Архив Фан-арта

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Архив Фан-арта » natally » Вересковый мёд


Вересковый мёд

Сообщений 1 страница 20 из 31

1

Название: Вересковый мёд
Автор: natally
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Катя/Андрей. А вообще пар в произведении много.
Герои: Катя, Андрей, Юлиана, Кира, Зорькин, Малиновский, Ольга Вячеславовна, Миша, Пушкарёвы/Ждановы, Дмитрий Сафронов; новые: Женя, Таня, Милена, Алексей, Владимир.. И другие...
Жанр: альтернатива-продолжение НРК. Повесть о Любви.

…Когда-то, давным-давно, в далёкой Шотландии, холодный ветер пригибал к земле дикую сухую траву, которой заросла некогда солнечная и плодородная долина. Раньше здесь были… город?.. парки с аллеями?.. море?.. Никто не помнил, и только вездесущий ветер мог бы сказать, что овевал он в этой долине раньше.
С разных сторон огромного верескового поля друг к другу подошли двое – он и она. Растерянно улыбаясь и ёжась на ветру, они смотрели на вереск, устилавший землю вокруг них.
- А знаешь… - неуверенно сказала она, словно озвучивая внезапно пришедшую в голову мысль – какое-то смутное воспоминание. - …а ведь скоро эта трава зацветёт… прилетят пчёлы, они будут переносить пыльцу с цветка на цветок, и появится мёд… да, скоро мы сможем попробовать этот мёд!
Он недоверчиво рассмеялся.
- Глупенькая… такая сухая трава не умеет цвести… а тем более давать мёд.
Она обиженно посмотрела на него, но в больших глазах её появилось сомнение. Она так привыкла верить ему, несмотря ни на что, что сейчас не могла не задуматься: а вдруг она действительно не права?.. Но воспоминание брало своё. Оно ширилось, становилось всё ярче и отчётливее. И она победно улыбнулась.
- А вот и нет! Я точно знаю: эта трава цветёт и медоносит.
- Ни одна пчела не залетит в такую холодную долину, - упрямо нахмурившись, сказал он. Но тут же опять улыбнулся и шагнул к ней. – Давай я лучше обниму тебя, и ты согреешься… ты совсем замёрзла.
- Нет! – Она поспешно отступила назад и покачала головой, видимо, надеясь всё-таки убедить его в своих словах. – Ведь мы же с тобой пришли сюда… Вот и пчёлы прилетят. И трава будет цвести.
Он вздрогнул, но не от холода. Ему показалось, что он вдруг вспомнил всё… всё, что здесь было до того, как вереск заполнил долину. И её слова… она сказала, что они ведь смогли вернуться сюда… эти слова показались ему значительными. Странно, необыкновенно значительными.
- Иди сюда, - хрипло сказал он и протянул к ней руку…

Пролог

Сегодня в моей жизни случилось то, что я вряд ли смогу забыть когда-нибудь. Я могу стать другой, всё в моей жизни может измениться, но это всё равно останется со мной… Я знаю это. Но можно ли было вообще сделать так, чтобы никогда не вспоминать о том, что случилось со мной в эти последние полгода?
Уж лучше так. Пусть я буду вспоминать, просто вспоминать, чем видеть и участвовать. Не хочу ничего больше знать о них. Они все будут существовать для меня только в воспоминаниях.
Когда Александр оставил меня в тот день одну за столиком в кафе, я ясно представила себе всё, что ждёт меня, приди я в «Зималетто», как пообещала Павлу Олеговичу... И главное – была ли нужна я Жданову-старшему? Да, он не смеялся бы надо мной. Один он не презирал и не унижал меня. Но я неприятна ему так же, как остальным, и он позвал меня лишь для того, чтобы написать доверенность на одного из них, акционеров. Так почему этим акционером не мог стать Воропаев? И даже наверняка Павел Олегович склонялся к его кандидатуре. Вряд ли он взял бы на себя управление «Ника-модой»… об Андрее не могло быть и речи… Кира? И сама она, и Павел Олегович хорошо понимают, что она на своём месте и если искусственно повысить планку, ничего хорошего из этого не выйдет. Оставался Александр…
Как я радовалась, когда убедилась в своей правоте! Ведь то, что Александр управляет «Ника-модой», совсем не означало, что он станет президентом «Зималетто»… Однако это произошло! Совет акционеров избрал президентом его, Павел Олегович голосовал за него… Словно камень с души упал. Сомнения исчезли, я поняла, что поступила правильно…
Так виновата ли я теперь больше того же Жданова-старшего, больше Киры или Кристины, голосовавших за Воропаева? Да, я отказалась сегодня отзывать доверенность, но не они ли в своё время одобрили мой шаг и даже усилили его?
В чём моя вина? Я не обязана следить за делами «Зималетто», это была только моя инициатива – требовать от Воропаева еженедельного отчёта… Я уехала с Юлианой в Венгрию, Коля не заметил ошибки, а когда вернулась, было уже поздно... Кредиты «Ника-моды» уже не могли спасти компанию, слишком большую сумму Александр позволил себе проиграть в казино… И ведь акционеры уже почти согласились с тем, что он предлагал, с тем, что было единственно возможно в той ситуации, - возобновить дело, поглотить «Зималетто», продать и разделить между акционерами. По сути, смерть компании… Но они уже почти пошли на это!
А потом… потом Павел Олегович запаниковал, а вместе с ним и все остальные. И сегодня утром он попросил меня отозвать доверенность. Но я не сделала этого. Не сделала…
Жданов-старший доверился сыну своих лучших друзей, почти родных людей… И я не имею никакого отношения к тому, что Александр стал президентом «Зималетто»… Так почему же я не сплю и виню себя во всём, когда это они, совершенно посторонние мне люди, во всём виноваты?
Я попросила дать мне время подумать не потому, что не знала, как поступить. В глубине души я знала, всегда знала, что больше никогда не переступлю порога «Зималетто», никогда не захочу иметь с этими людьми что-то общее… И то, что случилось несколько часов назад, только подтвердило мои чувства. Я НЕ ХОЧУ ни видеть, ни слышать их. Сколько же ещё они будут преследовать меня?..
Время мне нужно было для того, чтобы поговорить с папой. С Колей. Объяснить им всё, что я чувствую. Я знаю – то, что Андрей приходил сегодня к нам, только первая ласточка… Будут ещё… Жданов-старший будет звонить, настаивать… Папа должен быть готов к этому. Самое главное – это то, что ничего нельзя сделать, ничего… Это лишь отсрочка, они зря потратят время и деньги. Александр потерял компанию.
И Андрей понимает это. Недаром он так растерян… Сначала, когда он был искренен и не лгал о любви, мне стало жаль его, и я уже почти согласилась, хоть и понимала, что это ничего не даст... Но потом, после очередного вранья – о том, что всё это время он любил меня, что и сейчас любит, я поняла, что с самого начала приняла правильное решение. Это было как сбывшееся видение из кафе, я представила, как Кира и Малиновский уговаривали его прийти ко мне…
И он понял, что вся эта игра напрасна, что я больше не поддамся на его уловки, и не выдержал… бросил мне в лицо слова, которые я вряд ли смогу забыть когда-нибудь. Он сказал то же самое, что когда-то папе: что я хочу отобрать у него компанию… После этого мне не о чем было с ним разговаривать.
Меня снова хотят сделать марионеткой, они и считают меня таковой… всегда считали. Андрей считал, что достаточно шепнуть мне «люблю» и поцеловать меня – и дело сделано… впрочем, зачем я лукавлю? Ведь так и было: эти волшебные слова, эти поцелуи действительно были ключами к моему раненому сердцу, а значит, и к «Ника-моде», а значит, и к фальшивым отчётам… Вот и Воропаев пытался было разговаривать со мной в том же духе, но вовремя остановился, поняв, что добьётся большего, если будет честным со мной. Одного Андрей не понял: я верила ему и до того, как они с Малиновским затеяли всё это… а может быть, мне не удалось донести до него это?
В который раз задаю себе этот вопрос… Пустое. Всё это пустое!.. Зачем я снова и снова думаю об этом? Зачем пытаюсь разобраться в том, что и так ясно? Объяснение одно: я всё так же хочу оправдать его. Я всё так же хочу оправдать себя… Не буду, не хочу больше думать об этом. Не хочу больше мучиться, не хочу сомневаться. С сегодняшнего дня я забуду обо всём, что связано с ним и с «Зималетто». Забуду по-настоящему, до конца. И больше не буду врать себе. Ведь я знала, что вру, когда говорила себе, что всё кончено и забыто навсегда. И весь этот месяц, прошедший с моего ухода, я думала и вспоминала, хоть и уверяла себя в обратном. И сегодня, когда увидела его, сразу поняла, что не забыла… Но когда он опять начал лгать, меня словно водой холодной окатили. И я наконец почувствовала себя свободной. По-настоящему.
Мне всё равно, что будет с «Зималетто», я сделала для неё всё, что могла. Мне всё равно, что будет со всеми этими людьми, не видевшими во мне живого человека. А я живая и заставлю всех считаться с этим. Я знаю, конечно, мне не удастся не вспоминать о сегодняшнем дне… Но, может быть, чем меньше я буду думать и писать об этом, тем быстрее мне удастся забыть?
А думать нужно о другом. О том, что будет завтра, послезавтра в МОЕЙ собственной жизни. Ведь вчера произошло ещё одно событие, которое ясно показало мне: я ещё не выздоровела до конца, я ещё не готова…
Но, может быть, то, что я ушла от Миши, не имеет к Андрею никакого отношения? Может быть, Андрей не виноват, не искалечил меня? Так только, немножко покалечил… Может быть, то, что было у меня с Андреем, и вообще – моя любовь к нему, здесь ни при чём?
Может ведь быть так, что я просто не чувствую пока… надеюсь, что пока… в Мише человека, которому могу полностью довериться? Я уже думала об этом… Мне приятно видеть его, слышать его голос. Приятно, когда он целует меня, дотрагивается до меня… Но только ли то, что я вдруг представила на его месте Андрея, словно почувствовала его губы на своих губах, остановило меня сегодня? И если бы не этот мираж, не это воспоминание, всё произошло бы так, как я давно хочу умом, а Миша – всем своим существом?..
Не знаю. Я не знаю… Я только ещё хочу узнать, расставить всё по своим местам. Я справлюсь, ведь мне уже не так больно, как раньше, как в самом начале… А дальше будет только лучше. И проще. И я забуду Андрея и смогу впустить другого человека в свою жизнь.

НАВЕРНОЕ…

------------------------------------------------------------------------------

0

2

Часть первая. Это просто такая игра…

1

Резкий порыв ветра распахнул форточку, и в комнату ворвалась волна прохладного воздуха. И сразу вслед за этим послышалось какое-то ровное гудение.
Катя пошевелилась и, не открывая глаз, чуть слышно застонала в полудрёме. Какое холодное лето… Начало июля, а кажется – апрель. Даже днём воздух не прогревается выше двадцати градусов…
Она поёжилась и, накрывшись одеялом до подбородка, повернулась на бок. Но навязчивое гудение не утихало, и она недовольно приоткрыла глаза. Так и есть: в форточку залетела пчела и теперь словно плавала в воздухе у окна, пытаясь вылететь обратно.

…Правильно, улетай, здесь ты сладкого не найдёшь… Это ещё год назад в июле так вкусно пахло свежим вареньем… Запах долетал из кухни и приятно щекотал ноздри… Теперь варенье варится далеко отсюда, на даче. У открытого окна стоит мама и помешивает варенье в огромном тазу… И если заглянуть в окно с улицы, её почти не будет видно из-за леса высоких тонких стеблей и больших разноцветных головок цветов, растущих прямо у окна…

Катя так явственно представила себе эту картину, что невольно улыбнулась. Встать бы сейчас, одеться, сесть в машину и… вместо десятка запланированных мест очутиться вдруг в этом тихом раю, где на сотню километров – ни души. Как же хорошо, что они выбрали именно это место, как же хорошо, что они выбрали именно этот дом…

Она тихонько вздохнула. Нет, не получится. Уже в который раз она откладывает поездку к родителям. Ничего не выйдет и на этот раз.

…И каждый день был похож на первый… И они гуляли вместе, и смеялись, и смотрели друг другу в глаза и не могли наглядеться… И казалось, что так было всегда, и казалось, что так будет вечно…

…И снова она улыбается, вспомнив строки из книги, которую начала читать вчера. Как хорошо… Просто, но не наивно, коротко, но глубоко. И красиво… Она даже зачитала вчера по телефону особенно понравившиеся места…

…Стоило подумать про телефон – и вот звонок уже заглушает монотонное жужжание у окна. А она ведь уже почти снова заснула – свыклась с нежданной гостьей, залетевшей вместе с холодным ветром в её комнату…

- Алло… Доброе утро… Юлиана, вы меня не обманете – я знаю, что ещё рано… Не смешите меня, я ещё не проснулась и смеяться не в состоянии… Да, я помню, ещё бы… Нет, не хочу, так что удивить мне вас нечем… Знаю, что придётся, от этого не легче… Не говорила и не скажу… Юлиана, опять?! Я не хочу, чтобы он ходил со мной туда, вы знаете почему… Я не за себя боюсь, а за него… и не то чтобы боюсь, а просто… Ну, вы же всё понимаете, и опять этот разговор… Ладно, я буду вас ждать… Когда? Хорошо, через час буду готова… Мне на работу только к двенадцати, Колька со всем справляется: лето…

Она положила телефон рядом с подушкой, потянулась, улыбаясь… Повернув голову, взглянула в сторону окна: пчела по-прежнему осваивала незнакомое пространство, теперь уже не так рьяно пытаясь вылететь. Кружилась над подоконником, потом снова поднималась вверх, почти к самому карнизу… И что её здесь привлекает?..

…На набережной дул пронизывающий ветер, но они не чувствовали его. Она стояла у самого парапета, он подошёл и сзади обнял её… Она не видела его лица, но знала: он улыбается, вдыхая аромат её волос…

…Может, плюнуть на всё, остаться дома до самого вечера и весь день читать? Вот она лежит, эта книжка – в твёрдом переплете, небольшая, с золотыми буквами на обложке… Как давно её не увлекало чтение. А вчера как будто окунулась в тёплое море. И не выходила бы никогда…

Но вечером всё равно придётся выйти. Все причины этой необходимости давно уже обдуманы, незачем по десятому разу говорить себе одно и то же… Надо – значит надо… Это сначала Юлиане приходилось почти уговаривать её ходить на подобные мероприятия, потому что при одной только мысли о нежеланных встречах её начинало трясти. А теперь и без уговоров всё понятно, да и не испытывает она уже не то что страха, а и просто дискомфорта… Но сегодня её пригласили не одну, а это было уже необычно и… всё-таки опасно.

…Тряхнула волосами, приподнялась на постели. И снова улыбнулась. Случилось так, как случилось, и нечего бесконечно сожалеть об этом. Она не виновата, что сердце дрогнуло при взгляде именно на него… а почему – об этом думать она не станет. И жалеть – тем более. Из-за каких-то гипотетических неприятностей…
А вот те, с кем она вполне может встретиться на этой презентации, могут и будут думать – почему она выбрала именно его. И скорей всего ответ для них будет очевиден… Оче-виден… Нет, нечего ему там делать.

…Юлиана приехала. Как всегда, лучилась обаянием и оптимизмом. Но и краем глаза наблюдала за подругой, хлопотавшей у чайника и чашек: уж очень та выглядела сегодня счастливой…
- Кать, ну почему ты не хочешь сказать Жене, что его пригласили? Я так хотела, чтобы вы пришли вдвоём…
- Зачем? – быстро повернулась к ней Катя. Губы её не улыбались, но в глазах плясали искорки, с недавних пор известные старшей подруге.
Юлиану застали врасплох.
- Ну как – зачем… - растерялась она. – Чтоб увидеть вас вместе… чтобы почувствовать, что вы… вы ведь скоро…
Катя всё-таки засмеялась.
- И для этого надо вместе идти к Сафронову на презентацию? Я там вообще-то для других целей буду…
- Цель у таких мероприятий всегда одна, - убеждённо проговорила Юлиана. – Других посмотреть и себя показать… Возможно, тобой заинтересуются партнёры Сафронова. Он ведь просто влюблён в тебя… как в партнёра и бизнес-вумен, я имею в виду… это уже всем известно. Расхваливает тебя направо и налево, и Жене не помешает рядом с тобой показаться… Или Мишу пиар уже не интересует?
Катя рассеянно пожала плечами.
- Не знаю… Женька ведь этим не занимается, у Миши для этих целей другие люди есть. У Жени сейчас и своих проблем хватает.
Юлиана рассмеялась.
- Ты совершенно разучилась понимать шутки. А это первый признак… - И она лукаво посмотрела на Катю. Та, не смущаясь, ответила ей таким же взглядом.
- Вы меня краснеть не заставите, - сияя улыбкой, сказала она. – И отрицать я не буду…
Юлиана, улыбаясь и явно любуясь ею, покачала головой.
- Никогда не видела тебя такой. Ты счастлива…
- Да, - ответила Катя. – Я счастлива.

…В Эдинбурге лето – как весна. Даже на солнышке она куталась в большую шёлковую шаль, которую он подарил ей… А когда шаль соскальзывала с её плеч, он подходил и бережно поправлял её. И она оборачивалась и ласково улыбалась ему…

…- Чему ты улыбаешься? – спросила Юлиана.
- Я?.. Да так, ничему. – И лицо её стало ещё светлее. – Книжку вчера купила… Ничего особенного, обыкновенный рассказ. Но так зачиталась вчера – не могла оторваться…
- Хорошо тебе, - притворно вздохнула Юлиана. – Есть время читать… А у меня… да что говорить, Катюш, тебе ли не знать. – Но глаза её улыбались, и Катя тоже улыбнулась. На самом деле её подруга просто не знает, что такое усталость и уныние.

Они помолчали немного. Пили чай.
- Так что, Катюш, значит, одна идёшь? – почти смирившись, уже деловым тоном спросила Юлиана. – Хорошо, что ты мне сказала… Я уже сейчас еду в клуб.
- Так рано?
- Ничего не поделаешь… Господин Сафронов хоть и балуется шоу-бизнесом, а порядок любит. За то и ценю: устаю от безалаберности этой так называемой богемы… И всё-таки, - с сожалением добавила она, - мне хотелось бы увидеть вас там вместе… Ну, сколько можно скрываться? На всю жизнь не спрячешь…
Катя с укоризной посмотрела на неё.
- Почему? Мы что, обязательно должны с ними встречаться? Москва большая… И Женьке совсем необязательно знать, что… Вы поймите, я за него переживаю. Как я ему потом буду это объяснять? И разве можно вообще объяснить?.. А Сафронов – давний друг Воропаева, и Кира у него работает, наверняка будет на презентации… Я ещё удивляюсь, как мне удалось не встретить её, когда я приходила в «Модлюкс»…
- Ну, во-первых, Кира к этой презентации отношения не имеет. Этот журнал – побочный проект её шефа, и она не обязана принимать участие во всём, чем он занимается. Она – обычный коммерческий директор обычного коммерческого предприятия… А во-вторых, ну не думаешь же ты, что как только она взглянет на Женю, тут же начнёт кричать на весь зал…
- Честно говоря, именно так я и думаю, - мрачно заметила Катя. – От неё можно всего ожидать… Вы ведь знаете, как она ненавидела меня…
- Ну, ненавидела, ненавидела, - мягко согласилась Юлиана. – Но ведь столько времени прошло, два года! Ты же сама видишь, как всё может измениться за два года… Разве у тебя осталась хоть капелька тех переживаний?
- Нет, но…
- Ну, а почему ты думаешь, что у неё что-то должно остаться? Я видела её пару месяцев назад – вполне такая довольная жизнью девица… У неё давно своя жизнь, у Андрея своя, так что нечего тебе выдумывать несуществующих врагов.
Катя в отчаянии махнула рукой.
- Юлиана, мы в этом никогда не сойдёмся. Ну, считайте, что меня на этом зациклило. Вы менЯ не переубедите, я – вас, так что не будем говорить об этом. Лучше скажите: что вы думаете о предложении Сафронова?
- А что тебе говорить, - улыбнулась Юлиана. – Ты ведь и так уже всё решила… А если и нет, то, что бы я ни сказала, всё равно поступишь по-своему…
- Ну, а всё же? Вы ведь лучше его знаете…
- Катюш, ну что я могу тебе сказать? Он в тебе души не чает, рекомендует всем после того, как ты финансы фирмы проверила… По-моему, тут и раздумывать нечего, соглашайся.
- И всё же я не знаю… Мы ни с кем не работали вот так, постоянно…
- Вот и поработаешь. Ты ведь ничего не теряешь, не сработаетесь – разойдётесь. Он же не предлагает тебе закрыть свою фирму и перейти к нему. Так, сотрудничество…

…Да, сотрудничество. Вот и Сафронов всё повторяет это слово. Но надо ли ей это? Она долго сомневалась, когда он по протекции Юлианы обратился к ней за помощью в проверке деятельности финансовой дирекции своего модного дома… Он тесно связан с её прошлой жизнью, приятель Воропаева, Кира у него работает, да он даже Жданову-младшему в своё время предлагал работу, но тот отказался…
А теперь Сафронов предлагает ей должность внештатного консультанта. Хочет заключить договор с её агентством и работать вместе… А она боится – нет, уже не за себя, свои проблемы она давно решила, - но за человека, который стал ей очень дорог. Но, может быть, Юлиана права и она просто боится призраков? Кому она нужна? Кому нужны её друзья? Мания величия какая-то…

- Я знаю, кого мне не хватало этой весной, - улыбаясь, сказала Катя. – Не уезжайте больше надолго, Юлиана. – Теперь голос её был серьёзен. – Вы мне нужны…
- Ну, ладно, ладно, - кокетливо проговорила Юлиана. – Как это ты только что сказала? «Вы меня краснеть не заставите»…

От визита Юлианы стало ещё светлее на душе. Мечта о даче, тишине, цветах стала потихоньку превращаться в реальные планы на ближайшее время. Если только Сафронову срочно не понадобится её помощь, они с Женей сядут в машину и уедут… Хотя бы на неделю.

…- Алло! Привет… Женька, перестань меня так называть!.. А ты сам какой, не кареглазый?.. Что-то я много смеюсь сегодня… Юлиана тоже острила с утра по телефону… Да, она только что уехала… Я сейчас поеду в агентство, ты приедешь? Приезжай, я буду ждать… И Зорькин тебя ждёт не дождётся, у него сюрприз какой-то, не говорит, у него приступ шпиономании… И я тебя… До встречи…

------------------------------------------------------------------------

0

3

2

Набрав на кодовой панели нужные цифры, Катя вошла в просторное светлое помещение. Почти сразу же у входа за столом сидела темноволосая девушка и что-то увлечённо списывала в блокнот с экрана компьютера. Когда Катя вошла, девушка подняла голову, и лицо её озарила улыбка.
- Кать… привет. А что так рано? Ты же говорила, попозже придёшь?
- С Женей договорились встретиться… Он сейчас приедет. – Катя взглянула на блокнот, лежащий перед девушкой. – Тань, что-то новое?
- Да нет, это я для себя пометки делаю, мне так удобнее. – Таня отвела за спину длинные волосы, свободно лежащие на плечах, и расслабленно откинулась на спинку стула.
- Что-то случилось? – внимательно всмотрелась в её лицо Катя. – А где Коля?
Взгляд Тани потух. Или это только показалось?.. Она еле заметно кивнула в сторону закрытой двери.
- У себя…
- Что с тобой всё-таки, Танюш? Вы поссорились?
Таня нерешительно посмотрела на неё.
- Кать… Поговори с ним, хорошо? Он какой-то странный, я не могу понять его…
- О чём поговорить? Я же не знаю, что у вас…
Таня с досадой махнула рукой.
- Знаешь, что он придумал? В один день с вами пожениться… Говорит, что это легко устроить, можно заплатить «за срочность». За срочность… Прямо как в обувной мастерской… Он для этого и Женю ждёт.
Катя с удивлённой улыбкой смотрела на неё.
- А ты… ты против, что ли?
Смутившись, Таня отвела взгляд.
- А я не знаю… Я против того, чтобы приурочивать это к чему бы то ни было… Мы ведь вообще никогда не говорили с ним об этом, понимаешь? А тут так походя, легко, как будто это не имеет особого значения… Он как ребёнок, я всё никак не могу приноровиться к нему… Вот вроде и умный – причём во всех смыслах, он ведь и по жизни совет дать может, - но иногда его так заносит, что только удивляться остаётся… И этот его финт один из таких. И я не хочу… так… выходить замуж…
- Ну, а кто же тебя может заставить, если ты не хочешь? – снова улыбнулась Катя, но улыбка уже была напряжённой. – Ладно, Тань, я пойду к нему, спрошу, что он там затеял…
Кивнув, Таня вздохнула и повернулась к компьютеру.

…Настроение как-то стремительно портилось. Катя и сама не могла бы сказать, от чего это произошло, - ну неужели чудачество Зорькина выбило её из колеи? Да и что в этом его матримониальном порыве могло не понравиться ей? Она-то какое к этому имеет отношение?.. Но что-то не нравилось. И сильно. Так сильно, что на мгновение захотелось бросить всё и убежать отсюда – назад, к распахнутому окну, к пчеле, которая так и проводила её своим жужжанием…
В предвкушении радостного чувства вспомнилась книжка на столе – и странно, к ней не захотелось… И тоже что-то неприятное кольнуло, заныло где-то под сердцем… Да что же это с ней?..
…Но ноги уже шли к двери, рука дверь открывала, губы растягивались в приветственной и чуть снисходительной улыбке. Всё как всегда, и Колька ничего не поймёт. Просто увидит Пушкарёву – уже сто лет счастливую и довольную.

Да он даже не обернулся! Сидит, недовольно губы поджал, уставился в монитор!..
- Коль…
Молчание.
- Коль, ты чего?
- Ничего, - процедил сквозь зубы Зорькин и даже не пошевелился.
Катя пожала плечами. Хочет играть – пожалуйста. Подошла к кожаному дивану рядом со столом, не спеша уселась, расправила на коленях своё лёгкое светлое платье… Начинаем отсчёт. Пять, четыре, три… два… один…
- Ты с ней говорила? – Светлые глаза за стёклами очков в тонкой дорогой оправе смотрят по-детски обиженно и гневно.
- С кем? – невозмутимо поинтересовалась Катя.
Он озадаченно посмотрел на неё.
- С Таней…
- А-а-а… Значит, у «неё» всё-таки есть имя… А я думала, ты на ком-то без имени жениться собрался… Да, я с Таней говорила. Она сказала, что ты ей предложение сделал.
Глаза Зорькина ещё больше округлились, и некоторое время он молча смотрел на неё. Потом взгляд затуманился, плечи поникли, и он сокрушённо сказал:
- Я понял. Я всё понял… Я дурак… Надо было не так…
- Вот именно, - подтвердила Катя. – Оригинальный у тебя способ предлагать девушке выйти за тебя замуж. «Тань, а давай поженимся в один день с Пушкарёвой! Вот смеху-то будет!»… Н-да, Зорькин, где-где умный, а где…
- Ты пойми, я ведь не могу в её голову влезть! Для меня это так очевидно, само собой разумеется, я думал, и у неё так… Вот и ляпнул, как продолжение своих мыслей… А она обиделась.
- Конечно, обиделась. Любая бы обиделась… А теперь не так легко тебе будет говорить об этом. Ты подожди немножко, пусть успокоится… - Катя помолчала и, улыбнувшись, спросила: - Коль, а ты серьёзно?
- Что? Жениться? Конечно, серьёзно… А что такого? Мы вместе целый год, даже больше, между прочим, чем вы с Женькой, чего ждать? И Таня хочет, я вижу… видел… - И, сбившись, он понуро опустил глаза и замолчал.
- Конечно, хочет, - ободряюще сказала Катя. - Я же говорю: чуть попозже снова начни этот разговор. Но вообще-то я не об этом… Я насчёт одного дня… с нами… Ты серьёзно?
Зорькин оживился и, чуть ли не замахав руками, принялся объяснять:
- Кать, ну конечно, серьёзно! Ты только представь себе, как это будет здорово! - Он зажмурил глаза и, сложив руки на груди, продолжал: - Ты представь: вот входишь ты в ЗАГС… а там тебя уже ждёт Женя… Он берёт тебя за руку, и вы идёте к алтарю… А следом - ещё одна пара: я - в чёрном фраке, как на вручении Нобелевской премии, чуть позади - Таня в белом платье…
- …а у стола регистрации нас ждёт священник, чтобы объявить нас мужьями и жёнами, - кивая головой, закончила Катя. - Зорькин, проснись! По-моему, ты бредишь…
Он открыл глаза и обиженно посмотрел на неё.
- А что такого я сказал, интересно?
- В ЗАГСе нет алтаря… И почему вы с Таней идёте каким-то гуськом, а не рядом? - Катя уже еле сдерживала смех. - Нет, Колька, по-моему, ты ещё не готов, тебе над фантазией работать надо…
- Не готов, - вдруг помрачнел Зорькин. - Конечно, не готов… И не над фантазией мне работать надо, а над самой настоящей реальностью… Тебе хорошо, у тебя Женя есть… А мне что делать? Как прикажешь молодую семью обустраивать?
- Ты это о чём? - удивлённо спросила Катя.
- Как это о чём?.. Хорошо ещё, что квартиру купил, пока думать об этом не надо… Ты же знаешь, я всё трачу, на счету - крохи… А всё по твоей милости.
Катя встревожилась, услышав в его голосе нотки застарелого раздражения. Надо остановить его, пока не поздно, иначе стенаниям и жалобам не будет конца.
- Ну, всё, всё, успокойся. Тебе одну жену содержать надо, а не целый взвод, да и она работает… Так что для такой семьи ты вполне обеспеченный человек. И, кстати, отчасти и по моей милости…
- Обеспеченный человек, - презрительно повторил Коля и вздохнул. - Обеспеченным я мог бы стать, если бы не твоя альтруистическая деятельность… Ты только подумай: мы заработали кучу денег, а ты их отдала! Вот так взяла просто - и отдала!

…О господи, нет, она не может поверить. Неужели ей опять придётся выслушивать всё это? Уже два года - из пустого в порожнее… И ведь прекрасно понимает, что несёт чушь.
- Деньги эти были чужие, ты знаешь. И тем, кому они принадлежали, получили их по праву… все до копейки. Зорькин, тебе не надоело? Это было моё решение, менять я его не собиралась, ни разу не пожалела об этом… Всё давно в прошлом, сколько можно вспоминать?..
- Деньги были наши… мы их заработали, - упрямо повторил Коля.
- За то, что ты их зарабатывал для других, ты получал зарплату. И немаленькую. - Катя с силой сжала ручку сумочки, лежащей у неё на коленях. - Коль, ты и со мной хочешь поссориться? Если скажешь на эту тему хоть ещё одно слово, вполне может получиться, я тебе обещаю.

…Всё никак не может простить ей, что не взяла из этого миража под названием «Ника-мода» ни копейки, когда переводила на счёт остаток от выплаченных долгов - всё, что осталось от огромной, некогда процветающей компании. Всё вспоминает эти несчастные сто тысяч, с которых всё началось и которые якобы принадлежали ей, а значит, и всё, что благодаря им заработано, тоже принадлежало ей… Она помнит, с каким яростным напором он уговаривал её подумать, убеждал её, что она поступает неправильно… «Пушкарёва, тебя использовали раньше, используют и сейчас! Ты думаешь, они скажут тебе спасибо?! Да они будут ненавидеть тебя ещё больше, чем раньше! Это не люди, а монстры! Да я бы на твоём месте просто разорил их, оставил ни с чем!»…

Она видела, что и он сейчас вспоминает всё это. Усмехнулась про себя. И любят же люди увядшие цветы… Бережно укладывают их между газетами, годами держат в шкафу, время от времени извлекая на свет и думая, что свет оживит их… И не понимая, что значимость цветов этих - лишь в памяти тех, кто их засушил. Но в один прекрасный день, развернув газету, обнаружат лишь рассыпавшийся пепел, в который превратились лепестки, и, вздохнув, выбросят весь этот мусор в корзину. Спрашивается: почему бы не сделать это сразу, лишь только увидев неумолимые следы увядания на листьях и лепестках?..
…А за окном поют птицы. Сейчас, сегодня, не в прошлом, за окном поют птицы, Зорькин, неужели ты не слышишь?!..

- Катька, ты чего? - донёсся до слуха встревоженный Колин голос. Она, словно очнувшись, непонимающим вглядом посмотрела на него. - Ты бледная вдруг такая стала… Тебе плохо? Может, воды принести?
Недоумевая, что могло вызвать такое его беспокойство, Катя открыла сумочку и достала зеркало. Да… И правда вид далеко не цветущий… В лице ни кровинки… И сердце колотится как бешеное… А утром ещё всё было так хорошо.
- Не знаю, - вздохнула Катя, кладя зеркало обратно. - Устала, наверное… Недаром всё чаще о даче вспоминаю. Так хочется в Соловьиную Рощу, ты не поверишь!.. Вот жду, когда Женька освободится и мы сможем поехать… А хочешь - вместе поедем? С Таней? В эти же выходные, давай, Коль?.. Вот это будет пореальнее твоих совместных свадебных планов…
Он смотрел на её бледное возбуждённое лицо и поспешно соглашался. И правда устала… Всему есть предел…

***

…За дверью послышались шум и голоса, и через минуту дверь открылась. Катя и Коля с облегчением повернулись к вошедшему.
- Жень, я вот тут Коле говорила, что можно всем вместе на дачу поехать, - тепло улыбнулась Катя.
- Я поддерживаю, отличная идея, - подходя и садясь с ней рядом, тоже улыбнулся высокий молодой человек. Повернулся к ней, взял её руку в свою, глянул шутливо-испуганно: - А что такая холодная? Тебе холодно? Ну, конечно, на лице ветер, а ты так легко одета… - И взгляд тёмно-карих глаз скользнул по её фигуре. Она легонько сжала его руку, отвечая на его безмолвное приветствие.
- Да нет, не холодно… Я из чувства протеста в июле по-осеннему не одеваюсь…
- А, ну тогда понятно, - чуть заметно улыбаясь, с нежностью произнёс он. С трудом заставил себя повернуться к Коле: - Ну, так что, на дачу поедешь?
- Поеду, - вздохнул тот. - Только скажите когда…
- Когда - смотришь в корень, Коля! - И Женя снова обернулся к Кате. - Боюсь, ещё на несколько дней придётся задержаться…
- Так всё равно раньше выходных и не собирались…- И вдруг она с тревогой посмотрела на него. - А что такое? Случилось что-то?
- Да нет, всё то же, - ровно ответил он. - К Михаилу надо лететь, без него не разберёмся…
- Ну, так а почему же он сам не возвращается? - с отчаянием проговорила Катя. - Разве он не понимает, что подставляет тебя? Ведь эти люди не успокоятся, пока не получат свои деньги…
- Кать, Кать, - успокаивающе похлопал он её по руке. - Я сам разберусь, хорошо? У тебя своих проблем хватает… На днях полечу в Питер, поговорю с Мишкой, всё наладится… Отдадим мы этот долг, не беспокойся. Лучше скажи, ты не передумала ехать? Может, поедем, посидим где-нибудь вечером?
Она огорчённо покачала головой.
- Нет, надо ехать. И Юлиану не могу подвести, и для фирмы так лучше будет.
- Вот-вот, - поддакнул Зорькин. - Таких клиентов, как Сафронов, терять нельзя… Её на презентацию такого журнала пригласили, а она ещё раздумывает, ехать или нет!..
Женя улыбнулся снисходительно.
- Вот ты бы и ехал, если тебе так хочется. И все были бы довольны.
- Так меня же никто не приглашает, - с тоской в голосе промолвил Зорькин. - Я - в тылу, на чёрной работе, а все лавры - ей…
Катя и Женя переглянулись, еле сдерживая смех. Бурю и релакс в одном флаконе вызывали? Пожалуйста - Николай Антоныч Зорькин, экономист и совладелец «Агентства Екатерины Пушкарёвой»!..

***

…Когда они подъехали к освещённому всеми цветами радуги клубу, Катя с облегчением вздохнула: неопределённость выводит из себя, раздражает. А теперь понятно, что её выбило сегодня из колеи. Эта дурацкая презентация, эта изнуряющая необходимость… Казалось - легко, а изнутри точило.
- Ну что, во сколько тебя встретить?
…Встретить. Да не отпускай меня вообще. Не хочу туда идти, Жень, не хочу!..
Но такого говорить нельзя. Все эти несколько часов ожидания будет беспокоиться, волноваться. Зачем? Пусть лучше купит мороженого и ждёт её. И они пойдут гулять на набережную. На набережную… И опять что-то кольнуло неприятно.
- Да я постараюсь сбежать пораньше. - Она протянула руку и отвела его тёмные волосы со лба. - Люблю, когда у тебя лоб открыт… Ты пока езжай по своим делам, а я тебе позвоню.
- Хорошо. - Его глаза, почти чёрные в сгущающихся сумерках, тепло блеснули. - Я буду тебя ждать.
Наклонившись, она быстро поцеловала его и, улыбнувшись на прощание, вышла из машины.

У клуба толпились люди. С пригласительным билетом в руке Катя быстро шла ко входу. Внезапно на какое-то мгновенье ей показалось, что откуда-то потянуло полынной горечью. Да, может, и не полынной - и откуда ей знать, как пахнет полынь? - а непонятной какой-то горечью, неизвестного происхождения. Ощущение это длилось всего несколько секунд, но и этого хватило, чтобы сердце забилось ещё сильнее. Плевать на Борщова с его ресторанами, долгами и сомнительными партнёрами. Женя предупреждал его, что знакомство это добром не кончится, и что же, теперь, когда он оказался прав, он должен расплачиваться за чужую глупость?.. Бросить всё и уехать. К маме. К цветам. К пчёлам. К пчёлам?.. При чём здесь пчёлы?.. Пасеки на даче нет… И вдруг она поняла, и мысль эта так поразила её, что она замедлила шаг. Всему виной эта утренняя пчела с медово-жёлтым брюшком, разбудившая её… Это она нарушила её покой, впустила в дом тревогу. Завтра же купить средство и продезинфицировать квартиру. Чтоб и духу никаких пчёл в ней не осталось…

…А, вот к чему были эти кровожадные мысли о дезинфекции, и бедное насекомое, к которому она, конечно же, и пальцем бы не притронулась, здесь ни при чём… Как же сильно бьётся сердце, кажется, сейчас выпрыгнет из груди… Ну, конечно, не к добру они с Юлианой битый час об этом говорили…
Как бы хорошо было, если б она эту женщину забыла настолько, чтобы не узнать теперь. Но нет - вот она, Кира Воропаева. Собственной персоной. Длинное открытое платье оливкового цвета, светлые волосы уложены в красивую причёску… Стоит у входа, нетерпеливо высматривает кого-то в толпе. Ну, не её, Катю, это точно, так что есть шанс…

Не успела. Не хватило полсекунды, четверти шага в сторону…
Холодные светлые глаза устремлены прямо на неё. Пока не верит, а значит, почти не узнаёт. Тоже не узнать и пройти мимо.
- Пушкарёва?!.. Что вы здесь делаете?!..

…Дежа вю… Господи, помоги мне!..

-------------------------------------------------------------------------------------

0

4

3

- Добрый – вечер, Кира – Юрьевна…

Отчеканила слова, нажимая особенно на «добрый вечер». Хамством на хамство отвечать нельзя, надо показать ему, хамству, как и что надо говорить при встрече… Даже если встреча эта была менее желанна, чем апокалипсис, например…
- Здравствуйте, - процедила Кира, оглядывая Катю с головы до ног.

Боже, ну неужели и эта до сих пор лелеет свои увядшие цветы?.. Неужели и ей не слышно и не видно сегодняшнего дня?..

Катя уже хотела было повернуться и уйти – поздоровались, и хватит, - но не тут-то было. Кире всё же очень хотелось получить ответ на свой вопрос.
- Так что вы здесь делаете, Катя? Вы не заблудились?
- Кира Юрьевна, я в таком тоне не буду продолжать разговор, извините… Если вас что-то интересует конкретно, спрашивайте, или я всё-таки пойду. У меня мало времени…

Молчит. Смотрит – откровенно, пристально разглядывает. Уже пришла в себя и даже, похоже, наслаждается этим потрясением – внезапной встречей с Катей Пушкарёвой. Видно, в повседневной жизни потрясений не хватает…
Но удовольствие будет неполным, вы уж извините, Кира Юрьевна. Мне такие развлечения ни к чему…

- Я ещё хоть и с трудом, но могла понять, как вы без зазрения совести ходили по коридорам «Модлюкс»… Скольких трудов мне стоило не столкнуться с вами. Вы не задумывались об этом, правда? Думали, что случайно меня не встретили… Но ЗДЕСЬ, Катя?! Как не стыдно вам было появиться здесь?!
- Кира Юрьевна, я не понимаю, о чём вы. Может быть, вы путаете меня с кем-то?.. Я не вижу причин, по которым я не могла бы приехать в этот клуб… Это точное такое же место, как и любое другое из тысячи мест, в которых я бываю…
- Да, но в этой «тысяче мест», как вы выражаетесь, вы не можете встретить меня. А здесь… вы ведь знаете, что я работаю у Дмитрия Александровича! И если в «Модлюкс» вы приходили по деловой необходимости, то сюда вам совсем необязательно было идти!..

Какие мы значительные и важные… Она всё ещё считает себя центром Вселенной, полагает, что другие только и занимаются тем, что размышляют, как встретиться или НЕ встретиться с ней…
- Кира Юрьевна, меня пригласил Дмитрий Александрович, - терпеливо сказала Катя. - У меня с ним здесь деловая встреча, но я не имею возможности обсуждать сейчас её подробности. И даже, если честно, не вижу необходимости объяснять вам что-то. Так что… извините, я всё-таки пойду.

На секунду ей показалось, что эта красивая холёная женщина задыхается. Лицо потемнело, в глазах – молнии… И в один миг пропали куда-то и лоск, и красота…
- Если честно? – Губы расползлись в презрительной улыбке. – Если честно, Катя? А вы разве когда-нибудь бываете честной? Мне кажется, вы и дома перед зеркалом сами себе врёте… И это после того… после того, что вы сделали… Да как вы в глаза мне можете спокойно смотреть?!

…Катя побледнела. Нет, этой женщине не удастся вывести её из равновесия. Главное – не забыть, что всё это ложь. Плод смертельно раненого когда-то воображения, искажённое отражение несбывшихся мечтаний… Кира потеряла работу, жениха – и во всём винит одного человека, которого привыкла всегда и во всём винить. Да-да, и в том, что она не со Ждановым-младшим, Кира ведь тоже винит её, Катю, она же видит… Но вот только при чём здесь я, Кира Юрьевна?..

А та между тем продолжала перебирать свои лепестки. Мять пальцами, греть в ладонях. И что за охота шуршать этими пожелтевшими, никому не нужными газетами, да ещё и на виду у всех, у ярко освещённых дверей в «сегодня и сейчас»?..

- Что вы сделали со всеми нами… с Павлом Олеговичем… с Андреем… Вы бы хоть его пожалели, ведь вы любили его! – Последние слова были выговорены с явными отвращением и издёвкой. - А ведь он приходил к вам тогда, и вы выгнали его!..
- Да, выгнала, - теряя терпение, проговорила Катя. – Если бы он честно и открыто объяснил мне свои мотивы, я бы, возможно, и послушала его. Но он опять начал эту игру, опять начал врать… вы знаете о чём… Послушайте, Кира Юрьевна, зачем опять вспоминать всё это? Не лучше ли забыть обо всём? Вы ведь знаете, что выхода другого не было, и из-за поступка Александра Юрьевича «Зималетто» рано или поздно всё равно…
- Опять начал врать… - Лицо Киры снова потемнело, и глаза с ненавистью и изумлением смотрели на Катю. – Знаете, вот иногда вам всё-таки удаётся обмануть меня, и в такие минуты я задумываюсь: может, вы действительно дура, а не такая искусная лицемерка… Хотя, конечно, я лукавлю, потому что знаю ответ на этот вопрос. Нет, вы не дура… Но и меня вы недооцениваете! Вы думаете, я такая идиотка, что могу поверить, что вы так ничего и не знаете?!
- Не понимаю, о чём вы… Не понимаю!! – Чувствуя, как внутри тихо закипает ярость, Катя нетерпеливо обернулась по сторонам. Кира проследила за ней взглядом, и – странно! – плечи её вдруг поникли, лицо разгладилось. Она машинально взглянула на маленькие изящные часы на руке, и в ту же секунду у неё в сумке раздался мелодичный звонок мобильного. Похоже, «сегодня и сейчас» брало своё…

- Алло… Да, Саш… Я жду Вертинского, ты же не смог прийти!.. Нет, я же тебе говорила, не смогу во вторник, я улетаю в Питер, на переговоры… Не надо, меня Андрей проводит, он обещал… Вряд ли это будет удобно… Лучше встретимся, когда я вернусь… В пятницу вечером, как и собирались. Целую…

- Впрочем… - пробормотала Кира, кладя мобильный в сумочку и поднимая глаза на Катю, всё это время стоявшей рядом и с каким-то сожалением смотревшей на неё. – Впрочем, вы, наверное, правы… - Как же изменился её взгляд – теперь он был потухшим, каким-то бесконечно уставшим, почти мёртвым… – Но я просто поражалась вашему хладнокровию… Вы ведь даже не поинтересовались, что с ним… как он живёт…
- Кира Юрьевна, я знаю об Андрее Павловиче достаточно, чтобы не беспокоиться о нём. У него свой бизнес, дом за городом, вполне успешная и устроенная жизнь. Так что не вижу причин…
- А вы знаете, что это за бизнес?.. У него, выросшего в семье крупнейшего предпринимателя, у него, занимавшего пост президента в огромной компании?.. А вы знаете, почему каждый день ему приходится тратить несколько часов, чтобы добраться на работу и с работы?..
- Кира Юрьевна, я прошу вас не продолжать. Ещё раз говорю вам: меня всё это не интересует. Андрей Павлович взрослый человек и, я уверена, сам в состоянии справиться со своими проблемами…

…- А вот и вы, мои дорогие! Кирочка, как я рада тебя видеть… Потом поболтаем, хорошо? А пока я украду у тебя Катю…

…Нет, недаром она считала эту хрупкую маленькую женщину своей феей. И хоть теперь у неё и нет зонтика, но всё же она похожа на Мэри Поппинс, которую холодный северный ветер послал ей как спасение… И она подхватила под руку свою подопечную и словно по воздуху – да-да, Кате даже показалось, что ноги оторвались от земли! - отнесла её подальше… подальше от всех этих засушенных желаний и обескровленных надежд.

…Уже стоя в холле и беспечно поглядывая в сторону входа в ожидании новых гостей, Юлиана с игривым беспокойством покосилась на неё.
- Ну, что? Надеюсь, ты не расстроилась? Иначе тебя ещё сто лет на эти вечеринки не дозовёшься…
Катя махнула рукой.
- Ну, вы же знаете её, без потерь из такого боя выйти нельзя… Но я уже привыкла справляться с этими потерями, не беспокойтесь. Вы лучше скажите мне…
- Да, Катюш?
- Кира такой плач устроила по… ну, по Андрею Жданову. Я уверена, что она преувеличивает, но всё же… Вы мне никогда не говорили – чем он занимается, Юлиана?
Юлиана внимательно посмотрела на неё. Улыбнулась.
- Надеюсь, это единственная потеря от этого разговора… Ну, что ты спрашиваешь об Андрее. Ну, ты даёшь, подруга, как это не говорила? Ты же знаешь – охранный бизнес у него…
- Да, я помню, но я думала – это временно…
- Сейчас скажу банальность, но нет ничего постояннее, чем временное… Да никакого секрета здесь нет, просто ты никогда не спрашивала, довольствовалась, так сказать, общими сведениями... У Андрея по-прежнему охранное агентство, то самое, которое они с господином Малиновским открыли сразу после… ну, после всей этой истории. Мне Кира как-то в подробностях всё поведала… Когда вся эта паника с увольнениями была в разгаре, Потапкин – помнишь охранника? - вроде упомянул случайно о том, что его старый армейский командир демобилизовался и ищет работу, они связались с ним, набрали людей… И Потапкин у них же работает.
При воспоминании о широком добром лице верного охранника «Зималетто» Катя невольно улыбнулась. Но сердце продолжало выделывать непривычные кульбиты, а от горечи во рту уже пересохло и страшно хотелось пить... лимонада, сладкого чая, хоть чего-нибудь...
- Никогда бы не подумала… Всё, что угодно, могла бы предположить, только не это.
- Ну, а что им было делать? Всё начинали с чистого листа, все горизонты, так сказать, открыты… Это даже в чём-то хорошо - это, между прочим, слова самого Андрея, помнишь, я тебе говорила, что встретила его. Так что он доволен и не жалуется, насколько я могу судить. Хотя, насколько я знаю, потом у него действительно были другие планы… Но там что-то не получилось, так что всё по-прежнему. Дела у них идут успешно, офис в центре, на Никитской… Да ты видела наверняка – между ювелирным и «Патрик Хеллманн коллекшн» вывеска «Вереск»…
- Но как же Павел Олегович? Я думала, он поможет… они вместе…
- А что ему самому было делать? Новую компанию открывать? Хорошо ещё, что заработал за жизнь достаточно, чтобы не особо ощутить всю прелесть своего нового положения… Ты же понимаешь – они с Маргаритой пожилые люди, не так легко всё начинать с нуля… Но они устроились с минимальными потерями – Павел занимается акциями, вкладывает деньги… И присутствия духа не теряет, ну, да от него другого трудно было ожидать... Да они из Лондона почти не выезжают, живут теперь тихо, обособленно. Ну, это ты знаешь. Вот, собственно, и всё.
- Нет, не всё, - тихо проговорила Катя, но в этот момент откуда-то со стороны зала раздался громкий приветственный возглас, зовущий Юлиану по имени-отчеству, и та, пообещав вернуться, заспешила к гостю.

…Катя чуть не схватила за локоть проходящего мимо официанта. На подносе – бокалы с шампанским, коктейлями… Взяла первый попавшийся безалкогольный, выпила – как вдохнула. Обиженно поморщившись, взглянула на официанта:
- Скажите, а сладкое что-нибудь есть?
- Есть, «Вивьен»… - с опаской глядя на неё и на всякий случай отодвинувшись, произнёс молодой человек и пододвинул к краю подноса бокал с бледно-лимонной жидкостью с кусочками мяты, плавающими сверху.
- Спасибо.

Ощутив наконец хоть временное облегчение от жажды, стояла и нетерпеливо выглядывала в толпе Юлиану или Сафронова. Как назло, ни той, ни другого видно не было. Зато вот Кира со своим спутником – видимо, именно его ждала она у входа – мелькала исправно, аж зарябило в глазах от сочетания оливкового и жемчужно-серого цветов… Да, костюм у Кириного поклонника дорогой и красивый, да и сама она выглядит дорого и красиво, вот только… вот только взгляд у неё временами неживой и странный... а может быть, даже страшный.
Катя вздрогнула. Какая глупость… Ну, что может быть страшного в жизни у этой успешной молодой женщины? Все её горести - потерять работу да с женихом рассориться… Даже деньги её семьи, вложенные в компанию, почти полностью сохранились. А жених… Ну что ж, мало разве таких историй? Да, возможно, и это ещё не конец. Уж сколько раз всё у них заканчивалось, но его всё равно прибивает к ней, к своей детско-юношеской привязанности, как островок какой-то она для него…
Его. Для него. Катя усмехнулась. В первый раз она так назвала его – ведь даже про себя всё это время Ждановым называла… А вот сейчас вдруг – ОН. Как когда-то. Как в первое время. Разбередила Кира всё-таки старые раны… И тем приятней сознавать, что ничего в душе не откликается и тем более не переворачивается. Хоть с утра до ночи по имени называй…

Увидев, что через холл к ней направляется Юлиана, почувствовала, как снова учащается сердцебиение.
- Ну что, Катюш, у меня две минуты, пойдём, я посажу тебя и побегу к Сафронову, - слегка задыхаясь, проговорила Юлиана. – Ну, что ты? – удивлённо-укоризненно посмотрела она на Катю, не двигающуюся с места.
- Юлиан, - улыбнулась Катя. – Ещё два слова, всего один вопрос… Хорошо?
- Ну, спрашивай, - нетерпеливо глянула Юлиана. – О чём хоть?
- Да всё о том же… О Жданове, Андрее…
- Ну?
- Кира сказала, что он каждый день ездит на работу и с работы за город…
- Ну, конечно, а как же ему ездить, если он в Ильинском живёт? Не в гостинице же ему останавливаться… Да многие так делают, что здесь такого?
- Ну, она таким тоном сказала, как будто он этого не хотел, но так получилось…
Юлиана уже хотела ответить, но вдруг выражение её лица изменилось и она долгим внимательным взглядом посмотрела на Катю.
- Кать… А ты случайно не жалеть его надумала? И себя обвинять в чём-то? Нет? А то мне показалось…
- Что вам показалось, Юлиана? – рассмеялась Катя. – Просто захотелось узнать, что она имела в виду. Уж слишком загадочно она всё это говорила…
Юлиана вздохнула.
- Ну, ты и время выбрала, прямо тебе скажу… Давай завтра поговорим, это долгая история, понимаешь?
- Завтра вы мне долгую историю расскажете, а сейчас… или нет, не так: завтра вы мне ничего рассказывать не будете, потому что мне достаточно того, что вы скажете сейчас, в двух словах… - И Катя лукаво-просительно посмотрела на Юлиану.
- Как ребёнок, ей-богу, - не выдержав, улыбнулась Юлиана и опять вздохнула. – Ну, если в двух словах, то слушай: я тебе говорила, что Сафронов предлагал Андрею место коммерческого директора в своей компании, помнишь? Ну вот, в отличие от Киры, Андрей отказался. Не знаю почему и как, но отказался наотрез, так, что Сафронов настаивать не стал и идею эту похоронил. И почти сразу же предложил Жданову… купить одну из его фабрик, в Ильинском!! Ну, Андрей загорелся, конечно, от такого он отказываться бы не стал… И всё уже было почти готово, оставалось только подписать документы. Андрей даже квартиру продал и купил дом поближе к фабрике… Ну, а потом что-то между ними произошло, и сделка не состоялась. Вот и всё…
- Что-то произошло? – растерянно переспросила Катя. – А что? Что могло случиться?
Юлиана равнодушно пожала плечами.
- Не знаю… Какая-то кошка между ними пробежала, говорили даже, вроде был большой скандал… Ну, якобы Андрей узнал о нашем господине Сафронове что-то такое, из-за чего поссорился с ним. Говорили – из-за Воропаева, из-за его связи с ним… Но подробностей я не знаю… Кать, ну пойдём, пожалуйста! – взмолилась Юлиана. – Через десять минут начало, а у меня ещё ничего не готово…
Кивая, Катя послушно шла за Юлианой. Снова сильно захотелось пить, но теперь придётся ждать до конца официальной части. О господи, опять эта ряженая дурочка – светская тусовщица, ведущая большинства подобных мероприятий!.. Поскорее бы на воздух… домой… нет, домой ещё не скоро. Ещё мороженое… сладкое… Но мороженого, как ни странно, не хочется. Просто попить. Хотя бы «Вивьен». А что, хорошая лимонная водичка с сахаром и даже, показалось, с мёдом.

…Ильинское… Ну, конечно, небольшая фабрика, принадлежащая «Модлюкс»… Ещё совсем недавно она сама проверяла состояние дел на этой фабрике. И с чего вдруг Дмитрий вздумал продавать её? Неужели просто пожалел наследника, лишённого наследства?..
И ведь ни слова ей не сказал… Но, конечно, это понятно: вся эта история приключилась давно, скорей всего, года два-полтора назад и никакого отношения к нынешнему положению дел не имеет. Но всё равно интересно… Интересно, как Андрей воспринял это предложение. И то, что случилось после.
…Интересно? А почему, собственно?
Она пыталась разобраться в причинах своего любопытства. Почему её вдруг заинтересовали слова Киры, рассказ Юлианы… Допустим, так: Кира говорила каким-то чересчур загадочным тоном, а вот то, что Юлиана рассказала о ссоре Андрея с Сафроновым, наверняка связано с её собственными размышлениями о сотрудничестве с ним. Вот откуда этот интерес! «Андрей узнал о нашем господине Сафронове что-то такое»… Вот что не даёт ей покоя.

Слушая фоном визгливый голос ведущей, провозглашающий, как обычно, какие-то скучные пошлости, Катя вздохнула. Любопытствуй не любопытствуй, а узнать всё равно не удастся. У кого спрашивать? Юлиана рассказала всё, что знала; сам Сафронов? смешно… Может быть, в процессе работы с Сафроновым она и узнает что-нибудь. Правда, тогда уже поздно будет – она ведь уже примет решение…

Да и если задуматься хорошенько, возможно, и узнавать особенно нечего. Кто не знает о вечной вражде Андрея Жданова с Александром Воропаевым?.. Андрей наверняка узнал о каком-нибудь общем деле Сафронова со своим закадычным врагом; как всегда, не сдержался и сорвал сделку…
В общем-то, теперь, за каких-то полчаса до разговора с Сафроновым можно подводить итоги своих размышлений о его предложении: чуть ли не с первой минуты она знала, что согласится. Работа её агентства в «Модлюкс» была удачной, и Катя, и Сафронов остались довольны. Более того, как шутливо изумлялась Юлиана, она даже умудрилась оставить довольным финансового директора, деятельность которого она, в сущности, и проверяла… Некоторые сомнительные предприятия Сафронова, даже его связь с Воропаевым не имели для неё значения – её приглашают консультировать только в «Модлюкс», а это стабильная, зарекомендовавшая себя компания, выпускающая модную одежду. Всё остальное её не касается. Видимо, Андрей думал по-другому…

…Думал. А о чём онА думает?..
Словила себя на мысли, что ни разу за весь вечер не вспомнила о Женькиных неприятностях. Вот же день идиотский, всё наперекосяк... Если б не эта пчела, не Зорькин, не презентация… Не Кира, не Воропаев, не Сафронов, не… Да-да, и даже не ОН. Полный набор… явно многовато для одного дня.

…Подожди, Жень, ещё немного… ещё чуть-чуть. Вот сейчас додумаю только… нет, думать больше не буду. Не о чем больше… да и не нужно. Просто поговорю с тем, к кому пришла, и через какой-нибудь час выйду к тебе навстречу из этого душного клуба…
Интересно, а на каком расстоянии от клуба пропадёт горечь, измучившая её?

-------------------------------------------------------------------------

0

5

4

…Он говорил ей, что не может жить без неё, и она верила ему. Она знала, что он не может лгать ей. И себе она верила тоже: ведь ей удалось поверить, а это самое главное… И, глядя в его честные глаза, замирала в робкой надежде: неужели наконец пришло оно, настоящее?..

…Катя вздохнула и отложила книжку. Не читается… Так странно: рассказ больше не доставляет ей удовольствия. Те же буквы, сложенные в слова, а слова сложены в предложения – но нет, не читается, и даже порой какое-то неприятное чувство скребёт душу.
Она поудобнее устроилась в кресле, подтянула под себя ноги и, обхватив колени руками, положила на них голову… Прикрыв глаза, сидела неподвижно…

…Вчера был ветер, а сегодня дождь. Стучит и стучит по стёклам, и через какой-нибудь час звук этот уже превращается в колыбельную. Может быть, действительно поспать? Как в детстве, улечься под любимый тёплый плед, свернуться калачиком и уснуть…
Так непривычно ничего не делать. Неужели у неё наконец-то настоящий выходной? Как у всех людей, которые ходят на работу: пять дней работают, два отдыхают… А она за те шесть лет, которые прошли после окончания университета, так ещё толком и не почувствовала, что это такое. Вечно как-то сумбурно всё, неправильно… И настоящего отпуска у неё так до сих пор и не было. Прошлым летом открывали агентство, суета, беготня, уходила в восемь, приходила в девять… Лета так и не почувствовала. И вот теперь, когда, похоже, всё же заслужила отпуск, ветер и дождь, дождь и ветер…
Вот и Сафронов сказал, что настоящая работа начнётся только в сентябре. «Вам надо отдохнуть, Катя… Я же не изверг, чтобы заставлять вас летом работать. Да и сам скоро уезжаю, имею слабость: дайвинг, не могу без него»…

Подумалось вдруг: а у неё-то самой почему до сих пор дальше дачи мысли не идут? Неужели нет желания уехать куда-нибудь, и не в Соловьиную Рощу на выходные, а надолго, далеко уехать? На какие-нибудь острова, к морю…

Женя тоже ничего не говорил об этом. Странно всё-таки… Вот вроде бы на поверхности такая простая вещь, а обоим и в голову не приходит. Или Женька всё оставляет на медовый месяц, а перед свадьбой не хочет никуда ехать?
…Она вздрогнула и даже невольно поморщилась, споткнувшись о слова «медовый месяц». Впервые в жизни, ни с того ни с сего они вызвали у неё отвращение. И что за название такое дурацкое? С чего это вдруг он «ме-до-вый»?..

…Ладно, неважно. О месяце этом… ну, который после свадьбы бывает… можно и потом подумать. Тем более что всё уже решено. Они объедут всю Испанию – оба давно об этом мечтали, почти не пришлось выбирать и раздумывать долго.
Но можно ведь и сейчас куда-нибудь поехать. Необязательно так далеко, это она погорячилась, но хотя бы на Кавказ, например, можно?..

Не открывая глаз, усмехнулась, потёрлась щекой о колени… И с чего это вдруг её на путешествия потянуло? Ещё вчера просто к родителям хотелось, на природу, а тут – Кавказ… А что она, Сафронова хуже, что ли? Почему бы и ей не нырнуть с аквалангом где-нибудь в окрестностях Сухуми, например?..

…Что, правда? Действительно хочется заняться подводным плаванием? Или дело в другом и ей просто мешает неприятный горький осадок, оставшийся от разговора с Кирой… от встречи с прошлым? И захотелось смыть этот осадок прозрачной морской водой, а попросту говоря – сбежать от мыслей и воспоминаний?

…А он остался, этот осадок? Значит, не думая о том, что произошло вчера, всё это время подсознательно чувствовала это в себе?
Ну, конечно, чувствовала. Не так легко забыть… да и не получится совсем забыть, она это с самого начала знала. Где-то недавно услышала забавную вещь: чтобы забыть что-то или кого-то, надо, чтобы прошла половина срока, который всё это длилось… Смешно… По этой формуле выходит, что она должна была всё забыть через какие-то три-четыре месяца. А уже прошло два года. И никогда – ни ещё через два, ни через двадцать два - не удастся забыть совсем… От наполнения всё зависит, от градуса накала…

«После того, что вы сделали»… А что она сделала, что?.. Нет, Кира Юрьевна, вы не заставите меня снова перемалывать себя в этих жерновах…
Кира никак не может признаться себе, что вся её ненависть основана на личной неприязни, только и всего. Прав Колька: что бы она ни сделала, они будут ненавидеть её ещё больше… потому что в другом дело, в другом.

Кира не может простить ей своего унижения. Как, должно быть, она содрогалась от стыда, вспоминая все эти месяцы перед решающим советом… Она ведь на полном серьёзе, со скандалами, упрёками, бессонными ночами ревновала Андрея к невидимой сопернице. И каково ей было узнать, что соперница эта – та самая Пушкарёва, которую она ненавидела всеми фибрами души чуть ли не с первого дня, как увидела!.. Одно должно было утешить её (и утешает до сих пор, наверное): всё это соперничество было ненастоящим, искусственным. И когда первое потрясение прошло, когда утихло вполне естественное возмущение порядочного человека, она, наверное, просто танцевала в душе от радости… Так что же у неё в глазах теперь? Откуда эта неистребимая, неутихающая ярость, сменяющаяся вдруг каким-то мёртвым, нездешним светом?..

…Да и слова её о том, что она никогда не поверит, что Катя «так ничего и не знает», тоже спокойствия душе не прибавляют… Конечно, Кира, как всегда, живёт в каком-то своём, иллюзорном мире и на слова её обращать внимания не надо, но всё же нельзя вот так просто взять и забыть, когда тебе в лицо бросили слова «дура» и «лицемерка»…

…Да, как ни отрадно сознавать, что всё это больше неспособно сильно взволновать её, приходится признать, что осадок остаётся… Кому ж приятно знать, что кто-то так ненавидит тебя. Она и о Жданове потому не спрашивала в первое время, что боялась ещё одного подтверждения его неприязни… Тогда ещё боялась, сильно боялась боли. Не было ещё анестезии, открытая рана.

Кстати… Кстати. Почему это Женька вчера так быстро уехал? Скомканный какой-то вечер получился, а она столького от него ждала… Так ведь всегда и бывает: если чего-то очень ждёшь, ожидания, как правило, не оправдываются. Самые лучшие события происходят неожиданно…

Как вот, например, их знакомство. Ну, кто бы мог подумать, что именно в этот ничем не примечательный день изменится её жизнь. К тому времени Миша уже оставил попытки сблизиться с ней, смирился с тем, что ничего, кроме дружбы, она ему предложить не сможет… А как она боролась с собой, даже сейчас жутковато вспоминать ту борьбу… Отторжение было сильным. Таким сильным, что её словно отбрасывало от него мощной энергетической волной… Потом приходилось, тяжело дыша, отползать в свою норку и зализывать раны… И с каждым разом – всё тяжелей. В один прекрасный вечер перестала обманывать себя, призналась себе и ему во всём. Да он знал это, даже раньше неё понял всё…
И вот иногда она думала теперь: неужели, даже зная об этом, он смог бы жить с ней? Неужели она была так дорога ему, что он смог бы переступить через её неприятие?..

Ладно, это так, отступление… Теперь Миша – самый лучший друг, которого только можно себе представить. Прости, Колька, я забыла… Ну, пусть не самый лучший, на втором месте. Никогда не напоминает ей о том зигзаге их отношений, щадит её. А может, и забыл. По-настоящему, навсегда. Да что помнить-то?.. Пару поцелуев? Неумелые, беспорядочные объятия, финалом которых почему-то всякий раз оказывался взгляд в его глаза? В его светлые глаза, ставшие огромными от короткого расстояния… И, увидев прямо перед собой эти глаза, она уже не могла ничего поделать с собой. В первый раз – свернулась в клубок, вжалась под ним в диван… Во второй – застыла, отвернув голову… В третий… да неважно. Главное, что не могла и не смогла.

И вот увидела Женю и сразу поняла: вот оно, спасение. Настоящая соломинка, не вымученная, не нафантазированная, не притягиваемая насильно заботливой Юлианиной рукой… Сердце дрогнуло, сжалось и снова расслабилось – утонуло в тепле. С Мишей работал только мозг… Мишу умом хотела, а Женю – сердцем. Есть разница?..

И как же она была счастлива в те дни. Как будто парила над землёй. Жила. Впервые за долгое время – жила. Не оглядываясь, не вздрагивая испуганно… Нет, не то чтобы почувствовала себя нужной и любимой – всё это она уже испытала с Мишей, но – почувствовала СЕБЯ способной ощутить другого человека нужным себе… пусть пока не любимым, не таким, как был тот, другой, покалечивший, но необходимым, близким…
И вот за это она была благодарна ему. За то, что оживил, за то, что дал надежду. Заставил поверить, что болезнь её несмертельна, что последствия обратимы…

И пусть так и не заменила во всём. Да возможно ли вообще заменить? Да, близость с ним – совсем не та, былая близость. Ну, а разве может быть по-другому? Все люди разные, мало того, у каждого с разными людьми всё по-разному… Это только в первый раз было разочарование, ощущение пустоты. Она ожидала чего-то такого… Потом поняла: нельзя требовать от человека больше того, что он может дать. И имеет ли она право требовать? Ей хорошо с ним, всё её существо радуется при виде него, посылает импульсы: это моё. Тёплое, спокойное – как дом, как мамины руки… Ей не хочется бежать, спасаться, прятаться… И при этом не надо лгать, не надо хитрить и лукавить. Она открыта ему, и он открыт ей. Это то, что ей нужно…

…Рука сама потянулась к телефону. Как-то неправильно они вчера расстались, неуютно. И хоть он не показал и виду, но был тоже расстроен, теперь она понимает…

…- Нет, Катюш, я не смогу так быстро. Только что позвонил этот Гнедько, назначил встречу.
Сердце тревожно ёкнуло.
- Но ты же… ты не поедешь, нет?
После недолгой паузы он сказал:
- Поеду, Кать… Ну, что ты так волнуешься? Не волнуйся… Если б я знал, что ты так воспримешь, я бы тебе не говорил.
Он прав. Не ожидал от неё такой «бабьей» реакции. Что-то она совсем расклеилась.
- Ладно, не обращай внимания, - стараясь говорить беспечно, сказала она. - Не надо было тот диск покупать, помнишь, про сицилийскую мафию…
В трубке раздался смешок.
- Вот-вот. Насмотрелась детективов… Он вполне адекватный человек. И где-то его можно понять: он просто хочет получить свои деньги.
- Да, но только при чём здесь ты?
- Ну, если уж быть совсем объективными, то и это не совсем так, я же не официантом работаю… К кому же ещё ему обращаться, раз Мишки нет?

…Нет смысла продолжать этот давний спор. С тех пор, как Миша уехал в Питер, не было дня, чтобы они не говорили об этом. Уже месяц длится вся эта история, а Миша не может или не хочет вникнуть в неё. Как ни противны ей были любые стереотипы, но приходилось признать: Миша просто подставляет своего директора в надежде на то, что тот всё уладит. Ну, пусть не подставляет, а просто не хочет понимать серьёзности ситуации, но это ничего не меняет. Открытие было неожиданным и безрадостным… И эта заноза, засевшая в их дружбе, была, пожалуй, самым главным, что не нравилось ей, да и Жене, во всей этой истории.
Катя уже давно сама позвонила бы Мише, если бы не чувствовала, что Жене это будет неприятно. Да она бы и не подумала вмешиваться, если бы интуиция не подсказывала ей, что положение не просто серьёзно, но и опасно. Адекватный человек… А кто сказал, что такие люди неадекватны?..

- Но я всё-таки хочу увидеть тебя сегодня… Как ты думаешь, во сколько ты сможешь освободиться?
- Думаю, часов в шесть. Я позвоню тебе… Я тоже хочу увидеть тебя, кареглазая. Ну… пока?
- Пока…
- Целую…

…Поскорей бы вторник… Во вторник он наконец улетит в Питер, и Мише уже не удастся прятать голову в песок…

-------------------------------------------------------------------------

0

6

5

- Да, Юрий Михайлович, я всё поняла… Спасибо вам. Но позвольте сказать два слова и от себя. – Катя улыбалась.
Приторно так улыбалась. Клиент – пожилой седой мужчина, то и дело утирающий лоб платком – недоверчиво и хмуро взглянул на неё.
- Я слушаю вас…
- В том, что в расчётах произошла ошибка, есть, конечно, и наша вина. – Теперь Катя говорила своим обычным – простым и доброжелательным тоном. Улыбка эта искусственная нужна была, чтобы привлечь к себе внимание раздражённого посетителя. И он действительно остановился и словно бы впервые увидел её. – Но посмотрите… - И она придвинула к нему документ. – Вот здесь… и здесь… видите? Эти цифры мы не трогали, просто перенесли всё, как было. На них впоследствии и были построены расчёты… Так что ошибка главным образом связана с ними.
Юрий Михайлович изменился в лице.
- То есть вы хотите сказать, что…
- Тот, кто составлял первоначальный проект, ошибся.
- Но разве мы не можем проверить всё с самого начала?
- Можем, но это означает – изменить договор, - пожала плечами Катя. - Пересмотреть сроки, сумму оплаты… Если вы согласны пойти на это, то и с нашей стороны возражений не будет.
Клиент нетерпеливо ждал, когда она закончит.
- Да, да, это всё понятно… Мне нужно знать одно: возможно ли перепроверить всё в принципе!
- Теоретически – возможно.
Он вздохнул с облегчением, откинулся на спинку на стула и с довольным видом посмотрел на неё.
- Катя, вы… вы позволите мне так вас называть?.. вы моя спасительница. Когда мы сможем обсудить все эти условия?
- Да хоть сейчас, - улыбнулась она и нажала кнопку разговорного устройства. – Николай Антонович примет вас. – И уже в микрофон: - Танюш, зайди на минутку…

…Когда за посетителем закрылась дверь, достала зеркало из сумочки. Во время всего разговора не покидало ощущение, что потекла тушь. Ну, конечно, так и есть: под глазами едва заметные чёрные пятнышки. Вот же ирония судьбы: позавчера только жаловалась на плохую погоду, а тут второй день жара – и опять плохо. Хорошо хоть, что подстриглась недавно, волосы не мешают, не падают на лицо… И так приятно ощущать непривычную лёгкость.
Вот и господин Горецкий страдает от жары – без конца утирал взмокший лоб платком… Дорогим, с монограммой… Пришёл жаловаться – настроенный решительно и даже злобно. Ну что ж, жалобы – неотъемлемая часть работы, не с автоматами же работать приходится, а с людьми… Иногда бывает, что и не удаётся успокоить. Но чаще всё же – так, как сегодня. Сейчас подпишет с Колькой ещё один, даже более выгодный договор…

…Дверь открылась. Улыбка тронула губы.
- Привет…
- Привет…
Женя подошёл, взял за руку, всмотрелся в лицо…
- Ты грустишь? Что-то случилось?
Она с весёлым изумлением посмотрела на него.
- Нет… С чего ты взял?
- Не знаю… Бледная какая-то.
- Вот и Колька всё твердит: бледная, бледная… - Катя пожала плечами. – Не знаю, всё вроде бы нормально. Наоборот, я довольна!
- Довольна? – улыбнулся он. – С чего бы это?
- Ты знаешь… Уже не могла дождаться, когда ты с Мишкой нормально поговорить сможешь… Я в воскресенье места себе не находила, всё думала: как ты там. А когда вернулся, так обрадовалась...
- Ну, правильно, уже похоронила меня… Сицилийская мафия?
- Она, родимая… Вот ты смеёшься, а мне действительно страшно. Вчера, пока мы с тобой гуляли, всё казалось, что за нами следит кто-то… Жень, не смейся, я тебе не говорила… Только не сердись: я вчера всё-таки навела справки, позвонила Сафронову. Он весь этот так называемый деловой мир как свои пять пальцев знает…
Женя нахмурился, отпустил руку.
- Зачем ты это сделала? Я же просил тебя…
- Ну, не сердись, прошу тебя… Будь моя воля, я бы прямо сейчас тебя в этот самолёт запихнула. Сафронов говорит, этот Владимир Гнедько в известных кругах пользуется бо-о-ольшим авторитетом…
- Ну, чего уж там, говори прямо – авторитет и есть…
- Опять смеёшься… Именно так. Крупный делец теневого бизнеса. К тому же, Сафронов говорит, он какой-то странный, «оригинал»… И из-за этих странностей от него все стараются держаться подальше. Я не понимаю одного: как Борщов мог связаться с ним?
- Кать, я же тебе говорил, это вполне респектабельный человек… И он предложил очень хорошие условия, а в то время, ты помнишь, у нас каждая копейка была на счету… И не знаю, как насчёт теневого, но легальный бизнес у него точно есть, и весьма солидный.
- Ну, конечно, надо же ему где-то деньги отмывать…
Женя отошёл от неё, прошёлся по кабинету, постоял у окна. Обернулся. Лицо усталое, улыбается явно через силу…
- Кать, давай не будем больше говорить об этом… Не знаю… Мне кажется, мне удалось уговорить его подождать ещё немного. Но ты же знаешь, это не разговор, ему нужны чёткие сроки… Улыбается, а в глазах – лёд… Но в любом случае через несколько дней всё закончится. Я только что звонил Мишке: деньги почти готовы, я привезу их в Москву… Ну, давай не будем портить себе расставание…
Она с нежностью посмотрела на него.
- Когда ты вернёшься?
- Не знаю, постараюсь побыстрее. Ты сможешь проводить меня?
Она огорчённо покачала головой.
- Не могу. – Кивнула в сторону двери, понизила голос. – У меня новая сделка… Колька сейчас работает.
В тёмных глазах промелькнуло разочарование, но тут же исчезло, и он снова улыбнулся.
- Ну, и хорошо. От всех этих проводов тоскливо так становится, как будто на Северный полюс уезжаешь. А всего-то два-три дня… Будем думать, что мы просто очень заняты и не можем встретиться…
Она подошла, подняла к нему лицо.
- Да… Как будто мы заняты и не можем встретиться…
Он обнял её, прижал к груди.
- Я люблю тебя.

…Скажи, скажи ему… Скажи, что любишь, скажи, что не можешь без него… Это самый удачный момент, такого тебе может больше не представиться… Он ждёт. Боже, сколько он уже ждёт! Целовала его, засыпала и просыпалась рядом с ним, согласилась выйти за него замуж – а самого главного он так и не услышал…
Но нет. Онемела. Ком в горле. Проклятый ком. Извините, вы к отоларингологу последняя?..
Та самая пресловутая кричащая громче любых слов тишина. Интересно, чем он эту тишину заполняет? О чём, по его мнению, думает она сейчас? Да и всякий раз в подобные минуты? Сколько уж раз было такое… Наверное, нужно поговорить об этом, расставить все точки над «и». Иначе он будет думать про неё неизвестно что… Что она пересиливает себя, например, что жалеет его… А ведь это всё неправда, неправда!..

…Но Женька на то и Женька, чтобы не усложнять ничего, не драматизировать. Поцеловал и отпустил. И по-прежнему улыбается. И не просто улыбается, а – глаза улыбаются… Глаза так просто не зажжёшь улыбкой.
Вздохнула с облегчением. До следующего раза…

***

…Вот так бы идти и идти, не останавливаясь. Хорошо, что согласилась пройтись вместе с Колькой и Таней пешком. Надо же, сколько раз проезжала мимо всего этого – и не замечала… Теперь, как выздоравливающий после долгой болезни, радуется любому слову на вывеске, любому манекену в витрине. Это – как продолжение её воскресного отдыха, тот самый долгожданный отпуск… Вот и этот Юрий Михалыч тоже в отпуск собрался. Смущённо так попросил её подождать неделю. Ну, конечно, неловко – вроде бы такой грозный пришёл, весь в делах, не подступиться… А тут – поездка на отдых, и не сказать об этом нельзя… Так что подписали договор – и по домам. Нечего в офисе париться.

- Катька, смотри, какая вода чистая… И дно близко-близко… Как будто и не Москва-река вовсе…
Счастливый Зорькин перегнулся через парапет и тоже, как ребёнок, радуется нежданной передышке. А Таня опять недовольна чем-то, даже и тень улыбки на лице не промелькнёт… А, не обращать внимания. В кои-то веки настроение с другом любимым совпадает…

- Кать, а Женька уже в аэропорт уехал, да?
- Да… - Катя машинально взглянула на часы – в сотый раз уже, наверное, после того, как Женя ушёл из офиса. – Ты же знаешь, у него рейс через полчаса…
- Знаю… Я два раза этим рейсом летал… И один из них, между прочим, - на открытие ресторана, как ты помнишь…
- Помню. И ещё я помню, что после открытия было…
- Ой, а что было-то, что было?.. Ну, перебрал немного… Зато сколько впечатлений! Тань, я тебе не рассказывал?.. Они такого дизайнера пригласили – просто блеск, я такого никогда не видел…

Катя шла, улыбаясь, слушая вполуха занимательный рассказ о том, как «Вольдемар упал в бассейн». Что-то в последнее время Зорькин кичиться своими пьяными подвигами стал… Раньше за ним такого не водилось. Наутро он всегда злой, как сто чертей, и кефир пьёт литрами… А потом при любом упоминании морщится, как на приёме у дантиста. А тут с таким удовольствием рассказывает… Она прислушалась на секунду. А, ну всё понятно. Разукрасил всё так, что и не узнаешь. На самом деле всё было гораздо прозаичнее…

…Она сразу и не поняла, что кто-то зовёт её. Странно было услышать свои имя-отчество в этом месте… Обернулась, приставила ко лбу руку козырьком (солнцезащитные очки с диоптриями – одно название), пригляделась. У распахнутой дверцы шикарного чёрного «Мерседеса» стоял незнакомый мужчина средних лет и улыбался ей.
- Видимо, вы ошиблись, - тоже улыбаясь, сказала она и уже повернулась, чтобы идти дальше, но мужчина сделал шаг к ней навстречу и энергично покачал головой.
- Нет-нет, Екатерина Валерьевна, я звал именно вас…
- Меня?.. Но я вас не знаю.
- Ну, вот я и взял на себя смелость познакомиться с вами… Надеюсь, вы извините меня.
Она улыбалась растерянно. Что это ещё за неожиданное приключение?
- Меня зовут Владимир Павлович, фамилия… Ну, фамилия вам ни о чём не скажет. Хотя… возможно, вы и слышали обо мне от Евгения Викторовича.
- От Евгения Викторовича? Вы знакомы с ним?
- Да, в некотором роде… - Незнакомец снова одарил её тёплой улыбкой. – Екатерина Валерьевна, мне нужно поговорить с вами. Разговор этот, можно сказать, деликатный и не для чужих ушей… - И он значительно глянул на её спутников, стоявших в стороне и удивлённо наблюдавших за ними. – Я бы очень просил вас поехать со мной. Здесь недалеко, уютный ресторан…
- Владимир Павлович, вы извините меня, но я не понимаю… И вряд ли вы можете полагать, что я вот так, без объяснений, соглашусь поехать с вами…

Но пока она говорила эти слова, она уже знала, в чём дело. Произнесённое вслух имя незнакомца послало импульс сознанию, и она всё поняла.
Странно… Она не испытала страха, голос не дрожал и ноги не подкашивались. А ведь произошло то, чего она боялась. Человек, которому Михаил был должен большую сумму денег и о котором она получила у Сафронова такие пугающие сведения, стоял перед ней.

- Екатерина Валерьевна, объяснить вам здесь я всё равно не смогу… Ну, скажем так: дело касается одного нашего общего знакомого… и самого Евгения Викторовича… Мне нужно поговорить с вами о нём.
- О Жене?!.. Где он? Что с ним?
Владимир сузил глаза и приложил палец к губам.
- Вот это я и хочу объяснить вам… в том самом ресторане, в двух кварталах отсюда.

…Ну, вот теперь и задрожали руки… Как садилась в машину, как ехали – Катя едва помнила. Вся была как натянутая струна, каждая клеточка в напряжении… И всю дорогу помнила об одном: на её вопрос о том, где Женя, Владимир не ответил: «Не знаю», а пообещал всё объяснить позже… Значит, всё просто: он попал в руки этих бандитов.
Господи, ну почему так? Ещё бы полчаса, каких-нибудь полчаса, и он был бы уже недосягаем для них, вряд ли они полетели бы за ним в Питер!.. Хотя… Она рассуждает, как маленький ребёнок. Если они хотели запугать и надавить на него, они могли бы сделать это где и когда угодно…

А этот лощёный мерзавец ещё смеет смотреть на неё своим холодным пренебрежительным взглядом! Прав, ох, как прав Женька – «улыбается, а в глазах – лёд»…
В зале совсем темно – грубые дубовые стены почти чёрного цвета, в окнах – сине-зелёные витражи. Она почти ничего не видит, и от этого страх растёт, ширится…
- Владимир Палыч, я прошу вас сказать мне, в чём дело.

- Обязательно скажу, - кивнув официанту, принесшему напитки, спокойно сказал Гнедько. - Дело в том, Екатерина Валерьевна, что на правах старой дружбы я обратился к одному нашему общему знакомому за помощью, и он не отказал мне… Жаль, что я не могу открыть вам его имя: его отзывы о вас весьма лестны. Так вот, он поведал мне, что вы – женщина редкой трезвости ума, благоразумная, рассудительная… И не позволяете эмоциям вмешиваться в дело, что очень и очень важно для нас, бизнесменов…

…Нет, глубоко неуважаемый Владимир Павлович, ваш таинственный информатор ошибся. Сейчас я позволю эмоциям вмешаться в дело… вот как раз сейчас и позволю… и так позволю, что вы будете всю жизнь об этом вспоминать!..

Он поспешно накрыл её руку своей рукой.
- Я понимаю, именно сейчас эмоции переполняют вас… Но дайте мне всего минуту, и вы поймёте, что эта неоднозначная ситуация только кажется вам таковой. – Он помолчал немного, отпил из бокала свой мартини. Катя исподлобья смотрела на него. К своему бокалу она даже не притронулась. – Вы знаете о том, что случилось. Если вкратце, то: я одолжил крупную денежную сумму господину Борщову, естественно, на определённых условиях, главным из которых были даже не проценты, а срок погашения долга… Так уж получилось, что я не обладал и не обладаю возможностью продлить этот срок, и по его истечении вполне законно требую возмещения долга в полном размере. Однако ни господин Борщов, ни его заместитель господин Сорокин не соизволили назвать мне хотя бы сроки, которые они сами определяют для уплаты. Согласитесь, в таких условиях мне ничего не остаётся, кроме убедительного воздействия на них…
Господи, что может скрываться за этим словосочетанием!.. Этот птичий язык придуман такими, как он, чтобы прикрывать свои подлые преступления!.. Но надо быть спокойной. Спокойной. И помнить о Жене. Ведь он сейчас…
- Будьте добры, разъясните мне, что вы называете «убедительным воздействием»…
- С удовольствием. Для этого я и пригласил вас. – Владимир неосторожно повернул бокал, и несколько капель напитка попало ему на руку. Он не спеша поставил бокал, вытер пальцы салфеткой и аккуратно положил её на стол рядом с бокалом. – Мои люди следили за господином Сорокиным, мы знали, что он поедет в Домодедово… Сейчас он находится в моём загородном доме. Нет-нет! – поспешно воскликнул он, видя, что Катя собирается подняться, и снова взял её за руку. Она с силой вырвала её, но осталась сидеть на месте. – Не волнуйтесь, я прошу вас… Я не причиню ему вреда, я обещаю… Я только хочу, чтобы вы убедили его отдать деньги. СЕГОДНЯ…
- Я?!.. И для этого вы нашли меня?!
- Именно для этого, Екатерина Валерьевна. Я знаю, по дороге к Евгению Викторовичу вы обдумаете всё и поймёте правоту моих слов.
- Вы не понимаете… Неужели вы не понимаете, что если бы у них были эти деньги, они не задержали бы выплату?!
Гнедько откинулся на спинку стула и равнодушно пожал плечами.
- Понимаю. Более того, уверен: они не обманывают меня. Но это ничего не меняет: мне нужны мои деньги. Люди, имеющие успешный бизнес в двух столицах, наверняка в состоянии ускорить дело. Знакомые, друзья, родственники, наконец… - И он замолчал, пристально глядя на неё.

Катя тоже молчала. Нет, она не раздумывала над его словами – думать тут было не о чем, она просто свыкалась с этой ситуацией фарса, в которой оказалась. Невозможно поверить. В двадцать первом веке два взрослых цивилизованных человека ведут разговор, сильно напоминающий перипетии плохого детективного сериала, которые пачками снимаются на потребу непритязательному зрителю… Этот человек просто разыгрывает её. Разве можно всерьёз предположить, что он действительно держит взаперти Женю… Она вспомнила слова Сафронова о «странностях» её собеседника.

- Но это глупо, - устало сказала она. – Если всё так, как вы говорите, вы просто помешали господину Сорокину выполнить обязательства его фирмы… Через два-три дня вы получили бы деньги…
- Это всего лишь слова, - спокойно возразил Гнедько. – Евгений Викторович пытался выехать из города и присоединиться к своему компаньону. Такой вариант вас устраивает?
Бесполезно убеждать его. У него своя правда. Правда мира, по законам которого он живёт. Ей эти законы неизвестны, остаётся только подчиниться и играть по его правилам.
Катя встала. За ней следом поднялся и Гнедько.
- Отвезите меня к нему, - холодно сказала она.

***

Ничто на этой «даче» не напоминало о принадлежности к тому миру, о котором она только что думала. Не было ни злых псов, ни накачанных охранников в спортивной форме – ничего из того, что она знала по фильмам и как представляла себе подобные места. Когда машина подъехала ко входу, из дома вышел человек, по виду ровесник Гнедько, тоже хорошо одетый, но попроще – в рубашке и летних брюках. Гнедько познакомил их.
- Это Олег Васильевич, - сказал он. – Он и привёз Евгения Виктровича сюда.
- Добрый день, - как ни в чём не бывало, как будто она была обычной гостьей, улыбнулся Олег Васильевич. – А я уже видел вас, Екатерина Валерьевна… вас и господина Сорокина… вчера, на набережной, помните?..
Ну, конечно, она помнит… Она знала, что за ними следит кто-то. Хоть бы дрогнуло в лице что-нибудь… но нет, он не испытывает ни стыда, ни угрызений совести. Поскорее бы избавиться от них всех.
- Ну что ж, я оставляю вас с Олегом Васильевичем, - сказал Гнедько. И уже другим тоном добавил: - Екатерина Валерьевна, я буду ждать вашего звонка… Надеюсь, вы долго не задержитесь здесь.
Она сухо кивнула и повернулась к своему провожатому. Уже идя в дом, услышала шум двигателя. «Мерседес» выезжал со двора.

Она и её спутник шли молча. Ему незачем, а у неё не было желания разговаривать с ним. Странная апатия овладела ею. Что можно сделать?.. Что она может сделать?.. Она ничего толком не знала ни об этой сделке, ни о знакомых Миши или Жени, которые могли бы помочь. Женя сопротивлялся её попыткам вникнуть в это дело. Теперь они расплачиваются за это…
Дом был пуст и тих. Невозможно было поверить, что какой-то час назад сюда насильно привезли человека… Её спутник подвёл её к одной из дверей на втором этаже.
- Я оставлю вас, - сказал он, оборачиваясь к Кате. – Если что-то понадобится, просто выйдите и позовите.
Видя, что отвечать она не собирается, он повернул ключ, торчащий в замке, и распахнул дверь. И, едва она вошла, снова запер дверь с другой стороны.

Как здесь темно. Единственное окно в комнате плотно завешено жалюзи. У окна стоял человек, и, как только дверь открылась, он порывисто обернулся, но, увидев, что дверь захлопнулась, замер и стоял, просто молча глядя на Катю.

В первый же миг она поняла, что это не Женя. И как глупо было весь этот год предполагать обратное… Только тот, кто не знал их, мог перепутать. Они были совсем не похожи.
Несправедливо…

Сознание вспыхнуло, затрещало и стало разваливаться на куски. Одним из них было воспоминание… голос Киры… «Во вторник улетаю в Питер, меня проводит Андрей».
Вдруг захотелось смеяться. Смех душил, разрывал всё внутри. Она же знала: это дешёвый фарс. Маскарад.
Но на нём ведь нет маски, как судьба могла перепутать?!..

------------------------------------------------------------------------

0

7

6

…Да, она могла бы засмеяться. А могла бы – заплакать. Что чувствует садовник, открепивший черенок от своей любимой розы в надежде вывести новый сорт и получить первый приз на выставке, но по приезде на выставку обнаруживший, что технологии давно ушли вперёд, некогда любимая роза ещё совершеннее, чем прежде, а его собственный экспериментальный цветник давно устарел, как ни поливал и не лелеял он его?..

Андрей Жданов стоит перед ней и смотрит на неё. Он тот же и в то же время – другой. Густые, почти чёрные волосы отросли, как-то по-новому подстрижены, мягкие волны на висках, длинная чёлка обрамляет лицо сбоку и, наверное, то и дело падает на лоб… Глаза… Глаза стали старше, даже несколько морщинок вокруг них… Но это его глаза. Да, это Андрей Жданов. Андрей. Жданов.

Интересно, а ему тоже хочется смеяться? Слишком нелепа вся эта ситуация… Но нет, ему не до смеха. Для него всё произошедшее – не таблица умножения, как для неё, а сложнейший логарифм.
Только сейчас она разглядела, что он прикладывает к виску пакет со льдом. Удивительно ещё, как он не поубивал их всех…

- Катя… Откуда… как…

И голос. Это его голос. И у неё снова горчит и першит в горле.

…Да, вот и она до сих пор не может заговорить с ним. По одной простой причине – она не знает, как обращаться к нему. Никогда не могла представить его вне «Зималетто», вне должности президента, вне, вне, вне…
Андрей Палыч, на "вы"? Смешно, он ей больше не начальник, между ними всего шесть лет… Андрей, ты?.. Возможно, но близость была так коротка, а главное – призрачна, что он может расценить это как её желание напомнить ему… как её неспособность забыть. А этого никак нельзя допустить. Просто потому, что она забыла.

И всё же как-то заговорить надо… Да, пусть. Она скажет ему «ты», подаст знак и для него, чтобы хоть этой неловкости между ними не было.

- Да, это я… Кажется, я понимаю, в чём дело, послушай… Но сначала скажи мне, как им удалось привезти тебя сюда?

…Как хорошо, что здесь так темно. Если бы они могли видеть друг друга при безжалостном дневном свете, не так легко было бы говорить всё это. И этот его открытый, словно ласкающий, обнимающий взгляд. Завораживающий, невозможно отвести глаза. Он этого не хочет, он не нарочно… «Кать, вот вы мне скажите, почему так происходит? Приходят в компанию вроде бы нормальные женщины, а потом становятся больными на всю голову!..» - «Андрей Палыч, может быть, это вы сводите их с ума?»…

- Им? Скажи хоть – кому это «им»?! – И он снова поморщился и, наклонив голову, с силой повёл шеей. – Чёрт, как больно…
Она сделала шаг к нему, неуверенно протянула руку.
- Что там? Может быть, что-то серьёзное?
Он отмахнулся и отступил от неё.
- Да нет, всё нормально, обычный слева… Но и этот бугай, думаю, сейчас не улыбается…
- Но как же… как же всё-таки им удалось?..
Андрей выпрямился, с досадой посмотрел на пакет и отшвырнул его. Потом посмотрел на неё.
- Я был в аэропорту, провожал Киру… Она улетала в Питер, попросила проводить… Когда уже собирался возвращаться к выходу, подошли двое, начали нести какую-то чушь… «Ваша девушка у нас, она очень просит вас приехать… Это очень срочно и очень важно»... Объяснять ничего не стали, что мне оставалось делать?.. Когда понял, что хотят запереть, врезал одному из них. Потом этот, который привёл тебя, лёд принёс, сказал: «Ждите, она сейчас приедет»… Вот и всё.
- Девушка? Но зачем ты поехал? Ты разве не понял, что…

Она испуганно замолчала, чувствуя, как краска заливает лицо. Так и знала… Так и знала, что случится нечто подобное, она попадётся – вот так постыдно, бездарно. Ну, конечно, девушка ведь может быть не только у Жени… У Андрея Жданова тоже может быть девушка, и он тоже может беспокоиться о ней. Поэтому и принял всё за чистую монету.

Он отвернулся, сделал вид, что рассматривает что-то на стене… Потом, слегка усмехнувшись, снова взглянул на неё.
- Кать, может, всё-таки объяснишь мне, что здесь происходит? Почему ты здесь? И главное – почему Я здесь?

Она не удержалась и невольно улыбнулась в ответ. Как ни абсурдно всё происходящее, это действительно забавно… И как знаком этот обмен улыбками. Словно тёплая волна… Нет, я не держу на вас зла, Андрей Палыч, вы можете не беспокоиться… И я докажу вам это… уже доказываю…
Печально усмехнулась самой себе. А почему она решила, что он беспокоится? Ни взглядом, ни намёком не дал он ей понять, что его трогает вся эта прошлая история… Напротив, это он злится на неё. Разве она не помнит, как они расстались, какие обвинения он бросил ей в лицо?..

…Рассказала ему всё, объяснила, как могла. На его вопрос о том, как всё же могли перепутать, ответила коротко: «Вы похожи». Упомянул же этот Олег Васильевич, что видел Женю мельком, лишь однажды… А тут – нарочно не придумаешь – и Андрей в аэропорту оказался… Вот так берегла-берегла, прятала-прятала, а судьба запутала тропинки так, что и не поймёшь – где своя, где чужая… Вот и вынесло её на тропинку, в тихой войне с самой собой давно объявленную не своей.

- Детский сад какой-то… - Его губы расплывались в невольной улыбке. – Смешные бандиты какие-то, Кать… ненастоящие.
И ей бы добавить только: «И правда… дураки какие-то» - и был бы полный набор воспоминаний… ну, почти.

Да, это было бы смешно, если бы не было так грустно. А Женя сейчас в воздухе и ни о чём не подозревает… И что она чувствует? Радость, облегчение? Или?.. Да если вот так, сходу, - то ничего. Ни для чего места не осталось.

…Голос Андрея вывел из задумчивости.
- Кать, у тебя телефон не забрали?
Она встрепенулась, стала поспешно открывать сумку.
- Нет, наоборот, он попросил меня как можно быстрее позвонить ему…
Андрей, беря у неё телефон, покачал головой.
- Нет, ему звонить рано. Они должны оставить тебя в покое. Я так понимаю, от… парня твоего толку сейчас мало. Я попробую достать деньги.
Она ответила не сразу. Слишком много противоречивых чувств нахлынуло. Просто торнадо.
- Ты… что… не надо… незачем… Надо просто всё объяснить им, и они выпустят нас… одну меня им нет смысла держать…
Но, пока она говорила эти слова, отчётливо поняла, что не уйдёт отсюда, пока Гнедько не получит деньги. И, испуганно глядя на Андрея, видела, что понимает это и он. Страх, видимо, выплёскивался из глаз, так как он шагнул к ней и взял за руку, уже говоря что-то в трубку телефона.
…- Что-то можно сделать?.. Да какую часть, говорю тебе – всё, и срочно!.. – Поморщился, заиграли желваки. – Ну, спасибо и на этом… Без тебя я, конечно, бы не додумался…

С силой нажал на кнопку, задумался на минуту. Потом посмотрел на неё, улыбнулся ободряюще: «Всё будет нормально!». В лице и улыбке – весёлая ярость, возбуждение сродни хмельному. Всё знакомо…
Снова стал жать на кнопки. Она увидела, как просияло его лицо, и тут же он, отпустив её руку, сделал несколько шагов вглубь комнаты. Понизил голос и вообще стал другим, разговаривал совсем не так, как с предыдущим собеседником…
…- Только ты звони на этот номер, у меня сейчас нет телефона… Хорошо, если так лучше, я позвоню сам… Через пятнадцать? Договорились… Спасибо, Милен… Жди звонка…
Обернулся. Улыбнулся.
- Ждём…

Попыталась выяснить, кто этот таинственный спаситель… спасительница с редким именем. Нетерпеливо махнул рукой:
- Всё, всё потом… Ты сейчас звони своему мафиози доморощенному… Должны же мы адрес точный знать, куда деньги везти… Только не говори ему сейчас про это позорище, долго объяснять придётся… Потом скажешь.

…Гнедько был приятно удивлён. Такая оперативность… Сказал, что сам не сможет приехать; как только деньги привезут по указанному им адресу, он позвонит Олегу Васильевичу и их выпустят…

Опустила руку с телефоном, растерянно посмотрела на Андрея.
- Я не сказала… Но должен же он знать…
- Потом расскажешь. Сейчас главное – выбраться отсюда. – Помолчал и уже более спокойным тоном произнёс: - Значит, этот твой Женя и не знает ничего… Интересно, как он допустил такое?
Как ни было подвижно его лицо, как ни мало он умел в таком состоянии скрывать свои чувства, на этот раз она ничего не могла ни расслышать, ни разглядеть. Ровно так сказал, глаза непроницаемы.

Она ничего не ответила. Да и что было отвечать? Да он и не ждал ответа.
- Как ты живёшь? – спросил он.
- Нормально… Хорошо… Всё в порядке.
- Работаешь?
- Ну, конечно. У меня своя фирма.
- Даже так?.. Я рад. Чем занимаешься?
- Ну, чем я могу заниматься? Бизнес-планирование, консультирование…
…Интересно, почему ей так трудно поднять на него глаза? Как будто в этих словах есть что-то постыдное… Неужели Юлиана права и она всё ещё испытывает чувство вины? И почему-то именно перед ним. Только перед ним. Кира, как ни старалась, не смогла поколебать её равновесия.
- А разве… - неуверенно проговорила она. - …разве Кира тебе ничего не говорила?
Он неопределённо мотнул головой.
- Кира?.. Да вроде нет… Не помню. – И он поспешно взглянул на часы. – Пора звонить…

Всё те же противоречивые чувства обуревали её. Что вот он делает сейчас? Просит в долг деньги для неё и её друзей – которых совершенно не знает. И даже не спросил у неё, когда они смогут их вернуть… Как всегда – бурлящий вулкан, решения принимаются быстро и необдуманно. Надо срочно связаться с Женей, Мишей, всё рассказать им… Она едва дождалась, когда он закончит разговор.
- Андрей, послушай, ты ведь даже не знаешь, для кого просишь деньги… Я так не могу. Я хочу, чтобы ты поговорил… с Женей или его шефом, чтобы у тебя не было сомнений, чтобы всё было определённо…
Морща лоб, он непонимающим взглядом смотрел на неё.
- Кать, ты о чём? Каких сомнений? Я беру деньги для ТЕБЯ, при чём тут ещё кто-то? Неужели ты не понимаешь, что главное сейчас – избавиться от этой проблемы?
- Понимаю, но…
- Ты не хочешь принять мою помощь?

И опять словно невидимая дверь закрывает его глаза. Как пелена опускается… Такого раньше не было. Как он меняется внезапно… научился?.. пришлось?..
Господи, сколько всего. Она думала, он ненавидит её – он выручает её. Она думала - онА ненавидит его, а что-то вдруг поднимает волну протеста внутри и заставляет поспешно отрицать:
- Нет-нет, только не думай так! Дело не в этом, а в том… мне просто неудобно, понимаешь? Это ведь даже не сто тысяч рублей!..

При этих словах лицо его вновь изменилось, даже посветлело… Опять как-то так по-домашнему, уютно улыбнулся. Зна-ко-мо.
- Кать, тебе не кажется, что что-то подобное уже было?.. – И после мгновенной паузы уже другим тоном: - Не волнуйся, Кать. Всё будет хорошо. Милена привезёт деньги, нас выпустят, и Женя твой рассчитается с Миленой. Всё просто. Проще, чем ты обычно… чем ты думаешь.
Она вздохнула. Знать бы ещё, что за Милена такая…

…Милена – его знакомая. Вице-президент банка. Очень хороший и верный друг, порядочный, серьёзный человек.
- Если бы не она… в моей жизни многое было бы по-другому. Так что это просто счастье, что есть Милена, что она в Москве, что у неё не был отключён телефон… ну, и так далее. Так что насчёт неё ты можешь не волноваться. Ну, и к тому же, и это самое главное… - Он помолчал и закончил: - …я верю тебе. Так что никакие доказательства ни мне, ни Милене не нужны.

…Он верит ей. Он ей верит. Что это означает? Что она чувствует? Удивление? Радость? Боль?.. Опять же – пока ничего, кроме привычной уже горечи. Нет, и ещё что-то… Как ни странно, ни абсурдно во всех этих обстоятельствах – какую-то непонятную лёгкость. Может быть, это оттого, что он кажется ей таким, как прежде… до всего того, что он поставил между ними. Как это было бы хорошо… Как было бы хорошо расстаться на этой ноте, чтобы в воспоминаниях он остался именно таким, чтобы она радовалась этой встрече…

***

…Да, Пушкарёва, такое только в твоей жизни могло произойти… Разве могла ты ещё утром предположить, что вечером будешь сидеть на заднем сиденье автомобиля, за рулём которого – женщина Андрея Жданова, а рядом с ней – он сам?..
Потусторонний мир. Сюрреализм. За гранью возможного.
Ну, а разве то, что она провела несколько часов в полутёмной комнате в разговорах и внезапно обнаружившихся срочных делах с человеком, которого ещё утром считала для себя несуществующим, - это не потусторонний мир? И это тоже… Может, они оба – потусторонние, ненастоящие?.. Сколько раз той весной ей снилось, что она едет куда-то с ним, и только лента шоссе убегает из-под колёс... Сейчас она проснётся, и всё исчезнет, а будут – окно, шторы со смешным рисунком, книжные полки, пожелтевший Леннон на двери…

Но куда девать эту стильную женщину – одетую с иголочки, пахнущую дорогими духами, слабый аромат которых будто разлит в воздухе салона? Она-то не похожа на существо из другого мира… Вполне реальная такая, зрелая, стоящая на ногах женщина… И в той полутьме её не было…
Да мало ли где её не было. Но теперь она есть. И это - реальность. И нечего вспоминать про те сны для двоих. Тем более что Леннона она давно с двери убрала.

Ехали молча. Можно было только догадываться о том, что сейчас испытывает эта Милена. Её эта потусторонность тоже наверняка забавляет… Но она слишком хорошо воспитана, ну, или просто характер такой, но и виду не показывает, что всё происходящее немного напоминает какой-то спектакль в стиле «фэнтэзи». Приехала, спокойно сообщила о том, что деньги переданы, так же спокойно и доброжелательно познакомилась с ней, Катей. С Андреем держится ровно, без фамильярности и претенциозности… Вот только всё равно с первого взгляда видно, что на самом деле их связывает, пусть он твердит слово «знакомая» хоть тысячу раз… Да, на этот раз, похоже, у Киры действительно нет шансов. Да и нужен ли он ей ещё, этот шанс?..

Но Милена всё же нарушила молчание.
- А в милицию вы, Катя, не хотели обратиться? Вообще-то, если всё так, как вы рассказываете, это - похищение… - негромко заметила она, не отрывая взгляда от дороги.
- Честно говоря, я вообще не успела ничего обдумать… Только знала – надо сделать так, как он просит. - И, подумав немного, Катя добавила: - Да он и не боялся милиции. Знал, что мои друзья не будут туда обращаться. Слишком запутано всё…
Милена кивнула в знак того, что понимает, что она имеет в виду, и продолжать не надо. В бизнесе часто случаются ситуации, в которых лучше разбираться без привлечения общественности…

…Интересно, о чём он думает? Подсознательно сравнивает, наверное, двух женщин, бывших в его жизни, и поражается, как в своё время хватило духу приблизиться к этой, на заднем сиденье, пусть теперь и со стильной мальчишеской стрижкой и сумкой за двести долларов… Всё равно какая-то не такая. Другая. По-ту-сто-рон-няя…

Но какие бы мысли ни приписывала она ему, всё равно это будут лишь её фантазии. Она ведь его даже не видит – только пушистую тёмную макушку… Он сидит молча, откинувшись на сиденье. Когда они заговорили, даже не повернул головы. А ведь время, последнее время, просачивается сквозь воронку реальности, как через талию песочных часов… Хоть шевельнись, вздохни. Чтобы я знала, что ты был.

Но нет. Так и доехали. Как будто - не было…

Он вышел из машины, открыл дверь, подал руку. Милена оставалась в машине: по пути договорились обо всём необходимом, обменялись координатами. И она тоже сказала ей «верю». «Потому что вам верит Андрей».

- Ну что, до встречи? – Ей показалось, или он задержал её руку в своей?
- До встречи?..
- Ну, да, мы ведь встретимся… Или нет? – Через уже знакомую пелену во взгляде на этот раз можно уловить пару искорок – или якорьков, которыми он хочет уцепиться за её взгляд и ничего не пропустить. Зачем? Хочет убедиться, что её доброе отношение к нему искренно?..
- Я думала, что… что Милена с Мишей встретятся, и всё решат… нам не нужно…
И вот – глаза раскрылись, взгляд стал тёплым, голос – мягким. почти вкрадчивым… Это какой-то подвох…
- Кать, почему не нужно? Ты боишься встретиться со мной? Почему?

Странно, взгляд тёплый, но вдруг повеяло холодом. И даже не холодом, а так, ветерком, лёгким, как дыхание. Но и этого дуновения хватило, чтоб внезапно ожил и стал раскрываться защитный панцирь. Не надо, Андрей…

- Я не боюсь. Просто думаю, что это не нужно… ни вам, ни мне.
Сказала и ужаснулась: она назвала его на «вы»? Откуда это вдруг взялось? Ведь так долго и легко говорила ему «ты»… И он вздрогнул, услышав это.

- Да?.. А я всё же хочу понять почему. Ведь если между нами всё так хорошо и легко, как было сегодня, то у тебя нет причин бегать от меня. – Он вдруг сделался серьёзным, даже напряжённым. И ощущение силы, обычно исходящее от него, стало почти осязаемым, заполнило всё пространство между ними. – Может быть, ты чувствуешь себя виноватой из-за того, что тогда не поверила мне? Так не надо, Кать, главное, что ты всё-таки знаешь, что я говорил тебе правду… Или ты жалеешь меня, потому что «Зималетто» больше нет и это из-за тебя? Так это тоже глупо - у меня всё хорошо! У меня всё нормально, Катюнь, даже не сомневайся! Я живу, как умею, меня устраивает моя жизнь, и ты уж точно ни в чём не виновата!.. Или всё проще - ты так и не простила меня и тебе неприятно меня видеть? Скажи мне, Катя, я имею право знать...

…Всё. Он всё разрушил.
Разрушил то хрупкое и невесомое, но драгоценное, что она собиралась унести с собой. Не успела…
Она устало подняла на него глаза. Она знала – этот взгляд, холодно-сочувствующий, отчуждённый, оттолкнёт его навсегда, но это было уже неважно. Он сам выбрал это – не захотел сберечь тепла. Такой уж он, и ничто его не изменит.

- Я простила… тебя, - с усилием проговорила она. Теперь ей даже физическим неприятно было говорить ему «ты». – Давно простила и всё забыла. А вы все… вы не хотите забыть… Я прошу только одного – оставить меня в покое. Неужели это так трудно? Зачем ты опять начинаешь всё сначала? Ведь теперь… теперь мы ничего не должны друг другу, я не нужна тебе!.. Я пойду.
И она повернулась, чтобы уйти, но он схватил её за руку и с силой развернул к себе. «Нет…» - испуганно прошептала она, умоляюще глядя на него. Этого не может быть… Он не может быть таким безжалостным, не может не понимать, что все эти дежа вю причиняют ей немыслимую боль…

Они смотрели друг на другу всего секунду... его лицо дрогнуло, тоже как будто от боли, и он отпустил руку.
- И всё же мы увидимся, - хрипло сказал он. – Хотя бы для того, чтобы не расставаться… вот так.
И что-то в его голосе было такое… что-то такое, что заставило её сердце сжаться и наполнило глаза слезами.
А ведь она не плакала уже очень давно. С тех самых пор, когда он в последний раз хватал её за руки. Она забыла, что такое плакать, она забыла, всё забыла!..

Пошатываясь, она шла к подъезду. Никакие сладкие коктейли уже не помогут… Горько. Горько, горько!!..

Вот уж не думала, что сегодня под конец ещё и на свадьбе придётся побывать. Только вот в роли кого?.. Самого горластого гостя… Только дайте ей волю, и она перекричит любого, будет в истерике кричать, как ей горько, пока её не свяжут, пока она не охрипнет… Вон с этой тропинки… в заросли, в чащобу, куда угодно… Лучше ободрать кожу в кровь, чем вспоминать его лицо, когда он отпустил её руку, как сжалось сердце…
Проклятый маскарад… Он по-другому и не мог закончиться. Глупая, смешная, она так надеялась на чудо. Он украл у неё чудо. Не привыкать…

------------------------------------------------------------------------

0

8

7

Подождав, пока машина отъедет, Андрей достал ключи, открыл калитку и вошёл во двор.
И сразу же навстречу ему бросился огромный пушистый пёс. Подбежал, завилял хвостом… Андрей присел перед ним на корточки, потрепал его по холке, ответил улыбкой на преданный и тоже как будто улыбающийся взгляд. Вот уж кто никогда не сочтёт предателем, не будет презирать и ненавидеть…

Со стороны дома послышался шум. Андрей поднялся на ноги и увидел красивую пожилую женщину – полную, с косой-короной на голове, - спускающуюся по ступенькам.
- Андрюша, а что так долго? Рейс задержали?
Он покачал головой.
- Долго рассказывать, Ольга Вячеславовна. У Киры всё нормально, она уже в Питере, только что звонила.
Ольга Вячеславовна кивнула и встревоженно всмотрелась в его лицо.
- Какой-то ты уставший… Случилось что-нибудь?
Он в нерешительности посмотрел на неё. Сказать?.. Так хочется кому-нибудь рассказать… Рассказал же он ей о встрече Киры с Катей… Но он пока не может. Не может произнести ни слова об этом.

Он стоял, смотрел на свой дом, на Джима, на заботливую женщину, помогающую ему по хозяйству… и вдруг пронзило острое до боли, почти невыносимое ощущение… Как укус пчелы – мгновенно, но необратимо, и надо что-то делать с этим жалом, засевшим в тебе.
Ему вдруг показалось, что всё, что окружало его, - какое-то жалкое, никому не нужное, ненастоящее… Словно в один миг и на всём этом оказался отпечаток её презрения. Как будто эти два года были лишь слабой потугой, как будто он лишь убеждал себя в том, чего и вовсе не существовало – в том, что жизнь его наладилась, в своём спокойствии и благополучии…

Ты пытаешься жить, как все, убеждаешь себя в том, что всё идёт хорошо… Но вот сталкиваешься с тем, что изменило тебя и твою жизнь, и понимаешь: вот оно, всё в целости и сохранности, и так и будет с тобой всегда… Ты можешь кричать, биться головой о стену, хватать её за руки, можешь отпустить или не отпускать её вообще – но она вечно будет думать о тебе так, как думала всегда.

И снова, как и по дороге от её дома, что-то жестокое и мстительное поднималось в его душе, и он не мог смириться с тем, что в одну минуту она разрушила то, что он с такими упрямством и надеждой создавал всё это время…

…Как она сразу укуталась в свой кокон, как холодно посмотрела на него, и это ледяное «вы»!.. А ведь он не сказал ей ничего особенного! Его просто задело, что она вот так, сходу, не задумываясь, отказалась от встречи с ним. А он и про встречу-то просто так сказал, тоже не задумываясь, но она этим унизительным вопросительным знаком: «До встречи?..» заставила его запротестовать… Ведь он не насекомое какое-нибудь, которое машинально стряхиваешь с одежды, чтобы избавиться от него и никогда больше не видеть.

Нет, она не простила его. Так нельзя простить. Так не прощают.

…Так и не заговорив с Ольгой Вячеславовной, он пробормотал, что не будет ужинать, взбежал по ступенькам и, распахнув дверь, скрылся в доме. Ольга Вячеславовна с тревогой смотрела ему вслед. И даже у Джима в глазах была грусть…

…Небольшой, но просторный, без лишней мебели, холл, в нём так много света. Он выбирал и обустраивал этот дом с надеждой… С надеждой на то, что выберется из той ямы, в которую сам себя загнал. Ну, по крайней мере, тогда он считал свою жизнь ямой… И по тогдашним меркам – да, потерпел фиаско, не получилось. Надо было выбирать – желание достойно ответить обидчику, оскорбившему всё, что в его прошлой жизни было хорошего, или мнимое восхождение на Олимп… Выбрал первое и лишился мечты…

И почему он решил, что Сафронов расскажет Кате о том скандале, поставившем крест на покупке фабрики?..
Несколько дней назад поздно вечером Кира позвонила ему… Без подробностей, сухо, с лёгкой примесью язвительности рассказала о своей встрече с Катей, о том, что Катя работает с Сафроновым. И он сразу же почему-то подумал, что теперь она обязательно узнает…
Ведь его взбесило тогда даже не то, что это Сафронов, как он узнал, подталкивал Сашку к дележу «Зималетто», а то, с какой ленивой холодцой тот прокомментировал действия Кати: «О, это умная девушка, ваша секретарша… Сразу поняла, что от неё требуется»… Он просто не мог вынести, что какой-то разнеженный мерзавец, не зная ничего ни о ней, ни о том, что случилось, посмел выносить вердикты её поведению!..
Он не выдержал, наорал на Сафронова и даже схватил его за ворот рубашки… Сафронов лишь иронически изогнул бровь: «О, да у вас, Андрей Павлович, пиковый интерес!»…

Потому он и не признался ей, что Кира рассказала ему о встрече. Она спросила так неожиданно, и он испугался. Боялся поднять на неё глаза и увидеть там… Увидеть там то, о чём так мечтал когда-то.
Ведь она не могла не поверить. Ведь она ДОЛЖНА была поверить. Иначе как жить?.. Вот он и спасался фантазиями.

Но потом, у её подъезда, и без слов – одного лишь этого ледяного взгляда хватило – стало понятно, что она и не думала верить. Он придумал себе сказку – а она оказалась только его сказкой. А в ЕЁ сказке она верила другим и прощала других. А может, она выбрала для своей сказки и таких героев, которым заведомо нечего было прощать… Чтоб уж наверняка. С гарантией, так сказать.

…Камин. Ковёр с толстым ворсом. Диван, стол, пара стульев. Вот и всё, что было нужно ему. Он любил эту комнату. Любил засыпать и просыпаться в ней, любил здесь работать, слушать дождь, говорить по телефону… И даже неохотно впускал сюда тех, кого впускал в свою жизнь. Но теперь и это показалось ему жалким и ненастоящим… это ведь всего лишь вещи, и они наполнены смыслом только благодаря ему, а он теперь обнаружил, что смысл этот придумал он сам.
Не раздеваясь, он бросился на диван. Лежал и не мигая смотрел на светильник, вделанный в потолок.

И что дальше? Что будет дальше?

…Так нельзя жить. Два этих года, как минута, промелькнули перед ним – и понятно стало, что жизнь эта – бледная копия настоящей жизни, которая могла бы быть, будь он свободен от шлейфа её презрения. Достаточно взглянуть на себя в зеркало, чтобы понять это… А что, что на самом деле в его жизни такого ужасного?! Пара седых волосков, пара морщинок, пара водителей-бодигардов в подчинении?..

Но нельзя всю жизнь жить с чувством вины. Даже приговорённый к смерти имеет право на последнее слово. А она без суда – без следствия приговорила его к такой жизни, даже не узнав, что вина искуплена.
Она ему осталась должна.
Должна узнать. Должна простить. Но не так, как говорит об этом. Простить по-настоящему. Не бояться лишнего его слова, лишнего движения. Тепло улыбнуться ему, открыться перед ним, как улыбается и открывается перед всеми, кого ценит и уважает.
И освободить, отпустить его наконец в его собственную, полноводную жизнь. Чтоб и седина, и морщины, и работа не казались потерями.
По-другому не получится. Ни агентство, ни Милена, ни Роман, ни десятки других, с участием и теплотой относящихся к нему, людей не смогут сделать этого. Сбросить балласт, очистить душу… Это может сделать только она.

Сегодня произошло то же, что тогда, в тот далёкий вечер – последний перед расставанием и, в сущности, единственный безоговорочно счастливый вечер в его жизни. Она, зная обо всём, что будет дальше, пожалела его и отпустила себя… пусть на какие-то несколько минут, но он снова почувствовал её нежность, её любовь. Вот и сегодня, там, в этой сумрачной полуреальности, пропали вдруг куда-то и предательство, и боль, и обиды – осталось лишь то светлое, что было между ними. А потом она не выдержала, не смогла быть такой по-настоящему. До конца.
Что же ей помешало? Её гордость, её нежелание прислушаться, поверить… А ведь ему теперь ничего не надо от неё – только настоящего прощения.

Невозможно. Не может быть, чтобы не было способа изменить это. Надо хотя бы попытаться… Снова попытаться сделать так, чтобы она узнала правду.
И, возможно, тогда уже от неё он услышит «прости»… А он великодушно ответит, что им больше не за что прощать друг друга, и закроет эту тему. Теперь уже навсегда.

Но ей ведь тоже несладко… Да что там - ей больно, очень больно, он же видел её глаза в тот момент, когда развернул её к себе… Может, хватить мучить её? Может, послушать, сделать так, как она просит, как он уже сделал однажды, - оставить её в покое?.. Но тогда и к ней это будет возвращаться снова и снова. И всё равно она будет мучиться, и всё равно у неё не будет того, чего она хочет, - того самого покоя… Хочет прожить всю жизнь в раковине, в своём тоже придуманном мирке, в своей сказке?.. Не получится. Он сегодня убедился в этом на себе. Может быть, и она сейчас, сидя в своей маленькой комнате, понимает это…

Да и ей это только поможет. Она узнает – и развяжет руки не только ему, но и себе. Ей ведь тоже наверняка мешает сознание его вины… Не потому, что по-прежнему любит, а просто потому, что в принципе тяжело сознавать чью-то подлость. Тем более того, кому говорила: «Ты мне приснишься?.. Тогда я побежала, чтобы увидеть тебя во сне»…

…Господи, он всё это помнит. Зачем ему столько лишней информации? Жизнь давно ушла вперёд, а он всё так же помнит её головку на подушке рядом с собой… её голос, её глаза, очертания её тела, имевшего над ним такую власть… Как долго ещё он опомниться не мог, дотронуться до другой, всё ждал её… Он помнит каждое слово, сказанное ею… Зачем? Зачем ему всё это?
Но вот теперь можно и извлечь всё это из бесполезных запасников. Теперь они пригодятся ему… Для того, чтобы поставить точку.

Да, можно напомнить ей о том, как она любила его. Времени прошло совсем немного, происшедшее было подобно взрыву – не может быть, чтобы в душе совсем ничего не осталось…
Как закружилась голова сегодня, когда он увидел её шею… Там, в темноте, было проще и легче, но когда они вышли на свет и он вдруг вот так, без подготовки, увидел её всю, как есть, и эта её стрижка, голая, незащищённая шея… Как будто какая-то раскалённая пружина сжалась внутри до предела, а потом в один миг распрямилась, выстрелила, прожгла насквозь… Пелена застлала глаза, он едва удержался на ногах… Потому и не мог смотреть на неё в машине, боялся… Он может сколько угодно твердить себе, что забыл её – да так оно, конечно, и есть! – но такие вещи будут всегда. Слишком сильно тряхануло его тогда. От наполнения всё зависит, от градуса накала…

Вот и у неё так должно быть. Невозможно так быстро забыть человека, которого любила, которому шептала такие слова…
Это ведь всё-таки она, она, Катя. Да, она изменилась, но разве он не видел, что нет-нет, да и проглянет через этот новый облик прежняя Катя, его, только его Катя… Та, которая была лишь в его пространстве, та, которую знал только он… И если в ней появляется это, значит, она признаёт существование этого пространства, чувствует его… Они связаны навсегда. Они были близки, она отдавалась ему вся, и ничто – ни время, ни новое сознание – не в силах изменить этого. Говорят же, что от каждой близости с мужчиной в женщине остаётся его частичка… Так что она навечно носит его в себе, как бы ни пыталась сопротивляться этому.

А жених этот… ещё один… только на этот раз непридуманный… Нашла «настоящий» объект для любви, забыла, как когда-то любила недостойного? Ещё и похожего где-то отыскала, как будто нарочно, чтобы позлить его… Вот, мол, внешне вы похожи, но внутренне он совсем другой, добрый, честный… Нет, Екатерина Валерьевна, вы сами стряхнёте с недостойного шелуху вашего презрения … А потом с чистой совестью можно и перестать быть Пушкарёвой. Должок-то у Пушкарёвой остался…

…- Андрюша, телефон!.. Ты оставил в холле! Ромин номер определился!..
- Скажите, что меня нет, Ольга Вячеславовна… что я сплю… умер…
- Алё?.. Ромочка, это я… А Андрей просил передать, что он умер… Нет, он только что пришёл, очень устал, лёг спать… Хорошо, передам… Андрюша, он сказал, что венки закажет незамедлительно…
- Хорошо, спасибо, Ольга Вячеславовна…
- Может, ты всё-таки поешь?
- Нет, не буду, спасибо…
- Ну, хорошо, если что, я у себя…

И удаляющиеся по коридору шаги… Ещё один осколочек его прошлой жизни. А он уже так привык к этой доброй мудрой женщине в своём доме, что иногда и не помнит, кем она была в этой самой прошлой жизни… Звали Милко в гости несколько раз – всё обещает, но так и не доберётся никак до Ильинского… А что тут езды от города – всего-то полчаса… Всё дело в том, что ехать-то ему придётся не из города, а из новой жизни – по-другому устроенной, по-другому налаженной… Вот и не хватает пока сил душевных на свидания с прошлым…

Один Малиновский неизменен. Эта глыба нерушима в его жизни, это остов… Иногда спотыкаешься, иногда и лоб разбиваешь, но чаще – помогает удержаться на ногах…
Это как небо. По нему могут плыть облака, его могут затянуть тучи… Люди научились разгонять облака или, наоборот, вызывать дождь – но они ничего не могут сделать с самим небом. Оно всегда будет незыблемым, будет таким, как есть, и никакие катаклизмы не изменят его…

Он внезапно застыл, глядя в пустоту невидящими глазами. Потом перевернулся, зарылся лицом в подушку… Надо сказать ей об этом. Надо, чтобы она знала, - его любовь как небо. Она может прикрывать её тучами своего неверия, но от этого его любовь не изменится… Ну, или не могла измениться, когда он любил. Но любовь была. Как есть небо.

…Он сжал руками края подушки. Вот так, вся злость его – лишь выпускание пара перед самим собой. Он злится, злится, а внутри всё равно нежность – отголоски прежнего чувства… И эта нежность растапливает его, делает беззащитным перед ней. А он так хочет быть сильным… Бывает ли нежная сила?
Бывает. Но только когда тебе – верят.
Замкнутый круг.

…Снова у двери раздались шаги, и через секунду – осторожный стук в дверь.
- Андрюша, а с Лёшей тоже не будешь разговаривать?
Андрей вздохнул, поднялся, подошёл к двери. Скорей бы ночь, настоящая, тёмная, тихая – чтобы замолчало всё вокруг, в том числе и этот телефон…
Он взял протянутый Ольгой Вячеславовной телефон, ободряюще улыбнулся ей.
- Ну, я пойду спать? – нерешительно спросила она. И всё так же встревоженно смотрит на него…
Андрей кивнул: «Конечно», подождал, пока Ольга Вячеславовна пройдёт по коридору, закрыл дверь.
- Да… Оставил в холле, сам заснул… Могу я поспать, в конце концов? Лёх, кончай, не то настроение и вставать завтра рано… Ну ты ж знаешь, я к вашему экстриму равнодушен… Малиновский уже все уши прожужжал, я скоро от него бегать начну… Слушай, ты мне звонишь, чтобы спросить, что я в воскресенье делать буду?! А на работе нельзя поговорить?!.. Всё, счастливо, я сплю…

Положил телефон на стол, снова лёг, подложив руки под голову… Даже, казалось бы, такая повседневная вещь – звонок Лёши Серова, и та окунает в воспоминания.
Их знакомство… Да, Сергею Сергеичу памятник надо при жизни поставить, что познакомил их. Это было настоящим спасением тогда, как и позже знакомство с Миленой… Он потерял все ориентиры, компас сбился, заржавел, и его стрелка, казалось, никогда больше не тронется с места. Кира была бессильна, потому что тоже была частью этого вышедшего из строя компаса… Нужны были новые люди, новые события, чтобы вытянуть его. И они появились.

Но, конечно, он не сразу поверил в то, что выплывет. Сопротивлялся, зло-иронично подсмеивался, глядя, как они, сами того не зная, пытаются помочь ему. Агентство, Лёша - протеже Потапкина, ставший правой рукой – руководителем охранников в его агентстве, были в его глазах заменой «Зималетто»… слишком слабой, неполноценной заменой. И то же самое – с Миленой, первой клиенткой, у которой Лёша стал личным водителем… Слишком слабая, неполноценная замена…

…Но потом всё изменилось! Однажды утром он проснулся и обнаружил, что больше не видит в окнах «Вереска» отблесков огромных витражей «Зималетто», что лицо Кати, заслонявшее все другие лица и мешавшее увидеть их, поблекло, отступило на задний план, а на его месте оказалось другое лицо - очень милое, тонкое, интеллигентное… и глаза, в которых всё чаще проблёскивали искры интереса к нему. Только он раньше не замечал этого. Ничего не хотел или не мог замечать, только помнил одно и одно, до головокружения, до чёрных точек перед глазами…
Нет, ТУДА даже эта встреча не заставит его заглядывать. Слишком больно. Слишком.

И он стал оживать. Постепенно, понемногу входил в новое русло своей жизни… Смотрел, как легко, как просто это даётся Малиновскому, завидовал ему и старался подражать. Тот, казалось, и не вспоминает ни о чём. Как ребёнок, радовался, когда Лёша в первый раз привёл их в свой ангар… Как зачарованный, смотрел на самолёты, невозможно было увести его оттуда. И уже через некоторое время – обучение, свидетельство, и вот уже Малиновский за штурвалом лёгкого спортивного самолёта… Как и для Лёши, для Романа это стало настоящей страстью. Он, ни разу в жизни не испытывавший подобных острых ощущений, сразу окунулся в них с головой. Жизнь обрела новый смысл… нет, просто – смысл. Так зачем же Ромка будет сожалеть об этом и вспоминать дела давно минувших дней?..

Ему самому, конечно, было труднее. Ему-то экстрима и так по горло хватило… Были ещё родители, сознание, что это из-за него сотня людей осталась без работы… В том, что это он виноват во всём, перестал сомневаться очень быстро. Даже Воропаева по-настоящему не винил. Воропаев – так, орудие, последствие…
Вот, снова его затягивает в эту воронку… Не станет думать об этом. Нельзя.

А о Кате можно? О ней не больно?
Да больно, больно. Он в тупике, но дверей нет – одни стены. И он, отчаянно пытаясь найти дверь, и правда бьётся головой о стену… Что это он собрался делать? Сколько ни говори «надо», «должна» - легче не станет. Ни ему, ни ей. Но как же достучаться до неё?
Расставаясь, он сказал ей правду. Надо загладить это мучительное впечатление от встречи. Мало того, что живут, пригибаясь к земле, не имея возможности расправить плечи и вздохнуть полной грудью, - так ещё и такой осадок. Ещё один след… рубец… Сколько их уже было. Но не могут же они разлететься по разным планетам… Да они и так на разных планетах.
Спать… Спать, а завтра позвонить. Он что-нибудь придумает, не может быть, чтобы совсем не было выхода…
В конце концов, ведь и для других планет небо неизменно?..

-------------------------------------------------------------------------

0

9

8

Катя стояла у окна в кабинете Сафронова. Ждала, когда он закончит разговор по телефону. Ну, это просто считалось, что ждала… это он так думал, время от времени извиняющимся взглядом давая ей понять, что никак не может отделаться от надоедливого собеседника. А она не видела ни взглядов этих, ни его самого. Смотрела и смотрела на небо за окном, до рези в глазах…

Сегодняшний звонок Сафронова был спасением. Всю ночь она провела без сна, больше всего страшась завтрашнего дня. И послезавтрашнего. И вообще – длинной череды дней, которая обычно наступает «после»… И, как назло, работы совсем нет – Сафронов говорил, что уедет в отпуск, и другие дела у неё по той же причине приостановлены…

И даже Жени нет!.. Она не знала, радоваться ей или печалиться, что он уехал. Он обещал прилететь, как только всё будет готово… А Миша так и «не сможет приехать»… Неужели Женька и дальше будет открещиваться от серьёзного разговора об их общем друге?

Как он испугался… Через все эти сотни километров она физически чувствовала страх, который овладел им. Ну, ещё бы… И она бы испугалась… Предчувствуя его реакцию, даже не хотела говорить ему… Но не сказать было нельзя. Как промолчать о таком? Зная, что они обязаны огромной суммой чужому человеку?

Как же она мечтала, чтобы он побыстрее вернулся. Как ещё вчера подгоняла время, желая его скорейшего отъезда в Питер, так ночью и утром умоляюще смотрела на стрелки часов: ну, скорее, скорее!.. Как хотелось побыстрее рассчитаться с этим долгом, избавиться от него… И забыть обо всём, что случилось, как о страшном сне. Негромкий оклик Гнедько на набережной… путь в ресторан…на дачу… А потом…

…Но боль постепенно утихала. Она научилась регенерировать свои ткани быстро… Какая-то защитная плёнка покрыла сердце. И когда наступил новый день, когда случившееся заслонили, размыли повседневные дела и заботы, всё происшедшее трансформировалось в её памяти. А ведь она больше всего боялась, что не сможет вернуться к себе, останется в этой инвалидной коляске навсегда…

…- Ну, всё, Катя, извините меня, ради бога, - раздался за спиной приятный баритон Сафронова. Она нехотя повернулась к нему.
Красивое холёное лицо, дорогущий костюм с иголочки… Полноват, но не грузен… Даже несмотря на жару, не снял пиджака, но лицо довольное, и ни грамма дискомфорта… Широко улыбается, всегда приветлив, выдержан… Просто образец счастливого во всех отношениях человека… Хоть на рекламный плакат помещай. Реклама счастья…

- Ну что, Катюш, вы не очень расстроились?
- Из-за работы?.. Ну что вы, нет, конечно. Вот уж из-за чего никогда не расстраиваюсь... Я только рада. Это даже хорошо, что вы не едете: можно не спеша осмотреться, изучить ваши проекты, познакомиться с персоналом…
- Я рад! Это замечательно, что вы не против. Мы сработаемся… - Он замолчал и вдруг, как будто вспомнив о чём-то, озабоченно оглядел её. – Что же вы стоите, Катя? Садитесь, прошу вас…
Катя подошла и опустилась на стул напротив него.
- Мы сегодня ничего особенного делать не будем, - улыбаясь, продолжал Сафронов. – В общем-то, мне нужна была только принципиальная договорённость. А завтра я познакомлю вас с начальником отдела регионального развития… Он курирует все филиалы, все фабрики. Вот с ним мы и будем разговаривать о строительстве в Кунцеве. Мне нужна ваша консультация.
- Вы хотите строить фабрику?..
- Да, а что, вас это удивляет?
Катя задумчиво покачала головой.
- Да нет, просто нетривиально… Обычная практика – покупка, модернизация.
Сафронов кивал головой.
- Да-да, это всё верно… Но мне надоело подчищать за другими. Будь моя воля - я бы распродал всё то, что купил в последние два-три года, и построил одну или две новые, большие фабрики… Ну, да это пока только мечта. А вот строительство в Кунцеве – уже почти реальность… Я бы хотел, чтобы вы с Геннадием Васильевичем всё проверили. Сергей Афанасьевич – это тот самый шеф отдела регионов, я вам говорил только что – отличный организатор, вот только в экономическом смысле совсем не подкован… Тут я надеюсь на Мышакова и на вас.

Катя кивнула. С Геннадием Мышаковым, финансовым директором «Модлюкс», она нашла общий язык практически сразу. Им было легко работать вместе – как ни странно, на всеобщее удивление, ведь она, в сущности, проверяла его деятельность, оценивала её… Но всё обошлось как нельзя лучше, Кате удалось сгладить острые углы, обойти опасные места, и Сафронов остался доволен ими обоими.
Она видела: он действительно восхищается ею. Более всего его поражало в ней презрение к стереотипам, умение как бы и не замечать очевидного и каждый раз изобретать свой, новый, ни на что не похожий способ решения проблемы. Причём делалось это всё легко и видимо без лишних усилий. Он не стеснялся говорить ей комплименты, был щедр на похвалы, сколько бы народу ни окружало их в тот момент, когда ему хотелось отметить её работу. И она видела: уже появляются завистники… Но без этого разве можно представить себе любой современный офис?..

Почувствовав себя в привычной стихии, она оживилась, забыла на какое-то время о том, о чём не могла не думать. Но как только вышла из душных коридоров «Модлюкс» и очутилась на залитой солнцем улице, уже знакомая утренняя волна, пришедшая на смену боли, снова захлестнула с головой. Она отдалась ей, не сопротивлялась… Это была неопасная и даже добрая какая-то волна. Дающая надежду…

В волне было много слоёв, но главным было сожаление. Не жалость, а именно какое-то щемящее, подчас невыносимое сожаление. Но, как ни странно, оно смягчило горечь – постоянный теперь уже спутник…
Она вспоминала весь этот прошедший вечер и не могла найти ничего, что могло бы оправдать её поведение. Она выдала себя… не только перед Андреем, но и перед самой собой. Выпустила наружу свой страх, позволила ему, как раньше, управлять собой… А надо было спокойно сказать о своих чувствах… о том, что она простила его, о том, что встречаться им, в сущности, незачем, но если понадобится, то почему бы и нет. Да она, собственно, так и сказала, за исключением «почему бы и нет», но как?.. Теперь было чуть ли не стыдно за этот надрыв, за то, что он мог подумать, что всё это ещё может ранить её.

И ему причинила боль… нет, не так – вынудила его причинить боль ей… Откуда, из каких глубин рождается эта боль? Теперь, при солнечном свете, окунувшись в повседневность, и понять невозможно… Она не спала ночь из-за человека, которого когда-то любила. А перед этим – ехала с ним в машине и мечтала о том, чтобы он посмотрел на неё, чтобы время остановилось… Что это значит? Что всё ещё любит? Смешно… Ей ли не знать, что такое – любить. Нет, сейчас, слава богу, всё совсем не так… У неё другая жизнь, без него, и ей комфортно в этой жизни, и она ничего не хочет менять в ней – какая же это любовь? Это остаточные явления, отголоски общей боли, память прошлого… Вот пусть бы и держала эту память при себе, зачем ему-то знать об этом?..

Всё чаще вспоминала его последние слова о том, что нельзя расставаться «вот так». Если бы он знал, как горячо сейчас она желала того же!.. И хотелось, чтоб узнал. Чтобы ни минуты больше не думал, что ей тяжело, что она страдает… И ещё хотелось сказать, что он ни в чём не виноват. Открыто, искренне сказать, без ледяной брони, которая говорит об обратном красноречивей слов…

Разве же она хотела мстить ему, обижать? Это ей только казалось, что мысли о нём неприятны… Но вот увидела его – и поняла, что всё это время придумывала себе ненависть, которую они должны были испытывать друг к другу. Как-то сами собой возникли лёгкость, теплота… Знакомые, но давно забытые ощущения. Наверное, в начале у двоих людей всегда бывает одинаково... Ведь эту встречу тоже можно условно-теоретически считать началом, знакомством… А потом… а потом произошла вся их история в мини-варианте, за несколько минут – несколько месяцев?.. Ну что ж, возможно, и так. И снова закончилась болью и надрывом…

Нет, она не хочет, чтобы так всё закончилось. Как было бы хорошо, если б он узнал об этом… Какое бы облегчение сразу появилось у него в лице, в голосе… И пусть всё это только её домыслы, пусть он и не думает испытывать ничего подобного, но у неё всё равно щемит сердце. Он так стойко переносит то, что случилось с ним, сумел выплыть, один, без помощи… по крайней мере, родительской, к которой привык. Конечно, так и должно быть, никакого геройства в этом нет, но это не может не вызывать уважения.
Только сейчас поняла, что кольнуло и засело занозой вчера, когда она разглядела его… Одежда… Да, просто его одежда. Так не привыкла видеть его в обычной одежде, такой, какую можно купить в любом магазине… Нет, джинсы эти не дешёвые, и рубашка явно известной марки, но это так отличается от того времени, когда даже футболки на нём были авторские!.. А ещё ведь были часы, галстуки, очки, портфели…
А тут ещё постоянно всплывает в памяти рассказ Юлианы об этой истории с покупкой фабрики… Стоп. Фабрика «Модлюкс» в Ильинском.

Внезапная мысль так потрясла её, что даже закружилась голова.
Господи, Катька, куда тебя несёт?!.. Опомнись! Ты ведь даже ничего не знаешь о нём, пара сплетен из чужих уст – а у тебя уже наполеоновские планы!..
…Постояла у стены, отдышалась, посмеялась тихонько над собой. А Жданов и знать ничего не знает, может, и забыл уже напрочь о вчерашнем зигзаге судьбы… А она стоит здесь и уже фабрику ему в мыслях помогла купить…
Значит, так. Успокоиться, взять себя в руки. Не думать об этом целенаправленно… так, просто иметь в виду. И снова хочется расхохотаться, как в той нелепой тёмной комнате… Ты увидишь ли его снова, Пушкарёва? Услышишь ли о нём хоть слово? И хочешь ли ты видеть и слышать его?..

…Дурацкий телефон. Дурацкая сумочка. Вот терпеть же не может этих сумок-мешков – и всё равно покупает… Как запрограммировали когда-то… И все эти телодвижения – только ради того, чтобы сказать: «Вы ошиблись»: номер-то без имени…
- Алло?!..
- Кать, привет… Ты что, бежала? Или ты занята и я тебя отрываю?

…Ну, вот и всё. Вот и всё. Хорошо, что от стены недалеко отодвинулась…
- Нет, я просто телефон долго в сумке искала…
- А… Как ты?
- Нормально… А ты?
- Тоже нормально… Кать… Я всю ночь думал. Я виноват перед тобой, опять обидел тебя… Прости меня, я не хотел, как-то так получилось…

…Так, Пушкарёва, вдохни воздуха побольше, помолчи секунду… Не отрицай, не отмахивайся машинально… Ответь просто и искренно… как хотела… вот же он, твой шанс.
Только теперь поняла, что всё это время подсознательно ждала звонка. Недаром придумывала стратегию, обдумывала, что именно скажет… Держала в голове, что из-за вчерашней истории он знает её телефон…

- Андрей, всё нормально. Не думай об этом. На меня что-то нашло… Теперь всё хорошо, правда. И я… я очень рада, что ты позвонил. Я хотела сказать тебе… это ещё вчера нужно было сказать… Спасибо тебе большое за то, что выручил меня… нас. Я очень благодарна тебе и Милене…

Помолчали немного. Почему он молчит? Она опять что-то не так сказала?
- Ерунда, Кать, ты же знаешь, что я по-другому не мог поступить… другого выхода просто не было. Не могли же мы оставаться там, пока твой Женя бы не объявился… Ладно, забудь об этом. – И уже другим, более лёгким тоном: - Ну, а Женя? Ты звонила ему? Когда он возвращается?

…Нет, это невозможно. Эту паранойю нужно лечить. Ради себя же самой. В первую очередь ради себя. Первая же её мысль – он позвонил именно за этим… Узнать, когда они смогут отдать деньги... Ну, почему, почему постоянно в ушах звучат его разговоры с Малиновским?!..
И всё же – снова воздуха в лёгкие. Никакой холодности, отчуждённости… Не расцвечивать голос в какие бы то ни было краски. Легко, непринуждённо продолжать разговор, как ни в чём не бывало. Разговаривают два друга. О погоде.

- Да, конечно! Он прилетит сегодня и сразу же свяжется с Миленой. Я обещаю. – Не удержалась, добавила яркий мазок в картину пастельных тонов… Он что, требует у тебя обещаний? Может быть, даже клятв? Кровью? Паранойя…
- Хорошо, Кать… Замечательно… Так, может быть, ты приедешь вместе с Женей?

Замер, даже дыхания не слышно… Или это просто что-то с телефоном? Чего он хочет? Что пытается проверить? Правду ли она говорила, когда сказала, что ни в чём не винит его? Ему это так важно? Но почему?.. И вдруг мелькнула, вырвалась из плена своя же мысль недельной давности: кому ж приятно знать, что тебя так ненавидят…
И сразу же, как бдительный страж, не смыкающий глаз ни днём ни ночью, другая мысль, ответный удар: не приписывай ему того, чего нет; может, просто так сказал, для очистки совести…
Но в любом случае – назвался груздем… Дружить так дружить.

- Я не знаю… Честно, не знаю, Андрей. Рано об этом говорить. Может быть, просто переведём деньги на счёт, но я не хочу об этом говорить по телефону… Давай так: как только Женя свяжется с Миленой, ты мне перезвонишь, и мы обо всём договоримся…

И всё-таки голос предательски дрожит, слова теряются и с трудом находятся… Зачем ему звонить ей? О чём они будут договариваться? О чём вообще они говорят сейчас? Что пытаются сказать друг другу?

- Хорошо, Кать, так и сделаем. Я позвоню тебе… - Помолчал и всё же добавил, как будто прочитав её мысли: - Мне просто нужно тебя увидеть ещё раз, понимаешь? Убедиться, что всё хорошо, что ты не злишься на меня.
- Да-да, я понимаю…

…Нажала на кнопку, как клала телефон в сумку – не помнила… И это что, каждый раз вот так? Ну, на один разговор её хватило, а дальше? Теперь она уже не сможет не приехать, и даже если это не будет нужно ни Жене, ни Милене, он позвонит снова и назначит встречу в другом месте, это же ясно… Он что-то пытается выяснить, ему что-то покоя не даёт…

…Да, вляпалась ты, Пушкарёва, по самое невозможно, как сказал бы твой верный друг Колька Зорькин. Ещё несколько дней назад отнекивалась от того, чтобы идти на презентацию сафроновского журнала с Женей… чтобы не дай бог не увидели, не сопоставили, не оскорбили пусть даже в мыслях… А теперь – что? Получите и распишитесь… Борщов ведь не соизволил даже в Москве появиться… Пожалуйста, в лучшем виде – двойник Жданова рядом с самим Ждановым. Её оранжерея…

Цинично? Возможно… Она хорошая ученица, прошла отличную школу цинизма, не хуже Оксфорда. И профессор Малиновский, и магистр Воропаев, и доцент Вуканович были хорошими преподавателями, одними из лучших… да и аспирантки Воропаева с Клочковой не отставали. Да после такой школы не то что циничной, а жестокой и подлой можно было стать… научиться презирать и унижать людей и при этом считать себя высоконравственной личностью… Но не стала же… не стала… Так что ту пару слов, что она иногда позволяет себе в мыслях, можно считать невинным развлечением, гимнастикой ума…

…Боже, и куда она свою машину поставила? Ни одной же утром не было, а теперь… Вот как теперь в этом скоплении её искать?.. Но, увидев солнечный блик на гладком чёрном боку, она уверенно стала продвигаться между другими машинами.

…И вдруг опалило, обожгло шею горячее дыхание, и сильные руки заключили в кольцо… Не разорвать…
- Милая моя, любимая, - шептал Женя. - Как хорошо, что я нашёл тебя… Больше никогда не оставлю тебя, никогда!..
…Да, это хорошо, что он нашёл её здесь, хорошо!.. Но она никогда не слышала от него таких слов… Даже в самые откровенные минуты он был сдержан, контролировал себя. Испугался…
Она повернулась, отвечала ему поцелуями… Он целовал её губы, щёки, веки, так, что даже глаза было открыть невозможно… Задохнувшись, прошептала:
- Женька, отпусти… Дышать не могу…
Он ослабил объятия, отстранился немного. Она медленно открыла глаза и посмотрела на него. Улыбнулась. Хотя хотелось плакать… Как тому садовнику, так и не получившему первый приз.

---------------------------------------------------------------------------------------------

0

10

9

- Жень, ну почему ты не хочешь, чтобы я поехала одна? Ну, что здесь такого, подумай! Сам ведь говорил – тебе ещё в три места сегодня надо…
Женя сделал вид, что «подумал». И сказал, улыбаясь:
- Потому что у тебя в голосе опять твоя подозрительная хрипотца…
- У меня и так всегда хрипотца, ну почему?
- Не-ет… Обычно у тебя такая хрипотца, что хочется тебя обнять… ну, нежная, что ли, хрипотца… А сейчас такая, что хочется насторожиться… особенно нежная…
- Ну, что ты глупости говоришь? Какое «насторожиться»?..

Катя вздохнула. Вот же упрямый. И знает же, что она почти всегда оказывается права. Ну, вот зачем ему ехать? Это её знакомые, она всю эту кашу заварила… Ну и что, что из-за Мишки и из-за него… Но аргументы не действовали, и, услышав слово «насторожиться», она поняла, что настаивать опасно. Лучше сейчас же замять эту тему, убедив его, что ничего особенного она не предлагала, чем настаивать, чтобы он потом вспомнил о своих полушутливых словах… Ему и так хватит впечатлений… ещё неизвестно, чем всё это закончится.

Остаётся только надеяться, что Жданов очки покрупнее наденет… а ещё лучше – солнце-защитно-непроницаемые. Чтоб хотя бы глаз не было видно…
Ага. И Женя заодно такие же… И он видеть хуже будет, и его глаза скрыты будут… Шутки шутками, но глаза – это главное. Пусть волосы, губы, рост похожи, но глаза-то и голубыми могут быть…

Вот она бодрится, остроумничает, а у самой всё дрожит внутри. Час назад состоялся разговор с Юлианой; как та ни успокаивала её, ей немногого удалось добиться. Конечно, не Юлиана же поедет на эту Голгофу…

- Кать, ну ты что? Нашла чего бояться, подумаешь! Это всё равно рано или поздно могло случиться… Ты вспомни, вспомни, что я тебе говорила!..
- Да помню я всё, Юлиана… Не легче… Я за Женю боюсь… Нет, за себя и за Женю… вернее, за себя с Женей…
- Что-то ты, подруга, запуталась в показаниях… Ну, вот скажи: разве Женя знает что-нибудь об Андрее? Вернее… вот же, и меня заразила… о вас с Андреем?
- Нет, откуда?
- Ну, вот и всё, чего ты переживаешь? Жданов тебе зачем звонил? Убедиться, что у тебя всё в порядке, что ты не сердишься… Вот и убедится, лучше и не придумаешь – увидит вас рядом и всё поймёт… И разойдётесь вы, довольные друг другом…

…Конечно, в словах Юлианы была доля истины. Если держаться непринуждённо, то можно и сгладить первое впечатление от сходства Жени и Андрея. Мол, вам это только показалось, на самом деле – ничего похожего… Да и Милена с Андреем – не Кира, вряд ли даже друг с другом будут обсуждать это, не то что вслух высказывать…

Да разве же в этом дело. Да, внешне всё будет пристойно, она почти уверена. С внутренними выводами, которые эти трое сделают для себя, гораздо хуже… Конечно, с Андреем и Миленой проще – они уже знают о сходстве, но одно дело – услышать, пусть даже убедиться путём трагифарса, и совсем другое – увидеть собственными глазами…

…Всё-таки интересно, что Андрей подумал об этом самом сходстве. Во всяком случае, пока они находились на этой злосчастной даче, и виду не подал, что это его хоть с какой-нибудь стороны заинтересовало. А потом… потом наверняка всё заслонил их тяжёлый разговор.

«Чувствуешь себя виноватой из-за того, что тогда не поверила мне»… Что-то не так, что-то неправильно… как-то странно фраза построена… как будто что-то пропущено, как будто то, что она поверила, - свершившийся факт… Вот, опять. Запрещала себе думать об этом той ночью, всё опять, как когда-то раньше, слилось в одно – ложь и боль… Потому что заранее не верила ни одному его слову, зачем их по одному обдумывать?.. И теперь думать не будет. Потому что незачем. Потому что выбралась из ямы, в которую, неосторожно шагнув, угодила. В следующий раз может не получиться…

Теперь она будет осторожной. Очень, очень осторожной. Чтобы ни одна душа на свете не догадалась, что в её собственной душе всё ещё живёт этот странный, глубоко запрятанный слой. Он маленький, узкий… так, прослоечка, но он пока есть.
И она больше не позволит ему, ловко извернувшись, оказаться на поверхности. В конце концов, её душа – не июньское Чёрное море, которое имеет обыкновение внезапно становиться ледяным и потом так же резко теплеть… Одной температуры душа должна быть – температуры тела…
Н-да, невесёлый каламбурчик, из области чёрного юмора. Ну ничего, она потом придумает другие формулировки. Раз уж родилась такой – не может без формулировок…

…- Кать, а ехать-то никуда особенно не надо, - донёсся до слуха Женин голос. – Эта Милена Игоревна сама приедет. К тебе.
- Куда-а-а?!
- Ну, к тебе в офис. Она сказала, что сейчас по делам на Лаврентьевской находится, я и предложил ей приехать в агентство… Подумал, что тебе так спокойней будет… Эта история взволновала тебя, я же вижу.
- Да-да… Конечно… - пробормотала Катя. И, помолчав несколько минут, в течение которых он наблюдал её опять уплывший куда-то взгляд, уже потвёрже сказала: - Да, правильно. Ты правильно сделал… А на какое время вы договорились?
- На четыре.
- Так поехали, из-за пробок ведь можем не успеть!..

…Да, на своей территории будет значительно легче. Родные стены, знакомая обстановка, родной Зорькин в соседнем кабинете… Нет, вот, пожалуй, Зорькин – это как раз минус. Ляпнет что-нибудь, потом расхлёбывай… Ничего, она попросит Таню ничего не говорить ему. Приехали и приехали, мало ли у неё посетителей бывает.

***

Они приехали почти одновременно, и она не успела своими размышлениями растравить себя ещё больше. Они с Женей стояли у Таниного стола, когда со стороны входной двери раздался шум. Катя обернулась и вздохнула одновременно с досадой и облегчением. Посетителей было не двое, а трое – последним в агентство входил человек, которого она уж точно забыть никогда не сможет. И не узнать не сможет, сколько бы лет ни прошло. Да он почти и не изменился… Но всё-таки это неплохо, что он пришёл – это может разрядить напряжение. Чем больше народу, тем лучше. Хотя всё-таки, конечно, было бы лучше, если бы Андрея среди них не было…

…Да уж, Пушкарёва, такие мысли – хороший знак. Значит, и правда всё притупилось, и правда забывать начала. Чтобы Роман Малиновский разрядил напряжение?.. Да он первый в голос скажет всё открытым текстом!..

…Но пока всё шло именно так, как она предположила в первую минуту. Появление Романа действительно отвлекло две пары друг от друга. Чего только стоили его восторги и восхищённое изумление по поводу её внешности… Она слушала его, слегка прищурив глаза, с неясной улыбкой. Никто не должен догадаться о том, что она чувствует. Милости просим, Роман Дмитриевич!.. Она гостеприимная хозяйка…

Потом, по идее, должен был наступить час «икс» - она познакомила Романа с Женей. В какой-то момент на подвижном лице Малиновского действительно отразилось удивление, он даже бросил через плечо мимолётный взгляд на Андрея. Но после этого попросил познакомить его с Татьяной, и всё его внимание переключилось на девушку. Глядя, как смущённо краснеет Таня, Катя молила бога, чтобы Зорькин не вышел из кабинета. Но и тут ей повезло: Таня сказала, что Коля уехал в автосервис.

…Милена и виду не подала, что во внешности Жени есть что-то необычное. Лишь изредка взглядывала на него, и всё. Чего нельзя было сказать об Андрее. Да и о Жене тоже. Эти двое смотрели друг на друга, как влюблённые после долгой разлуки, - не оторвать… Но что она могла сделать? Оставалось только сжать волю в кулак и уговаривать себя, что всё это скоро закончится…
Да, они словно рассматривали своё отражение в зеркале. Вот только зеркала между ними никакого не было… Ну, разве что она сама.

***

В Катином кабинете – гости в креслах, она на своём месте за столом, Женя – рядом. Милена – в обтягивающих капри, в полупрозрачной воздушной блузке… Да, любит Андрей женщин с маленькой грудью, это, наверное, его пунктик... Ещё один повод ему был пересиливать себя… Только вот ростом Милена намного выше, чем Кира. Сидя она кажется даже выше Андрея. Но это, наверное, потому что ноги у неё не очень длинные… даже можно сказать, короткие…
…Ну-ну, Пушкарёва, чем ещё себя порадуешь, раз уж больше радоваться нечему?..

Деньги были переданы, и вроде бы и говорить уже было не о чем, но Малиновский своей оптимистичной – пожалуй, даже слишком – болтовнёй создал такую почти дружескую обстановку, что вроде бы и неприлично было распрощаться вот так, сразу.

…На Андрея она не смотрела. Благо было на кого смотреть и кого слушать. Интересно, что так воодушевило Малиновского? Неужели Таня?..

…Легка на помине.
- Катюш, кофе, чай?
Катя вопросительно посмотрела на гостей. Милена, улыбнувшись, покачала головой: «Нет, спасибо»; Роман, не сводя с Татьяны восторженного взгляда, значительно, словно выдавая какой-то секретный шифр, произнёс: «Ко-фе»; Андрей небрежно сказал, что тоже выпьет кофе. Женя, как и Милена, отказался. Катя повернулась к Тане.
- Танюш, мне чаю принеси. С сахаром.
- С лимоном и сахаром? – уточнила Таня.
- Нет, просто с сахаром.
Таня удивлённо приподняла брови.
- Ты же пьёшь без сахара…
- В последнее время – иногда с сахаром…
…Вот до всего ей дело есть! Какая разница – с сахаром она обычно пьёт, без сахара… Что попросили, то и неси!..

…- Слушайте, - вдруг воскликнул Роман, беря у Тани из рук принесённую чашку с кофе. - Катя, Таня, Евгений, вот уверен, что вы никогда на лётном празднике не были! Фирма «Орфей» - флагман, между прочим, охранного бизнеса – весь месяц по воскресеньям такие праздники устраивает… Ну, это только так называется по-советски – лётный праздник, а на самом деле – несколько полётов, а потом - обычная тусовка, только днём и на открытом воздухе… А что, если в это воскресенье вам вместе с нами поехать! Будет очень интересно, лётное представление, почти профессиональное, в этой фирме, по-моему, даже у секретарш пилотные свидетельства имеются…
Катя, улыбаясь, покачала головой:
- К сожалению, мы не сможем. Мы в эти выходные к моим родителям на дачу едем…
Роман пренебрежительно фыркнул.
- На дачу!.. Катенька, да вы даже не представляете, от чего отказываетесь! Дача никуда не денется, а тут новые впечатления, адреналин!.. Я ведь участвую в полётах, можете со мной полететь… - Последние слова он произнёс, уже не скрывая глядя на Таню. Та снова залилась краской и опустила глаза.

…Этого ещё не хватало. Выслушивать от Зорькина, что из-за неё у него девушку уводят… Да ещё и кто! Новоявленный лётчик Малиновский, а в быту – специалист по инструкциям… только не имеющим отношения к лётному делу.
- Нет-нет, Роман Дмитрич, я же сказала, мы давно собирались, планировали. Мы не смож… - И вдруг она, подняв глаза, наткнулась на пристальный взгляд Андрея.
Нет, ничего особенного в этом взгляде не было, и всё же она снова почувствовала укол совести. Но неужели она теперь навечно приговорена к этой маске дружелюбной лёгкости? Стала заложницей этого своего нового образа? И неужели должна чувствовать себя виноватой только из-за того, что ей нужно съездить к матери на дачу?..
Но сердце уже ныло. Только бы он перестал так смотреть на неё…
И он перестал. Словно услышав её мольбу, смягчил взгляд и тут же сказал:
- Ром, не настаивай. Видишь же – люди заняты… Кстати, тусовка твоя тоже никуда не денется. Сам же говорил – каждое воскресенье…
- Точно! – тут же подхватил неунывающий Малиновский, и серые глаза его загорелись новой идеей. – В следующее воскресенье можно поехать… Татьяна, соглашайтесь. Это действительно здорово. – И он с обманчиво-небрежным видом опять взглянул на Таню.
- Я не знаю, - растерянно сказала девушка. – Если только с Колей… А, Катюш? - И она нерешительно посмотрела на Катю.

…А я что, мама тебе, Таня? Мне бы со своими проблемами разобраться… Но отказываться дальше невозможно, хоть маска уже и стянула лицо…
Катя пожала плечами и, в свою очередь, посмотрела на Женю.
- Посмотрим… Может быть, и съездим.
Женя ничего не ответил, только кивнул.

- Вот и отлично! – довольно заключил Малиновский. - Значит, мы для вас четыре места зарезервируем… Позвоним на следующей неделе, договоримся о встрече.

…На Андрея она не смотрела. Благо было… ну, и так далее. Ничего, она что-нибудь придумает… Впереди выходные, потом целая рабочая неделя… Может, между прочим, в воскресенье и дождь пойти. И даже град. Со снегом. Метелью и заносами. Как раз подходящая для июля погода… Нелётная.

---------------------------------------------------------------------

0

11

10

…Ну, вот и сбылась её мечта. Тихо, знойно, сонно… Цветочно-пчелиный рай… Да, и ещё блинно-пирожковый… И «варениковый»… Эти мамины вареники с черникой забыть невозможно, как папа говорит… Эх, жаль, нет Кольки, бедный, в городе парится...

Как обрадовалась, засветилась мама, когда увидела их… И папа виду не показывает, а тоже рад… Как же для них сейчас время быстро идёт! Как в детстве – каждый год очень важен, ребёнок сильно меняется, растёт, так и в пожилом возрасте, только человек стареет… Разве два года назад они такими были? А теперь даже и представить странно, что папа работал… Куда ему теперь… Он со своей больной ногой даже с лопатой в саду не может управиться, всё в основном сосед делает, Пётр Петрович. Но он незаметно так, ловко помогает, что сразу и не скажешь, что в саду и огороде, да и в доме, почти всё его руками сделано. Хорошо всё-таки, что они так сдружились. Весело живут, дружно, по вечерам на веранде чай пьют с вареньем… Вон мама сколько клубники наварила, да им и за три года столько не осилить… Правда, в последнее время она, Катя, стала неравнодушна к сладкому, так что всё же есть вероятность, что мама не зря старалась…

Вчера суматошный день был, насыщенный. Одна баня чего стоила – в деревне так и ходят по субботам в баню, и родители мигом переняли этот обычай… Папа теперь презрительно и с отвращением произносит слово «ванная», как будто оно ругательное. Заставил и Женьку с собой пойти, а перед этим часа два веники выбирал, отсортировывал…
Потом они все сидели в саду, чуть подальше от того места, где они с Женькой сейчас лежат в шезлонгах, - там деревянный стол, стулья под яблоней… У неё с мамой – головы в полотенцах, яркие халаты, Женька с папой голые до пояса, в одних шортах, и все такие розовенькие, чистенькие… Любо-дорого смотреть, образцовое семейство… Они с Женькой потом хохотали над собой и всей этой картиной.

Сегодня с утра – уже более размеренно, спокойно… Встали, правда, поздно, родители на цыпочках ходили в своей комнате, говорили шёпотом. А они с Женей проснулись почти одновременно – она вошла в «гостиную» (на самом деле просто большая комната, откуда двери в две спальни выходят), где спал Женя, и увидела, что он уже поднялся и почти оделся. Позвали родителей. Пока мама вареники готовила, умывались, приводили себя в порядок… Выйдя на крыльцо, Катя довольно щурилась, подставляла лицо солнцу… Стояла так, наверное, минут десять. Так повезло им с погодой в эти выходные!..

Потом разложили привезённые с собой шезлонги, поставили в саду – и не в теньке, и не на солнце, так, пограничная территория… Лежали, молчали, наслаждались воздухом и покоем… Изредка лениво переговаривались, обмениваясь воспоминаниями о вчерашнем просмотре семейного альбома.

- Кать, - не открывая глаз, улыбнулся Женя.
- А?
- А ты весёлая…
- А ты не знал? Конечно, весёлая…
- Не смейся… Я имею в виду – ты весёлая на тех фотографиях…
- На тех фотографиях я странненькая и страшненькая, а не весёлая, и ты это знаешь.
Он медленно покачал головой.
- Не-ет… Ты там какая-то… мягкая, что ли… как ребёнок…
- Ну, правильно, косички-ленточки…
- Нет. Не из-за этого… Взгляд у тебя там другой, не такой, как сейчас… трудно слово подобрать…
- Ну, и не мучайся. Я же в Египет с Юлианой поехала, многое в себе изменила… конечно, не такая. И такой уже не буду.
- В Египет поехала сразу после увольнения из «Зималетто»?
- Ну да, в тот же день…
- А что у тебя с ним?
Она вздрогнула от неожиданности. Помолчала.
- С кем?
- Ты знаешь… С твоим бывшим шефом.

Ну, вот и всё. Каску надо было надевать, а не солнцу подставляться…
А она-то радовалась, дурочка, что он так спокойно воспринял вчерашнюю встречу. Он вообще был спокойным, мало что могло взволновать его так, чтобы это было видно окружающим. Но всё-таки на этот раз она чувствовала: он спокоен и в душе. Не угадала…

Она не знала почему, но внезапно как-то ясно поняла: она не может, не должна врать ему. И не потому, что хочет облегчить свою совесть, переложив этот груз на него, а потому, что так будет лучше для него, честнее. Он ведь всё равно узнает… У Юлианы с ним близкие, дружеские отношения, не скажет сама – он спросит у Юлианы.

- Ты хотел сказать – что у меня с ним БЫЛО… Я его за два года в первый раз в этот вторник увидела… Были отношения, недолго. Потом, ты знаешь, я никого с той прошлой работы не видела, в том числе и его…
Женя помолчал немного.
- Не-а, - спокойно сказал он. – Не БЫЛО, Кать, а есть… То, что было, и дурак поймёт, и спрашивать не надо. – При этих словах она испуганно взглянула на него, но лицо его было безмятежно, как будто речь шла не о нём самом и его сходстве с объектом разговора, а о каком-то постороннем человеке. - Между вами что-то есть СЕЙЧАС. Я не говорю – чувства там и всё такое, но что-то есть. Вот я и спрашиваю: что?.. Но если не хочешь, можешь не отвечать.

…Если не хочешь… Если не можешь – вот правильнее слово… Если б она сама знала, что происходит, она бы ответила, обязательно ответила. Но не могла же она сказать ему, что чувствует вину за свой холодный взгляд при расставании и хочет это исправить… что ей невыносимо чувствовать ненависть кого бы то ни было, пусть даже далёких, чужих ей людей… что она хочет всё забыть, а для этого надо поставить фактическую точку. Молила же его мысленно, когда уходила на ту презентацию: не отпускай… почти как «сбереги»…
Да и это всё было ли правдой? Можно ли было найти точные слова, такие, чтоб он понял? Если она не понимала сама… Если сама не знала ещё, чего хочет больше – ставить эту самую точку или сейчас же, немедленно прекратить всю эту историю и твёрдо сказать Андрею, что больше не хочет его видеть?..

- Жень, с чего ты взял? Ничего нет, о чём говорить?..

…Как же он мог почувствовать… Ведь она почти не смотрела на Андрея, и уверена – тот тоже почти не смотрел на неё… Неужели в эти несколько мгновений, когда она отказывалась от поездки, Женя успел перехватить их взгляды? Или дело в чём-то другом?..

- Не пытайся догадаться, котёнок, не мучайся… Ничего особенного не было. Я просто знаю, и всё.
Он вздохнул, и она поняла, что настаивать бесполезно. Вздохнул – устало, как бы подводя итог чему-то решённому, само собой разумеющемуся. И тут же, не поворачиваясь, протянул вбок руку. Она робко вложила в неё свою. Он легонько сжал её. Не бойся, я с тобой… Сердце сжалось.

- Ты мне никогда не рассказывала… Только совсем чуть-чуть… О той истории с развалом компании… Может, поговорим?

Теперь настала её очередь вздыхать. И ему лепестки покоя не дают… только её собственные. Но отказать нельзя. Сейчас нельзя. Раз уж о главном промолчала…

- А что говорить, Жень? Ты ж всё знаешь… Это «чуть-чуть» и есть та история… Акционер, на которого была выписана генеральная доверенность, принял решение о продаже компании. Остальные акционеры были против, но я отказалась отзывать доверенность… Процесс был возобновлён, «Ника-мода» поглотила «Зималетто», расплатилась со всеми долгами и кредитами, остаток был выплачен акционерам…
- Он так честно поступил с другими акционерами?
Катя, грустно улыбаясь, покачала головой.
- Я не стала ждать, чтобы выяснить степень его честности… Это было слишком рискованно. И хоть это меня и не касалось, но всё же… Я отозвала доверенность в конце процесса, сама распоряжалась деньгами. Постаралась сделать всё так, чтобы они ничего не потеряли. И мне это почти удалось. Совсем без потерь из этой истории выйти было невозможно…
- А почему ты отказалась отзывать доверенность в самом начале?

…Ох, Женька, это ведь и есть то, что не входит в «чуть-чуть», о котором ты знаешь… Но разве можно это постороннему объяснить, если считать посторонним любого, кто не имеет отношения ко всей этой истории… Нет, вот как раз ему и можно. Он – единственный посторонний, которому можно было бы попытаться объяснить. Потому что ей-то он не посторонний... Он бы понял... Даже вот Зорькин многого до сих пор понять не может, а Женька бы понял... Но вот ирония судьбы: как раз ему-то она и не может всего объяснить. Хватит уже, научилась на своих ошибках – в постели с одним говорить о другом... Но, может быть, попытаться обойтись без этого? Как дорого стоит его доверие...

- Да много всего... Я тогда не очень красиво уволилась, я тебе говорила... Ну, то есть тогда я уговаривала себя, что честно – это красиво, но потом, конечно, мучилась, запутано так всё, не разобрать... И когда Александр попросил выписать доверенность, долго думала, сомневалась... И продолжала сомневаться до тех пор, пока не узнала, что его выбрали президентом “Зималетто”. В общем-то, это предсказуемо было – Жданов-старший всегда благоволил к нему... Я поняла, что поступила правильно. Ну, а потом вдруг новый виток... последний. Колька не заметил ошибки в отчёте, и всё было кончено. И опять звонки, требования... Я понимала, что ничего нельзя сделать, всё, что будет предпринято, - лишь отсрочка. И не хотела участвовать в этих играх... Понимаешь, я всегда была пешкой, марионеткой для них...Знала, что, если будет допущена хоть одна ошибка, вина за неё будет возложена на меня. И это могло произойти и не раз, и не два, и, самое главное, всё равно уже не имело бы значения!.. Я решила покончить с этим раз и навсегда.

Женя кивнул: понимаю. И тут же спросил:
- А честно, но некрасиво – это из-за него?
Действительно, понимает. Всё, всё понимает...
- В основном – да. Ведь он доверился мне. Получается, что я вспомнила о честности слишком поздно.
- У вас что-то произошло? Ты отомстила ему?
- Да...

Сказала – испугалась – вздохнула с облегчением. Это слово вырвалось у неё, она не хотела его произносить. Но он так спокойно, так просто задал этот вопрос, что она не успела опомниться, промолчать. Забавно: не успела промолчать... Ну, а что ещё она могла сделать? Немыслимо было лгать ему, да и себе, изображая чистое желание быть честной... Сколько раз она спрашивала себя: если бы она не узнала об обмане, как скоро вся эта ложь акционерам, все эти поддельные отчёты стали бы противны ей? И так и не смогла найти ответ...
А теперь – мосты сожжены. Сказала и сказала, он ведь понимает, что всё не так просто. Зато он знает правду: решающим оказался её разрыв со Ждановым.

- Действительно запутано, - проговорил Женя. Тёмные глаза его были теперь широко открыты, он смотрел прямо перед собой. Но руки её не выпускал. – Ну, а что тебя мучает сейчас? О чём вы говорили на этой даче?
- Ни о чём. Правда, ни о чём. Некогда там было вспоминать прошлое.

Ей показалось, или его покоробили её слова? Действительно, фраза прозвучала двусмысленно. Но теперь это всегда будет с ним, ничего не поделаешь. Юлиана, возможно, права, и он в любой момент мог узнать о её отношениях с Андреем в прошлом. Но Юлиана обещала ей ещё кое-что: что ей должно было стать легче… Но почему же ей совсем, совсем не легче?..

- Кать, ты выйдешь за меня?

…Она замешкалась всего на секунду – от неожиданности! – и он в эту секунду выпустил её руку. Она сделала вид, что не придала этому значения.
- Почему ты спрашиваешь? Ты же знаешь…
Он повернул к ней голову. Какая нежная, но грустная у него улыбка…
- Откуда? Откуда я могу знать? Юлиана может говорить мне это с утра до вечера, но это ведь ничего не значит, если ты не скажешь…

…А, так вот он о чём... А она-то думала, он всё понимает, дал ей время… Может, так оно и было, но рано или поздно это время должно было закончиться. Ему нужны слова, от которых у неё немеет горло.

Всё внезапно изменилось. Солнце больше не было солнцем, цветы не были цветами… От утренних лёгкости и расслабленности не осталось и следа. И зачем только на свете существуют эти проклятые слова?!.. Они мешают людям жить и наслаждаться жизнью.

Поднялась с шезлонга, повернулась к нему... Она не знала, что лицо у неё сейчас было жёстким и не было похоже на лицо женщины, признающейся в любви. Но она тут же улыбнулась, и в улыбке её не было ни страха, ни грусти, ни сожаления. Обычная улыбка обычной Кати. Его Кати.

- Жень, ну что говорить?.. Пойдём в дом. У нас же есть время, родители от Петровича нескоро вернутся… А потом будем ждать их, посидим на веранде, попьём чаю с вареньем…

-------------------------------------------------------------------------

0

12

11

Едва войдя в офис, Андрей услышал непривычно громкий голос Романа, доносящийся из открытой двери его кабинета. Подошёл, заглянул: так и есть, Малиновский и Аркадий Беседин, директор фирмы, с которой они сотрудничали, «общаются», как обычно, на повышенных тонах.
Увидев Андрея, оба одновременно замолчали и блуждающими взглядами посмотрели на него.
- Аркадий, приветствую, - голосом, не предвещавшим ничего хорошего, сказал Андрей и, развернувшись, направился по коридору к своей приёмной.

Следом уже слышались шаги верного соратника. Он еле поспевал за ускорившим шаг шефом.
- Андрюх, ну подожди… ты ж не знаешь… ну, подожди же ты!..
Не обращая никакого внимания на эти придыхания, Андрей вошёл в кабинет и уже собирался закрыть за собой дверь, но Малиновский каким-то чудом протиснулся между дверью и Ждановым и тоже оказался в кабинете. Андрей пожал плечами и, не прикасаясь больше к двери, направился к своему столу, попутно щёлкнув пультом кондиционера.

Сел за стол, включил компьютер. Удивлённо поднял глаза на топчущего у стола Малиновского:
- Ты ещё здесь?
- Андрей, да ты послушай…
- Ром, я тебе давно сказал: слушать про ваши стычки с Бесединым не буду. Скучно, надоело, понимаешь? Когда вы перестанете грызться, как кошка с собакой? Ну, ладно он, салага, но ты-то должен понимать, что чем больше вы ругаетесь, тем хуже ты агентству делаешь… Ты подставляешь меня, неужели не понятно? Открытие фестиваля завтра, а у вас, кроме твоей художественной и его не очень нецензурщины, – хрен на постном масле…
- Да я ему вчера ясно сказал: выделишь всех своих людей, у нас не хватает… А он что? Привёз документы только на троих…
- Всё, Малиновский, отстань! Больше ничего слушать не хочу! Только имей в виду: если «Рок-Эллада» помашет мне ручкой, вылетишь отсюда как миленький. Лёшка уже и так давно за тебя половину работы делает…

Роман с неподдельно несчастным видом смотрел на друга. В глазах плескалось беспокойство: он знал такое настроение Жданова, и в эти минуты ему на глаза лучше было не попадаться. Но этот Беседин просто выводил его из себя!.. Он действовал на него, как фирменный раздражитель, хоть лицензию оформляй… Тем более после того, как он увёл у него Кристину… нет, об этом даже вспоминать не хочется.

Все эти мысли ясно читались у него на лице, так что Андрей, не выдержав, хмыкнул.
- Ладно, - смягчился он. – Садись, чего стоишь? Поговорим… Но сначала попроси Свету принести документы, которые Беседин привёз…
- Свету… - презрительно процедил Малиновский. – Да она даже в общей приёмной с документами разобраться не может, не то что у меня в столе что-то искать…
Андрей поморщился.
- Ну, сделай что-нибудь, сходи сам, я что, учить тебя должен?

…Никак не может привыкнуть к тому, что стиль управления в «Вереске» совсем другой, нежели был когда-то в «Зималетто»… Там у тебя была куча подчинённых, которым достаточно было поставить задачу, а потом только ждать, когда тебе доложат о выполнении. И в голову не приходило, что что-то может быть не сделано…
Здесь же ты сам себе и швец, и жнец, и на дуде… Не сделаешь – ничего и не будет, поворачиваться надо. Вроде как Малине и пришлась по душе эта новая атмосфера работы, но иногда нет-нет, да и промелькнут прежние вице-президентские замашки… А с Бесединым у него ещё и личные счёты, надо и с Аркадием поговорить, прояснить для него ситуацию. А то ведь он и знать не знает, что Малина по этой Кристине до сих пор слёзы льёт… Нехорошо, конечно, выдавать друга, но что делать, когда их распри уже поперёк горла стоят?

…Протягивая Андрею пачку документов, Роман уселся на стул и положил ногу на ногу. Относительно безмятежное выражение его лица свидетельствовало о том, что инцидент для него уже частично испарился за горизонтом.

Андрей просматривал документы. Не поднимая головы, спросил:
- Он ещё здесь?
- Кто? Беседин? Нет, уехал… Сказал, что предупреждал тебя. Он вернётся к обеду.
Андрей кивнул.
- А Валентина?
Роман помрачнел.
- По-прежнему…
Снова кивок – и продолжает читать, сосредоточенно нахмурившись. Как будто его и не волнует вовсе, что главный и единственный бухгалтер «Вереска» - одинокая женщина под шестьдесят - через неделю сматывается из Москвы в Краснодарский край на берег моря. И не в отпуск, как можно было бы подумать. А навсегда. Сестра её, видите ли, позвала к себе, а по возрасту ей давно отдых положен… Надеялись, что передумает, но она уже билеты купила…

- Ну что, мон дженераль, всё нормально? – через некоторое время спросил Роман.
Андрей отложил документы. Повёл шеей, откинулся на спинку стула и, улыбаясь глазами, посмотрел на Малиновского.
- Нормально… Не паникуй. Время ещё есть, посмотрим, может, и троих его орлов хватит… У нас же в отпуске только Комаров и Белецкий, на остальных документы готовы. Подождём Лёху, приедет – определимся…
- Да? А организаторам звонить?
- Да что ж ты всё не успокоишься… Озаботился дальше некуда, твою б энергию да в мирное русло… Я сказал – всё решу, точка.
Роман недовольно пожал плечами.
Ну что ж, понятно… Разочаровался. Надеялся на разнос, который Андрей устроит его неприятелю. Нет уж, увольте, в этих детских разборках он участвовать не желает…

- Поскорей бы это всё закончилось, - с тоской в голосе сказал Роман. – Такая неделя нервозная, а ещё лето называется… Завтрашний день ещё пережить, а там и выходные…
- Да чё ты разнылся, как старый дед? Что с тобой? Заболел?
- Заболеешь тут, - раздражённо пробурчал Малиновский. – Никакой личной жизни…
Андрей чуть снисходительно улыбнулся. Всё понятно… Ну, конечно, что ещё могло омрачить Малиновского… Эта история с Кристиной его подкосила, это правда. Стареет, что ли, действительно или зацепило его наконец всерьёз, но факт оставался фактом: после этой девицы у него никого не было. Он храбрился, выдумывал несуществующие романы (это Малиновский-то! одно слово: докатился…), но Андрей знал, что после работы тот неизменно едет домой.
- Ну, а чего так? Что тебе мешает?
- Не знаю, друг мой, не знаю… - задумчиво проговорил Роман, глядя куда-то мимо него. – Какое-то томление… но не плоти, как ты мог подумать со своей неразвитой опошленной фантазией, а души…
- Чего-чего томление? – удивлённо спросил Андрей.
- Некоей субстанции организма, нематериальной, но очень чувствительной… Душа называется, - с серьёзным видом пояснил Роман.
- А-а-а…
Малиновский презрительно махнул рукой.
- Ничего-то ты, Жданов, не понимаешь… У тебя всё просто – Милена здесь, Катюшка – там, и все-то тебя любят, и все-то готовы любое твоё желание исполнить, а я крутись как белка в колесе…
Андрей смотрел на него, высоко подняв брови.
- Что ты несёшь, Малиновский? Может, тебе и правда отпуск раньше времени оформить? Что-то ты мне не нравишься…
- Конечно, оформить! Да я ради этого ещё и не такое нести могу! Но, к сожалению, это ведь всё грубая жизненная правда, а за неё отпуск не полагается…
- Что правда?!
- Что мне, прежде чем с девушкой встретиться, надо усилия прилагать, обхаживать её, столько препятствий преодолеть…
- Что-то я не замечал раньше, чтоб ты это усилиями считал…
- Ха! Да разве ж я покажу это… Нет, суровые мужские законы не позволяют мне жаловаться в жилетку… - И он покосился на грудь Андрея. - …в рубашку даже своего лучшего друга. Ну, вот хочешь пример?
Андрей обречённо вздохнул.
- Ну...
- Вот ты позвонил Пушкарёвой? Спросил её, собирается ли она в воскресенье в Лончаково ехать? Чего молчишь, дружище, да ещё и набычился, в лице изменился… Правильно, можешь не отвечать, я и так знаю: не звонил ты никуда и звонить уже вряд ли собираешься. А знаешь почему? Отвечаю: потому что понял, что я всё сделаю за тебя. Может, ты и прав, конечно, одного ты только не учёл: мне самому этот звонок нужен. Я, может, Татьяну все эти дни забыть не могу… Я, может, только о ней и мечтаю… Вот и получается, что я за двоих стараюсь: за тебя и за себя. А за меня кто-нибудь постарается? Я, может, тоже хочу сидеть и ждать, когда кто-нибудь придёт и скажет: дорогой Роман, встреча там-то и там-то, тогда-то и тогда-то… Держи бумажку с адресом, о цветах можешь не беспокоиться, девушка ради тебя и так на всё согласна…
- Как я понял, это ты мне такое говорить собираешься? – тихо спросил Андрей, глядя на него исподлобья.
- Ну, конечно, тебе, не Брэду же Питту, я его не знаю… и Пушкарёвых его тоже не знаю… А вот твою знаю, ей и звонить буду.
- Она не моя… И хватит говорить о ней… И вообще заткнись… Ты ничего не понимаешь, а языком молотишь…
- Просто смешно… Чего это я не понимаю? Что она до сих пор влюблена в тебя? Да это невооружённым глазом видно, ты только на женишка её очередного посмотри… Это ж твой портрет, Андрюша, только живой… Живые картины - знаешь, популярно было развлечение в веке этак девятнадцатом?..

…Андрей резко поднялся и, заложив руки в карманы, повернулся к Роману спиной.
Да, привычка – дело серьёзное. Как в «Зималетто» стоял в его кабинете, уставившись в красные жалюзи, так и здесь, только в белые… И что он там всё время увидеть пытается?..

…- Эй-эй, Андрюх, ты, я надеюсь, сам-то больше не страдаешь этой ерундой? – раздался за спиной встревоженный голос Малиновского. – А то я уже беспокоиться начинаю… странный ты какой-то, злой… ведёшь себя неадекватно…

…А ведь и правда, с чего это он вдруг разозлился? Ну, ладно, Малиновский хамит, как обычно, но он-то зачем на поводу идёт? Что его так раздражило?..
Да то и раздражает, что ни в одном слове Малины правды нет. Это как чтение фантастики: захватывает, но при этом чётко понимаешь, что всё от начала до конца выдумано… Может, к реалистическому жанру его хоть немного приблизить?

Андрей вздохнул и решительно повернулся к Роману. Неожиданно широко улыбнулся. Покачал головой.
- Нет, Ромка, не страдаю… Ничего не осталось. Так, дымок над пепелищем… И я не только себя в виду имею, Катю тоже… Ты это учти, поосторожнее с формулировками. И бойфренд её здесь ни при чём. Может, сначала и было что, но она с ним давно, и это уже не имеет значения. Она за него замуж собирается…
Малиновский озабоченно покачал головой.
- Н-да… Ничего хорошего. Ну ничего, не переживай, дружище, мы что-нибудь придумаем!

Андрей смотрел на него во все глаза. Может, какой-нибудь другой язык для общения с ним выучить, может, он его лучше понимает?!..

Роман, не обращая внимания на то, что друг превратился в соляной столб, продолжал напряжённо размышлять о чём-то.
- Ладно, Андрюх, расслабься, я всё понимаю, - наконец сказал он успокаивающе. – Всё равно и тебе и ей вся эта прошлая история покоя не даёт, надо помирить вас, сделать хорошими друзьями… Пошловато, конечно, после того, что между вами было, но что делать, другого выхода нет…

Понимает? Неужели действительно понимает?!..

- Я тебе вот что скажу, - продолжал Роман. - Только ты не злись сразу, подумай… Вся эта лирика с дружбой – это замечательно, но есть здесь и другой интерес. Тебе ничего в голову не приходило?

Да, как бы не так… Это причудливо устроенное сознание неутомимо в поисках новых идей. Надо это прекратить, пока он окончательно не вывел его из себя…

- Я от тебя устал, Малиновский… Ты домой пойти не хочешь?
- Хочу, хочу, но это потом, дело прежде всего… Ты дослушай сначала, потом злиться будешь. Помнишь, что Кира говорила? Ну, про то, где она Катю встретила? Катя у Сафронова работает…
- Не у Сафронова, а с Сафроновым, - машинально поправил его Андрей. – У её фирмы договор с ним…
Роман досадливо отмахнулся.
- Да какая разница, не в этом дело!.. Главное – что она с ним контакт имеет, отношения поддерживает! И плюс Катенька у нас кто? Правильно, экономист… Наверняка финансами заведовать у Сафронова будет… Да ей подсказать ему, что фабрику продать выгодно, - раз плюнуть, ну подумай!.. Ну, неужели ты сможешь отказаться от такого?

…Ничего вроде бы не изменилось. Почти. Роману только показалось, что на какое-то мгновение загорелое лицо Андрея стало землисто-серым, а потом побелело, словно вся кровь внезапно отхлынула от него.
Да, почти ничего не изменилось, и, однако же, Роману вдруг захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда, желательно на противоположном краю земли.
Он не ожидал такой реакции. Если бы он знал, что его шеф ТАК воспримет его невинные размышления вслух, он и слова бы не сказал. Он бы держал рот на замке, он бы не открывал его, даже чтобы поесть…

- Уходи, - сказал Андрей каким-то странным низким голосом и опустился на стул. Роман видел, как он, слава богу, постепенно приходит в себя. Но показалось ли ему или у Андрея действительно дрожали руки?..
Дымок, говоришь, Жданов? Да тут МЧС впору вызывать…

Он нерешительно приподнялся на своём стуле, но прояснившийся взгляд Андрея остановил его.
- Никогда больше не говори об этом, - тихо, но уже своим нормальным голосом сказал Андрей. - Ты понял?
- Да понял, понял, - разлепил наконец намертво сцепленные губы Роман. Из двух зол…
- При мне, при ней, при ком-то другом, неважно – никогда, Малиновский, ты слышишь?.. Между нами ничего не должно стоять. Я хочу, чтобы она поняла, что всё это время заблуждалась насчёт меня. Мне противно думать, что она может меня ненавидеть, понимаешь?! А ты, вместо того, чтобы помочь или хотя бы не мешать, ещё ей хочешь материальчику подкинуть? Закрепить пройденное, так сказать… Тебе мало того, что мы с тобой натворили?!.. Нет, я иногда просто отказываюсь тебя понимать.
- Так я, в общем-то, и собирался помочь, - растерянно проговорил Роман.
Андрей кивнул. Ну, слава богу, хоть улыбаться не разучился за эти несколько секунд. Но улыбочка какой-то кривовато-жутковатой получилась…
- Спасибо. Ты помог… Ты, кажется, был не против того, чтобы домой уйти? Можешь идти, я тебя не задерживаю. – И он уже обычным своим лёгким движением приподнял руку и взглянул на часы. – Через полчаса Лёшка приедет, мы с ним обо всём договоримся. А вечером созвонимся с тобой, я тебе всё расскажу, договоримся на завтра… Ром, что стоишь? Ещё что-нибудь?
- Так как же… Катя… я же хотел позвонить…
- Я сам разберусь, - сухо ответил Андрей и, отвернувшись к компьютеру, положил руку на мышь.

…Роман вышел за дверь и стоял несколько минут, прислонившись к ней спиной. Разберёшься ты, конечно… Или так и не решишься позвонить, или пошлёт она тебя куда подальше. И ни ты её, ни я Татьяну больше никогда не увидим. А я ещё молодой, я гулять хочу с девушкой, которая мне понравилась, я жить хочу… и видеть, как ты живёшь.

На странно подкашивающихся ногах он вышел из офиса, поморщился от оглушившего городского шума и вытащил из кармана мобильный. Хорошо хоть, номера успел в телефон забить.

…- Танюша? Приветствую, это Роман Малиновский… Ну, помните, мы к вам в офис приходили… Хочу напомнить вам, о чём мы договаривались. У вас ничего не изменилось?.. Нет?.. А у Катерины Валерьевны?.. Хорошо, вы тогда спросите у неё, и минут через десять я перезвоню. Ну всё, надеюсь на встречу, ждите звонка!..

…Передаст отказ через Татьяну – будем звонить напрямую… Нехорошо, конечно, вот так, за спиной у Жданова, это делать, но выхода другого нет. Надо все способы испробовать, только бы она пришла на это мероприятие… Не Жданову же к ней в офис ехать, да он и не поедет, в лоб отношения выяснять – толку никакого… Надо постепенно, понемногу, в отвлекающих обстоятельствах… А хороша идея с покупкой фабрики была, жаль только, не в тему!.. Кто ж знал, что на этот раз всё так по-честному да так серьёзно… А с виду и не скажешь – живёт да и живёт себе человек, всё у него нормально, ну, жестковат, пожалуй, стал, так время же идёт, но ни о каких Пушкарёвых даже не помышляет… Стоп. А вот и неправда…

…Одни за другими в памяти стали всплывать слова, жесты, какие-то случайно оброненные фразы… Так, значит, всё это время эта странная любовь покоя Жданову не давала? Ну, или то, что от неё осталось… Это как привычная уже, переставшая быть неприятной мысль: «Зималетто», ну, или то, что от «Зималетто» осталось… И там, и там Катенька виноватой получается. Или – и там, и там не совсем виноватой получается…
Да неважно теперь, кто больше виноват. У всех рыльце в пушку, все не ангелы. Сядут вдвоём когда-нибудь к нему в самолёт – сразу во всём разберутся. Может, тогда уже и не надо будет разбираться. Может, тогда уже с новым чем-нибудь разбираться придётся и некогда будет старое вспоминать…

Короче, давай звони, Малиновский, а потом по своему плану «бумажку с адресом, цветов не надо»… Поможешь другу – а заодно и сам с этой длинноволосой русалкой из приёмной ещё раз встретишься. И Зорькину Николаю нервы потреплешь, ему не повредит… С ним ещё за то старое до конца не рассчитались… Это как в том анекдоте – может, и не виноват ни в чём, а осадок остался.

…- Тань? Привет ещё раз. Может, перейдём на «ты», а то неудобно как-то, как чужие общаемся?.. Я рад, Танюш! Ты просто фея… Да нет, ты знаешь, надоело с одними и теми же людьми всё время ездить, в новой компании веселее… В смысле? С Андреем? Только что? И она согласилась?.. А как ты думаешь, она не может передумать?.. Это хорошо, а то я уже разволновался… Ну всё, целую. В воскресенье утром ещё раз перезвоню, договоримся, где встретиться. До встречи…

------------------------------------------------------------------------

0

13

12

Нет, не было снега. И града не было. И даже дождя. Было солнце, которое уже успело надоесть. Тем более когда никуда идти не хочется, а хочется прижаться к тёплому и надёжному и забыть сон, который только что снился.
Потому что во сне это не было тёплым и надёжным, это было жутким и даже опасным…

Она видела себя со стороны. Вот просто стояла и на расстоянии вытянутой руки видела своего двойника – но точно знала, что это был не двойник. Это была она сама. Страшно… Но при этом мучительно хочется дотронуться, протянуть ниточку между собой - и собою… И она тянется, тянется к себе, а та, другая ОНА, стоит не шелохнётся, но становится как будто всё дальше и дальше…
Всё это причиняло ей боль, мучило её, но появился Женя. Он помог ей: взял за другую руку и отвёл от себя, от той, к которой хотелось дотянуться. Мучения закончились, но осталась пустота. И пустота была страшнее мучений. Женя мучил её пустотой…

…Проснулась. Повернула голову – спит, но беспокойно: веки дрожат. Чего только не приснится… Мучитель, это надо же… Такой ласковый, такой почти родной… Близкий, понятный, и её понимает. И не мучает. Никогда.

Солнце заливало комнату. В последние дни уже появилось ощущение, что оно мстит плохой погоде за невыгулянное лето, словно подчинённый начальнику за отзыв из отпуска… И уж решило теперь оторваться по полной, до октября даже за облачком не спрячется. Чтоб не забыли. С глаз долой…

Вспомнила, вздрогнула, натянула одеяло почти до подбородка. Этого оказалось мало, спрятала лицо на плече у Жени. Не помогает… Бесполезно, всё бесполезно. Всё равно в памяти этот разговор и – главное – то, что она согласилась. Она согласилась!..

А ведь все эти дни была почти уверена, что никуда не поедет.
Куда? С кем? Смешно… Хоть бы кто-нибудь из этой компании был близок друг другу, ну хотя бы Таня с Малиновским раньше, что ли, познакомились… А так… Нелепость какая-то, почти абсурд. Практически незнакомые друг другу, чужие люди с тупым сангвиническим оптимизмом делают вид, что жаждут этой встречи, как манны небесной… А что, неправда? Что осталось от их бывшего знакомства? Ну, разве только имена… Но мало, что ли, по улицам Ром, Кать и Андреев ходит… И между этими людьми и нею, возможно, даже больше общего, чем между ней и теми, с кем она встречаться собирается. Развлекаться! Проводить воскресенье!..

Как орал Зорькин… Его было слышно, кажется, даже на Воробьёвых, то-то порадовались, наверное, их бывшие профессора в университете… Не слушая Зорькина, представляла себе картину: на пятом этаже, в прокуренной преподавательской с лепными потолками сидит за столом постаревший Иван Александрович и беспокойно дёргает своей острой бородкой, заслышав знакомые нотки… Студента Зорькина забыть невозможно…

Увидев её улыбку до ушей, Зорькин рассвирепел ещё больше.
- Кать, ну вот чего ты веселишься? Её опять вокруг пальца обводят, а она веселится…
- Что ещё за глупости? Какие ещё хороводы вокруг пальца? Что за неуместная образность, Зорькин?
- Веселись, веселись… Вот когда опрокинешься вниз головой второй раз, прибежишь ко мне – а я напомню тебе, как ты веселилась… Но в этот раз тебе даже мало, тебе одной скучно, ты ещё и Таньку за собой потянуть решила…
Вот тут она уже начала злиться.
- Скажи мне только одно: ты действительно так думаешь? Ты серьёзно думаешь, что я еду туда, потому что меня обманули, запугали или ещё неизвестно что со мной сделали?..
- Не знаю… Не знаю я, что они там с тобой делали… Я только знаю, что, как только поманили, ты и побежала…
- Никуда я не побежала…

Внезапно злость куда-то испарилась. Он ничего не понимает, а объяснять – много чести. Чтобы понять, надо захотеть, а ему ревность глаза застлала… Конечно, много ума не надо, чтобы догадаться, что если Малиновский пригласил Татьяну, то не из дружеских побуждений… Но она сама-то тут при чём? И вообще – пусть идёт и воспитывает свою Таню…

Но Таня оказалась непреклонна. В этот, пожалуй, первый раз, когда Катя вполне смирилась бы с тем, что она подчинится Колиному капризу, Таня стояла насмерть. У неё даже промелькнула фраза что-то вроде: принимай меня такую, какая есть, а не нравится – уходи… Катя поразилась, сколько силы было в этой девушке. Она-то считала её простой, не имеющей своего мнения, потакающей любому взбрыку Зорькина… Хотя вот если вспомнить недавний их разговор о свадьбе, то этот инцидент можно считать логичным… И впервые у Кати закралось опасение, что несчастный Зорькин может по собственной глупости совершить непоправимую ошибку.

…Чёрные стрелки настенных часов, как обычно, застыли в своём вечном беге. Тоже страшно… С некоторых пор страшно смотреть на часы. Время не потрогаешь и даже не увидишь, ну разве что тонкую бледную секундную стрелку, так она не во всех часах даже есть…
Это появилось у неё после маминого инсульта. Приступ был неопасным, микро-, и всё же она испугалась тогда на всю жизнь. И впервые задумалась об этих стрелках и цифрах - на стене, на руке, в мобильном, в компьютере, где угодно… На руке - вполне невинный себе такой приборчик, иногда даже со стразами, украшениями, красивыми стильными ремешками… А вдуматься – ведь это и есть то самое таинство, которого все боятся, но о котором природа милостиво позволила не думать каждое мгновение. Если бы она могла, она бы сделала всё, чтобы оттянуть для родителей эту минуту, сама бы согласилась вместо них… Но никто предложений таких не делал, с искушениями не приходил, и часто теперь, когда она взглядывала на часы, появлялось что-то под сердцем – жалобно сосущее, легонько тянущее, а потом отпускало на время. Тоже – на время.
Но почему эти мысли пришли сейчас?.. Ах да, этот сон.

…Но вот пришло время – стряхнула с себя и сон, и страхи… Вставали, умывались, пили чай. Женька – весёлый, беззаботный, болтает без умолку… Это он-то, который иной раз за вечер в гостях и слова не вымолвит… Да и с ней наедине всегда спокоен, даже когда шутит или смеётся, хладнокровия не теряет. А сейчас - глаза блестят, возбуждён… Точно она подумала - оптимизм какой-то нездоровый. На сангвиника Женя совсем не похож…
В глубине души она надеялась, что из-за него они не смогут пойти. Думала - он откажется, ну, и она одна, естественно, никуда не пойдёт. И он действительно сразу сказал: «Ну, Кать, что мне там делать, это твои друзья…», но когда она ответила, что останется с ним, тут же передумал: «Ладно, поедем… В конце концов, и правда на таких мероприятиях никогда не были и вряд ли когда-нибудь удастся побывать»… Она с подозрением посмотрела на него. Тёмные глаза его были чисты, как отполированные морские камушки…

…Задумывалась: нет ли в том, что происходит сейчас между нею и Андреем, нечестности по отношению к Жене. Так и не поняла пока… Конечно, на поверхности - всё гладко, ведь и между нею и Андреем, в сущности, всё проясняется. Они оба стремятся к одному и тому же - сбросить груз вины со своих плеч. И даже если он недоговаривает чего-то, это его проблемы, она в этом участвовать не будет. И всё же эти телефонные разговоры, эти странные, обрывающиеся на середине фразы… Даже то, что им трудно смотреть друг на друга, даже то, как она боялась этой встречи (как можно желать чего-то не желая?!) - всё это рождало смутное беспокойство, как будто ей было нужно скрывать что-то, как будто она была виновата…
Виновата, виновата. Всегда, во всём. Надоело.

***

Хозяева праздника – фирма «Орфей» - действительно позаботились о своих гостях. Невысокие, в несколько ярусов, трибуны были заполнены народом, почти никому не пришлось стоять под палящим солнцем. Ярко пестрели по-летнему праздничные наряды женщин, играла громкая музыка, во всём - атмосфера отдыха и расслабленности… Почти как на курорте, где каждый день как праздник и в календаре есть только один день - воскресенье… Умеют же отдыхать люди, вздыхала Катя, глядя на беззаботные, неподдельно заинтересованные происходящим на лётном поле лица. Сама она никак не могла отделаться от чувства неловкости, вся была как натянутая струна…

…Но всё же струна ослабила натяжение, от неожиданности. На переполненной стоянке их встретил Малиновский, повёл к трибуне, где они должны были сидеть. Когда подошли ближе, увидели Милену и Андрея - с ребёнком на руках. Мальчик лет трёх то и дело клал ладошку Андрею на губы и, когда тот уворачивался, заливисто смеялся.
И, как всегда в таких случаях, если и было напряжение, то оно тут же исчезло. У всех на лицах появились улыбки, все сразу почувствовали себя легко.
- Знакомьтесь, это Марат, - пояснил Андрей. - Сын Милены. Ни в какую не хотел оставаться с няней, пришлось взять его с собой. - Но, судя по его сияющему лицу и улыбкам, которыми они с Миленой обменялись при этих словах, его вполне устраивало такое положение дел. И потом, когда они уже сидели на своих местах, Катя смотрела на него и не уставала удивляться. Не ожидала… Андрей, оказывается, любит детей! Как искренне он улыбается ребёнку, не раздражается, не злится... Или это оттого, что мальчик - сын Милены?

…Но перед этим им предстояло познакомиться ещё с одним человеком - Алексеем Серовым, главным воином «Вереска» и главным наставником Малиновского в его новом увлечении. Катя сразу же почувствовала к нему симпатию. Высокий, широкоплечий, по виду - ровесник Андрея и Романа, он был воплощённой уверенностью в себе. Спокойно, доброжелательно разговаривал с ними, и, если и возникли у него какие-то мысли по поводу Жени, никак их не выказывал. И Катя была ему благодарна за это.

…Потом Роман и Алексей ушли, а они вшестером поднялись на трибуну. Неловкости больше не было, как будто присутствие ребёнка примирило всех с некоторой двусмысленностью ситуации. Таня улыбалась, и даже Зорькин расслабился - казалось, он по-настоящему увлечён шоу. Впрочем, Катя на это и рассчитывала, ведь Зорькин и сам в душе оставался ребёнком…

…Сама она была переполнена. Да, именно так, и не конкретными какими-то ощущениями, а просто - чувствовала наполненность в душе. Вспоминала свой сон и невольно улыбалась при мысли о том, как далёк он был от реальности. От пустоты не осталось и следа.

Андрей сидел рядом с ней, и время от времени маленький Марат переключал своё внимание и на неё. Особенно его заинтересовали почему-то её волосы, и Андрею приходилось постоянно следить за тем, чтоб Марат не уцепился в них своими пальчиками. Катя только тихонько смеялась. Ребёнок сообщил ей, что вон там - самолёты, а он «хочет к бабушке».
- Мама Милены живёт в Белгороде, - пояснил Андрей, в очередной раз отводя руку мальчика от её волос - видимо, таким образом Марат хотел продемонстрировать свою симпатию к тёте. - И Марат жил у неё. Милена этой весной забрала его к себе.
Катя смущённо кивнула. Милену она со своего места не видела, но у неё было ощущение, что ей может быть неприятно то, что Андрей заговорил об этом с посторонним человеком. Было в этих словах что-то очень личное, возможно, даже какая-то драма. Но лицо Андрея было спокойно, и она успокоилась тоже. В конце концов, она ни о чём не спрашивала, он сам сказал.

…Интересно, они живут вместе? Неужели в Ильинском? И Андрей растит чужого ребёнка… Впрочем, он не чужой ему, если они с Миленой так близки… Может быть, даже женаты… Нет, невозможно, иначе Юлиана бы знала, да и Кира говорила бы о нём совсем по-другому… И зачем он сам скрывал бы это, отрекомендовав Милену «своей знакомой»?..
И снова вслед за мыслью о Юлиане и Кире пришло воспоминание о его ссоре с Сафроновым. Она всё время думает об этом, Андрей - рядом, почему бы ей не спросить его?..

Она посмотрела на Женю: он о чём-то оживлённо разговаривал с Зорькиным. А с правой стороны теперь происходило маленькое семейное совещание, в результате которого маленький Марат переместился к матери. Заметив Катин взгляд, Милена смущённо улыбнулась:
- Спать пора, поэтому капризничает.
Катя улыбнулась в ответ. Конечно, удесятерённый рёв хоть и маломощных, но сейчас объединённых в один двигателей не способствовал детскому сну.
Само шоу мало занимало её. Она просто наслаждалась отдыхом, а главное - тем, что ей оказалось неожиданно легко рядом с Андреем. Может быть, она напрасно боялась… Может быть, ей и не придётся ничего изображать перед ним, а быть такой, какой он хочет, чтоб она была, - открытой и естественной… Вот только он сам почему-то упорно не хочет смотреть на неё. Даже когда говорит с ней, отводит взгляд.

…Как всё-таки странно… Здесь, на земле, они отчётливо видели самолёт Малиновского, его самого, гордо вышагивающего к самолёту рядом с Алексеем… Обернувшись, он нашёл их в толпе, помахал рукой… Таня, не обращая внимания на испепеляющий Колин взгляд, помахала в ответ… И вот - самолёт уже на взлётной полосе, минута - взлетает, ещё через минуту его уже не отличить от других таких же маленьких чёрных точек в небе… Катя посмотрела на Таню. Она была похожа на распустившийся цветок. Хорошо, что хоть Женька Зорькина отвлекает…

- Никогда бы не подумала, что увижу Романа Дмитрича в таком качестве, - улыбаясь, сказала она Андрею.
- Я тоже, - ответил он. - Долго ещё казалось, что это галлюцинации. Однако пришлось смириться.
- И давно он летает?
Андрей задумался на секунду, покачал головой.
- Меньше года… Месяцев семь-восемь…
- Он работает с тобой?
- Да, вместе агентство открывали… Сергей Сергеич - ты же помнишь? - улыбнулся он, - познакомил нас с Лёшкой, он был знаком с этим бизнесом. Решили попробовать.
- А потом? - решилась она.
- Что потом?
- Ну, что было потом?
- В смысле? - нахмурился он. И взгляда не отвёл…
- Ты прости, Юлиана рассказала мне… Ты хотел купить фабрику у Сафронова…
- Юлиана рассказала? - быстро спросил он, внимательно глядя на неё.
- Ну, да…
- А Сафронов сам тебе ничего не рассказывал?
- Нет, я же поэтому и спрашиваю…
Он помолчал немного, и снова глаза его были устремлены на лётное поле.
- Честно говоря, я не хочу об этом говорить… но раз ты спрашиваешь, да и в испорченный телефон не хочется потом играть… Он предлагал мне работать у него. Кира уговаривала меня, но я не хотел иметь ничего общего с модным бизнесом. Тогда он сказал, что у него есть предложение, от которого я не смогу отказаться. И предложил мне купить у него фабрику в Ильинском. Дёшево, быстро… это была выгодная сделка. Конечно, это было совсем другое дело, чем работать у него коммерческим директором… и отцу было бы легче… ладно, это неважно. Милена помогла с кредитом в банке, я продал квартиру… Потом узнал - добрые люди нашептали, - глаза Андрея зло сверкнули, - что это Сафронов подталкивал Сашку к дележу акций. Я был… ну, в общем, в тот день не совсем мог контролировать себя, и тот, кто сказал мне, специально натравил меня на Сафронова… Конечно, это было верхом глупости, но я устроил ему разборки, - усмехнулся он. - Теперь-то я понимаю, что всё это чушь, что Сафронов ни при чём, он просто воспользовался ситуацией… В конце концов, его в том казино не было… да и на совете, где Сашку избрали президентом, тоже… В общем, мне потом было стыдно, что я не сдержался. Но Сафронов мне этого не простил и сделку остановил. Вот и всё.
- И ты остался в Ильинском?
- Ну, конечно… Я ведь уже жил в своём доме.
- Ну, а как сейчас у вас идут дела?
- Хорошо… Конечно, не так хорошо, как у Сафронова, с которым ты работаешь, - улыбнулся он, - но меня вполне устраивает.
Кате понравилось, как он это сказал. Без издёвки, без зависти, простая констатация факта. Бедная Кира. Она, дурочка, жалеет себя и ей одиноко без компании, поэтому и устроила такой плач по Андрею. А его не хочется жалеть. Совсем-совсем не хочется жалеть. Ему только хочется помочь…

Она улыбнулась.
- Но ведь даже и таким скромным предпринимателям, как ты, нужно оформлять налоги и предоставлять годовой баланс. Так что и ты наверняка без специалистов не обходишься…
Только сейчас она поняла, как тихо они говорили всё это время, как близко склонились друг к другу. Последнюю фразу она произнесла намного громче и даже взглянула на Женю, как бы приглашая и его присоединиться к разговору. Но Женя сидел, всё так же отвернувшись к Зорькину…
- Конечно, нет, - в тон ей ответил Андрей. - Только у меня не такой размах, как у Сафронова, мне и одного бухгалтера достаточно…
- Ой, Катя, не слушайте его, у него сейчас ни одного бухгалтера нет…
Катя вздрогнула и, чуть наклонившись вперёд, посмотрела на Милену. Марат всё-таки уснул у неё на руках. Улыбаясь, она смотрела на Катю.
- У них была бухгалтер, но она через неделю увольняется. Я ещё утром говорила Андрею, чтобы он спросил у вас, может быть, вы могли бы…
- Катя, действительно не слушай, - прервал её Андрей, нахмурившись. - Милена шутит…
- А почему бы и нет? Ты знаешь, как тяжело сейчас найти хорошего экономиста? А Катя наверняка знает этот рынок, может быть, посоветует что-нибудь… кого-нибудь…
Застигнутая врасплох, Катя молчала.

Это было банально, до ужаса банально. Она, конечно, могла бы помочь ему, взять на себя его фирму. Но это было бы такое мучительно-красноречивое дежа вю, что всем этим хватаниям за руки было до него далеко. И всё же забавно, что бухгалтера «Вереск» лишился именно сейчас…
Она взглянула на Андрея. Судя по его лицу, он думал о том же. Но его положение было ещё хуже. Получалось, что он снова ищет встреч с нею. А он не хотел, чтоб она думала так, она это чувствовала.

Катя всё же прервала это неловкое молчание.
- Я подумаю, что можно сделать, - твёрдо сказала она. - Возможно, порекомендую кого-нибудь. Это сделать не так трудно, единственная сложность - лето, многие в отпусках…
…И как он всё-таки научился закрывать глаза не закрывая?.. Непостижимо…
И вдруг, глядя на него, на Милену за его плечом, на всех этих людей вокруг, она почувствовала: если бы они могли остаться вдвоём, она бы ему всё, всё объяснила. Она бы сумела, она бы нашла слова. Может быть, она даже рассказала бы ему про Женю, про свой сон, про пустоту… Про то, как ей горько, как она устала бояться, как ей хочется просто жить.
И он… Почему-то она была уверена сейчас, что он бы понял. И тоже нашёл бы нужные слова, такие слова, которых бы она не боялась, такие слова, про которые она бы точно знала – это не ложь.
Им удалось бы отпустить друг друга, она была уверена. Она бы вывернула свою душу в последний раз… И тогда было бы уже неважно, будет ли она работать с ним, осуществит ли те свои, неясные пока, мысли о том, чтобы помочь ему с фабрикой… Конец недосказанности, стены между ними - нет…

…Но это «если» - лишь бесплодная слабость. Ведь есть и стена, и другие люди вокруг. Много, много людей… рядом с ним – Милена.

…На фуршет и фейерверк они с Женей не остались. Милена и Андрей повезли Марата домой, чтобы потом вернуться в Лончаково, и Катя с Женей ушли к машине вместе с ними. Колю и Таню Малиновский уговорил остаться.

-------------------------------------------------------------------------

0

14

13

…- Гениально! – Роман с силой хлопнул себя по колену, чуть не уронив полуметровую коробку со спагетти. – И она не согласилась?!
- Не на что было соглашаться, мы замяли эту тему… Да положи ты эту коробку в тележку, чё ты её прижал к себе, как родную!..
- Дедушка Фрейд мог бы много чего сказать тебе по этому поводу, - многозначительно изрёк Роман, но с коробкой всё-таки расстался.
- Неужели он и про макароны что-нибудь говорил?!.. Мы в супермаркете, Малиновский...

…И этому человеку он хотел рассказать про бабочек… Про бабочек, которые снились ему перед тем воскресеньем...
Легко можно себе представить, что он услышал бы в ответ. У праотца альтернативной сексологии наверняка и на этот случай были объяснения.

…Он не видел бабочек, он только чувствовал их порхание у своего лица. Едва касаясь, они трепетали крылышками по щекам, лбу, векам, губам… Ощущения были такими, что если б его спросили, испытывал ли он подобное когда-нибудь в своей жизни, он бы точно мог ответить: нет. То есть было… было что-то похожее, но по силе всё равно несравнимо, потому что во сне он знал, что очень долго ждал этого. Как будто знал, как это будет, и очень хотел этого…
Правда, проснувшись, понял, в чём было дело. То есть он понял, что именно вызвало эти ощущения, но почему они были такими желанными – так и осталось загадкой. Ибо это была пуховка!.. Ну, такая штука для пудры, которой пользовалась Милена. Сколько раз по утрам он видел, как она пудрилась ею. А теперь склонила над ним смеющееся лицо – и водила этой пуховкой по его лицу. Будила его…
Да, это было странно и смешно… Как можно скучать по пуховке? А тем более мечтать о ней… Но это была не пуховка. Это были бабочки.
И сон не отпускал. Верней, воспоминание о нём. Есть ведь такие забавные толкователи снов, может, в Интернете посмотреть?.. Н-да, дожился, совсем уже… Ну, или хотя бы рассказать кому-нибудь… Малиновский отпадает, но можно ведь спросить у Ольги Вячеславовны…

…- Послушай, сколько ты платишь Ольге Вячеславовне? – недовольно спросил Роман, толкая перед собой тележку. – Почему ты сам должен покупать продукты? Экономишь?
- Нет. Она получает достаточно.
- Ну, а что тогда?
- А самому не понятно?
- Ах, как трогательно… Настоящий рыцарь… Эх, Андрюша, ты ж знаешь, я за разделение труда. Каждый должен заниматься своим делом! Кстати!.. Милена попала в точку. Катя должна заняться нашей бухгалтерией!
- Блестящая мысль. Тебе почему-то всегда кто-нибудь что-нибудь должен…
- Ты не уходи от темы…
- А ты – от полки. Кетчуп захвати.

…Ну, не мог он говорить об этом. Просто не мог. Может быть, когда он сам со всем этим разберётся, ему будет легче обсуждать это. Ему нужно время.
Но времени нет. Он обнаружил, что у него совсем нет времени! Только он успевал настроиться, привыкнуть, обдумать всё, что было: слова, взгляды, оттенки голоса, собственные ощущения, как тут же приходилось свыкаться с новыми.
Вот, например, это воскресенье. Он понял, что по-прежнему не может смотреть на неё. Сидеть рядом, так близко… Один бог знает, чего ему стоили эти небрежные жесты… Невинная игра ребёнка с её волосами словно опрокинула его в то время, когда он мучительно жалел о навсегда потерянной возможности дотронуться до неё. Он сейчас касался её волос, но она не замечала этого…

…Как тогда, давно, он впервые понял, что такое любить, и постоянно открывал в себе что-то новое, так теперь впервые испытывал на себе, что такое – не любить… Да, тоже странные ощущения, как с теми бабочками. Вроде и знаешь, вполне отдаёшь себе отчёт, что не любишь, и в то же время пользуешься каждым мгновением, чтобы восполнить то, чего недополучил… Это происходит неосознанно и рождает те самые, уже забытые ощущения – в ответ. За это становится стыдно, неловко, вроде как используешь её, а она ведь ничего не знает и, мало того, никогда не узнает и не должна узнать!.. Это не то, первое, во что она должна поверить, это совсем другое, о чём сложно даже думать, не то что с кем-то говорить…

Но как она может поверить в то, что было когда-то, если нельзя быть рядом сейчас? У него в глазах потемнело, когда Милена завела разговор о Валентине Моисеевне… Клял себя за то, что утром не нашёл в себе силы расставить все точки над «i», объяснить Милене… Но что, что он мог объяснить?.. Не мог он говорить об этом, просто не мог!..

…В какой-то момент Катя посмотрела на него, и он почувствовал, что именно сейчас, вот в эту минуту, смог бы. И не с Ромой или Миленой, а с ней самой. Ему вдруг показалось, что на самом деле всё просто и они смогли бы донести друг до друга свою правду – каждый свою, но она способна была стать их общей правдой.

…Ему было обидно. Горько и обидно, что они упустили такой шанс. Ну, почему это не случилось там, в той тёмной комнате, или у её подъезда, когда они были совсем одни?.. Минута мимолётна, она была упущена… Вскоре Катя уже прижималась к своему горе-бизнесмену, а самому ему было непонятно, откуда вдруг взялась эта спонтанная уверенность, что всё могло разрешиться в один миг…
И, как назло, когда он видел, как она смотрит на Женю, постоянно возвращалось воспоминание о том, как когда-то она смотрела на него. Понимала его. И верила…

…Но Малиновский не жил прошлым. Он жил настоящим и упорно не давал Андрею увильнуть от разговора.
- Да не хочу я развесных салатов!.. Посмотри, здесь же целых три человека в очереди!.. Ну, вот сам подумай, как было бы хорошо заполучить Пушкарёву. Да мы с ней ещё одно агентство откроем, она ведь в налогах ас!.. Ну, хорошо, молчу, хочешь законно – будет всё законно, тут ты тоже не прогадаешь… Ты только представь: всё вовремя, чистенько… «Роман Дмитрич, я в банк съездила», «Андрей Палыч, зарплата начислена»… Это же мечта, а не бухгалтер!.. Ну, и параллельно решаешь свои проблемы. Время идёт, вы общаетесь, она видит, что тебе от неё ничего не нужно, пара умело вставленных фраз (моих) о том, как ты страдал, - и дело в шляпе, ты отомщён!.. Конечно, идеально было бы пойти ещё дальше, тогда ты точно мог бы быть уверен… Но это только в теории, Жданов!!.. Здесь, между прочим, охранников полно, так что моя бренная жизнь под защитой…

…Вот почему так происходит? Несёт вроде бы полную чушь, за которую и убить не грех, но мозги так странно на его волну настроены, что невольно прислушиваешься… Конечно, это не всегда так, иногда Малиновский переходит черту, за которой только его мозги уместиться могут… Пришла же ему в голову эта чудовищная мысль о протекции с фабрикой…
Но сейчас слова Малиновского были отголоском его собственных мыслей. Неужели они выглядят так же?.. Ведь ещё недавно он думал о том же.

«Всё проще, всё проще», - повторял он себе, идя за Малиновским к кассе. Никаких небес… Они ведь говорят на одном языке, неужели так трудно понять друг друга?.. И он в который раз уже едва удержался от того, чтобы достать телефон.
Ладно, пусть идёт как идёт... В конце концов, следующий шаг за ней. Это она обещала позвонить ему.

Малина упомянул о Тане, вот отличная возможность свернуть тему.
- Ты долго мозги пудрить девушке собираешься?
Вопреки ожиданиям, тот ответил не сразу.
- Всю жизнь, - и в глазах блеснуло что-то.
- Понятно… Значит, как обычно. Ну, а Зорькин-то перед тобой чем провинился?
- Тем же, чем и перед тобой когда-то: не люблю женихов…
- Да ты никого не любишь. И Таню, кстати, тоже…
- Да? – Одноразовый пакетик с кофе перекочевал в тележку, а глаза блестели ещё больше. – Рассеянный я какой-то стал, забываю всё… Возьми ещё пачку «Мальборо лайт», их Таня курит…

***

- Я против, - сходу заявил Зорькин, едва дав ей договорить.
- Вот так, сразу? – опешила Катя.
- А чего ты ожидала? Что я возьму время на размышления? Даже не подумаю… Понятно, что ничего хорошего это не даст. Я вообще удивляюсь, как ты можешь серьёзно это обсуждать… Нет, вот всё-таки интересно, Пушкарёва: почему как всякие там сюси-пуси, так Женьке, а как сумки таскать – так вечно Зорькин?!..

…Идёт – еле ноги переставляет… Как будто его штангу в сто кило нести заставляют. Подумаешь, пара пакетов с едой… Так и у неё руки не пустые…
Она специально дождалась, пока они выйдут из магазина. Если б там начала этот разговор, можно было и без продуктов остаться…

- Между прочим, если ты попросишь, и я для тебя чего-нибудь потаскать могу. А для этого… ну, чего ты так жаждешь… у тебя Таня имеется.
- Вот-вот, - мрачно подтвердил Зорькин. – Ещё и это. Таня… Нет, Катька, даже не проси.

Она обеспокоенно посмотрела на него. Неужели правда?.. Или опять преувеличивает? Вообще-то и ей показалось… Но на всякий случай надо его успокоить.
- Коль, я видела её вчера, позавчера… Она такая же, как всегда, ты зря волнуешься.
- Да я даже по голосу твоему чувствую, что не такая же… Ты тоже заметила… Только слепой не увидит…

Катя подавленно замолчала. Возразить было нечего, её подозрения потихоньку превращались в реальность. Медлить нельзя, надо поговорить с Таней… По-обывательски банально, конечно, но по-другому не скажешь: открыть ей глаза.

…Но вот интересная вещь: ветреность Малиновского была аксиомой, над которой никто никогда толком не задумывался. Порхает себе человек, жизнью наслаждается, и вроде бы вреда от этой жизни никому нет. Пробовали, помнится, Клочкову пожалеть, да потом оказалось, что это она своей мнимой беременностью Малиновского жертвой сделала… Да и Машка была сама виновата, один ветер в голове…
Таня не такая. Совсем не такая. И о таких, как Таня, в жизни Малиновского – полное отсутствие информации. Вывод: он просто избегал таких девушек, изначально ориентировался на другое. А значит, и «открывать глаза» придётся осторожно: в анамнезе записей нет…
Так ведь и у Кольки нет, вот что интересно. Всю жизнь выбирал таких же, как Малиновский, и всю жизнь страдал от этого… А теперь – решил отыграться за все свои страдания? Отсюда это вечное недовольство, вечное ворчание: не туда пошла, не то сделала?.. Демонстративное небрежение, насмешки напоказ… Программа дала сбой – надо отомстить программе? Доказать самому себе и всему миру, что лучший?..
А потом – расплачиваться. И тоже по полной программе.

…Но пока всё это нужно держать при себе, не время ему «глаза открывать». Поговорить с Таней, выяснить и её «историю болезни»…

- Коль, послушай. Во-первых, Таню наше сотрудничество с «Вереском» никак не коснётся. Ну, при чём здесь она со своей приёмной? Пару документов напечатать?.. А во-вторых… Я об этом только что подумала, не знаю, может, это и неправильно… Но мне кажется, будет лучше, если ты будешь в курсе…
- Ты имеешь в виду – смогу контролировать его?
- Ну, не так жёстко, но что-то вроде этого… Пока трудно говорить об этом, но будет лучше, если ты время от времени сможешь видеть Малиновского.
И мысленно добавила: «Если не хочешь её потерять». Но вслух не произнесла. Рано драматизировать, да и кое-что более серьёзное остановило её. Вдруг возникло неприятное ощущение, что она что-то скрыла от него, что она его использовала.

…Да, наверное, уже не нужно играть с собой в кошки-мышки: с того самого момента, как Милена заговорила об этом, она знала, что так будет. Ещё в тот день, когда она встретила Киру, родилось неясное ощущение, но теперь она окончательно поняла: какая-то волна несёт её, и она ничего не может противопоставить ей. Не может найти в себе силы ей сопротивляться. Как будто кто-то заранее предопределил всё, и теперь только остаётся следовать этим предписаниям… Как будто она должна была принять это решение - помочь Андрею. И все аргументы «против», которые по инерции так ясно чувствовались тогда, на трибуне, теперь почему-то потеряли силу и уже не кажутся убедительными.

…И только за Женьку болит сердце. Вот вроде бы и не с чего – а болит. И ведь даже и не поговоришь с ним, чтобы не повредить того целого, что, возможно, и не думало трескаться. Она было попыталась начать разговор, но снова увидела такие ясные глаза, что сердце сжалось от боли. А ведь он совсем не умеет притворяться, хоть и не эмоциями, но словами всегда выразит то, что беспокоит. Ведь он же прямо сказал после того, как Андрей приходил в офис: «Не пытайся догадаться, я просто знаю»… Он тогда почувствовал что-то и сразу же сказал ей об этом. И если молчит сейчас, значит, и не было ничего там, на празднике… Он всё время болтал с Колькой, а когда она потом рассказывала ему о разговоре с Андреем, слушал серьёзно и внимательно и оставался спокоен. И как же она будет чувствовать себя, если окажется, что не было в её путаных объяснениях смысла?..

…Было только одно, что реально могло причинять ему боль, теперь она уже точно знала это. Но здесь она была бессильна, здесь просто нужно потерпеть и ему, и ей. Что может быть хуже через силу выдавленного «я люблю тебя»?.. Только отчаянно-откровенное «я не люблю тебя»… Но это не про них, это не их история.
Разве может она так сказать о нём? Да она своей жизни без него уже не представляет. Когда его нет рядом ночью, всё чаще чувствует себя одинокой и скучает по его теплу. И вообще с того дня, когда все размышления остались позади и она согласилась стать его женой, уже так тихо, так спокойно было на душе… До того, как противная пчела залетела в её окно и началась вся эта чехарда с перетряхиванием реликвий.

Но это пройдёт, так же, как проходит всё. А то, что уже есть у неё, останется… И тепло его останется с ней.

Просто это такие важные, такие ответственные слова, что она боится ошибиться. Ведь эта ошибка может дорого стоить в первую очередь ему, человеку, которого она бережёт… Лучше произнести их тогда, когда она будет полностью уверена в своей открытости.
Видимо, всё это чувствуется подсознательно, и импульс передаётся туда, в капризный речевой аппарат… Поэтому-то она и не может произнести этих слов. А вовсе не потому, что это неправда.

…Коля всегда был чуток к её настроению. Шёл впереди и беспокойно оглядывался через плечо. Наконец, чуть замедлив шаг, дождался, пока она догонит его, и не спеша пошёл рядом.
- Ну, хорошо, - вздохнул он. – Посмотрим, что из этого получится. – И тут же усмехнулся: - А Жданов твой просто ангел во плоти… такой кроткий, вежливый, воды не замутит… с ребёнком, просто идеальный папаша!..
- Коль, да он, в сущности, неплохой. Просто…
- Просто люди для него мусор и врать очень хорошо умеет…
- Пусть так. Но, знаешь… - И она удивлённо улыбнулась собственной мысли. - …мне иногда кажется, что он сам верит в свою ложь. Ну, вернее, ему очень хочется поверить…
- Ну, конечно, чтобы чистеньким выглядеть…
- Да. Ему это почему-то нужно. Вот Малиновский… - Она осеклась, но Колино лицо было спокойно. – Малиновскому вообще плевать, что о нём говорят, а его собственное мнение о себе ничто не способно поколебать. А Андрей… Ему, наверное, нужно убедить себя, что он говорит правду.
- Ага… Ну, понятно… Полное перевоплощение, растворение в персонаже… Классические приёмы театрального искусства…
- Вот ты смеёшься, а только так можно объяснить то, как убедительно он притворялся… Да-да, теперь я понимаю это. Он менялся просто на глазах, даже жутко становилось!.. Вот я слышу его голос за дверью, и через минуту передо мной уже совсем другой человек! Ты понимаешь, что я, уже прекрасно сознавая всё, иногда была готова поверить ему… А эти его недавние слова? Они из головы у меня не выходят… «Ну, ничего, главное, ты сейчас знаешь, что я говорил правду»… Ты чувствуешь, как фраза построена?..
Коля поморщился недовольно.
- Пушкарёва, вот ты опять пытаешься его оправдать… Враньё есть враньё, и нечего его природу анализировать… Просто один неумело врёт, неубедительно, а другой так, что и в самом деле в эту минуту верит в то, что говорит.
- Ну, так и я ведь об этом, Коль!
- А что толку? Зачем тебе знать, почему он врёт так или иначе?.. Я бы мог, конечно, предположить, но я ещё не сошёл с ума и вижу, что и ты вроде не сумасшедшая… Поэтому я даже не буду спрашивать, уж не хочешь ли ты поверить ему…
- И правильно, Коль, в психушке кормят плохо. А если серьёзно, мне надоело бороться с ним, я устала всё время находится в противодействии… Я пытаюсь примириться с этими его качествами, понимаешь?
- Наверное, понимаю… Это что-то вроде того дня перед советом, когда он приполз к тебе на коленках и ты решила помочь ему в последний раз… И, наверное, ты сейчас права, и это говорю я!.. Пока займёмся его фирмой, а тем временем подыщем ему хорошего человека… И расстанемся друзьями.
- Коль, я так рада, что ты понимаешь…
- Н-да, Кать, понимаю. Что психушки всё-таки не избежать… Ты только вслушайся: мы со Ждановым и Малиновским – друзья! Это даже не сказка, это хуже…

------------------------------------------------------------------------

0

15

14

…Вечерний свет так спокоен, так тих. Свет чего? Да не чего-то конкретного, а просто - свет… Вечер ведь тоже может быть светлым.

Иногда даже радуешься, что припарковаться близко не удалось. Хорошо пройтись пешком. Вообще, этим летом почему-то очень хорошо гуляется пешком… Наверное, потому, что настоящей жары всё-таки нет. Солнце заходит, и наступает прохлада.

…Катя предложила Тане подвезти её из офиса домой. Теперь они молча шли рядом, лишь изредка взглядывая друг на друга. Разговор состоялся не из приятных, да он и не мог быть таким. Обе понимали это и не раздражались друг на друга.

Кате было страшно. Она хоть и уговаривала себя не паниковать, и убеждала себя, что ничего особенного не произошло и всё ещё можно повернуть вспять, на самом деле отчётливо понимала, что на этот раз Коле будет гораздо хуже, чем обычно. Да, этот удар нельзя сравнить с его обычными разочарованиями…

А Таня… Таню ещё больше жаль, чем даже родного, запутавшегося в собственных комплексах Зорькина. Она не успела… не успела до того, что ещё можно было бы считать точкой возврата. Снова перестраховалась… В жизни, не в бизнесе, всегда так: боится сделать человеку больно, оттягивает разговор до последнего, до тех пор, пока не становится слишком поздно.
Таня настроена решительно, губы упрямо сжаты. «Вы не знаете его, его никто не знает…». Может, и так. Не об этом ли она думала накануне? И всё же есть в Тане сейчас что-то такое, что не даёт уверенности в том, что так нужно, что она счастлива…

…Но как же поступить? И имеет ли она право вообще вмешиваться?
И вдруг внезапная мысль приходит в голову: Андрей... Пусть не было у Малиновского таких, как Таня, но Андрей знает его лучше, в сто раз лучше, чем все они, вместе взятые! Он может что-нибудь посоветовать, поговорить с Романом, в конце концов… Конечно, это не их дело и ей неприятна даже сама мысль о том, что придётся обращаться к Андрею, говорить с ним об этом, но Колю жаль… так жаль Колю, что хочется зажмурить глаза и тереть, тереть лицо руками, чтобы стереть осадок от этого разговора, от Таниного голоса, от неотвратимости того, что ждёт её незадачливого друга…

Ведь память не сотрёшь. И память о том дне, когда Коля впервые сказал ей о Тане, хранит в себе его счастливое лицо, сияющие глаза, воодушевление… Она, конечно, поморщилась недоверчиво и вздохнула: опять?..
Как же она удивилась, когда узнала, что Колина избранница - не пустая кокетливая кукла, недостатка в которых жизненный путь Зорькина не испытывал, а секретарь агентства – тихая, исполнительная Таня Кузнецова… Вроде бы простая, обыкновенная, улыбчивая и добрая, но этим уже необыкновенная, Таня ещё больше расположила Катю к себе. Как она была рада за Колю! И первое время ничто не омрачало эту радость. Пока он не начал ставить на девушке свои психологические эксперименты…

И Тане было хорошо с ним, она уверена. Если с самого начала Таня не отвергала возможности стать его женой, если уже были у неё такие мысли, пока выходки Зорькина не оставили ей выбора и она не смогла сразу же ответить ему согласием, значит, полюбила его по-настоящему, как ещё можно объяснить это?..

Но память не имела фильтра, тут же услужливо напомнив о собственном выборе. Так всё просто, да? Любовь, мечты, вместе на всю жизнь?.. А если и любовь не любовь, и мечты - лишь желание получить хоть капельку чужого тепла?.. Что, разве не имеют она или Таня на это права?
А потом… а потом Таня встречает другого человека, и всё то, что она хотела получить от Коли, вдруг оказывается не таким, неправильным, недостаточным... И, наверное, ей сейчас даже не важно по-настоящему, как тот, другой, к ней относится, она теперь в собственном чувстве купается, наслаждается его новизной… Новизной? Но было ли это открытием?

- Тань, ты извини, что я спрашиваю…у тебя до Коли был кто-нибудь?
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, серьёзные отношения?
Отвернула голову, задумалась… И даже говорить не надо, всё ясно: если и есть новизна, то с горчинкой опыта. Прямо как…

- Был… Но там очень быстро всё закончилось. Он был женат. - ПрОсто так сказала, констатация факта. - Вообще, Кать, знаешь, если бы не он, я бы вряд ли на Колю внимание обратила… Но после… после того, как было очень больно, хочется, чтоб было… хотя бы не больно. Понимаешь?
- Не знаю, Тань… Пока не знаю. И ты тоже… может быть, ты тоже ещё не до конца знаешь? Может, не надо торопиться, а? Колька очень любит тебя, я знаю его, просто… просто ты - неожиданность для него, ты первая в каком-то смысле… И потом… ты ведь не уверена, что с… ну, с Романом… будет не больно?
- Конечно, нет. - Таня повернула к ней побледневшее лицо. - Я даже знаю наверняка, что будет больно. Но пусть так, чем потом жалеть о том, что потеряла… Да и не могу я уже по-другому, не смогу, понимаешь? Поздно…

…Ах, вот как… Значит, она хочет прожить несколько жизней - за себя и «за того парня», боится упустить что-то… Но это ведь невозможно! Как узнать, что чужое, а что твоё?!.. Или она именно и хочет узнать? Потому что отказаться - это трусость, слабость, и она правильно поступает, не боясь обжечься?

- Ты говоришь - не можешь по-другому… Значит, ты согласна на это только ради себя? Даже если ему всё равно, даже если он причинит тебе боль?
Таня ответила не сразу.
- Кать, я могла бы соврать тебе, сказать, что я гордая, что мне этого мало… ну, только моих чувств… Но я не вижу смысла врать. Я пока не знаю ещё, что именно мне нужно. Знаю одно: пока он со мной, я пойду за ним куда угодно. Да, пусть ради себя… Тебе это незнакомо, да? Ты всегда ждёшь ответа? И только после этого согласна собой делиться?

…Не ожидала, что так заденут эти слова… Задрожало всё внутри, горячая волна протеста поднялась… и тут же схлынула. Она не претендует. Это надо быть очень сильной… да-да, не слабой, а сильной, чтобы вот так - получать не получая. Чтобы уйти в ночь с человеком, который, обнимая и целуя, спрашивает о финансовом отчёте…
Но она ведь любила, где взять такую силу?.. Когда по-настоящему любишь, не сможешь довольствоваться лишь теми крохами, которые тебе способны дать. Откажешься от них, если не можешь получить всё… И только потом даже в дневнике эти страницы пролистываешь, потому что страшно вспоминать, чего это стоило…
А если любви нет, наверное, это логично: сделка, баш на баш… Ты мне, я тебе… Я тебе - отчёт, а ты мне - своё дыхание. Или, как с Женькой, наоборот: ты мне забвение, а я тебе дыхание… Нам нужно друг от друга совершенно разное, но в данном случае это неважно… Господи, о чём она думает, при чём здесь Женька. Просто Таня, наверное, не любит… пока ещё не любит.

…Мягко сказала:
- Я тебя очень прошу, не спеши… Не было ещё времени разобраться. Я с Колькой поговорю, скажу ему…

Что? Что она ему скажет?.. И, криво усмехнувшись, Таня отворачивается от неё. Разговоры с Колей закончились, так толком и не начавшись…

…Вот он, Роман Дмитрич Малиновский, стоит у подъезда. Как всегда, подтянут, жизнерадостен, сияющая улыбка… И никогда не поймёшь, что за этой улыбкой. Раньше думала - пустота, ну мёртвый он душевно, бывает, а теперь… Теперь то ли глаза его светлые потускнели и в них появилось что-то, раньше не видимое, то ли ещё что-то, но пустоты не ощущается… вот не ощущается пустоты.
Сбивчиво поздоровавшись и тут же попрощавшись, она поспешно пошла назад, к стоянке. На сегодня разговоров хватит, только бы избежать встречи с Колей… Скорей бы закончился этот длинный день. Но завтра - ещё тяжелее. Завтра целый день с новыми клиентами - в «Вереске».

***

Это был действительно тяжёлый день. Тягуче-утомительный, однообразный. От многочасового сидения за столом затекла шея, ломило спину… Казалось бы, такая маленькая фирма, ну что там, пять человек в менеджменте, десять в штате… но по опыту она знала, что с такими фирмами работать даже сложнее, чем с крупными. Как там говорила героиня «Москва слезам не верит»?.. Достаточно организовать троих, а после этого число не имеет значения… Вот в крупных фирмах, как правило, эти трое организованы - по струнке ходят… Чего о мелких не скажешь. Именно потому, что руководители не придают этой золотой истине значения.
В бумагах - полный хаос. Сложная система опознавания, известная только их составительнице, высокой седовласой женщине с тонкими поджатыми губами. Если бы кто-то и захотел украсть важные финансовые документы охранного агентства «Вереск», они пошли бы в макулатуру, больше ни для чего не пригодились бы - шифр авторский, именной, невзламываемый… И то, что в бухучёте никакого шифра нет и быть не может, не имеет значения. Валентине Моисеевне удалось изобрести…
Андрей растерян, удручён: не ожидал, что с этим возникнут какие-то проблемы. Конечно, результат его устраивал, в тонкости он не вникал. Ему и перед Валентиной Моисеевной неловко, всё это время хвалил её, но и Кате не может не верить, какое уж тут неверие… Заглянул в кабинет, когда Валентина Моисеевна вышла:
- Я рад, что ты с нами… Теперь уже кажется, что ещё немного - и фирма бы развалилась…
Она удивлённо рассмеялась.
- Ты что?.. Ерунда… Это ведь кухня, тебе об этом знать совсем необязательно. Я бы не говорила, если бы знала, что ты так расстроишься…
- Нет, ты правильно сделала, что сказала… Кать, ты всегда так делай…
…Всегда? Какое интересное слово… Он думает, что она уже у него в штате?
Но промолчала. Он просто так сказал, не может же не понимать, что это временно.

…- И долго ты так сидеть собираешься?
- В смысле?
- Ну, обедать ты думаешь или нет? Мы с Лёшкой идём в кафе, здесь совсем близко, пошли с нами…
Тут уж она растерялась. А что возразишь? И что за болезненные порывы - постоянно возражать?..
- Ещё пять минут, и я буду готова…

…Да, цены в этом кафе - заоблачные… Это и понятно, центр города. Но если они здесь питаются каждый день, значит, в еде он привычек своих не изменил… И от этого она почему-то испытывает облегчение. Это сейчас игра у неё такая - наблюдать за ним, подмечать каждую мелочь и сравнивать с тем, как он жил раньше. Два года не думала об этом, а если и думала, то как-то в целом, не в мелочах, но вот, оказывается, когда он рядом, эти мысли не дают покоя… Осталось ещё объехать по очереди весь женсовет, у Воропаевых побывать, у Ждановых, каждому помочь, что надо - исправить, и клиническая картина чувства вины налицо… Н-да, Пушкарёва, и куда ты ввязалась?..

…Алексей ведёт себя раскованно, шутит, по ходу обсуждает дела… Видно, что с Андреем они очень близки. И дружба равноправна - ни по чему не скажешь, что общаются шеф с подчинённым. Есть в лице Алексея что-то жёсткое, из-за военного прошлого, но он уравновешен, держится с достоинством. Папе бы понравилось…
- Катя, чему вы улыбаетесь?
- Да так… Папу своего вспомнила. - И она машинально взглянула на Андрея, и его глаза тут же понимающе улыбнулись ей. - Подумала, что ему бы у вас понравилось…
- В отставке?
- Давно…
- Понятно… А что, приглашайте его к нам, нам офицеры старой закалки нужны. - И Алексей, достав из бумажника купюру, положил её на стол. Поднялся, улыбнулся. - Я вынужден вас оставить, Катя: дела. Ну, мы ещё увидимся.
- Всего доброго…

Она вопросительно посмотрела на Андрея. Пора идти?..
- Давай ещё посидим. Пей кофе, у нас есть время, - сказал он уже с обычным своим непроницаемым выражением в глазах.
- Андрей… я хотела спросить тебя… Но если не хочешь, забудь, не отвечай!..
- Ну, что за глупости, Кать? Ты ж знаешь, я отвечу…
- Я хотела спросить… Как ты думаешь, у… - Ну, совершенно непонятно, как называть Малиновского в разговоре с другими! Роман Дмитрич - глупо, Роман - как будто о другом человеке говоришь, Рома - вообще немыслимо… Но всё же решилась: - …у Романа с Таней - серьёзно?
Некоторое время он внимательно смотрел на неё.
- А почему ты спрашиваешь?
- Потому что от этого многое зависит… Теперь уже многое. Коля ужЕ раздавлен. И мне бы не хотелось, чтобы и Таня…
Андрей кивнул.
- Не надо, не продолжай… Я удивился, что ты спросила, потому что сам думаю о том же. Я так понимаю, у Тани - серьёзно…
- Серьёзней некуда… Я подумала: может быть, и у него? Может, на этот раз что-то изменилось, у него ведь никогда такого не было?
Он вдруг как-то лукаво поджал губы и, наклонив голову, весело посмотрел на неё.
- Кать, а ты откуда знаешь? Ты ведь его сто лет не видела…
- Два года…
- И что, даже за два года он не мог стать серьёзным человеком?
- Нет, - как-то растерянно, даже беспомощно покачала она головой, и он, глядя на неё, не выдержал и засмеялся.
- Молодец, что прямо отвечаешь… Ну, как тебе сказать. Если б ты спросила меня два месяца назад, я бы тебе точно ответил, что ты права. Но сейчас… видишь ли, была у него одна девушка недавно… И она ушла к одному нашему общему знакомому. И его это задело. Не так, как обычно, а… в общем, задело. Так что Таня - это что-то вроде громоотвода, как я понимаю… И прогнозов строить никаких не берусь, потому что и та история меня удивила, а эта тем более.

Ошеломлённая, она смотрела на него. Вот оно что… Была девушка, которая бросила… Малиновского бросила! Да, такое даже в фантастическом фильме вряд ли можно было увидеть… Он зацепился за Таню, потому что она ему напомнила… да, конечно, тут типаж Клочковой бы не подошёл, тут нужна именно такая же… И теперь - что? Докажет, что может быть интересен таким женщинам, построив серьёзные отношения? Или всё-таки хуже: отыграется на ней, отомстит той, причинив боль Тане?.. Голова кругом, вот это новый виток…

…Андрей мягко сказал:
- Катюнь… Кать. Не бери ты в голову. Люди взрослые, сами разберутся… Тане ведь тоже не восемнадцать, должна понимать… Да и наверняка ещё не успело всё так далеко зайти…
- Успело… Далеко зашло.

…И почему она краснеет? Чувствует, как жар медленно поднимается изнутри и полыхает в щёки. Как девочка маленькая… разве с ним самим у неё так далеко не заходило? Так вот, наверное, оттого и выкручивает её сейчас и невозможно говорить об этом…
А он как будто и не заметил ничего. Сидит, как и прежде, чуть склонив голову, от чего она видит сбоку его не похожий ни на какой другой затылок, смотрит этим своим новым взглядом… Но хорошо, что больше не отводит глаза. Странное это было ощущение.
Да, может, он и забыл давно, что что-то было. И удивляется теперь, что с ней, вот и разозлился тогда у подъезда от её реакции… Хочет, чтоб и она всё забыла. А разве она хочет не того же?..

- В любом случае мы ничего не можем изменить, - спокойно сказал он. - Но, если хочешь, я поговорю с ним. Так, ненавязчиво выясню, так сказать, намерения.
Она вдруг представила себе бледное лицо Коли, его потухшие глаза за стёклами очков… и, сглотнув комок в горле, кивнула. Хорошо, когда не одна, когда есть с кем поделиться… Но есть здесь и опасность - именно поэтому она чуть не заплакала.

Ах, да, ведь она ещё хотела…
- Андрей, я завтра не приду… У меня встречи в «Модлюксе», весь день занят…
- Хорошо. Я буду ждать. Ты ведь нас больше не оставишь…

-----------------------------------------------------------------

0

16

15

…Ну, что же это такое! Просто хоть плачь! Аккумулятор, опять!..

И, ей-богу, заплакала бы от обиды, если б не сжалился кто-то свыше и не завёл машину. Вот так стоишь не светофоре как вкопанная и чувствуешь себя как в ловушке… А главное – стыдно! Перед самой собой! За то, что из-за такой ерунды попалась… Женя уже сколько твердит – давай съездим в сервис, поменяем, его давно нужно поменять… Только то и слышала. Слушает только то, что хочет услышать, а про неисправный аккумулятор – конечно, кто же захочет слушать… Само собой как-нибудь исправится, незаметно… Это ещё счастье, что и в тот раз, несколько дней назад, и сейчас всё-таки удалось завести машину. И как она поедет назад? Эвакуатор вызывать, если не заведётся? И Женьки, как назло, нет, опять улетел в Питер…

Вчера пришёл хмурый, озабоченный. Сказал, что, наверное, в Питере один ресторан придётся закрыть. О Мише после той истории и так не хочется спрашивать, а сейчас и вдвойне неприятно: из-за него ресторан закрывается… А Женька так радовался, когда этот ресторан открылся, столько надежд было связано с ним!.. Теперь уж не до надежд, теперь уж хотя бы оставшийся, «Лаэрт», сохранить… И что случилось с Мишей? Совсем другим стал… По телефону еле слова из себя выдавливает, сразу Женьку зовёт…

И Женя в последние дни сам не свой. Как будто всё на ниточке в их с Мишей делах подвешено, от любого неосторожного движения – треск, разрыв и небытие… И для Жени – всё начинать с нуля. Не очень весёлая, конечно, перспектива… А ведь ещё недавно всё было нормально!

Но Женька не хочет говорить об этом. «Связался с какими-то оптовиками, деньги нужны, ресторанный бизнес его больше не интересует»… Вот и всё, что удалось узнать о Мише. Она попыталась напомнить Женьке, что было в прошлый раз, когда он вот так же отказывался обсуждать с ней свои дела, да разве его переубедишь. Он только улыбается и делает по-своему. Но это обычно, а сейчас и улыбки нет, усталый он какой-то, измученный. С того дня, как вернулись с дачи, даже ни разу у неё не остался…

…Фу, ну, слава богу, доехала… Теперь осталось завестись на обратном пути – а там уже можно будет думать, что делать с этим аккумулятором. Смех… Кольку просить, что ж ещё делать?.. Вот как один человек может быть таким разным? Уверенным в бизнесе и беспомощным в быту? Когда она входит в двери фирмы, с которой работает, растерянность куда-то испаряется…

***

Сергей Радьков, начальник отдела регионального развития «Модлюкс», оказался совсем молодым человеком, может быть, всего на пару лет моложе неё. Стоило ей назвать его по отчеству, тут же рассмеялся:
- Сколько времени мы с вами потратим на эти отчества… Давайте просто по имени… Вы ведь не против?
- Нет, конечно!..

Сергей был очень увлечён делом, которым занимался. От него исходило столько энергии, что и она поневоле зарядилась ею. Строительство столь крупного объекта, предприятия по пошиву одежды, было внове для него, он был полон надежд и планов. С жаром объяснял ей детали своего проекта, видно было, что сейчас живёт этим… Правда, с приходом финансового директора несколько поостыл, возвращённый на грешную землю. Узнав, сколько в его распоряжении средств, сник и даже растерялся. Катя попыталась подбодрить его:
- Ничего, Сергей. Средств никогда не бывает достаточно, это аксиома…
- Но ведь всё так и останется на бумаге, - разочарованно покачал головой Сергей. – Вот если б Дмитрий Саныч осуществил своё намерение о продаже хотя бы одной действующей фабрики… Ведь я разрабатывал проекты модернизации с учётом последующей продажи…
И он вопросительно посмотрел на Мышакова.

Тот пожал плечами. Опыт научил его осторожности, и он не спешил с решениями и выводами. И, в свою очередь, взглянул на Катю.
- Насколько я поняла господина Сафронова, - сказала она, - идея о продаже фабрик остаётся в стадии намерений. Но это не мешает нам обсудить её…
- Всё зависит от ваших полномочий, Катерина Валерьевна, - улыбаясь, пробасил Мышаков.
Она улыбнулась в ответ.
- Не только моих. Менеджмент компании вправе участвовать в принятии решений, разве нет? Господин Сафронов достаточно демократичен на этот счёт и доверяет всем нам.
- Так-то оно так, - вздохнул Мышаков. – Но вот ответственность за такие решения слишком велика. Ну, вот смотрите. – И он из стопки принесённых с собой папок извлёк две с самого низа. Развернул и положил рядом на стол. – Беседы и Ильинское. Обе сделки законсервированы больше года назад. Оба предприятия привлекательны для покупателя: в Беседах модернизировано оборудование, Ильинское более удобно по расположению и благодаря переходу только на мужскую линию минимизированы затраты. Дмитрий Александрович в эти тонкости вникать не будет; предположим, он ждёт нашего решения. Что скажете, Катерина Валерьевна?
- Пока - ничего. Чтобы делать выбор, нужно детально ознакомиться с деятельностью предприятий… Ну, а если «Модлюкс» продаст обе фабрики? Такой вариант вы не рассматриваете?
- Теоретически – хоть все, ныне действующие. А практически… слишком рискованный шаг.
Подумав немного, Катя кивнула.
- Согласна. Но, повторю, ничто не мешает нам обсудить и его… Для этого мы и работаем, этим и будем заниматься. Сергей Афанасьевич прав: для строительства нужны дополнительные средства.
- С места в карьер, Катерина Валерьевна, - добродушно заметил Мышаков. – Вы молодец… Можете во всём полагаться на меня.

Катя посмотрела на него. Хитрец… Хочет отстраниться, отойти на второй план. Куда приятней роль исполнителя… Ну что ж, Геннадий Васильевич, спасибо хоть не отказываетесь работать в команде. Но, с другой стороны, чем бы занимались такие, как я, не бойся ответственности такие, как вы?..

- Я завтра же съезжу в Ильинское, - сказала она. – А потом – в Беседы. Полный анализ нам не нужен, мы ведь недавно проводили аудит… Но вот с деталями необходимо ознакомиться.
- Вне всякого сомнения, - кивнул Мышаков. – Я поеду с вами, если хотите. А Сергея Афанасьевича мы попросим закончить проект в ближайшие дни, - обратился он к Радькову.
- Да-да, конечно, - оживился тот. – У меня почти всё готово…

…Прощаясь, достала из сумки телефон. Стоило набрать пин-код – звонок. Хорошо, что привыкла следовать правилу отключать телефон на время деловых переговоров… Но ведь это может быть Женька, утром голос у него был расстроенный… Извинившись, отошла к окну.

- Да, Юлиана… Я на работе, нет, не в офисе… Прямо сейчас? Что-то случилось?
- Ну, как тебе сказать… Вообще-то да, случилось. Кое-кто выходит замуж, и времени осталось не очень много!..
- Не поняла, о чём вы?
- Ну, конечно, не поняла, потому что забыла!.. Катюш, ну как так можно, а? Я откладываю все дела, готовлюсь, а она: «о чём вы?»… Салон, Катя! Мы записаны на сегодня, и если не придём, Елена со мной больше даже разговаривать не станет!!..

…Да, так бывает… И, кажется, называется – «обухом по голове»… Всплыло в памяти число – ну, конечно, это уже сегодня. А она совсем забыла, почти не разговаривала с Юлианой в последнее время. Платье…
Как будто в другой жизни, как будто о другом человеке, даже странно. И никто об этом не знает, и тем более Юлиана. Да и как кто-то может знать, если она сама только сию секунду поняла, насколько отдалилась от себя? И когда успела… вот как быстро это, оказывается, происходит. Ну, нет. Назад, хоть за волосы.

- Я уже закончила, Юлиана, могу ехать! Ещё раз адрес скажите, пожалуйста…

***

Очень хотелось смеяться. Конечно, в таком серьёзном заведении нельзя смеяться, неправильно поймут. Здесь принято взирать на всё с восторженным придыханием, волноваться, краснеть… Но, может, всё дело в том, что ей уже почти двадцать восемь?..

- Нет, я умываю руки, - обречённо вздохнула Юлиана, когда Катя в очередной раз вышла из примерочной, еле сдерживая смех. В огромных зеркалах, которые здесь заменяли все четыре стены, отражалось что-то кремово-воздушное, лишь издали напоминающее Катю.
- Юлиана, ну посмотрите вы на меня, - всё-таки засмеялась она. – Ну, так и хочется сказать: где я, а где все эти платья…
- Ка-тю-ша! Надоело повторять: всё у тебя внутри! Ну, неужели нужно начинать всё сначала? Вот уж не думала, что с этим возникнут проблемы… Ты не надела ни одного платья, которое бы не шло тебе! Но с таким лицом, конечно, даже принцесса Диана в свадебном наряде выглядела бы нелепо…
- Принцессе Диане было двадцать лет… И вспомните, чем она закончила…
- А ты попроще будь, Катюша, помягче, и будешь на восемнадцать выглядеть… опять же говорю – внутри…
- Ну нет уж, спасибо, - с шутливой мрачностью сказала Катя. – Только не восемнадцать…
- Ладно, ладно, я не о твоих восемнадцати, а так, образно… - И Юлиана с тревогой оглянулась на дверь, в которую в любую минуту могла войти хозяйка салона. Безусловно, она оскорбилась бы при виде такого легкомысленного отношения к творениям свадебного искусства, которые считала своими детищами. – Ну, давай попросим Елену показать что-нибудь необычное… выбивающееся из контекста…
- Чёрное кружево? Страусиные перья?
- Ну, как с тобой разговаривать? Всё, в следующий раз поедешь с Женей… С ним будешь посговорчивее…

И самого Жени не надо – имени хватило. Улыбка сбежала с лица.
- Вы, как всегда, правы… Но я сегодня не могу это серьёзно обсуждать… простите меня. Давайте на следующей неделе, хорошо?
- Ну, когда так просят, действительно ничего не получится… Сейчас попробую уломать Елену. Но учти – она будет очень недовольна…

…Елена будет недовольна…
Всё отдать бы прямо сейчас за то, чтобы одна Елена была недовольна. С этим бы она как-нибудь справилась… Но ведь она сама недовольна, вот в чём беда! Затеей этой Юлианиной, платьями, собой, всем!.. К чёрту! Пресловутые джинсы как символ пренебрежения устоями – и в загс… Женька поймёт, посмеётся даже…
Но что-то внутри подсказывало, что не посмеётся. Что-то подсказывало, что внешний антураж важен для него – как заполнение некоего пространства, как замена тех самых слов… Ну что же, если так будет надо, она всё-таки наденет эти кружева… и перья тоже.

…И снова звонок. Уже из этой, новой её жизни. И даже не новой (потому что новая у неё уже была), а, как говорили об истории в школе, – новейшей…
- Привет… Как дела?
- Привет, всё хорошо. Подожди секунду, передачу переключу…
- Ты в машине, что ли?
- Да… Еду домой.
- А где ты была?

…Не много ли он себе позволяет? Хочет, чтобы она ещё и отчитывалась перед ним?
- Во многих местах… В основном – в «Модлюксе». Потом по личным делам…
- Ну, и как в «Модлюксе», всё нормально?
- Да, всё нормально… А почему ты спрашиваешь?
- Да просто так… Ты завтра приедешь? Мне нужно с тобой посоветоваться… И с Ромкой я поговорил. Приезжай…
- Ну, конечно, я же обещала. В первой половине дня я у вас, но потом нужно будет уехать…
- Хорошо. Приходи пораньше. Ну… пока?
- Пока…

…Скорей, скорей нажать на кнопку, чтобы не было этих мучительных пауз, которые неизбежно возникают при прощании… Вот что это было? С кем она говорила? О чём? И, однако же, «это» составляет теперь её жизнь. Убери «это» - и что останется?.. Правильно: пустота.
И при мысли о завтрашней поездке в «Вереск», а потом на фабрику за город радостно сжимается сердце, а при мысли об этом салоне, будь он неладен, - как-то садняще, неприятно…
А хочется быть другой. Хочется, чтоб было наоборот…

Да это ведь беда. Никогда не быть такой, какой хочешь быть. Понимать, что лучше было бы «так», но делать всё для того, чтобы было «этак»… Что это значит? Что она сама не понимает, что ей нужно, что для неё «лучше»? Что она в первую очередь ничего не должна – самой себе? Или что всё же какой-то механизм в ней испорчен, который вечно поворачивает её действительно не в ту сторону?..

Она всё для себя решила, уже больше месяца прошло. Жила в согласии с самой собой, ликовала: победила!.. И что теперь? Немеющие губы и закомплексованный смех в свадебном салоне. Ерунда, да? Ну, хорошо поврать себе раз, другой, неделю, другую…
Для выводов – рано. Для вранья – поздно. Горечь, появившаяся в тот день, когда она встретила Киру и впервые говорила с посторонним человеком об Андрее и «Зималетто», никуда не делась. Она в ней, вот почему ей теперь иногда так хочется сладкого… Бред? Может быть. Но не она ли только что отложила визит в свадебный салон? Это не бред, это – реальность. Как реальность и сны её, и размышления о «настоящем» в разговоре с Таней… Накопилось.

…О господи, а это ещё что такое?! Только этого не хватало!..

- Пушкарё-ё-ёва!! Как я тебя люблю! Если б ты только знала, как я тебя люблю-ю-ю!..

Зорькин! Ещё не успела выйти из машины – навалился всем телом на дверь, стоит – раскачивается… Очки съехали набок, волосы взъерошены, галстук из кармана пиджака свесился-болтается…
- Коля… ты… что… Ты в таком виде на машине приехал?!
- А в каком… таком? – Да, и икота ему тоже импозантности не прибавляет… - Нор-р-рмальный вид…
- Да, такой нормальный, что мне закусить захотелось … Да подвинься ты, дай выйти!.. Пойдём, отведу тебя домой…

Повис на руке, вниз тянет… И бабульки у подъезда просто в полном восторге.
- Добрый день…
- Добрый день, Катенька!..

- Пушкарёва, а ты куда меня ведёшь? – Вдруг остановился, завертел головой. – Это ж твой подъезд, а не мой! А без тёть Лены и дядь Валеры я к тебе не пойду!.. Это неприл-л-лично!..
- Иди уже, неприлично…
- Катька… - В кромешной тьме подъезда (лампочки на первом этаже, как всегда, нет) раздался протяжный то ли вздох, то ли всхлип. – Она сказала, что переедет к нему…
- Но не переехала же, - пытаясь найти в темноте его руку, бодро ответила она. – Пойдём, Коля…
- По-ка не переехала… А ты мне коньячку нальёшь, да? Я знаю, у вас в буфете есть, дядя Валера для особых случаев держит…

-----------------------------------------------------------------------

0

17

16

Ни свет ни заря разбудил ужасный, просверливающий мозг насквозь звук. Андрей несколько минут лежал неподвижно, пытаясь унять стук сердца и идентифицировать зло, разбудившее его. Ну, конечно, газонокосилка!..
Это было даже хуже, чем бор-машина в кабинете стоматолога, чем жужжание перфоратора в ремонтирующемся доме… И запах свежескошенной травы, постепенно заполняющий комнату через открытое окно, не мог примирить с происходящим.

Он перевернулся на живот, зарылся головой под подушку… Не помогает. Звук стал чуть глуше, но сверлит по-прежнему… Подняться, закрыть окно? И как потом уснуть в духоте?.. И какой чёрт дёрнул его согласиться с администрацией посёлка и заплатить этим мучителям с газонокосилкой в руках!.. Спал бы сейчас спокойно, а так терпи за свои же деньги!..

Или ещё вариант: какой чёрт дёрнул уехать вчера от Милены в час ночи? Ведь болела же эта проклятая нога, но нет – уселся в машину и сорок минут ехал по ночному, залитому дождём шоссе! Ольга Вячеславовна даже испугалась, вышла из дома: не ожидала его в такую непогоду ночью увидеть... И надо было приехать, чтобы сейчас вот так мучиться!..

Ну, и гроза вчера была… По обочинам дороги всё время, пока ехал, - поваленные деревья… Что покрепче – стоят, но крона вся растрёпана, голые чёрные ветви, как зимой, устремлены ввысь…
Милена как раз забинтовывала ему ногу эластичным бинтом, когда всё это началось. Даже сквозь плотно закрытые окна долетал шум урагана… Ветер швырял струи дождя в стёкла, а в какой-то момент показалось, что и град застучал по подоконнику… И когда всё немного стихло и он, морщась, поднялся и собрался уезжать, Милена изумлённо посмотрела на него: «Куда ты?»...

…Он пошевелил ногой. Болит… Уже меньше, чем вчера, но всё равно болит. Надо же было так по-дурацки попасться. Как мальчишка, пренебрёг лифтом, сбегал по этой высочезной лестнице в «Рок-Элладе», ещё немного – и по перилам бы съехал… Кстати, вот и надо было съехать, нога бы теперь не болела… А так – вывихнул ногу на последней ступеньке.
Но даже и после этого не расстроился. Такое уж странное у него было вчера настроение… Летучее, прыгучее… Сто лет такого не было, он уж и забыл, как это бывает. И всё-всё получалось. С самого утра. До того момента, пока не прибило к земле малЕнько из-за вывиха… Дохромал до машины, и вдруг захотелось позвонить Кате. Как-то стало по-глупому жаль себя, захотелось, чтоб и она пожалела. Просто звуком своего голоса. А потом поехал к Милене… И, конечно, она удивилась, когда он засобирался домой.

Милена. Самый лучший на свете друг. «Свой парень». Недаром они с Алексеем сошлись, едва познакомившись: похожи… И в отношении к нему, Андрею, похожи.
Да, Милена самый лучший друг, но спать хочется дома. Одному. Ну, не любит он вдвоём спать, не умеет, не привык… Вернее, отвык – после разрыва с Кирой.
Милена обижается, он знает. Сколько раз вставал посреди ночи и ехал домой. Выйдет из ванной – и берёт одежду с кресла. А она, приподнявшись на локте, растерянно смотрит, и он видит: ей очень-очень хочется верить, что он потянулся к брюкам просто так, телефон достать… И вот так, всё понимая, он всё равно одевается и уезжает. Молча, ничего не объясняя. А что объяснять? Выяснять отношения? Зачем?

К тому же есть ещё кое-что, что мало подвигает его на откровенные разговоры с ней. Наряду с её нежным к нему отношением, его не отпускало чувство, что она постоянно как будто смотрит на их отношения со стороны. Вроде бы и любит его – и в то же время находит в себе силы оценивать всё с какой-то покровительственной, материнской позиции. Может быть, даже и не хочет этого, это получается бессознательно, но он всё равно чувствует. И то, что она ещё и старше его, усиливает это неприятное ощущение… Словно весь он перед ней – как на ладони, словно он для неё открытая книга, букварь, в котором нет и не может быть неясных мест и поводов для раздумий… Она как будто всегда знает, правильно он поступает или нет, и в зависимости от этого он чувствует её молчаливое одобрение или, наоборот, осуждение. Вот и вчера – уж лучше бы разбила что-нибудь или разрыдалась, желая удержать его, чем мысленно как бы сокрушённо покачала головой: ну, куда глупый мальчик уезжает от неё в ночь, в непогоду… не понимает своего счастья… И он не то чтобы злился на неё, а грустно усмехался тому, как далека она в своих предположениях от правды. Она не знает ничего о нём, а воображает, что вправе управлять им и осуждать его!..

Ему не нужна мать в постели, ему нужна женщина. Разная. Всякая. Утром – заботливая, вечером – нуждающаяся в его заботе. И наоборот… Но Милена не сможет дать ему почувствовать себя способным о ком-нибудь позаботиться. Ему иногда даже кажется, что она не видит разницы между ним и своим трёхлетним сыном. Конечно, это всё глубоко скрыто, не напоказ, но его ей не удаётся обмануть. Может быть, и есть мужчины, которым бы это понравилось, но он не из их числа.

…Резкий звук так въелся в окружающее пространство, что уже стал его частью. Наверное, когда этот невидимый труженик выключит наконец свою газонокосилку, у обитателей окрестных домов заложит уши от тишины… Ко многому можно привыкнуть. Подушка давно отброшена в сторону.

И вдруг воспоминание подбросило сердце в груди, словно мячик. Катя! Она придёт сегодня прямо с утра!..

…Смотреть на неё уже легче. Она уже тоже стала частью окружающего его пространства… И, наверное, если она исчезнет, у него тоже заложит уши. Или ещё что-нибудь с ним произойдёт… Хорошо ли, плохо ли то, что она появилась, но теперь уже он не хочет, чтобы она исчезала. Немыслимо. Ему нужно её видеть. Как подтверждение того, что всё в его жизни идёт правильно. Или как… ну, неважно, он пока не может это сформулировать.

…Осторожное царапанье раздалось со стороны двери. Джим
проснулся, и Ольга Вячеславовна выпустила его. И тут же за дверью раздался её голос:
- Андрюша, ты не спишь? Джима можно впустить?
- Сейчас я открою, Ольга Вячеславовна…
- Андрюша! Ты хромаешь! Что случилось?!
- Да ерунда, вывихнул ногу на лестнице…
- Может быть, вызовем врача? Позвоню Павлу Петровичу – я его видела вчера, он с югов вернулся… Ты полежи, не ходи никуда сегодня…

Он громко рассмеялся – так громко, что даже Джим вздрогнул. Успокаивающе потрепав его по холке, Андрей поднял к Ольге Вячеславовне сияющее лицо.
- Я в порядке, Ольга Вячеславовна… И сейчас же еду на работу…

***

Она пришла уставшая, озабоченная. Что уже с утра могло омрачить её?.. Он спросил у неё, ответила: у Коли неприятности, не стОит говорить… Не стал спорить, мысленно отметив: не нужно торопить, потом расскажет. Сама расскажет. И он расскажет ей о разговоре с Малиной. Они поговорят, как было позавчера.
Но она была не в настроении, это было видно. Заглянув в её кабинет раз, другой, и увидев, что ничего не изменилось (только про ногу спросила – и снова отвернулась), терпеливо успокаивал себя. Ничего, всякое бывает, пройдёт… Но с течением времени беспокойство (если не сказать – паника) охватывало всё больше. Она опять какая-то отстранённая, опять не здесь, не с ним, думает о чём-то другом!.. Уговаривал себя: ну, чего ты бесишься, она ведь расстроена не из-за тебя, переживает не из-за тебя, не этого ли ты хотел? Но, наверное, не этого, раз его так задевает то, что её может волновать что-то ещё, кроме него! Он-то думал – она страдает, и хотел всё исправить, но в любом случае это было связано с ним, а тут оказывается, что у неё и других проблем целый ворох!.. Ну нет, с этой проблемой он тоже может помочь ей справиться.

…- Кать, что случилось? Расскажи мне…
Сел напротив, удобно устроился на стуле – чтобы видела, что не уйдёт. Не сможет прогнать… Теперь уже не сможет.
- Да что рассказывать? Ты же всё знаешь. – Смотрит холодно, и тон почти враждебный. Но вот есть ощущение, что и холодность эта, и враждебность – ненастоящие, напускные. Как будто она только хочет выглядеть такой, а на самом деле ничего этого не испытывает. Как будто злится на саму себя оттого, что больше не может поставить между ними стену отчуждённости. Как будто опомнилась и мстит себе за то, что расслабилась, что почувствовала себя в безопасности…
Неужели у него получается?..

- Это из-за Романа?
- Ну да, из-за кого же? Он напился вчера… и пьёт он как-то… не так, как обычно… Странный какой-то становится, злой…
- Взрослеет…
- Что?!
- Ну, повзрослел твой Зорькин, что здесь такого? Раз в жизни может зацепить по-настоящему? Имеет право…
- Андрей, ты знаешь, мне эти философские рассуждения сейчас как-то мало душу греют… Ты бы его видел вчера… Он на руки голову положил и заплакал… как ребёнок…

…Не удержалась, против воли открылась ему!..
Но плохой из него утешитель. У самого сердце сжалось от жалости. Главным образом к ней. Малиновский, гад!..
- Кать, я тебя прошу, успокойся, - посерьёзнев, как можно внушительней проговорил он. – Посмотри на всё это с другой стороны. Ну, зачем Коле девушка, которой он не нужен? Да, так случилось, что это Малиновский, но ведь такое у неё могло случиться когда угодно и с кем угодно. Если она так быстро… - он осёкся, подбирая слова. Мужской лексикон здесь вряд ли уместен. Но она кивнула, поняв, что он хотел сказать.
- Да, ты прав, мы с ней об этом говорили… И всё-таки…
- И всё-таки они могли прожить долго и счастливо, так и не поняв, что она его не любит? Не смеши меня, Кать… Всё развалилось бы ещё быстрее, чем можно предположить.

Ох, как испуганно она на него посмотрела! Даже побледнела, одни глаза на лице… И голос какой-то странный.
- Как легко ты это говоришь… Откуда ты это можешь знать?
- Ну, я ведь тоже не в угол лицом рос… Научился кое-чему.

…Почему-то резко испортилось настроение. И расхотелось вообще что-либо обсуждать. Если она не понимает таких простых вещей, о чём можно говорить? У него эти «философские», как она выражается, рассуждения на сердце калёным железом выбиты. Не без её участия, между прочим… Может, жил бы сейчас припеваючи с Кирой и горя бы не знал…

Она тоже молчит. Растерялась, отвела глаза… Понимает… Понимает?!!
…Всё бы отдал сейчас за то, чтобы проникнуть в её мысли. Господи, ну неужели она наконец-то почувствует, что он говорил ей правду?..

Вдохнула и выдохнула – долго, глубоко… Захлопнула дверь, подвела черту. Забыли, проехали…

- Ну, а Роман? Что он сказал тебе?
- Ничего определённого, но мне показалось, что на этот раз у него серьёзно, - хмуро, неохотно ответил он. Не так, не так он представлял себе этот разговор. Он думал – они будут говорить о чём-то постороннем, и он будет наблюдать за ней, с наслаждением отмечая для себя малейшие перемены в ней – в выражении лица, в тембре голоса, а получилось – они говорили о себе. Этот разговор затронул его самого, разбередил душу, а ему этого не хотелось… Но, наверное, так и было нужно? Он хотел смотреть вперёд, и там, впереди, она верила ему, а как добиться этого, не оглянувшись назад?.. – Он сказал, что предложил Тане переехать к нему. Одного этого достаточно, чтоб понять, что происходит что-то необычное.
- Да, Коля говорил мне, но я подумала: спьяну, не может быть…
- Это правда. И о Кристине… помнишь, той девушке… он говорит теперь равнодушно. И ещё - с Бесединым, тем самым, к которому она ушла, вчера разговаривал нормально. А до этого чуть морду друг другу не били.

Катя вздохнула – на этот раз коротко, обречённо. Уже доверилась ему, он снова видел перед собой ту Катю, которую так ждал сегодня…
- Андрей, я так рада… правда, рада… И спасибо тебе, что поговорил с ним. Хоть здесь можно быть спокойной…

…Ну да, помирать так с музыкой… Терять любимого человека – так хоть знать, что не зря страдаешь, что он оставил тебя ради действительно высокой цели… Что за чушь! Зорькин теперь наверняка будет ночи не спать в предвкушении, когда можно со злорадством потереть руки и сказать: а ведь я говорил!.. Только вот у Киры злорадства никакого не наблюдается. И руки она не потирает. Милена номер два, мать Тереза… И кто бы мог подумать?

…Это ещё что такое? Куда это она собирается? Поднялась, сумку закрывает…
- Кать, ты куда? Ты ведь ещё не закончила…
Посмотрела на него даже с лукавством каким-то. Удивляется, что он не хочет её отпускать? Но хорошо, что хоть повеселела немного…
- Я же не могу целый день сидеть в офисе… У меня ещё несколько клиентов есть… Кстати, ты знаешь, куда я сейчас еду? В Ильинское, на фабрику «Модлюкс»…

…Вот это сюрприз… Ему даже дышать стало трудно. Мало того, что она связана с Сафроновым – как Кира, как он сам когда-то, так ещё и занимается этой фабрикой, на которую он возлагал в своё время столько надежд… Поедет по знакомой ему до последнего кустика дороге, проедет в километре от его дома… Хрипло выдавил из себя:
- Давай вместе поедем… Мне всё равно домой надо… - Зачем?.. Зачем ему надо домой?.. Неважно, она не заметила…

Она покачала головой. Улыбнулась.
- А машина? На двух машинах ехать? Доеду как-нибудь, не маленькая… - И вдруг, как будто устыдившись чего-то, бросила встревоженный взгляд на его ногу. – Или… или ты не можешь вести машину? Тогда, конечно, я отвезу тебя…

Двинув ему поддых, она не могла бы сделать ему неприятнее… Додумалась. Только этого не хватало. Вдруг мучительно захотелось схватить её и трясти, до тех пор, пока бы она не поняла… Впрочем, это чувство было знакомо ему. Только сейчас ещё хуже – теперь ведь у них хорошие отношения…

Правильно истолковав его молчание, она повесила сумку на плечо, вышла из-за стола. Какая же она маленькая, хрупкая, а в этом летнем платьишке так вообще кажется девочкой… Его когда-то девочкой. Вот взять бы сейчас и проверить… сразу бы стало ясно. Всё в один миг стало бы ясно.

…Ушёл в свой кабинет, долго стоял у окна. Здесь легче всегда думается, даже странно, почему людям легче думать, глядя в окно. Его бабушка, мать отца, такой и запомнилась ему – сидящей к окна, задумчиво перебирающей кольца на старых узловатых пальцах… И в родительском доме, когда он был в Лондоне в последний раз, заметил, что кресло теперь пододвинуто к окну. А может, они просто всё время ждут его?..

…Звук открывающейся двери заставил обернуться. Катя… Или ему уже просто чудится?
Она как-то виновато, беспомощно улыбнулась. Ну же, скажи мне… скажи мне, Катя…
- Аккумулятор… Машина не заводится… Может, ты и правда отвезёшь меня?

---------------------------------------------------------------------

0

18

17

Вот так чудеса становятся реальностью.
А глупые люди, мнящие себя умудрёнными опытом и знающими жизнь, не верят в чудеса. Но чудес на самом деле много - только протяни руку. Но скучные люди так быстро привыкают к чудесам, что они очень скоро начинают казаться им серыми буднями.
Разве мог ещё недавно он подумать, что Катя Пушкарёва будет сидеть рядом с ним в машине, мчащейся в потоке других машин - в обычный день, один из сотен? Сколько раз ехал он по этой дороге, давно привыкнув к другим делам, другим людям. И встреча с ней казалась ему нереальностью, да он и не думал об этом. В последнее время уже не думал. Невозможно постоянно ждать чудес, и он перестал ждать.

Раньше - другое дело. Сразу после того, как она ушла, а потом - когда окончательно понял, что потерял её, только об этом и думал. И представлял себе без конца, как они вдвоём… да неважно что, главное - вместе. Вот сидят на кухне, пьют чай, а постель так и забыли убрать, и уже на пороге спохватываются и смеются: опять не убрали, неряхи, ну и пусть, над душой ведь никто не стоит, вечером меньше работы... А потом садятся в машину, и он везёт её на работу, и они целый день вместе. Она такая серьёзная, сосредоточенная, и даже иногда сердится на него, но он знает, чувствует - она любит его. Каждую минуту любит его. А потом они заезжают в магазин, нагружают целую тележку продуктов, и он вываливает всё это в багажник машины… И снова она садится рядом с ним, и он ведёт машину, следя за дорогой и почти не оборачиваясь к ней, но постоянно помня и зная: она любит его, она с ним…
Где бы он ни был, куда бы ни приходил, с кем бы ни разговаривал, он неизменно представлял себе, что бы она сейчас сделала, или сказала, как бы улыбнулась или нахмурилась… Он ведь мог представить себе всё это, он ведь уже знал её такую. Пусть никто больше не знал, не успел узнать, какой она может быть с ним, но он-то знал. И ему было плевать, что кто-то мог посмеяться над ним и его придуманной идиллией - он точно знал, что так бы и было.

…Реальность, конечно, внесла свои коррективы. И даже помимо канувших в лету мечтаний о магазинах и неубранном одеяле - одном на двоих. В ней появилась жёсткость и даже беспощадность какая-то, отчаянность. Тихая, едва ощутимая, но всё же опасная отчаянность. Неприятно было, конечно, думать, что она стала такой только благодаря всей этой истории, но другие варианты были, к сожалению, из того разряда чудес, которые не сбываются… Это с ней сделал я, мог бы подумать он, но эта мысль, как ни странно, не причинила бы ему боли. Возможно, он и сам уже состоял из этой боли и просто не замечал её.

И сейчас он об этом не думал. Слишком реальна и хороша была эта дорога. Смог, радары, наглые водители… И такое удовольствие было обыденно злиться на них, сознавая, что на самом деле в этом дне нет ни капли повседневности. Может, благодаря этим будничным реакциям и происходящее станет повседневным?..

И даже расспросы её не были неприятны, и даже получалось отвечать не углубляясь... Ну что ж, конечно, она хочет знать, что происходило тогда в «Зималетто». Правда, он удивился немного, что она совсем ничего не знает: неужели вообще с женсоветом не общается?.. Но потом, подумав, понял, что не до женсовета ей тогда было. Достаточно вспомнить её лицо в тот день, когда он видел её в последний раз… Жданов, неужели и сейчас не больно? Ты сколько бегал от этого воспоминания?..
Не больно. Наверное, настало время вспоминать.

…Она вышла к нему на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь, и сразу стало понятно: она по-прежнему не верит ему и не поверит, что бы он ни говорил. Может быть, какой-нибудь волшебник и нашёл бы слова, которым бы она поверила, но он не был волшебником. Он был обычным человеком… влюблённым, отчаявшимся. Он так надеялся на эту встречу, думал - она увидит его, и всё вернётся. То, что этого не случится, стало ясно ещё прежде, чем она произнесла первое слово.

И он просто обезумел от своего бессилия, ему было наплевать в ту минуту на все доверенности, на «Зималетто», на отца, на всё… Он так ждал её, так хотел, чтобы она его выслушала… Он просто хотел, чтобы она почувствовала, как ему больно, ей самой он боль не хотел причинять… Плохо получилось, конечно, да по-другому и не могло получиться: он ужалил её самым подлым, что возможно было придумать. А потом трусливо прятался от самого себя в барах, выползая лишь утром, чтобы появиться в «Зималетто» на этих глупых, бессмысленных советах…
С того времени и начались проблемы с алкоголем. Как это Катя сказала о Зорькине? «Не так» пьёт.. Вот и он стал «не так» пить. Это было совсем не так и намного хуже, чем в первый раз, сразу после того, как она исчезла… Даже сейчас вспоминать жутко. Но ему повезло - снова помогла Кира. Просто тем, что однажды после особенно бурного вечера он не вспомнил, почему проснулся у неё в постели... Ну, казалось бы, что здесь такого, ведь это Кира - родной, близкий человек. Мало разве он просыпался в этой постели?.. Но почему-то именно в это утро он почувствовал, что прошлому конец. И чтобы не предать себя окончательно, чтобы спастись, ушёл от Киры навсегда… И не пил больше ни капли.
Конечно, она долго не могла смириться с этим шагом: зачем расставаться теперь, когда он потерял Катю?.. Он ответил: «Именно поэтому». И увидел: не поняла. Интересно, а теперь понимает? Неужели бы радовалась тому, что он бы её попросту использовал?..

…-Значит, девочки работали с Милко?
- Ну да, первое время; он всех, кроме Тани, с собой забрал… Открыл свою фирму, пытался сам шить коллекции… Потом что-то не получилось, да ты ведь понимаешь, какой из него бизнесмен, и теперь он просто работает на разные модные дома…
- Да, я знаю… О нём я немного знаю, по телевизору видела. Юлиана с ним не пересекается, так что только телевизор… Ну, и Ольга Вячеславовна?..
Не отрывая взгляда от дороги, он улыбнулся и ничего не ответил. И она не стала переспрашивать. А может, это и не было вопросом, ведь Катя наверняка была уверена, что Ольга Вячеславовна работает с Милко…

- А ты? - вдруг осторожно спросила она. - Ты не хотел бы начать всё сначала? Шить одежду, выпускать коллекции?

Вопрос не из простых… Ну, как ответить одним предложением? В этом вопросе - всё, что произошло, а она хочет, чтобы он вот так, походя, сидя за рулём машины, ответил ей… И всё же ответить надо.
- Не знаю, - просто сказал он. - Раньше хотел… очень хотел… А потом… как-то так получилось, что всё стало устраивать. Да и обстоятельства сложились не лучшим образом… а в «Вереске», наоборот, дела пошли отлично…
Он украдкой посмотрел на неё. Она слушала его, отвернувшись к окну, и словно была смущена чем-то… как будто думала о чём-то и не решалась сказать ему. Скажет. Скажет сама. Не нужно торопить… Какая нежная у неё кожа на щеке.

…- Если у тебя есть время, ты можешь пойти со мной… Ведь ты хотел купить эту фабрику, возможно, тебе будет интересно…
Он удивлённо рассмеялся.
- Интересно? Да, мне могло быть интересно… Раньше, ещё год назад. А теперь что мне там делать?.. Нет уж, я лучше подожду тебя в машине…
Теперь настала её очередь смеяться.
- Ты что? Это надолго… Ты ведь не будешь сидеть до вечера в машине…
- Хорошо, я съезжу домой, а потом вернусь за тобой.
Она замотала головой.
- Не нужно, что ты… Поедешь на ночь глядя… Я могу вызвать такси, да и не одна я там буду. Финансовый директор «Модлюкс» уже ждёт меня, он меня и отвезёт в Москву.
- Глупости, Кать, ну что ты выдумываешь… Мне совершенно не трудно забрать тебя.
Упрямая… Но у неё ничего не выйдет. На этот раз у неё ничего не выйдет. Не для того он нашёл её, чтоб какие-то очередные финдиректора возили её на своих машинах... У него и самого машина есть. И не самая плохая, между прочим. Поновее даже, чем у жениха её, видел он, на чём они в Лончаково приезжали… Там бампер стёрт и номера грязные… И цвет жёлтый он терпеть не может… а этот, как барышня, ездит на жёлтой машине…

…Если б этот её брюнет был в Москве, конечно, всё было бы по-другому. Он вроде не из таких, которые бросают своих девушек на произвол судьбы, когда у них, у девушек, машины ломаются. Забрал бы её, вызвал эвакуатор… А ему самому пришлось бы из окна за всем этим наблюдать.
Но его нет, слава богу, и он сам её и отвезёт, и заберёт… А завтра поможет машину в сервис отогнать… А потом? Когда брюнет вновь появится? Что он будет делать? Размечтался… а, собственно, о чём и зачем?

…Но цель, как ни странно, была не важна! То есть важна, конечно, но не так, как сама дорога… Сам путь доставляет удовольствие, зачем торопить? Он не делает ничего дурного, что могло бы обидеть кого-то, он просто наслаждается этим днём… Запретно? А собирать губами снег с собственной кровью - нормально?!..

…К тому же, если подумать, кто он такой, этот Женя? Его никто не звал, он никому не нужен…Не может она его любить. Потому что она любит только…
Как его занесло. Всем хороша дорога, вот только иногда, бывает, заносит на поворотах… И он со всей силы вдавил ногу в педаль тормоза.
И тут же поморщился: боль пронзила, показалось, аж до груди. Вывих вывихом, но и к врачу обратиться не помешает.
Катя испуганно посмотрела на него.
- Ну, вот видишь, я же говорила… Ты езжай домой, тебе врача нужно…

…Наверное, умеет он всё же так смотреть, что и слов не нужно. Вздохнула покорно и снова к окну отвернулась. Катя, Катя…

***

Сначала была дорога. Солнечный свет, бьющий сквозь лобовое стекло прямо в лицо, от которого не мог защитить даже опущенный козырёк. Видимо, этот свет ослепил и его, потому что в какой-то момент они чуть не проехали поворот и машину сильно занесло, она даже испугалась. А потом испугалась ещё больше, увидев его побледневшее от боли лицо.
Но не могла же она насильно пересадить его на своё место, чтобы самой сесть за руль!.. Приходилось сидеть и молча наблюдать за тем, как он упрямо не хочет показывать, что ему больно.

Потом, когда она вышла из машины и они попрощались до вечера, свет померк, и, несмотря на то, что видеть стало лучше, было жаль. Но, конечно, какое же солнце в коридорах.

Здание фабрики, в котором располагалась администрация, внешне производило весьма жалкое впечатление. Не обновлявшиеся капитально с советских времён стены и крыша, потрескавшиеся плиты двора, сквозь щели в которых прорастала трава… Но потом – неожиданно нарядное крыльцо, новая лестница, двери из ПВХ. И внутри – даже традиционная для советских предприятий, теперь изрядно потускневшая мозаика с изображением доблестных тружеников швейного дела не могла испортить общего впечатления обновления и свежести. Во всём чувствовался основательный подход, серьёзные средства, вложенные в реконструкцию.
Поднимаясь в лифте, Катя невольно улыбалась, вспоминая воодушевлённое лицо Сергея Радькова. Благодаря ему фабрика обрела бы второе дыхание, если бы реконструкцию не приостановили в ожидании решения о продаже. А ведь Сафронов явно не ставил перед собой такую задачу. Ему просто важно было привести фабрику в порядок для продажи, и он даже не подозревал, сколько сил отдал этому один из его менеджеров.

…Потом были разговоры. Много. Долго. В какой-то момент даже захотелось выйти на воздух. И вообще – закралось сомнение, не много ли она на себя взяла. Слишком много информации за один день, бОльшую часть которой составляют незнакомые ей структуры, которые приходилось осваивать. Да, это был не «Вереск» даже с его бестолковой финансовой документацией…

Управляющий фабрикой – лысоватый, низенький, предпенсионного возраста человек – был полным антиподом своему московскому шефу. Казалось, его вообще мало волнует происходящее на вверенном ему предприятии и единственной задачей его было спокойно доработать до пенсии. Каждый вопрос приходилось повторять по два раза, но даже и после этого внятные ответы были столь редки, что в конце концов Катя и Мышаков махнули рукой и дальнейшие переговоры вели с его заместителями.

И постепенно, вот так, сквозь тернии и полубессмысленный взгляд директора фабрики, картина стала вырисовываться. И хоть стало понятно, что день потрачен не впустую и есть надежда на конструктивную работу по осуществлению плана продажи.

А потом были телефонные звонки. Сперва – Зорькин: «Пушкарёва, мне плохо, приезжай быстрей», следом – Таня: «Попроси у него за меня прощения»… Хорошо устроились, оба. А кто пожалеет и утешит её? И неважно, почему её нужно жалеть, просто хотелось, чтоб пожалели… Она совсем, совсем расслабилась внутренне, размякла от этого солнца.

А потом – тот звонок, из-за которого, собственно, она и не отключала телефон. Ещё была слабая надежда, что Андрей одумается и останется дома. Но он уже ждал её у ворот фабрики.

…Оконное стекло в машине почти сразу же пришлось поднять. Внезапно подул холодный сильный ветер, и на небо стала наползать огромная сизо-чёрная туча…

Они почти не разговаривали. Андрей был напряжён, сосредоточен и, казалось, погружён в какие-то свои мысли. Зачем приехал, если был занят чем-то?.. Очень не хватало его дневного, было как-то неуютно. И почему-то обидно. Скорей, скорей… Поскорей бы кончилась эта дорога.

Через несколько мгновений после того, как дождь обрушил на землю свои первые хлёсткие струи, Катя заметила, что Андрей тормозит и перестраивается в правый ряд. Машина съехала с дороги и встала на обочине.

Несмотря на шумящий снаружи ливень, в машине было очень тихо. А Кате ещё и страшно. И не было сил поднять глаза и спросить, почему они остановились.

- Кать, - наконец сказал Андрей.

…Ну, почему, почему она позволила ему забрать её?..

Она всё же посмотрела на него. Он улыбался! Тепло так, по-доброму улыбался… Ободряюще. Понимая, что она чего-то испугалась, и успокаивая её. И что она себе вообразила?..
Но в какое-то мгновение ей показалось, что он хотел протянуть руку и дотронуться до неё. Она была уверена, что не ошиблась!..

- Почему ты остановился? – спросила она и при звуке своего голоса сразу вспомнила Женькины слова об «опасной» хрипотце.
- Хочешь сюрприз? – ответил он вопросом на вопрос.
- Не люблю сюрпризы…
- Только приятные, Кать… Честно.
- Ну? – покорно, но настороженно спросила она.
- Посмотри, какой дождь… Ты видела, какая буря была вчера? Сегодня будет то же самое. Поедем ко мне, переждём… а потом я тебя отвезу.

Она задохнулась. И сердце забилось так, что, казалось, она вся состоит из одного сердца. Доверилась… Развесила уши… Но зачем ему это надо?!
- Ты прекрасно знаешь, что никуда я с тобой не поеду. Зачем это всё, Андрей?.. Заводи машину.

Он всё-таки взял её за руку. Продолжая улыбаться, мягко, успокаивающе погладил.
- Тсс… А ты стала злая. – Улыбнулся ещё шире.
- Да, я стала злая, - резко ответила она. – И не люблю сидеть в машине под дождём… да ещё и в каком-то лесу… - Боже, что за глупости она говорит?
Он не выдержал и засмеялся – нежно, снисходительно.
- Да, в лесу под дождём сидеть – мало радости. Ну, вот я и предлагаю тебе через десять минут сухое и тёплое помещение. И сюрприз…
- Андрей…
- Подожди. Я одному человеку обещал привезти тебя и не могу нарушить обещание. Этот человек очень ждёт тебя… практически в окно смотрит. Может быть, даже в эту минуту… Да, и Джим тоже.
- Какой человек, Андрей?.. Какой Джим?.. О чём ты вообще говоришь?..
Но его, казалось, забавляло её недоумение и то, как она сердится, и он хотел продлить удовольствие.
- Джим - это моя собака.
- Собака?!..
- Ну, да. Бобтейл.
- Есенинщина какая-то… Но тот, кажется, был доберманом…
- Вот этого не знаю. У меня бобтейл, староанглийская овчарка. Точно. В родословной написано… Смешной такой, добрый.
- Да это ты надо мной смеёшься!..
- Кать, если мы и дальше будем о Джиме говорить, придётся сидеть в лесу под дождём - ночью… А это уже слишком даже для меня. Поехали… - И вдруг лукавые искорки исчезли из его глаз и он, посерьёзнев, мягко, но внушительно повторил: - Поехали… Не бойся. Всё будет хорошо.

Она отвела глаза. Хорошо… Уж куда лучше. К Милене своей её везёт, что ли?.. Но зачем?!
- Ну, и к тому же, - весело сказал он, отворачиваясь и заводя двигатель, - ты не забывай, что у меня нога болит. Надо дозировать нагрузки.

…Ну-ну, господин Жданов, подавите ещё и на жалость… Не надо было вызываться возить её сегодня… Боже, что за день. Безразмерный, словно год. Ещё утром – хмельной, невыспавшийся, несчастный Зорькин, потом – разговоры, солнечная дорога, фабрика, а теперь… А теперь она едет к Андрею Жданову домой. И спастись невозможно, разве что выпрыгнуть на ходу…

Не от него спастись. От себя. Захотела бы по-настоящему – ничто бы не остановило, и он бы не удержал. Так же, как и тогда… Говорила Зорькину, что не может сопротивляться, но в глубине души понимала, что достаточно лишь слова – и он бы отступил… Не хотелось, чтоб отступал. Нет, рассудочно, конечно, хотелось. Так же, как и сейчас…
Что она делает? Неужели предаёт? Женю… себя… Или себя – нет? Что ей нужно, в конце концов? Куда её затягивает? Опять… Но пытаешься вызвать в себе воспоминание о боли – и ничего не чувствуешь. Значит, как будто всё с чистого листа, встретила – и пропала? Тоже нет!.. Но тогда что это за водоворот?..

Она смотрела на него – почти не таясь. Может, всё-таки поговорить? Поставить все точки над «и»? Чтоб отступил и прекратил эту непонятную ей игру?.. Но и разговаривать не хочется. Впервые – не страшно, а именно не хочется. Потому что хорошо. Спокойно. И тоже впервые. В те далёкие зимние вечера тоже было хорошо, но – неспокойно. А теперь спокойно, несмотря ни на что.

…А вот и ещё одно подтверждение. Добежала по узкой дорожке под его зонтом до крыльца, взбежала по ступенькам - и почти упала в тёплые, добрые объятия. Что это – сон? Сколько раз она видела их во сне – всех вместе или по одной… И слёзы хлынули из глаз.
- Ольга… Вячеславовна… простите… я сейчас успокоюсь…

-------------------------------------------------------------------------

0

19

18

…Кто бы мог подумать – лампа с абажуром… Огромный оранжевый абажур, с которого свисают длинные кисти… Круглый стол, накрытый скатертью из какого-то гладкого, тянущегося материала, похожего на шёлк…

Откуда всё это в его доме? Осталось от прежних хозяев? Привезла с собой Ольга Вячеславовна? Как хочется узнать… всё, всё об этом доме хочется узнать.
Как быстро стемнело за окнами. Сначала – туча, а потом и ночь накрыла землю тьмой. И только здесь, за этим столом, освещённым мягким оранжевым светом, островок тепла и спокойствия.

И эти люди за столом, и этот пёс, мирно дремлющий у камина, положив морду на лапы, - близкие, родные. И такое чувство, что дом этот тоже родной ей, что она когда-то долго жила здесь и теперь вернулась после долгого перерыва. Забавно… даже в уютном и уже обжитом домике родителей она не чувствовала себя так спокойно.

И таким удивительно чужим, предметом из другого мира кажется собственный мобильный телефон. Когда Женя позвонил, она несколько секунд смотрела на экран, пытаясь понять, кто это и что ему нужно…

…А Ольга Вячеславовна всё не знает, как получше угостить её, как напоить-накормить повкуснее… На столе варенье в вазочках, чайник, чашки; в большой круглой тарелке - горячие, ароматно пахнущие оладьи: только с плиты, видно, поставила тесто, как только Андрей рассказал, куда едет… Добрые глаза в сеточке морщин светятся от радости… Всё та же коса на голове, и седина аккуратно закрашена… И с такой любовью смотрит на Андрея – наверное, и Маргарита не умеет так смотреть.

…- Ну, вот так, Катюш, я и оказалась здесь. А что? Мне хорошо… Мои ведь так и живут в Америке, квартиру я сдаю… Хорошие такие люди, муж с женой, детей Бог не дал… Так что за квартиру я спокойна… А Андрюша дом купил, как будет жить один?.. Маргарита извелась вся. Я и сказала Милко: всё, дорогой, тебе молодые помощницы нужны. Уж и не знаю, кто там у него теперь, столько их было… Не хотел отпускать, кричал, ногами топал… - И Катя улыбается в ответ её хрипловатому смеху. – Но девочки помогли, уговорили… - Вдруг Ольга Вячеславовна спохватывается: - Ты ведь знаешь, девочки с Милко работали?
- Знаю, Ольга Вячеславовна… Андрей рассказывал…
Ольга Вячеславовна вздыхает.
- Я чувствовала, что ничего не выйдет… Говорила им: не торопитесь, и Милко уговаривала подумать… Но где там! Ты же его знаешь, уж если загорится чем-то… Не знаю точно, что у них там случилось, но Света уже через месяц расстроенная звонила… Говорит, он совсем не умеет деньги считать… Как будто это новость!.. В общем, после первой же коллекции фирму ликвидировали. Но Милко устроен, у него всё хорошо, он звонит мне…
- А девочки? Где они сейчас?
- Ну, Танюша в декрете, два года мальчику… Муж сказал – будешь дома сидеть, для женщины семья важнее… Может, и прав, конечно… У Маши с Федькой ничего не вышло, не живут они больше вместе. Её родственница к себе на завод устроила, говорит – нравится очень, там премиальные, санаторий для Егора… Света в банке кассиром работает, не захотела к Андрею идти, вот теперь видишь, как получается, тебе выручать пришлось… А Шурочка с Амурой операторами в сотовой компании работают, в справочном центре…
- Вы с ними видитесь?
- Конечно!.. Вот недавно у меня юбилей был, в ресторан ходили… Андрюша со своими мальчиками по домам всех развёз…

…Стыдно… Как странно: вдруг стыдно за то, что не поздравила, за то, что вообще не знала, что день рождения был… А если б не цепочка всех этих случайностей – и не узнала бы, и не думала бы об этом… А теперь – извиняться… А Ольга Вячеславовна всё прекрасно понимает… К чему эти извинения, эти пошлые фразы… «Подарок за мной»… Слова не идут с языка, она смущённо отводит глаза.
Но потом, подняв их снова, видит, что за столом ничего не изменилось. И Ольга Вячеславовна ласково, успокаивающе смотрит, и Андрей… только он по-другому: откинувшись на стуле, довольно улыбается, слушая этот разговор… На глаза сквозь улыбку всё та же пелена опущена, о чём думает – не поймёшь, но всё равно чувствуешь себя в безопасности…

Чтобы сменить тему, она обводит глазами гостиную. У противоположной от входа стены – белая деревянная лестница…
- Ваши комнаты на втором этаже, да?

Ольга Вячеславовна и Андрей, улыбаясь, переглядываются.
- Нет, что ты, Катюш, мы на первом этаже живём… Дом ведь, в общем-то, небольшой совсем, всего-то четыре комнаты… На втором этаже – комната, в которой гости ночуют… Вот Паша с Маргаритой приезжали – там спали… И ты там сегодня переночуешь…
- Я?!..
- Ну, конечно, не ехать же тебе на ночь глядя… - Ольга Вячеславовна обеспокоенно взглянула на Андрея. – Андрюш, ты бойлер включил? Боюсь, что комната не прогреется… сыро там…
- Всё в порядке, давно включил.

…Нет слов. Просто вот задохнулась – и не знаешь, что сказать, как раз тот случай. И хоть бы что-нибудь в лице у него дрогнуло, хоть один мускул… Только улыбка с губ сбежала – но в глазах осталась. И смотрит открыто, невинно: а что, собственно, такого? А ей ничего сейчас даже выяснять не хочется, только один вопрос в голове: ЗАЧЕМ?!..

- Вообще-то я не собиралась оставаться, Ольга Вячеславовна. – И, переведя взгляд на Андрея, внушительно сказала: - Андрей обещал мне, что отвезёт в Москву.
И вдруг как будто холодом потянуло – коричневый взгляд в одно мгновение стал пустым. Она даже повела невольно плечами, словно от настоящего холода.
- Если захочешь – отвезу.

Ольга Вячеславовна растерянно смотрела на обоих.
- Ну какое «отвезу», Андрюша? Вы посмотрите, что за окном делается… и поздно уже…
- А для Кати уйти никогда не поздно… да, Кать?

…Ну, что же он с ней делает? Сердце словно тисками сжало, и неожиданно слёзы навернулись на глаза. Сейчас останется один… с этими своими пустыми глазами… Но разве только она может наполнить их? Где его Милена, почему её нет рядом с ним?..

- Нет, я останусь. – Голос прозвучал даже громче, чем хотелось. И вызова в нём было тоже больше, чем хотелось. Пора прекращать этот шантаж, к чему он может привести их? Вот она уже работает с ним, вот он везёт её к себе домой, и вот она уже ночует у него… в комнате для гостей. А там страшно одной… и холодно… подумаешь, бойлер.

- Правда? – Боже, ну чему он радуется?! Просто ожил весь, опять переменился… - Кать, оставайся… А утром вместе в Москву поедем…
Ольга Вячеславовна тоже обрадовалась, засуетилась.
- Ой, как хорошо… - Поднялась, тарелками, чашками зазвенела… - Я сейчас поднимусь, постелю тебе… Постельное бельё уже приготовлено… А ты, Катюш, иди в ванную… Андрюша, покажи ей… Я полотенца свежие повесила… Там всё есть – и шампуни, и халат, и даже щётка новая… Так что не беспокойся, будешь как дома…

…Ушла… Сначала отнесла посуду на кухню, потом стала подниматься по лестнице…
Интересно, почему так трудно сдвинуться с места? Как приковали её к этому стулу… и к этому взгляду. И так легко, так неожиданно легко и просто срываются с губ слова:
- Андрей, зачем это всё?
И он тут же отвечает:
- Да ты ведь знаешь.

Знаешь… Знаешь… Что-то мелькало и снова ускользало от неё… Эта ночь… Неужели действительно…

- Нет, я, конечно, догадываюсь, но просто не могу поверить…
- И почему меня это не удивляет?..
- Мы о разном говорим, похоже…
- Да нет, об одном.

Вот и поговорили. Как будто на разных языках.

…Он снял очки, устало провёл по лицу рукой. Посмотрел на неё.
- Я просто хочу, чтобы ты была рядом. Разве не понятно?
- Понятно. Но зачем?
- Потому что я всё ещё люблю тебя. Неужели ты не видишь?!.. Все видят, все: и Малиновский, и Ольга Вячеславовна, и Зорькин, и Женя твой наверняка!.. И только я… и только ты… - Резко поднялся, прошёлся к камину, обернулся. Долгим, грустным взглядом посмотрел. – Прости… Если тебе неприятно, забудь о том, что я сказал. Ты устала, целый день моталась… Иди отдыхай. Если захочешь, потом ещё выпьем чаю.
- Нет… Я не хочу…
- Хорошо… Пойдём, я провожу тебя в ванную.

…На пороге ванной улыбнулся через силу.
- Всё хорошо, Кать. Не волнуйся, не переживай… Всё будет хорошо.
И она, глотая слёзы, смотрела ему вслед, когда он уходил по коридору. Вот и услышала… снова услышала то, от чего всегда хотелось бежать…
Но она не убежала. Она закрыла дверь и осталась внутри.

***

Вот и всё.
Ночь наступила так быстро, что даже не удалось увидеть красного закатного солнца. А рассвет? Удастся ли увидеть рассвет?..
Вот и всё. Сказал ей прежде, чем понял сам. Научен горьким опытом, наверное… Эти долгие прятки с самим собой ни к чему хорошему не приводят. А так – теперь знает она, а значит, и он сам. Ведь это было так легко, почему же было сразу не признаться?.. Вопрос вопросов в его жизни.

…Никуда он не ушёл. Как только дверь за ней закрылась, вернулся и встал возле этой двери, не хуже Джима… Не может он уйти отсюда, просто нет сил. И зачем их искать, эти силы? Это она, наверное, там, за дверью, уже сбилась в поисках… Глупая… Смешная… Родная. А так хочет показать, что не любит…

Не любит? А откуда тогда эти слёзы, эта дрожь? Она дрожала, когда он уходил, он это чувствовал… Откуда эти метания, эта боль? Отголоски прошлого, круги на воде?.. Неправда. Вернее, не вся правда…
Любит.

Он ведь и днём сегодня себе это сказал, только не дал взметнуться мысли, испугался… Испугался так, что сердце заболело. Если рухнет вниз во второй раз, уже не поднимется…
Но тогда и домой нельзя было её приводить. Как только увидел её за этим столом – сразу понял, что она была здесь всегда. Она отсюда и не уходила. И она, похоже, тоже почувствовала это. Она тоже это знала.

Всё просто. Все всё знают, все всё понимают… Но почему же он стоит сейчас у этой двери, а не ждёт её у себя в комнате? Потому что она не придёт. Не придёт сама… А к этому своему, которого не любит, сама приходит.

Нет, Катя, нет. Сегодня ты будешь спать в моей постели… в своей постели. Вот почему он никогда не спал здесь с Миленой. Он ждал…

…Но когда она вышла, так и остался стоять, прислонившись к стене. Задумчиво смотрел на неё, пристально…
И она почти не удивилась, увидев его. И не испугалась. Такая смешная в этом халате Ольги Вячеславовны… Его можно три раза вокруг неё обернуть.
Открыто, бесстрашно посмотрела на него. И вдруг покачала головой.
- Почему? – спросил он.
- Поздно…
- Ты ведь не любишь его…
- Да разве в этом дело.
Он усмехнулся.
- Страшно, да? Его не любить – не страшно… А меня любить страшно…
Она побледнела.
- Тебя любить… Да откуда это, Андрей? Всё прошло…
- Нет. Не ври, Кать. Здесь никого больше нет… кроме нас самих.

Руки уже жжёт огнём. Но нельзя. Нельзя, Жданов… И он, отодвинувшись от стены, медленно протянул к ней руку.

- Иди ко мне…

Она руки не дала, но и назад не отступила. Так серьёзно, внимательно смотрит, как будто пытается разобраться…
- Ты понимаешь, что происходит? – проговорила она. – Я в твоём доме… ночью… Ты хочешь, чтобы я уехала?
- Вот как раз этого я и не хочу…

Шагнул к ней. К чёрту разговоры. Медленно, ласково обнял, прижал голову к груди. Не вырывается. И даже не дрожит. Не боится его… Пытается понять, что происходит. С ней. Настала её очередь…
Гладя по волосам, сказал:
- Ты ведь любишь меня… вот и вся правда.

…Вдохнул глубоко. Надо к новому дыханию привыкать. Тому, почти забытому. Когда она у него в руках… А она даже и не догадывается, чего это ему стоит.
Глухо проговорила, так и не поднимая головы:
- Я не могу. Я не понимаю…
Обнял её лицо, поднял к себе, вгляделся в потемневшие, растерянные глаза.
- Ты просто должна поверить мне. Да ты и веришь мне… потому что любишь.
Она слабо качнула головой.
- Я не знаю…
- Я знаю, Кать. – Приблизил своё лицо ещё больше, губы почти у её губ. – Вдвоём всегда легче… Поверь мне. Ты скажи… просто скажи…

И вот тут ему показалось, что она задрожала. Возбуждение прорвалось, крепко сжал её.
- Скажи мне, Катя!..

…Нет, она не дрожала. Дрожали её губы: они сначала шевельнулись несмело, а потом, всё больше набирая силу, как бабочки, запорхали по его лицу, произнося одно лишь слово. Пять букв, два слога, одно слово… Но она так соскучилась по нему! Она так жадно произносила это слово, что он сразу понял: никогда и никому больше не говорила она таких слов…

…И после этого хочет вырваться?.. Ну, нет. Назад. Он ещё не наслушался. Он ещё только начал слушать.
Пылающие руки легко преодолели махровый барьер. Да ну его совсем. Мягкая ткань скользнула к ногам. Теперь точно не вырвется… чтобы не замёрзнуть.
Это она. Она… Её кожа, её грудь, её…
Оба захлебнулись в стоне.
- Катя…

…Подхватил на руки… Обвила шею руками, прижалась к плечу… Такая хрупкая, лёгкая… И всё же как горячо от её груди, прижатой к его груди… Такая тёплая тяжесть…
Господи, и откуда в этом доме такой длинный коридор?!.. Ведь всегда же казалось, что тесно…
Толкнул дверь ногой, вошёл, опустил добычу на постель. Ревниво оглянулся на дверь. Надо закрыть, чтоб не убежала к этому своему мобильному… Повернул ключ в замке, бросил на тумбочку.

…А она немного другая… В этом тоже другая… Смотрит как-то по-новому, взгляд зрелый, смелый… Ну, конечно, она ведь уже не та неопытная девочка… А сейчас – лучше? Хуже? Смешно, как можно говорить об этом. Она ведь любая – его Катя…

Сел рядом, наклонился, снова поцеловал… Как она отвечает ему… Обняла горячей ладонью шею, а язык и губы словно продолжают повторять всё то же слово...
Почувствовал прикосновение её пальцев к своей футболке… Потянула медленно, потом дотронулась до ремня… Взял обе её руки, по очереди поднёс к губам, поцеловал – и опустил… Поднялся, стал сам расстёгивать ремень. Быстро она не сумеет… а надо быстро.

…Накрылись одеялом с головой. Жарко… зато только вдвоём. Секунду лежали неподвижно, крепко обнявшись, обмениваясь теплом. Привыкали друг к другу, сливались в единое целое, пока только дыханием… Но этого мало, это только начало. И вот – нарушить эту жаркую тишину, прошептав:
- Я люблю тебя… - И почувствовать движение её тела одновременно со своим…

…Ах, как она застонала… И от восторга закружилась голова... Никого здесь не было, ни до него, ни после. Фантом этот Женя, призрак… А к призракам ревновать невозможно, бессмысленно.
И всё равно бессознательно протестовал, впечатывая себя в неё, как когда-то давно, в самую первую ночь… Она только его. И будет только его. Ещё много-много раз. Всегда…

…Во время короткой передышки мелькнула на мгновение мысль о рассвете, но он отбросил её. Кощунство – думать о том, что будет, - сейчас, обладая ею… Сейчас, когда даже она не думает об этом… Даже она!.. Обвилась вокруг него, сплелась с ним…
- Что же это было, Андрей?
- Не было, а есть, Катюнь… Может быть, просто счастье?
- Да… Но ещё и несчастье… Не в смысле «не счастье», а – несчастье… Знаешь, как говорят: горе ты моё… - И тут же поспешно положила ему пальчик на губы. – Тсс, не обижайся… Я просто так говорю, на воду дую… На самом деле я этого не чувствую, даже странно… Мне сейчас всё безразлично… Кроме тебя…
- Я не хочу, чтобы «всё» и я у тебя в противоречии находились…
- А и не находится… Потому что ты – и есть всё…

…И так не хотелось настаивать, опять объяснять что-то. Она сама, сама всё поймёт. Она уже понимает…

…Ведь языки пламени, сжигающего их, взметнулись в небо и достигли тучи, обрушившей на землю дождь… Не будет больше дождя. А если и будет – то не затяжной, как сегодня, а короткий и освежающий, приносящий прохладу и дающий зазеленеть и распуститься нежным росткам, пустившим корни в эту ночь… Или расцвести с новой силой тому, что казалось давно увядшим и потерянным…

Глупый, безрассудный, он забыл, что дожди приносят туманы, что роса на траве не всегда свежа и безобидна, что иногда от неё бывает очень холодно и даже можно простудиться, ступая по ней…
Но он ведь не думал о рассвете. Рассвет для него был в её глазах, в её податливом гибком теле… Отзывчивом, откликающемся на все его движения… Но главное, в её «люблю» - маленькой, порхающей над теми самыми увядшими цветами бабочке…

------------------------------------------------------------------------

0

20

19

…Дотронулась до одной щеки, до другой… Потом потрогала стекло… Тоже влажное… Это не слёзы, это туман.
Почти лежала, прислонившись к оконному стеклу машины. Сейчас бы уснуть… А за окном мелькают поля, деревья, дорожные указатели… И сон не приходит.

…Откуда-то из тумана выплыл мрачный голос Зорькина.
- Я понял. Я всё понял. Ты с ним спала.

…Ах, какой ты догадливый, Коля… И он не мог поверить в случившееся, сразу и в голову не пришло. И это правильно. Поэтому она и не там сейчас, откуда ушла.
Рассвет был таким серым, таким будничным… За те короткие минуты, что она, проснувшись, лежала рядом с Андреем, вспомнилась вся жизнь – последние два года.
Да, ничего не было в этой жизни дороже того, что случилось с ней вчера. И Женя – чуть ли не главное звено, цемент, альфа и омега, - в ту минуту, когда она сделала выбор, остался в прошлом. Ушёл из её жизни навсегда.

Но ведь было и другое, что-то даже более важное, чем Женя, и это тоже называлось её жизнью. Главное – это была она сама. Выстроенная самой собою по кирпичикам, каждый день – по кирпичику... И оставить саму себя в прошлом было гораздо страшнее, чем потерять Женю.
Ведь Ольга Вячеславовна, девочки, этот оранжевый уютный свет, то, что случилось потом, - лишь воспоминание, совсем другая жизнь. Уже не её… Она сошла с ума, примерила на себя чужую одежду. Не бывает возврата. В реальности – не бывает. Так же, как нет теперь возврата к Жене. Нет, конечно, можно до конца разрушить то, что с таким упорством и хладнокровием создавала. Но построить… К той себе она уже не вернётся, значит, впереди – неизвестность. Полная, кромешная тьма.

…- Не ожидал от тебя такого. От тебя – не ожидал… Это ведь удар в спину. Значит, и ты такая же… Если бы я знал, никогда бы за тобой не приехал.

…Она устало повернула голову. Что он говорит?

- Ты ведь знала, как мне плохо, - сцепив зубы, продолжал Зорькин. – Ты ещё вчера утром видела… И после этого сразу поехала к ним, а оттуда – к Жданову домой… Я думал – мы вместе, а ты… Видеть тебя больше не хочу.

Голова закружилась. Это от слабости. От того, что почти не спала в эту ночь. Разлепила побелевшие губы, заставила себя заговорить.
- Что ты говоришь, Коля? Всё не так… Мы вместе, поэтому я и позвонила тебе… У меня больше никого нет, кроме тебя, пойми!.. Я погибаю, всё рушится, неужели ты не видишь?.. Я только прошу тебя помочь мне, а ты… ты меня бросаешь?..

Он раздражённо мотнул головой, продолжая смотреть на дорогу.
- Ты такая же, как они все… Что теперь с Сорокиным будет? Как я буду ему в глаза смотреть?
- Всё будет нормально, - как можно твёрже сказала она. – Ты здесь ни при чём… Это я во всём виновата. И перед ним, и… - Голос сорвался. - Я его даже не видела, я его бросила… я… - Туман всё-таки превратился в слёзы.

…Она медленно повернулась, села прямо. Вытерла лицо.
- Я пока не знаю, что буду делать. Только с Женей по-прежнему быть уже не может. Но я сама справлюсь, ты не говори ему… - И она умолкла, увидев яростный взгляд Зорькина. Вздохнула. – Вот и хорошо… Я решу… я обязательно что-нибудь придумаю. К тому времени, когда он вернётся, я уже…
Коля насмешливо покосился на неё.
- А он уже в самолёте, разве ты не знаешь? Он через час будет в Москве…
Побледнев, она испуганно посмотрела на него.
- Он ничего не говорил… Я ведь разговаривала с ним вчера вечером…
- Он хотел сюрприз сделать, звонил мне вчера. Не хотел, чтоб ты ждала, волновалась… - Коля усмехнулся горько. – Да уж, Пушкарёва, Пенелопы из тебя не вышло…

…Добивает. Но, может, это и правильно? С предательницами так и поступают, беспощадно… А уж если предательство двойное… И как самой себе простить его?..
Если бы не история с Таней, Коля, конечно, не был бы так жесток. Как бы там ни было, но она, Катя, ему дороже Жени. Как мы всё своей собственной меркой меряем… И чем она сама теперь измерит боль и разочарование Андрея…

Но ведь она совсем ничего не знает о нём. Будет ли ему больно, будет ли он разочарован… И почему вдруг к нему вернулась его странная любовь, в которую уже невозможно не верить… Но была ли она теперь любовью? Может, в нём просто говорило его оскорблённое самолюбие? Этот страшный рассказ о запоях, драках, о том, что вся жизнь пошла под откос… Может, он решил – нет, не отомстить, но настоять на своём, добиться того, чтобы она ему всё-таки поверила? Хотел, чтобы последнее слово осталось за ним?.. Мало ли что может скрываться за этим «я тебя люблю»…

И если это так, то последнее слово сказано. Она отдала ему долг – и своим «люблю», и тем, что доказала это. Пусть, пусть он знает об этом. А она сама и не переставала знать, так, игра в кошки-мышки…
Теперь – всё. Всё между ними выяснено, всё решено. Обиды, злости нет… Правда, осталась горечь. Как странно… и так бывает. Эта ночь была лучшим из всего, что случилось с ней за эти годы, но горечь никуда не пропала. Исчезнув на время, уступив на короткие часы место наслаждению, вернулась и по-хозяйски заняла в душе своё место…
Нет, она больше не позволит горечи обмануть её. Она больше не обидит его.

- Коль, ты поможешь мне?
Он мельком взглянул на её бледное решительное лицо. Она смотрела прямо перед собой.
- Уже помогаю, разве нет? Кто тебя вытащил оттуда?
- Это ещё не всё, - тихо, но твёрдо сказала она.
- Пушкарё-ё-ёва, не пугай меня! Что ты ещё задумала?
Она помолчала немного.
- В «Вереске» нужно закончить кое-что, я тебе потом скажу… Ты должен поехать туда сегодня вместо меня.
- Ты… что…
- Коля, пойми, так надо! И не потому, что я не хочу… что мне нельзя… А потому, что мне нужно сразу поехать за город, на фабрику в Беседы, а потом в «Модлюкс». Мы договаривались с Сафроновым на вторую половину дня, я позвоню ему, перенесу встречу на утро… Ну, пожалуйста, помоги мне!!..
- Да зачем тебе так срочно эти Беседы понадобились?!
- Я тебе потом скажу… всё-всё потом скажу, хорошо? А сейчас просто поверь… помоги…

…Чем больше говорила – тем труднее становилось дышать. В машине кондиционера нет, окна закрыты, не воздух, а сплошная боль… Протянула руку, открыла окно почти полностью… Хоть и туман, но всё же хоть немножко свежего воздуха…

- Ладно, - буркнул Зорькин. – Но это не ради тебя, а ради Женьки. Нечего тебе туда ездить… Он и так может догадаться… раньше времени… Ну, Пушкарёва, ну вот зачем, зачем ты это сделала? – не выдержав, с болью проговорил он. – Приворожил тебя этот Жданов, что ли?..

Она снова прислонилась к окну, жадно вдыхая туманный воздух. Прикрыла глаза… Нет, Колька. Я его просто люблю…

Перед глазами одна за другой проносились картинки сегодняшнего утра. Как напоследок поцеловала его пальцы… заставила себя оторваться от него… выскользнула из тёплого сонного пространства… Ключ на тумбочке… тихо открыла дверь… В доме – тишина, Джима нигде не видно. На стуле, где сидела вечером, - её сумка, открытая, сверху мобильный… Увидев сумку, смущённо усмехнулась. Ольга Вячеславовна не унесла сумку наверх, а ведь наверняка видела её… поняла, что в пустой комнате сумке делать нечего, а туда, где было не пусто, отнести не могла…

Осторожно ступая, дошла до ванной, дрожащими руками подняла с пола халат. И халат Ольга Вячеславовна не тронула… а может, его как раз и не видела? Необязательно же ей в ванную было идти…
Стараясь не смотреть на него, повесила халат на крючок. Сполоснула лицо холодной водой, медленно надела бельё, платье…

С замком входной двери справилась – оказалось не так уж сложно. Тихо прикрыв за собой дверь, постояла минуту на крыльце, жадным взглядом обводя двор. Какие красивые цветы вдоль дорожки… большие, тёмно-розовые… таких даже у мамы нет.

Ступая по потемневшим от дождя плиткам дорожки, дошла до калитки. Через минуту стало понятно, что сама её открыть не сможет… Ещё не успев понять, что делать, услышала за спиной чьи-то шаги. Обернулась - Ольга Вячеславовна, с распущенной длинной косой, кутается в шаль и растерянно смотрит на неё.
- Катюш, ты что?
- Ольга Вячеславовна, доброе утро… Понимаете, мне домой надо… А вас будить не хотела…
- Так как же ты?.. на чём?.. Разбудим Андрея, он отвезёт тебя…
- Ольга Вячеславовна, я не хочу будить Андрея… не надо… Я сейчас позвоню Коле – вы ведь помните Колю?.. – он приедет за мной…

…Вот так, стоя у этой калитки, вздрагивая от малейшего шума со стороны дома, и дождалась Зорькина. Как ни умоляла её Ольга Вячеславовна, в дом идти не соглашалась… Скорей, скорее…
- Ольга Вячеславовна, вы скажите ему, что я позвоню, обязательно позвоню… сегодня же…
Ольга Вячеславовна вздыхала и качала головой.
- Кать, ты подожди… ты подумай… Я, конечно, не хочу вмешиваться, но… Милена очень хорошая женщина, и Андрею она много помогает, но я давно чувствую, что это не то… не то, что ему нужно…
Избегая её взгляда, неохотно отвечала:
- Ольга Вячеславовна, я сейчас не могу говорить об этом… вы простите меня… Я вам позвоню, мы ещё обязательно встретимся…

…Выскочила на дорогу, как будто за ней по пятам гнались… На прощанье даже на Ольгу Вячеславовну не взглянула… Ему тепло, тепло, твердила себе, прислоняясь к окну в машине. Он привык спать один, Милены ведь здесь не бывает, она сразу поверила ему. Главное – забыть его счастливое лицо, когда он засыпал рядом с ней… Главное – не забывать этого лица… И сразу вспомнились его слова о счастье. Дотронулась до одной щеки, до другой…

***

Когда Андрей понял, что остался один, захотелось засмеяться – громко, безудержно. Хоть бы раз она поступила непредсказуемо… например, вот сейчас – разбудила бы его поцелуем… Но нет, она действовала по плану, по однажды раз и навсегда утверждённому плану. Она уходит потому, что думает, что не нужна ему. Боится себя прежней, а ещё больше – настоящей.
А он всё знает про неё. Он уже всё, всё понял. Да, она изменилась, но и он стал другим. И вот теперь они – не те прежние, а такие, как есть сейчас, - любят друг друга. И что она с этим будет делать? Ведь это теперь – часть её жизни. Не воспоминание, от которого она сбежала, а полноценная реальность.
И хочется одним ударом кулака разрушить, разгромить всё, но разве этим поможешь. Значит, снова ждать. Снова дорога. Какая насмешка! Он-то думал – она скажет «люблю», и всё закончится, а оказалось – пройдено лишь полпути.

…- Андрюша, телефон! – откуда-то из глубины сада доносится голос Ольги Вячеславовны. И он захлопывает багажник машины и возвращается к дому.

Входит, берёт со стола свою трубку. СМС: «Прости, мне пришлось уйти. Я перезвоню». Расколотить его, что ли, о стену?!.. А что толку. Она всё равно останется там, где есть.

…Кстати, а где это? У себя дома на Авдеенко или, может быть, уже у своего Жени? Он ведь вчера звонил ей, вдруг сообщил, что возвращается? И поэтому она и ушла? А он, идиот, взгромоздил сложнейшие умозаключения… Может, это тоже теперь есть в ней – спать с двумя… по очереди…

На лбу – капли влаги. Холодные, колючие… Испарина или туман? А чего ты сам хочешь, Жданов? Может быть, пусть это будет просто туман – погодное явление?..
И остаться без этой ночи. Этого – не было. Но как тогда жить? Ведь это – было?

Было и есть. И разрушать нечего – что в его жизни такого, что было бы дорого и жаль потерять из-за неё? Она всё равно важнее. Это стало ясно ещё тогда, на даче того эксцентричного мафиози… Милена? Поймёт его. В его отношениях с ней не было никаких обещаний и планов. Ему даже сейчас кажется, что она раньше него почувствовала, что он в пути, что он ждёт…

У неё, наверное, сложнее. Замуж собралась… Но с самого начала было понятно, кто в этих отношениях отдаёт, а кто принимает… Но что это с ним? Откуда такое неприятное чувство, почти ненависть к незнакомому человеку?..
Тело разбужено, оно уже почувствовало её вкус. И теперь, как оголённый нерв, болезненно откликается на всё, что угрожает близости.
Он представил себе лицо Жени – такие похожие черты, фигуру – и содрогнулся от омерзения. Двойники… Как удобно… Одного нет – можно тут же заменить другим. Ну, пусть заменяла, пока его не было, но теперь-то он есть!.. Есть!..

…А машины её у «Вереска» нет.
Прямо у входной двери его встретил Малиновский. Взял за локоть, доверительно сжал. Андрей удивлённо посмотрел на него. Роман показал глазами на дверь:
- Знаешь, кто у нас?
- Нет, а что случилось?
- Да ничего, просто Екатерина Валерьевна не смогла почтить нас своим присутствием… заместителя прислала…
- Что-о-о?
- Что слышишь. Господин Зорькин собственной персоной сидит в кабинете.
Андрей отступил на шаг. Малиновскому пришлось выпустить его руку.
- А почему она не пришла? – медленно спросил Андрей.
- Не знаю, дела какие-то срочные, - внимательно вглядываясь в его лицо, ответил Роман. – Да не всё ли равно? Главное – я сматываюсь до обеда. Я дуэльный дартс дома забыл…
Андрей усмехнулся.
- Что, неприятно?
- Да уж, хорошего мало. Особенно если учесть, что Таня прийти должна была… Представь?
- Должна была? Уже не придёт?
- Нет, конечно. Я еду на Кутузовский, она там ждать будет.
Андрей, кивнув, помолчал. Потом спросил как можно небрежнее:
- А где Катина машина, не знаешь?
- Ну, как же не знаю, знаю, конечно. Евгэний собственной персоной явился и забрал во-о-от на тако-о-ом драндулете типа эвакуатор. Да вот только что отбыли, пять минут назад ты бы ещё застал…
Андрей шагнул к двери, но Роман преградил ему путь.
- А ты что смурной такой? Не выспался?
- Отстань.
- А где ты вчера был? Ты Катеньку возил куда-то?
- Малиновский, отстань, не доходит?
Роман покивал, отступая в сторону.
- Захочешь – расскажи…
- Обязательно, - ответил Андрей, открывая дверь.

…Значит, заменила. И себя заменила. Зорькиным. Споро у неё это получается, ловко.

…Зашёл в кабинет, поднял жалюзи. Удивительно, как некоторые, казалось бы, необходимые вещи умеют становиться бесполезными. Зонты, жалюзи… Достал телефон, решительно нажал кнопку. Хватит играть. Он, в конце концов, не зонт. Это на его плече она засыпала сегодня.

…- Андрей, как хорошо, что ты позвонил! Я сама тебе звонить собиралась…

Он ошеломлённо застыл с трубкой у уха. Голос бодрый, деловитый, как будто ей клиент звонит… Да узнала ли она его?
- Я рад, что ты собиралась… Что скажешь, Кать?
- Нет, это не по телефону. Ты сможешь встретиться со мной… например, часа в четыре? В кафе «Менуэт», знаешь, где это?

Несколько секунд он молчал. Что это значит? Понятно, что им нужно поговорить, но почему такое чувство, что не о том, что происходит между ними?
- Конечно, знаю. Я приеду.
- Ну всё, до встречи, я сейчас не могу разговаривать…

…Сел на стул. Всё ещё держа в руках телефон, несколько минут смотрел в пустоту. Так он долго не продержится. Даже самого железного терпения может не хватить.
А самое ужасное, что корни всего этого – в прошлом. В том самом прошлом, когда только по его вине у них не могло быть никаких совместных рассветов. Что же он сделал с ней? С собой?
Но какой она была вчера… нет, даже ещё сегодня. И она по-прежнему любит его, в этом-то сомневаться – значит просто предать её. Её руки, губы…

Значит, ещё есть шанс. Шанс вернуть всё и начать сначала. Да, именно так: начать с начала, с чистого листа, как будто раньше ничего не было.
Потому что он любит её ещё сильнее. Как-то вдруг, именно в эти минуты, он понял, как сильно он её любит. Просто до боли всё его существо скучает по ней. По той, за воротник чьего пальто цеплялся когда-то, как за спасательный круг. По той, что сидела вчера рядом с ним в машине, а потом принадлежала ему без остатка. По той, которая только что звонила ему и деловым тоном назначила встречу.

Хорошо, Екатерина Валерьевна, раз так, то и я буду деловым. Принесу вам такой скромный деловой букет… рОз в пятнадцать. Или в двадцать пять. Или в сколько там ещё?.. Я вас засыплю деловыми розами… И пусть над этими розами порхают деловые бабочки. Он согласен. Не в формулировках дело…

------------------------------------------------------------------------

0


Вы здесь » Архив Фан-арта » natally » Вересковый мёд