3.
Александр Юрьич сидел на совещании и машинально делал пометки в блокноте. Внимательно следил за докладом выступающего, подмечал слабые и спорные места. Готовил вопросы. И параллельно размышлял о своем будущем. Предстояло сделать выбор – карьера чиновника или кресло Президента «Зималетто», которое основательно шаталось под Ждановым. Если бы не Малиновский и Пушкарева, покрывающие его аферы, то солнцеликий  уже валялся бы лицом в луже. Почему Жданов вызывает у него раздражение? Ведь не было же такого в детстве?
Вернулся тогда из Англии, встретился с приятелями, пообщался. И сразу испытал глухую неприязнь. Они спелись, эти двое. Повзрослели, стали успешными и самостоятельными. Им больше не нужен был вожак. Он почувствовал себя лишним. Нет, можно было, конечно, вписаться, стать неразлучной троицей, вместе шататься по развлекательным заведениям и прожигать жизнь. Но его это не прельщало. Там, в колледже, он понял одну важную вещь – в жизни можно рассчитывать только на себя. От твоих силы, ума, изворотливости зависит все – как тебя примут, какое место займешь в жизни. Родители, посылающие домашних деток в элитные закрытые заведения, и не подозревают, что там творится порой. Какую школу жизни приходится проходить их тепличным чадам. Такое не во всех детдомах встретишь. Он вот выстоял, не ныл слезно: «Заберите меня, пожалуйста!». Поставил себя пусть и волчонком-одиночкой, но все же опасным хищником. Если в детстве все рискованные проказы затевались для адреналина, для того, чтобы проверить себя, чтобы уловить отблески восторга в глазах товарищей, то потом они послужили ему хорошей защитой. Кто станет связываться с отчаянным, готовым на безумства парнем? К тому же, Алекс быстро разобрался, что силой ума можно добиться большего. Уметь выждать нужный момент, просчитать ходы противника и нанести точный и сокрушительный удар. А если заранее разведать уязвимые места? И никогда не расслабляться?
Навыки иезуитства пригодились позже в работе. Да и в бизнесе будут важны, если он все же уйдет со службы. Итак, рассчитывать только на себя. Никому не доверять. Не ждать милостей от природы. Жизнь раз за разом подтверждала эти нехитрые правила. Вот, например, любишь ты родителей. Чувствуешь  их любовь и поддержку, а потом – ррраз! Нелепая авария, крушение сложившегося мира. И остаешься один, опустошенный и разбитый. Держит в узде лишь обязанность заботиться о сестрах и привычка держать лицо. Обожаешь сестер… Но одна – уходит в полнейший астрал. А другая бредит  твоим соперником. Естественно, он простил Кире голосование на Совете. Она слабая женщина, хоть и с воропаевским норовом.
А его отношения с женщинами, вообще, отдельная тема. Увлекался не раз, но ни разу не влюблялся. Были и провалы, как случай с Клочковой. Как он был близок к катастрофе! Если бы Вика застала их с Дмитричем вместе, то пришлось бы ее убить, как опасного свидетеля. Иначе, она не  замолчала бы. Дурацкая идея придурка Малиновского! А он-то сам чем думал? Утопил  мозг в коньяке? Но нет худа без добра… Да и Вика -  это скорее исключение. Обычно он выбирал себе дам осмотрительно, подпускал к себе ненадолго. Ценил, скорее как произведение искусства и источник удовольствия. Есть, разумеется, пара знакомых, достойных уважения. Пушкарева вот из сильной породы, хоть с виду курица. Пороха не нюхала, девочка-ромашка, но все еще придет. Повоет от боли, переплавится. А боль будет, куда же без нее. Появится  и стальной блеск в глазах и умение брать от жизни свое. Разберутся еще в «Зималетто» в чудной умнице… Он бы с ней поработал. Потягался.
Та же Виноградова. Сильная и решительная, умная, независимая. Встречался он с ней недолго, без взаимных обязательств. С такой надо дружить. А увлечешься ухаживаниями, расслабишься… Не дай бог, окажешься в зависимости… Нельзя проявлять слабость, сразу сожрут. И чем сильнее был раньше, тем ожесточеннее будут рвать на части.
А Жданов умеет доверять. В этом и сила его (до поры до времени) и глупость. Перекладывает на Малиновского с Пушкаревой  решение проблем. Но, чем больше звеньев в цепи, тем больше вероятность, что среди них найдется слабое. Вот обидится Екатерина Валерьевна на что-нибудь… Или Рома задумает свою игру вести...
А Ромка такой, он способен. При всем кажущемся добродушии, он обожает ввязываться в авантюры, ставить на кон все. Это и привлекало в нем. А еще – готовность слепо шагать за Александром в неизвестном направлении, не становясь тряпкой. Как в детстве. Хотел – вровень был. Хотел – доверялся и подчинялся. Как в этот раз. Сначала  и трусил, и храбрился… И отказывался признавать собственные реакции. А потом – отпустил вожжи…  Александра захлестнула волна воспоминаний-ощущений. Его настойчивые руки, скользящие по незагорелому вздрагивающему телу. Плавящийся под его  губами Рома. Ответные безудержные и рискованные ласки. И чувство абсолютной власти, доводящее до исступления, пробуждающее  неизвестные доселе инстинкты.
Карандаш в его пальцах жалобно хрустнул и сломался пополам. Коллеги удивленно покосились на обычно сдержанного Александра Юрьевича. Вот ведь, как человек о деле радеет! Даже докладчик засомневался в последней фразе, начал лихорадочно прикидывать, в чем допустил оплошность. Воропаев скрестил руки на груди,  изобразил на лице мину чрезвычайной заинтересованности и внимания. Секундная заминка - и совещание продолжилось. И размышления тоже.
Это было дважды противоестественно. Во-первых, Александру было впервые  с кем-то так хорошо. Отступило отвоеванное и взлелеянное одиночество, и  захотелось, чтобы утро не наступило как можно дольше. Во-вторых, он позавидовал Малиновскому. Тому, как он может быть открыт,  беззащитен и  щедр. И даже  получает от этого удовольствие. Закрадывалось сомнение, действительно ли так хорошо быть главным и подчинять себе все вокруг. Эти обстоятельства смущали Воропаева гораздо больше, чем  то, что он впервые переспал с мужчиной. Переспал и переспал. Следование зову плоти как раз понять и оправдать можно. Зачем жалеть о чем-то? Лучше попытаться извлечь максимум выгоды.
Он задал докладчику припасенный вопрос и снова вернулся мыслями к Роману. Когда смотрел на него утром – чего ждал? Хотел застать момент пробуждения, застигнуть самую первую, саму искреннюю реакцию. Ловил внимательным взглядом оттенки эмоций на подвижном лице Малины, искал отвращение или брезгливость. Сожаление. Нашел все, что угодно, но не это. И напряжение  его немного отпустило. А потом схватило так, что он сбежал на работу. Слишком хорошо Рома чувствовал себя  у него дома. Слишком естественно смотрелся в квартире, закрытой для посторонних. Зачем он оставил ему ключи? Просто так. Пусть будет иллюзия свободы выбора.  Пусть щекочет нервы вероятность, что они могут встретиться снова. Пусть. А он пока подумает,  что делать со всем этим.

Все захлопали. Не энергично и восторженно, как в театре, а вяло, то ли выражая благодарность  тому, что речь оказалась не очень длинной, то ли тому, что вызвала одобрение начальства. А начальство - это он, Александр Юрьевич. И выступление было грамотным, по существу вопроса. Толковый мужик Свиридов, ничего не скажешь. Даром, что голубой. А кто здесь не без греха? Василь Петрович, который на чиновничью зарплату достраивает дом на Кипре? И не какую-нибудь халупу, а трехэтажный особняк. Или Левин, живущий на две семьи и бесконечно тискающий секретарш в укромных уголках? Зануда Головенко, собиратель антиквариата, помешанный к тому же на еде и потому переваливший при полуметровом росте за сотню кэгэ? Вечно молодой Евгений, бегающий от инфаркта по утрам и вечерам, к которому невозможно пробиться на прием? И который с невыразимым удовольствием складывает заявления и жалобы в долгий ящик и выдает положительные резолюции только по прямому указанию сверху. Паноптикум, да. Несомненно. Но свой, хорошо изученный и управляемый.  Вот только одно убивает – понимание, что и ты являешься марионеткой, дергаемой сверху людьми ни чуть не лучше этих. Поэтому  и возникло желание уйти в бизнес, зависеть в большей степени от коньюктуры рынка и собственного чутья на нее. А связи он рвать не будет, как без них.
После подведения итогов все расходились, отпущенные царственным кивком. Свиридов чуть замешкался, пришлось похвалить работу нового заместителя и пожать руку. Александру померещилось, что Дмитрий смотрит на него понимающе и как-то… значительно. Вдруг,  правда то, что они своих чувствуют по флюидам? Нет, скорее ему просто померещилось. Да и не свой он. Никому не свой. Наградил Свиридова тяжелым, предупреждающим взглядом. Старательный работник – это, в первую очередь, кандидат на твое место. Все остальное – вторично. И пока он не свалил с этой гребаной службы, надо быть начеку.
Открыл ящик письменного стола, покрутил в руках хронограф в стальном корпусе. И как некоторым удается жить, беззаботно порхая и не оглядываясь по сторонам?

4.
Дни и недели идут, а произошедшее не выходит из головы.
А Сашка – забыл. Ни словом, ни жестом не обмолвился, не намекнул про часы-ключи, даже не подколол. Является в «Зималетто» исключительно по своим вредительским делам. Кружит в ожидании вскроющихся просчетов. Язвит как прежде, изливает сарказм на Жданова, подкатывает безрезультатно к Пушкаревой, чтобы выведать секреты. Его, Малиновского, словно не замечает. Скользнет  безразличным взглядом, обогнет, стараясь не задеть. И все.
Роман ожидал другого. Многозначительных намеков, попыток шантажа или хотя бы презрительной гримасы. Но Воропаев не удостоил его своей  ненависти, хотя мог бы - как человека, проникшего в непозволительную личную тайну. Или – участвовавшего в создании этой тайны.
Просто забыл. Использовал и вычеркнул. И никакой он не великолепный, Роман Дмитриевич Малиновский. Вся неотразимость – для глупых девчонок. Раздосадованный этим открытием, Ромио забыл, что и сам собирался игнорировать Алекса. Легкомысленное существование было омрачено тем, что его грехопадение стало исключительно его проблемой. Он то переживал из-за того, что рискнул и остался с Алексом, что изменил своей натуре. И надеялся, что его партнер испытывает тоже.
Идиот! Он же прямо сказал тебе – любопытный эксперимент.  И посоветовал забыть перед тем, как попытаться выгнать. Но почему оставил ключи? Разве это не намек на желание увидеть его снова? Разумеется, он не пошел бы туда ни за что, но хотя бы знал, что его ждут и хотят. Черт! Какое гадство со стороны Воропаева заставлять его мучиться сомнениями! Или это и было конечной целью – выбить из седла ближайшего соратника Андрея и продвинуться к президентству? Не-е-ет. Не будет Рома париться и обращать внимание на закомплексованного черствого извращенца с манией преследования и жаждой безграничной власти.  Каким бы сексуальным он не был в своей непроницаемой холодности. 
И все же оскорбленное самолюбие и любопытство не давали Роме покоя. Неужели Алекс притворялся страстным любовником? Или он притворяется сейчас – чтобы заинтересовать собственной персоной? По классическому «…Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей, и тем ее вернее губим…». Очаровать, закружить, потом оставить на некоторое время в недоумении, дать помучиться, дозреть, и явиться победителем. Самый старый и известный донжуанский прием. Этот номер у него точно не пройдет, все уловки «науки страсти нежной» Рома знал назубок. И вроде ничего ему уже не надо от Воропаева… Ничего, кроме признания собственной  значимости. А что если… Подразнить немножко Сашу? Удостовериться, что он реагирует на него. А потом можно будет забросить всю эту байду с экспериментами, оставив в дураках уже Александра Юрьевича. Потешить себя, любимого.
Эх, Малиновский, мало тебе того, что на работе творится. Ты еще в личной жизни кавардак хочешь устроить... Но это же как игра. Увлекательная игра «Кто-кого». Тьфу. Снова пошлости мерещатся. Но поставить  Алекса на место сам бог велел. И какая разница, каким способом.
И при первой же встрече, в приемной Жданова,  Роман заступил Воропаеву дорогу.
- Привет, Шурик! Как поживаешь?
- Малиновский, да ты пьян, что ли? Вот работнички у Жданова – не просыхают круглосуточно.
Александр Юрьич с детства не терпел эту уменьшительно-ласкательную форму своего имени. И Рома прекрасно об этом знал.
- Что, лучше звать тебя зайчиком? Или все же – солнышком? - Рома состроил невинно-лукавые глазки и мимолетным жестом разгладил собеседнику галстук.
- О-па! Так и знал, что у вас тут не только бардак, но и бордель. Малина, ты меня ни с кем не перепутал? Зайди к Милко, он так обрадуется твоему обращению в небесный цвет.
Вот это была уже знакомая тропа. Рома дразнил, Воропаев ехидничал, проявляя пока невиданное терпение. Роман почувствовал себя увереннее и капризно надул губы:
- Не хочу к Милко. Хочу к тебе. Са-а-аш…
В лице Алекса ничего не дрогнуло. Дмитрич его проверяет на вшивость, это ясно. Чего-то добивается таким странным, детским способом. Но вот это протяжно-томное  «Са-а-аш» током  ударило по нервам. Захотелось двинуть искусителю побольнее, чтоб знал, с кем не стоит играть в игры. Но вместо этого шагнул, вплотную приблизился к Ромио и шепнул на ухо:
- Что, понравилось, да? Не терпится снова? Может, прямо сейчас? – провел рукой по бедру, заставив мужчину отпрянуть.
- Не волнуйся, Ромочка, не буду я к тебе приставать, ты не в моем вкусе. Побаловались по пьяни, и хватит. И не бегай за мной, пожалуйста, не терплю докучливых «бывших».
Позволил себе снисходительную улыбку и вышел.
Малиновский аж позеленел от досады. Его провели, как мальчишку! Какая же сволочь, этот Александр Юрьевич… Вместо того, чтобы задышать неровно от близости, заволноваться, смутил его самого и отверг демонстративно, как надоедливую любовницу. Будто ему, Роме и впрямь не жить без ласк этого паразита. «А ты что думал, Ромочка, что вот легко и сразу Воропаеву изменит его хваленая выдержка?» Но продолжать в том же духе – себя не ценить. А себя он ценил. И обожал. Надо придумать другие ходы. Он не успокоится, пока не сыграет в эту игру и не возьмет реванш!

Александр ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу.
Чего  хочет  Малиновский? Здесь, в пустом демонстрационном зале, наедине с собой, Алекс мог расслабиться и выдохнуть. Не сразу заметил, что при появлении на горизонте Романа, он неизменно подбирается, группируется и затаивает дыхание. Словно ждет от него удара  или просто неожиданного выпада, как сегодня. Вот так  грубо приставать – совсем не в  духе Ромки. Даже если бы он хотел продолжить случайно сложившиеся отношения, наверняка нашел бы способ намекнуть об этом иначе. По крайней мере, до сих пор Алекс был лучшего мнения о сообразительности Ромы. Не от жажды запретных удовольствий же ему башню снесло?
«Скорее всего, он просто хотел уязвить меня, вывести из себя… Но я справился. Справился ли? Разозлил Рому, чтобы он поменьше наблюдал за моими реакциями. Вышел победителем из очередной словесной баталии. Вот только галстук внезапно превратился в удавку».
Сделал пару дыхательных  упражнений на восстановление внутреннего равновесия. В одном  Кристина права:  йога – великая вещь.
А если Ромка однажды придет к нему? Сам, без приглашения и предварительного накачивания спиртным? Глухое беспокойство шевельнулось и пропало. «Вот если придет…, тогда и буду думать».

Лучший способ придумать что-то, это не думать вообще. Потом само сообразится, интуитивно.  Роман Дмитрич пустился во все тяжкие с птичками-бабочками, вытесняя нежелательные воспоминания. Жизнь потекла привычным руслом. Судьба сталкивала «игроков» чаще обычного, словно  задалась целью помочь им выяснить отношения, но они не следовали открывавшимся возможностям.
Встречаясь на очередной презентации, Рома и Алекс приветственно поднимали бокалы и отворачивались к своим спутницам. В «Зималетто» - перекидывались едкими замечаниями.
Рома мотался в командировки. Алекс готовил себе преемника  - Дмитрия Свиридова, все же определившись, что уволится, даже если не получится с президентством. Наклевывался любопытный проект, поучаствовать в котором предложил Полянский. Кстати, Дмитрий оказался интересным: вдумчивым, настойчивым, ловящим на лету нюансы, умеющим проявить жесткость. Воропаев проводил с ним достаточно времени, чтобы внимательно изучить. Странно было искать в Свиридове недостатки и не находить их. «Наш человек». И его пристрастия совершенно не бросались в глаза. Видимо, личные отношения были настолько отделены от работы, что и намека на нетрадиционность не улавливалось. Значит – так возможно?
Дружить с Дмитрием Алекс не собирался, но поддерживать человеческие отношения с чиновником такого ранга в перспективе развития собственного дела считал просто необходимым. Уж Воропаев то знал, что порой мелкая сошка или средней руки бюрократ может оказать более ощутимую поддержу, чем большой чин.

5.
Он входил медленно, смакуя каждый преодоленный сантиметр… Провел рукой вдоль позвонков, выступающих на белоснежной спине, отмеченной созвездиями конопушек. Нежно погладил бедра и неожиданно звонко шлепнул по ягодице. В ответ на возмущенное – «Сашка!», ухватил за бока и рванул гибкое тело на себя. Снова… Снова. В ритме участившегося дыхания. Но это самое тело вдруг забарахталось и выскользнуло из-под него. Он получил возможность лицезреть нахмуренное личико и понял, что будет дальше. Усмехнулся и с шуточной гримасой рухнул на постель, как подстреленный. Она тут же уселась сверху и издала торжествующий смешок. Наклонилась к его лицу близко-близко, так что два серо-зеленых глаза слились в один, но не поцеловала, а лишь чуть прикусила его губу.
- Черт! Больно же!
- Прости! – она поспешно извинилась, но взгляд утверждал, что ей совершенно не жаль. Плотоядно облизнулась, обрисовала губами и пальцами узоры его мышц на груди, на животе. Слегка прикусила кожу  в районе плеча. Переплела свои пальцы с мужскими, только что ласкавшими ее соски, выпрямилась… Нет, выгнулась назад, начала двигаться, постепенно отпуская дерзкую улыбку. Он обожал наблюдать, как из нее уходит человеческое  и проступает изнутри дикое, кошачье… Как туманятся и прикрываются глаза, как липнут ко лбу и вискам  влажные прядки, как начинают вырываться хрипловатые стоны, отдаленно напоминающие  рычание пантеры… как крупная дрожь бьет ладное, с вызывающе торчащими, чуть отвернувшимися друг от друга грудями. Наконец, она  замерла, все еще опираясь на его руки. Вперилась бессмысленно в его лицо, еще не узнавая, выдохнула.
- Ты настоящая тигрица, Юль… никого еще не съела во время секса? – Он коснулся ее губ и тут же ощутил, как вокруг пальца на миг сомкнулось плотное кольцо.
- Только после… Воропаев, ты что, не успел? – Она провела по его животу, опустила руку ниже…
- А я никуда не тороплюсь, до понедельника совершенно свободен. С тобой можно сутками из койки не вылезать.
- Оооо! Неужели дождалась от тебя комплимента? Сутки не получится, Саш. Вечером я должна блистать на показе. А для этого надо принять ванну и часок поспать.
Он негодующе сдвинул брови, но  больше для вида. Юлиана знала, что ему нужно. Она вообще знала, как надо обращаться с мужчиной. Вот и сейчас, пробежала положенную дорожку от угла губ до низа живота, вздохнула глубоко, как перед нырком и в течение нескольких минут довела Алекса до состояния глубокого нокаута... Что в ней особенно ценил Саша, так это отсутствие комплексов и жеманства. «Ах, не смотри! Ах, только не туда! Ах, не забудь вовремя…» Это не про Юлиану, отдающуюся сексу на сто пятьдесят процентов, но и берущую все двести…
Она сидела на тумбочке в прихожей, а Александр стоял перед ней, пристроившись между парой очаровательных ножек, и терпеливо ждал, пока она застегнет пуговицы на его рубашке. Потакать иногда милым женским слабостям, это ли не проявление силы?
- Ты придешь?
- Естественно. Потом снова махнем к тебе?
- Ну, уж нет. Завтра открытие галереи, а я не железная.
- Не железная…  - он ухмыльнулся и ущипнул ее за прикрытую тонким халатиком грудь.
- Опять начинаешь? Вали уже, Воропаев! Тебе сказано, меня ждут ванна и подушка.
- Мда. Против таких конкурентов не попрешь. Подумать только, меня выгоняют. Как это неинтеллигентно…
- Выгонишь тебя… Таких в дверь, а они в окно… - пробурчала Виноградова, подталкивая требующего интеллигентного обращения гостя к выходу.

Александр накинул ремень безопасности и расслабленно откинулся в водительском кресле. Пожалуй, лучше переждать пять минут. Чтож. Ответ положительный. Если открывается новая дверь, это не значит, что старые должны закрыться… А с Юлианой всегда супер. Особенно, когда понимаешь, что в любой момент можешь уйти, и за тебя никто не будет цепляться. Скорее выгонят, как сейчас. Легкость и свобода умножают удовольствие…

На показе его благодушное настроение постепенно ухудшалось. Во-первых, Виноградова решительно подтвердила, что их встреча отменяется. Во-вторых, Кира напилась и попыталась устроить скандал, а Жданов, занятый общением с гостями, не торопился позаботиться о невесте. Александру пришлось унять поднимающееся волной холодное бешенство,  сосредоточиться на сестре, успокоить ее и сдать на руки Маргарите, обещавшей забрать Кирочку к себе. В-третьих, Рома и Андрей постоянно шушукались, словно два заговорщика. Было похоже, что не так уж все в компании феерично, как они старательно изображали, но достоверной информацией Алекс пока не располагал. Прижал в укромном углу Пушкареву, пытаясь выдавить из нее признание, но от Катерины пахнУло  такой смесью неприятия и страха, что его это даже завело. Все сходилось на ней, на этой несуразной секретарше, выросшей до личного помощника президента и финансового директора. Палыч постоянно искал ее взглядом, словно проверяя, не пропало ли чудо в очечках, не покусился ли кто на его сокровище. За Кирюшей бы так следил! Воропаев выждал момент, когда президента отвлекут, и направился через зал к Кате, ловко огибая тусующихся гостей.  Но зорко следящий за ситуацией Роман перехватил его недалеко от цели.
- Привет. Александр Юрьич! Куда торопишься?
- Вперед, к истине. Ты со мной? – Алекс заметил, как Жданов подлетел к помощнице и потащил ее куда-то. Ну-ну. От него, что ли изолируют? Как интересно то!
- Истина, она … всегда где-то рядом… Давай лучше о тебе поговорим. Как там, в свободном полете? Не жалеешь, что уволился?
- Малиновский, ты меня восхищаешь трогательной заботой о скромной персоне акционера… Это личный интерес, или поручение от Андрюшечки?
Андрей уже увел Пушкареву, и можно было сворачивать отвлекающую беседу, но Роман не торопился. Не один Воропаев делал интересные наблюдения и далеко идущие выводы.
- Это ты то скромная персона? Ты у нас звезда, Саш. Все тобой интересуются. Вот Свиридов, так глаз не сводит.
Александр отыскал взглядом Дмитрия и поднял  руку в знак приветствия. Рому почему то кольнуло очень неприятное ощущение.
- Что у вас с ним?- Он тут же пожалел о вырвавшемся вопросе, потому что собеседник  ехидно-сочувствующе улыбнулся.
- С Димой? Он работал под моим руководством. А ты не ревнуешь ли часом, Ромио?
- И не думал. Разве меня касается, с кем из подчиненных ты развлекаешься?
- Грубо, Рома. Надо уметь сдерживаться. Но я смотрю, ты хорошо осведомлен о некоторых Диминых наклонностях. Уже вошел в тусовку? И как тебе?
- Не вошел. Иначе бы мы с тобой там обязательно пересеклись.
Ревнует! Алексу было неожиданно приятно от этого открытия. И он зачем-то направился к Свиридову, перекинулся с ним парой слов и предложил тост за открывающиеся перед ними перспективы. Естественно, он имел в виду деловое сотрудничество.
А Рома подошел к Юлиане и начал рассыпаться в любезностях, попутно злясь на себя и удивляясь. До сих пор ревность ему была неведома, так как у него не было отношений, которыми стоило дорожить. Нечто похожее ощущал, глядя, как Андрей увлекается вопреки составленному плану Катериной, задвигая Рому во второй ряд. Раздражение, досада, уколы самолюбия. Он не был уверен, что сейчас испытывает именно ревность. Тешил себя мыслью, что Сашка из-за него свернул с основной тропы, а тот, оказывается, крутил со Свиридовым. А может, имел целый гарем. Его, дурака, внесли в список побед, а он считал, что получил эксклюзивные права.
Проследил, как Воропаев ушел с показа. Вроде, один. Наверное, встретятся уже дома. Сашка постелет синий шелк, зажжет свечи… Ха! А тут заявится с бутылочкой коньяка Рома и все им испортит! Шальная мысль мелькнула и пропала. Выставить себя идиотом не хотелось. Вот ведь, какое дело! Совсем чуть-чуть пообщался с Алексом, а заразился всякими заморочками,  омрачившими радостную невозмутимость бытия. Обнаружил, что все же свернул к дому Александра, поспешно вернулся на шоссе. Позвонил  Машке Тропинкиной, пригласил  в ночной клуб, исключая вероятность передумать и униженно тащиться к Юрьичу. Сказал бы: «не дождется!», но была уверенность, что тот не ждет. В лучшем случае – посмеется и не откажется от развлечения.
Нехорошо, Малиновский, что тебя колбасит… ой, как нехорошо.

10.
Алекс спускался в подземный гараж, впервые не имея точного плана действий. Вроде ситуация повернулась к нему своей наилучшей стороной, дальше все должно пойти по накатанному. Ну, может, где-то придется поднажать на скрытые рычажки, но перевес на его стороне. Однозначно. Вот только разобраться с несколькими непонятными моментами…
Рядом с его машиной на парковке стоял с включенными фарами автомобиль Пушкаревой. Странно, он думал, что Екатерина Валерьевна уже давно скрылась с места преступления. Нет, сидит за рулем и, не мигая, смотрит на приборную доску. А не пообщаться ли ему с главой «Никамоды» на неофициальном уровне?
Постучал в боковое стекло. Катя вздрогнула, бросила затравленный взгляд на него и вцепилась в руль. На секунду ему показалось, что она разочаровалась, будто ждала увидеть на его месте кого-то другого. Может, хотела, чтобы Жданов примчался за ней?
Дверца оказалась не заперта. Воропаев скользнул на переднее сиденье и устроился поудобнее, всем видом показывая, что он надолго.
- Что вам нужно, Александр Юрьевич? – Катин голос звучал устало и безучастно.
- Хочу узнать подробности. Как вам удалось провести Жданова, втереться к нему в доверие? Я, честно говоря, восхищен вашей «рейдерской» операцией. «Зималетто»...
- «Зималетто», «Зималетто», только и слышу про «Зималетто»! Все вы с ума посходили из-за своего «Зималетто». Вам на людей плевать, только бы президентом стать, только бы  самолюбие потешить! – Катя  повернула к Воропаеву лицо с еще не высохшими дорожками слез и почти кричала. – Через любого переступите, уничтожите препятствие и не задумаетесь!
«Господи, какие глаза…» - вдруг подумал Алекс. «Да она почти красавица».
- Вы хотели сказать: «Остаться президентом», - мягко поправил он девушку. – Вы же сейчас о Жданове?
- А чем вы отличаетесь друг от друга? Вы,  Жданов, Малиновский…
«Ну, я так и думал, без Ромио тут не обошлось. Причем из нас троих его фамилию она произносит с большей ненавистью, ждановскую скорее с болью. Того и гляди, я на их фоне буду выглядеть…хм… ангелом».
- Кать, а вы всерьез думали, что попали в институт благородных девиц? Мир бизнеса подобен джунглям, за каждым кустом дикий зверь. Расслабляться нельзя.
- Но ведь есть какие-то границы… - она перешла на громкий и отчаянный шепот, – так нельзя…
- Как – нельзя? Нельзя делать предложение влюбленной девушке, чтобы получить ее голос на Совете? Или – нельзя ей изменять направо и налево? Или – нельзя спать с секретаршей, чтобы стала преданной и послушной? – Каждая фраза била наотмашь.
Последнюю  Саша произнес наугад и понял, что не ошибся. Так вот кто развел Киру и Андрея. Вот из-за кого его красавица сестра рыдала одинокими вечерами – из-за серого воробушка Кати Пушкаревой. Почему он не почувствовал злости или удовлетворения от Катиных страданий? Вот она, сидит, пытается удержать слезы, которые все же хлынули из золотисто-карих глаз, горько всхлипывает, как  потрясенный несправедливостью жизни ребенок. Нет, не она виновата в Кирюшиных терзаниях.
- Вас использовали так же, как и Киру. Не убивайтесь, он  свое еще получит, – глухо пообещал Алекс и увидел мгновенно отразившийся на лице Пушкаревой страх. Не за себя, за своего обидчика. Он столкнулся с чем-то непонятным для него, тем, что можно почувствовать, но невозможно проанализировать и разложить по полочкам.
- Не бойтесь, заказывать я его не буду. Жизнь накажет.
Он усмехнулся. Странные существа, женщины. Самопожертвование во имя любви… Изощренная и беспощадная месть… Кошачья независимость… Как в них все это уживается. За любимого – на костер. Любимому – нож в спину, желательно, поближе к сердцу.
- А что вы собираетесь делать, Катя? Чего вы сейчас хотите? –  Пушкарева права. Не может он позволить себе забыть о «Зималетто» и о президентском кресле.
- Ничего не хочу. Оказаться отсюда как можно дальше. Ничего не слышать о вашем модном доме и его акционерах. «Никогда больше не видеть лживые глаза Жданова» - добавила Катя про себя. «Бархатный, ласковый взгляд, объятья, слова о любви… все – обман. Вычеркнуть и забыть!»

На следующий день  Алекс набрал номер Малиновского. Ничего личного. Просто узнать обстановку во вражеском лагере.
- Привет, Дмитрич. Как дела? Может, в клуб? Пару партий на бильярде?
- Привет, Саш,  – по голосу Ромы Воропаев понял, что тот рад его звонку. – Извини, никак не получится. Тут такое творится… всю ночь искал Андрюху, а он в баре напился до коматозного состояния. – Судя по интонациям, Малиновский искренне сожалел о том, что не может приехать. Это было приятно. – Еле дотащил его домой под утро. Лучше посижу, покараулю, мало ли чего? Он совсем никакущий.
- А что, неужели так подействовало на Андрюшеньку разоблачение махинаций?
- Да Пушкарева его разлюбезная пропала. Он прямо на стену лезет… - Рома сообразил, что сказал больше, чем нужно и заткнулся.
- Ну… как знаешь. Раз решил нянькой стать… Но только не думай, что Жданов оценит твои старания и  скажет когда-нибудь тебе за это спасибо.
Воропаев положил трубку. На стену, значит лезет. Уж не от угрызений совести, конечно.  Зацепила Жданова девочка с косичками… Нда. Получается, он все правильно сделал вчера, когда отвез Катю к Юлиане.

Не отпустил Пушкареву в столь неустойчивом психическом состоянии. Уговорил уступить место за рулем, отвез к Юльке. Вместе выпили водки. Немного. Потом Катя снова рыдала, рассказывала Виноградовой свои страшные тайны… Алекс не прислушивался, но обрывки фраз, долетевших до него, дополнили сложившуюся у него в голове картину.  Катю уложили спать, она и во сне прерывисто вздыхала и вздрагивала.
- Какие же вы, мужики, сволочи, - с чувством произнесла Юлиана, когда вышла на кухню.
- Угу. А бабы – стервы, - ухмыльнулся Саша. – Жалко ее тебе? Забери с собой, пусть недельку побудет вдали от  этой Хиросимы.
- Уже предложила. А тебе в чем выгода? – подозрительно спросила, изучая физиономию своего любовника.
- Может, вербую себе союзника в борьбе против Жданова? – Алекс подмигнул недоверчивой пиарщице.
- Да с кем бороться то? Он уже вне игры. Но если ты думаешь, что Катя будет выступать против Жданова, то позволь назвать тебя дураком, не знающим женщин.
- Тебе позволяю практически все, Юль. – Он засмеялся.  – Пусть не понравились тебе мои мотивы, но других нет.
- Так я тебе и поверила, - проворчала Виноградова.

Катю искали все. Особенно Жданов-старший, которому юрист указал на ошибку в оформлении доверенности на управление «Никамодой» и Жданов-младший, сделавшийся полубезумным от бесплодных метаний по столице.
Воропаев молчал, хотя именно он отвез Юлиану и Катерину в аэропорт. Пусть из-за ее отсутствия откладывалось назначение его президентом. Пусть Ромка вечерами и ночами вылавливал приятеля в барах.  Пусть. Зато каждый новый синяк на лице Андрея, каждый рассказ о его похождениях, подтверждал  временное торжество справедливости. Жданов получал свое, как Саша и обещал Пушкаревой. Как он мысленно обещал сестре. День шел за днем, а Андрей не успокаивался. Воропаеву даже стало жаль его, здоровый мужик бросался в неприятности с истинно мазохистским желанием быть наказанным. Но не за то, что сделал с Кирой,  Палыча волновала только Катя и никто другой.
Затосковавший Рома, уложив буйного или бесчувственного (день на день не приходился) приятеля спать, звонил Алексу. Его мучило осознание того, что он отчасти виноват в мучениях друга, а поговорить кроме Саши было не с кем.
- Он снова нарвался на драку с какими-то крепкими ребятами. Они не хотели с ним связываться, но ведь Андрей умеет вывести из себя… Короче говоря, когда я приехал, оставалось только погрузить измутузенное тело на заднее сиденье и везти домой. Я устал, Саш. Сто лет уже не ел и не спал по человечески. Он… он даже во сне ее ищет и зовет.. Я не понимаю этого! Как я устал…
Саша слушал, прижимая одной рукой к уху трубку, а другой – успокаивающе поглаживая по спине лежащую на диване Киру. Пришлось забрать ее к себе, так было удобнее приглядывать за сестрой.  Ее выходки  были не лучше ждановских. Она пила, закатывала истерики,  строила планы по возвращению себе Жданова и мести Пушкаревой. Доводы разума не действовали на нее, поэтому оставался тотальный контроль.
Вновь и вновь перечитывая инструкцию по спасению рядового Жданова, полученную от Кирочки, Саша отмечал топорность Ромкиной работы. Грубо. Не изящно. Но задумка – интересная.  Видимо Рома интуитивно почувствовал, что от Пушкаревой исходит угроза – в каждой строчке высмеивалась сама вероятность увлечения Андрея монстром.  Каждый эпитет убивал намек на романтизм, но… Идиотская инструкция, написанная, чтобы отсечь ненужное, как скальпель отсекает неизлечимо больной орган, вовремя не уничтоженная и теперь мучившая всех участников истории, не предотвратила, а приблизила коллапс. Вместо того, чтобы  проникнуться цинизмом Малиновского, Андрей незаметно втянулся в ухаживания и… влюбился. Среди них троих  он всегда был самым уязвимым в области нежных чувств, так что ничего удивительного. Но чтоб  шекспировские страсти… Не дай бог такое пережить.
Саша положил трубку и убедился, что Кира уснула. Вышел в гостиную, прихватив любимую кожаную папочку. Надо было удостовериться, что все документы, собранные к возвращению Екатерины, в полном порядке.

11.
Все заняло не так много времени, как он думал. Перехватить Пушкареву по пути на Совет. Ознакомить с ситуацией в компании, с материалами уголовного дела, заведенного на нее. Привести несколько доводов в свою пользу  и - «Вуаля!»,  - получить право управлять обеими компаниями. Пришлось пойти на уступки, разумеется. Впрочем, Катя так не хотела идти в «Зималетто», что уговаривать долго не пришлось. Затем он прибыл  в компанию, выложил подписанные документы перед акционерами. А после провозглашения нового Президента настал  чудесный момент кадровых перестановок. Жданова отправили в изгнание  на производственный этаж. Малиновский последовал за ним,  это было предсказуемо.
Пришлось вернуть Ветрова и впрячься в работу, благо план по выходу из кризиса уже существовал. Пушкарева пристально и недоверчиво наблюдала за действиями нового главы фирмы из кабинета Виноградовой, которая пригласила ее замом. На собственный проект почти не оставалось времени, уже не говоря о развлечениях. Полянский постоянно сетовал на то, что Алекс «не горит» новым делом. А Воропаев горел. Но очень неярко, много сил отнимало «Зималетто». Зато Жданов активизировался, сыпал предложениями, поражающими фантазийностью и многообразием.
- Саш, ты подумал насчет франшиз? – Малиновский поднялся в кабинет президента, чтобы в очередной раз  попытаться достучаться и получить ответ на предложение Андрея. За недели, проведенные на производственном этаже, он видел Алекса урывками, во время вот таких вылазок в качестве гонца от Андрея.
- Нет еще – огрызнулся Воропаев. Как они достали его, активисты из подвала.
- Ты похудел. Вымотался, да? Думал – президентом быть легко, только знай себе, лавры пожинай? А как же мы работали? – Рома прищурил один глаз и разглядывал Сашку через свернутые в трубочку документы.
Воропаев потер переносицу и вздохнул. Чего тут притворяться, что все просто зашибись.
- Так у вас команда была. И то  наработали такое, что теперь полгода разгребать. А тут – лизоблюд Ветров никак не войдет в курс дела. Кира в ауте.  Не на кого опереться.  – Помолчал. - Как там твой подопечный?
- Ничего. Фонтанирует идеями. Спасибо, не в запое. А Кира?
- Отходит помаленьку. Обещала на работу скоро выйти. Ничего, справимся.
- Справишься, – кивнул Рома. – Давай сегодня сходим куда-нибудь? В тот же бильярд?
- Соскучился что ли? – Воропаев скривил гримасу, но собеседник не поддался на провокацию.
- Да смотреть на тебя больно, победитель фигов. Не в бильярд, так в ресторан. Мне кажется, тебя надо откармливать, уж больно отощал.
- Я не тощий. Я изящный, – поправил Алекс. – Тебе же вроде нравятся стройные, небесный наш?
Рома обрадовался. Начал подкалывать, это хороший признак. В последнее время он и, правда, соскучился по Сашиным ядовитым шуткам. По сильному и нависающему неотвратимой угрозой Воропаеву. Этот – чужой и  уставший, был слишком далеким.
- Я настаиваю. И угощаю.
Алекс сдался. Они поужинали  в гольф-клубе и поехали к Малиновскому. Резались в карты, тупо – в дурака. Смотрели на домашнем кинотеатре новый блокбастер с Вен Дизелем. Сашка взялся учить Рому курить сигару. А Ромка достал из загашника травку, и они крутили «цигарки», курили, глупо ржали друг над другом. Потом взялись играть в «твистер», что в последствии Воропаев мог объяснить только воздействием курева. На втором фильме они попросту отрубились.

Пробуждение было мгновенным. Забыв о том, что сегодня выходной, организм ровно в шесть тридцать дал команду, и Сашины глаза широко распахнулись. Сосредоточившись на незнакомой люстре, он припомнил вчерашнее. Удивительно, но почувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Повернул голову – рядом сладко посапывал Малиновский, какой-то подозрительно умиротворенный. Ресницы подрагивают, на губах то и дело появляется улыбка, - счастливый человек. Рома повернулся и уткнулся лицом в его плечо. Невинный жест, но ощущение мягких теплых губ на коже неожиданно взбудоражило Алекса. Он потихоньку высвободился, принял душ,  начал обычную утреннюю разминку.
Ромка открыл один глаз и застал своего  гостя, облаченного  в одни только хипсы, удерживающегося на руках  в диковинной заплетенной позе.
- Это я тебя так? – спросил сонно-удивленно.
Сашка расхохотался и упал на ковер. Отсмеявшись, перебрался на кровать, уселся  поверх одеяла в позе лотоса и насмешливо спросил Рому:
- Повторишь?
- Иди ты на фиг, – по-доброму посоветовал Ромка. – Я еще сплю. И ты спи – выходной же.
Саша послушно вытянулся рядом и затаил дыхание. Это был его любимый трюк.  Малиновский уловил отсутствие дыхания на второй половине кровати и с любопытством уставился на Воропаева. Не дышит, йог хренов. Ну-ну. Неподвижен, руки расслабленно раскинуты. Часы тикают, а дыхания нет. Лицо заострилось, побледнело. Рома приложил ухо к Сашиной груди – сначала сердце билось редко, с огромными интервалами, но вдруг застрочило, как  швейная машинка. Аритмия что ли? Блин, по телеку показывают – сейчас столько инфарктов у молодых мужиков… Что делать то? Паника нарастала стремительно, снежным комом. Искусственное дыхание?
Размахнулся, отвесил пощечину. Сашкина голова мотнулась, как у тряпичной куклы, на скуле проступило красное пятно. Прислушался – не дышит! Набрал воздуха  и прильнул ко рту, раздвигая губы, вдувая внутрь порцию… Кажется надо делать массаж сердца! Занес руку для удара в грудную клетку, но наткнулся на хитрый взгляд. Сашка облизнулся и подмигнул. Рома с чувством выругался.
- Придурок! Ты зачем меня так пугаешь!
- Сам придурок. Чего дерешься то?
- Скажи спасибо, что скорую не вызвал. Я же не знал, что тебя надо как спящую красавицу поцелуем будить… В следующий раз…
- Малиновский, какое же ты трепло! – Сашка сел рядом, нос к носу. - С этим разом давай разберемся вначале.
- Саш… мне так нравится просыпаться рядом с тобой. – Неожиданно признался Рома.
- Давай без лирических отступлений, а? – Воропаев поспешил закрыть приятелю рот поцелуем, пока тот не наговорил лишнего.

- Сашк, а как дела со Свиридовым?  - Сашка брился, а Рома сидел на краю ванной и наблюдал.
- Никак. Можешь быть на этот счет совершенно спокоен.
- А Ветров?
- Что – Ветров?
- Он так на тебя смотрит… Со смесью почтительного страха и вожделения.
- Тебе уже всюду мерещатся соперники? Он вроде не…
Рома не стал спорить. Включил мобильный, и тут же заголосил вызов от Андрея.
«Друг в беде не брооосит, лишнего не спрооосит...»
- Да. Хорошо. Скоро буду. -  Дал отбой и виновато повернулся к Воропаеву.
- Мчишься на помощь? А как же насчет совместного завтрака после совместного просыпания? Уже  передумал, да?
- Саш, ты же  понимаешь... Это совершенно разные вещи. Все было отлично – и вечер. И секс. Но Андрею нужна моя помощь. Ему  п л о х о.
- А мне?
Он буквально подавился чуть не выскочившими неосторожными словами.
- А мне пора. Еще на таможню смотаюсь – груз должен прийти.
- Са-а-аш. Не злись, а? Я позвоню…
- Не стоит. Занимайся Ждановым. Я обойдусь.
- Как скажешь. – Рома начал сердиться на эмоциональный шантаж.
- А я ведь знал, что Катя в Египте. Всегда. – Вот зачем он это сказал? Не удержался. Специально доводит  Малину до точки кипения. Нет бы просто уйти.
- Знал? Наблюдал за Андреем... и радовался? А наш телефон доверия? Снова играл в свои шахматы нами, пешками…- Зеленые глаза сузились в острые льдинки.
- Да уж, не плаваю мелко, как ты со своей инструкцией. Дилетант. - Бросил пренебрежительно, оставляя за собой последнее слово. Теперь можно уходить.

Похоже, это становилось традицией – холодное расставание или утренняя ссора. Рома нажал педаль газа и недовольно поморщился. Ну почему все так… Это же немыслимо, постоянно держать друг друга в напряжении. Неужели нельзя выстроить легкие и необременительные отношения? Ага. С Воропаевым, привыкшим подавлять всех вокруг - легкие. Но его то он не  подчинит, не раздавит. Память услужливо подсунула картинку: Алекс падает на его спину, еще тяжело дышащий, еще не вынырнувший из захлестнувшей обоих волны наслаждения. И тяжесть его ладного подтянутого  тела  продлевает удовольствие, а жаркое дыхание над ухом заставляет снова вздрагивать и желать…
Мать твою! Чуть не врезался в притормозивший грузовик. Ну почему, почему никак не уходит ощущение, что он кормит с руки дикого зверя? И уже сказано: «Мы с тобой одной крови, ты и я», но уверенности что останешься цел - нет. И чем нежнее Сашка в ласках, тем потом сильнее кусает, словно наказывает его и себя за непозволительную слабость. Если бы не Андрей – обязательно нашел бы что-то другое…
Сашка злится на Палыча из-за Киры. Это понятно. Но вот так спокойно наблюдать за чужими мучениями, и в какой-то степени способствовать им… Хотя и ты, Рома, им поспособствовал, пусть без специального умысла. И, как ни  крути – вы с Сашей одного поля ягоды. 
Андрей… Чувство вины перед другом не мешало время от времени проскакивать раздражению. Ну  сколько можно казниться и страдать... На хрена нужна такая любовь!?

«Непозволительная слабость!» - ругал себя Алекс. «Еще чуть-чуть и ты выпалил бы, что тебе плохо каждый раз, когда видишь Ромио со Ждановым. А что, настолько  плохо?»
Прислушался к себе. Неприятно. Иногда даже больно, как сегодня. Что-то он стал часто терять самообладание, и всегда под воздействием Малиновского. Никуда это не годится.