кристи все равно было холодно, – она всегда была мерзлячкой.

– Да, я тоже, – кивнула Кира и, подняв голову от книги, которую читала уже больше двух часов, потянулась.

Кристи была соседкой Киры по комнате. Среднего роста (хотя, по наблюдениям Киры, среди женщин Материка высокие встречались редко), с большими серо-голубыми глазами, пухлыми губами и копной кудрявых белокурых волос, она была… для ее описания Кире на ум приходили исключительно слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами: миленькая, умненькая, славненькая. И все они соответствовали действительности. Впервые увидев ее, Кира с ужасом подумала, что эта девица, больше всего напоминающая изящную фарфоровую куклу, окажется несносной и глупой болтушкой. Но, к счастью, она ошиблась. Довольно словоохотливая Кристи умела молчать, особенно когда это было необходимо, никогда не лезла Кире в душу, не выпытывала у нее подробности ее жизни, и с ней легко было общаться. Фамилия ее оставалась для Киры загадкой: сама Кристи при первой их встрече ее не назвала, а остальные члены Ордена, за исключением Камиллы, ее попросту не знали. И она не была дáром, в ней не имелось ни капли магии. По словам самой Кристи, ее мама умерла, когда единственной дочери было тринадцать лет, а отец, зажиточный купец, так и не женившийся второй раз, скончался три года назад – он разорился, и его сердце этого не выдержало. Кристи осталась совсем одна, без родных, дома, и Камилла, давно знавшая их семью, предоставила девушке приют в Валендейле. Каким образом принцесса Гардии и предстоятельница Ордена Виктории Милосердной познакомилась и много лет дружила с простым купцом, пусть даже и богатым как Крез, и каким образом дочь этого купца выросла такой хорошо воспитанной и образованной девушкой, Кира не представляла (хотя, возможно, в этом мире социально-культурная дифференциация разных слоев населения была не такой значительной как когда-то на Земле в Средневековье), все это вызывало у Воропаевой определенные подозрения, которые, впрочем, она держала при себе.

Страстью Кристи было выращивать цветы, которые до ее появление в Валендейле в замковом саду не водились («Ни единой розочки, ни одного тюльпана!»), но с наступлением зимы, она занимала себя рукоделием или музицированием. Но ни то, ни другое не увлекало девушку настолько, чтобы посвящать этому все время. Чтение она не слишком любила, к тому же библиотека Валендейла не могла похвастаться наличием художественной литературы, к прогулкам не располагала погода, а безделья Кристи не выносила – все это привело к тому, что она стала ненавидеть зиму. Кира разделяла ее чувства, но лишь потому что не любила холод.

Что до Киры, то ей некогда было скучать – учеба отнимала все ее свободное время. Но, вопреки ее опасениям, она давалась ей не так тяжело, как она боялась, даже несмотря на то, что многие книги, по которым она училась, были написаны на чудовищном языке – архаичном и громоздком. Кира никогда не могла похвастаться страстью к учебе, и все те хорошие оценки, которые она неизменно получала сначала в школе, а затем в институте, были результатом ее усидчивости и образа послушной дочери и «золотой девочки». Однако сейчас знания, подобно полноводной быстрой реке, казалось, сами текли ей голову, и Кира с нетерпением и готовностью окуналась в них, усваивая все, что от нее хотели ее наставницы, и даже больше. Практические же занятия – зельеделье, различение лекарственных растений, чароплетство (так в Ордене называлось искусство накладывания заклинаний и в особенности – их цепей и комплексов) и вовсе не представляли для нее труда. А вот с медицинским аспектом ее обучения все было не так просто: Кира, убежденная, что профессия доктора – одна из самых сложных в мире, опасалась, что рано или поздно совершит ошибку, которая будет стоить жизни какому-нибудь ее будущему пациенту, и поначалу этот страх мешал ей сосредоточиться на освоении медицинских знаний. Впрочем, вскоре Кира поняла, что земные врачи и гардийские врачи – это две огромные разницы, чего, в общем-то, и следовало ожидать, и ее неуверенность и нервозность исчезли. Доктора Материка неплохо знали анатомию человека, и для этого им, к счастью, не пришлось тайком воровать из могил свежие трупы, как когда-то их земным коллегам, – книги, написанные во времена Древних, подробно освещали этот вопрос, да и к тому же почти на всей территории Материка покойных не хоронили, а кремировали. Когда же дело доходило непосредственно до болезней и их врачевания, то картина уже была не такой радужной: никаких древних трактатов на эту тему не сохранилось, и зачастую целители лечили не саму болезнь, а ее симптомы, или же бездумно применяли зелья и настойки, рекомендованные в редких еще уцелевших медицинских энциклопедиях Древних, не имея представления, чем вызвана болезнь и не принимая во внимание индивидуальные особенности организма того или иного больного. Выяснив это, Кира почувствовала себя, мягко говоря, неуютно, но, разумеется, такая «система здравоохранения» была лучше, чем ничего.

– Интересно, когда зима кончится? – зябко поежилась Кристи.

– Надеюсь, как ей и положено, через полтора месяца, – отозвалась Кира, встала из-за стола и посмотрела в окно, которое выходило в небольшой внутренний дворик, сейчас занесенный сугробами – последние пару дней снег шел не переставая.

– Хотелось бы, – снова вздохнула Кристи. – Но ведь теперь никогда не знаешь, когда кончится зима и начнется весна. Дед рассказывал, что раньше все было совсем по-другому, и люди точно знали, что в июне наступит лето, и оно будет длиться три месяца, а за ним последует осень, а за зимой – весна. В детстве я считала, что он рассказывает мне сказки, – слегка улыбнулась девушка. – Но в этом году что-то изменилось… Вдруг все скоро наладится само собой и проклятье рассосется? Или вообще никакого проклятья не было: может, это все происки врагов?

Кира лишь пожала плечами в ответ: вопрос был риторическим, да и к тому же, что она могла сказать? Что ей точно известно не только как и кем проклятие было наложено, но и кто и как будет его снимать? Этого Кира сделать не могла.
Решив, что разговор исчерпан, Кира собралась было вернуться к чтению, но тут в дверь постучали, и в комнату зашла Джейна  – сестра Ордена, с которой Воропаева познакомилась в день своего приезда в Валендейн. Вообще в замке жило не так уж много членов Ордена: помимо восьми целительниц, пользовавших население долины Рамени, там обитали в основном те орденцы, кто не занимался врачебной практикой на постоянной основе (еще или уже), то есть настоятельница Савиния и Камилла; ученики и ученицы, намеревавшиеся войти в Орден (как правило это были совсем еще молодые дáры); около десятка колдуний и волшебниц, выращивающих целебные растения в саду и парниках Валендейла; примерно столько же сестер Ордена, готовивших зелья, настойки, бальзамы и прочие лекарства; несколько волшебниц, мастеривших всяческие амулеты, вещи–хранилища магической энергии и все в том же духе; дюжина боевых магов–охранников; библиотекарь–архивариус и ее помощницы, а также пять–шесть дáров разных уровней, которые занимались теоретической магией и искали новые рецепты зелий. Челядь, которая отвечала за уборку замка, стряпню, стирку–глажку и прочие хозяйственные дела, в Орден не входила. Помимо постоянных обитателей замка, в Валендейле то и дело гостил кто-то из членов Ордена, заехавший в главную его резиденцию по делам: посоветоваться относительно какого-нибудь пациента или взять редкое зелье. С наступлением зимы, когда многие дорогие оказались непроходимы, подобные визиты обычно значительно сокращались, и в последний месяц в замке не было никого из посторонних, только «свои». И у Джейны, одной из этих «своих», было такое обеспокоенное выражение лица, что у Киры екнуло сердце: что-то стряслось. С Сашкой? С Андреем? С Ромкой или Мирой?

– Кира, Камилла собирает нас всех в Церемониальном зале, – сказала Джейна и добавила взглянув на Кристи: – Нет, Кристи, тебе идти не надо, это дело членов Ордена… и дáров.

Да, что-то явно произошло. Что-то очень и очень нехорошее. Но, с счастью, ни с кем из родных и близких Киры.

* * *

– В долине началась эпидемия черной лихорадки, - без предисловия сказала Камилла, едва все сестры Ордена, за исключением Савинии и двух волшебниц-целительниц, собрались в Церемониальном зале – самом большом помещении Валендейла.

По залу пронесся шепот, который Камилла остановила взмахом руки. Кира вспомнила все, что она выучила о черной лихорадке и вздрогнула. Она совершенно не разбиралась в земных болезнях вроде чумы, оспы или тифа, но уже знала, что местные черная лихорадка, красноглазка и язвенная морь (скорее всего – та же оспа) – не менее опасны и, как и их земные «товарищи», могут выкосить половину жителей Гардии, если не больше. До сих пор этого удавалось избежать только усилиями Ордена Виктории Милосердной, изо всех сил борющегося с эпидемиями.

– Два дня назад мне пришло письмо от Эстри Надир, ведьмы из Веспена, – Веспеном называлась небольшая деревушка у подножия холма Миш. Из-за близости Валендейла в долине обитало гораздо меньше деревенских ведьм и волшебниц, чем в других густонаселенных районах Гардии, и в основном они лечили самые простые заболевания, оказывали экстренную помощь или брались за те случаи, от которых неизменно отказывались члены Ордена. Нет, не сложные, запутанные или безнадежные, а просто сомнительные с точки зрения морали, нравственности, а зачастую и закона. – В нем она утверждала, что в деревне есть несколько больных черной лихорадкой. Я оправила туда Лиллит и Меган, чтобы они все проверили… Час назад я получила от них ответ: в Веспене слегло уже полдеревни, то же самое творится в соседней Нагве. На позапрошлой неделе обе деревни гуляли на большой свадьбе, там же присутствовали родственники жениха и невесты со всей долины, так что… – Камилла не договорила, но все было и так ясно: Рамени будет охвачена эпидемией как сухостойный лес огнем – быстро и страшно.

Первым проявлением черной лихорадки (Кире понятия не имела, есть ли на Земле ее аналог) была несильная ноющая головная боль, гнездившаяся в районе висков и затылка. Она длилась всего один день, и, казалось, бесследно проходила, и когда через сутки на больного нападал приступ безудержной мучительной рвоты, тот уже и думать забывал про головную боль. А когда его, после многих часов рвоты, одолевал кашель, то это казалось ему вполне нормальным. Однако кашель этот не прекращался и на следующий день, и через день, больному, у которого держалась высокая температура и по всему телу высыпала темно-красная, почти черная, сыпь, становилось все труднее и труднее дышать, а затем кашель становился кровавым, и это свидетельствовало о том, что жить бедняге осталось максимум сорок восемь часов. На этой стадии болезнь уже практически не поддавалась лечению.

– Нам понадобятся все силы, чтобы не допустить распространения эпидемии за пределы Рамени, – делано спокойным тоном продолжила Камилла, когда все находящиеся в зале «переварили» информацию. – Я, Гейл, Джудит, Мариса и Лина отправляемся сегодня в Веспен и Нагву. Мария, Кристи, – вы в Радин, там живут несколько человек, побывавших на свадьбе в Веспене. Алина, Элиза, – вы в Мемель. Эбби, Лора, вы должны заглянуть в Эгмонт, Бридсвилль и Карнаву – они все расположены недалеко от Веспена, и их жители могли контактировать с заболевшими. Джейна, наведайся в Лигол, Лиллит и Меган выяснили, что незадолго до свадьбы оттуда в Веспен приходили коробейники. Возьми с собой Киру. У нас есть определенный запас зелий из корневика и марышки, но если черная лихорадка распространится по всей долине, этого не хватит. И мы не успеем вовремя приготовить новую партию, так что сразу после получения записки от Эстри Надир, я послала за Грэйна и Джека за этими зельями в Алистар и Гринвилль и попросила Ранию и остальных срочно заняться приготовлением свежих зелий. Гривс, вы с вашими людьми рассредоточитесь по всем деревням, в которых обнаружится черная лихорадка, и тем, на которые она потенциально может перекинуться, – вашей задачей будет проследить, чтобы эпидемия не вышла за пределы долины.

Долина Рамени не просто находилась под покровительством Ордена -  последний владел бóльшей частью земель Дейлорского треугольника, и поэтому глава Ордена вполне мог приказать их жителям не покидать свои дома до особых распоряжений. Исполнение подобных распоряжений обеспечивал отряд боевых магов Ордена, расквартированный в Валендейле.

- Коней уже седлают, у нас на сборы есть полчаса. И да поможет нам Виктория.

* * *

В дорогу Кира надела белый меховой плащ, подаренный ей Бернардом. Для такого путешествия он был чересчур шикарен и довольно непрактичен, но в данной ситуации он служил Кире средством успокоения. Сказать, что она нервничала, значило не сказать ничего: эпидемия черной лихорадки в долине никак не способствовала спокойствию и уверенности в завтрашнем дне. И хотя во время разгула этой болезни целители Ордена обычно принимали зелья из корневика и марышки для профилактики, иногда они все равно заболевали. Или даже не иногда – Орден не мог похвастаться тем, что вел подробную статистику, а даже если бы и вел, Кира сомневалась, что эти сведения получили бы широкую огласку.

Лигол, крупная деревня, куда держали путь Кира и Джейна, располагался примерно в дне пути от Валендейла и в противоположной стороне от Веспена, где были зафиксированы первые случаи лихорадки. Сестры Ордена почти всю дорогу провели в тягостном молчании: Кира пыталась справиться с нервами и страхом, Джейна… Джейна делала то же самое. Последняя была специалистом по изготовлению амулетов и заколдовыванию вещей и последний раз лечила кого-то много лет назад, когда была еще послушницей, так что перспектива встретиться с реальными больными, да еще и с черной лихорадкой, ее пугала.

- Возможно, торговцы не успели заразиться, - с надеждой произнесла Джейна, нарушая молчание. – Лиллит написала Камилле, что они пробыли в Веспене меньше суток.

- Возможно, - без особой уверенности отозвалась Кира. Вообще-то, им еще повезло, что это была черная лихорадка – болезнь, известная еще со времен Древних, которые и указали, как ее лечить. После воцарения в стране проклятья в Гардии появилось множество новых болезней, лекарства для которых было невероятно сложно найти, и как врачевать некоторые из них, Орден до сих пор не знал.

Но едва Кира с Джейной приблизились в Лиголу, то сразу же стало понятно, что их надежды не оправдались: уже на околице женщины почувствовали ту атмосферу безысходности и отчаяния, которая окружала деревню. Ее улицы были безлюдны и тихи, над большинством крыш вился дымок. Ни следа той активности, которая присуща всем деревням в разгар рабочего дня. Переглянувшись, Кира и Джейна спешились и поспешили к ближайшему дому.

* * *

Свежий воздух показался Кире чистой амброзией. Тяжело опустившись на лавочку возле дома, принадлежавшего Лишану Ривази и его семье, некогда большой, но значительно поредевшей из-за эпидемии, Кира сделала несколько глубоких и медленных вдохов. С момента своего приезда в Лигол, то есть двое с половиной суток, Кира и Джейна провели на ногах, оказывая помощь жителям деревни. К тому времени, когда посланницы Ордена добрались до Лигола, больше половины ее жителей уже слегло. Когда границы Гардии вследствие проклятия Генриха заволокло непроходимым туманом, в ней осталось запертыми немало выходцев из других стран Материка. Некоторые из них так и не смогли смириться с подобным положением дел, но другие приспособились к новым обстоятельствам, кто как мог. Жители соседней с Гардией Иллии объединились в общину и поселились в долине Рамени, основав деревню Лигол (получив предварительно согласие Ордена Виктории Милосердной), где они установили привычный им уклад жизни и следовали иллийским обычаям и традициям. Впрочем, чтобы избежать вымирания, за последние тридцать лет некоторым мужчинам–иллийцам пришлось взять в жены гардиек, но те рано или поздно ассимилировались. Внешне иллийцы значительно отличались от гардийцев, наэрийцев и прочих народов Материка, – они все, и мужчины, и женщины, были невысокого роста, коренастые, темноглазые, с жесткими черными волосами, густыми бровями, зачастую сросшимися на переносице, и низкими голосами. С гардийцами, обитающими в долине, иллийцы из Лигола общались мало – они верили, что рано или поздно вернуться домой, и не хотели под влиянием «прóклятого племени» ненароком утратить свою национальную идентичность. Вот почему, когда вскоре после своего возвращения из Веспена торговцы заболели, и стало очевидно, что это черная лихорадка, – а у иллийцев болезнь почему-то протекала гораздо стремительнее, чем у представителей других народов, – их соотечественники не позвали на подмогу врачей из Ордена: староста и главный маг Лигола (а всего в деревне было трое дáров) решили, что справятся своими силами. Не получилось.

Когда Джейна и Кира приехали у Лигол, там уже было много скончавшихся – лихорадке, обычно длящейся от полутора до двух недель, хватило пяти дней, чтобы убить большинство детей поселения. И эта трагедия, вкупе с тем фактом, что к этому времени у значительной части взрослых уже проявились признаки болезни, подкосила иллийцев. Посылать за лекарями Ордена теперь казалось им бессмысленным и бесполезным, более того, эта мысль им, шокированным и сломленным, даже не пришла в голову.

В итоге к прибытию Киры и Джейны из всей деревни оставались здоровыми лишь чуть больше ста человек, среди которых был один чудом не заразившийся ребенок, семеро немощных стариков, одна впавшая в прострацию от горя женщина и две – на последнем сроке беременности, от которых было мало толка. Все остальные по мере сил и возможностей ухаживали за соотечественниками, стараясь облегчить их страдания, но нужного количества необходимых для лечения лихорадки зелий у дáров не было, и они закончились при отчаянной попытке исцелить детей, а поэтому больных поили всем, чем попадалось под руку: бальзамами от кашля, настойками от температуры и от резей в желудке, зельями от головной боли и прочим в том же духе. Эти средства снимали ненадолго симптомы черной лихорадки, но не вылечивали ее. К тому же, внимание требовалось не только больным, но и скотине: коров необходимо было регулярно доить и задавать корм им и прочим животным. Половину из них пришлось прирезать, когда выяснилось, что на всех их не хватает ни сил, ни энергии. И по приезде Кира и Джейна включились в неравную борьбу с болезнью.

С наслаждением потянувшись, Кира взглянула на темное вечернее небо и устало потерла лицо. Она вымоталась так, что уже не была уверена: а сама-то она еще жива? Она, конечно, и не подозревала, что будущем ей предстоит увидеть еще немало страшных и отвратительных вещей, но сниться в кошмарах ей будут именно эти два дня, проведенные в Лиголе: спертый воздух, полный запаха болезни, ужаса и смерти, отчаявшиеся люди с безнадежностью в глазах, хриплое дыхание и непрекращающийся кашель, бурые пятна и капли на одеялах и одежде, смрад немытых тел… Кире хотелось одновременно закричать во все горло, убежать отсюда куда подальше и заснуть как минимум на полсуток. Но ни то, ни другое, ни третье не было возможно, и ей ничего оставалось, кроме как вернуться в дом, где умирали трое: жена, старший сын и брат Лишана Ривази, одного из тех, кому посчастливилось иметь иммунитет к черной лихорадке. Впрочем, вряд ли сам Лишан считал это везением, учитывая, что он уже потерял двух малолетних дочерей, отца и был близок к тому, чтобы лишиться остальной семьи. И парнишка, посланный–таки Джейной и Кирой в Орден еще не вернулся…

Когда Кира поднялась со скамьи, из дома напротив, пошатываясь, вышла Джейна, и по выражению ее лица Кира поняла, что у них еще один труп. Или даже не один.

– Мать не справилась, – кратко проинформировала Джейна Киру, имея в виду мать семейства, проживавшего в доме, который она только что покинула. И добавила устало: надо позвать кого-нибудь из мужчин, чтобы они вынесли труп.

– И сожгли, – кивнула Кира.

Джейна с полминуты непонимающе таращилась на подругу.

– А, нет, – сообразила она наконец, что Кира имела в виду, – не сжечь, а закопать: иллийцы предают своих усопших земле, а не пламени. Дикость, конечно, но у них такие традиции. Но зимой это нелегко без помощи дáров, а сейчас всем не до этого, так что трупы пока что лежат в амбаре и ждут своего часа.

– Ясно, – вяло ответила Кира и вернулась к своим больным, которые, помимо регулярного вливания в них зелий, требовали и иного ухода – мыть их, убирать за ними и пытаться их накормить. Все это было сложно, малоприятно и страшно выматывало; и у всех санитарок–врачей–медсестер не хватало времени на то, чтобы поесть или поспать. Лишь после того, как Кира закончила с пятым больным, до нее дошел весь смысл слов Джейны: иллийцы не кремируют умерших, они их хоронят, более того, эти умершие складированы в каком-то амбаре, а это означает распространение лихорадки и прочих болезней. Да, Кира мало что знала о земных эпидемиях оспы, чумы или тифа, но одно она помнила точно: в старину погибших от них не закапывали, а сжигали, чтобы не допустить развития эпидемии и дальнейшего заражения еще здорового населения. В Гардии, как и в прочих частях Материка, за редким исключением вроде некоторых областей Иллии и Тариса, основным видом погребения являлась кремация, и поэтому эпидемии легче было купировать. Относительно легче.

Перепоручив очередного пациента заботам одной из еще остававшихся на ногах местных женщин, Кира, пришедшая в такое волнение, что у нее даже затряслись руки, выскочила из дома, чтобы найти Джейну. Или Лишана. Или кого-нибудь из мужчин, чтобы… чтобы… чтобы что-нибудь сделать. Ну хоть что-нибудь. Возможно, а данной ситуации сожжение усопших было бесполезно и оно уж точно не могло помочь ни больным, ни здоровым, но Кира чувствовала себя такой беспомощной и бесполезной, что готова была хвататься за любую соломинку, только чтобы изменить сложившуюся ситуацию. Разве магия не признана творить чудеса? Так почему же нельзя вылечить черную лихорадку одним–единственным заклинанием? Какой тогда прок в магии? Кроме того, Кире было психологически тяжело ухаживать за пациентами, поить их зельями и сознавать при этом, что где-то на Земле с ее вакцинами, новейшими лекарствами, Красным Крестом и ВОЗ справиться с эпидемией было бы гораздо легче. И уж кончено там не надо было бы сжигать в общих могилах скончавшихся. Впрочем, здесь эта мера могла сослужить добрую службу в будущем и предотвратить вторую волну эпидемии, которая грозила Лиголу с наступлением весны, когда растаявший снег, а с ним и возбудители черной лихорадки, попадали в грунтовые воды, а оттуда – в колодцы.

Первым, кто попался Кире на глаза, был сгорбленный мужчина, бредший по направлению к окраине. Его имя у Воропаевой в памяти не отложилось, в отличие от того факта, что еще две недели назад он был вдовцом с тремя детьми и сестрой на выданье, а сегодня из всей его семьи осталась единственная сестра, лежавшая в тяжелом состоянии в одном из домов. Они постарались «уплотнить» больных, чтобы за ними легче было ухаживать и бегать хотя бы в каждый третий дом, а не во все подряд.

– Вы действительно еще не похоронили некоторых скончавшихся? – выпалила Кира, полетев к нему.

Мужчина посмотрел на нее мутными равнодушными глазами и пошел было прочь, но Кира остановила его, схватив за рукав.

– Пожалуйста, это очень важно, это может спасти жизни. Много жизней. Жизней детей, – в отчаянии добавила Кира, увидев, что мужчина никак на нее не реагирует. Да, это был запрещенный прием, но, как говорится, суровые времена требуют жестких мер.

При упоминании детей, глаза мужчины, такие мертвые и безучастные, на мгновение оживились.

– Дети? Вы можете спасти детей? – с надеждой воскликнул он и крепко и больно стиснул руку Киры. – Но нет, нет, они умерли… умерли, все умерли, и даже вы не можете их воскресить… – глаза его снова потухли и он собрался продолжить свой путь, но Кира вновь его становила.

– Да, мы не можем их воскресить, – признала Кира, – но мы можем спасти других детей, понимаете? И тогда они не заболеют. Множество других детей не заболеет черной лихорадкой, просто ответьте мне на один вопрос: действительно ли тела умерших лежат в каком-то амбаре и ждут погребения?

– Детей схоронили сразу, – медленно сказал мужчина. – Гармиш тогда еще был здоров, было кому растопить землю, иначе могилы не выроешь… А потом он слег. И Маркеш слег. Больше полдеревни заболело, некому рыть могилы, некому ткать саваны, некому подготавливать покойных к похоронам… Эх, – Кирин собеседник махнул рукой и побрел своей дорогой.

Больше Кира не стала его задерживать. Она несколько минут смотрела ему вслед, а затем занялась поисками Лишана – обсуждать то, что было у нее на уме, можно было только с вменяемым разумным человеком.

– Зеди Лишан, – обратилась к нему Кира, отозвав его в сторону, и выпалила  – всех умерших необходимо немедленно кремировать. Это очень важно.

– Мы предаем своих усопших земле, – нахмурившись, сурово ответил смертельно уставший Лишан, – чтобы они, как и положено, вернулись к своим корням, к матери–природе. Их плоть удобряет землю, которая дает нам пропитание, и мы воссоединяемся таким образом с теми, кто нас покинул. Потом у нас рождаются дети, и в каждом из них есть частичка их предков. Сжигать умерших – неправильно, это не в наших обычаях.

– Да, да, я это понимаю. Но сейчас особые обстоятельства. Зарывать в землю скончавшихся от черной лихорадки просто опасно. Это может спровоцировать повторную эпидемию и убить еще много людей.

– Мы всегда поступали с погибшими именно так, и мы ничего не будем менять. – Лишан был непреклонен. – Они умерли, а с ними умерла и болезнь.

– Но это не так!

Строго говоря, Кира не могла утверждать этого наверняка, но ее это не смущало: пока существовала хотя бы малейшая вероятность того, что она права, они не могла рисковать.

– Вы либо заблуждаетесь, либо бредите, – сказал Лишан. – Глупость, все это глупость и сказки. Мертвые не могут повредить живым, что бы там не считал по этому поводу ваш Орден. Когда эпидемия закончится, мы похороним всех почивших как положено.

– Но…

– Это не обсуждается, – отрезал Лишан. – Вы приехали сюда, чтобы помогать или спорить и кощунствовать? Заботиться надо не о мертвых, а еще живых.

Кира вспыхнула и молча пошла к больным. В редких и непродолжительных перерывах между пациентами (точнее, между переходами из одного дома в другой), она попробовала было поговорить с другими иллийцами, но бестолку – никто и слушать ее не хотел, в лучшем случае ее высмеивали, в худшем – от ее предложения приходили в ярость. Джейна, которой Кира попыталась рассказать о вирусах, бактериях и штаммах, отмахнулась от нее: ей было не до странных и даже диких теорий новоиспеченной сестры по Ордену, она была занята. Да, иллийские традиции были Джейне не по душе, но вмешиваться не в свое дело она не собиралась – в конце концов, покойникам все равно, что будет с ними после смерти. А что до фантазий Киры о том, что черная лихорадка сама по себе живая и представляет опасность даже после гибели зараженного ей человека, так это у нее от шока и напряжения. Пройдет.

К вечеру скончались еще трое человек. Лишан и еще двое мужчин отнесли их в тот же амбар, где хранились тела всех, кому точно так же не повезло, и Кира, глаза которой слипались, а руки дрожали от усталости, вдруг решилась. Раз никто не ей верит, она должна заняться всем сама. Это было чистой воды безумием, но мысль о том, что необходимо предать умерших пламени… очистительному пламени… не давала ей покоя и превратилась в навязчивую идею. Сжечь, все сжечь, и тогда, может, этот ужас наконец-то закончится. Эта боль, эта страдания, это отчаяние… все это окажется страшным сном, и больше никто не умрет.   И Воропаевой казалось, это не так уж трудно осуществить. Поджечь деревянный амбар, превращенный в морг, было несложно не только ведьме, но и обычному человеку. Сарай, хотя и стоял на отшибе, все же располагался достаточно близко к жилым домам и прочим постройкам, так что огонь с него мог перекинуться на всю деревню. И для того, чтобы это предотвратить, идеальнее всего было использовать контур Лестера – ограничительный контур, не выпускающий наружу разожженное внутри него пламя. Контур был незаменим для изготовления некоторых амулетов и оружия с магическими свойствами, а потому послушниц Ордена (как, впрочем, и всех остальных дáров) учили этому на ранних этапах обучения. Однако для того, что выстроить контур Лестера вокруг немаленького амбара и удержать его, понадобится изрядное количество сил, но это волновало Киру меньше всего.

Вечерняя деревня, темная и безмолвная, производила жуткое впечатление. Тишину изредка нарушал лишь скулеж собак, которым активно не нравилось происходящее, и они забились в конуры, избегая приближаться к домам, в которых лежали больные, даже если среди последних были любимейшие хозяева четвероногих «друзей человека». Бóльшая часть Лигола была погружена в непроглядную тьму. Окна в гардийских деревнях (как и в большинстве деревень всего Материка) не стеклили – это было слишком дорого, их закрывали глухими ставнями, не пропускающими свет, и сейчас Лигол освещался лишь десятком ламп, подвешенных над крыльцами домов, хотя обычно они горели в каждом дворе как минимум до полуночи, а в выбранных по жребию домах – и всю ночь. И фонарем, который Кира держала окоченевшими пальцами – перчатки где-то потерялись сразу по ее приезде сюда. Кира поежилась и поплотнее запахнула плащ. Ей казалось, что она спит, и никак не может проснуться, и, как это часто и бывает со снами, то, что она собиралась сделать, не казалось ей особенно жутким или неправильным. Виноваты в этом были, конечно, ее крайнее изнеможение и психологическое потрясение. Как бы хорошо Воропаева ни приспособилась к жизни в Гардии и к своему статусу целительницы из Ордена Виктории Милосердной, она не была готова к такому. К такой боли, грязи, отчаянию, бессилию, отвращению, острой жалости, слезам и проклятьям.   На Материке не было понятий ада и рая, да Кира в них и не верила, но в данную минуту она точно знала, что ад – вот он, это деревня Лигол, 70% населения которой либо уже умерло, либо медленно умирает от черной лихорадки, деревня, затерянная в зиме, похожая на обитель призраков. Что, если и вся долина превратилась в такое же царство мертвых, как и Лигол? Что, если Камилла и остальные не смогли сдержать лихорадку в пределах Рамени. Что, если скоро вся Гардия будет охвачена эпидемией? И все заболеют, и Сашка, и Андрей, и Ромка, и Катя… да нет, какая Катя? Мира, конечно. Совсем уже с головой плохо. И неудивительно.   Кира вдруг осознала, что давно уже стоит перед амбаром и дремлет. Вот прям так, стоя и слегка покачиваясь. Тряхнув головой, она глубоко вздохнула и дрожащей рукой открыла дверь амбара – прежде, что принимать какие-то радикальные действия, следовало убедиться, что в здании никого нет.
В нос ударил тошнотворно-сладковатый запах гниющей плоти, тлена. Слабые зимние морозы не могли остановить разложение.

- Есть здесь кто-нибудь? – хрипло спросила Кира. Ее голос прозвучал тихо и неуверенно. Ответа не последовало. Кира вытянула руку и подняла повыше фонарь. Живых в амбаре не было, только трупы, завернутые в белые простыни. Киру передернуло, и она почти выбежала из деревянного строения.

Для того чтобы установить контур Лестера требовались так называемые «маячки» - опорные точки, как те самые точки на плоскости из школьной программы геометрии; они соединяли линии контура. В качестве «маячков» Кира использовала обычные палки, воткнутые в сугробы, окружавшие амбар. Она расставила их по периметру «морга» и связала их между собой невидимыми магическими узами, оставив зазор между двумя «маячками», через который она приблизилась к амбару и подожгла его. Чары огня – самые простые чары в магии, слову «эсор», слову огня, юных дáров учили еще раньше, чем контуру Лестера.

Амбар загорелся мгновенно – колдовское пламя вообще занималось стремительнее, горело жарче и уничтожало все быстрее обычного. Пусть, пусть все сгорит, все беды и горести, навсегда, без следа.   Кира живо покинула контур Лестера и замкнула его. Вскоре в нос ударил отвратительный запах горелого мяса. Кира поморщилась, но осталась стоять на месте. Никто из ее московских знакомых не узнал бы в этой женщине с развевающимися волосами и безумными глазами, в которых отражалось пляшущие на ветру языки пламени, утонченную и надменную Киру Воропаеву. Сейчас она была как никогда раньше похожа на ведьму, прекрасную и опасную. Лилит и Геката, Цирцея и Маргарита.   Прятаться или отрицать свою вину Кира не собиралась, все равно никто не поверит, что это не ее рук дело.

– Что вы натворили?! – как и следовало ожидать, все ходячее население Лигола собралось у амбара в считанные секунды. И, конечно же, Лишан и другие мужчины набросились на Киру с обвинениями, в то время как женщины с ужасом наблюдали за пылающим амбаром. – Как вы посмели?!

– Я сделала только то, что должна была. Это было необходимо! – с вызовом ответила Кира, вздернув подбородок.

– Вы…! – Кире показалось, что Лишан готов был ударить ее, но тут вмешалась Джейна.

– Хватит! – резко сказала она, вставая между Кирой и Лишаном. – Что сделано, то сделано. Обсуждать это и наказывать виновных будем потом, в данный момент важнее всего больные. Предлагаю возвратиться к ним и оставить пока эту тему. Зеди Лишан, пожалуйста. Я понимаю, как вы расстроены, но в том сарае были лишь мертвые, а им все равно.

Не стоило ей этого говорить.

– Не все равно! – яростно воскликнул Лишан. – Она осквернила наших усопших. Они должны были быть похоронены, а теперь у них нет будущего.

У Джейны хватило ума не выпалить вертевшееся на языке: «У покойников и так нет будущего». Она сдержалась и сказала утомленно:

– Сочувствую. И им, и вам. Но давайте все же поговорим об том, когда все закончится. Уверяю вас, госпоже Камилле непременно будет обо всем доложено. Зеди Лишан, вашей жене стало лучше. Ступайте к ней. Амини, Елени зовет тебя. Ишма, мне нужна твоя помощь с Грэтаном. Альна, Мельшан, а вы нужны своей семье. Винша…

Так, постепенно, Джейна убедила всех разойтись. Кира безучастно смотрела им вслед (последним ушел Лишан Ривази). За ее спиной догорал амбар. Продолжало вонять горелым мясом.

– Кира? – позвала Воропаеву Джейна, когда увидела, что та не двигается с места.

– Я не могу пошевелиться, – одними губами произнесла Кира.

И она действительно не могла. Ее колотило, а ноги были не то деревянными, не то ватными, но в любом случае отказывалась подчиняться своей хозяйке.

Джейна тяжело вздохнула и обняла Киру за талию.

– Вот, так, обопрись на меня. Это у тебя от стресса и усталости. Надо же было такое придумать… Ладно, будем надеяться, Камилла тебя поймет. Так, потихоньку. Тебе надо бы поспать, но только под моим присмотром: сегодня себе лучше не оставаться одной. И вообще, пока не уедем из Лигола, тебе опасно находиться в одиночестве.

Джейна довела Киру до ближайшего «лазарета», где та провалилась в глубокий сон, успев, однако, почувствовать угрызения совести из-за того, что пока она будет отдыхать, ее подруга будет работать за двоих. Впрочем, долго поспать Кире не удалось – Джейна, у которой слипались глаза и которая от крайнего измождения уже плохо соображала, разбудила ее через несколько часов, и Воропаева приняла у нее эстафету. Пост сдал, пост принял.   При этом Кира постоянно помнила о предупреждении Джейны и периодически вздрагивала от каждого шороха. Но все обошлось, никто не сделал ни малейшей попытки покуситься на ее жизнь.

К утру у троих больных наметилось улучшение. И приехала подмога из Ордена.

* * *

– Ты спятила, – констатировала Джудит, причем не слишком удивленно. – Я одного понять не могу: откуда такие дикие фантазии? Сжигать трупы, иначе всем потом будет плохо… Редкостный идиотизм.

Тактичностью Джудит никогда не отличилась.

– Это не идиотизм, – сцепив зубы в тысячный раз за последние сутки повторила Кира. – Я знаю. Знаю, – сказала с нажимом, пристально глядя на Джудит.

Камилла не рассказывала своей верной помощнице и соратнице ничего про предсказанного короля, про снятие пророчества и про то, откуда Кира и ее товарищи на самом деле, но Джудит была не дурой и о многом догадывалась. Она сразу же догадалась, что с Кирой, Андреем, Романом и Алексом что-то нечисто, – они явно были не теми, за кого себя выдают… и за кого их выдают Эклхаст и Камилла, а, значит, безумные идеи Киры относительно кремации трупов могли, в конце концов, оказаться не столь уж безумными. Хотя вряд ли. Скорее всего, она просто спятила от шока, впервые так близко столкнувшись со смертью. А вдруг она все же права? В глазах Киры не было ни тени сомнения, но…

– Хорошо, допустим, все это не полнейшая чушь, – неохотно сказала Джудит. – Положим, в твоих словах есть доля здравого смысла. Но чего, в таком случае, ты добилась своей вчерашней выходкой? Часть умерших от черной лихорадки ты сожгла, но сколько их еще будет? А местные жители больше не допустят такого, цитирую: «глумления над трупами».

– Ночью нескольким больным полегчало.

– Да. И, возможно, в ближайшие сутки на поправку пойдет еще десяток человек. Зато тем, кому лучше не станет, наверняка умрут, и их закопают в землю, чего, если верить тебе, категорически нельзя допустить.

– Верно. Мы должны уговорить или заставить иллийцев кремировать их покойных.

– Лично я не собираюсь никого заставлять, – мрачно отозвалась Джудит. – А уговорить их невозможно.

– Теоретически – возможно, нужно лишь привести весомые аргументы. У тебя это определенно получится лучше, чем у меня.

– Что в твоем понимании «весомые аргументы»?

– Ну, например, ссылки на результаты последних исследований Ордена, согласно которым погибших от черной лихорадки нельзя хоронить.

Джейна скептически фыркнула, и Кира уяснила, что этот вариант не подходит.

– А как насчет земли? – спросила она. – Иллийцы ведь арендуют землю у Ордена, так? Что, если помимо лекции об опасности захоронения жертв лихорадки, пообещать отдать им в собственность эту землю?

– Нет, ты точно сбрендила, – покачала головой Джудит. – Отдать землю только чтобы получить разрешения кремировать трупы, которых, вероятно, вообще нет необходимости сжигать? Камилла никогда на это не пойдет. А даже если и пойдет… остальное руководство Ордена съест ее за это живьем.

– А если она этого не сделает, то вскоре долину накроет вторая волна черной лихорадки, и, может статься, на этот раз Ордену не повезет, и мы все окажемся под ударом. Ты готова рисковать? Зная, что я могу быть права? Что я наверняка  права?

– Иллийцы никогда на это не согласятся, принципы для них дороже денег.

– На первый взгляд – да. Лишан, по крайней мере, точно не согласится. Но, во-первых, не он один будет принимать это решение. А во-вторых, надо постараться донести до иллийцев тот факт, что им будет крайне нелегко выплачивать арендную плату, учитывая, сколько народа они уже потеряли и сколько еще потеряют.

– Ты даже не предоставила мне ни единого доказательства, – не сдавала позиций Джудит.

– Мой опыт и мои знания – вот мои единственные доказательства, – пожала плечами Кира. – Но ты же понимаешь, что они дорогого стоят.

– О да, конечно, – язвительно сказала Джудит, – знания и опыт начинающей ведьмы это такой убедительный довод!

– Тебе прекрасно известно, что я – нет просто какая-то там глупая и неискушенная ведьма, Джудит. И если я на чем-то настаиваю, значит, у меня есть на то веские причины, – жестко сказала Кира, которая хотела спать и которой надоел уже этот разговор, пошедший по второму кругу.

– Ладно, я подумаю, что можно предпринять, – буркнула Джудит. – Но учти, лезть из шкуры вон ради этого я не собираюсь. Если они не дадут согласия на кремацию – значит, так тому и быть.

– Спасибо.

– Пока еще не за что. Но, как бы там ни было, тебе лучше уехать – со вчерашнего вечера ты для местных как красная тряпка для быка, так что без тебя мне будет легче их уламывать. Лерон и Рик будут тебя сопровождать – не хватало еще, чтобы тебя по дороге прикончили.

Эта фраза Джудит оказалась пророческой: на обратном пути в Валендейл на Киру, охраняемую двумя боевыми магами Ордена, напал один из жителей Лигола, внезапно выскочивший из-за деревьев. Это был, не Лишан Ривази, как можно было ожидать, а тот самый мужчина, которого Кира спрашивала о том, действительно ли тела умерших от лихорадки хранятся в амбаре, и которого она приняла за сумасшедшего. Впрочем, он и впрямь повредился умом, ничем другим его поступок объяснить было нельзя. Он выбежал из-за придорожных деревьев и с нечеловеческим рычанием, сжимая в руках меч, бросился наперерез Кире и ее эскорту. Нервы Лерона и Рика, совсем еще молодых волшебников, поступивших в Орден несколько лет назад, последнее время были, подобно нервам множества остальных членов Ордена, на пределе, а потому юноши отреагировали на нападение несколько более жестко, чем могли бы при обычных условиях. Рик, мгновенно заслонивший собой Киру, выхватил меч и выбил им оружие нападавшего. Но иллиец не собирался сдаваться. Он запустил руку за пазуху, а Рик не стал дожидаться, пока тот вынет очередное оружие – неважно, магическое или обычное: не теряя времени на плетение чар, юноша полоснул мечом по руке иллийца. Тот вскрикнул и бессильно уронил руку, прижав к ране ладонь второй руки. Рик занес было над его головой меч, намереваясь покончить с тем, кто дерзнул атаковать членов Ордена, но его в последнюю секунду остановил пронзительный вопль Киры.

- Нет!

Рик, которого учили беспрекословно повиноваться приказам, неохотно опустил меч. Кира спешилась и попыталась оказать раненому иллийцу медицинскую помощь, но тот вырвался, бормоча что-то про «мерзкое отродье» и «осквернение».

- Держите его, - попросила Кира Рика и Лерона и, когда те скрутили иллийца, обработала ему рану. Мужчина злобно смотрел на ее, и, если бы взгляд мог убивать, от Киры давно уже осталось бы мокрое место. Закончив врачевать рану (и не обращая внимания на кровь, обагрившую ее руки и заляпавшую ее белый меховой плащ и платье), Кира распорядилась, чтобы Лерон препроводил иллийца в Лигол, после чего они с Риком продолжили свой путь.

Кира так никогда и не узнала, как именно Джудит удалось убедить иллийцев сжигать покойников, умерших от черной лихорадки, и какую роль сыграло в этом нападение на Киру одного из жителей Лигола (если вообще сыграло), но, так или иначе, до тех пор, пока эпидемия не сошла на нет, над деревней вынужденных иллийских иммигрантов вился дымок погребальных костров, и при этом Орден даже не лишился своих земель.

* * *

По приезде в Валендейл Кира, которая чувствовала себя как выжатый лимон, первым делом легла спать и не просыпалась почти сутки. Когда она наконец открыла глаза, то не сразу сориентировалась, где она находится. А вспомнив, застонала и уткнулась лицом в подушку. Вот зачем она проснулась, а?

– Доброе утро. Вообще-то, уже вечер, но все равно… – Кристи осторожно присела на краешек кровати Киры. – Хочешь есть, пить? Я принесу. Ты так долго спала, что я уже начала беспокоиться, но Камилла не велела тебя будить.

Кира в очередной раз порадовалась деликатности Кристи, а затем прислушалась к своим ощущения.

– Да, пожалуй, я что-нибудь съела бы… подожди, Камилла вернулась?

– Да, и она, и Лиллит, и некоторые другие. Они как раз вовремя добрались до Веспена: если бы они хоть чуть–чуть опоздали, то не смогли бы спасти бóльшую часть людей. Камилла и остальные успели доставить лекарства до того, как многие из больных перешли в критическую стадию. Такая же ситуация и в Нагве, Радине и Эгмонте, в Мемеле и  Бридсвилле вообще никто не заболел, а в Карнаве заразилась лишь одна семья, но они живут вдалеке ото всех и мало с кем общаются, так что в Карнаве кроме них больных не было. Вот Камилла и вернулась – всех, кого можно было, они вылечили, а ухаживать за выздоравливающими – не ее дело.

– А… какие-нибудь известия из Лигола приходили?

– Приходили, – ответила с порога незаметно зашедшая в комнату Камилла. – Кристи, будь добра, принеси, пожалуйста, Кире поесть. Я слышала, сегодня на ужин запланированы пирожки с яблоками и медом, возможно, они уже готовы.

Кристи удалилась, погладив перед этим Киру по плечу, а на ее место села Камилла.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она Киру. – Головная боль, тошнота?

– Все в порядке, я здорова. Так что с Лиголом?

– Благодаря вашим с Джейной усилиям, а также усилиям иллийцев, помогавших вам, вам удалось отвоевать у смерти немногим меньше половины деревни. Многие, правда, все еще находятся в тяжелом состоянии, но Джудит считает, что они непременно выкарабкаются. А учитывая, насколько стремительнее и тяжелее протекает болезнь у представителей этого народа, совершенное вами – подвиг.

– Да? Даже с учетом всего, что я натворила? – сейчас, когда Кира отдохнула и пришла в себя, ее поведение в Лиголе уже не казалось ей таким правильным и логичным, как тогда. Да, безусловно, при эпидемиях кремация – наиболее предпочтительный вид захоронения, но добиваться этого теми методами, какие использовала Кира, и с такой настойчивостью…

– А что ты натворила? – слегка улыбнувшись, поинтересовалась Камилла. – Ты как могла пыталась защитить своих пациентов – настоящих и потенциальных. Заметь, я не говорю, что ты избрала для этого верный способ, и, признаться, я была несколько шокирована, когда получила сообщение о том, что произошло в Лиголе, но хороший, настоящий врач обязан бороться за благополучие тех, за кого он отвечает. А Орден отвечает за всех в этой стране. Я знаю, что тебе известно много того, что для нас остается пока неведомым, и, полагаю, ты не из каприза и не ради развлечения подожгла сарай с телами погибших. Просто в следующий раз, если возникнет подобная ситуация, действуй так же настойчиво, но постарайся выбирать такие крайние меры, только если не будет другого выхода. Плох тот целитель, который не стремится всеми силами спасти своих больных, даже если весь мир против него. Разумеется, есть те, кто не видит разницы между добром и злом, между дурными и благими поступками, и им я никогда не сказала бы ничего подобного, но я верю, что ты не из их числа. Точно также я надеюсь, что Андрей и Роман не обратят свои знания и умения во зло, и что Амиранда и твой брат, могущественные маги, не перейдут ту границу, которая отделяет их от дáров, служащих королю и практикующих запрещенную магию.

Собственно говоря, Кира уже не поручилась бы за то, что ей двигало желание помочь иллийцам, а не временное помешательство, вызванное стрессом, так же как и в том, что все ей сотворенное и вправду было хоть немного полезным, но объяснять это Камилле она не собиралась: терять доверие предстоятельницы Ордена Кира не хотела, даже несмотря на то что оно явно было не совсем заслуженным. Воропаева поклялась, что оправдает его и, по возможности, не такими радикальными средствами, но она все же могла не спросить Камиллу кое о чем:

– Как вы можете так нам доверять? Чужакам, незнакомцам?

– Потому что я хорошо разбираюсь в людях, девочка. – Камилла первый раз назвала так Киру, и та не успела понять, как к этому отнестись, потому что Камилла продолжила: – Я была бы очень скверной предстоятельницей Ордена, если бы этого не умела. К тому же, вы уже не чужие, особенно ты. Ты – моя ученица, которой, думаю, я смогу гордиться.

Кира не нашлась, что ответить.

– А ты боялась, что я стану ругать тебя? – улыбнулась Камилла. – Признаться, у меня промелькнула такая мысль, но она быстро улетучилась, когда я, поразмышляв, пришла к выводу, что ты не из тех, кто без малейших на то причин станет совершать такие странные поступки.

– Я боялась, что вы выгоните меня из Валендейла и Ордена, – мрачно сказала Кира.

Собственно, то, что такое вполне могло случиться, пришло ей в голову только что, но от этого эта перспектива не становилась менее пугающей.

– Из Ордена никто никого не выгоняет, – мягко произнесла Камилла. – Его члены уходят сами, по доброй воле. Каждый из нас сам себе судья и сам же определяет, являются его поступки достойными или нет, и может ли он оставаться в Ордене, если считает, что содеял что-то недостойное.

– То есть, даже если кто-то из членов Ордена кого-то убил, вы его не исключите и не выдадите? – изумилась Кира.

– Иногда убийство убийству рознь, но я не говорила о том, что мы будет покрывать убийц. Если я буду знать, что кто-то из моих братьев и сестер по Ордену умышленно и хладнокровно убил человека, руководствуясь низменными побуждениями, я позабочусь о том, чтобы он был наказан властями. Но он по-прежнему будет членом Ордена, если только не решит выйти из него. Впрочем… ничего подобного ни разу не случалось: мы не принимаем в Орден всех подряд, только тех, кто различает добро и зло, даже если последнее скрывается под маской добродетели. И, коль скоро, ты остаешься его членом, приходи, как только поешь, в крыло зельеделья: мы восполняем запасы зелий, и каждая пара рук на счету, – неожиданно свернула разговор Камилла и оставила удивленную девушку одну.

Впрочем, Воропаева решила не зацикливаться на состоявшемся только что разговоре. Ведь хорошо то, что хорошо кончается, так? Эпидемия сдержана, Лигол остался позади, сама Кира – в Ордене, и пусть она еще не разобралась, в кого она превратилась за время своего пребывания в Гардии, она ясно осознала, кем она является в данную конкретную минуту – целительницей Ордена Виктории Милосердной. Если вдуматься – не так уж это и мало.

* * *

Из Эшвиля на совет все выехали в разное время и под разными предлогами. «Брат и сестра» Мира и Александр якобы отправились навестить родственников, живущих на другом конце страны, Андрея и Романа Джерон будто бы отослал проверить сообщение о группе бандитов, обложивших данью пару дальних деревень, а куда убыли Эклхаст со своим верным товарищем и телохранителем Фрейном Мазелем, никто из слуг и стражников не знал: не в привычках маркиза было отчитываться о своих делах кому бы то ни было за исключением самых близких людей.

Все шестеро собрались, как и было оговорено заранее, на поляне в Вилденском лесу. Маркиз и Фрейн, прибывшие туда первыми, переоделись в скромную одежду, которая не могла выдать их статус и не вызывала у могущих встретиться на их пути разбойников немедленного желания ограбить путников. Мира, в очередной раз наплевав на все условности, одела в дорогу мужские бриджи, длинную рубаху и длинное же тяжелое пальто. Вкупе с высокими сапогами и плотным зимним плащом с капюшоном все это делало ее неотличимой от мужчины, особенно издалека. Впрочем, платье и прочие предметы женского туалета лежали у нее в седельной сумке – на союзников необходимо было произвести благоприятное впечатление, чтобы в будущем они хотя бы прислушивались к ее мнению. Ни Кира, ни Камилла на совет не собирались: Экхаст признался, что не рассказывал о Воропаевой никому из союзников, даже друзьям, посчитав, что ей будет правильнее и безопаснее оставаться в стороне от заговора и борьбы за корону. Война и политика не место для женщин – эту твердую позицию маркиза давно уже усвоили и земляне, и Мира. И, пожалуй, в чем-то Андрей, Алекс и Роман были с ним согласны. По крайней мере, в том, что касается войны. Если бы Эклхаст мог, он и Миру держал бы подальше от всего этого, невзирая на то, что у самой принцессы были иные мысли на этот счет.

Где будет проходить совет, маркиз рассказал Мире и остальным только когда они преодолели половину пути, лежавшего к Ильмарским горам, у подножия которых начиналась река Фолка. «Там есть замок», – лаконично ответил на все расспросы спутников Эклхаст. И добавил после паузы: «Заброшенный, но для наших целей подойдет».

В дороге путешественники разговаривали мало: на ходу это затруднительно, а привалы они использовали для отдыха, мгновенно проваливаясь в сон, едва был разбит лагерь и готовы спальные места. Они старались останавливаться как можно реже, стремясь побыстрее добраться до цели, и избегали городов и деревень, предпочитая устраиваться на ночлег в лесу или у дороги, отойдя подальше от обочины. Но вместе с тем они берегли лошадей, а потому двигались преимущественно рысью, лишь изредка переходя на галоп, и давая скакунам отдохнуть. В итоге до гор они добрались приблизительно через неделю, и полдня из этого срока они потратили на ожидание Бернарда, с которым условились встретиться в Расмуне – небольшом городе на берегу Фолки – и оттуда продолжить дальнейший путь уже всем вместе.

Бернард появился в своей излюбленной манере: неожиданно и с привлечением ненужного внимания. На базарной площади, возле которой располагался постоялый двор, где сняли комнаты Эклхаст и компания, один из торговцев обвинил худенькую чумазую девчушку лет двенадцати в воровстве. Бернард, верный себе, вступился за нее, заявив, что девочка ни в чем не виновата, и он своими глазами видел, что она ничего не украла. Выяснение отношений между торговцем и Бернардом дядя и друзья последнего, внимание которых привлек шум на улице, наблюдали из окон своих комнат на постоялом дворе. После пяти минут этого не слишком увлекательного зрелища Мира, пожав плечами, отошла от окна и снова вытянулась на кровати: до того, как Бернард освободится, пройдет еще немало времени. Алекс сделал то же самое, пробормотав себе под нос: «Идиот». Эклхаст решил досмотреть, чем все закончится, послав Фрейна приглядеть за Бернардом. А Андрей с Романом пошли помогать приятелю по доброй воле – мало ли, что может случиться, а у их уже есть опыт базарных драк. В конце концов Бернарду, чтобы не попасть в тюрьму, пришлось выплатить торговцу стоимость товара, якобы украденного «этой грязной воровкой», которой давно уже и след простыл – девочка, воспользовавшись неразберихой, сбежала.

Позже Эклхаст отчитал племянника за его самодеятельность и неуместное благородство, которые поставили под угрозу их инкогнито и, возможно, всю миссию, но Бернард, хоть был расстроен выволочкой дяди, виноватым себя не чувствовал. Его обязанностью, как одного из принцев Гардии, было защищать свой народ, включая ту девочку–нищенку, которая и правда ничего не крала, и ради этого Бернард готов был многим рисковать, в том числе и своей жизнью. Проблема заключалась в том, что иногда он рисковал жизнями других людей, вовсе не разделяющих его стремление к самопожертвованию. В принципе, это же было свойственно и Эклхасту, но он с годами научился себя контролировать и учитывать мнение окружающих его людей. Ну, во всяком случае, когда оно не слишком расходилось с его собственным и не мешало его планам.

Перевал, за которым располагалась цель их поездки – безымянный замок, избранный для проведения в нем совета заговорщиков, – путешественники перешли уже в сумерках и не сразу увидели серое, слившееся со скалой строение. Небольшой замок казался давно заброшенным и необитаемым: темные провалы окон, осыпавшиеся стены, частично обвалившаяся башня, и при взгляде на него возникало одно желание – развернуться и уйти отсюда как можно быстрее. Разумеется, маркиз и компания не могли себе этого позволить. Эклхаст достал из кармана ключ и, осторожно поднявшись по раскрошенным ступеням парадного входа, открыл массивную дверь. Раздавшийся при этом пронзительный скрип заставил всех, даже вечно невозмутимого Фрейна с его стальными нервами, вздрогнуть.

– Да уж, незамеченным враг не пройдет, – пробормотал Роман.

– Без ключа «враг», как вы выразились, вообще сюда не попадет, – откликнулся Эклхаст, переступая порог. Фрейн тенью последовал за ним. Мира и Андрей, переглянувшись, шагнули вперед, Роман и Алекс отстали от них на пару секунд. Последним в замок зашел Бернард, тяжелая дверь за которым захлопнулась сама, легко и бесшумно, словно и не скрипела еще минуту назад.

Только оказавшись внутри, Мира поняла, что внешний вид здания – не более чем искусная маскировка, сотворенная настолько сложными и филигранно наложенными заклинаниями, что их почти невозможно было засечь, не говоря уже о том, чтобы опознать и снять. В просторном холле, начинавшемся за дверью, не наблюдалось никаких следов запустения – ни прогнившего провалившегося пола, ни дырявой крыши, ни плесени на стенах. Да, в воздухе витал дух запустения, и как-то сразу чувствовалось, что здесь никто не живет, но, тем не менее, за замком явно ухаживали и поддерживали его в порядке: пол был чисто вымыт, камин находился в рабочем состоянии и был жарко натоплен, зажженные факелы на стенах не чадили. Впрочем, запах пыли и спертого воздуха ощущался все же вполне отчетливо.

– Добро пожаловать, – раздался откуда-то сбоку мужской голос. Мира второй раз за несколько минут дернулась от неожиданности и подумала, что замок ей не нравится.  Оставалось лишь надеяться, что все, что произойдет в нем в дальнейшем, будет ей больше по душе.

Приветствовавший их мужчина приблизился и слегка поклонился.

– Благодарю, – кивнул Эклхаст. – Мы вынуждены были немного задержаться. Полагаю, мы прибыли последними?

– О нет, не стоит беспокоиться. Мы ждем еще троих. Они будут завтра к утру, – мужчина повернул голову, словно прислушиваясь к чему-то, и добавил: – И хорошо, потому что после обеда начнется буря.

– В таком случае, лучше им поторопиться, – нахмурившись, сказал маркиз и обратился к Мире: – Госпожа Амиранда, позвольте представить вам мастера Амброуза Лафферти, главу Ордена Эльнара Светлого.

Мира не знала, какую реакцию он рассчитывал вызвать этим заявлением, но ему определенно удалось ее удивить. Ей было известно, что через некоторое время после смерти Генриха Орден Эльнара был объявлен вне закона, а его члены перешли на нелегальное положение, и вот так легко, походя, раскрыть его главу… Либо это огромная глупость, во что верилось слабо, либо план по завоеванию доверия Миры и ее товарищей. Но последнее было не меньшей глупостью, чем первое: и принцесса, и ее друзья уже сформировали свое отношение к Эклхасту и поменяют его, лишь если случится что-то совсем уж из ряда вон выходящее. Да и сам маркиз не до конца доверял землянам и Мире, так что сообщать им такую информацию было по меньшей мере беспечностью, а по сути – верхом идиотизма. И вообще, выдавать ее абсолютно всем союзникам было бы опрометчиво, слишком уж их много, чтобы сохранить ее в тайне. С другой стороны, Эклхаст никогда не делал ничего просто так, и, возможно, его план был намного сложнее и тоньше, чем представлялось Мире. И является ли Орден Эльнара тем козырем в рукаве, на который рассчитывает маркиз? Но об этом она поразмышляет потом.

– Мастер Амброуз, – госпожа Амиранда Лиеж.

– Для меня честь познакомиться с вами, Ваше Высочество, – искренне сказал мастер Амброуз. Ему было лет сорок – среднего роста брюнет с темными живыми глазами и обаятельной улыбкой, и он ничуть не походил на главу могущественного подпольного Ордена, связанного с заговорщиками, скорее – на учителя музыки, который был когда-то у Миры и ее сестер. Внешность обманчива, это верно, но иногда она мешает воспринимать человека таким, какой он есть, разглядеть его истинную сущность. Глава такого ордена, как Орден Эльнара Светлого, обязан был быть сильным и умным магом, но Амброуз Лафферти не производил впечатление такового. Правда, вопрос еще и в том, сумел ли Орден сохранить свое былое могущество… Но об этом Мира также решила подумать потом.

– И для меня, мастер Амброуз, – присела в неглубоком реверансе Мира. По этикету, который соблюдался в большинстве стран Материка, она, как принцесса, должна была делать книксены только перед теми, кто выше ее по положению или же перед равными ей. Иными словами, перед королями, королевами, принцами и принцессами. Подобные знаки внимания по отношению ко всем остальным были редки и свидетельствовали об особом расположении и уважении к ним монаршей особы. И Амброуз, равно как и Эклхаст, не мог этого не оценить. Ну а сама Мира хорошо понимала, что иногда немного лести служит залогом длительных и прочных отношений с союзниками и вассалами. – Да, и прошу вас, не называйте меня «Ваше Высочество».

- Как прикажете, моя госпожа, – улыбнулся Лафферти

– Разрешите также представить вам моих друзей, – сказал Эклхаст, который счел, что Мира с Амроузом уже достаточно обменялись любезностями. – Это господа Андрей, Алекс и Роман, мой племянник Бернард Коллер, маркиз Горни, и Фрейн Мазель.

Лишь когда маркиз (о том, что Бернард носит такой же титул Мира вспоминала редко, а потому единственным маркизом для нее был Эклхаст) начал представлять своих спутников, Мира поняла, что с того момента, как они вошли в замок, Андрей стоял у нее за спиной – не слишком близко, но и не слишком далеко, а ровно на том расстоянии, чтобы дать понять Лафферти (а заодно и всем, кто может за ними скрытно наблюдать), что Мира способна сама за себя постоять, но, тем не менее, у нее есть защитник и помощник. Который, в случае чего, порвет на куски любого, кто посмеет причинить ей вред.

– Приятно познакомиться. Маркиз Горни, много о вас наслышан. Господа, – это было обращено к Андрею, Алексу и Роману, – могу я попросить вас уделить мне позднее немного времени: мне крайне любопытно побеседовать с вами о вашей родине, если вы ничего не имеете против.

По тому, как он выделил слово «родина», было ясно, что его интересует Земля, а не якобы родная деревенька всех троих.

– Разумеется, – с натянутой улыбкой отозвался Андрей. – Будем рады удовлетворить ваше любопытство.

– Замечательно, - просиял Лафферти. – Благодарю вас. Но уже поздно, и вы наверняка утомлены долгой дорогой, – спохватился он, – давайте я провожу вас в ваши комнаты. Там все готово к вашему приезду. Однако у нас здесь нет слуг, так что, боюсь, вам придется самим о себе позаботиться. Надеюсь, это не доставит вам больших неудобств, госпожа Амиранда?

– О нет, не стоит беспокоиться, я справлюсь, – усмехнулась Мира.

– Чудесно. Сюда, пожалуйста. Замок уже давно необитаем, но мы приглядываем за тем, чтобы он не разваливался и мог в любой момент принять гостей, – пояснил Лафферти, когда они поднимались по лестнице. Ступеньки на ней, хотя и были частично выщерблены, оставались прочными и не казались опасными для жизни.

– Это собственность Ордена? – спросил Роман. Не то чтобы эта информация действительно его интересовала, но в будущем она могла оказаться не лишней. Врага, как говорится, надо знать в лицо. И, если это возможно, лучше всего начинать узнавать его, пока он еще является другом или союзником.

– Что-то вроде того. – Судя по всему, мастер Амброуз, подобно Эклхасту, не склонен был к откровенности, особенно с чужаками. – Госпожа Камилла, я полагаю, не приедет? – сменил он тему разговора, и, вроде бы, его искренне интересовал ответ.

– Нет, – сдержанно откликнулся Эклхаст. – Она сейчас занята, да и к тому же ее стихия – мир и целительство, вещи прямо противоположные тому, за чем мы здесь собрались.

Роман, уловивший в его голосе холод, пристально на него взглянул, оступился и едва не свалился с лестницы. С чего вдруг маркиз так нервно реагирует на упоминание Камиллы? Уж не ревность ли это? Лафферти явно лично знает Камиллу, к которой Эклхаст неровно дышит. А она – к нему. И пусть оба обманывают самих себя, притворяясь, что они не больше, чем друзья, Романа Малиновского не проведешь, он такие вещи за километр чует. Андрей с Мирой точно также друг вокруг друга кругами ходили. Занятно… Надо это запомнить, вдруг когда пригодитья. Неизвестно еще, что их ждет впереди, и как поменяется расстановка сил, а иметь компромат и рычаги давления всегда полезно.

- Главный зал находится внизу, слева от лестницы, кухня – третья дверь от входа на противоположном конце холла, - сказал Лафферти. – Все наши гости уже отдыхают – больше половины из них опередили вас всего на несколько часов, так что встретиться с ними до завтра вам, увы, не удастся. Впрочем, барон Марсден говорил, что совсем не устал, так что, быть может, он еще не спит. То же касается прибывшего с ним герцога Эланта.

Последнее было актуально в основном для Эклхста, ну еще, разве что, для Бернарда, но ни тот, ни другой не горели желанием куда-то идти и с кем-то встречаться.

- Что ж, до завтра. Доброй ночи, госпожа Амиранда, господа.

Лафферти откланялся и оставил их.

Комнаты, отведенные прибывшей из Эшвиля компании, шли одна за одной, были практически одинаковыми и по-спартански обставленными: узкая кровать с сундуком у изножья, прикроватный столик, стол побольше у окна, стул и кресло у камина. А еще в каждой комнате на столе у окна стоял поднос с едой – горячей и свежей благодаря наложенным на нее заклинаниям, а у камина исходила паром ванна. Прикинув, сколько надо потратить энергии, чтобы так долго поддерживать так много заклятий, Мира пришла к выводу, что мастер Амброуз – если, конечно, он не солгал начет слуг, - даже более сильный маг, чем она предполагала. И это была неуютная мысль.

Условившись с «мальчиками», что завтра они все проснуться пораньше, чтобы до завтрака обсудить, как им вести себя на совете, Мира решительно выпроводила из своей комнаты Андрея, порывавшегося ночевать с ней («на всякий случай, мало ли что!»), торопливо поужинала – чем дольше еда находится под консервирующими чарами, тем хуже на вкус она становится, – и с наслаждением опустилась в ванну. Нет, все-таки она уже чересчур стара для подобного образа жизни: долгие конные путешествия, заговоры и военные планы, риск. Мире, которая столько всего вынесла за последние два года, ничего так не хотелось, как пожить спокойно и ни о чем не волноваться. С другой стороны, она сознавала, что тихое и безмятежное существование она выдержит недолго, а потом начнет сходить с ума от безделья. Как говорят на Земле, куда ни кинь – всюду клин.

Мира с тяжелым вздохом вышла из ванны, вытерлась предусмотрительно захваченным с собой полотенцем (воспользоваться оставленным для нее полотенцем она не решилась, несмотря на то, что оно было чистым как от грязи, так и от заклинаний) и легла спать, не забыв предварительно запереть дверь на максимально сложные заклинания. Завтра будет тяжелый день, и если он пройдет благополучно и так, как они с Андреем, Романом и Алексом задумали, Мира начнет верить в чудеса.

* * *

На следующее утро первым, кто чем свет ни заря проскользнул в комнату Миры, был Андрей. Что, в общем-то, неудивительно.

- Ты как раз вовремя, - не оборачиваясь, сказала Мира, смотревшая в окно.

Она уже накинула на себя платье (в дорогу она взяла пару специально сшитых нарядов – простых, но элегантных, как и подобает принцессе, оказавшейся в ее положении), но самостоятельно справиться со шнуровкой на спине не могла. Андрей молча подошел к ней, обнял сзади и, поцеловав в шею, положил голову ей на плечо.

- Как спалось?

- Хорошо, как ни странно, - ответила она, потершись щекой о его макушку. – Мастер Амброуз был прав, будет буря.

- В прямом смысле этого слова, надеюсь? – усмехнулся Андрей.

- Видишь, какое небо?

На взгляд Андрея небо было как небо, ничего особенного, серое и низкое.

- Будет буря, - убежденно повторила Мира.

Андрей не стал допытываться, какую все же бурю – снежную или метафорическую – она имела в виду. Они немного постояли молча, а затем Андрей отстранился от Миры и взялся зашнуровывать ее корсет и платье. За два месяца он наловчился делать это не хуже любой камеристки. Как раз когда Андрей завязал последний узел, в комнату вошел Роман. Предварительно постучав, что примечательно – раньше он себя подобными «глупостями» не утруждал. Вскоре подтянулся и Алекс.
Утреннее совещание заговорщиков среди заговорщиков, как называл их Роман, длилось недолго и свелось к одному заключению: действуем по обстоятельствам. План все четверо прекрасно помнили; выбрать наилучший момент, чтобы донести его до Совета, было поручено Александру; роль основного «докладчика» взял на себя Андрей. А Мира твердо намеревалась быть тише воды и ниже травы: союзники все равно вряд ли воспримут ее всерьез, а значит, не нужно все портить.

Что будет с ними после совета, особенно если их план примут, они представляли плохо. В теории все выглядело замечательно, но никто, включая Миру, не соотносил эту теорию с собой. То, что это им собственными руками придется создавать минные поля, устраивать ловушки королевским отрядам и смотреть, как они умирают, разорванные на куски, никому из собравшихся в комнате Миры в голову не приходило. Или, точнее, каждый из них старательно отгораживался от этих мыслей: чур меня, чур меня, пусть это будет с кем-то, но не со мной!

– Ну, что, пора выходить в свет? – спросил Роман, когда они обсудили все, что собирались.

- Пожалуй. Но сначала снимите мечи. Здесь то же правило, что и в Эшвиле: мы гостим у друзей, никакого оружия.

– Ладно, – неохотно сказал Андрей, снимая пояс с мечом. Роман так же неохотно последовал его примеру. Мира одобрительно кивнула, с трудом преодолевая искушение проверить, надежно ли закреплены у нее на щиколотке ножны  с кинжалом.

В этот час логичнее всего было искать прочих временных обитателей замка на кухне. И не только потому что была пора завтрака. Совет будет позже, днем, когда соберутся все союзники, а сейчас всем оставалось либо сидеть по своим комнатам, либо расположиться в главном зале, более приличествующем для аристократов, коими являлись почти все собравшиеся в этом замке, чем кухня. Однако главный зал у всех ассоциировался с грядущим советом и был пока запретной территорией, а находиться в одиночестве никому не хотелось – слишком велико было напряжение, которым были охвачены абсолютно все союзники. А потому кухня оказалась неплохим компромиссом – там можно было найти компанию и при этом не разговаривать о делах: ну кто же занимается этим в таком месте.

Мира, как того требовал этикет обоих миров – и Земли, и Материка – вошла в кухню первой. И, как того, опять же, требовал этикет, все присутствующие там мужчины (собственно, женщин там и не было) немедленно встали. Их было немного: Эклхаст, мастер Амброуз, высокий хмурый брюнет лет тридцати пяти, с темными пристальными глазами и шрамом, рассекающим левую бровь; еще один брюнет, такой же хмурый, но ниже ростом и старше первого лет на десять; синеглазый атлетически сложенный шатен с ослепительной улыбкой, непозволительно красивый для мужчины (настолько красивый, что сердце Миры пропустило один удар, когда он ей подмигнул. К счастью, Андрей этого не заметил); жизнерадостный толстяк с копной седых волос и высокий широкоплечий платиновый блондин с надменным выражением лица.

«Интересно, всем ли им маркиз уже сообщил о том, кто из нас та самая «особа королевской крови» из предсказания Генриха?», – промелькнула у Миры мысль. На этот не озвученный вопрос ответил сам Эклхаст.

– Ваше Высочество, позвольте познакомить вас с моими друзьями, - сказал маркиз, не сводя глаз с Миры, и трое из пяти незнакомцев – шатен, толстяк и блондин – вскинулись и изумленно уставились на девушку, причем во взгляде последнего  удивление мешалось с недоверием. – Джейсон Элант, герцог Амарский, Даниэль Рондейл, герцог Макденский, барон Томас Марсден, барон Дерек Рогсбург, барон Джек Бэрроу.

Брюнет помоложе оказался бароном Марсденом, брюнет постарше – герцогом Элантом, синеглазый красавец был бароном Бэрроу («Джек, просто Джек, Ваше Высочество»), пожилой толстяк – бароном Рогсбургом, ну а блондин – герцогом Макденским (что отчасти объясняло его высокомерие: титул маркиза в Гардии носили отпрыски королевской семьи, а после них самыми знатными людьми были как раз герцоги).

– Приятно познакомиться, – дежурно улыбнувшись, произнесла Мира.

– Господа, представляю вам Ее королевское Высочество Амиранду Кэтрин Лиеж, принцессу наэрийскую. А это господа Андрей, Роман и Александр, прибывшие к нам из далеких, очень далеких земель.

– Рады знакомству, – сказал за всех барон Джек, как мысленно решила называть его Мира.

– Взаимно, – быстро отозвался Роман, незаметно ущипнув Андрея, чтобы тот не ляпнул чего-нибудь Бэрроу, которого невзлюбил за оказанное Мире внимание.

Принцесса села за стол, старательно делая вид, что не замечает устремленных на нее взглядов, а «ее мужчины» направились к печке, уставленной соблазнительно пахнувшими кастрюльками и горшочками. «Нет, ну это надо: канализации у них нет, а шведский стол – есть», – накладывая себе рагу, прошептал Роман Алексу, который, не удержавшись, фыркнул.

– Признаться, маркиз Эклхаст не предупредил нас о том, что член королевского дома Наэрии, с которым мы встретимся на совете, – прекрасная принцесса. Но я только рад такому сюрпризу, – Бэрроу привстал с места и поклонился Мире. – И я не могу не отдать дань уважения вашему мужеству: не у всякой леди достанет храбрости и самообладания выдержать все то, через что вам пришлось пройти.

- Вы будете поражены, узнав, на что я способна, - сухо ответила принцесса.

Андрей поставил перед ней тарелку с едой и сел рядом. Роман устроился с другой стороны, а Алекс расположился слева от Жданова, что было странно, учитывая, что возле Малиновского был свободный стул.

- О, с нетерпением жду возможности выяснить это, - промурлыкал барон Джек.

- Не советую, - мрачно сказал Андрей.

- Что, простите? – нахмурился Бэрроу.

- Кто много знает, тот обычно плохо кончает, так что не советую ничего выяснять, -  невозмутимо пояснил Андрей и принялся за еду.

Барон ухмыльнулся, но ничего не сказал, и по выражению его лица трудно было понять, последует ли он совету Андрея или нет. Роман поморщился: в отличие от Жданова он, неисправимый ловелас и специалист мирового класса по флирту, сразу же «просек», что Бэрроу заигрывает с Мирой, не потому что она так уж ему понравилось, а из стремления собрать о ней как можно больше информации. И этот расчет себя оправдал – всем за столом стало понятно, что у Андрея и Миры роман, хотя лучше было бы хранить это в тайне.

- А вот меня восхищает и изумляет другое, - сказал Рондейл, - то, как Ее Высочество великолепно разговаривает по-гардийски.

При этом по его тону было ясно, что он сомневается в том, что Мира действительно принцесса. Ну в самом деле, разве может наэрийская принцесса так хорошо владеть языком страны, которая целых тридцать лет находится под проклятьем, путешествовать даже без камеристки, не говоря уже о сонме слуг, и не скрывать свою интрижку не пойми с кем.

- Не так уж великолепно, - пожала плечами Мира. – Скорее – посредственно. Более того, все это время я вообще говорила и говорю по-наэрийски. А гардийский язык вы от меня слышите  только благодаря магии.

- Вот как? Любопытно, - непохоже было, что герцог поверил Мире.

- Действительно, крайне любопытно, - оживленно произнес мастер Амброуз. – Вы не против побеседовать потом со мной об этом? Я никогда еще не встречал столь совершенно переводческого заклятия.

- Это не заклятие, и я с удовольствием расскажу вам все, мастер Амброуз.

- Так вы еще и дар? – спросил Бэрроу. – Сдается мне, в вас масса талантов.

- Ты даже не представляешь себе, сколько, - хмыкнул вошедший на кухню Бернард. – А поскольку Ее Высочество – сильный маг, то рекомендую думать прежде, чем открыть рот, а то ты рискуешь навсегда его лишиться.

- И тебе доброе утро, друг Бернард, - весело сказал барон. – Спасибо за рекомендацию, однако я не верю в то, что столь прелестная девушка может быть такой кровожадной.

Бэрроу посмотрел на Миру, ожидая, что она подтвердит это, но принцесса лишь заметила:

- Я не так давно знакома с Бернардом, но могу с уверенностью утверждать, что он хорошо разбирается в людях, так что я на вашем месте к нему прислушалась бы.

Барон хотел было что-то возразить, но ему помешал Лафферти, который, встав из-за стола, объявил:

- Кажется, к нам готов присоединиться кто-то из наших запаздывающих друзей. Если кто-либо хочет встретить их со мной – милости прошу.

После этого мастер Амброуз, Эклхаст, Марсден и Элант покинули помещение, раскланявшись с Мирой. После их ухода за столом воцарилось молчание: Мира с друзьями не рвались общаться с новыми знакомыми, герцог Макденский – тем более, Бернард и Рогсбург были заняты завтраком, а Бэрроу исподтишка наблюдал за компанией из Эшвиля. Мира, Андрей, Роман и Алекс вернулись в свои комнаты до того, как на кухню пришли только-только прибывшие бароны Григери и Олвин, а через полчаса после этого к ним заглянул Ферейн Мазель и проинформировал их о том, что совет было решено начать в три часа. Амброуз не сомневался, что к тому времени последний из ожидаемых союзников, барон Сандер, прибудет в замок.

* * *

Всего на совете присутствовало человек пятьдесят: каждый из союзников, подобно Эклхасту, захватил с собой одного–двух доверенных лиц.

– Прежде всего, – сказал взявший на себя роль председателя Эклхаст, – я хотел бы представить тем из вас, кто не имел еще такой чести, Ее Высочество Амиранду, принцессу Наэрии, ту особу королевской крови, которая предсказана королем Генрихом, и тех, кого она привела из другого мира: господина Андрея, господина Романа и господина Алекса, которому суждено стать новым королем Гардии.

Это заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Во-первых, до этого король из прорицания Генриха был для всех абстракцией, идеей, но никак не человеком из плоти и крови. А во-вторых, надо полагать, до этого Эклхаст почти никому не открывал, кого именно из трех пришельцев с Земли он пророчит в короли, и теперь все желали знать, почему это Алекс, а не Андрей или Роман.

– Почему он? – вслух спросил Рондейл то, что было на уме у многих других союзников.

Вместо ответа Алекс щелкнул лениво пальцами – театральный жест, не имеющий ничего общего с магией, – и по залу пронесся порыв ледяного ветра, затушивший все факелы и свечи, которые затем вспыхнули вдвое ярче прежнего.

– Потому что он сильный маг, каким был когда-то Генрих, – буднично отозвался Эклхаст и назвал Мире и землянам тех союзников, с которыми они еще не были знакомы: герцоги Джереми Истмар и Клайв Эдвис, бароны Ричард Григери, Винсент Олвин, Эдмунд Сандер, Питер Клеменси, Колин Дарнелл и беститульные, но богатые и влиятельные Бен Ронни, Мартин Ринсвальд, Нолан Лассаль и Дериан Падмар.

– Итак, нет нужды напоминать, зачем мы здесь собрались, – продолжил Эклхаст. – Для начала предлагаю определить, какими силами мы располагаем. Я могу предоставить двести семьдесят три солдата в полной боевой выкладке, из них семьдесят – кавалерия. Плюс оружие еще для двухсот солдат.

– Двести солдат, включая тридцать кавалерии. Оружие для них и еще ста солдат, – лаконично сказал барон Марсден.

– Двести пятьдесят солдат, пятьдесят кавалерии…

Когда каждый заговорщик огласил количество солдат, которое он собрал, то выяснилось, что в общем и целом их армия союзников насчитывает около четырех тысяч воинов, из них около четырехсот входили в кавалерию. В оружии недостатка практически не было, но помимо обычных мечей, кинжалов и щитов из стали, требовались еще магическое оружие и защитные амулеты. А с ними дело обстояло сложнее.

– Мы над этим работаем, но, боюсь, мы не в состоянии в нужный срок изготовить столько амулетов, сколько необходимо.

– Орден Виктории Милосердной поможет вам в этом, – заверил Эклхаст. – Конечно, у них не получится сделать много, но тем не менее.

– Как бы там ни было, по численности наше войско значительно уступает королевскому, - сказал Рондейл, - и мы обязаны как следует им распорядиться. Нам нужен план. Я предлагаю сначала высказать свои соображения, а потом их обсудить.

«Мистер Очевидность, - пробормотал Роман. –  Мы здесь только для этого». «Молчи и не мешай», - сквозь зубы ответил Алекс, который внимательно наблюдал за всеми, чтобы не упустить момент, когда им лучше вмешаться и изложить свой план. Все зависело от того, кто первым начнет делиться идеями: наиболее влиятельные из союзников или же, напротив, те, чье мнение редко принимают в расчет. Воропаев делал ставку на последних. И не прогадал.

Барон Рогсбруг, которого поддерживал Дарнелл, выступил за прямую конфронтацию. То, что армия короля в разы больше их собственной, Рогсбурга не смущало: он считал, что королевские солдаты перейдут на их сторону сразу же, как узнают, что мятежники борются за правое дело. Ну а еще он не сомневался в том, что они победят, просто потому что у них такая благая цель! Он настаивал на молниеносной атаке на Аквилон и был уверен, что у них все получится. План был на редкость глупым и провальным, но Андрей, к примеру, не мог не симпатизировать Рогсбургу и его неожиданной отваге. Хотя и говорят, что храбрость без ума ни на что не надобна, но быть может, именно такой вот бесшабашной смелости им всем и не хватает…

Барон Клеменси и Бен Ронни предложили заслать в Аквилон и королевский замок своих людей, чтобы те потом помогли бы им незаметно провести в замок войска и устроить, по выражению Ронни, «тихий переворот». Лассаль и Сандер выдвинули похожую идею, с той лишь разницей, что в их плане шпионы заговорщиков должны были убить короля. Нет короля – нет проблемы. А с Дэвидом, Грегори и остальными его приспешниками они справятся при помощи тайно введенных в город отрядов. Оба этих плана, как и предыдущий, никуда не годились.

– Еще предложения? – спросил Рондейл, когда Лассаль замолк, и в зале ненадолго повисла тишина.

И Алекс понял, что вот он, тот самый подходящий момент. По его наблюдениям прмерно половина пока не высказавшихся союзников входили в «партию» Эклхаста и поддерживали его план (разумеется, Бернард, Марсден, Элант, Олвин и, кажется, Григери), а остальные принадлежали к числу сторонников Рондейла (Эдвис, Падмар и Ринсвальд). Правда, были и те, кто соблюдал нейтралитет: Бэрроу и Истмар, но их Воропаев в расчет не принимал. И Эклхаст, и Рондейл определенно претендовали на лидерство среди союзников, а потому ни один из них не хотел делать первый шаг и огласить свои мысли. Что открывало дорогу Алексу.

- Да, - сказал Воропаев и тишина в зале стала просто могильной.

Его, будущего короля, не могли не выслушать. И что бы ни придумали маркиз и герцог, на фоне высказанных ранее идей план Алекса и его друзей совершенно точно запомнится.

– Там, откуда мы родом, – продолжил за Александра Андрей, – есть один универсальный и весьма действенный принцип: разделяй и властвуй. Нам он подходит как нельзя кстати. Итак, суть в том, что…

Пока Андрей, Роман и Алекс рассказывали совету о том, что для победы им необходимо поднять восстание на границе и отвлечь на него часть королевской армии, что у них есть мощное оружие, которым можно будет разгромить посланные на границу войска Уильяма, и что в это время основные силы заговорщиков будут продвигаться к столице, Мира решила, что на месте союзников, она непременно согласилась бы с ними. Потому что поймавшие кураж Андрей и Роман могли убедить кого угодно и в чем угодно, а серьезный и собранный Алекс, иногда вставлявший в их речь весомые аргументы, выступал в качестве тяжелой артиллерии. Втроем они напоминали небольшой, но слаженный оркестр, первую скрипку в котором играл Андрей и который разыграл свою партию четко, как по нотам.

Как Мира с друзьями и ожидала, большинство собравшихся в первую очередь заинтересовало оружие, которое, по словам Андрея, было на редкость мощным, не имело отношения к магии и являлось, фактически, основой всего плана.

– Что это за оружие? – резко спросил Рондейл, едва дождавшись, когда Жданов закончит говорить.

– Как оно действует? Что это за оружие? Оно действительно такое разрушительное? Это оружие из вашего мира? – посыпались отовсюду вопросы.

Мира посмотрела на Эклхаста, Фрейна и Бернарда, но по лицам маркиза и Мазеля невозможно было понять, как они относятся к инициативе землян. А вот Бернард усмехнулся, заметив взгляд принцессы, и подмигнул ей. Мира кивнула ему и как раз вовремя повернула голову, чтобы увидеть предназначенную ей улыбку барона Джека. Впрочем, глаза его при этом оставались внимательными и цепкими, без малейшего намека на веселье, а потому неясно было, одобряет он план Андрея или нет. Пожав плечами, Мира сосредоточила свое внимание на происходящем.

– Да, наше оружие и впрямь такое мощное. Нет, в нем ни капли магической составляющей. И нет, мы не можем открыть вам, как именно оно действует и как конкретно мы намереваемся его использовать, – твердо заявил Роман, догадывающийся, какую реакцию это вызовет. И не ошибся.

– Почему? – потребовал объяснений Рондейл.

– Вы не доверяете нам? – подлил масла в огонь Эдвис. – Тем, кто готов рисковать жизнью, чтобы помочь вам?

– При всем нашем уважении, – громко, чтобы перекрыть царящий в помещении гомон, произнесла Мира, которая сочла, что лучше ей вмешаться, а то Андрей или Роман, оскорбленные высказыванием Эдвиса, наговорят Совету много неприятных вещей, – я солидарна с господином Романом. Все вы не хуже меня знаете, какие методы есть в арсенале королевских магов, чтобы добиться нужной им информации от тех, кто не желает ее выдавать. Если Уильяму станет известно об этом оружии, эффект неожиданности будет утерян, и мы не сможем прибегнуть к данному оружию ни для осуществления этого плана, и ни для чего другого. Что до того, насколько это оружие  мощное… Маркиз Тресский и маркиз Горни могут подтвердить, что оно способно на все то, о чем вам только что поведали господа Андрей, Роман и Алекс.

- Да, это так, - неохотно отозвался Эклхаст.

– Но если кто-то из вас гарантирует, что при встрече с Маргаритой и ее людьми сумеет противостоять их магии и не превратиться после этого в безмозглый овощ, мы откроем вам принцип действия и потенциал этого оружия, – невозмутимо добавил Бернард.

Упоминание о главном придворном маге Маргарите Деггар поумерило познавательный пыл союзников.

- Не спорю, то, что вы предложили, может сработать, - сказал Рогсбург, пока остальные размышляли над услышанным, – но позвольте, это же недостойно благородных людей и граничит с подлостью.

- Бросьте, Рогсбург, это война, на ней не место благородству, - поморщился Бэрроу.

- По-настоящему благородный человек остается таковым при любых обстоятельствах! – вспыхнул Рогсбург.

- Возможно, - сухо отозвался Марсден. – Но мы противостоим королю, который на прошлой неделе приказал повесить всех жителей целой деревни, которые не смогли заплатить налог в казну и всего лишь пытались отстоять то немногое, что у них было, когда королевские сборщики податей стали отбирать у них последние граммы зерна. Благородством здесь и не пахнет.

- Война войной, но мне не по душе, что нам придется хладнокровно убить сотни наших сограждан, у которых не будет шансов спастись, - сказал Элант. – Полномасштабная гражданская война с таким количеством жертв – это то, чего мы должны постараться избежать, а не провоцировать.

- Да, мне тоже это не нравится, но не следует забывать, что обитателей деревни, о которой упомянул Марсден, казнили именно эти наши сограждане, - возразил Ринсвальд.

- Они солдаты короля и выполняли приказ.

- Приказы приказам рознь, особенно такие бесчеловечные, Падмар.

- Не забывайте, у солдат есть семьи, которые пострадают, если они не выполнят приказ.

- Если бы…

Где-то в середине этих препирательств Мира с друзьями обменялись торжествующими улыбками: несмотря на то, что Эклхаст и Рондейл еще не высказались, план Андрея активно обсуждали и, судя по всему, у него появились сторонники.

- Господа, господа, давайте мы не будем сейчас затрагивать моральные аспекты нашего… предприятия: мы ведь уже договорились, что пророчество необходимо исполнить любой ценой. Тот, кто с этим не согласен, волен покинуть совет в любой момент, - спокойно, но достаточно жестко сказал Бэрроу и выдержал паузу. Когда никто не шевельнулся, он продолжил: - План хорош, и если действовать в соответствии с ним, то почему бы не пойти дальше – не отвлечь внимание короля не на два фронта, а на три? Я за то, чтобы организовать мятеж не только на границе, но и на побережье.

- У нас не хватит на это людей, - запротестовал Бернард.

- А они и не потребуются. Ты давно там был? С тех пор, как страна оказалась отрезана от моря, побережье медленно умирало, а сейчас оно в агонии. Еще немного, и его жители сами восстанут. Мы лишь немного их поторопим.

- Да их перебьют в считанные дни! – воскликнул Рогскбург.

- Ну, допустим, не дни, а недели. А то и больше. Уверен, пару месяцев они продержатся, а нам больше и не надо. И пока часть королевского войска будет подавлять бунт на границе,  а другая – на побережье, мы совершим марш-бросок на Аквилон. Подойдем так близко, как сможем, а там видно будет.

- Но это же еще более жестоко. Мы обречем их на верную гибель!

– Ради благой цели – благополучия всей страны.

– Это неправильно!

- Это жизнь, - отрезал давно молчавший Рондейл. И Мира поняла, что это почти что победа: герцог их поддерживает.

– Однако не все из нас озвучили свое мнение, – вклинился в разговор Истмар. – Кто-нибудь еще желает поделиться своими идеями? Возможно, мы найдем более приемлемое решение, не столь кровавое.

– Рогбург ваш план – самоубийство, нас разгромят в мгновение ока. Клеменси, Лассаль – наших шпионов при дворе разоблачат еще до того, как они приступят к работе, после чего король выйдет на нас, и мы закончим свои дни на виселице. Так что лично я согласен с тем, что предложил господин Андрей и его товарищи, – заявил Бэрроу.

– Я тоже, – несколько напряженно сказал Рондейл, преодолевая внутреннее сопротивление: его собственный план был куда более безопасным, он не мог не признать, что у плана Жданова больше шансов на успех.

– У меня были схожие мысли, – медленно, тщательно подбирая слова, произнес Эклхаст. – Но нечто столь… масштабное мне в голову не пришло. В общем и целом я готов принять эту тактику и стратегию, но лишь при условии, что они будут доработаны.

Он определенно не был счастлив от того, что ему пришлось решиться на такое. А ему именно пришлось – он достаточно хорошо знал своих союзников, чтобы понимать, что многие из них, если не большинство, на стороне Андрея и компании.

- Я  - за, - небрежно сказал Бернард, который еще до своего отъезда из Эшвиля подозревал, что принцесса с товарищами придумают нечто подобное – такое безумие было как раз в их духе.

- Я тоже за, - бросил Марсден.

- И я, - вздохнул Элант.

Последними голосовали Рогсбург, Дарнелл и Григери.

- Мне по-прежнему не нравится этот замысел, – с горечью сказал первый, – но видя такое единодушие моих соратников… Я – за.

- Я тоже, - после некоторого колебания кивнул Дарнелл.

- Я согласен, но я не позволю привлечь моих людей к резне на границе, - не терпящим возражения тоном сказал Григери. – Только для атаки на Аквилон.

После чего Мира, вдруг обнаружившая, что она сидит, затаив дыхание, с облегчением выдохнула. Все прошло даже удачнее, чем они предполагали, но она все же могла до конца поверить в то, что это победа. Которая, впрочем, не была окончательной: следующие несколько часов союзники до хрипоты обсуждали подробности единогласно принятого плана дальнейших действий – что, где, как и когда. И лишь после того как голодные и уставшие участники совета разбрелись по своим комнатам, Мира, Андрей, Роман и Алекс, собравшиеся в покоях принцессы, переглянулись, и Малиновский сказал, почесав в затылке:

- Мне кажется, или мы и впрямь втянули эту страну в самую грандиозную заварушку за последние тридцать лет?

- Нет, она втянулась сама, а мы лишь активно этому поспособствовали, - хмыкнул Алекс. – Меня больше интересует другое: кто-нибудь заметил, что ответственным за операцию на границе автоматически были назначены Жданов с Малиновским?

- Э-э-э… - только и смог ответить Роман, а Мира бессильно опустилась на единственный в комнате стул.

А ведь и правда, участники совета согласовывали дату, нужное количество солдат, примерную географию сражений, тонкости вербовки, логистику, связь и прочие детали в основном с Андреем, ну и немного с Романом и, как ни странно, с Мирой, которая в тандеме с Лафферти разрабатывала магическую сторону кампании. Да и  Жданов с Малиновским постоянно повторяли, сами того не сознавая: «Мы сделаем…», «Когда мы дойдем до…», «Нам потребуется…» и так далее. Собственно, с того самого момента, как у них возник этот план, они подсознательно были уверены, что сами и будут его осуществлять. Тем более что порох и все с ним связанное были именно их епархией. А вот Миру эта перспектива пугала. Очень пугала.

- А почему бы и нет? – бодро откликнулся Андрей, плюхнулся на кровать и потянул руку, чтобы поправить давно уже исчезнувшие и ненужные очки – забытый жест, который он теперь неосознанно использовал исключительно в стрессовых ситуациях. – Да ладно вам, ясно же было, что если мы добьемся того, чтобы восприняли всерьез и поддержали, мы же и станем крайними.

– Козлами отпущения, ты хотел сказать, – съязвил Алекс.

– Ответственными за проведение важной операции, – подчеркнуто пафосно возразил Роман. – Но, честно говоря, я как-то не ожидал, что нас назначат главными. И как они на это решились?

– Элементарно, Ватсон: мы эту кашу заварили, нам ее и расхлебывать. К тому же, все логично – кто лучше нас воплотит в жизнь наш же план? Кроме Эклхаста, Мазеля и Бернарда никто же не в курсе, что полководцы из нас те еще. Да и Рондейл с Эклхастом без нас еще долго бодались бы за лидерство. А так и волки сыты, и овцы целы: и тактика со стратегией одобрены, и Совету не пришлось выбирать между этими двумя. И потом, не забывай, что у нас над душой будут стоять доверенные люди по крайней мере половины союзников, и шаг вправо, шаг влево будет караться расстрелом. В нашем случае – повешением.

– Ничего, прорвемся, первый раз, что ли, – с несколько наигранным оптимизмом заявил Роман.

– Я даже боюсь себе это представить, – кисло сказал Алекс. Его, как будущего короля, планировалось привлечь к участию в военных действиях на последнем этапе войны, если та будет складываться удачно для заговорщиков, и Воропаеву это не нравилось. Неожиданно мысль о том, что ему придется отсиживаться в Эшвиле, пока его товарищи будут рисковать жизнью, показалась Алексу отталкивающей.

– Я тоже, – глухо сказала Мира, и Андрей, взглянув на ее опрокинутое лицо, попросил торопливо:

– Ромка, сходи, попробуй разжиться ужином. Сашка, составь ему компанию, ну или погуляй где-нибудь.

Когда Малиновский с Воропаевым вышли, Андрей присел на корточки перед Мирой и положил руки ей на плечи,

– Мира, ты что? Что-то не так?

– Да, нет, ничего, – она прижала ладони к горящим щекам и виновато посмотрела на Андрея. – Глупости. Просто… я не верила, что с вашим планом согласятся, и я не думала, что ты лично будешь всем командовать и что это произойдет так скоро...  и вообще. Не обращай на меня внимания, день выдался напряженным, вот я и паникую. Ромка прав, мы прорвемся.

– Кхм, раз уж об этом зашла речь… Мне надо с тобой кое о чем поговорить, только пообещай, что не будешь перебивать и швыряться тяжелыми предметами, хорошо? – Андрей быстро поцеловал ее.

– Конечно не буду, – фыркнула повеселевшая Мира. – Если что – я лучше тебя прокляну.

Жданов улыбнулся, но тут же посерьезнел.

– Я не хочу, чтобы ты в этом участвовала.

– Что, прости?

– Я не хочу, чтобы ты отправлялась с нами к границе. Нечего тебе там делать.

– Андрей…

– Подожди, ты обещала дать мне договорить. Так вот, тебе там нечего делать. Первые пару месяцев мы будем разъезжать по городам и деревням – агитировать и вербовать. С этим мы справимся и без тебя. А когда дело дойдет непосредственно до боев… На твою долю их еще хватит, когда основная часть нашей армии будет сражаться за Аквилон. Тебе совсем ни к чему видеть, как на наших минных полях подрываются королевские солдаты.

– Это не изменит моего мнения о тебе, – Мира погладила Андрея по щеке. – Я знаю, что ты идешь на это, не потому что наслаждаешься насилием, а потому что так надо.

– Спасибо, – Андрей на мгновение прикрыл глаза. – Но дело не только в этом. Мне же прекрасно известно, что ты разделяешь позицию Рогсбурга: тебе не нравиться этот план, но ничего лучше у нас нет. Так что тебе нет необходимости мучиться, наблюдая за тем, как мы его осуществляем.

– Андрей, ты кого сейчас убеждаешь – меня или себя? – усмехнувшись, спросила Мира.

– Пожалуй, обоих, – признался Жданов. – Да, не спорю, что без тебя мне будет чертовски трудно и я постоянно буду беспокоиться, как ты там, но боюсь, мои нервы не выдержат, если ты на моих глазах будешь сражаться с каким-нибудь качком или темным магом.

«И я хочу доказать тебе, себе и всем остальным, что чего-то стою и без твоей опеки. Что я в состоянии справиться с этой задачей самостоятельно, без твоей помощи и руководства». Это Андрей вслух не произнес, но Мира все равно услышала.

– У нас нет темных магов, – покачала она головой. – При любых других обстоятельствах я бы отправилась с тобой, невзирая на все твои такие правильные и рациональные доводы. Но тебе повезло: у меня есть своя задача, которую мне надо завершить до того, как начнется наступление на Аквилон: собрать Королевский совет.

– Что за Королевский совет?

– Долгая история, расскажу после ужина. И вот что еще: я не сомневаюсь, что у тебя все получится. Если кто и в состоянии, как выражаются у вас на Земле, вытащить из шляпы этого кролика, то это ты.

– Считаешь?

– Уверена.

Свои слова Мира подкрепила таким весомым аргументом, как поцелуй. И хотя Андрей осознавал, что она скорее хотела ободрить его, чем по-настоящему верила в это, ему было все равно. Он – Жданов, он сумеет, потому что подвести Миру он не может.

* * *

Замок, так и оставшийся безымянным, компания из Эшвиля покинула на следующий день. Пока они собирались и седлали лошадей, Эклхаст молчал, всем своим видом демонстрируя свое недовольство действиями Андрея и остальных, Бернард оживленно обсуждал со Ждановым детали кампании, а Лафферти отозвал Миру в сторону, чтобы что-то ей сообщить. О чем они беседовали, землянам было неведомо: на все их расспросы Мира отвечала, что потом все расскажет, когда придет время. Но перед тем как тронуться в путь, принцесса громко и искренне поблагодарила мастера Амброуза за информацию.

Из замка Эклхаст и Фрейн Мазель направились прямиком в Эшвиль, Андрей и Роман – туда же, но окольной дорогой, чтобы не вызвать подозрений, пребыв одновременно с маркизом, Бернард – к себе домой, а Мира и Алекс – в Валендейл: проведать Киру и известить ее обо всем, что случилось, а заодно передать Камилле письмо от Эклхаста.

Каждый из них, независимо от пункта назначения, чувствовал себя так, словно едет навстречу переменам. По сути, так оно и было.

Часть третья: Витражи.

Глава 20

– Да мы с Джимом с детства дружим! Да он мне жизнь спас! – заплетающимся языком талдычил Андрею и Роману их собеседник. Или, скорее, собутыльник. – А этой стерве он, видите ли, не нравится. Он, видите ли, много пьет и меня подбивает. Что она вообще понимает в мужской дружбе, а? Тьфу, баба она и есть баба. Я Джимом как дружил, так и буду дружить. Вот! Пусть она валит на все четыре стороны, если этой ей не по душе. А я себе жену получше найду, которая будет знать, кто в доме хозяин. Да за меня любая пойдет, стоит только свистнуть.

– Верно, – согласился Роман, подливая мужчине еще вина.

Андрей прикрыл глаза и притворился, что уже напился и не в состоянии уже поддерживать разговор, отдав инициативу Ромке. На самом же деле Жданов просто смертельно устал от этих бесед, с незначительными вариантами повторяющихся в каждом трактире каждой деревни или городка, в которых за прошедшие полтора месяца побывали Андрей и Роман. А их было немало.

Жданов и Малиновский начали свою миссию у северной границы с Иллией и постепенно продвигались за запад. Их задачей было сагитировать на предстоящую борьбу с королем как можно больше людей. Схема была проста: они приезжали в деревушку или небольшой городок, лежащий на их пути (большие города они избегали, это было небезопасно), представлялись наемниками, ищущими работу, и просили местных жителей за скромную плату приютить их на день другой. Как правило, им не отказывали, хотя случалось и такое. Устроившись, друзья шли в трактир и принимались «работать». Если трактира не было, они старались поселиться у старосты или мэра; еще имело смысл напроситься в постояльцы к одиноким женщинам преклонных лет, которые являлись самыми большими сплетницами, а потому в их доме постоянно толпилась куча народа. В трактире, заказав по кружке вина или пива, Андрей с Романом присоединялись к беседам других посетителей, охотно рассказывали обо всем, что видели за время своих странствий (им даже не надо было ничего придумывать) и расспрашивали своих новых знакомых о том, как им живется. Жилось им плохо, что для Жданова и Малиновского новостью не было. Проведя в Гардии уже больше полугода, они оба разглядели наконец то, что почти сразу бросилось в глаза Мире: страна находилась в упадке, и на окраинах это было особенно очевидно. Не в одной деревне Андрей с Романом слышали, что клубящийся серый туман, окутывающий границы, медленно, но верно продвигается вперед, вглубь Гардии.  И, пожалуй, это пугало гардийцев намного больше непомерно высоких налогов Да и у Жданова с  Малиновским мурашки бежали по спине при виде этого тумана. Им то и дело казалось, что из него, в лучших традициях Кинга, вот–вот выскочит какая-нибудь тварь. К счастью, ничего подобного там не водилось.

Сочувственно покивав и всячески продемонстрировав, что они понимают трудности местных жителей и что не у одних у них проблемы, Андрей с Романом, понизив голос, принимались рассказывать слухи, которые якобы ходят по стране. О том, что уже близок тот день, когда спадет проклятие. Что предсказанный Генрихом новый король Гардии уже появился и готовится к борьбе за трон. Что жители страны могут помочь ему в этом. Что скоро все изменится.

Им не верили, во всяком случае, не до конца. Но Андрей с Романом на это и не рассчитывали. Они сеяли в умах людей семена сомнения и надежды, и этого пока было достаточно. В тех местах, где им верили больше, они открывали немного больше: что они связаны с мятежниками и точно знают, что восстание начнет весной. И предлагали к ним присоединиться. Разумеется, это было рискованно – благодарные слушатели могли оказаться провокаторами или стукачами, но не зря же говорят, что кто не рискует, тот не пьет шампанское. Правда, шампанским в их путешествии и не пахло, приходилось довольствоваться вином и пивом. И то, и другое было отвратительным, но Андрей с Романом привыкли. Привыкли к кислому домашнему вину и горькому пиву, к долгим дням, проведенным в седле, когда вокруг, насколько хватает глаз, – лишь белые сугробы да черные деревья, к  пронизывающему до костей холоду, к калейдоскопу деревень и городов и круговерти лиц. Лишь мысль о том, что рано или поздно все это закончится, и еще о том, что в будущем все будет только хуже, придавала им сил.

Помимо вербовки была у Романа с Андреем и другая задача: разведка местности. Конечно, зимой она была не слишком эффективна, но тем не менее. Карты – это неплохо, но друзья хотели своими глазами увидеть, что к чему, чтобы потом учитывать это при разработке тактики сражений.

Без приключений не обошлось. На дорогах Гардии в принципе было неспокойно, и чем ближе к границе, тем опаснее они становились, так что даже не самый презентабельный вид землян и отводящие глаза амулеты, которыми они были обвешаны с ног до головы, не помогли Жданову с Малиновским избежать стычек с разбойниками. Дважды им удалось отбиться самостоятельно, еще дважды им пришли на помощь те, кто следовал параллельным с ними курсом, а то и вовсе по пятам, с одной единственной целью: следить за тем, чтобы с ними ничего не случилось. Это были люди, посланные союзниками присматривать за Ждановым и Малиновским – Майкл Эшер, Дик Рейни, Чарльз Роган и маг Дерек Стенфорд, доверенное лицо Амброуза Лафферти. Со всеми четырьмя Андрей и Роман познакомились в самом начале своего похода, и, как потом стало ясно, «няньки», как называл их Роман, показались им специально, во избежание недоразумений, потому что в дальнейшем все четверо держались тише воды, ниже травы и появлялись как джинн из бутылки лишь в чрезвычайных обстоятельствах. Таких, например, как нападение бандитов, но только. В одной из деревень во время пребывания там Андрея и Романа произошел пожар, в мгновение ока охвативший все дома, кроме стоявших на самом отшибе, и «няньки», словно материализовавшись из воздуха, кинулись тушить его плечом к плечу со своими «подопечными», а затем снова испарились. А когда Жданов и Малиновский сбились с пути, попав в снежную бурю, их спас Дерек, создав прямо посреди поля магически защищенный от непогоды лагерь, куда он позже привел Майкла, Дика и Чарльза. Вшестером они провели тесной, но теплой палатке несколько часов, по большей части молча, но это было уютно молчание. Самым разговорчивым из «нянек» был Дерек, который чем-то напомнил Андрею и Роману Федю Короткова из почти забытого «Зималетто».

Попадали Андрей с Романом в переделки и похуже, по сравнению с ними грабителей и бураны можно было расценивать как мелкие неприятности.

На первый взгляд деревушка ничем не отличалась от предыдущих не то семи, не то восьми других точно таких же деревушек, через которые проезжали Андрей и Роман: одинаковые деревянные домишки, окруженные штакетником, сторожевые собаки, любопытные и настороженные жители – вооруженные путников (а иные на дорогах Гардии и не встречались) часто принимали за разбойников и налетчиков. Друзья не сразу сообразили, что в этой деревне, Приште, не так: их появление было встречено полным молчанием.

– Мы пришли с миром, – громко сказал Андрей, медленно спешиваясь. Роман последовал его примеру.

К ним навстречу уже спешили невысокий щуплый мужчина с жидкой бороденкой (как впоследствии выяснилось, староста) и двое хмурых рослых молодцев–косая сажень в плечах.

– Мы пришли с миром, – повторил Андрей. – Мы не желаем никому зла и лишь просим приютить нас на пару дней – мы устали и хотим немного отдохнуть, прежде чем продолжить путь. Мы заплатим.

Недоверие и страх в глазах селян сменились… да, в общем-то, ничем не сменились, только чуть-чуть ослабли. Староста долго раздумывал, а потом повернулся и пошел прочь, мотнув перед этим головой. Андрей с Романом сочли это за пришлашение, и отправились вслед за мужчиной.

Староста привел их в свой дом (собственно, так Малиновский со Ждановым и выяснили, что он староста – в деревнях обычно именно они имели самые лучшие дома), молча определил лошадей на конюшню, так же молча указал своим новоиспеченным постояльцам на закуток у печки (надо полагать, их постель), на стол и протянул к ним руку с раскрытой ладонью. Расценив этот жест как: «Гоните деньги», Андрей заплатил несколько серебряных. Удовлетворенно кивнув, староста спрятал деньги и проворно накрыл на стол, выставив перед землянами котелок с похлебкой, сковородку с рагу, кувшин с водой и буханку хлеба. Зыркнув напоследок на Андрея и Романа (трудно было сказать, с каким чувством) и пригрозив им с порога пальцем («Смотрите мне тут!»), староста покинул дом. Все это произошло так быстро, что друзья не успели даже представиться, не говоря уже о том, чтобы завести светскую беседу.

– Мда, занятная деревенька, – хмыкнул Роман, прежде чем наброситься на хлеб – уж очень вкусно от него пахло.

– Не то слово, – в тон ему отозвался Андрей и налег на рагу.

– Такое впечатление, что они тут все немые, – поморщившись, сказал Андрей минут десять спустя, когда с едой было покончено.  – Интересно, это они нам так намекают, что не желают общаться, или они по жизни неразговорчивые?

– Неразговорчивые, ой неразговорчивые, – раздался вдруг от двери звонкий женский голос.

Андрей и Роман, не заметившие, как в дом вошла и остановилась у печки молодая девушка, вздрогнули и потянулись к мечам. К счастью, в Эшвиле они научились не только стремительно выхватывать из ножен оружие, но и не спешить его доставать, когда в этом нет нужды. А учитывая, что на дорогах и в трактирах такие вот милые юные девушки вполне могли оказаться подсадными утками разбойников, грабящих неосторожных путников, умение быстро и точно определять, кто перед тобой, друг или враг, было необходимо для выживания. Сейчас ни Жданов, ни Малиновский не углядели в девушке угрозы, а потому их мечи остались в ножнах. Впрочем, руки с эфесов мужчины не убрали, так, на всякий случай.

– Здрасьте, – буркнул Роман, у которого недружелюбная Пришта отбила желание заигрывать с местными девушками, какими бы красивыми они не были. Что, кстати, само по себе было весьма показательным

– Тогда вы – приятное исключение, – ослепительно улыбнулся девушке Андрей, стараясь загладить нелюбезность друга – с селянами надо было налаживать контакт во что бы то ни стало.

– Это точно, – улыбнулась в ответ девушка и села за стол.

Некоторое время все трое молча изучали друг друга, а затем девушка сказала кокетливо:

– Я – Ружана, старостова дочка. Но все меня Ружкой зовут. А вы, господа, кто такие будете, ежели не секрет?

– Какой уж там секрет, – усмехнулся Андрей. – Я Андрей, а это Роман, мы наемники, прежний наш хозяин в конец разорился, вот мы и отправились искать нового. Пока, правда, безуспешно, но без труда не вытащишь и рыбку без труда, – подмигнул Андрей Ружане. – Так значит, это мы вашему отцу обязаны гостеприимством? Премного благодарны, мы уже пять дней в седле, устали как соба… очень устали, в общем.

– Угу, – подтвердил Роман. Не нравилась ему Пришта, категорически не нравилась, и Ружка эта ему не нравилась, несмотря на смазливое личико и третий размер. А все потому что интуиция подсказывала ему, что что-то здесь не так, но что именно он определить не мог.

– Бе-е-едненькие, – протянула Ружка. – Тяжело, должно быть, не иметь собственного дома и жены, которая всегда о тебе позаботиться и приласкает.

Она повела плечом и выпятила грудь, (третий размер сразу стал выглядеть как четвертый), и Андрей решил, что с налаживанием контактов он переборщил.

– Ничего, мы привыкли, справляемся, – сухо ответил он.

Во взгляде Ружки промелькнула обида и – что немало удивило Жданов – отчаяние. За столом повисла неловкая пауза, и только Андрей собрался что-нибудь сказать, как девушка вдруг бухнулась пред ним на колени и, обняв его ноги, заголосила в лучших традициях плакальщиц:

– Умоляю, возьмите меня с собой! Я здесь больше не выдержу, умом тронусь! Умоляю! Я все-все могу: и готовить, и стирать, и все, что только пожелаете, – тут Ружана принялась судорожно сдирать с себя одежду, и Андрей вынужден был крепко схватить ее за руки, чтобы остановить это безумство. Девушка зарыдала, и разобрать ее речь стало невозможно.

Андрей, никогда не умевший обращаться с плачущими женщинами, неловко гладил Ружку по голове и призывал ее успокоиться, но никакого эффекта его действия не имели. Наконец, Роман, которому надоел весь этот балаган, встал с лавки и рявкнул на ухо Ружане:

– А ну прекрати реветь! Развела тут сырость. Хватит, я сказал, потом плакать будешь, когда объяснишь, что здесь, черт побери, творится.

Ружана, несколько раз икнув и высморкавшись, перестала лить слезы и сказала почти спокойно:

– Умоляю, заберите меня с собой. Мочи больше нет тут оставаться, с ума сойду от этой тишины. Вы ведь верно приметили, здесь все немые, все, кроме меня, потому что я с детства хлеб не ем, меня от него пучит.

– Так, стоп. Поподробнее, пожалуйста. Что значит, «все немые»? И при чем тут хлеб?

– Зерно у нас в этом году плохо росло, а сколько продлится лето, никто не знал, и что за ним придет – тоже. Кто ж мог предположить, что в этом году все как в старые времена будет, что лето больше полутора месяцев продлится, а за ним, как положено, осень настанет. Отец беспокоился, что нам зимой есть нечего будет, если рожь да пшеница до холодов не поспеют. Вот он и пошел к Анике, ведьме нашей, просить, чтобы она поколдовала и зерно у нас за неделю выросло, ну, или за две. Аника сперва отказывалась, говорила, что вмешиваться в дела природы вообще не следует, а особенно если на нее проклятие влияет, но отец ее все уговаривал и уговаривал, и она согласилась. Все поспело за две недели. Видели б вы те колосья – зернышко к зернышку, крупные, золотистые. Красота, да и только! Урожай собрали, смололи, все, как обычно. А как зима настала, люди неметь начали. Недели не прошло, как все онемели, все, кроме меня и Аники. Никто поначалу понять не мог, в чем дело, меня во всем обвиняли, чуть не прибили, а потом смекнули, что это хлеб во всем виноват. Я говорила, я его не ем, плохо мне от него. А Аника побоялась есть хлеб из зачарованного зерна, небось, подозревала, чем это может закончиться. Короче, мужики наши как скумекали, кто это устроил, пошли к Анике и забили ее до смерти. Конечно, надо было прежде заставить ее всех расколдовать, да только слишком уж они злые и напуганные были, а тут еще у Эмиля жена первенца, мальчика, немого родила, вот нервы у мужиков и сдали. Мы ведьмака из Шумил позвали, но он ничем помочь не смог, заявил, что понятия не имеет, что Аника сотворила и как это исправить. Так и живем. Кто-то привык, кто-то запил, Лейсана, у которой голос был – заслушаешься, с собой покончить хотела, ее в последнюю секунду мать из петли вытащила. А я тут почти рехнулась, шутка ли, когда вокруг все немые. Увезите меня отсюда, заклинаю. Ну пожалуйста!

Договорить Ружана не успела: Андрей и Роман, «переварив» все услышанное, выскочили на улицу, где каждый засунул себе по два пальца в горло, надеясь, что тот вкусный хлеб, который они только что съели, не успел оказать на них никакого влияния.

Из Пришты Жданов и Малиновский уехали тем же вечером. Взять с собой Ружану они не могли, несмотря на все их сочувствие к бедной девушке, ибо девать ее было некуда. Единственное, что они могли сделать для Ружаны – попросить Дерека прислать в Пришту магов из Ордена, чтобы те определили, можно ли вернуть жителям деревни дар речи.

Дважды Андрею и Роману предлагали купить девушек. Не снять, а именно купить. То, что рабовладения в Градии было запрещено, продавцов не смущало. Первую девушку земляне купили, невзирая на доводы рассудка – девать ее, как и Ружану, им было некуда. Но когда они увидели ее – худющую, забитую, до смерти напуганную, с синяком на скуле, – то поддались жалости и заплатили запрашиваемую торговцами живым товаром цену (немалую, между прочим), даже не торгуясь. После этого все трое на несколько дней застряли на том постоялом дворе, где и произошла сделка купли–продажи, поскольку земляне не представляли, что делать с их приобретением. Нет, понятно, что отпустить на волю, но они отдавали себе отчет в том, что без их защиты Линда, так звали девушку, попадет либо снова в рабство, либо на панель. Она была из той породы людей, на которых крупными буквами было написано «жертва», а годы, проведенные в рабстве, определенно не добавили ей уверенности в себе и независимости. К тому же она шарахалась от любого прикосновения и долго не могла поверить в то, что ее новые хозяева действительно не собираются ее бить и насиловать. В конце концов эту проблему решил Майкл Эшер, который заглянул на постоялый двор, чтобы выяснить, почему Андрей и Роман задержались в этой дыре. А выяснив, обозвал их сердобольными идиотами и предложил отвезти Линду в Орден Виктории Милосердной: сирые, убогие и несчастные – это по их части. Чего им стоило убедить Линду, что никто не причинит ей вреда и что в Ордене ей будет хорошо, – отдельный разговор, но в итоге  Майкл с Линдой отправились в Валендейл, а Жданов и Малиновский – дальше.
Когда им снова предложили купить девушку, на сей раз Лору (ничуть не похожую, кстати на Линду, не такую изможденную и испуганную и вполне модельной внешности), земляне снова готовы были раскошелиться, но едва они достали деньга, как за их спинами бесшумно вырос Чарльз Роган и скучающим тоном проинформировал Андрея и Романа, что, по его сведениям, одни и те же хозяева продавали Лору уже по меньшей пять раз и каждый раз – вот незадача – по прошествии некоторого времени новых владельцев находили мертвыми, а Лора загадочным образом возвращалась к своим прежним хозяевам. Странные совпадения, не так ли? Далее предприимчивым торговцам было настоятельно рекомендовано найти другой источник дохода, или же их ожидают крупные неприятности (Чарльз, чье лицо пересекал довольно глубокий шрам, умел был убедительным, и его послушались. Впрочем, неприятности торговцам он все равно устроил).

После этого больше Жданову и Малиновскому подобные предложения не поступали. То ли так само собой получилось, совпадение, то ли по ним сразу было видно, что ничем хорошим это не закончится. Но, тем не менее, «сирые и убогие» продолжали встречаться на их пути с завидным постоянством. Так, Андрей с Романом помогли одному купцу, который вместе с двумя сыновьями и охранниками сопровождал караван с товарами, отбиться от грабителей. При этом они в самую последнюю минуту спасли жизнь младшего сына купца, шестнадцатилетнего ершистого парня, который никак не хотел сдаваться и пытался отбиться кинжалом от бандита вдвое крупнее его и вооруженного мечом. Купец долго рассыпался в благодарностях и предлагал награду, которую друзья не взяли, и вскоре спасители и спасенные разъехались в разные стороны. А следующим вечером Жданова и Малиновского догнал тот самый младший сын купца, мелкий паршивец, по выражению Романа. Паренька звали Логан, и, как он заявил землянам, он обязан им жизнью и твердо намерен отдать этот долг. Это во-первых. А во-вторых, он никогда не хотел становиться купцом и всегда восхищался воинами вообще и наемниками в частности, и поэтому он теперь будет путешествовать с Андреем и Романом, которые научат всем премудростям их профессии, и они втроем станут самой лучшей командой наемников в Гардии. Упертости Логану явно было не занимать, как и самоуверенности, и никакие заверения в том, что он друзьям нафиг не нужен (именно так, не выдержав, сказал ему Роман), на него не действовали. Ну что тут будешь делать? В какой-то степени Андрею даже импонировали такое упрямство и настойчивость, но не оставлять же из-за этого, в самом деле, Логана при себе. Вариант отослать его обратно одного даже не обсуждался, и не только потому что тот сопротивлялся и лип к ним как банный лист – то, что он добрался до якобы наемников целым и невредимым вовсе не означало, что обратный путь пройдет так же гладко. Андрей с Романом уже почти смирились с тем, что потеряют два дня, пока будут возвращать беглеца отцу, но тут их «няньки» снова пришли им на выручку, и Логана согласился эскортировать назад Дик Рейни, не забыв высказать своим подопечным все, что он думает об их доброте. А чтобы Логан не слишком расстраивался из-за того, что его мечте не суждено было пока сбыться, Андрей как бы по секрету признался ему в том, что скоро на границе вспыхнет восстание, потому что уж появился предсказанный Генрихом будущий король, который снимет со страны проклятье. И раз уж Логан так жаждет стать воином, то он сможет принять присоединиться к мятежникам, чтобы помочь им свергнуть короля Уильяма. О том, что Андрей и есть тот самый будущий король, Жданов прямо не говорил, но намекал. В том, что Логан последует его совету, Андрей не сомневался, достаточно было взглянуть на заблестевшие от предвкушения глаза мальчишки. Наверное, это было неправильно, более того, подло, вот так подталкивать подростка к участию в гражданской войне, но по Логану было видно, что не быть ему купцом и вообще мирным обывателем и что он в любом случае отправится искать приключения на свою пятую точку. (В этом предположении Андрей был недалек от истины.) Так что если Жданов и испытывал по этому поводу угрызения совести, то совсем небольшие.

Чем дольше Андрей и Роман путешествовали по Гардии, тем больше, исподволь и незаметно, она становилась частью их самих, а они – ее. Друзья знакомились с традициями и обычаями страны, постепенно перенимая их, и они уже не казались им странными и чуждыми. Гардия, полуразоренная, обремененная проклятьем, проникала в их плоть и кровь, лепила из них гардийцев. Впервые увидев Жданова и остальных на постоялом дворе в Кальдоне, Бернард сразу же разглядел в них чужаков, слишком уж очевидна была их инакость. Но теперь они ничем не отличались от сотен других гардийцев, странствующих по дорогам королевства. Они даже отрастили бороды, поскольку бриться в походных условиях – та еще задача. Собственно, с бритьем в Гардии у Андрея и Роман (и у Киры) вообще были большие проблемы, и неудивительно, учитывая отсутствие электричества и электрических бритв. А пижон Воропаев, оказывается, и на Земле брился опасной бритвой, так что ему, заразе, было проще всех.

Пока Жданов и Малиновский колесили по Гардии («Не, Ждан, мы же на лошадях, значит, мы с тобой не колесим, а копытим.»), успешно выполняя свою задачу, другие участники заговора воплощали в жизнь другую часть плана. Несколько сотен солдат (Андрей и Роман называли их «кротами»), выдавая себя за крестьян, гончаров, кузнецов и так далее, селились в деревнях и городах на границе, чтобы за несколько месяцев, оставшихся до предполагаемого начала вооруженных столкновений с королевскими силами, стать там своими, ибо только к своим прислушаются горожане и сельчане, когда их станут призывать поддержать восстание, и только за своими они последуют на войну. По крайней мере, Андрей очень на это надеялся, когда разрабатывал свой план.

Одновременно с этим, на границу, доставлялось оружие, разумеется, тайно. В первую очередь – в замок Ранвальд, который Андрей с Романом выбрали в качестве будущей штаб-квартиры. Он показался им более удачным с точки зрения месторасположения, чем другой замок, который им предлагал  Амброуз (оба принадлежали Ордену Эльнара Светлого). Кроме того, оружие складировалось в домах «кротов», чтобы вооружить им потом мятежников на местах.

Во время своих странствий Андрей (ну, и Роман, из солидарности c другом и в силу привязанности к наэрийской принцессе, в чем он никогда ей не признался бы) беспокоился за Миру, от который не было вестей. Впрочем, само по себе это было хорошим знаком, так как они договорились связаться друг с другом, только если с кем-то из них что-нибудь случится. Принимая во внимание тот факт, что почтовой службы в Гардии не было, тратить силы и время на то, чтобы отправлять сообщения «туда, не знаю куда» с описанием природы и погоды, было нецелесообразно. А на тот случай, если они пошлют друг другу какое-либо важное письмо и его вдруг перехватят, Мира разработала амулет, позволяющий преодолеть действия Врат, которые автоматически переводили все сказанное и написанное землянами с русского на гардийский, чтобы никто, кроме нее, не смог прочитать это послание. Это было гораздо надежнее, чем шифровать письма и, в будущем, донесения разведки и тому подобную корреспонденцию.

* * *

Если бы Андрея попросили одним словом охарактеризовать его ощущения от тех трех месяцев, что он провел, скитаясь по Гардии, то он ответил бы «перепутье». Или нет, скорее, «между». Это ему только казалось, что все бесповоротно изменилась после того чертова лифта, который доставил их прямиком в Гардию, но на самом-то деле, как неожиданно понял Андрей, только его жизнь изменилась, а вот сам он – не очень несмотря ни на что: ни на магию, ни на пролитую им кровь, ни на Миру. Зато после начала войны он уже никогда не будет прежним, это очевидно. Да, даже одно убийство оставляет в душе любого человека неизгладимый след, но война – это другое, совсем-совсем другое.

Кто из читателей фэнтези, представляющих себя рыцарями, или же игроков, которые лихо побеждают виртуальных врагов с помощью виртуального меча и виртуальной магии, задумывается, каково это на самом деле – убить человека? Не пистолетом или другим огнестрельным оружием, это не то, это, если можно так выразиться, дистанцированное убийство. И уж тем более не взрывами, отравлением, магией и тому подобным – это еще больше отдаляет убийцу от его жертвы. Кто из любителей рыцарской романтики представляет, каково это –  чувствовать, как острый стальной клинок меча входит в податливую плоть, вспарывает кожу и мускулы, разрывает внутренние органы, царапает кости? Кто из тех, кто воображает себя великим и бесстрашным воином, сидя в уютном кресле и упиваясь новым фэнтезийным романом, слышал тот чавкающий звук, с которым меч пронзает тело? Кто из них ощущал на своем лице теплые брызги чужой крови, хлынувшей из смертельной раны?

Андрей никогда не увлекался ни фэнтези, ни компьютерными играми, и никогда не размышлял ни о чем подобном. Но теперь он все это знал, и это было знание, о котором он не просил. Ни он, ни Роман. А мысль о том, что в скором времени ему придется убивать не разбойников, преступивших закон, а солдат, выполняющих свой долг, была ему неприятна. Но выбора у них с Ромкой не было, и потому Андрей приказал себе относиться к этому проще. Как там Мира говорила, нельзя видеть во врагах людей со своими жизнями и мечтами? Вот только ни у Андрея, ни у Романа это пока получалось, а между тем время открытого противостояния с королевскими силами неуклонно приближалось, и с каждым днем Андрей нервничал все больше и больше. Формально для этого не было никак причин, ведь все шло согласно плану, но Жданов осознавал, что любые, даже самые совершенные планы имеют отвратительную привычку меняться и идти не так, как должны были бы. В итоге так и произошло.

В детстве Андрей не отличался ни усидчивостью, ни терпением (став взрослым, впрочем, тоже, но это уже совсем другая история). И когда он учился в школе, для него не было бóльшего наказания и муки, чем рисовать контурные карты. Он терпеть не мог чертить границы такие, границы сякие, наступление этих войск, отступление тех, линией сплошной, линией  пунктирной, линией волнистой, заштриховывать, обводить, аккуратно закрашивать и все в том же духе. Но сейчас он бы все отдал, чтобы увидеть контурные карты из будущего Гардии, в которых черным по белому написано задание вроде: «Обозначьте направление главных ударов повстанческих войск в Гражданской войне 1326 г.». Ну, или что-то в этом роде.

Андрей хотел выиграть эту войну, и это желание не имело ничего общего с его стремлением вернуться на Землю. Собственно говоря, цель эта, если и не была давно забыта, то определенно отошла на второй план. Андрей стремился победить в первую очередь ради победы, а не для того, чтобы освободить Гардию от проклятья, помочь Эклхасту в правом деле и вернуться домой. Всю жизнь он жаждал стать самым–самым: самым лучшим сыном, самым успешным бизнесменом, самым известным плейбоем Москвы, и все для того, чтобы родители им гордились. Чтобы им гордился отец. Эту войну Андрей твердо намеревался выиграть для себя. Ну, еще, может, для Миры. Но в общем и целом эта война, которая поначалу казалась далекой и нереальной, стала его войной. Его персональной войной. И проиграть ее он не мог.

Да, он боялся, в конце концов, он не идиот и не Дункан Макклауд, но это его не останавливало. Рубикон должен быть перейден, а Карфаген – разрушен, и никто его не остановит.

* * *

Зима стояла до середины апреля, снежная и морозная, не намеренная сдавать свои позиции и уступать весне. Зато уже к первой неделе мая везде не только не осталось следов недавних сугробов, но и проклюнулись почки. А атмосфера в приграничных землях накалилась до предела. Дух смуты, как тот самый пресловутый призрак коммунизма, бродящий по Европе, носился вдоль границ, будоража умы жителей страны. Мятеж был неизбежен, это было совершенно ясно, как и то, что прежде надо дождаться сигнала того, кто называл себя будущим королем Гардии, предсказанным тридцать лет назад королем Генрихом и способным снять проклятие со страны. Его мало кто видел, но истории о нем, о его фантастических приключениях и не менее фантастической храбрости распространялись по приграничью со скоростью лесного пожара. Андрей подозревал, что к этим историям приложил руку (а точнее – длинный язык) Бернард. С другой стороны, любой безумец, рискнувший бросить вызов королю, по определению должен быть отчаянно смелым. Конечно, еще он может просто не дружить с головой, но всем ведь приятнее верить лучшее, чудо, так?

Разумеется, королю Уильяму доложили о том, что на границе что-то затевается и, конечно, о слухах о новом претенденте на трон. Реакция последовала незамедлительно. Перво-наперво Уильям устроил разнос своим верным помощникам – племянникам Дэвиду и Грегори, которым он еще несколько месяцев назад поручил проверить эту информацию и которые так ничего и не выяснили. Если бы Уильям не был так уверен в преданности Грегори и особенно Дэвида, он немедленно приказал бы их казнить. А так он лишь орал добрых полчаса, ругаясь на «некомпетентных, никчемных болванов», которых он «вырастил на свою голову», а затем приказал не спускать глаз с Эклхаста – чует его сердце, это он за всем стоит, – усилить приграничные гарнизоны и строго карать всех, кто нарушает закон. Впрочем, с этим перебарщивать следовало, нельзя было показывать подданным, что король их боится. Но восстания он не допустит! Кроме того, Уильям вызвал к себе Маргариту и распорядился, чтобы с этой минуты ее маги находись в полной боевой готовности. Плевать он хотел на пророчество Генриха, корону он никому не отдаст. А Гардия… да пусть она горит синем пламенем. На его веку страна, авось, не погибнет, раздавленная гнетом проклятья, влияние которое с годами становилось все ощутимее и ощутимее, а что будет после его смерти, Уильяма не волновало. В жизни его, не обремененного семьей (Маргарита, Дэвид и Грегори не в счет), всегда интересовало только две вещи: его собственная драгоценная персона и власть

К началу мая Андрей и Роман уже поселились в Ранвальде вместе с отрядом солдат, присланным союзниками, и отрядом магов Ордена Эльнара Светлого во главе с самим Амброузом Лафферти, и связаться с ними стало проще, так что Эклхаст регулярно слал им письма, предупреждающие о действиях Уильяма. Письма эти натолкнули Романа на мысль о том, что у Эклхаста есть свой человек при дворе короля – такую информацию просто невозможно было добыть «на улице», и, поразмыслив, Андрей с ним согласился. Правда, утверждать это с уверенностью они не могли, но это было вполне вероятно и объясняло скрытность маркиза. Естественно, эти соображения Жданов и Малиновский держали при себе.

Начать активные действия они планировали где-нибудь через месяц, когда в Ранвальд подтянется еще пара отрядов. Андрей намеревался захватить ближайший к замку город, в котором располагался гарнизон королевских солдат, – демонстрация силы и одновременно призыв к мятежу. Гарнизон, само собой, необходимо было победить, в идеале – с минимальными потерями с обеих сторон. Но и трястись над солдатами противника он тоже не собирался. Им предложат тихо и мирно сдаться, а если они не послушаются (а они наверняка не послушаются), то пусть пеняют на себя, на войне как на войне.

Но не зря говорят: хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Андрей был с этим согласен и не раз наблюдал закон Мёрфи в действии, но все же надеялся, что им повезет, и все пройдет так, как задумывалось, без сучка и задоринки. Не повезло. А, может, и повезло – зависит от того, с какой стороны на это посмотреть.

* * *

Превращать Ранвальд в неприступную крепость не имело смысла: Андрей и Роман не собирались подпускать к замку врага и на пушечный выстрел. Да и вообще, они намерены были атаковать и наступать, а не обороняться и отступать. К тому же, если противник окажется сильнее и загонит их в Ранвальд, то тщательно продуманный план заговорщиков полетит ко всем чертям, и уже неважно будет, выживут Андрей с Романом или нет – если их не убьют при осаде, то обязательно прикончат потом. И не только их, но и всех, кто имел отношение к бунту. А значит, провалить эту кампанию Андрей с соратниками просто не могут. Ни при каких обстоятельствах.

Как бы там ни было, по минимуму Ранвальд все же укрепили. Причем, как подозревали Жданов с Малиновским, магическая защита замка, над которой поработали люди Лафферти, была гораздо мощнее, чем признавал глава Ордена Эльнара Светлого. Тем лучше. Амброузу Андрей доверял, хотя Роман и ворчал, что на Материке они могут доверять только самим себе, Мире и Воропаевым, но Андрей его игнорировал, предпочитая довериться инстинктам, которые говорили ему, что Лафферти – друг и на него можно положиться. При этом насчет Эклхаста интуиция Андрея всегда молчала.

Андрей как раз проводил тренировочный бой со своими солдатами (условно своими, у каждой группы гвардейцев, направленных в Ранвальд союзниками, был свой командир, так что они с неохотой признавали Жданова своим лидером. Но все же признавали), когда к нему подошел Дерек Стэнфорд, по лицу которого было ясно, что у него плохие новости.

* * *

– … не пощадили никого, - угрюмо закончил свой рассказ Дерек и залпом выпил бокал вина.

– Всю деревню? – переспросил Роман. Не потому что не поверил, нет, для неверия не было никаких причин: несколько месяцев назад все жители одной деревни, которым нечем было платить налоги в казну, были повешены по приказу короля Уильяма, который, очевидно, решил повторить эту акцию устрашения. Но это была слишком страшная новость, чтобы вот так сходу ее переварить и принять.

Когда Роман и Андрей узнали на совете союзников о первой казненной деревне, им было не до того, чтобы сочувствовать несчастным, у них были заботы поважнее, да и с Гардией они тогда еще не сроднились так, как сейчас. Однако после того как они побывали в десятках деревень и городов, они понимали, что на месте казенных людей могли быть те, с кем они пили пиво в бесчисленных тавернах, в чьих домах ночевали и с кем делили еду.

– В прошлый раз они пощадили детей до десяти лет, но теперь… Всех, они повесили всех, даже детей. Они… они предоставили женщинам выбор: либо младенцев убивают их же собственные матери, либо это делают солдаты. Большинство матерей выбрало…

– Сколько всего было солдат? – перебил Дерека Андрей, который не желал ничего слышать про убитых детей: подробного рассказа мага о том, как вешали жителей деревеньки Иланги, ему вполне хватило. Еще пара деталей – и от злости, которая и так переполняла его, он не сможет сохранить трезвость мышления, а оно ему в ближайшее время понадобится.

– Около ста двадцати, не считая десятка магов.

– Откуда они, из Лесского гарнизона или из Келеби? – нахмурившись, спросил Андрей. У него уже начал формироваться план действий, который во многом зависел от того, солдаты какого именно гарнизона проводили карательную операцию в Иланги.

Городок Келеби располагался ближе к Иланги, но был меньше Лессы, и, соответственно его гарнизон насчитывал вдвое меньше солдат, чем лесский. А посему логичнее было бы предположить, что в Иланги орудовали королевские силы, расквартированные в Лессе, что значительно затрудняло осуществление плана Андрея, которому было выгоднее, чтобы кровь жителей Иланги была на руках келебского гарзиона.

– По большей части из Келеби, но им на помощь были присланы солдаты из Лессы.

Черт! Не слишком удачно, но не смертельно, особенно если…

– Лесские солдаты уже вернулись в Лессу? – поинтересовался Андрей.

– Нет, – кажется, Дерек понял, к чему клонит Жданов, потому что из глаз мага исчезли безнадежность и отчаяние, сменившись какой-то мрачной радостью. – Насколько мне известно, они отправились в Келеби, а уж оттуда должны вернуться к себе.

Есть!

– Вот и чудненько, – с кривой улыбкой ответил Андрей. Само собой, ничего «чудненького» во всей этой ситуации не было, но у них еще оставалась возможность отомстить. А принимая во внимание их обстоятельства, это уже неплохо. – Собирайте людей, всех, кроме магов, – распорядился Андрей, игнорируя удивленные взгляды соратников. – Противник не должен узнать, что с нами дàры Ордена Эльнара Светлого. Но пара десятков самые сильных магов нам все же потребуется. Амброуз, предоставите?

– Разумеется. Более того, я лично с вами поеду, – сообщил Амброуз, который, как и Дерек, сообразил, что затеял Андрей.

– Что вы задумали? – резко спросил командир отряда, присланного бароном Марсденом.

– Захватить келебский гарнизон и наказать тех, кто повесил жителей Иланги. Разве не ясно? – не менее резко отозвался Андрей, которому сейчас было не до бодания за власть.

– При всем моем уважении, Андрей, это не входит в наши планы, – холодно возразил командир другого отряда.

Угу, ну да, конечно, в их планы входит захват какого-нибудь гарнизонного городка, когда-нибудь потом, когда они соберут достаточно сил. К черту эти планы. Так Андрей и ответил. Ну, почти.

– Зато это входит в мои планы. А я, если вы успели забыть, здесь командую. Поэтому собирайте людей, чем быстрее мы выедем, тем лучше.

– Они выполняли приказ короля, – нерешительно заметил еще один командир.

Зря он это сказал, очень даже зря.

– То есть вы, Люк, выполнили бы приказ Рондейла перебить всю деревню только за то, что они задолжали ему налоги? – с трудом сдерживая ярость, осведомился Андрей, пристально глядя в глаза Люку.

– Это другое, – живо откликнулся тот.

– Не вижу разницы. Так выполнили бы?

Люк отвел взгляд и пробормотал, не слишком, впрочем, уверенно:

– Нет.

– А они выполнили, и должны быть наказаны за убийство, – жестко сказал Андрей. –  Еще вопросы? Те господа, которые согласны с произошедшем в Иланги, могут оставаться здесь, а остальных я настоятельно прошу собрать людей. Совещание окончено, пора действовать.

Командиры – кто неохотно, кто, напротив, воодушевленно – ушли выполнять приказ. Амброуз, одобрительно кивнул Андрею, и они с Дереком также покинули помещение, оставив Жданова и Малиновского одних.

– Ромка, пока нас не будет, ты – главный, – скомандовал Андрей прежде, чем Роман успел открыть рот, чтобы прокомментировать все случившееся.

– Чего? – изумился Роман, осознав, что его друг не шутит. – Ага, щаз, разбежался. Я с вами.

– Нет, – отрезал Андрей. – Я запрещаю.

– Ладно, – неожиданно покладисто ответил Роман. – Ты только успокойся и скажи, с какого дуба ты рухнул и ударился буйной своей головушкой, а?

– Ром, я серьезно… – начал было Андрей, но Роман внезапно перебил его, заорав:

– Я тоже серьезно! Я не собираюсь отсиживаться здесь, пока ты рискуешь своей шкурой в первом в жизни серьезном бою. Даже не надейся.

– Ромка, не спорь. Хотя бы один из нас должен остаться в живых. Так что ты с нами не едешь.

– Да пошел ты со своими приказами, – еще громче заорал Роман и подробно разъяснил, куда именно Андрей должен идти. – Куда ты, туда и я, и это не обсуждается, ясно? Я тебя одного никуда не отпущу.

– Значит, отказываешься починяться приказам? – прищурился Андрей. – Я не могу взять с собой того, кто не подчиняется приказам своего командира.

– Ты охренел? Или правда головой ударился? Какая муха тебя укусила?

– А такая! Такая! – также заорал вышедший из себя Андрей. – Мы в этом гребаном Келеби все полечь можем, и я не желаю, чтобы твоя смерть была на моей совести. Только не твоя!

– Идиот, – безапелляционно заявил Роман. – Какой же ты все-таки идиот, Андрюха. Ты тут вообще не при чем, это мой выбор, слышишь, мой. Я, между прочим, по своей воле во все это ввязался, никто меня на аркане не тянул. И тебе подчиняться я тоже добровольно согласился, чтобы бы ты там не затеял… ну, в рамках разумного, само собой. А потому хватит распускать нюни и давай уже собираться. Нет, конечно, ты можешь меня на гауптвахту посадить, за неподчинение, на арестовывай, – Роман протянул Андрею руки, – но я же все равно сбегу и отправлюсь за вами.

– Я идиот? Это ты идиот! Ты же умереть можешь, из-за меня умереть, понимаешь? Как я с этим жить буду? – Андрей все еще пытался настоять на своем, но очевидно было, что он уже проиграл эту битву.

– А ты, можно подумать, неуязвимый? – язвительно сказал Малиновский. – Считаешь, мне будет легче, если тебя убьют, пока я тут отсиживался? Да меня совесть замучает. Тебе эта мысль в голову не приходила? И как я нашим после этого в глаза смотреть буду? – Под «нашими» Роман имел в виду Киру, Александра и Миру. – Короче, будем дальше препираться или поедем вершить правосудие?

– Балбес ты, Ромка, – устало сказал Андрей. Он честно попытался удержать друга в безопасном замке. Не получилось. И в глубине души Андрей был этому рад, за что немало себя презирал. Да, он не простит себе, если Ромка будет ранен или – не дай Бог! – убит при захвате Келеби, но без него Андрею там будет совсем тошно. Он привык к тому, что они всегда прикрывают друг друга, и без Романа у него не получится сохранять уверенность в себе. – Ладно, ты с нами. Но при условии, что пообещаешь, что впредь будешь беспрекословно выполнять все мои приказы, как бы ты к ним не относился.

– Обещаю, – после некоторого колебания сказал Роман. – За исключением приказов о массовой резне как в Иланги.

– Если я когда-нибудь прикажу нечто подобное, я разрешаю тебе пристрелить меня на месте, – хмыкнул Андрей.

– Договорились, – нарочито торжественно поклялся Роман.

Пару секунд мужчины молча смотрели друг на друга, а затем рассмеялись и похлопали друг друга по плечу.

–Это все нервы, – пробормотал Малиновский, имея в виду их несколько истерическое веселье. – Кстати, Ждан, что ты задумал, а? Ведь не просто же захватить Келеби, так? Нутром чую очередную безумную идею, вроде тех кредитов, что брало «Зималетто» на модернизацию производства.

– Есть одна мыслишка, – признался Андрей. – Но надо будет смотреть по обстоятельствам. По дороге расскажу, но это секрет. Никто не должен пронюхать об этом раньше времени.

– Буду нем, как могила.

– Типун тебе на язык!

* * *

От Ранвальда до Келеби было меньше дня пути, и Андрей надеялся, что они успеют добраться туда до того, как солдаты из Лессы отправятся домой. Они должны успеть.

* * *

Естественно, дозорные заметили войско мятежников, приближающееся к Келеби, и, естественно, заперли ворота. Но, к несчастью для клебского гарнизона, мятежники использовали отводящие глаза и скрывающие амулеты, так что замечены они были уже на самых подступах к городу, и королевские солдаты не успели как следует подготовиться к встрече с противником.

Андрей понятия не имел, были ли защищены главные ворота охранными чарами, но, даже если и были, против магического тарана, которым шарахнули маги Амброуза, они не устояли. Дерево разлетелось в щепки, наполовину разрушенные створки с грохотом рухнули на землю, лишь чудом никого не придавив, и мятежники во главе с Андреем помчались к центру города, где располагалась крепость, в которой был расквартирован келебский гарнизон и временно приписанные к нему лесские солдаты. Дерек, усилив голос заклинанием, по пути к крепости доводил до сведения жителей городка, что предсказанный король Гардии Андрей и его верные воины пришли наказать тех, кто совершил злодеяние в Иланги, и что мирных обитателей Келеби никто не тронет. Однако Жданов сомневался, что келебцы, попрятавшиеся по домам и погребам, им поверили. Он представлял, как страшно, должно быть, выглядит для мирных обывателей их отряд – толпа вооруженных до зубов мужчин, с ног до головы закованных в сталь, во весь опор мчащихся к келебскому форту.

В Келеби с мятежниками отправился и тот человек, который и рассказал Дереку о том, что стряслось в Иланги, – Джеймс, родственник одной из илангских жительниц. Его двоюродная сестра, хоть и с трудом, сумела убедить королевских солдат, что ее кузен не из Иланги, он лишь гостит у нее, и его не за что казнить. Лишь благодаря ей Джеймс остался в живых, но солдаты не отпускали его из деревни до тех пор, пока все ее жители не были повешены, – исключительно ради того, чтобы он поведал остальным, что ждет тех, кто не исполняет законы. Услышав о том, что произошло в Иланги из уст очевидца, мятежники преисполнились такой решимости покарать «этих нелюдей», на какую их никогда не смогла бы вдохновить никакая речь Андрея.

На стороне мятежников был эффект неожиданности и гнев, толкающий их как на безумства, так и на геройство. На стороне гарнизона – своя территория и нежелание умирать. По численности противники были почти равны, равно как и по боевой выучке, правда, королевские солдаты успели забаррикадироваться в крепости, и это давало им преимущество. По крайней мере, они в это верили. Они и представить себе не могли, среди мятежников, про которых на границе уже несколько месяцев ходили слухи, есть дàры, не уступающие по мощности лучшим королевским магам, не говоря уже о гарнизонных магах. И что дàры эти взломают защиту крепости на раз–два–три, открыв ее своим соратникам. Перед этим, гарнизону было предложено сдаться, но, как и следовало ожидать, это предложение принято не было.

Описать сражение с келебским гарнизоном Андрей не смог и под страхом смертной казни: ему некогда было оглядываться по сторонам, он был занят тем, что отбивался от наседавших на него врагов. Точнее говоря, это он так думал, на самом-то деле, как ему позже рассказал Роман, сражаясь с королевскими солдатами, Андрей умудрялся еще и отдавать приказы своим людям, вроде: «Не выпускайте никого из крепости!», «Шелдон, достаньте этих **** лучников!», «Люк, левое крыло, осторожнее. Выкуривайте их оттуда» и тому подобные. Не то чтобы гвардейцы, присланные союзниками, сами до этого не додумались, но это было обязанностью Жданова – командовать этим сражением, и у него это получилось. Не безоговорочно, но получилось.

Сколько времени дрался бой с королевскими солдатами, Андрей не имел ни малейшего представления, просто в какую-то минуту, оглушив очередного неприятеля, он огляделся по сторонам и обнаружил, что они, как ни странно, выиграли. Весь двор крепости был усыпан телами – к облегчению Андрея, большая их часть принадлежала противнику. Позднее выяснилось, что Жданов потерял семнадцать человек, в то время как гарнизон – больше половины своей численности, и за это, в первую очередь, надо было благодарить Амброуза Лафферти и его дàров, снабдивших мятежников надежными защитными амулетами и зачарованными кольчугами. Что до других видов помощи, то тут дàрам Амброуза было дано четкое распоряжение: использовать свою силу только для устранения таких препятствий как ворота и двери, а также для битвы с дàрами гарнизона. А с простыми солдатами Андрей и его войско разберутся сами.
Оставшихся в живых королевских солдат, способных держатся на ногах, люди Андрея связывали и ставили на колени возле наименее пострадавшей стены крепости (остальные были наполовину разрушены в битве магов), а Амброуз с другими членами своего Ордена оказывали первую помощь ранеными с обеих сторон. Найдя глазами Романа, Андрей облегченно вздохнул – тот был жив, только слегка контужен, а потому говорил чересчур громко, и  его стенания, проклятья и брань в адрес пленных солдат разносились по всему двору.

Глядя на арестованных, Андрей малодушно пожалел, что перед началом боя он не приказал не брать пленных – это было бы, разумеется, неправильно, но значительно облегчило бы ему жизнь.

– Что с ними делать? – спросил у Андрея Шелдон, командир присланного Марсденом отряда, показывая на королевских солдат.

– Бросьте их пока что в темницу. И найдите мне плотников, всех, которые есть в Келеби. Скажите, у нас для них заказ и мы щедро его оплатим.

– Будет исполнено. Могу я поинтересоваться, зачем вам плотники? – с подозрением поинтересовался Шелдоню

– Сколотить виселицы, конечно же, – пожав плечами, отозвался Андрей так, словно это было самой собой разумеющимся.

Подошедший к ним Роман, не обращая внимания на головную боль, энергично кивнул, всем своим видом выражая согласие с Андреем. Возразить Жданову ни Шелдон, ни другие командиры не осмелились.

* * *

Опыта долгих конных путешествий Альберт не имел, Мира была приятно удивлена тем, что он, несмотря на очевидную усталость и боль во всем теле, ни разу не пожаловался на то, что ему тяжело, и не просил передохнуть. Прекрасно сознавая, что терять время им нельзя и необходимо как можно быстрее двигаться вперед, Мира, тем не менее, на протяжении первой недели их пути старалась как можно чаще устраивать привалы, чтобы дать Альберту возможность хоть немного прийти в себя перед следующим десятком эрз. Постепенно юноша привык проводить весь день в седле, но удовольствия ему это по-прежнему не доставляло. Вся тяготы поездки он стойко переносил лишь за счет упорства. Стиснув зубы он поклялся себе, что ни за что не подведет Миру. Невзирая на роман последней с Андреем, некоторые обитатели Эшвиля, глядя на теплые отношения Миры и Альберта, считали, что молодой хозяин и сестра мага – любовники. В дружбу между мужчиной и женщиной на Материке вообще не верили, и зря, потому что Мира стала для Альберта первым в жизни другом. Даже больше – сестрой, которая принимала его таким, какой он есть, со всеми его слабостями и недостатками, и не осуждала его за них. А это мало кому удавалось. Разве сыну маркиза пристало играть на лютне и арфе, но не уметь владеть мечом? Разве подобает будущему владельцу Эшвиля увлекаться поэзией и историей, а не военным делом и наукой управления обширными владениями? Нет, нет и еще раз нет. И никому и в голову не приходило, что миролюбие Альберта и его увлечение «изящными искусствами», как назвала это Кира, – не слабость, а свойство характера. Что Альберту не нужны ни земли, ни богатство, ни власть, что все, чего он хочет – жить спокойно и в мире с собой. До сих пор только Камилла относилась к этому его желанию как должному, остальные же… То, что Джерон и прочие стражники Эшвиля насмехались над ним и презирали, не было для Альберта тайной. Фрейн Мазель относился к нему с той же снисходительностью, с которой обычно относятся к маленьким детям, а отец… Эклхаст, конечно, старался этого не показывать, но он был разочарован в Альберте, которого предпочел бы видеть похожим на Бернарда или Джерона. Мира же ничего от Альберта не ждала и не судила его за «несовершенство». Фактически, сейчас Мира была единственным человеком, с которым Альберт мог поговорить обо всем, что его интересует, и не бояться при этом быть высмеянным. Если бы она знала обо мне всю правду… Но она не знала, и Альберт готов был на все, чтобы так продолжалось и дальше.

– Вы верите в бога? – спросил он как-то Миру. До Аквилона оставалось еще около недели, и Мира с Альбертом останавливались теперь на привал не под открытым небом, а на постоялых дворах, которых в этом районе было множество – сказывалась близость к столице. При этом они брали одну комнату, с двумя, разумеется, кроватями, и Альберт всякий раз ужасно смущался и старался не встречаться лишний раз с Мирой глазами, когда они ложились спать, как будто один взгляд мог ее оскорбить. Поддавшись уговорам спутницы, он время от времени все же использовал короткое «Мира» вместо официального «Амиранда», но по-прежнему называл ее на «вы»: она была принцессой и женщиной, и это служило для Альберта веской причиной избегать любой фамильярности при общении с ней. Даже тот факт, что они были друзьями, ничего в этом вопросе для Альберта не менял.

– Что, простите? – погруженная в свои мысли Мира, сидевшая у очага (два дня назад похолодало, и они решили не скупиться и снять самую дорогую комнату на постоялом дворе, с очагом, который хозяин гордо называл камином), не сразу сообразила, о чем Альберт ее спрашивает.

– Ваши друзья часто упоминают в речи слово «бог». А еще – «господи» и «черта». Когда я спросил госпожу Киру, что это такое, она рассказала мне, что в их мире верят в то, что все живое и неживое, и вообще все, создал бог, он же – господь. Что он – самый могущественный маг, который только существует, и все, что происходит во вселенной, происходит по его воли. Вы верите в это?

Мира слегка улыбнулась, услышав такое описание земной религии, но поправлять Альберта не стала.

– Нет, – покачала она головой. – По многим причинам. А что?

– Просто… Госпожа Кира также рассказала мне о том, кто такой черт, и о рае с адом. О том, что в ад попадают после смерти те, кто при жизни совершил какой-то дурной поступок. Эта идея показалась мне в каком-то смысле… правильной. Ведь так осуществляется, если можно так выразиться, высшее правосудие. При жизни преступники часто не бывают наказаны, и это только справедливо, что кара настигнет их и после смерти. Разве нет?

– Кто определит, какой поступок дурной, а какой нет? На моей совести смерть не одного человека, и ни в одном из этих убийств я не раскаиваюсь. Значит ли это, что мне место в аду?

– Но вы же наверняка убивали, потому что так было необходимо. Ради благой цели. Это другое.

– Другое? Зависит от того, как на это посмотреть. Допустим, с моей точки зрения, эта цель действительно благая и оправдывает средства. Однако вряд ли родные и близкие тех, кто  погиб от моей руки, со мной согласятся. Кто нас рассудит? Один единственный маг, настолько великий и всемогущий, что его даже нельзя назвать человеком? Нет, Альберт, я не верю в бога… любого из земных богов, а их у землян, насколько я могла понять, много. К тому же, существуй он, о нем было бы известно и здесь, на Материке. Впрочем, это мое личное мнение, а вовсе не истина в последней инстанции. Я ведь могу и ошибаться, – добавила Мира, не желавшая продолжать эту беседу в основном из-за того, что в данный момент ей хотелось помолчать и спокойно обдумать все то, что она планировала сделать в Аквилоне. –  Если не секрет, почему вы вдруг об этом заговорили? – полюбопытствовала она, убежденная, что люди не говорят и не делают ничего просто так.

– Так, вспомнилось почему-то, – пожал плечами, уклончиво откликнулся Альберт. – Война впереди, всякое может случиться, и неплохо бы представлять, что будет с нами, когда… если мы умрем. Мне так было бы спокойнее.

– Спокойнее? Оригинальная идея. Я сомневаюсь, что нас что-то ждет после смерти, но, в любом случае, будет любопытно это выяснить, вы не находите? Не волнуйтесь, даже если рай и ад и впрямь существуют, уверена, вы точно попадете в рай, – усмехнулась Мира. Альберт нервно заправило за ухо волосы, но ничего на это не ответил, только криво улыбнулся. – Да, и насчет войны… Альберт, возможно, вам лучше переждать военные действия в каком-нибудь безопасном месте, например, в Валендейле?

– Вы полагаете, что я неспособен… – гневно начал Альберт, но Мира быстро его перебила:

– Нет, нет, ничего подобного. Но ваш отец совершенно точно собирается участвовать в сражениях, а вы его единственный наследник, и если маркиз… Если он погибнет, вы станете владельцем Эшвиля и всех окружающих его земель и титула маркиза Терсского, и с этим нельзя не считаться. Если погибнете вы оба… Вы же понимаете, что этого нельзя допустить. Это ваш долг перед вашими людьми и вассалами.

– Нет, не понимаю, – резче, чем собирался, отозвался Альберт. – Мира, давайте смотреть правде в глаза: из меня получится никудышный маркиз и хозяин Эшвиля. Это не моя стезя. Так что умру я во время войны или нет, не имеет никакого значения. Подозреваю, что вассалы вздохнут с облегчением, когда узнают, что им не придется терпеть меня в качестве их сюзерена. И потому нигде я отсиживаться не буду, а останусь с вами и помогу, чем смогу. Пускай я плохо владею мечом, но я не трус. Я намерен воевать также как мой отец, вы, Джерон и многие другие, и никто меня не остановит.

В голосе Альберта прозвучала такая решимость, что было совершенно очевидно, что он обязательно осуществит задуманное. В ответ Мира кивнула головой и, положив руку ему на плечо, крепко его сжала. Его судьба, его выбор, она не станет вмешиваться, даже будучи уверенной, что он едва ли переживет эту войну, если будет сражаться в передних рядах. Конечно, она попытается присматривать за ним, но ее приоритет – Андрей, а также Алекс и Роман, и это никогда не изменится. Альберту придется справляться со всем самому, готов он к этому или нет.

Позже, засыпая, Мира вдруг поняла, что не давало ей покоя после этого разговора – он получился каким-то сумбурным, смазанным и скомканным, и, кажется, самое важное так и не было сказано. А ведь она могла бы надавить на Альберта, вызнать у него, с чего вдруг заговорил про земную религию. Ведь не в аде и рае было дело, вовсе нет, что-то другое беспокоило юношу, что-то, чем он хотел поделиться с ней. Но она не смогла его понять, а он не пожелал объяснить, да и Мире было не до того, чтобы настаивать. Ничего, она постарается найти время, чтобы разговорить Альберта.

Однако до самого Аквилона времени на это у нее так и не нашлось, а потом Мира и думать забыла об этой странной беседе. Сколько раз она потом корила себя за это, но исправить ничего уже было нельзя.

* * *

Виселицы были сколочены самые простые. Как и просил Андрей, плотники управились до вечера, и сейчас они стояли в первых рядах толпы, собравшейся на главной площади Келеби: жители городка пришли посмотреть на казнь королевского гарнизона, точнее, того, что от него осталось.

Королевские солдаты, каждый с надетой на шею петлей, стояли на длинной скамье, также наспех сбитой келебскими плотниками (виселец было два ряда, а скамей – четыре штуки), и часть горожан сочувствовала им, а часть – откровенно радовалась: до Келеби давно уже дошли новости о произошедшем в Иланги.

Андрей долго прикидывал, что сказать, и в конце концов рассудил, что краткость – та самая, которая сестра таланта, – будет более чем уместна.

– Эти королевские солдаты, – обратился он к толпе горожан, – повесели всех жителей деревни Иланги, включая детей, женщин и стариков. Повесили только за то, что бедным людям нечем было платить налоги в королевскую казну. Те, кто выполняет подобные приказы, – убийцы, и должны быть наказаны. Как говорится на моей родине, око за око, зуб за зуб. И да свершится правосудие.

После этих слов на главной площади воцарилась мертвенная тишина, настолько плотная и осязаемая, что, казалось, ее можно было потрогать. Андрей подал знак рукой, и его соратники одновременно выбили скамьи из-под ног королевских солдат. Однако, вопреки ожиданиям, пленники мятежников не захрипели и не задергались в петле, подвешенные в воздухе, вовсе нет. Вместо этого их веревки, повинуясь чарам Амброуза Лафферти, дружно оборвались, и солдаты рухнули на землю. Толпа ахнула.

– Я  предсказанный королем Генрихом будущий король Гардии, – заявил Андрей, когда зеваки успокоились, а солдаты снова были связаны. – Я тот, кто снимет проклятие со страны. И, в отличие от них, я не убийца, однако казнив их, я стал бы им. Однако теперь они знают, что чувствовали жители Иланги перед тем, как умереть; они испытали тот же страх, то же отчаяние, то же бессилие, что и их несчастные жертвы. И если воспоминание об этом дне, о той минуте, когда они были уверены, что вот-вот расстанутся с жизнью, и с ужасом ждали этого, будет преследовать их до конца их дней и являться в кошмарах, это будет только справедливо, – Андрей сделал паузу, пережидая, пока затихнут восторженные крики толпы, и продолжил: – Обещаю, как только я приду к власти, их будут судить по всей строгости закона, а пока что они будут содержаться в тюрьме, где у них хватит времени на то, чтобы хорошенько поразмыслить о содеянном. А еще я обещаю, что когда стану королем, в Гардии никогда больше не будет твориться таких зверств, которые сейчас совершаются во имя короля Уильяма. Клянусь, я буду справедливым королем, и мирным жителям Гардии никогда больше не придется бояться королевских солдат!

Аплодисменты и улюлюканье толпы оглушили Андрея, который широко улыбнулся и потряс поднятым кулаком. Он все верно рассчитал. Просто убить королевских солдат было бы легко, и, возможно, это даже принесло бы ему некоторую популярность среди гардийцев. Но такое вот изощренное наказание: подвести людей вплотную к черте смерти, заставить их трястись от ужаса, захлебываться им, столкнуть в пропасть, но в последнюю минуту поймать за руку и великодушно избавить от страшной участи – весть об этом скоро разнесется по всей стране, и, если Андрей хоть немного изучил психологию жителей Гардии, им будут восхищаться так, как никогда не восхищались бы, если бы он действительно повесил пленных. Берегись, Уильям, я иду!

Ухмыляющийся Роман показал другу большой палец, Амброуз и Дерек – одобрительно кивнули, и даже на лицах Люка, Шелдона и других командиров отрядов было написано одобрение.

Так Келеби стал первым захваченным (и, главное, удержанным) мятежникам городом.

Уже к концу недели в Ранвальд пришло около сотни гардийцев, пожелавших присоединиться к мятежникам.

И восстание началось.

Глава 21. Сеятели ветра…

июль

Земные ученые не верили в параллельные миры. Ха! Да что они знают? Ничего, ровным счетом ничего. Андрей с удовольствием рассказал бы им о том, что параллельные миры и впрямь существуют. И даже показал бы, пока была возможность – взятие Истлена оставило у него на боку шрам, который, по словам мага-целителя должен был пройти через пару месяцев. По правде говоря, Андрею было все равно, останется у него шрам или нет, ему некогда было волноваться о такой ерунде, у него имелись заботы поважнее.

Данные, которые каждый день приносила разведка, были неутешительными: королевская армия, идущая к границе, была по меньшей мере в полтора раза больше армии мятежников. Не то чтобы Андрей этого не ожидал – ожидал и внутренне готовился именно к такому повороту событий, но действительность оказалась как-то страшнее и мрачнее его прогнозов. Как он ему победить армию короля, Андрей не имел ни малейшего понятия. Мятежникам было необходимо, чтобы армия противника надолго завязла на границе. Тогда король будет посылать туда все новые и новые силы, и это даст возможность войску Эклхасту относительно беспрепятственно совершить марш-бросок на столицу. Но для этого Андрею надо было одолеть и те отряды, которые приближались сейчас к Истлену, и те, которая последуют за ними. А это в данный момент представлялось Андрею маловероятным. Роман считал, что это просто нервы, но и он в глубине душе он опасался, что они не справятся.

Андрей собрал бòльшую часть своего войска на линии Истлен–Валлербад – в обоих городах и в протяженном лагере, расположившемся между ними. Точнее говоря, продолжал собирать: как выяснилось, стянуть в одно место столько отрядов со всей границы, вместе с их лошадьми, оружием и сопровождаемыми их обозами с припасами, было непростой задачей При этом Андрей должен был оставить гарнизоны в стратегически важных захваченных городах и рассчитать, сколько солдат требуется на каждый из них, чтобы его контролировать. Кроме того, учитывая тот факт, что примерно три четверти его армии были крестьянами и ремесленниками, Андрей лично оценивал уровень боевой подготовки едва ли каждого пребывающего в Истлен и Валлербад отряда и организовывал тренировки, чтобы поднатаскать их в военном деле. Помимо всего прочего постоянной головной болью Андрея были рассыпанные по всему Приграничью остатки королевских гарнизонов, которые пытались объединиться в один отряд. Этого допустить было нельзя, и Андрей отдал приказ уничтожать королевских солдат на месте, без суда и следствия: ему определенно не нужен был враг, способный в любой момент нанести им удар в спину.

Основным козырем Андрея были, конечно, дáры Амброуза. Пока что он ухитрялся свести их участие в сражениях к минимуму, так что противник по-прежнему не подозревал о том, что среди  бунтовщиков есть так много сильных боевых магов и волшебников. Но их одних было недостаточно, чтобы одолеть первую волну наступления королевской армии. Это было совершенно очевидно, и Андрей уже сломал себе всю голову, стараясь придумать хоть что-нибудь, что помогло бы им выиграть. Военные хитрости были исключены, кроме, разве что, старой доброй засады, но и это было сомнительным вариантом. К северу от Истлена раскинулся лес, более-менее подходящий для этой цели, но со всех остальных сторон город окружали поля и луга и они же отделяли Истлен от Валлербада. Слишком много открытого пространства, чтобы установить эффективные и незаметные ловушки. Так что Андрей и остальные смирились с прямым, лоб в лоб, столкновением с королевской армией, что, само собой, их не радовало.

По всем прогнозам войско короля должно было добраться до Истлена где-то к середине июня, возможно – к концу, и чем ближе оно подходило, тем напряженнее становилась обстановка в лагере и в обоих городах. Андрей дергался, прикладывал немалые усилия, чтобы скрыть свою нервозность и неуверенность ото всех, за исключением Романа, от которого он вообще мало что мог скрыть, и размышлял о том, каково это – умирать. Лично он предпочел бы быструю смерть. Быструю и безболезненную. Для этого нужна самая малость – не попасться в руки людям короля, а иначе… в общем, лучше не попасться.

Казалось бы, в таких обстоятельствах Андрея должна была занимать исключительно война, но нет, он успевал еще скучать по Мире и беспокоиться за нее и за Киру с Сашкой. Из писем Эклхаста он знал, что с Мирой и Воропаевым все в порядке, а Кира сама ему написала и сообщила, что она жива–здорова (это сообщение она передала с одним из членов своего ордена, который вместе с некоторыми другими орденцами отправился на границу в качестве лекаря). Андрей осознавал, что у Миры, которая путешествовала сейчас по стране в поисках потомков древнего Королевского совета, просто не было возможности послать ему весточку (черт, как же Андрею недоставало мобильного или хотя бы нормальной почты), но легче ему от этого не становилось. И он многое отдал бы за то, чтобы получить от нее хотя бы два-три слова, написанные ее рукой. Еще больше он, конечно, хотел бы ее увидеть, но он был уже слишком взрослым, чтобы верить в Деда Мороза и чудеса. Однако, как выяснилось, они все же иногда случаются (собственно, жизнь в Гардии уже не раз пробовала Андрея в этом убедить, но раньше он все не обращал на это внимания): незадолго до начала боевых действий в Истлен приехал Бернард, который привез с собой письмо от Миры.

После обязательных рукопожатий, объятий и похлопываний по плечу, Бернард – загоревший, уставший, покрытый с ног до головы дорожной пылью – улыбнулся и сказал Андрею:

– У меня для тебя кое-что есть. Но прежде, чем я тебе это отдам, – тут Бернард помахал перед носом Андрея какой-то бумажкой, – я должен передать тебе кое-что на словах, а то ты потом на радостях все забудешь. Ром, ты тоже слушай и запоминай, а то ведь он все равно забудет: Мира просила сказать вам, что она уговорила ваших старых друзей вам помочь, и они скоро будут здесь. Кого она имела в виду, я не знаю, она не призналась, сказала лишь, что это сюрприз, и он вам понравится.

Бернард был прав: как только он упомянул имя Миры, Андрей перестал его слушать и уставился на конверт в руках Бернарда. И едва Бернард замолк, Андрей проворно выхватил у него письмо.

– Она в порядке? – спросил Жданов, убирая письмо в карман: читать его при всех он не собирался.

– В полном. Измучена, естественно, – еще бы, столько месяцев провести в седле, а в остальном все нормально. Она крепкий орешек, даром, что принцесса, и упертая, как осел, пока не умрет – не остановится. Альберту пришлось труднее, он стал похож на смертельно уставший скелет. Но ведь не жалуется, молодец! – Бернард явно гордился своим троюродным братом, пожалуй, впервые в жизни.

– Ну и замечательно, – с искренней радостью сказал Роман, который не меньше Андрея волновался за Миру  и за Воропаевых. – Ты у нас проездом или останешься?

– Планировал, что проездом, но теперь останусь – еще один меч вам не помешает.

– Да уж, это точно. Тогда пошли, надо тебя где-то устроить.

– Давай ты сначала меня покормишь, а то я помру с голода и не успею принести вам никакой пользы.

– Тебя с ложечки покормить? Извини, детка, но на колени я тебя посадить не могу – ты слишком тяжелый.

– Как же я выжил вдали от твоего изысканного и оригинального чувства юмора? Чудо какое-то.

– О да, я…

Бернард и Роман удалились, пикируясь на ходу, и Андрей мог поставить все что, у него было– жизнь и кучу проблем ,– что они наслаждаются каждой секундой этого разговора. Сам же Андрей спешно поднялся в свою комнату (он, Роман, Марсден, Лафферти и остальной «офицерский состав» расположились в замке, еще недавно принадлежавшему герцогу Перрену, владельцу окрестных земель. От идеи поселиться в комнате последнего Андрей отказался сразу же) и открыл конверт, невольно отметив, что это чисто земная традиция – отсылать письма в конвертах, на Материке так не делали.

«Андрей! Я начинаю думать, что чудеса и впрямь случаются – иначе мне не выпала бы оказия передать тебе письмо, когда это так необходимо. Самое главное, что я хочу тебе сказать: я в курсе случившегося в Келеби и считаю, что ты поступил абсолютно верно. Не обращай внимания на тех, кто обвиняет тебя в том, что ты нарушил все договоренности и начал военные действия раньше, чем диктовал план. Такое нельзя прощать, и – как бы цинично это не прозвучало – ты выбрал удачный и выгодный для нас момент для первой атаки: теперь в глазах всех ты борец за правое дело, а не только за трон и власть. Ничто, никакие слова, не убеждают народ так, как активные действия. Я понимаю, как тяжело тебе было на это пойти – в теории все всегда кажется простым, но реальность зачастую оказывается гораздо сложнее и неприятнее, чем представляется. Я горжусь тобой, и, поверь, я говорю это искренне, а не просто для того, чтобы тебя приободрить. Я не ручаюсь, что на твоем месте отважилась бы на это – боюсь, мне не хватило бы решимости. Или, скорее, таланта полководца и лидера, в наличии которого у тебя я давно не сомневаюсь. Не слушай союзников, они скоро увидят (если уже не увидели), что ты не ошибся, напав на королевских солдат в Келеби.
Я не спрашиваю, как ты (и Роман), поскольку у тебя не будет шанса отправить мне ответ (в первую очередь надо было изобретать почту, а не порох). Но если бы ты был ранен, до меня бы непременно дошли слухи об этом – они распространяются быстрее лесного пожара, обрастая по пути леденящими кровь подробностями, столь же жуткими, сколь и неправдоподобными. Так что я верю, что ты в добром здравии, равно как и Роман (передавай ему мой привет).
Моя «оказия» намеревается к вам присоединиться. Ну, не совсем к вам: Бернард рассчитывает снова проехаться вдоль границы, чтобы собрать под ваши знамена тех бандитов и прочих «асоциальных элементов», которых он склонял на сторону мятежников все это время. Кстати, перед встречей со мной он заезжал в Валендейл. С Кирой все в порядке, но об этом Бернард тебе сам расскажет, подробнее. Я же остановлюсь только на одном моменте: она собиралась отправиться к вам в числе прочих членов ее Ордена. К счастью, Бернард и Алекс, который находился в тот момент в Валендейле, ее отговорили, но не удивляйся, если она все-таки появится в вашем лагере.
Что до нас с Альбертом, то наши дела продвигаются успешнее, чем мы предполагали: четверо из шести, все уже в надежном месте. Даже по самым пессимистическим прогнозам мы должны закончить все в течение полутора месяцев, после чего станет ясно, к кому фронту мне лучше примкнуть – к тебе или к Эклхасту. Бэрроу я, само собой, в расчет не беру. Алекс заявил, что, независимо от моего выбора, он составит мне компанию. Естественно, маркиз будет от этого не в восторге, но остановить его он не сможет. И раз уж речь зашла об Алексе: будет трудно объяснить людям, последовавшим за тобой, как за будущим королем, почему на трон в итоге посадили Алекса. Могут возникнуть проблемы, надо все обдумать.
Я почти жалею, что выбрала наши с Альбертом поиски вместо того, чтобы помогать тебе, – как бы ни была важна наша миссия, иногда мне кажется, что она не стоит того, чтобы каждую минуту за тебя беспокоиться. Только не говори, что ты чувствуешь то же самое: я, в отличие от тебя, в безопасности. Почти.
Извини, не могу больше писать – Бернард торопится и подгоняет меня, и у меня разбегаются мысли.
Беспокоюсь, скучаю, жду встречи. Целую.

Всегда твоя Мира.»

Дважды перечитав письмо, Андрей широко улыбнулся и с облегчением вздохнул. Впервые за последние несколько месяцев он  был счастлив. Абсолютно, безоговорочно, безудержно счастлив. С Мирой все было в порядке, это самое главное, она о нем помнит и переживает – это приятно и согревает душу, она поддерживает его действия и не осуждает за произошедшее в Келеби – это успокаивает совесть, несмотря на то что Мире не известна вся правда о Келеби. Но лучше всего все же, что у Миры все хорошо. Он боялся за нее, боялся больше, чем признавался самому себе. У него было много женщин – с какими-то из них он просто спал, с какими-то его отношения можно было назвать романом, но ни одна из них не была такой упрямой, упорной и мужественной как Мира. Все они были слабее и беззащитнее ее, но, как ни парадоксально, ни к одной из них Андрей не испытывал такой нежности и такого желания уберечь ее от всех опасностей этого мира. Это было странно, непривычно и довольно изматывающее, но Андрей не хотел ничего менять. Больше не хотел. Когда-то его пугало то, как сильно он привязался к Мире и как много она стала для него значить, но сейчас он был этому рад. Он уже не представлял себе жизни без нее, а постоянно думать о ней, беспокоиться за нее было теперь для Андрея так же естественно, как дышать, и он ничуть об этом не жалел. Разве мог он предположить полтора года назад, нанимая свой личной помощницей Екатерину Пушкареву, эту высокомерную хладнокровную невозмутимую девицу, не стеснявшуюся ставить его на место и указывать ему на его ошибки, что когда-нибудь она станет ему так дорога? Нет, конечно. Но Андрей был благодарен судьбе, что все так вышло… даже невзирая на то, что это привело его сюда, в Истлен в частности и на войну вообще. Мира того стоила.

Кира никогда не вызывала у Андрея таких чувств, но она все же была не чужим ему человеком, и он заботился о ней, как друг, бывший любовник и несостоявшийся муж, а потому Андрей был признателен Сашке и Бернарду, которые отговорили ее ехать на границу лечить раненых мятежников. Вот только ее здесь не хватает! Да Андрей лично отвез бы ее обратно в Валендейл. Он и Миру там с удовольствием запер бы, но это, увы, невозможно. Хорошо, что с Кирой и с Сашкой все в порядке, не надо еще и за них дергаться.

Усилием воли стерев с лица улыбку – никто, кроме Ромки и Бернарда, не поймет, чему так радуется их командир практически накануне сражения, – Андрей вернулся к делам: разведка, тренировки, планы и так далее. Андрей не знал, кого Мира имела в виду под старыми друзьями, но решил, что рано или поздно он это выяснит. Может даже, Мира сама ему расскажет, когда доберется до границы. Но его любопытство было удовлетворено гораздо раньше, чем он рассчитывал.

Вечером того же дня (а если точнее, то почти уже ночью) Андрей пошел спать совершенно измотанным, едва держась на ногах от усталости. Бернард рассказал им немалого нового о ситуации, сложившейся на других участках иллийской границы, о царивших там настроениях, о том, согласны ли тамошние крестьяне (в том числе и крестьяне, помышлявшие разбоем) присоединиться к армии Андрея и на каких условиях, о передвижениях королевских войск, их численности и о том, как перегруппировались гарнизоны, до которых еще не дотянулись мятежники. В результате Андрей, Роман, Бернард, Марсден, Лафферти и несколько командиров отрядов около трех часов до хрипоты обсуждали, как это все повлияет на их планы. Заключили, что никак, но все равно разошлись недовольные друг другом – не столько из-за возникших в ходе спора разногласий, сколько из-за натянутых нервов. Из них из всех лишь Бернард, который провел последние месяцы, разрываясь между границей и фамильным замком, где он должен был периодически появляться, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания короля, и без того пристального, сохранял относительное спокойствие и с некоторой насмешкой наблюдал за препирательствами своих друзей и соратников.

Зайдя в свою комнату, Андрей закрыл за собой дверь и обессилено прислонился к ней спиной. Все, если он не поспит хотя бы шесть часов, он – труп.

– Здравствуй опять, человек, упавший с неба, – раздался откуда-то из глубины комнаты смутно знакомый веселый мужской голос. Андрей потянулся было к мечу, но незваный гость сказал быстро: – Я не враг, я пришел с миром. И с посланием для тебя.

– Кто ты? – настороженно спросил Андрей.

– А, да, я совсем забыл, что вы, люди, слепы в темноте, – сказал собеседник Андрея после некоторой пазуы. – Чуднó. Зажги свечу, и увидишь.

Жданов медленно подошел к столу и на ощупь зажег пару стоявших на нем свечей. Обычно в замках за поддержанием огня в каминах и освещением комнат следили слуги, но в Истленском замке, захваченном мятежниками, каждый был сам за себя, слуг не было ни у кого, а потому по вечерам Андрей чаще всего возвращался в холодную и  погруженную во мрак комнату.

Неровное пламя свечей выхватило из темноты лицо…

– Ян?

Из-за отупляющей усталости и из-за того, что раньше он общался со стоявшим перед ним мужчиной совсем в другой обстановке, Андрей не сразу узнал оборотня Яна, с которым они когда-то подружились в Вальбурском лесу и который помог спасти Миру и Сашку.

– Я, – кивнул Ян. В отличие от их первой встречи сейчас на Яне были штаны, хотя рубашки и обувь оборотень, это дитя природы, по-прежнему игнорировал.

Что он здесь делает, так далеко от дома, посреди войны?

– Что-то случилось? – поинтересовался Андрей, и уже через секунду сообразил, что это был идиотский вопрос – если бы ничего не случилось, Яна здесь не было бы. С другой стороны, с него станется заглянуть в Истлен просто так, чтобы сказать «привет», потому что никому не ведомо, что творится в голове у оборотней, кроме них самих и, пожалуй, их лесной королевы.

– Каждую минуту где-нибудь что-нибудь случается, – отозвался Ян, пожав плечами с таким видом, словно Андрей – глупый ребенок, не понимающий очевидных вещей. – У меня есть для тебя сообщение. От твоей подруги-мага.

– От Миры?

– Да. Но не совсем от нее. Она пришла к нашей лесной ведьме. Это смелый поступок – твоя подруга потребовала, чтобы хозяйка леса с ней встретилась, а хозяйка не любит, когда от нее чего-то требуют. Но она все же выслушала твою подругу и даже согласилась ей помочь. Потому что это в интересах не только твоей Миры, но и всех нас. Королева поможет снять проклятие с Гардии, и она убедила многих других лесных ведьм сделать то же самое. И поэтому я здесь. Я, мои братья-волки и мои братья-лешие из всех окрестных лесов в твоем распоряжении. Лесовики бессильны вне леса, но мы с братьями-волками способны драться и в тридцати эрзах от него. Мы будем сражаться с силами короля вместе с твоей армией, и готовы умереть ради того, чтобы было снято проклятье.

Ян сказал это так спокойно, словно речь шла о погоде за окном. Андрей потер лоб, пытаясь осмыслить услышанное, а осмыслив, усмехнулся и, приблизившись к Яну, похлопал того по плечу.

– Ян, дружище, у тебя редкий дар приходить вовремя и приносить важные известия, – хмыкнул Андрей. – Ты виделся с Мирой? Как она?

– Нет, не виделся. Но она произвела на моих братьев огромное впечатление. Она не побоялась угрожать нашей королеве и осталась после этого в живых. Твоя Мира не только могущественный маг, но и очень отважная женщина. Тебе повезло с такой подругой.

– Это точно, – невольно улыбнулся Андрей и широко зевнул. Спать хотелось просто невыносимо, но сон опять откладывался. – Ян, кто стоит во главе оборотней, ты?

– Я только посланник, – фыркнул, если не сказать рыкнул, Ян, как показалось Андрею, с горечью, – и то из-за того, что знаком с тобой. Одного, общего предводителя нет, у каждой группы из каждого леса – свой вожак.

– Ясно. Хорошо, вне леса лешие бессильны, но выходить-то хотя бы они из него могут?

– Нет, только на несколько лирсов.

То есть на пару метров. Плохо, но терпимо.

– Ладно, неважно. Раз уж вы поступили под мое командование, то я назначаю тебя своим советником по всем вопросам, связанным с твоими братьями, и своим представителем среди них. Приведи ко мне вожаков пяти самых крупных ста… групп, так же незаметно, как ты сам сюда пробрался.

– Сейчас?

– Да. – Конечно, утро вечера мудреней, но днем оборотней могут заметить ненужные свидетели, а до завтрашней ночи еще надо дожить, и еще не факт, что у них это получится. –  Сколько времени это у тебя займет?

– Часа два, может, полтора.

– Хорошо, я буду ждать вас здесь. Да, и еще: Ян, я рад тебя видеть, правда, хотя я предпочел бы, чтобы у нас был другой повод для встречи.

В ответ Ян пожал плечами, сверкнул белозубой (и острозубой) улыбкой и растворился в ночи так быстро, незаметно и бесшумно, что Андрей нам миг засомневался, что он ему не почудился. Но в комнате отчетливо пахло мокрой шерстью – последние два дня дождь шел почти не переставая, – и Андрей, тяжело опустившийся на кровать, не сдержал довольной ухмылки. Ну надо же, Мира не перестает его удивлять. Умница! Его умница. Она предоставила ему оружие, в котором он так нуждался, шанс выиграть предстоящее крупное сражение, не положив при этом бóльшую часть своих людей. Это был один из лучших подарков в его жизни, и он обязательно как следует поблагодарит за это Миру, когда их пути снова пересекутся. Мысль об этом значительно улучшило его настроение, и без того приподнятое после сообщенных Яном новостей.

Единственное, чего Андрею сейчас не хватало для полного счастья, так это кофе. Бодрящие травяные чаи, которые варили дáры обоих Орденов, на него уже не действовали, а ведь ему еще надо продержаться как-то всю ночь без сна, чтобы внести коррективы в планы боя. Одно его утешало – не одному ему придется бодрствовать сегодня ночью: Ромке, Бернарду, Амброузу и Марсдену придется разделить с ним эту ношу. Но это совещание определенно того стоило.

* * *

Павел Жданов любил шахматы, и часто играл с Ольгой Воропаевой, которая, по его выражению, «демонстрировала удивительное отсутствие непредсказуемой женской логики и наличие математического мышления». Воропаевы-младшие и Андрей были к шахматам равнодушны, но основы этой игры Андрей хорошо усвоил. Каждая партия состояла из трех частей: дебюта, во время которого игроки мобилизуют свои силы и пытаются занять выгодные для себя позиции; середины игры, или же миттельшпиля, в которой и развиваются основные события, такие как атака, защита и маневрирование; и эндшпиля, конца партии. Свой дебют Андрей провел почти блестяще, он застал противника врасплох, «съел» немало вражеских фигур и закрепился в «центре доски», приготовившись к атаке противника. Теперь ему предстояло выстоять середину партии, не позволить сопернику разгромить себя в пух и прах и не потерять при этом слишком много товарищей. Иными словами, Андрей должен был дожить до эндшпиля, прихода второй волны королевских сил, и сохранить свою армию. А уж там он пустит в дело порох, и победа будет за ним.

Маги и волшебники Ордена Эльнара Светлого, о которых враг ничего пока не знал, были в этой партии ферзем, самой сильной на шахматном поле фигурой, и не просто ферзем, а ферзем с секретом – его возможности намного превосходили ожидания неприятеля. Ну а дети леса – лешие и в первую очередь оборотни – стали непредсказуемым третьим ферзем, роялем в кустах, оснащенным ракетной установкой. Андрей прекрасно осознавал, что оборотни – не решение всех проблем, но их появление изменило расстановку сил в пользу мятежников. На Земле многие знакомые Андрея называли его везунчиком, да и он сам привык в это верить, однако после смерти родителей и после того, как он попал в Гардию, он начал было думать, что удача раз и навсегда отвернулась от него, но события в Келеби и появление Яна убедили его в том, что это не так. Сейчас Андрей снова чувствовал себя на коне, и за день до того, как королевская армия приблизилась к Истлену, у него почти не осталось сомнений в том, что эту битву он выиграет. Откуда взялось это убеждение, он не смог бы объяснить и самому себе, но факт оставался фактом – он полагал, что победа у него в кармане.

– Ждан, ты того… не бежал бы впереди паровоза, – озабоченно сказал Роман, который хорошо  представлял, что было на уме у Андрея, и не разделял его уверенности. Судьба любит щелкать по носу таких вот самоуверенных типов. – Мы можем и не победить.

– Если будем это твердить, то точно не победим. Надо настроиться на победу, быть уверенными в том, что она уже наша, чтобы противник испугался и дрогнул. Ты же у нас маркетолог, Ромка, психология покупателей и все такое, это по твоей части, так что ты лучше других знаешь, что все в голове, абсолютно все, и победы, и поражения.

– Ага, конечно, и численность войск не и имеет к этому никакого отношения, – язвительно отозвался Роман.

– Имеет, но не только она имеет значение, – спокойно ответил Андрей. – Считай это предвидением. Вдруг я пророк? Оказались же Сашка с Кирой дáрами, почему бы мне не оказаться пророком? И предсказать, что мы победим?

– Не смешно, – кисло сказал Роман.

– Не смешно, – согласился Андрей. – Ладно, уговорил, я не пророк, но мы все равно победим.

В его голосе было столько твердости, столько непоколебимой уверенности, что Роман даже поверил в это. Впрочем, только на минуту.

Разговор этот происходил перед очередной тренировкой, и его слышало немало народу. Андрей и не подозревал о том, что этот разговор изменит отношение к нему бóльшинства мятежников. До этого они просто поддерживали его, кто-то с восхищением, кто-то – довольно равнодушно, но после… после равнодушие обернулось восхищением, а восхищение – обожанием, едва ли не благоговением, потому что, как и пообещал Андрей, они выиграли это сражение. И в итоге Жданов, генерал Андрей, самозваный (и подставной) претендент на трон, стал легендой.

* * *

По сути, битва при Истлене (а именно так она вошла в анналы истории), представляла собой такую же шахматную партию, как и вся эта война, разве что это были скоростные шахматы, и потому, не мудрствуя лукаво, Андрей, применил в этой схватке ту же тактику, что и в войне в целом. Генерал Десмор, командующий королевской армией, направленной на усмирение восстания, полагал, что сумеет запереть последних в Истлене и взять измором. В конце концов, войско короля, имеющееся в его распоряжении, было больше шайки этих жалких бунтовщиков. Но Десмор просчитался, совершив три классические в военном деле ошибки: недооценил противника, переоценил себя и не позаботился о полноценной разведке. Конечно, король предупреждал Десмора, что поставленная перед ним задача может быть гораздо сложнее, чем генералу кажется, и в красках расписал то, что он с ним сделает, если он провалит это задание. Однако Десмор не испугался трудностей, более того, он легкомысленно решил, что король слишком боится своего соперника, и потому нагнетает обстановку. Кроме того, Десмор был еще относительно молод, и у него не было опыта участия в подобных кампаниях. Собственно, ни у кого в Гардии его не было: старые воины, сражавшиеся в последней войне Гардии, войне с Иллией, давно умерли, их ученики либо погибли в междоусобицах принцев, борющихся за власть, и дворцовых переворотах, либо совсем одряхлели. Да и к тому же Гардия уже много лет не видела таких масштабных боевых действий – те мятежи и беспорядки, которые возникали стихийно, не по указке очередного претендента на трон, были относительно небольшими, плохо организованными и не представляли опасности для власти, а потому быстро подавлялись. У короля была хорошо обученная и достаточно большая армия, которую он держал в ежовых рукавицах, в том числе и с помощью магии, было много оружия, но не было умелых полководцев. Десмор и несколько других генералов в совершенстве знали военную теорию, но без практики, как выяснилось, от нее было мало толка. Конечно, если бы армии короля и мятежников  сошлись в схватке по принципу «стенка на стенку», то первая победила бы, попросту задавив врага числом. Но Андрей не зря придумывал хитроумные планы – они сработали даже лучше, чем он мог предположить.

Королевское войско подошло едва ли не вплотную к стенам Истлена, когда расположившиеся наверху, за зубчатыми бойницами, маги Ордена Эльнара Светлого накинули на первые ряды «кошачий мешок»*  – заклинание, которое душило людей. В прямом смысле этого слова. Естественно, королевские дàры ожидали магического нападения, но они не рассчитывали, что оно будет таким мощным, и не успели снять «мешок» до того, как его действие закончилось. Результат – сотни мертвых солдат. Но пока они еще были живы и корчились на земле, отчаянно пытаясь сделать хоть один вздох, Андрей приказал лучникам стрелять. Обычные стрелы не пробили бы кольчуги солдат, но зачарованные стрелы – совсем другое дело. В распоряжении мятежников их было не так много, как им хотелось бы – зачаровывать стрелы, которые способны справиться и с металлом, и с магическим защитным полем, трудно и долго, – но их хватило, чтобы вывести из строя еще пару сотен врагов. Ну а потом Андрей спустился вниз и присоединился к высыпавшим из городских ворот товарищам, которые немедленно схлестнулись с неприятелем. Раньше Андрей был убежден, что для того, чтобы успешно командовать сражением, необходимо находиться вне его, наблюдать за ним со стороны, чтобы увидеть целостную картину происходящего. Может, так оно и было, однако в самом начале мятежа Андрей понял, что для принятия правильных и своевременных решений ему лично требуется участвовать в битве, дышать ею, двигаться в одном с ней ритме. Только тогда он мог уловить тот момент, когда «еще держимся» превращается в «пора вызывать подкрепление». Вот и сейчас он сумел почувствовать ту минуту, когда его люди готовы были дрогнуть и отступить, и через заколдованное кольцо подал сигнал ждущим в лесу оборотням и отряду кавалеристов. Разумеется, Десмор проверил лес, опасаясь засады, но лешие умели скрывать свои секреты и, если надо, чужие, и потому разведчики прошли в сантиметре от конников, глядя на них, как на пустое место.

Сначала в королевское войско с правого фланга врезалась конница, а затем оборотни, на бегу меняющие обличие и превращающиеся в волков. Это было невероятное зрелище, и не только королевские солдаты, но и мятежники, большинство из которых не знало о том, что их теперь поддерживают дети леса, равно как порядком испугались при виде несущихся на них огромных оскаленных волков. Но когда бунтовщики осознали, что оборотни сражаются на их стороне, у них открылось второе дыхание, и поражение, которое еще пять минут было совсем близко, перестало казаться таким уж неизбежным. И когда Десмор понял, что проигрывает, он приказал отступать. Королевская армия, существенно поредевшая, отступала быстро и беспорядочно, отбиваясь от преследовавших их оборотней, и раненый Десмор пожалел вдруг, что его не убили – он слишком хорошо представлял, каким будет его наказание.

* * *

Андрей потерял меньше людей, чем боялся, но все же больше, чем он в глубине души надеялся. Он был измучен, тот адреналин, который неизменно подстегивал его в каждой схватке и заставлял испытывать какой-то дикий, примитивный восторг от драки и пролитой крови, постепенно спадал, оставляя после себя слабость, ноющие мышцы и легкое головокружение. Не было сил даже на то, чтобы порадоваться победе… хотя какая, к черту, радость, когда вокруг столько убитых и тяжелораненых? Следующие пару дней Истлен и окрестности будут окутаны черным дымом погребальных костров.

– Живой? – хрипло спросил у Андрей подошедший к нему Роман.

– Да. Ты?

– Тоже, – кивнул Роман и поморщился. Впрочем, особо живым он не выглядел: его лицо было залито кровью из рассеченной брови, и он хромал из-за раны в бедре. – Чуть выше, и у меня уже никогда не было бы наследников, – с нервным, если не сказать истерическим, смешком признался он. – Но мы это сделали, Андрюха, сделали!

В голосе Романа было ликование, настолько заразное, что Андрей не мог не улыбнуться в ответ. Однако затем он осмотрелся и, сплюнув, сказал мрачно:

– Хорошо, что Миры здесь нет.

– Вот умеешь ты испортить настроение, – вздохнул Роман. – Идем, надо поблагодарить Яна с приятелями и узнать, как там Томас – ему здорово досталось.

– Насколько серьезно?

– Амброуз сказал, что он должен выкарабкаться, но это займет время.

– Главное, что выкарабкается… Дальше ведь будет только сложнее, – после паузы добавил Андрей.

– Будет, – согласился Роман.

Андрей ждал, что Ромка скажет, как обычно, что-нибудь оптимистичное и ободряющее, но тот промолчал. И немудрено – обстановка ну никак не располагала к оптимизму.

Друзья еще немного постояли, не говоря ни слова, каждый думал о своем, пока Андрей не сказал устало:

– Ладно, пошли, у нас еще куча дел.

Андрей оказался прав – дальше все было только сложнее.

март

Разумеется, поначалу Питер не поверил Мире. Он точно знал, что Мира, которой и на свете-то еще не было, когда на Гарию пало проклятье, ну никак не могла здесь очутиться. Но девушке удалось его убедить, хотя и не сразу. Мира, как принцесса, просто обязана была отлично знать свое генеалогическое дерево вплоть до десятого колена: всех своих бабушек, дедушек, прабабушек и прадедушек, кузенов и кузин, мужа сестры двоюродной бабушки со стороны отца, племянницу двоюродного прадедушки со стороны мамы и так далее, и тому подобное. К тому же Мира всегда внимательно слушала рассказы родителей об их родных и близких. Благодаря всему этому она смогла рассказать Питеру такие факты и подробности, какие знали только члены семьи, и в итоге Питер поверил, что она действительно та, за кого себя выдает.

А потом они сидели в комнате Питера на втором этаже книжной лавки, пили чай и рассказывали друг другу свои истории. В подробности Мира не вдавалась, но ничего от Питера не скрывала, кроме, разве что, информации о заговоре и готовящемся восстании, да и то потому что посчитала, что не стоит делать этого в первый же день их знакомства. Адрес Питера дал Мире Абмроуз Лафферти, когда они уезжали с совета союзников. При этом Лафферти сказал, что Питер – хороший человек, и, если Мира правильно поняла главу Ордена Эльнара Светлого, это означало, что Питер каким-то образом связан с Орденом и что ему можно доверять.

Мира была в курсе, что в то время, когда король Генрих проклял Гардию, в стране находились родственники ее матери, но, к стыду принцессы, с момента ее попадания в Гардию она ни разу об этом не вспомнила. Однако когда Лафферти сообщил ей, что один из них до сих пор жив, Мира так обрадовалась, что даже поразилась самой себе. Но она так сильно скучала по семье, по братьям, сестрам и кузену, ей так их не хватало, что мысль о том, что где-то в Гардии живет близкий ей по крови человек, член семьи, привела ее в восторг.

Хотя Мира не могла быть полностью объективной, Питер понравился ей с первого взгляда. Он напоминал ей Альберта: такой же высокий, худой, если не сказать тощий, немного сутулый, с тонкой белой, чуть ли не прозрачной кожей. На этом, правда, их сходство заканчивалось. У Питера были густые каштановые волосы, которые торчали в разные стороны, как будто их никогда не касалась расческа, большие выразительные темно-карие глаза, тонкий нос с горбинкой, явно когда-то сломанный, и пухлые чувственные губы. И он был живым сгустком энергии, который ни секунды не мог усидеть на месте и постоянно жестикулировал, пока говорил.

На Материке, как и когда-то на Земле, были распространены династические браки, хотя, может, и не так широко, в основном в силу того, что стран на Материке было гораздо меньше, чем в той же Европе. Больше пятидесяти лет тому назад соседствующем с Наэрией и Гардией Шенгаре правил король Детмар, у жены которого было двое братьев – Джонатан и Кристиан Тенмар. У одного из них, Джонатана, имелась единственная дочь Дженнифер, которая вышла замуж за Эдварда Лиежа, тогда еще ненаследного принца Наэрии, и стала матерью пятерых детей, включая Миру. У Кристиана родилось трое детей: две девочки и мальчик, Ричард. Ричард был назначен послом Шенгара в Гарди за несколько лет до того, как та была отрезана от остального мира проклятьем Генриха. Единственному ребенку Ричарда, сыну Питеру, было пять лет, когда он, вместе с отцом, матерью и сонмом прислуги, попал в ловушку. Они были заперты в чужой стране и не имели возможности ее покинуть. Его мать не выдержала такого потрясения и скончалась через два года после того, как на Гардию обрушилось проклятье. Слуги разбежались, когда у Ричарда закончились деньги, и Питер с отцом остались одни.

– Отец вынужден был пойти работать, – глухо сказал Питер, и было очевидно, что он не слишком любит вспоминать о том времени. – Но он, аристократ, ни дня в своей жизни не работал, так что ему было… тяжело. Мы распродали все, что могли, но самое главное, книги, отец оставил. Он всегда любил изучать природу. Помню, когда я был маленький, мы с ним часами могли наблюдать за всякими насекомыми или за тем, как птицы строят гнездо. Где он только не работал, чтобы нас прокормить. В конце концов это и подорвало его здоровье. Еще он был одержим идеей открыть книжную лавку, в которой продавались бы естественнонаучные книги. Отец откладывал на это каждую сэкономленную монету, но так не дожил до того момента, когда мы смогли-таки позволить себе открыть эту лавку.

– Он давно умер? – спросила Мира сочувственно.

– Да, десять лет назад. Но такое впечатление, что только вчера, – вздохнул Питер.

– Извини, но, кажется, лавка не приносит тебе много дохода, – слегка улыбнулась Мира, уводя разговор от печальной для Питера темы.

– Ну-у-у… в общем-то, нет, – признался Питер, усмехнувшись. – Литература по математике и ботанике немногих интересует. Но у меня есть другой источник дохода, так что я могу позволить держать книжную лавку, посетители в которую наведываются гораздо реже, чем хотелось бы.

– Приятно слышать, что у меня есть здесь богатый родственник, – улыбнулась Мира.

– Я так и знал! – подмигнув Мире, воскликнул Питер. – Зачем еще могла зайти ко мне такая очаровательная новоявленная сестра? Естественно, чтобы поживиться моими деньгами.

– Конечно, – согласилась Мира со смехом. – Признаюсь, ты меня раскусил.

– Ты, должно быть, богаче меня в сотни раз, – хмыкнул Питер, – зачем тебе мои скромные гроши?

Вообще-то, предполагалось, что это риторический вопрос, но Мира ответила серьезно:

– Здесь у меня нет ничего, все осталось дома. – И добавила после неловкой паузы нарочито веселым тоном: – Я нищая, а потому готовься расстаться с деньгами.

Питер фыркнул и, встав со стула, сказал:

– Я поставлю чайник

Они незаметно выпили уже три чайника, и Мира, повернув голову и взглянув в окно, увидела вдруг, что уже почти совсем стемнело.

– Нет, не стоит, мне пора идти, – с сожалением сказала она. Уходить ей не хотелось. Она уже два года не видела свою семью, почти два месяца – Андрея, Романа, Алекса и Киру, и ей было одиноко. А потому Питер, первый раз в жизни увиденный ею троюродный брат, забавный, болтливый, с широкой улыбкой и грустными глазами, мгновенно завоевал ее симпатию, что само по себе было весьма удивительно, учитывая тот факт, что с людьми Мира сходилась трудно, и мало кого принимала вот так сразу. – Боюсь, мой… друг уже меня хватился.

– Но ты вернешься завтра, так? – с надеждой в голосе спросил Питер.

– Если ты не против – обязательно, – кивнула Мира.

– Отлично! – просиял Питер. – Пошли, я тебя провожу.

– Не надо, спасибо, я и сама отлично доберусь.

Питер нахмурился, словно не понимая, о чем она говорит.

– Верю, но при чем тут это? – недоуменно спросил он и, не дожидаясь ответа, повторил: – Я тебя провожу. Интересно, там не похолодало? Джаспар, главный предсказатель погоды Аквилона, сказал, что эта неделя будет теплой и безветренной. А Гримлинг, он определяет погоду по полету птиц, убежден, что скоро похолодает и начнутся дожди. А Экчер, который прогнозирует погоду по облакам и направлению ветра, считает, что…

Но Мира уже слушала его вполуха, поражаясь тому, насколько были похожи характерами мужчины ее семьи. Естественно, она отдавала себе отчет в том, что дело тут не столько в крови, сколько в воспитании, которое давали многим богатым аристократам, но тем не менее… Питер искренне не понимал, как это можно позволить даме возвращаться в гостиницу одной, без сопровождения, да еще и вечером, будь она хоть самым сильным магом Материка. Морган, Ник и даже Тони разделяли эту точку зрения, и Мира знала, что когда ее старший брат отпускал ее на всякие потенциально-и-не-столь-уж-потенциально опасные миссии и задания, он запрещал себе думать о ней как о сестре и о девушке. В такие моменты она была для него опытным и ценным кадром, а у опытных и ценных кадров не бывает пола и семейных связей. Однако когда Мира жила в королевском замке в Кермине, в город она могла выезжать только в окружении слуг и телохранителей.

Когда они вышли из книжной лавки, Мира заметила, что Питер не взял с собой меч. Забыл под влиянием эмоций? Не умеет фехтовать? Нет, вот это сомнительно, его отец отлично владел мечом, мать Миры несколько раз упоминала о дуэлях, в которых побеждал ее кузен Ричард.

– Я не люблю оружие, – спокойно сказал Питер.

– Ты умеешь читать мысли? – изумилась Мира. Теоретически такое возможно, но такие способности встречаются крайне редко и исключительно у дàров. Либо Питер ей соврал, либо…

– Нет, – ухмыльнулся Питер, – просто я очень хорошо разбираюсь в людях. Девушка, у которой на щиколотке закреплены ножны с кинжалом, явно привыкла всегда иметь при себе оружие и умеет с ним обращаться. И ждет того же от других. Но остро заточенная сталь – не единственное оружие, которым владеем мы, люди.

– Да, еще есть магия, но ты же не дàр, так как…

– Я не про магию, – с досадой сказал Питер. – Жизнь не сводится лишь к мечам и магии, она куда разнообразнее, уж поверь мне. Мы отличаемся от животных тем, что можем мыслить и озвучивать эти мысли. Разум и слова – вот наше главное оружие.

– Когда на тебя нападает вооруженная мечами и топорами толпа разбойников, трудно остановить их словами, – сухо отозвалась Мира.

– А ты пробовала?

– Я… – Мира осеклась и замедлила шаг. Само собой, она не такая дура, чтобы пробовать нечто подобное. С другой стороны, как она тогда может утверждать, что это не сработает?

– Во-о-от, – удовлетворенно откликнулся Питер. – Не пробовала. И зря. Попробуй как-нибудь, это гораздо проще, чем размахивать мечом. Ну-у-у, если, конечно, подобрать правильные слова. А если нет… – Тут он чиркнул себя ребром ладони по горлу, и Мира невольно рассмеялась.

– Я серьезно, – притворно обиделся Питер. – Да, кстати, я умею фехтовать, и дома у меня где-то завалялся меч… вроде бы.

Судя по смешинкам, пляшущим в его глазах, он явно шутил, и Мира, покачав головой, фыркнула:

– Ты такой же как…

– Как кто?

– Как один мой друг… как два моих друга, – добавила она, вспомнив о Бернарде.

– Вот еще! Я – единственный и неповторимый.

На этот раз Мира не могла с уверенностью сказать, шутит он или нет, и снова покачала головой. Мужчины!

* * *

Когда Мира вернулась в гостиницу, Альберт уже был там. В Главном архиве Ордена Ансельма Молчаливого он не обнаружил той информации, которая была им нужна, но он все же собирался наведаться туда и на следующий день, упорно оттягивая тот момент, когда ему надо будет идти в королевский дворец. Мира хотела было поговорить с ним об этом, но он вновь ушел в глухую оборону, и она оставила его в покое, рассудив, что утро вечера мудреней. Однако утром Альберт встал ни свет ни заря и покинул гостиницу прежде, чем Мира смогла улучить минуту, чтобы завести этот разговор. Так что Мире ничего не оставалось, кроме как отправиться к Питеру, который общался с посетителем, с жаром рассказывая ему что-то, когда Мира переступила порог книжной лавки. Увидев Миру, Питер махнул рукой, показывая на лестницу, ведущую на второй этаж, в его комнату: подожди меня наверху. Но Мира лишь обвела взглядом стеллажи и бесчисленные стопки книг: нет, я лучше осмотрюсь здесь. Питер пожал плечами – как тебе угодно – и продолжил беседовать с потенциальным покупателем.

– Признаться, я и не подозревала, что по математике, ботанике и прочим наукам написано так много книг, – сказала Мира, когда Питер распрощался с так ничего и не купившим посетителем, закрыл лавку, и они поднялись в его комнату. – Я знакома только с математикой,  потому что расчеты необходимы в некоторых областях применения магии.

– Дáры, – фыркнул Питер, но в его голосе не было презрения, лишь насмешка и немного раздражения. – Всех, абсолютно всех, от ведьм до магов, интересует только одно: ваша драгоценная магия. А ведь никто даже не может сказать, что это такое. Сколько дáров изучали этот вопрос? Много, и у каждого свое представление о магии. Я лично согласен с тем, что магия, она как воздух, невидимый и не осязаемый, но вот дышать магией, в отличие от воздуха, могут не все, только дáры. Дышать и преобразовывать ее в нечто другое, как ветряные мельницы преобразовывают ветер в движение жернов, которые, в свою очередь, превращают зерно муку. И не смотри на меня так: да, я не дáр, но это не значит, что я не могу иметь об этом собственного мнения. Так, о чем это я? А, да, магия… Все дáры думают о том, как бы стать сильнее, как научиться максимально эффективно использовать свою способность управлять магий, как выжать из нее все соки. Новые заклятья, старые заклятья, безмолвная магия, зелья и амулеты – вы одержимы всем этим. Вы можете то, что не дано остальным, обычным людям, и вас это пьянит, даже самых слабых и самых трезвомыслящих. К вам обращаются для защиты, для исцеления, в горе и радости, когда надо и когда это не особо требуется, просто по привычке. Но никому, никому из вас не приходит в голову, что магия – это костыли, что они лишают вас, нас всех, возможности искать другие способы делать то, что мы сейчас делаем с помощью магии. Ты знаешь, что Эрлих Маретти, опираясь на работы Лиерса – помнишь, я говорил тебе, что я выставил его позавчера на продажу? – и Слема Гораза, еще полвека назад доказал, что можно изготовить стекло, которое будет увеличивать все в десятки, сотни раз. Ну, разумеется, не в прямом смысле слова, увеличивать, а когда через него смотришь. Разве это не изумительно? Правда, Маретти умер раньше, чем сумел закончить свои опыты по изготовлению такого стекла, и не нашлось никого, кто продолжил бы его дела. Вот это, это я называю трагедией! А Хестлер Ивонер в результате своих экспериментов с разными веществами получил жидкость, которая мгновенно вспыхивает, если ее поджечь, и лампы, которые Ивонер сделал на основе этой жидкости, горелиума, горят дольше обычных свечей, и их выгоднее использовать. Но – о, погибель людская, имя тебе невежество, – его подняли на смех, представляешь? Когда выяснили, что он не дар, а в его лампах нет ни капли магии, над ним просто посмеялись! «Горящая жидкость? Не смешите, как жидкость может гореть без магии?» Все сочли Ивонера шарлатаном и мошенником, и в первую очередь – дáры! – теперь в голосе Питера была горечь. – Что будет, если вы вдруг лишитесь своей магии? Как мы будем жить без ваших лечебных зелий и бальзамов, которые можно приготовить только с помощью магии? Без магии, которая поднимает тяжелые камни при строительстве домов, которая защищает поля от вредителей, которая хранит продукты свежими? Об этом вы, дáры, задумываетесь? Вокруг нас столько всего чудесного и необычного, природа хранит столько тайн, которые только и ждут, пока мы их раскроем, но нет, мы уперлись в магию, как будто только она одна и существует на свете, не осознавая, что тем самым мы ограничиваем себя. Где жажда познания мира? Где стремление к развитию науки? Где сама наука, в конце концов? Я скажу, где – сведена к роли шута, над ней все смеются и никто в нее не верит. Экспериментировать с магией – это одно, это полезно и почетно. Экспериментировать с какими-то порошками и жидкостями без применения магии – ерунда и блажь. Многие величайшие умы материка умерли и умрут в безвестности, потому что математику, геометрию, химию и прочие науки, которыми они занимались, понимают лишь единицы, зато в магии все мнят себя экспертами, даже не дáры.

Питер замолк, перевел дыхание и глотнул травяного чая.

– Не успели мы познакомиться, а ты уже обвиняешь меня в глупости и недальновидности? – хмыкнула Мира.

– Ничего подобного, – запротестовал Питера. – Не тебя лично, а дáров вообще, а это не одно и то же. А ты глупая и недальновидная подобно остальным дáрам?

– Зависит от того, с какой точки зрения на это посмотреть. Если с твоей – то да, пожалуй, ведь я не увлекаюсь естественными науками и никогда не видела в них прока. Зато я училась магии, так старательно, как только могла, и стала в итоге сильным магом. Каждому свое. С другой стороны, теперь я знаю, к чему способно привести развитие науки, я видела плоды такого развития, его результаты, и это… это…это  чудесно, правда. Невероятные машины, удивительные устройства, поразительные открытия… Мне даже сначала казалось, что мне все это снится. Так что я понимаю твои чувства, и, наверное, частично их разделяю. Без науки невозможен прогресс, а без прогресса – выживание нашего мира, и не только нашего – любого, если уж на то пошло, однако…

– Машины и устройства? – у Питера загорелись глаза. – Расскажи о них, пожалуйста.

И Мира рассказала. Об гигантских железных птицах, которые летают по небу и перевозят  в своем брюхе людей из одного города в другой. О железных же повозках, которым не нужны кони. О домах–башнях, поднимающихся высоко-высоко и едва ли не достигающих облака. И  многом-многом другом.

– Это же потрясающе! – Питер вскочил с места и принялся расхаживать по комнате, пытаясь осмыслить то, что только что услышал. – Потрясающе! И все это сделано без магии! Об этом я и говорил, именно к этому нам надо стремиться. Я был прав, это возможно! О, я бы все отдал, чтобы взглянуть на самолеты, и поезда, и небоскребы.

– Да, потрясающе… – Мира не могла не улыбнуться энтузиазму Питера, – но на Земле я также видела, какие ужасные вещи совершаются во имя прогресса и науки, и мне вовсе не хочется, чтобы когда-нибудь в будущем на Материке произошло нечто подобное.

– Наука не виновата  в человеческой жестокости, тупости и алчности, – поморщившись, сказал Питер, – и они не должны стоять у нее на пути.

– Не должны, безусловно, не должны, но неизвестно, как все сложится. С тех пор, как я попала в Гардию, я уже не первый раз обсуждаю этот вопрос, и я давно уже пришла к мнению, что пусть все идет, как идет. Мы можем сколь угодно долго спорить и ломать копья, но все равно не узнаем, кто из нас прав, а кто нет, во что в итоге все это выльется и чем закончится. Я решила, что не буду вмешиваться. И не позволю этого моим друзьям с Земли

– Тоже верно, – усмехнулся Питер, но было ясно, что он несколько этим разочарован. Впрочем, он был умным человеком и понимал мотивы Миры.

Мира действительно уже много раз дискутировала на эту тему – с Бернардом, с Альбертом, с Эклхастом, с Андреем, – но сейчас она была рада, что Питер ее затронул, потому что это навело ее на мысль. Интересную мысль.

– Ты ведь связан с Орденом Эльнара Светлого, так?

Принимая во внимание тот факт, что Орден Эльнара давно уже был объявлен вне закона, Мира не ожидала, что Питер честно ей ответит. Но он ответил.

– Нууу, я бы не сказал «связан».  Мы… оказываем друг другу услуги. Да, так правильнее: оказываем друг другу услуги… разные услуги. Сотрудничество, вот как бы я это назвал. Взаимовыгодное сотрудничество. Нууу, не всегда взаимовыгодное, но все равно. Это они тебя ко мне прислали?

– Нууу, я бы не сказала «прислали», – поддразнила его Мира. – Просто дали твой адрес, на тот случай, если у меня возникнет желание с тобой увидеться, и появится такой шанс. Почему ты подумал, что это они? Я могла найти тебя и сама.

– Это вряд ли. Во-первых, о том, кто я в Гардии знают очень немногие, и бòльшая их часть состоит в Ордене. С которым как раз ты-то и не можешь не быть связана. Это во-вторых.

– С чего ты взял?

– Брось, это же очевидно. Я в курсе, как именно Генрих проклинал Гардию. Предсмертное пророчество, условия снятия проклятия… как бы вы, дàры, это ни называли, в итоге все сводится к одному – ты, принцесса, чудом появилась в Гардии и не одна, а в компании выходцев из другого мира. Не нужно быть гением, чтобы сообразить, что ты есть та самая «особа королевской крови», о которой говорил Генрих, а один из твоих друзей – будущий король, что означает свержение короля нынешнего, которое можно осуществить лишь посредством заговора и мятежа. А где заговор и мятеж, там и Орден Эльнара Светлого, который уже много лет планирует, как бы лишить Уильяма трона. Отомстить за смерть Генриха отцу Уильяма, Фредерику, Ордену так и не удалось, вот они и пытаются отыграться на Уильяме, благо на его совести много всякого... нехорошего, так что его есть за что наказывать. Ну, все верно?

Питер был на редкость доволен собой, и Мира в очередной раз не смогла сдержать улыбку, глядя на него. Пожалуй, она еще ни разу в жизни не встречала мужчину, который, помимо всего прочего, был настолько милым и очаровательным (он наверняка обиделся бы, если бы услышал от нее такие эпитеты в свой адрес).

– Верно. – Мира хотела было еще что-то добавить, но вдруг охнула и закрыла лицо руками. – О нет, – простонала она, откинувшись на спинку кресла.

– Что такое? – встревожено спросил Питер.

– Я забыла наложить на комнату чары, препятствующие любому подслушиванию и подглядыванию. Как я могла об этом забыть?

– А, ерунда, не переживай. Орден об этом давно уже позаботился, еще в самом начале нашего сотрудничества. Уж кто–кто, а он умеет хранить свои секреты. Моя лавка, а в особенности эти комната, защищены не хуже кабинета короля. Или его спальни. Как, по-твоему, что король надежнее защищает от чужих глаз и ушей: то, что происходит у него в кабинете или то, что творится у него в спальне? Так чего ты все-таки от меня хочешь?

Любопытно, эта манера Питера в разговоре резко перескакивать с одной темы на другую просто особенность мышления или же он так намеренно сбивает с толку собеседников?

– Чтобы ты мне помог, –  не стала кривить душой Мира. – Я не собиралась тебя об этом просить, и уж точно не ради этого я c тобой знакомилась. Но когда я поняла, что ты умен, что тебе можно доверять и что ты не являешься верным подданным короля Уильяма, то предположила, что будет неплохо, если ты нам поможешь.

– Что если ты ошибаешься, и я сейчас выдам тебя людям короля?

– Тогда я буду горько сожалеть, что так заблуждалась на твой счет.

Питер долго пристально смотрел Мире в глаза, а потом вздохнул, признавая поражение.

– Бьюсь об заклад, что Абмроуз дал тебе мой адрес – это ведь был Амброуз, я угадал? Точно, угадал! – так вот, он наверняка дал тебе мой адрес в надежде на то, что ты втянешь меня в эту авантюру. Ладно, уговорила, я вам помогу, но при условии, что мне никого не придется убивать. Я не мясник и не палач, той крови, которая уже есть на моих руках, мне вполне достаточно.

– Не придется, если только для самозащиты. Ты сам сказал, твое главное оружие это твой ум, так что, уверена, ты придумаешь, как обойтись без лишнего кровопролития. Я также обещаю, что никогда не попрошу тебя рисковать жизнью… в конце концов, у меня не так много родственников, чтобы ими разбрасываться, – криво усмехнулась Мира. – И я почти не шучу. Мне просто нужен свой человек Аквилоне, кто-то, которому я могу доверять и к кому смогу обратиться за помощью, если это будет действительно необходимо.

– Знаешь, а я ведь помню твою маму, – сказал вдруг Питер. – Смутно, но помню. Ты на нее очень похожа, так же хорошо умеешь убеждать. Мне было около трех лет, когда я ее видел, и она умудрилась отвлечь меня от горшочка с моим любимым вишневым вареньем, который стоял на столе. Ни до нее, ни после это никому не удавалось.

– Даже удивительно: я, принцесса, всю жизнь проведшая при дворе, не могу определить, что это было, оскорбление или комплимент, – хмыкнула Мира. – Предпочитаю считать, что последнее.

Питер ничего на это не ответил, но, судя по его насмешливому выражению лица, это все-таки был комплимент. Налив им обоим еще по чашке чая, Питер поудобнее устроился в кресле и сказал жизнерадостно:

– А теперь выкладывай свой план. Мое шестое чувство утверждает, что он у тебя есть.

– Твое шестое чувство не зовут случайно Абмроуз Лафферти?

– Нет, к счастью. Ты не веришь в мое безошибочное шестое чувство и гениальный ум?

– Я верю в то, что от чего ты определенно не умрешь, так это от скромности, – улыбнулась Мира, вспомнив земную поговорку.

– Искренне на это надеюсь, – не уловил или не пожелал уловить иронию Питер.

Прежде, чем начать рассказ, Мира некоторое время колебалась – ей вдруг показалось, что она слишком разоткровенничалась с Питером, которого она знала меньше двух суток. Она привыкла не доверять людям, и жизнь не раз подтверждала ее правоту в этом вопросе, но Питер… Питер так стремительно стал для Миры своим, что не доверять ему было также странно и глупо, как не доверять Моргану или Андрею. Возможно, это была просто иллюзия, за которую Мира, скучавшая по семье, отчаянно цеплялась, ну и пусть. И Мира принялась излагать свой план.

* * *

Март

Королевский замок ничуть не изменился с тех пор, как Альберт последний раз в нем был: все те же неотличимые друг от друга стражники с каменными лицами, все те же придворные, шушукающиеся в коридорах и обнимающиеся (и не только) в альковах. Те придворные, что узнали Альберта, почтительно и одновременно насмешливо с ним раскланивались, остальные не обращали на него никакого внимания, чему молодой человек был только рад. Он надеялся, что встретит как можно меньше знакомых, быстро засвидетельствует свое почтение королю и отправится в архив, где за пару дней закончит свои дела и никогда, никогда сюда не вернется. Альберт уже было уверился в том, что удача оказалась к нему благосклонна и избавила его от столкновения с тем, с кем он меньше всего хотел вновь встретиться, как вдруг, повернув за угол, застыл на месте подобно зайцу, случайно выбежавшему на поляну, где отдыхал волк.

– Альберт, – весело сказал тот, кого Альберт так не желал видеть и в кого, по иронии судьбы, едва не врезался, – не знал, что ты собирался почтить нас визитом. Добро пожаловать.

Если у Джерона Мазеля, эрц-капитана стражи Эшвиля были глаза убийцы, то у Дэвида Коллера, правой руки короля Уильяма, были глаза безжалостного и безумного убийцы. Впрочем, Дэвид никогда и не пытался притвориться, что он им не является.

– Дэвид, – вымученно улыбнулся Альберт, кивнув Дэвиду.

– Неожиданный, но приятный сюрприз. Приветствую, Альберт.

Альберт не сразу заметил, что Дэвид не один, что рядом с ним – его верная свита, в том числе и Грегори Либеллер. Грегори Альберт симпатизировал, и для него всегда оставалось загадкой, почему такой умный, приятный и ничуть не злой человек так верен королю и Дэвиду. Хотя нет, почему – как раз понятно, у Грегори рано умер отец, а мать, став вдовой, пустилась во все тяжкие, так что Грегори забрала на воспитание мать короля Уильяма, маркиза Левская. Точно также она поступила с осиротевшим несколькими годами ранее Дэвидом. После смерти маркизы Уильям как мог присматривал за своими воспитанниками, к которым, надо сказать, был искренне привязан и по-своему любил. Дэвид и Грегори были многим, если не всем, обязаны Уильяму, и потому неудивительно, что они сохраняли ему преданность, но Альберт никак не мог взять в толк, как Грегори, не отличавшийся агрессивностью и жестокостью, которой славился Дэвид, мог оставаться все эти годы подле короля и спокойно наблюдать за изуверствами, творимыми Дэвидом, и тем, как Уильям постепенно превращается в безжалостное чудовище. Грегори всегда был добр к Альберту, несмотря ни на что, и Эклхаст-младший не представлял, что заставляет того верой и правдой служить королю. В конце концов, быть верным подданным и племянником можно и на расстоянии. Но хоть Грегори и продолжал жить в королевском дворце, быть доверенным лицом своего царственного троюродного дяди и выполнять его приказы, Альберту он все равно нравится. К тому же, смотреть ему в глаза было не в пример проще, чем Дэвиду, которого Альберт с некоторых пор избегал как чумы.

– Грегори. – Ему Альберт улыбнулся гораздо более искреннее и тепло, чем Дэвиду. – Рад тебя снова видеть.

– Грег, так нечестно, – медленно и вкрадчиво сказал Дэвид, слегка повернув голову к стоявшему чуть позади Грегори, но глядя при этом по-прежнему на Альберта. – Как так выходит, что все всегда рады тебе, а меня при этом никто не любит? Я уязвлен и завидую, брат.

Со стороны все выглядело так, будто Дэвид шутит, причем шутит исключительно с Грегори, но Альберт прекрасно сознавал, что он говорит это для него, и мгновенно залился румянцем. К счастью для него, от Грегори это также не ускользнуло и поспешил прийти на помощь Альберту.

– Могу я спросить, что привело тебя в столицу? – спросил Грегори. – Надеюсь, в Эшвиле все в порядке, а твой отец, как обычно, здоров и полон сил?

– Да-да, все в порядке, я здесь по… личной инициативе, так сказать. Я планирую… я задумал написать книгу… учебник по истории – Альберт нервно заправил за ухо прядь волос. Врать он не умел, и даже полуправда давалась ему нелегко. – Для этого мне необходимо заглянуть в архивы.

– А, так ты по-прежнему предпочитаешь прошлое настоящему, – хмыкнул Дэвид. – Зря, реальная жизнь гораздо интереснее, чем ты можешь себе представить. Если бы чаще наведывался в Аквилон, мы с Грегом тебе это наглядно продемонстрировали бы. Верно, Грегори? Я с удовольствием взялся бы за эту задачу, – ухмыльнувшись, с блеском в глазах заявил Дэвид и подмигнул Альберту, который покраснел еще сильнее и, не сдержавшись, отступил назад.

– Дэвид, мы, кажется, опаздываем, – негромко заметил Грегори.

Дэвид недовольно посмотрел на Грега, который намеренно портил ему веселье, затем снова на Альберта, размышляя, стоит ли прислушаться к первому или же еще немного поиздеваться над последним. В итоге он все же решил, что Дэвид прав, они действительно опаздывали, а учитывая, что они должны были выполнить поручение короля, опаздывать им было никак нельзя.

– Верно. Что ж, идем. Альберт, уверен, у нас еще будет время, чтобы поговорить.

И это «поговорить» было произнесено таким двусмысленным тоном, что Альберт судорожно сглотнул и едва не сделал еще пару шагов назад, но сумел каким-то чудом сохранить присутствие духа и сказал с натянутой кривой улыбкой, но твердо:

– Благодарю за предложение, но не стоит загадывать. Я приехал в Аквилон всего на несколько дней, так что, скорее всего, у нас не найдется времени, чтобы… поболтать.

Пожалуйста, оставь меня в покое, я не хочу… не могу! иметь с тобой ничего общего. Альберт опустил глаза, чтобы Дэвид не прочел в них эту отчаянную просьбу, почти мольбу. У него была гордость, что бы там не считали по этому поводу окружающие.

– Посмотрим, Альберт, посмотрим, – нарочито равнодушно ответил Дэвид, словно не сомневаясь в том, что они точно еще встретятся, и они с Грегори отправились по своим делам.

Как только они скрылись из вида, Альберт облегченно выдохнул и постарался унять дрожь в руках. Он чувствовал себя так, словно его только что растоптала лошадь, один из тяжелых меринов крестьян его отца, и он остался лежать в грязи, на всеобщем обозрении, растерзанный и униженный. Но самым ужасным во всем это было то, что Альберт знал: если они с Дэвидом действительно еще встретятся, эта встреча будет еще страшнее сегодняшней. Потому что ему наверняка не хватит сил, чтобы устоять.

Несколько минут Альберт неподвижно стоял посреди коридора, а затем распрямил плечи и продолжил свой путь. Чем скорее он закончит свою миссию, тем быстрее он уедет из Аквилона. Подальше от Дэвида.

_____________
* Название произошло от мешка, в котором обычно носят топить котят.

Интермедия-20

Скука, такая же отвратительная и ничем неистребимая, как скрипящий на зубах песок, одолевала его, и от нее не было никакого спасения. Алексу было скучно в Эшвиле, без сестры, без Миры, без Андрея и Романа, которые, черт бы их побрал, отправились искать приключения на свои пятые точки. Если бы Алекс был абсолютно честен сам с собой, он признал бы, что это не скука, а одиночество. Но для этого он был слишком горд, и потому пытался спастись от скуки всеми возможными способами. Больше всего он, конечно, занимался магией, осваивая теорию и применяя ее на практике. Он старался не переусердствовать, помня, как едва не натворил бед, стремясь покорить всю магию этого мира, но без практики все его усилия были бесполезны, и поэтому, когда до Эшвиля дошли слухи об очередных разбойниках, Алекс заявил, что отправится с отрядом замковых стражников на их уничтожение. Разумеется, Эклхасту это не понравилось, но что он мог? Запретить? Остановить Алекса силой? Смешно. Они оба знали, что ничего такого маркиз не сделает. Так что, когда Эклхаст не сумел отговорить Алекса, он послал разобраться с разбойниками вдвое больше людей, чем обычно, и, как подозревал Воропаев, части из них было дано одно-единственное задание – присматривать за ним. Но он и без нянек отлично со всем справился, бандиты даже не успели понять, что происходит, когда Алекс обезвредил всю шайку, не убив при этом ни одного ее члена, чем он вполне заслуженно гордился. С тех пор Алекс участвовал в каждой «зачистке», как он это называл, чем значительно облегчил работу Джерону и его подчиненным.

Помимо этого Алекс продолжал работать в кузне. Немного, по нескольку часов в день, но это стало его личной формой медитации, помогало очистить разум от всяких тягостных мыслей. Однако все это не спасало его от скуки и одиночества, и Алекс придумывал все новые и новые способы развлечься. Он изводил поваров просьбами, если не сказать требованиями, приготовить его любимые земные блюда, рецепты которых не знал ни Алекс, не умевший готовить ничего сложнее бутербродов и салатов, ни, конечно же, повара Эшвиля. В итоге последние пекли десятки разных медовых тортов, ни один из которых не был похож на земной, варили литрами солянку в разных вариациях, вкус которой ничуть не походил на привычную Алексу солянку, и стряпали множество других блюд, которые так и не смогли удовлетворить Воропаева. Зато они поднимали ему настроение, даже несмотря на то что были не тем, что он хотел (гвардейцы, которым повара скармливали съедобные результаты своих экспериментов, были довольны не меньше Алекса).

Обучаться фехтованию Алекс по-прежнему не хотел, но в один прекрасный день – когда он, после бессонной ночи, час прождал в библиотеке Миру и только потом вспомнил, что она уехала, – ему приспичило научиться самообороне. Объяснить логически, зачем ему это было надо, он не мог, даже самому себе. Джерон ухмыльнулся, когда Алекс пришел к нему с этим, и позвал Басти – высокого здоровяка, смахивающего на медведя. Наверное, Джерон рассчитывал, что при виде Басти Алекс откажется от этой идеи, но нет, Воропаев одобрительно кивнул и сказал, что «этот ему подойдет». Через десять минут Алекс уже лежал на полу, не вполне уверенный, осталась ли в его теле хоть одна целая косточка, и подумывал о том, что, возможно, это и впрямь была плохая идея. Но упрямство и изрядная доля здоровой злости не позволили ему отступить.

Еще Алекс продолжал изучать обширную библиотеку Эшвиля, проведал Киру и привык совершать регулярные вылазки в Эшвиль-лог. Несколько раз он даже оставался там ночевать, радуясь, что когда он попал в Гардию, у него совершенно случайно при себе имелся стратегический запас «резинового изделия № 2», которое вызвало немало удивления и непонимания у местных прелестниц. Чисто теоретически, можно было бы обойтись и без него, но Алексу так было спокойнее – полагаться в этом деле лишь на заклинания и зелья он не решался.

Как ни странно, в одном эта вынужденная почти что изоляция оказалась частично полезной: у него появилась масса свободного времени, которое он проводил в одиночестве, снова и снова размышляя обо всем, что с ним случилось, и как-то незаметно для себя окончательно и бесповоротно смирился с тем, что он навсегда останется в Гардии. Он даже привык называть себя «Алекс», как делали это все местные жители, не слышавшие никогда имен «Александр» и «Саша». При этом Алекс не думал о том, что будет королем, про это он вообще почти забыл (вернее, не вспоминал, так до конца и не поверив в реальность такого будущего), но он внезапно осознал, что считает Гардию домом, привычным и уже не вызывающим былого отторжения и неприязни. Гардия, это прòклятое королевство, вдруг стало для Алекса родным, и поначалу Алекс не поверил своим собственным ощущениям. В его представлении, подобные откровения и эпохальные озарения должны случаться после каких-нибудь грандиозных и масштабных событий, а не так вот легко, почти походя, едва ли на пустом месте. Где переворачивающее душу и разум просветление? Где катарсис? Ничего такое, только спокойное принятие свершившегося. Еще вчера Гардия была для Алекса чужим непонятным миром, а сегодня – родиной на всю оставшуюся жизнь. Да и в самом деле, ну что его ждет  на Земле? Давно уже занятая должность в Министерстве легкой промышленности которая уже не один год агонизирует и никак не может выбрать: то ли окончательно умереть, то ли наконец восстановиться? «Зималетто», которое никогда не было и не будет его? Которое он так жаждал заполучить исключительно из-за соперничества со Ждановым и которое, как Алекс теперь понимал, не очень-то ему и нужно было. Собственно, бизнес его сейчас вообще не интересовал, не его это стезя, как оказалась. Что ж, и так бывает: верил человек много лет в одно, а потом в одночасье выяснилось, что все эти годы он сам себя обманывал и что в действительности все совсем не так. Вот и с Алексом так случилось –  до него вдруг дошло, что все его мечты и амбиции, стремление стать крутым бизнесменом и деловым человеком были просто ерундой, что не лежит у него к этому душа. Наверное, на него так повлияла магия, даже наверняка. Но именно магия была тем, чем он хотел заниматься до конца своей жизни. Не колдовать Алекс уже не мог, это было равносильно добровольному отказу от зрения или слуха – кто в здравом уме и твердой памяти от этого откажется? Вот и Алекс не собирался. На Земле нет магии, значит, возвращение на Землю не обсуждается. Здесь же у него есть шанс стать величайшим из живущих на Материке магов, и его это вполне устраивало.

Алекс не представлял, как к этому отнесется Кира, но, черт побери, это его судьба и он волен распоряжаться ей так, как хочет.

Воропаев не сомневался: услышь Мира эти его рассуждения, она одобрительно улыбнулась бы, и это почему-то было приятно. О том, что Мира стала его другом, настоящим и близким, едва ли не первым его другом в жизни, Алекс не задумывался. Потому что для него это было само собой разумеющимся.

* * *

– Это… признаю, это любопытная идея, но я не уверена в ее целесообразности, – мягко, не желая обидеть Киру, сказала Камилла.

– Для деревень и маленьких городков, особенно там, где есть опытные дàры, это действительно нецелесообразно, – согласилась Кира, не собираясь, впрочем, сдавать позиции. – Но для больших и средних городов это отличное решение. Целителям больше не придется ходить из одного конца города в другой, чтобы навестить своих пациентов, а больным и их родственникам не нужно будет искать свободного лекаря, теряя драгоценное время. К тому же при эпидемиях, – тут Кира непроизвольно поморщилась: она все еще очень хорошо помнила Веспен, – госпитали помогут предотвратить их распространение, да и врачи не будут метаться из одного дома в другой.

Мысль о создании в Гардии и вообще на Материке больниц пришла Кире вскоре после того, как она стала полноправным членом Ордена Виктории Милосердной, но она долго вынашивала ее, прежде чем поделиться ей с  Камиллой. Предстоятельница Ордена сочла ее довольно странной, но в ней все же было рациональное зерно.

– Да, возможно ты права, – медленно произнесла Камилла, размышляя над словами Киры. – Но в любом случае сейчас не лучшее время, чтобы заниматься этим вопросом. Однако когда… если все закончится для нас благополучно, я обещаю, что мы вернемся к этому разговору. Полагаю, есть смысл открыть первую больницу в столице, и если мы увидим, что она и впрямь необходима, то начнем открывать их по всей стране.

Большего Кира и не ожидала. Она прекрасно сознавала, что скоро заговор перейдет в открытый мятеж, и всем будет не до больниц, но она также сознавала, что если заговорщики добьются своего, она вернется на Землю, а значит, до этого она должна рассказать Камилле обо всех своих задумках. О больницах, о школах, в которых могли бы учиться дети крестьян и ремесленников, и о многом другом. Едва ли у Сашки, когда он взойдет на трон, быстро дойдут до этого руки, если вообще дойдут.

– Спасибо, – кивнула Кира.

– Пока не за что, – улыбнулась Камилла и добавила после паузы: – Не знаю, выпадет ли мне еще подходящий момент, чтобы сказать тебе это, поэтому говорю сейчас – я рада, что ты стала нашей сестрой. Не буду лукавить, я сомневалась в том, что ты сможешь приспособиться к жизни в Валендейле, твой мир, ваши обычаи и уклад слишком отличаются от нашего. Но ты не только отлично здесь освоилась, но и превратилась в отличного целителя. Это и впрямь твое призвание, и мне очень жаль, что рано или поздно ты нас покинешь.

– Я… – Кира не знала, что ответить. – Спасибо. Но… я всего лишь ведьма, даже не волшебница. В Ордене есть более сильные дàры и лучшие целители, чем я.

– В твоем мире нет магии, Кира, и тебе как никому другому известно, что врачу не обязательно быть дàром, чтобы лечить людей. Так проще, безусловно, но и из обычного человека может выйти неплохой лекарь, ему лишь придется тесно сотрудничать с дàрами, вот и все. Главное в нашем деле – талант и желание, а у тебя они есть. Ты ведь это знаешь, так?

– Да… наверное, – слегка улыбнулась Кира. – Просто… боюсь, я так до конца и не привыкла к тому, что я ведьма и что я лечу людей. Я никогда не хотела быть доктором, и мысли такой не возникало.

– Это потому что ты ведьма, и магия – неотъемлемая часть тебя. Невозможно полноценно жить, когда у тебя отсутствует какой-то важный орган, а для дáра магия не менее важна, чем сердце или легкие. И пусть ты не подозревала о своих способностях, то, что в своем мире ты не могла колдовать, не могло не оказать на тебя влияние.

– Может, и так, – не стала спорить Кира. – Но мы никогда об этом не узнаем. Я имею в виду… это ведь так легко – оправдать все свои ошибки, неудачи и разочарования тем, что я, ведьма, родилась в мире, где нет магии, и отсюда – все мои проблемы. Однако я-то в курсе, что я сама много чего испортила, по собственной глупости, и отсутствие магии тут совершенно не при чем, как бы мне этого ни хотелось.

– Это очень здравая позиция. И очень мудрая. Как я уже сказала, я рада, что ты стала нашей сестрой. Двери Ордена всегда будут для тебя открыты, если ты решишь вернуться… или не уходить.

– Нет, такое я вряд ли это случится, – покачала головой Кира.

– Никогда не стоит ничего загадывать, потому что судьба любит играть с людьми злые шутки и расстраивать их планы, – предупредила Камилла.

– Надеюсь, ко мне она будет милостива, – усмехнулась Кира, не вполне уверенная в том, что говорит искренне – в данный момент она почему-то не имела ничего против того, чтобы остаться в Гардии. Затем она мысленно обругала себя за идиотизм и вернулась к своим делам, но забыть об этом разговоре так и не смогла.

* * *

– Но… но как же так?! – воскликнул Альберт, когда до них дошла новость о том, что на границе вспыхнул мятеж и уже прошло несколько сражений и есть первые жертвы. – Ведь… почему они не подождали нас? Мы нашли четырех членов совета из шести, осталось совсем немного, все можно было бы решить миром.

– Альберт… – растерянно начала Мира, не зная, что сказать. Да, она говорила Альберту, что если они соберут Королевский совет, то им намного проще победить короля и снять проклятие со страны. Что это поможет избежать излишнего насилия. Но осуществить все это мирным путем? Нет, это нереально. И она и подумать не могла, что Альберт считает, будто Эклхаст и союзники настолько увязали свои военные планы с их миссией, что отменят восстание, если члены Совета найдутся. – Альберт, в сложившейся ситуации невозможно ничего решить миром. И дело даже не в церемонии коронации и прочих формальностях, в конце концов, необязательно проводить их в королевском дворце. Но даже если Королевский совет своим постановлением лишит Уильяма трона и с Гардии в ту же минуту спадет проклятие, Уильям не отдаст просто так власть, он будет преследовать нового короля и его союзников до тех пор, пока не уничтожит их… или же пока они не уничтожат самого Уильяма. У нас просто нет шансов уладить все, не пролив крови. Много крови. Однако с помощью Королевского совета, мы можем немного уменьшить ее количество и сделать все правильно. Но мятеж неизбежен и, скорее всего, он перерастет в гражданскую войну, и нам надо быть к этому готовыми.

Тебе надо быть к этому готовым, я давно уже готова ко всему. Но вслух она этого не произнесла. Мира ждала возражений, спора, потока обвинений, но ничего из этого не последовало: Альберт натянуто улыбнулся, выдавил: «Я понимаю» и замолчал на весь день. К концу недели Мире показалось, что он смирился с происходящим и с тем, что она права. Но стопроцентной уверенности у нее в этом не было.

II

Мира торопилась из Истлена в Эшвиль по двум причинам, о которых она не хотела говорить Андрею – не потому что это было секретом, а просто потому что она не хотела обременять его лишними заботами.
Во-первых, Мира хотела как можно быстрее доставить Альберта домой и дать ему возможность передохнуть перед тем, как они присоединятся к отрядам союзников в Каденове. Он действительно хорошо держался все то время, что они искали членов Королевского совета, но это вовсе не означало, что ему было легко, и к тому моменту, как поиски были закончены, от Альберта остались кожа да кости, и на него было больно смотреть. К тому же он совсем перестал улыбаться, и складывалось такое впечатление, что его что-то гложет, но что может так мучить юного и невинного юношу, Мира не представляла. Это явно не был страх за свою жизнь, а никакой другой причины для подобных терзаний Мира не видела. Впрочем, не зря на Земле говорят, что чужая душа – загадка, так что, быть может, в душе Альберта скрывалось много чего, о чем Мира и не подозревала. Но несмотря на это она по-прежнему симпатизировала молодому человеку, которого привыкла считать почти что братом. Едва ли Альберт догадывался об этом, было очевидно, что Мира оставалась для него наставником и другом, но никак не сестрой. Но Миру это не задевало, ее вполне устраивали сложившиеся у них с Альбертом отношения. Вряд ли Андрей понял бы ее, если бы она попыталась ему все это объяснить – у него почти отсутствовала способность к эмпатии, и хотя «читать» Миру он уже научился, он все равно не смог уразуметь, зачем ей сдался Альберт и что она в нем нашла. На взгляд Андрея, у которого не было братьев и сестер и имелся один-единственный близкий друг, семьи, оставшейся в Наэрии, его самого, Романа и Воропаевых Мире было вполне достаточно, чтобы не чувствовать себя одинокой.

Второй причиной, по которой Мира так спешила вернуться в Эшвиль, были военные планы Эклхаста и его союзников.

Когда маркиз  и его единомышленники планировали заговор против короля, они знали, что воплотить их идеи в жизнь будет крайне не просто. Собственно, именно поэтому они так долго не пытались осуществить свое намерение свергнуть короля – кровопролитной войны, которая могла в итоге оказаться бессмысленной и проигрышной, союзники не желали, а другого пути лишить Уильяма трона они не видели. Ситуация изменилась с появлением Миры, Андрея и остальных, когда стало ясно, что они – часть пророчества короля Генриха. После этого заговорщики рассудили, что ради снятия со страны проклятья можно решиться и на войну. Но они все равно не думали, что война эта разрастется до таких масштабов. Никто из них не питал иллюзий относительного того, что борьба будет легкой, но по мере того, как мятеж набирал обороты, часть союзников сочла, что все идет гораздо легче, чем они ожидали, а другая часть – что у них мало шансов победить, потому что все оказалось гораздо сложнее и много кровавее, чем они предполагали.
Как ни странно, и те, и другие были правы. То, что удалось сделать Андрею, Роману и их помощникам – Марсдену, Лафферти и другим, было, по большому счету, едва ли не чудом. То, как быстро они смогли поднять восстание на границе и привлечь на свою сторону так много людей, как успешно они брали города и побеждали королевские гарнизоны, – это было настолько невероятно, что некоторые заговорщики поначалу даже не верили приходящим с границы донесениям.
Но вот другая часть их плана – наступление на Аквилон, пока король занят подавлением бунтов на границе и в Приморье, уже не казалась Мире такой удачной. Король мобилизовал свои войска быстрее, чем они надеялись, и это означало, что королевская армия перехватит направляющиеся в Аквилон отряды мятежников раньше, чем рассчитывали Эклхаст и его соратники. И Мира хотела выяснить, отдает ли себе в этом отчет маркиз, и если да, то что он собирается предпринять. Хотя, по мнению самой Миры, в данных обстоятельствах ничего уже нельзя было изменить. Скорее всего, они вынуждены будут следовать этому плану до самого конца, несмотря ни на что, но вдруг  Эклхасту пришла в голову какая-нибудь светлая мысль?

* * *

– Альберт!

Сказать, что маркиз был рад возвращению сыну, значило не сказать ничего. Эклхаст обнял Альберта так, что Мира даже всерьез испугалась, что маркиз ненароком сломает своему единственному наследнику пару костей, но обошлось. Алекса в числе встречающих не было, что, по правде говоря, разочаровало Миру, но Шелли шепнула, что он в Эшвиль-логе, помогает кому-то как главный маг Эшвиля и скоро должен вернуться.

– Добро пожаловать домой, сын, – тепло произнес Эклахст, сияющими глазами глядя на Альберта. – Госпожа Амиранда, счастлив видеть вас в добром здравии. Пойдемте, вы пообедаете и поведаете обо всем, что случилось с вами за последние месяцы.

Сложившаяся ситуация настолько волновала Эклхаста, что заставила его пренебречь правилами этикета, и еду Мире и Альберту подали прямо в кабинет маркиза. Пока недавние путешественники ели, Эклхаст рассказывал им обо всем, что произошло в их отсутствие, ну а потом настала их очередь говорить. Собственно, Эклхаст был более-менее в курсе всего, что они сделали, поскольку иногда они обменивались письмами, пусть и краткими, но личный рассказ был, несомненно, гораздо информативнее… Или не очень, учитывая, что Мира не собиралась открывать маркизу, где в данный момент находились найденные ей с Альбертом члены Королевского совета. Никто кроме нее и еще одного человека не знал о том, где они скрываются – сопровождавшие членов Совета телохранители эскортировали тех до определенного места и уезжали, – и Мира не намерена была что-то менять. Так безопаснее и надежнее. Естественно, Эклхаст был недоволен этим решением Миры, но поделать ничего не мог и даже признал, что в чем-то она права. Мира пообещала, что члены Совета будут в Аквилоне в нужное время и в нужном месте, даже если с ней что-то случится, и маркиз оставил эту тему. После чего Альберт, сославшись на усталость, ушел в свою комнату. Мира знала, что дело не только в усталости – Альберт по-прежнему избегал участвовать в обсуждениях военных планов, тактики и стратегии. Она хорошо помнила его реакцию на новость о начале мятежа, и удивлялась лишь, как при таком отношении к войне и некогда бытовавшей надежде на то, что ее все же не будет, Альберт, тем не менее, собирается в ней участвовать.

– Да, я понимаю, что мы не успеем дойти до Лидмера, как планировали, максимум до Асперна, но у нас нет другого выхода. Или у вас другие мысли на этот счет, госпожа Амиранда? – несколько раздраженно спросил Эклхаст, когда Мира затронула эту тему.

Но мыслей у Миры не было. Дельных мыслей.

К настоящему моменту в район Каденовы уже перебрались около полутора тысяч солдат заговорщиков, рассредоточившись по всей территории района. Король пристально наблюдал за Эшвилем и его хозяином, за родовым замком Бернарда и за многими заговорщиками, которым удалось вовремя отослать своих гвардейцев, число которых намного превышало установленный королем лимит, в район Каденовы. Каденова был владением герцога Рондейла, наименее подозреваемого из заговорщиков, потому этот район и был выбран в качестве места встречи. Предполагалось, что к концу месяца, как раз когда на Андрея и его людей нападет армия короля, намного превосходящая по численности первую, в Каденове соберется все войско заговорщиков – за исключением, разумеется, тех отрядов, которые воевали на стороне Андрея.
Поначалу Эклхаст и остальные надеялись, что они успеют дойти до Лидмера прежде, чем король опомнится и пошлет им на встречу свои силы. Но поскольку Уильям мобилизовал гораздо больше солдат, чем рассчитывали заговорщики, скорее всего, их отряды под предводительством Эклхаста встретятся с королевской армией (если точнее, ее частью) где-то у Аспена. На сто эрз раньше, чем хотелось бы заговорщикам. На сто эрз ближе к поражению.
Мира подумывала о том, чтобы воспользоваться услугами леших, но, во-первых, те все равно были не в состоянии быстро переместить столько народа в короткие сроки, а во-вторых, как назло, после Аспена и до самого Бредвина не было лесов. Ни одного, лишь рощи и рощицы. В общем, триумфальный марш-бросок на столицу сорвался.

– У меня есть идея, – неожиданно сказал Фрейн Мазель, вечная тень Эклхаста, который также присутствовал в кабинете. – Госпожа Амиранда, я правильно понимаю, что ваши лесные друзья способны сделать невидимой большую группу людей? Судя по донесениям, полученным из Истлена, именно так Андрей смог устроить засаду, когда на него напал генерал Десмор.

– Да, могут, но я не уверена, сколько человек одновременно они могут скрыть от посторонних глаз. Андрей говорил, что лешие спрятали для него около полутысячи солдат, может, больше, я не вдавалась в детали, но у нас их около шести тысяч. Не ручаюсь, что это получится.

– Не обязательно все шесть тысяч, достаточно половины. Госпожа Амиранда, прошу вас, выясните это, потому что если лесовики сумеют спрятать половину или хотя бы три четверти нашего войска, у нас появится шанс добраться до Аквилона и победить.

– Что ты задумал, Фрейн? – прищурившись, спросил Эклхаст.

Фрейн расстелил на столе карту Гардии.

– Смотрите, если мы повернем за пятьдесят эрз до Аспена, то через пару дней выйдем к Леденскому лесу. Через него пролегает леденская дорога, не слишком широкая, но и не лесная тропа. Часть леса по левую руку – это если идти по дороге на юго-восток – называется Южный Леден, соответственно, справа – Восточный Леден. Если обогнуть Восточный Леден, то можно снова вернуться на Каррадский тракт, который ведет к Аквилону. Противник наверняка посчитает, что мы запаниковали и решили сделать такой крюк, чтобы избежать сражения у Аспена. Таким образом, посланные к Аспену королевские силы зайдут нам в тыл, и все, что нам надо будет сделать – заранее отправить половину нашей армии вперед и спрятать ее в лесу, у самой кромки, а затем двигаться с такой скоростью, чтобы враг догнал нас на том участке, где их ждет засада. Боя нам все равно не избежать, так почему бы принять его на наших условиях?

– Они поймут, что это ловушка, – возразил Эклхаст.

– Возможно, но вовсе не обязательно. Сир, королю известно, что мы привлекли на свою сторону оборотней, но это не означает, что сам лес также вступил с нами в союз. Люди-волки, лешие, лесные колдуньи… многие до сих пор в них не верят, для них они не более чем миф, даже дáры мало что о них знают. Едва ли тот факт, что мы пошли через лес, вызовет у неприятеля подозрения о том, что мы устроили в нем засаду, которую они не могут увидеть.

– Зато тот факт, что мы действуем на редкость глупо, вполне может их насторожить, – покачала головой Мира.

– Госпожа Амиранда, представьте, что вы командуете королевским войском, которое должно остановить мятежников, направляющихся к Аквилону. Как вы поступите, если эти мятежники вдруг выберут другую дорогу к цели, более длинную и неудобную?

– Я… Зависит от ситуации, наверно. Если мне покажется, что это ловушка, я… не знаю, честно говоря. Но если я буду уверена, что за нашими действиями… в смысле, за действиями мятежников стоит глупость и нервы, пожалуй, я постаралась бы догнать их и ударить в спину. Я понимаю, к чему вы клоните, Фрейн, но Андрей рассказывал, что генерал Десмор проводил разведку местности вокруг Истлена, в том числе и леса, но никого не обнаружил, однако потом именно прячущиеся в лесу отряды помогли Андрею разбить Десмора. Ручаюсь, Десмор доложил об этом королю.

– Что с того? Неудачная разведка еще ничего не доказывает. Люди Десмора могли ошибиться по разным причинам: небрежность, магия Ордена Эльнара и тому подобное. К тому же Десмор мертв, а другие генералы не станут обращать внимание на отчеты мертвого генерала-неудачника… кадры, которые подбирает Его Величество для своей армии, оставляют желать лучшего.

– Иными словами, солдаты короля теперь в курсе, что им следует опасаться наших ловушек, но не связывают эти ловушки напрямую с лесом. Тем не менее, если мы свернем на леденскую дорогу, это будет выглядеть скорее подозрительно, чем глупо, – не сдавалась Мира.

– Мы можем спорить хоть весь день, – сказал Эклхаст, – но это бесполезно, потому что кто прав, а кто нет, выяснится только на практике. Госпожа Амиранда, будьте добры, выясните, пожалуйста, у ваших друзей из леса, реально ли то, что предлагает Фрейн, и если да, я немедленно свяжусь с союзниками и сообщу им о смене планов.

– Я сегодня же займусь этим, – пообещала Мира, отметив про себя, что Экхласт собирается проинформировать союзников об смене планов, а не спросить у них на это разрешения или посовещаться. Интересно они добровольно передали Эклхасту власть или тому пришлось за нее побороться? И если последнее, аукнется ли это им всем в дальнейшем?

– Как бы ни было ценно для нас сейчас время, полагаю, вам необходимо сначала отдохнуть, – серьезно сказал Эклхаст, и Мира предпочла не размышлять о том, как ужасно, должно быть, она выглядит, раз не склонный к сантиментам маркиз, уже усвоивший, что она сама может о себе позаботиться, предлагает ей отдохнуть.

Фрейн и Эклхаст остались в кабинете, им было что обсудить, а Мира воспользовалась советом маркиза и отправилась в свою комнату. Первым, кого она увидела, закрыв за собой дверь кабинета, был Алекс. Он стоял напротив кабинета, прислонившись к стене и скрестив на груди руки, с таким видом, словно сейчас умрет от скуки.

– Ужасно выглядишь, – сказал Алекс вместо приветствия, будто прочитав мысли Миры по поводу ее внешности.

– Я тоже рада тебя видеть, – широко улыбнулась Мира. В последний раз они виделись пару месяцев назад в Валендейле, тогда Мира обняла Алекса при встрече, и он, не ожидавший этого, преодолев замешательство, неловко обнял ее в ответ. До ее отъезда он отстранился бы или застыл, и это лишний раз свидетельствовало о том, что Алекс изменился за время ее отсутствия. Впрочем, не настолько, чтобы перестать быть язвой и циником. В Валендейле им некогда было толком поговорить, и сейчас Мира с облегчением убедилась в том, что Алекс все же не изменился до неузнаваемости и остался самим собой. Привстав на цыпочки, Мира поцеловала его в щеку – потому что действительно рада была его видеть и чтобы немного вывести его из равновесия (небольшая месть за его ворчание).

– И не надейся, что я не расскажу об этом Жданову, – фыркнул Воропаев, но, несмотря на тон, он явно был доволен таким приемом. – И я серьезно: на тебя смотреть страшно.

Мира рассмеялась

– Ну хоть что-то в этом мире не меняется. Идем, мне надо в лес, а ты составишь мне компанию по дороге туда и расскажешь, что у вас тут творилось, пока меня не было.

– Угу, разбежался. Никуда я не пойду и тебя не пущу, – безапелляционно заявил Алекс. – Ты себя в зеркало видела? Труп ходячий. Отоспись сначала, а потом уже совершай подвиги во имя чего хочешь, хоть Гардии, хоть Андрея. Между прочим, Эклхаст тебе то же самое сказал.

– Подслушивал?

– Я за эти месяцы все наложенные на Эшвиль сети заклинаний изучил как свои пять пальцев, в том числе и охраняющие этот кабинет, – ухмыльнулся Александр. – И теперь обойти их не представляет для меня никакой сложности.

– Молодец, – буркнула Мира.

Спорить с ним у нее уже не было ни сил, ни желания, она чувствовала себя как выжатый лимон (и, по всей видимости, и выглядела так же), а для переговоров с детьми леса требовались трезвая голова и масса энергии.

– Ладно, – сказала наконец Мира с тяжким вздохом. – Я поговорю с лешими завтра. Но обо всем, что случилось в Эшвиле за время моего отсутствия, ты все равно расскажешь мне сегодня.

– Хорошо, так и быть, расскажу. Исключительно в честь твоего возвращения.

– И на том спасибо, – улыбнулась Мира, и они пошли в ее комнату, где Шелли уже разожгла камин и подвесила над огнем чайник.

Мира никогда не считала Эшвиль домом, но в данный момент ей казалось, что она вернулась домой, где уютно, спокойно и безопасно, и она была рада этому, рада тому, что она получила пусть и короткую, но передышку перед тем, война начнется и для нее.

III

Очнулся Андрей с ноющими мышцами, головной болью и в полной темноте. Он поморгал, надеясь увидеть хоть что-то, но там, где он сейчас находился, не было ни единого источника света, и Андрей так и не сумел разглядеть ничего из того, что окружало, и понять, где он. Последним, что он помнил, был здоровенный королевский солдат, напоминавший габаритами шкаф. Солдат это настойчиво пытался прикончить Андрея, который, само собой, активно отбивался, попутно стараясь определить, выигрывает его армия или, несмотря на пришедшие ей на подмогу резервные отряды, все же проигрывает, и, надо полагать, пропустил удар здоровяка. Андрей со стоном сел и обхватил руками обмотанную бинтами голову, которая взорвалась болью, едва он пошевелился. Судя по тому, что он не был связан, а на поясе у него по-прежнему висел кинжал, он явно был не в плену. И на том спасибо. Когда боль немного утихла, Андрей осторожно встал на ноги и, вытянув перед собой руки, сделал несколько шагов вперед, потом еще несколько, и еще, пока не уперся в то, что он опознал как стенку походной палатки. Теперь оставалось лишь найти выход. Это оказалось не так-то просто сделать: Андрей мелкими шажками на ощупь передвигался вдоль стены, опасаясь, что споткнется обо что-нибудь и сломает себе шею. Это была не самая радужная перспектива, и Андрей облегченно выдохнул, когда он наконец нащупал веревку, которая являлась своеобразным замком, скрепляя служивший дверью откидной полог палатки и соседнюю стенку, как хирург скрепляет нитью края раны. Возиться и развязывать веревку Андрей не стал: он вытащил из ножен нож и перерезал ее, а затем вышел наружу. Поначалу он испугался, что ослеп, потому что снаружи было так же темно как в палатке, но когда его глаза привыкли к темноте, и он осознал, что нет, к счастью, со зрением у него все в порядке, просто наступила ночь, безлунная и беззвездная – небо было затянуто облаками, хотя день был ясный и солнце светило во всю. Неужели я провалялся в отключке не один день?

В метрах в двадцати от Андрея горел костер, и Андрей пошел к нему. Он уже уразумел, что он в лагере – отовсюду доносились привычные лагерные звуки: голоса, бряцанье оружия, стоны боли, треск костров, – и определенно в своем лагере, подтверждением тому были сидящие у костра Ромка и Амброуз Лафферти. Оба немигающим взглядом смотрели на пламя и не сразу заметили Андрея.

– А, проснулся, спящий царевич, – невесело хмыкнул Роман, когда Андрей сел напротив него.

– Что случилось? – хрипло спросил Андрей.

– Это нормально при травмах головы – не помнить того, что предшествовало ранению, – сказал Лафферти Роману. И, обращаясь уже к Андрею, спросил:– Как ты себя чувствуешь?

– Хреново, – честно признался Андрей. – Что случилось? Мы победили?

– Ага, – равнодушно отозвался Роман, – победили. Ты проткнул мечом горло одному из королевских солдат размером со шкаф, потом огляделся, заорал как индеец перед снятием скальпа и озверев накинулся на ближайшего врага. Это сработало: твоему примеру последовали все наши, у нас открылось второе дыхание, и мы победили. Ну, если можно назвать победой бегство противника и то, что нас осталось меньше двух тысяч. Правда, тебя огрели по голове и вырубили незадолго до того, как стало понятно, что мы действительно выиграли.

Андрей очень хотел что-нибудь на это ответить, хоть что-то, но он не мог. У него не было слов, чтобы выразить то, что он чувствовал. Он как будто окаменел, и долго сидел молча и неподвижно, словно опасаясь, что от малейшего его движения та черная муть, которая наполняла сейчас его душу и мешала дышать, выплеснется наружу, и произойдет что-то непоправимое. Когда Андрея немного отпустило, сочувственно глядящий на него Лафферти протянул ему фляжку с каким-то сладковатым травяным настоем, от которого у Андрея немного перестала болеть голова и прояснились мысли – недостаточно для того, чтобы заговорить, но достаточно для того, чтобы внимательно посмотреть на Ромку.  Серо-голубые глаза Малиновского, в которых отражалось пляшущее пламя костра, казались черными, и от этого зрелища у Андрея почему-то по спине пробежали мурашки. Он не узнавал друга, создавалось впечатление, что Ромка побывал на том свете и вернулся назад или пережил что-то не менее ужасное, если судить по его виду. «Идиот ты, Жданов, – печально сказал Андрею его внутренний голос. – Мы за последний месяц потеряли около четырех тысяч человек, соратников и боевых товарищей. Ромка мог сегодня умереть, он видел, как убивали его друзей и сам убивал врагов, тебя чуть не прикончили на его глазах – думаешь, он после этого должен джигу отплясывать?». И только после того, как Андрей мысленно обругал себя, он окончательно отошел от своего столбняка и его начало трясти. Потому что он погибшие четыре тысячи мятежников и бог знает сколько королевских солдат были на его совести, потому что на его руках теперь было столько крови, что ему вовек от нее не отмыться, и неважно, что вся она была пролита лично им и во имя его ради благой цели. Интересно, все полководцы испытывают то же, что и Андрей, когда побеждают? Никакой радости, лишь горечь, и усталость, и отвращения, и какой-то экзистенциальный страх, облегчение от того, что все закончено, по крайней мере, пока?
Амброуз дал Андрею другую фляжку, на этот раз с горьким терпким напитком, от которого Андрей закашлялся, но перестал дрожать и почти пришел в себя. Он пересел поближе к Роману, положил руку тому на плечо и спросил вполголоса:

– Ты в порядке?

– Ага, – все также равнодушно отозвался Роман.  – Просто зашибись.

Так, как там это правильно называется – посттравматический стресс? У Ромки явно был он.  Андрей не имел никакого представления, как ему помочь, но рассудил, что целители наверняка уже сделали все, что могли, хотя, очевидно, этого было недостаточно. Необходимо было вывести Малину из этого апатично-предкоматозного состояния, но как? И не повредит ли ему это?

Андрей вопросительно взглянул на Амброуза, почему-то не сомневаясь, что тот знает, о чем он думает, и Лафферти кивнул, а затем, после некоторого колебания, встал и пошел прочь. Он заметно хромал, и Андрей приказал себе не забыть выяснить попозже, как тот  себя чувствует.

– Ром, я тут подумал… Отправляйся-ка ты в Эшвиль, там сейчас безопасно, и я за тебя волноваться не буду.

Андрей знал, что нет лучшего способа вывести Ромку из себя, чем попытаться отослать его в безопасное место.

– Да иди ты…

И хотя это прозвучало не так эмоционально, как Андрей надеялся, голос Романа уже не был воплощением безжизненной пустыни.

– Да ладно тебе, Ром, повоевали – и хватит. Это я не могу все бросить, а у тебя еще есть шанс послать все это к чертям собачьим.

– Андрей, я тебя по-хорошему прошу – заткнись.

– Ну зачем тебе это, ты мне скажи, зачем? – будто бы не слыша друга продолжил Андрей. – Чужая страна, чужая война…

– Жданов!..

– Отсидишься в Эшвиле, пока все не закончится, и у меня сердце будет на месте, и ты точно останешься цел и невредим. А потом вернемся…

Закончить предложение Андрею не дал кулак Романа, врезавшийся в челюсть Андрея. Жданов упал на спину, охнув, когда столкновение с землей выбило из него дух, и Роман, оседлав его, нанес ему еще один удар. Третьего Андрей не допустил, решив, что с них обоих уже достаточно и свою миссию он выполнил, и перехватил занесенный над ним кулак. Около минуты Роман сопротивлялся, вложив в эту борьбу всю свою ярость, злость на собственное бессилие, горе и страх от пережитого и увиденного сегодня, а затем затих, слез с Андрея и лег рядом с ним.

– Все, я в порядке, все в норме. Просто… просто все, все это было… слишком. Чересчур.

– Да, верно, чересчур, – согласился Андрей и, ахая и стеная, поднялся на ноги.

– Гораздо проще и не менее эффективно было использовать в качестве боксерской груши меня, – проворчал Роман, также вставая с земли. И Андрей широко улыбнулся, потому что Ромка снова стал самим собой, во всяком случае, по большей части. – Ты как, живой? Ждан, прости, я не…

– Проехали, – быстро перебил его Андрей. – Я все понимаю, Ром, так что забудем об этом. Я живой… почти. – Андрей потер челюсть, к счастью, не сломанную, и проверил, не размотались ли бинты на голове.

Через секунду после того, как друзья вновь уселись подле костра, к ним присоединился Амброуз, который словно вырос из-под земли. Андрею была предложена очередная фляжка, теперь с приторно-сладким варевом, а Роману – пряное зелье с привкусом меда, и когда уровень адреналина у обоих друзей чуть снизился, Лафферти и Малиновский подробно рассказали Жданову, что он пропустил, пока лежал без сознания.

– Что дальше, Андрюха? – спросил Роман после того, как Андрей выяснил все, что хотел. – Что мы будем делать?

– Для начала – выспимся, – твердо откликнулся Андрей. – Помнишь классику, Ромка? Мы подумаем об этом завтра, потому что утро вечера мудреней. Но… знаете, у судьбы, конечно, странное чувство юмора, и, вполне возможно, мы еще лишимся голов в ближайшем будущем, но я уверен, что ничего такого с нами не произойдет. Потому что умирать после того, как мы выжили сегодня, будет чертовски обидно и несправедливо.

– Истину глаголишь, Андрюха, – хмыкнул Роман. – Чертовски несправедливо, а значит, в ближайшее время встреча с Костлявой нам не грозит.

– С кем, прости? – нахмурился Амброуз.

– Да так, с одной очень неприятной старухой, я потом объясню, – улыбнулся – по-настоящему, как раньше, – Роман. – Идемте спать, а то вон, солнце уже скоро встанет.

Действительно, над пустошью, как, собственно, и над всей Гардией, занимался рассвет, этот вечный символ новой жизни и нового начала, символ надежды, которая была сейчас так нужна всем тем, кто выступил против короля.

* * *

Дождь шел не переставая уже вторую неделю. На землю то обрушивались потоки бурного ливня, то сыпался нудный моросящий дождь, то падали косые ледяные струи, состоящие из неправдоподобно крупных капель. И дождь этот, превративший и без того не лучшие в королевстве дороги в жидкое месиво, был настолько некстати, что поневоле напрашивалась мысль о том, что его вызвали королевские маги, что досадить мятежникам. К счастью, ни один дáр на Материке (да и никакая группа дáров) не обладали такой силой. Мира сомневалась в том, что даже если все дары Материка объединяться, они смогут так долго управлять погодой.

Лошади увязали в вязкой размытой глинистой почве, пехота шла по колено в грязи, тяжелые обозы то и дело застревали так, что казалось невозможным их вызволить, и у всего войско было такое же мрачное расположение духа, как и у неба над их головой. Плащ Миры промок насквозь несмотря на все наложенные на него заклинания, и девушка дрожала от пробирающего до костей осеннего холода – а ведь еще пару недель назад, несмотря на то что на дворе стоял октябрь, было по-летнему тепло и солнечно. Но осень, по всей видимости, решила-таки вступить в свои права и сделала это быстро и с размахом.

– Черт бы побрал эту погоду, – время от времени ворчал Алекс, державшийся рядом с Мирой. – И эту страну. И Генриха с его проклятием. И этот чертов лифт, с которого все началось.

Поначалу Мира еще как-то реагировала на это ворчание, но потом научилась отключаться от него, как, впрочем, и Кира, которая хоть и ехала в самом конце вместе с остальными целителями, но периодически присоединялась к брату и наэрийской принцессе.
Вот уже около двух месяцев они жили дорогой и сражениями, в которых их армия то выигрывала, то проигрывала. Первое случалось чаще, но второе имело иногда катастрофические последствия: армия мятежников несла большие потери и отступала назад, но упорно, стиснув зубы, пробивалась вперед, вкладывая в борьбу все, что у нее было. Королевское войско превосходило противника по численности и частично – по выучке, но бунтовщики, в отличие от своих врагов, сражались в этой войне добровольно и у них была цель, ради которой они были готовы на многое, в том числе и умереть. Это примерно уравнивало их силы, но у короля все же было преимущество, и это значительно усложняло задачу Эклхасту и его соратникам.

Битву на леденской дороге мятежники выиграли, претворив в жизнь план, который предложил Фрейн Мазель, но выиграли лишь чудом, потеряв гораздо больше людей, чем они предполагали и чем могли себе позволить. Им повезло, что к тому времени по Гардии уже разнеслась новость о том, что генерал Андрей победил в Нарвинской пустоши армию генерала Фолмана, и это привело в стан Эклхаста новых сторонников. Если бы не они, маркиза и его отряды разгромили бы в следующем же бое, а так, с помощью свежих сил, бунтовщики медленно, но верно продвигались вперед, к столице. Да и в дальнейшем ряды мятежников постоянно редели и пополнялись, в том числе и за счет дезертиров из королевского войска.

Мира, которая, пожалуй, никогда и ничему не была так рада, как известию о том, что Андрей жив и здоров, участия в обсуждении военных планов не принимала и сражалась в основном плечом к плечу с остальными дáрами, вместе с ними отступая в сторону, когда в битву вступала пехота и кавалерия. Лишь иногда, когда мятежникам приходилось особенно туго, она обнажала меч и билась наравне с прочими мечниками, за что потом получала выговор от Алекса («Куда ты всегда лезешь, тебе жить надоело?», – не уставал повторять Воропаев, глядя на то, как его сестра наносит на царапины и ссадины Миры целебную мазь), неодобрительный взгляд Эклхаста  и недоуменный – Киры («И зачем так рисковать? Можно подумать, твое вмешательство что-то изменит»).

Альберта, благодаря килограмму защитных амулетов, лично повешенных на него Камиллой, и еще килограмму – повешенных Мирой, за эти два месяца ранили только однажды, к немалому облегчению Миры. Она знала, что Эклхаст попросил Джерона приглядывать за Альбертом в бою, и потому была относительно спокойна за него: если понадобится, Джерон защитит младшего хозяина ценой собственной жизни.

С границы новости приходили более-менее хорошие – к Андрею, потерявшему в Нарвинской пустоши около двух третей своей армии, присоединились повстанческие отряды крестьян с гардийско-занкорской и гардийско-наэрийской границ, и они уже взяли курс на Аквилон, рассчитывая встретиться с Эклхастом в районе Карáды, второй (естественно, неофициальной) столицы Гардии и вторым же по величине городом после Аквилона. А вот в Приморье дела обстояли гораздо хуже, там бунт окончательно превратился в партизанскую войну, а барон Джек Бэрроу, по слухам, был убит.

Как бы то ни было, восстание, вопреки ожиданиям короля Уильяма, и не думало затихать, и он, признав, что приграничные территории окончательно вышли из-под его контроля, сосредоточил усилия на том, чтобы разгромить войско Эклхаста. Для этого король сменил тактику и подтянул все свободные полкú к Старгону, крупному городу недалеко от Карáды. Уильям был убежден, что сумеет стереть в порошок мятежников, которые было втрое меньше его собравшейся в Старгоне армии. Его генералы должны были победить, потому что если у них это не получится, бунтовщики окажутся всего в шаге от Аквилона, а этого допустить было нельзя.

Мятежники, особенно этот проклятый генерал Андрей, зачастую побеждали не силой, а хитростью, и Уильям хорошо усвоил этот урок: у него в рукаве тоже было несколько козырей, и настала пора их разыграть.

* * *

Лагерь поставили в поле в четырех днях пути от Саргона. Ни для кого не было секретом, что в Старгоне им предстоит сразиться с намного превосходящей их по численности армией противника, да еще и на его же территории, и это заставляло всех изрядно нервничать. Отец Альберта и его товарищи, хмурые, как грозовые тучи, до хрипоты спорили о том, вырабатывая тактику предстоящего боя, не менее мрачная Мира тренировала какие-то заклинания с Алексом, Камилла со своими орденцами варила зелья и настойки, члены Ордена Эльнара Светлого мастерили амулеты и талисманы, а Альберт чувствовал себя лишним и бесполезным во всей этой суете. Ему была противна эта война, и он сам – за то, что в ней участвовал и за то, что от него было мало пользы. А потому, едва они разбили лагерь, Альберт поднялся на невысокий холм неподалеку, постелив на землю плащ, сел под росшим там деревом, прислонился к нему спиной и закрыл глаза. Он дорого бы отдал за то, чтобы провести вот так, в тишине и спокойствии остаток жизни, но ему не дали посидеть в покое и получаса: внезапно над ухом Альберта раздалось смущенное покашливание, и, открыв глаза, он увидел склонившегося над ним мужчину.

–Да? Что-то случилось? Я нужен в лагере? – обеспокоенно спросил Альберт. Судя по одежде, мужчина был одним из мятежников.

– Нет, – криво усмехнулся мужчина. – Меня послали передать вам кое-что: буду ждать тебя  сегодня вечером, в двух эрзах отсюда, в березовой роще… – мужчина выдержал паузу и закончил предложение: – красавчик.

Услышав это обращение, Альберт вздрогнул и диким взглядом уставился на собеседника.

– Кто… – начал было Альберт, но у него сорвался голос, и, прокашлявшись, ему все же удалось выговорить: – Кто вас послал?

Мужчина снова ухмыльнулся и покачал головой.

– Я пришел только чтобы сказать вам, то что сказал. Это все. Но… сдается мне, вы и сами знаете, кто это. Всего доброго.

С этими словами мужчина развернулся и бодро пошел прочь, а Альберт остался сидеть, застыв от ужаса. Он и впрямь знал, от кого было это послание. И хотя Альберт поклялся себе, что не пойдет, ни за что и никогда , он понимал, что сдержать эту клятву будет невероятно сложно.

Он вернулся в лагерь через пару часов, достаточно успокоившийся для того, чтобы ни у кого не возникло никаких подозрений. С другой стороны, кому придет в голову подозревать в чем-то Альберта? Никому. Да и в чем? Уж точно не в том, что Альберт собирается… нет, не собирается сделать сегодня вечером.

Он не помнил, как он дожил до вечера. Кажется, вроде бы он разговаривал о чем-то с отцом, с Мирой и с Камиллой и даже улыбался, но внутри у него была пустота. Как только стемнело, Альберт, стиснув зубы, боролся сам с собой, но битва эта была проиграна уже очень давно, и в конце концов юноша встал, выскользнул из палатки и незаметно покинул лагерь. Это было нетрудно, на него мало кто обращал внимания.

Под его ногами Альберта хлюпала грязь, пока он шел к роще, думая о том, что он не должен никуда идти, что это неправильно, что это грязно, что это предательство. Но он не мог, просто не мог не прийти на назначенную ему встречу. Потому что он никогда не мог отказать тому, кто эту встречу назначил. И это было его главной трагедией.

Роща была небольшой и, на первый взгляд, абсолютно безлюдной – при приближении к ней Альберт не увидел ни единого знака, свидетельствующего о том, что там есть хоть одна живая душа. Но как только Альберт миновал первые деревья, стало ясно, что на рощу наведен морок: почти в самом ее начале был разведен костер и около него сидел мужчина, который улыбнулся при виде юноши и сказал весело:

– Здравствуй, красавчик.

* * *

Альберту было всего пятнадцать, когда он временно переехал из Эшвиля в Аквилон и поселился в королевском замке. Он знал, что отец позволил ему это, не только потому что решил удовлетворить жгучее желание сына изучить королевский архив, но и потому что его вынудила сложная политическая ситуация, сложившаяся тогда в стране. Но Альберта это мало волновало, он был далек от политики, почему-то верил, что с ним ничего не случится, и больше всего на свете хотел открыть те секреты, которые скрывал архив, пусть даже они на самом деле и не были секретами, а историей Гардии, заключенной в свитки, книги, манускрипты, письма и дневники. В то время это было единственное, что интересовало Альберта… пожалуй, с тех пор мало что изменилось, но тогда стремление узнать, что происходило в стране сто, двести, триста, тысячу лет назад, было настолько сильным, что затмевало собой все остальное.

Будучи застенчивым и неуклюжим юношей, высоким, худым, сутулым, не любящим оружие и не искушенным в светском этикете, Альберт боялся, что его жизнь при дворе будет полна насмешек и завуалированных оскорблений, но нет, ничего подобного не случилось. Придворные сочли тощего нескладного юношу не стоящим их внимания и по большей части игнорировали его все те месяцы, что он провел в замке. Едва ли не весь первый год Альберт практически не покидал архив, с упоением читая и переписывая бесценные материалы. Он редко трапезничал в большом зале за одним столом с королем, предпочитая завтракать и ужинать в своей комнате, чаще всего или вовсе обходясь без обеда, или же перекусывая прямо на кухне. Пару раз он, по настоянию Уильяма, принял участие в охоте, но поскольку оба раза он плелся в самом конце охотничьей кавалькады, явно не получая удовольствия от происходящего, его оставили в покое и больше на охоту не звали.
В общем, первый год его пребывания в Аквилоне был ничем не примечателен. То, что навсегда изменило жизнь Альберта, случилось на второй год.

Всем было известно, что троюродные племянники короля, Дэвид Колер и Грегори Либеллер являлись его любимцами. Дэвид был старше Альберта на шесть лет, Грегори – на три, и к моменту переезда Альберта в королевский дворец оба видели и испытали в два, если не в три раза больше, чем Эклхаст-младший, а потому казались тому намного старше, чем они были. И с обоими Альберт поначалу пересекался крайне редко. При встрече Дэвид обычно кивал Альберту, но глядел на него как на пустое место, Грегори всегда спрашивал, как у Альберта дела – из вежливости и искренней симпатии, но дружить со своим младшем троюродным братом он не рвался, да и сам Альберт не очень-то этого и хотел.
А потом, весной, когда сошел снег и начала пробиваться трава, Альберт проходил мимо тренировочной площадки и стал свидетелем спарринга Дэвида и Грегори. Дэвид, несмотря на прохладное, если не сказать холодное, утро фехтовал, одетый в одни лишь штаны и сапоги, и Альберт, засмотревшийся на его голый, блестящий от пота, торс, неожиданно для себя ощутил горячую волну, зародившуюся внизу живота. Он покраснел, но так и не смог заставить себя отвести взгляд от Дэвида. Альберт не мог понять, почему он так реагирует на Дэвида, почему он вдруг показался ему таким привлекательным… намного привлекательнее любой девушки из всех, которых он когда-либо встречал. С другой стороны, он еще не видел ни одну настолько же раздетую представительницу женского пола старше трех лет. Но, как бы там ни было, эта мысль испугала Альберта и помогла ему наконец отвернуться и продолжить свой путь. Но слишком поздно: Дэвид уже заметил Альберта и то, как тот на него смотрел.

– Надо же, кто к нам пожаловал, - громко и насмешливо сказал прервавший спарринг Дэвид и подошел к Альберту, который поднял голову и, прищурившись из-за яркого солнца и смущения, взглянул Дэвиду в глаза – серо-голубые и немного сумасшедшие. Нет, не сумасшедшие – дикие. Такие глаза бывали иногда у Джерона, сына Фрейна Мазеля, капитана гвардии Эшвиля. Но про Джерона не ходило тех слухов, которые ходили про Дэвида. Если им верить, Джерон, решительный и в свои двадцать лет безжалостный к врагам, и вполовину не был таким жестоким, как Дэвид. Альберт мало времени приводил в компании придворных, но эти слухи все равно слышал, не мог не слышать, потому что об этом говорили даже на кухне. Раньше он придавал им большого значения, но сейчас… Сейчас, он осознал, что они, скорее всего, верны. А значит, верны и другие слухи, согласно которым Дэвиду нравятся… Нет об этом он думать не будет. Альберт резко тряхнул головой – длинные, давно нуждающиеся в стрижке волосы упали ему на лоб – и немного попятился.

– Доброе утро, Альберт, – поприветствовал Эклхаста-младшего тяжело дышавший Грегори.

– Д-доброе утро, – отозвался Альберт, нервно заправляя волосы за уши.

– Решил научиться фехтовать? – с ухмылкой спросил Дэвид, положив тяжелую руку Альберту на плечо. – Похвально. Я с удовольствием стану твоим наставником.

Альберт шарахнулся назад.

– Н-нет, нет, я не… Никаких мечей, не надо, спасибо, – заикаясь, пробормотал смущенный, чувствующий себя униженным Альберт и поспешил спастись бегством. И пока он не завернул за угол, он спиной ощущал цепкий взгляд Дэвида.

Следующие несколько дней Альберт вставал еще до рассвета, окольными путями шел в архив, расположенный в дальнем крыле замка, тщательно избегая основных коридоров и залов, и возвращался в свою комнату поздно вечером. К концу третьего дня он убедил себя, что ему все померещилось, что он неправильно все понял, что все эти слухи о Дэвиде – ерунда и что он лишь выставляет себя полным идиотом, строя такие нелепые предположения.

А потом, как-то утром, когда Альберт меньше всего этого ожидал, Дэвид буквально вырос из-под земли прямо перед своим младшим троюродным братом и загородил ему проход.

– Как же я раньше не замечал, – без всякого предисловия сказал он, – что ты такой красавчик?

Альберт вспыхнул и отступил назад.

– С-спасибо? – неуверенно ответил он, и это прозвучало как вопрос, потому что Альберт не знал, как реагировать на это заявление.

– И скромный, – засмеявшись, добавил Дэвид. – Настоящее сокровище. Жаль, что ты не захотел учиться фехтованию, но ничего, я еще много чему могу тебя научить.

С этими словами Дэвид поднял руку и потрепал… нет, погладил Альберта по щеке, и от этого снисходительного и в то же время собственнического жеста у Альберта пробежали по спине мурашки.

– Я… Я спешу, извини, – выпалил Альберт и, развернувшись, торопливо пошел в обратную от Архива сторону. Он был убежден, что Дэвид его остановит, но тот лишь снова рассмеялся, не пытаясь ни задержать Альберта, ни догнать его.

Вернувшись в свою комнату, Альберт запер на все замки зверь и лег на кровать, свернувшись калачиком. Наверное, он был самым настоящим дураком, ведь, если разобраться, ничего особенного не произошло, мало ли какие у людей странности, и, вполне возможно, Альберт все придумал, а Дэвид ничего такого не подразумевал, просто решил поиздеваться над застенчивым и неловким юношей… Но в глубине души Альберт понимал, что лишь обманывает самого себя, потому что свою странную реакцию на Дэвида он не придумал. И этот был вовсе не страх. Точнее, страх плюю что-то еще, что-то непонятное, незнакомое, но такое… волнующее, пробирающее до самых костей, порождающее дрожь во всем теле и румянец на щеках. Альберт не представлял, что с ним происходит, не представлял, но догадывался, и именно это вызывало у него панику. Он не боялся самого Дэвида, несмотря на все слухи о жестокости любимчика короля, он боялся, что не сможет ему противостоять, не сможет ему отказать, что бы Дэвид от него не потребовал. Собственно, так и вышло. Хотя одного Альберт так и не смог постигнуть – как и почему Дэвид (и почему именно он) получил над ним такую власть буквально с первого же – с первого же [i]внимательного – взгляда. Это была одна из тех загадок жизни, которая осталась для Альберта неразгаданной до самой его смерти.

Весь следующий день Альберт провел в своей комнате, отговорившись плохим самочувствием. Но еще через день он осознал, что не может всю оставшуюся жизнь прятаться от Дэвида, тогда уж проще возвратиться в Эшвиль. Собственно, так Альберт и собирался поступить, но чуть позже, когда он закончит копирование материалов времен Черного десятилетия. Это займет неделю, максимум – полторы, а затем он навсегда покинет этот замок. Главное – держаться эти полторы недели как можно дальше от Дэвида, и тогда все будет хорошо.

Спустя еще пару дней, в течение которых Альберт ни разу не видел Дэвида, Альберт, поднявшийся в свою комнату после ужина, застал там Дэвида. От неожиданности Альберт даже вскрикнул, когда Дэвид, сидевший в кресле в дальнем, не освещенном углу, встал и сказал весело:

– Добрый вечер. Утка сегодня особенно удалась поварам, верно?

После чего он в два шага пересек комнату и, впечатав Альберта в закрытую дверь, впился ему в губы жестким требовательным поцелуем, на который тот не мог ответить от шока, и неопытности, и просто нежелания этого делать. Однако Дэвида ничуть не смутила неподвижность и неотзывчивость Альберта, и, отстранившись от юноши, чтобы отдышаться, Дэвид запустил руку ему в волосы, произнес медленно и с усмешкой: «Краса-а-авчик», – и, грубо схватив его за плечи, потащил Альберта к кровати, на которую он его и повалил.

Альберт отдавал себе отчет в том, что он мог бы хоть как-нибудь попробовать остановить Дэвида, закричать, позвать на помощь, но… Он представил, как он будет выглядеть со стороны, каким унижением для него это обернется, как будет разочарован в нем его отец – и, не сопротивляясь, позволил Дэвиду сорвать с себя одежду и сделать с ним все, зачем тот пришел.

Ни за что и никогда Альберт не сумел бы описать свои ощущения от той ночи – чересчур уж велико было смятение чувств, чересчур силен был шок и стресс. Но то, что он почти добровольно отдался во власть Дэвида, то, что Дэвид чем-то привлекал его, – это сомнению не подлежало. Но еще большей загадкой оставался тот факт, что Альберт продолжил эти… отношения? пытку? – чем бы это ни было, Альберт это продолжил. Он научился терпеть боль (Дэвид не умел и не хотел сдерживаться и быть терпеливым и нежным), получать удовольствие (иногда, когда Дэвид был в хорошем настроении, он мог заставить Альберта едва ли не терять сознание от наслаждения) и доставлять его, не краснеть, проходя мимо Дэвида в коридорах замка, и притворяться, что ничего особенного в его жизни не происходит.

Альберт даже не стал спрашивать себя, почему он не покинул столицу, как намеревался, и еще около трех месяцев он выносил эту пытку (да, временами сладкую пытку, но все же пытку). А потом все закончилось.

Их с Дэвидом связь оставалась секретом для всего замка, что само по себе было удивительно, учитывая, что Дэвид не особенно старался ее скрыть, но, тем не менее, Альберт не слышал ни единой сплетни и не заметил ни единого направленного на него косого взгляда, а он прислушивался и приглядывался к окружающим очень внимательно. Правда, он подозревал, что кое-кто все же знает о них с Дэвидом, например, слуга последнего, но тот умел держать рот на замке. И Грегори, который все эти три месяца с сочувствием смотрел на Альберта каждый раз, когда он они встречались. Альберт, в свою очередь, старательно игнорировал Грегори.
Иногда Дэвид приходил уже поздно вечером в комнату Альберта, иногда посылал за ним своего слугу, но, так или иначе, их… свидания, если это можно было так назвать, не были ежедневными, и потому Альберт не придал значения тому, что они с Дэвидом не виделись целую неделю. Однако когда неделя эта превратилась в две, Альберт, вместо того, чтобы вздохнуть с облегчением и обрадоваться избавлению, решил выяснить, в чем дело. Это оказалось легко, невероятно, до смешного легко. Он стал следить за Дэвидом, наблюдать за ним во время трапез, и то, как глядели друг на друга Дэвид и новый придворный лютнист Саймон, открыло Альберту глаза, а начавшиеся вскоре слухи лишь укрепили его подозрения. Это ранило Альберта сильнее, чем он мог себе вообразить, и он вдруг осознал, что влюблен в Дэвида. Во всяком случае, именно так Альберт, никогда до этого не любивший, представлял себе это чувство. Он готов был даже признаться в этом, действительно готов, невзирая на то, каким слабохарактерным идиотом он себя при этом выставит, на то, каким унижением это будет. Его словно переклинило, и теперь он боялся потерять Дэвида так же сильно, как он прежде ненавидел его и трепетал перед ним.

А потому, стиснув зубы, Альберт пошел поздно вечером к Дэвиду, и любой, кто взглянул бы на него чуть внимательнее, посчитал бы, что у него лихорадка. Но никому не было до него дела. На секунду замешкавшись у двери комнаты Дэвида (у нее никогда не стояли охранники, хотя король часто отчитывал любимого племянника за такое пренебрежение собственной безопасностью), Альберт поднял руку и постучался. Дэвид, в отличие от многих других придворных, предпочитал, чтобы слуги не присутствовали постоянно в его комнате, как это было принято у аристократов, а приходили лишь по его вызову, и поэтому Альберт полагал, что они с Дэвидом смогут спокойно поговорить.

Дэвид открыл не сразу, а когда все же открыл, то сердце Альберта немедленно ухнуло в пятки: в горячке он и не подумал о том, что Дэвид, вполне возможно, не один, а, судя по его внешнему виду, так оно и было. Таким растрепанным, с блестящими глазами и припухшими губами он обычно был, когда занимался… Альберт поморщился от почти физической боли, которую причинила ему эта мысль, и все заготовленные заранее слова вылетели у него из головы. Да и не смог бы теперь он, до последнего надеявшийся, что все его домыслы насчет Дэвида и Саймона не подтвердятся, но убедившийся, что они верны, признаться Дэвиду в любви. Весь запал Альберта пропал, осталась лишь чудовищная усталость, чувство неловкости и жгучий стыд за свой идиотизм, по другому это никак нельзя было назвать.

– Извини, –  тихо и потерянно сказал Альберт в ответ на удивленный холодный взгляд Дэвида и его приподнятую бровь, – я… я пойду. Извини.

С полминуты Дэвид пристально разглядывал Альберта, который не двинулся с места, а потом хищно улыбнулся.

– Ну надо же, ты смог меня обмануть, – заявил он, погладив Альберта по щеке. – Поздравляю, это мало кому удается. – Альберт недоуменно нахмурился, не понимая, к чему клонит Дэвид. – Я до последнего думал, что ты – наивный скромный и невинный юноша, а ты оказался волком в овечьей шкуре. Что ж, я даже раз, так намного веселее. – И, полуобернувшись, Дэвид крикнул вглубь комнаты: – У нас появилась компания, симпатичная и, как выяснилось, инициативная. Тебе понравится. – Снова повернувшись к Альберту, Дэвид добавил: – Ручаюсь, ты не пожалеешь, что решил к нам присоединиться, красавчик.

Тут Дэвид ухмыльнулся, и Альберт сообразил наконец, что он просто издевается над ним. Этого было достаточно, чтобы накатившая на него апатия сменилась слепой яростью, которую Альберт испытывал, пожалуй, едва ли не впервые в жизни. Он замахнулся было на Дэвида, но тот перехватил его руку и, сжав запястье Альберта так, что, казалось, еще чуть-чуть, и оно сломается, прошипел зло, без тени прежнего веселья:

– Даже не мечтай, щенок. Кишка у тебя тонка со мной тягаться. Я тебя ни к чему не принуждал и ничего тебе не обещал, а что ты там себе навоображал – не моя забота. Ты милый мальчик, но ты мне надоел, так что советую не раздражать меня и уйти – ты портишь мне вечер.

И Альберт, ссутулившись и низко опустив голову, побрел прочь как побитая обожаемым хозяином собака.

Утром он уехал в Эшвиль, объяснив такой поспешный отъезд приступом острой тоски по дому. Политическая ситуация в Гардии к тому времени уже нормализовалась, и король великодушно отпустил Альберта в Эшвиль. Сразу по приезде домой Альберт свалился с высокой температурой, которую его отец и примчавшаяся в замок Камилла списали на усталость от дороги и чрезмерное напряжение от проживания при дворе короля.

От болезни Альберт окончательно оправился где-то через несколько недель, став еще более тихим и застенчивым, чем до своего визита в столицу. Он твердо приказал себе забыть обо всем, что произошло с ним за последние четыре месяца, но Дэвид все же не выходил у него из головы, как заноза, которая болит и нарывает и никак не желает выдавливаться, пусть даже с кровью и гноем. Просто со временем эта боль стала привычной, и Альберт научился не обращать на нее внимания.

Он не предполагал, что еще увидится с Дэвидом и уж точно был уверен, что никогда больше не позволит ему околдовать себя. Он еще не усвоил, что никогда нельзя зарекаться, потому что насмешница-судьба любит разрушать планы людей.

* * *

– Ты всегда был против насилия и никогда не любил оружие. – Дэвид и Альберт сидели подле костра, рука Дэвида лежала у Альберта на колене, но тот не обращал на это внимания и не пытался ее стряхнуть, заворожено слушая своего некогда любовника и не в силах отвести от него взгляд. – Я не верю, что тебе нравится сражаться и видеть, как умирают вокруг тебя твои товарищи и соратники. И если ты думаешь, что мне это доставляет удовольствие, ты заблуждаешься. Не наша сторона начала эту войну, но мы вынуждены ее продолжать. Однако ты, Альберт, можешь помочь нам ее закончить, прекратить это кровопролитие. Знаешь, чем все это закончится, если ты этого не сделаешь? Бойней у Старгона. Мы сотрем вас в порошок, Альберт, потому что ваша  намного меньше нашей, и даже если генерал Андрей успеет прийти вам на выручку, победа все равно будет за нами. Но Его Величество заботится о своих подданных, обо всех, включая тех, кто его предал – сознательно ли или по недомыслию, – и он не желает такого огромного количества жертв. В твоих силах это предотвратить Альберт или, по крайней мере, попытаться.

– Как? – словно со стороны услышал Альберт свой голос, показавшийся ему чужим.  – Я никто, как я могу остановить войну?

– Переговоры, Альберт, все, что нам нужно – чтобы ты помог нам устроить переговоры с генералом Андреем. Твой отец – фанатик, и к нему бесполезно обращаться, но мы не теряем надежды, что генерал Андрей еще может внять нашим довода. Мы не меньше вашего хотим освободить Гардию от проклятия, но это необходимо осуществить мирным путем. Согласен?

– Да… да, согласен.

– Вот и замечательно. Для того чтобы переговоры прошли успешно, нам необходим… рычаг воздействия. И ты нам его предоставишь, Альберт. Нам известно, что любовница Андрея, Мира, находится сейчас в вашем лагере и что она доверяет тебе. Мне нужно, чтобы ты привел ее ко мне. Ее и ведьму Киру, сестру правой руки Андрея Романа.

Альберт собрался было сказать нет, твердо и решительно, но его язык ему не повиновался, а сознание вдруг затуманилось, и вместо «нет», он сказал нерешительно и чуть запинаясь:

– Я-я не могу… предать ее, отправить на смерть. Не могу

– Альберт, Альберт, – укоризненно произнес Дэвид. – Ты слишком низкого обо мне… обо всех нас мнения. Я не воюю с женщинами, Альберт, даже если они воюют со мной. Они просто немного погостят в Старгоне, пока мы будем вести переговоры. И, как бы эти переговоры не завершились, дамы останутся живы. В конце концов, живые всегда полезнее мертвых, ты не находишь? Особенно если учесть, что Мира – наэрийская принцесса и сильный маг. С ней и с ее подругой ничего не случится… если, конечно, они сами об этом не позаботятся, но мы постараемся этого не допустить. Все, что от тебя требуется – привести их завтра примерно в это же время на это место, не вызывая ни у кого подозрений. Ты справишься, я в этом не сомневаюсь. От тебя зависят будущее Гардии и тысячи жизней, Альберт, и ты обязан поступить правильно. Так что, ты поможешь мне?

Альберт был в замешательстве, он сознавал, что все не так просто, как изобразил это Дэвид, что он не может подвергать опасности Миру и Киру, что он не простит себя, если с ними что-то случится, и, главное, что Дэвиду нельзя доверять, но почему-то он не мог сказать об этом вслух. Более того, его мысли путались, и пока Альберт подыскивал слова, чтобы объяснить свою позицию, ему вдруг подумалось, что Дэвид абсолютно прав. Ведь отец Альберта и его союзники почти открыто признавали, что у них мало шансов победить стоящую под Старгоном королевскую армию. Так зачем доводить дело до сражения, если можно обойтись без него? Дэвид пообещал, что с Мирой и Кирой все будет в порядке, а значит, ничего страшного не произойдет, если Альберт выполнит его просьбу. Тогда у них у всех появится шанс снять со страны проклятие, не жертвуя больше ни одним мятежником и ни одним королевским солдатом. Разве это не великолепно?

– Хорошо, – ответил наконец Альберт. – Хорошо, я это сделаю. Только… поклянись, что ты не тронешь их.

– Клянусь, – небрежно отозвался Дэвид, и если бы Альберт был повнимательнее, он непременно заметил бы, насколько фальшиво это прозвучало. Но для него сейчас не имело значения, каким тоном, с какими интонациями говорит Дэвид, главное – что он говорит. Способность мыслить критически временно покинула Альберта, но он этого не понимал. Он вообще сейчас мало что понимал, весь его мир сузился до голоса Дэвида, его глаз, пристально глядящих в его собственные, и тепла его руки, лежавшей на его колене. – Завтра вечером, в это же время, на этом же месте. Не забудь, я рассчитываю на тебя, смотри, не подведи.

– Не подведу, – тихо и монотонно сказал Альберт.

– Молодец, красавчик. Все, иди.

Альберт встал и послушно пошел прочь. Его походка никогда не отличалась изяществом и легкостью, но в данную минуту она была какой-то дерганной и неестественной, словно ему было трудно координировать свои движения, потому что его мозг был занят совсем другой задачей. В сущности, так оно и было: как только Альберт покинул рощу, Дэвид довольно погладил висевший у него на груди амулет и ухмыльнулся. Амулет этот назывался «ночной приказ», и он подавлял волю любого человека, к которому прикасается его владелец, и заставлял этого человека сделать все, что хотел от него хозяин амулета. Правда, «ночной приказ» срабатывал лишь в том случае, если человек, на кого было направлено его действие, доверял тому, кто хотел заставить его плясать под свою дудку. Чем выше доверие, тем эффективнее действовал амулет. Конечно, весь план Дэвида строился именно на том, что Альберт ему хоть немого, но доверяет, но он все равно был удивлен тем, как быстро на Эклхаста-младшего подействовал амулет. Каким Альберт был наивным дураком, таким он и остался, его ничего не стоило обвести вокруг пальца. Пожалуй, с ним и вовсе можно было обойтись без «ночного приказа».

Дэвид усмехнулся, загасил костер, оседлал привязанного неподалеку коня и отправился в соседнюю рощу, расположенную эразх в десяти от этой. Что-то подсказывало ему, что завтра будет замечательный день.