Архив Фан-арта

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Архив Фан-арта » Проба пера » ЖЕНСКИЕ ИСТОРИИ. Евдокия


ЖЕНСКИЕ ИСТОРИИ. Евдокия

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

ЖЕНСКИЕ ИСТОРИИ. ЕВДОКИЯ
                                                                      Сочинение на свободную тему  по
                                                                      воспоминаниям  моей мамы,
                                                                      АНТИПОВОЙ ЕКАТЕРИНЫ ИВАНОВНЫ.
v
                             - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
                                                                      РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ – это место из рая.
                                                                       Где время застыло на стрелках часов.
                                                                       И мама, всем сердцем, ошибки прощая
                                                                       Подарит тебе, теплоту и любовь.
                                                               (Сайт «ОДНОКЛАССНИКИ», автор не известен).
Герой НРК – ПУШКАРЕВ  ВАЛЕРИЙ СЕРГЕЕВИЧ.  Что мы знаем о  его детстве, юности, о  его маме? 
Привяжем часть его биографии  к реальным событиям  более чем семидесятипятилетней давности.
Имена собственные частично изменены.
                                      *****
Нельзя пренебрежительно и наплевательски относиться к рассказам и воспоминаниям старших, чтобы с возрастом об этом не пожалеть.
Так по воспоминаниям  и рассказам моей мамы, удивительной рассказчицы, с детства рисовалась в моем воображении картина: где-то далеко-далеко, на самом краю света, есть большой, красивый город. Совсем другой, не такой, в каком живем мы. В том городе много церквей, храмов с красивыми куполами. Вокруг города дремучие леса, где много всяких деревьев, кустарников, грибов и ягод. (Так было, пока ей не исполнилось тринадцать с половиной  лет; потом началась Отечественная война; она вместе с родителями  оказалась в эвакуации, в  Киргизии. И остальную, очень большую,  часть жизни, она живет среди гор. Угрюмых, покрытых полупустынной и степной растительностью. И только выше в горах, появятся склоны, покрытые пятнами еловых лесов. Встречаются в этих лесах и лиственные виды, и кустарники. Собирают в этих лесных островках ягоду – малину, смородину. Не помнит, чтобы  собирали грибы).
И жила в том,  старом российском городе,  крепкая, дружная семья. Крепка семья была сыновьями.  Было их пятеро братьев, и она, одна сестренка,  самая младшая среди них. Старшие  братья отслужили срочную службу в Красной Армии. Трое,  после окончания службы, женились. У двоих, Дмитрия и Ивана, были дети. У Дмитрия – дочь Ниночка; у Ивана – близнецы, сыновья Виктор и Петр. Все примерно одного возраста – чуть старше трех лет.
Вся мужская часть семьи работала, как тогда говорили на «номерном», 610 заводе. Завод был военный, выпускал то ли пушки, то ли снаряды к ним. Никто, никогда не говорил о работе. Завод секретный, и все знали, чем может обернуться неумение держать язык за зубами.
И вот весной,  1938 года, провожали служить в Красную Армию четвертого  сына, Федора. Проводы, были широкими. Гулял весь двор, вся многочисленная родня. Было много речей от руководства завода.
Только виновник  торжества, постоянно старался уединиться с девушкой Дуней из соседнего двора.
Они давно решили, что только он отслужит «срочную», так сразу же и поженятся. Дуня была сиротой, ее воспитывала одинокая тетка; работала Дуня на этом же, 610, заводе.
Мать Федора, как заклинание, просила сына, когда поняла, что эта девушка для сына - не просто соседка.
-Федька, только смотри, не смей  обидеть девчонку  до времени. Тебе еще служить три года. Если у вас  все по-серьезному, дождется. Как Полина с Марией, дождались Дмитрия с Иваном…
Почти через год, ближе к зиме, пришел солдатский треугольник с финской войны. А следующий,   получили меньше чем через месяц, из госпиталя, из города на Волге. Сын писал, что ранение легкое. Скоро вылечится, и возможно приедет после ранения домой, в отпуск. Мать с Дуняшей, только и жили ожиданием этой встречи.
В отпуск Федор не приехал. Из госпиталя отправился служить дальше, в Среднюю Азию. Уже оттуда, из Средней Азии, пришло последнее письмо. Их дивизия отправилась на фронт, на защиту Москвы от фашистов. Больше никаких писем от него не было. В марте, 1942 года, нашло их официальное письмо. В нем говорилось, что рядовой Саблин Федор Иванович, пропал без вести в декабре 1941 года, в боях под Москвой. Это скорбная весть,  застала их уже в Средней Азии, куда был эвакуирован их, 610, завод.
                                               ****

Эвакуация проходила быстро. Глава семьи, Саблин Иван Павлович, по возрасту мобилизации не подлежал. Да ему и так объяснили в парткоме завода, что кто-то должен заняться эвакуацией; должен на новом месте в кратчайшие сроки организовать выпуск продукции.
Сыновья ушли на фронт. 
Вера, жена сына Михаила, работала в больнице;  которую с началом войны перепрофилировали в военный госпиталь. И вместе с Саблиными не эвакуировалась. Со временем,  в семье, почти не вспоминали о ней. Потерялась где-то в огне войны.
Добровольцами  ушли на фронт две невестки: одна попала в школу радистов  (о ней,   семья больше никогда не получила никакого известия); вторая, Мария, –  оказалась в школе летчиков.  Она прошла всю войну; на фронте второй раз вышла замуж за однополчанина. Жена сына Ивана, Мария,  единственная, кто вернулся с войны, живой и невредимой. Осенью 1945 года, Мария нашла семью Саблиных, и приехала к ним в Среднюю Азию.  Свекрови, Анны Павловны, уже не было в живых. Она ушла из жизни в феврале 1945 года, когда пришла похоронка на последнего сына, Михаила. Привезла всем подарки. Катерине,  трофейную немецкую швейную машинку.
Свекру, и сестренке покойного мужа, Катерине, Мария показалась чужой и надменной. Пробыла у них два дня,  не погостила, а именно пробыла,  собрала сыновей, Ваньку и Петьку, и уехала навсегда.  Больше она им ничего, о себе и мальчишках, не писала. 
Так навсегда потерялись, и не пытались искать друг друга.
                                              *****
С самого начала войны, всю основную заботу о семье своего жениха Федора, добровольно взвалила на свои плечи, его невеста Евдокия. Сестренке Федора, Катерине,  нет еще и четырнадцати лет; почти ребенок. Не по возрасту маленькая ростиком, худенькая – ей давали не больше десяти лет. Евдокия успевала и на заводе; и собирать  какие-то вещи семьи Саблиных в в дорогу. Брать с собой можно было не очень много, только самое необходимое. У стариков Саблиных, было трое внуков. Раздетыми,  в разгар зимы, детей не повезешь. И голодными тоже. Тетка Евдокии  уезжать в эвакуацию, наотрез отказалась. Могла эвакуироваться с племянницей, как член семьи. Но отказалась, как можно бросить квартиру, и все нажитое за всю жизнь.
Ехали долго, почти две недели. Особенно тяжело было ехать по Казахстану. Теплушки отапливались плохо. На коротких стоянках, Дуся старалась на путях собрать немного угля, чтобы дополнительно подтопить буржуйку в теплушке, и  обогреть ребятишек. А еще их надо было накормить, и решить другие бытовые проблемы.  К концу пути, дети обовшивели. Помыть и  переодеть  малышей, возможностей не было.
Наконец, ночью, в конце декабря,  состав прибыл на станцию Пишпек.
                                                   *****
Теплушки с членами семей, были отцеплены и оставлены в тупике, до утра. К обеду, на следующий день, за ними приехали. Довольно организовано, по спискам, рассадили по  бортовым  машинам,  и повезли, не то в центр города, не то на его окраину.  Никто ничего не говорил, молча выполняли распоряжения представителя власти. Наконец, еще часа через четыре, привезли на узенькую улочку. Одна сторона улочки,  была застроена небольшими, одноэтажными  глиняными мазанками. Напротив строений, большой участок земли, в несколько километров,  был огорожен колючей проволокой; там, на участке, были видны  железнодорожные пути; составы; и суетящиеся люди вокруг. По всему периметру стояли караульные вышки, с вооруженными солдатами на них. Временами вдоль забора проходил наряд с собакой.
Всем, вновь прибывшим, объяснили, что рассматривать то, что творится за колючей проволокой,  запрещается. И подходить  к забору запрещается категорически.
Анна Павловна, решила внимание малышей на этом не заострять. Иначе, точно полезут к проволочному забору. Только поблагодарила судьбу, что их строение обнесено глиняным забором и ребятишек без присмотра, можно не выпускать. (Позже узнает, что называются такие заборы в Средней Азии  «дувалами». И, вообще, много чего нового, придется узнать, чтобы выжить в новых условиях).
Небольшой дом-мазанка. Здесь теперь придется жить. Здесь не летают немецкие самолеты; и здесь не бомбят. Им уже пришлось это испытать.  Такие мазанки, самое привычное жилье оседлого населения Киргизии того времени. Две проходные комнатки. Мебели никакой. Только у входной двери стояло ведро с негашенной известью, и рядом, на глиняном полу, лежала побелочная кисть из рогожи.  В середине  первой комнаты была печь из красного кирпича. Сложена недавно, еще не топилась, нет следов копоти, и раствор еще сырой.
Анна Павловна вошла в это свое новое пристанище; обняла внуков, и некоторое время,   не знала с чего начать. Нет ничего. Не на что сесть, лечь.  Из всего домашнего скарба, есть две алюминиевые  кружки, и две тарелки, которые брала в дорогу. Стояла совершенно обескураженая. Для начала нужно чем-то протопить печь, согреть детей. И чем-то накормить. Где-то найти источник воды. Когда появится муж, неизвестно. Скорее всего, как и перед отъездом, будет жить на заводе.
Вновь вышла на улицу. Стала осматривать дворик, возможно найдет какие-то ветки, щепки, чем можно затопить печь. Увидела, что кто-то подошел к калитке. За калиткой стояли две женщины-киргизки. Одна из них держала в руках стеганные одеяла; другая, свернутый трубкой войлочный ковер и большой медный чайник. Старшая из женщин, по-русски вообще не говорила. Вторая, помоложе, очевидно она была дочерью первой, на ломаном русском языке пыталась изъясняться с новой соседкой.
В домике, в передней комнате, застлали пол кошмой, т.е. войлочным ковром. Анна Павловна из объяснений женщин поняла, что кроватей, практически ни у кого нет.  Спят на полу, постелив несколько одеял. Это быт кочевых народов, и даже начав  оседлый образ жизни, в быту сохранилось многое от древних обычаев и привычек.
Женщина не знала, как благодарить Айшу с Дамирой. Теперь она могла  хоть как-то уложить спать детей. Айша с дочерью, увели Анну Павловну с детьми к себе. Жили они через три дома. Так Анна с детьми начали знакомство с бытом местного населения.
Отсутствие мебели: столов, стульев, кроватей – было нормой. Ели, сидя на полу,  за скатертью, (достархан) расселенной на полу. Было  очевидным, что  делились с гостями последним, что имели. Детям дали по пиале кислого молока; по куску черного хлеба; гостье подали пиалу крепкого чая, забеленного ложкой  молока. В голодный военный год – угощение было царским, если учесть, где это можно было раздобыть. Люди попросту делились своим пайком, отрывали  последний кусок от себя, и своих детей.     
                                                      *****
Через два дня,  впервые после приезда, пришла с завода на несколько часов Дуся. Еще через сутки появился Иван Павлович. Главным образом, глава семьи, появился только для того, чтобы передать карточки. Принес немного серой муки и картошки. Как позже объяснила Анне соседка Айша, эта серая мука на местном наречии называлась «талкан».  Это был жареный ячмень грубого помола. Научила варить из талкана жидкую похлебку; когда варево остывало, заквашивали закваской. Получался напиток, по вкусу напоминающий квас, только гуще по консистенции. Джарма, так назывался этот напиток,  был сытным и хорошо утолял голод. А в летнюю жару  еще и жажду.
Принес Иван Павлович с собой еще медные котелочки, которым на много лет  будет суждено, исполнять роль кастрюлек.
Постепенно обживались. Многим делились местные жители. И кормилицей семьи стала пряха, которую вопреки всему, привезла с собой Анна. С шерстью в овцеводческой стране, не было проблем даже в тяжелое военное время. У многих местных жителей она осталась еще с мирного времени. Местное население,  пряли пряжу только на ручном веретене. Так Анна и начала прясть шерсть в обмен на еду; одежду; какую-то домашнюю утварь.
Через месяц пошла работать на завод и Катерина. Два месяца назад ей исполнилось 14  лет.
Отец, Иван Павлович, сделал ей специальную подставку под ноги, чтобы она доставала до станка. Мама, Анна Павловна, связала девочке толстые чулки. Поверх этих чулок,одевала еще вязаные носки. И еще, отец из автомобильной камеры, придумал  и соорудил ей какие-то «чуни». Зданий цехов еще не было. Работали под открытым небом.
Жить стало несравненно легче. В семье было три «рабочих карточки»; умелыми руками,  Анна что-то вязала, шила и вносила много в семейный «бюджет». К лету малыши свободно владели киргизским языком; местные ребятишки овладели русским. Между детьми не было никаких препятствий для общения. Неплохо овладели языком Дуня с Катериной. А вот Анна, все понимала, а говорить не могла. Так они, теперь  две новые подруги, Анна и Айша, и общались. Каждая говорила на своем, родном языке. И все понимали. Так общались до последнего дня жизни.
Так началась жизнь семьи Саблиных , и невесты их сына Федора,  Евдокии,  в эвакуации. Не семьи, а того, что  осталось от большой семьи. Получилось так,  что фактически главой семьи негласно стала молодая, крепкая, здоровая  Евдокия. Анна  Павловна и раньше не отличалась крепким здоровьем, а последние события,  подкосили ее еще больше.
Единственное, что помнит Евдокия из того времени, это смертельную усталость. Хотелось упасть там, где стоишь,  и спать, спать и спать…
В очень нечастый выходной, брала пряжу, напряденную Анной, и шла за несколько километров от  дома, на городскую «барахолку», чтобы обменять на продукты или другие необходимые вещи. Откуда только силы и воля брались у этой  молодой женщины?
Наступило первое лето. Рано весной, Анна вскопала и разбила на участке огород.  С каждой картошины,  Анна с первого дня, собирала глазки. В том месте, где пробивался картофельный глазок, счищала потолще кожуру и укладывала на хранение в прохладное место. Вот эти глазки и послужили ей посадочным материалом. Поливала, носила из арыка воду ведрами, под каждый кустик.  В этом благодатном климате, картофельные глазки не только взошли; кусты завели. И в середине июля Анна баловался семью молодой домашней картошкой.
Евдокия на базаре выменяла  семена на пряжу. Май прожили со своей зеленью. А с фронта приходили неутешительные  вести. После известия, о безвести пропавшем  Федоре, в апреле пришла похоронка на Ивана. Анна не плакала; ходила как замороженная, и со страхом ждала следующую. А что будут еще похоронки, она была уверена. С ней ругалась дочь, пыталась вразумить Евдокия.  Не очень грамотно, они пытались доказать ей, что мысль материальна и она сама накликает беду. Муж, не  представлял, как ее можно  успокоить. Последний  аргумент,  которай привел жене, был таким: - «Ты думаешь, мне легче? Кто будет заботиться о внуках? Им , без нас, куда, в детский дом? Да и Катя еще ребенок»! Но сердце матери от этих доводов, продолжало болеть не меньше.
В разгаре среднеазиатское лето с его пеклом.  От изнуряющей жары не было спасения ни днем, ни ночью. Катя прибегала в обеденный перерыв,  почти ежедневно. Идти от проходной завода, ей было меньше десяти минут. Мать бесконечно, занималась поливом и прополкой  огорода. 
В последние, самые жаркие дни, Катя прибегала, раздевала и начинала купать Ниночку прямо в холодной  арычной воде. Накупает племянницу, и укладывает спать. В прохладе саманного домика,  девочка быстро  засыпала и безмятежно спала часа два.  И результатом этих купаний в холодной воде, стало у ребенка, жесточайшее воспаление легких. Нужен был пенициллин.Взять его было негде. Ниночку не спасли. Это была первая потеря на этой земле. (Екатерина Ивановна, по сей день винит себя в смерти племянницы).
Так распорядилась судьба, что   Дмитрий  Саблин погиб на фронте; его жена Полина пропала без вести;  а их дочь Ниночка умерла в четырехлетнем возрасте в Киргизии от воспаления легких. О смерти дочери, Дмитрий узнал из писем Евдокии, и менее, чем через два года, погиб на территории Польши.
                             *****
Зиму 1942-1943 годов, семья Саблиных прожила легче, чем первую. Спасал какой-никакой урожай, выращенный  на огороде.  И был главный продукт – картошка, выращенная из глазков. Жили теперь в их мазанке две семьи.
Однажды  Иван Павлович пришел с завода,  и привел с собой женщину с двоими мальчишками. На фоне гостей, члены семьи Саблиных, выглядели более чем упитанными. Римму Лунину с детьми,  вывезли по дороге жизни из Ленинграда. Вскоре,  Римма Алексеевна  начала  преподавать на  биологическом факультете пединститута. Уходила на лекции рано утром. До здания пединститута шла почти час. С первокурсницами  (Учились в институте только девушки. Позже, когда будет основан Университет, этот институт будет называться Женским педагогическим институтом), была еще одна, и очень большая проблема. Девушки не знали русского языка, основная масса профессорско-преподавательского состава, состоящая из эвакуированых из европейской части страны, не знала местного языка. Все последующие годы, Римма Алексеевна, только диву давалась, какое желание и способности  к учению,  имели  эти девочки. Большинство из них не знали не только русского языка, но и не имели хорошего базового образования. Порой не имели никакого образования. Их привозили из самых далеких аилов, часто не спрашивая их желания и согласия. Жили девушки в общежитии тут же,  при институте.  Вот и приходилось начинать с нуля, с чистописания, арифметики и азов русского языка.
Римма Алексеевна, уговаривала Катю, имеющую не заурядный природный ум, семилетку за плечами, идти учиться к ним в институт. Катя только с сожалением пожимала плечиками:  - «А как жить, кто пойдет на завод»?
Из первых студенток Луниной, выросли впоследствии, ученые с мировыми именами. Руководители институтов, техникумов, школ и Академий; члены Правительства; переводчики со всех европейских и азиатских языков; директора крупных заводов и фабрик. Они стали костяком профессорско-преподавательского состава всех высших учебных заведений республики. Понадобилось для такого рывка в образовании местного населения, не более десяти лет.
  (После окончания войны, пединститут реорганизовывался в Университет, но тем не менее, в ректорате  института Римму Алексеевну Лунину,  не сумели уговорить остаться. При первой  же возможности она вернулась в Ленинград, в свой родной пединститут имени Герцена).
Изредка вечерами, женщины собирались на лавочке перед палисадником, когда  солнце уходило за горизонт. Но воздух продолжал быть  раскаленным, как в сауне. ( в те годы, такого сравнения не существовало. Это мода нашего времени). Мальчишки, балуясь, обливаясь водой, каждый вечер обильно поливали двор, и пространство вокруг домика. Дышать становилось легко; наступало какое-то на душе умиротворение; складывалось временное ощущение покоя.
И в такой вечер, в первый и последний раз, Римма Алексеевна, вспомнила и рассказала о том, как ей с мальчишками удалось выжить в холоде и голоде Ленинградской блокады. 
От ее рассказа, заливалась слезами Айша, с состраданием и ужасом смотрели Катя с мамой, Анной Павловной.
Спасла от голодной смерти ее и сыновей кошка…
Мальчики перестали  двигаться от истощения. На сыновьях было надето и накутано всё, что ещё оставалось от одежды. Римма сожгла  уже в печурке все, что горело. До последнего берегла книги. В огне сгорела дорогая мебель. И осталась впереди только смерть.  Чтобы не видеть последних минут сыновей, она выползла из квартиры на лестничную площадку. Ее внимание привлекла кошка, такая же отощавшая и обессиленная от голода, как и женщина, которая старалась ее приманить к себе. Немногословная Римма Алексеевна, видела какое впечатление ее рассказ произвел на женщин, и не стала вдаваться в подробности, как ей удалось поймать кошку и почти живую засунуть в кипяток. На большее, у нее просто не было сил. Долго, долго кипятила это варево, и по несколько ложечек давала детям. Не помнит, вроде бы растянула это действо на два дня. И потом их нашли комсомольцы, совершавшие поквартирные обходы. Так они оказались здесь, в Киргизии. А от проходной завода,  Иван Павлович привел их к Саблиным. Всем остальным эвакуированным, нашлась работа на заводе. Разместили тех рабочих в общежитии завода, которое функционировало почти до середины шестидесятых  годов прошлого века. Завод с трудом остался на плаву после развала  Советского Союза.

Отредактировано розалия (2016-05-16 15:33:11)

0

2

*****
К концу осени 1944 года, Саблина Ивана Павловича,  отправили на новое  место  работы, ближе к границе с Китаем, в небольшой областной городок. По той горной дороге,  где когда-то проходил  Великий шелковый путь, ехали почти трое суток. У девочки-водителя, машина ломалась через каждые несколько километров. И если бы не Иван Павлович и их спутник, молодой  офицер, ехавший к новому месту службы,  «полуторка» никогда бы не доехала до места назначения.
(Почти через 25 лет после этих событий, эту дорогу и этот областной город на границе с Китаем, подробно, до каждого поворота и серпантина, опишет Чингиз Айтматов в одном из первых своих произведений «Тополек мой в красной косынке»).
Вновь, на новом месте, Анна Павловна начала обустраивать быт семьи.
Евдокия с Катей начали работать на фабрике, куда отправили главу семьи.  Дуся стала жить отдельно от Саблиных, в пяти минутах ходьбы от них. В маленькой земляночке, состоящей из одной комнатки и малюсеньких сенок. Изредка только ночевала у себя, чаще по привычке, проводила все свободное время у Саблиных.
Мальчишки пошли в единственную школу, где преподавание шло на русском языке. Учителя в основном состояли из эвакуированых. Школа была переполнена, все родители желали, чтобы их дети обучались именно в этой школе. Вышеназванная школа существует и известна в республике до сегодняшнего дня. Состав учащихся интернационален. А более семидесяти лет назад,  было не просто перечислить национальности  детей, сидящих за партами. Все дети свободно владели несколькими языками. Это было особенное время. Время единения и братства всех. И это не громкие слова. Так было. (Откуда  через полвека родится  национальная рознь и ненависть друг к другу? Почему, в первую  очередь станут врагами турки-месхетинцы? И еще многое, многое другое. И такое ощущение, что только потому, что уже в апреле они, эти не покладающие рук труженики, выносили на рынок свежие огурцы и помидоры? Я не историк, и не политик, я просто обыватель. И  я не живу в той республике уже почти сорок лет).
В ноябре пришла «похоронка» на Василия. Оставался в живых только его брат - близнец, Михаил. Пришла похоронка на Васю, и  мать, Анна Павловна, слегла. Не  здоровилось ей давно, теперь она с постели почти не поднималась. От нервного перенапряжения, постоянных переживаний, непосильного физического труда и плохого питания, у нее начался туберкулез легких. Где-то Дуня раздобыла железную кровать с красивыми никелированными шарами. Поставили ее в самую светлую, солнечную часть комнаты.  Муж, Иван Павлович, осознавал, что дни жены сочтены. И всячески  старался облегчить ей жизнь. Но что особенное он мог сделать в этой обстановке, если по-прежнему жизнь его проходила на работе?
Новая соседка, Галина, эвакуированная из Киева, сказала как-то Анне: - «И что ты так убиваешься? У тебя есть еще два сына, а у меня всего один»? Это случилось, когда Саблины получили «похоронку» на Дмитрия. Трудно передать словами, что выражал в это время взгляд несчастной матери. Просто она подняла на уровень лица обе ладони и развела пальцы:
-Вот их десять. Укуси любой, и больно каждому.
Больше с этой соседкой Анна принципиально не общалась.
                                    *****
Наступил 1945 год. Все жили ожиданием победы.
Еще в начале декабря 1944, Иван Павлович получил «похоронку» на последнего сына, Михаила. Остался на ночь на фабрике, это было привычно для семьи. С трудом сумел взять себя в руки, и вечером следующего дня,  постарался, как ни в чем не бывало, вернуться домой. О «похоронке» никому из членов семьи не сказал. Сам конверт убрал в притолоку, где никто ее найти не смог бы.
Наступил новый год, а писем с фронта все не было. Здоровье Анны ухудшалось с каждым днем. Она, что называется, «таяла» на глазах.
В середине февраля, забежала с работы Дуня, зашли две соседки. Дуся, ничего не придумывая, собрала нехитрое угощение прямо на подоконнике, рядом с кроватью Анны. Женщины говорили ни о чем. Было на удивление, у всех  хорошее настроение. Что было редкостью, люди как-то разучились радоваться пустякам. В это время вошел Иван Павлович, и впервые, за много- много дней, увидел смеющуюся жену. Остановился в дверях, проходить дальше не  стал. Смотрел на жену, и вдруг, у него из глаз потекли слезы.
- Мишка?, только и спросила Анна.
Упала на подушки. Не видела, как ушли соседки. Не видела, как Дуня тихонько выпроводила на улицу мальчишек, вернувшихся из школы.
Муж долго корил себя за несдержаннсть. Больше он не мог носить в себе боль потери последнего сына. И не сумел сдержаться именно в этот   момент, когда увидел веселой жену.
Через неделю Анны Павловны не стало. Здесь, далеко от их малой родины, навсегда упокоилась ее душа. На местном, русском кладбище, на один холмик стало больше. Далеко-далеко остались светлые смешанные леса. Похоронили ее на склоне горы, обращенной к горной реке Нарын. Истоку большой реки, которая ниже по течению станет поилицей всей Средней Азии и Казахстана.
Пока хоронили Анну Павловну, впопыхах не закрыли погреб. И, доживали, весну и лето 1945 года, на примороженной   картошке. Этот сладкий привкус Катя помнит по сей день. И не ест картофель ни в каком виде, тоже по сей день.
Весной разбивала огород Катя сама; ей помогали племянник. Мальчишки помогли и Дусе перекачать огород.
                                   *****
И пришла ПОБЕДА! ПОБЕДА!
Только жить легче не стало. Больше стало проблем с продуктами. Многие эвакуированые, возвращались в  родные   места. Саблины уезжать не помышляли. С ними оставалась и Дуня. Ехать ей было некуда. И еще она надеялась дождаться Федора. Они обе, с Анной Павловной, были убеждены, что Федя не сгинул, он жив. И она его дождется.
И дождалась…
Прошел как сон,  победный 1945 год. Единственное событие этого года, которое запомнилось и осталось в памяти семьи Саблиных, это появление матери близнецов, Марии. Остались Катя с отцом вдвоем. Мария уехала с сыновьями в неизвестном направлении и ни адреса, ни новой фамилии не оставила.
Дуся молча, про себя,  порадовалась тому, что эту потерю не пришлось пережить бабушке. Она видела, как осиротели, после отъезда  Витьки с Петькой, Иван Павлович и Катерина.
Незаметно подкрался и так же однообразно шел 1946 год. Зима, лето, осень…Вот-вот  уйдет в  прошлое и этот, ничем не запомнившийся, 1946 год. Молодые женщины помогли друг другу убрать огороды. Иван Павлович был им не помощником;   сутками пропадал на работе.  Как-то утром, он брился перед небольшим зеркалом, висевшем рядом с рукомойником. Открылась, после короткого стука,  входная дверь.  И руки старика опустились… В зеркале было отражение пропавшего без вести сына.
-Федька... Боясь обернуться, проговорил он. Отец боялся, что обернется, и видение исчезнет. С улицы вошла Катя, обомлела,  и вмиг, с криком: - «Бра-а-тка!», оказалась на шее Федора.  На обед, Катя пришла вместе с Евдокией. Поздоровались Дуся с Федором , как чужие люди, которые впервые встретились. 
Вечером, после работы собрались за столом. Федор рассказывал, как раненый  в ногу и предплечье, в декабре 41 года  попал в плен. Как оказался в концлагере, сначала на территории Белоруссии; куда  гнали пленных пешком. Сил шагать почти не было. Споткнувшихся, оступившихся, упавших  -  пристреливали тут же, и оставляли тело на дороге. На месте ночевки, под руку попалась какая-то тряпка, которую Федор сложил и подсунул под подбородок. Голова от потери сил не держалась. Уже весной  1942 года,  в товарных вагонах, увезли на территорию Германии. Как выжил, почему остался в живых – не знает,  и не понимает. Несколько раз, единственным желанием было лечь, и больше никогда не просыпаться. Отменное здоровье и судьба,  распорядились по-своему. К  концу весны, уже в немецком лагере, рана на ноге заросла. Предплечье не заживало;  с наступлением тепла,  в ране завелись черви. Вспомнил, что когда-то, не помнит от кого, слышал, что такие раны лечат мочой. Нашел какую-то баночку, как мог , отмыл. И мочился в нее, а затем прямо поливал на рану. Черви, от такого «лечения», сыпались из раны. Рассказывал, что больше издевательств терпели  на от фашистов, а от своих палачей; от тех, кто перешел служить на сторону немцев. Чаще всего это были здоровые, сытые   мужчины. Особым садизмом отличался один, Тищенко (фамилия подлинная). Время его дежурства, пленные ждали со страхом.
Был случай,когда Федор, именно в его дежурство,  ушел в барак, лег на нары и решил просто умирать. Больше терпеть сил не было.
Когда в лагерь привозили баланду, нужно было выстроиться в ровную шеренгу. Плечо болело. И Федор, чтобы не прикасались к нему соседи,  несколько выставил его. Подошел полицай и огрел по плечу  плеткой, со всего размаха. Федор вспоминал, что если бы соседи спереди и сзади, одновременно не сомкнулись, и таким образом,  удержали его на ногах, не дали упасть. Если бы упал, пристрелили бы тут-же. И после этого,  стоять за баландой  не стал, вышел из шеренги, пошел в барак умирать.
Вечером к нему подошел скуластый паренек, знали что он работает на бауэра, местного помещика. Фашисты более лояльно относились к военнопленным  нерусской национальности. Осторожно, положил ему в ладонь яйцо. Федор украдкой, съел  его вместе с кожурой. Через день принес совсем маленький кусочек колбасы. И еще Федор считает, что его спасло от голодной смерти то, что он не курил. Махорку выдавали всем, а заядлые курильщики,  обменивали последний кусок на табак.
А спасителя Федора,  расстреляли через несколько месяцев перед всем личным составом лагеря, когда он очередной раз попался на том, что проносил в лагерь еду.
Позже, когда раны зажили, Федор  начал вырезать фигуры из дерева и выменивать на еду у местных женщин. В апреле 1945 года, их освободили англичане. Здоровые, нераненные мужчины, сразу решили рассчитаться с палачами. Не могли найти только Тищенко. Решили, что сумел уйти с фашистами. Но нашли…  Переоделся в робу узника, и прятался в одном из бараков.  Выдала его хорошо откормленная физиономия. Пленные его казнили сами. Многие узники, после всех агитаций, уезжали в Великобританию и страны Америки.
Федор еще больше года был в фильтрационном лагере, на территории Украины. Только в сентябре  1946 года,  его освободили. И только потому, что он был изранен. Здоровых, нераненых, товарищей, после «собеседований», они больше не встречали. Дуся,  молча вышла после рассказа Федора, больше в этот вечер она к ним не вернулась.
                                         *****
Не прошло и месяца, Федор пошел работать на фабрику, где работали все члены семьи.
Федор привез с собой стопку  бумаги, исписаной чернильным карандашом. Бумага была серой, оберточной. Вернее, это были бумажные упаковочные  мешки, нарезанные на равные  части. И однажды, Катя от простого любопытства, взяла эти бумаги и начала читать. Это были дневниковые записи Федора, периода его нахождения в концлагере.
Если во Фрунзе, где Саблины жили  в первые годы после эвакуации, было электрическое освещение, то здесь об этом пришлось забыть раз и навсегда.
В этот вечер не было никакого освещения. Не было керосина, чтобы зажечь лампу. Катя пристроилась у открытой дверцы, топившейся печки. Читала, и в прямом смысле слова, рыдала. Захлебывалась слезами. Захватывала обеими руками воротник ситцевой блузочки, наклоняла ниже голову, и периодически утирала слезы. Господи, как только человек мог пережить то, что он описывал в своих записках. И это был не плод чьей-то фантазии;  описывались события, изо дня в день переживаемые ее родным братом. Не было в них никаких философских измышлений; не давалась оценка происходящему. Это была простая констатация фактов и событий, ежедневно происходящих в бараке. (Как еще военнопленному красноармейцу удалось сохранить и вывезти эти записки)?
Два вечера Федор заставал, рыдающую сестренку за чтением своих записок. И на третий день, вечером, застав эту же картину, прямо от входной двери подошел к Кате, взял эту стопку исписанной бумаги и бросил в открытую дверцу печи.
-Все, это все осталось там, на войне. Надо забыть. Катя, я не могу видеть это.
-Федя, братка(так она звала его с раннего детства), зачем ты это сжег? Зачем, я взяла их без твоего разрешения? Прости меня.
Сквозь рыдания, говорила еще много. Брат просто прижал девушку к груди, погладил по голове, как ребенка-несмышленыша,  и повторил:
-Все, сестренка, это  надо забыть. Собрался и ушел.
                              *****
Катя с Дусей,  теперь встречались только на фабрике; или у Дуси, куда забегала  Катерина. Федор с Евдокией, после его возвращения, встретились только один раз. За столом, вечером, в день приезда Федора. Встреч друг с другом больше не искали.
Дуся, на приглашения Ивана Павловича и Кати,   посещать Саблиных,  отказывалась наотрез. Катя с отцом, это переживали тяжело. Совсем недавно, она была членом их семьи;  в самое трудное военное время, она вынесла основные тяготы на своих плечах. И получилось так, что с возвращением Федора, ее жениха, которого она верой и правдой, прождала восемь лет, двери их дома для нее закрылись. Федор начал, буквально через неделю после выхода на работу, ухаживать за дочерью своей напарницы. Галине восемнадцать  лет должно было исполняться только в этом году. Все понимали, что это началось с подачи матери Галины, Валентины. Женщины замкнутой, нелюдимой.
Отец пытался поговорить с сыном. А смысл? Федор буквально дневал и ночевал у Никитиных. Возвращался ближе к полуночи, чем-то ужинал, уходил спать в  свой закуток.
В марте 1947 года,  Федор женился на Галине Никитиной. Без шума, без торжества – просто собрал свои немногочисленные вещи в походный рюкзак, с которым приехал полгода назад. Положил его на стол, и,  завязывая мешок,  сказал Кате:
-Буду жить у Никитиных…
-Как, у Никитиных?,  не сказала, а выдохнула Катерина. Она всегда недолюбливала эту «куркульскую» семейку. С того самого дня, как Саблины переехали в этот городок.  Все эвакуированные, старались держаться вместе; во всем помогать друг другу.
Никитины жили здесь еще с  1920 года; очень обособленно; замкнуто; практически ни с кем не общались.. Жили на другом берегу канала, под горой. Воспитывала Валентина,  двух сыновей, и дочь Галину, одна.  Овдовела еще до войны. Муж работал на запани; и однажды его ударило бревном, товарищи спасти его не смогли; тело утопленника выловили намного ниже по течению реки.

0

3

*****
Вновь остались в своей мазанке отец с дочерью вдвоем. Изредка их навещала  Евдокия. И  старалась забегать  к Саблиным,  только по  делу, чаще всего в обеденный перерыв. Вот  раздобыла  немного  соли  - принесет, поделится. Так бывало и с мукой; и несколькими кусочками сахара.
О Федоре с Саблиными,  Дуся не говорила. Отец испытывал, за сына, чувство вины перед ней. Но молчал. Никогда не начинала разговор на эту тему и Катя. Сама Евдокия, наконец-то, ждать Федора прекратила. Болели душа и сердце. Но  ей казалось, что  дождавшись, увидев  живым ,  она его похоронила в своем сердце, и теперь уже навсегда .  Старалась похоронить его образ и имя в своей душе;  и в своей памяти. Забыть все молитвы, обращенные и к богу,  и к судьбе, с которых долгих восемь лет начинался у Евдокии день; и этими же молитвами, за здравие Федора, заканчивался. Уже никто не верил в его возвращение; это она, Евдокия,  своей верой и любовью, вернула его из ада, который ему пришлось пережить. И после его женитьбы на молодой девчушке, она его простила; отпустила; и в душе похоронила. И одновременно умерла ее душа. Старалась сохранить  глубоко в душе и подсознании,  любовь к тому пареньку, которого провожала в армию давным-давно: в другой жизни и в другом мире. Про слезы, выплаканные в подушку, не знал никто.
На работе по-прежнему была строгим, ответственным бригадиром. Всегда готова была помочь каждому, отдать последний кусок. Внешне, после возвращения Федора, в ее поведении ничего не изменилось. Но как она пережила это предательство, представить было невозможно. Делиться своими переживаниями ей было не с кем; и не было желания. Все спрятала в себе, глубоко-глубоко. И доставать оттуда никогда не попытается. И уехать в это тяжелое время было некуда. Тетка в войну умерла. А что с квартирой, и кто в ней живет, Дуся понятия не имела. И еще,  она просто устала за четыре года войны. Так устала, что  больше бороться она не могла, силы иссякли. Жила так, как живется... Прошел день – и ладно… Завтра наступит точно такой же. Чувствовала себя глубокой старухой, у которой все позади, и уже ничего светлого в ее жизни не будет. А  всего-то, было ей в ту пору,  тридцать лет.
Только однажды, Катя пришла к ней в гости, и за столом начала этот разговор.
-Дуся, вот как, это называется? Братка предал тебя, ты ждала его почти восемь, ВОСЕМЬ, лет! Сколько мама с папкой пережили. А он просто так, взял и ушел к Никитиным. (Катя  его женитьбу  никак не хотела  воспринимать, она только повторяла: - «Ушел жить к Никитиным»).
-Катя, я  за столько лет я и забыла, какой он. Женился, и дай Бог ему счастья. Я его простила только за то, что он  остался  живой,  и за то, что  пришлось ему пережить в плену. Стало быть, он не моя судьба. Да, и чужой теперь, этот человек. Мой Федечка, был светлый, ласковый парень… А этот -  чужой, незнакомый, угрюмый  мужчина. Ты не переживай, все будет хорошо. У меня в жизни была любовь, я с ней живу,  по сей день. Придет время, придет любовь и к тебе.
По всей видимости, на себе и своей судьбе,  эта молодая, красивая, никогда не рожавшая женщина, поставила крест.
Катерине шел двадцатый год. Хотелось влюбиться, полюбить. Возможно и полюбила бы, и влюбилась бы… Но просто объектов любви не было вокруг. Почти всех женихов забрала война. Тогда еще не были написаны горькие слова Булата Окуджавы: «Ах, ВОЙНА, что ты сделала, подлая»? 
                             *****

В феврале 1948 года, тихо ушел из жизни Иван Павлович.  Накануне вечером умылся, побрился, долго перед зеркалом правил усы; и  утром не  проснулся. Случилось это почти день в день, через три года после смерти жены.  И положили их рядом, в одной оградке.   Когда шло погребение,  обуяла Евдокию, непонятная тоска. Никогда, за тридцать лет  своей  жизни, такого с ней не было. Хотелось, встать на четвереньки, задрать голову и начать не плакать, нет, не плакать.  И даже не выть, а потихоньку подвывать; долго- долго, и раскачиваться из стороны в сторону. Отрешенно смотрела по сторонам. И ей казалось диким, что придет время, и её также принесут  на эту гору.  Кладбищe – это не место для отдыха. Вернее  - это место для вечного отдыха. Только, не рано ли, ты, Дусенька,об этом задумалась? Она помнила  кладбище на Смоленщине, где покоились её родители. Распологалось оно в лесу. Дуся помнила, что посещение того кладбища, вызывало у нее чувство умиротворения, покоя. А вот сейчас, оглядывая немногочисленные неухоженные холмики, покосившиеся деревянные кресты, металлические памятники со звездочками, чувствовала, как тоска становится все сильнее;  проникает всё глубже. И больше всего её угнетало серое небо; голая земля, кое-где прикрытая грязным снегом и редкая, пожухлая прошлогодняя трава. Наконец все закончилось,  и участники печальной церемонии, возвратились с кладбища к Саблиным. Теща и жена Федора, впервые оказались в этом доме.   
Нехитрый поминальный обед закончился быстро,  и немногочисленные его участники разошлись, не задерживаясь. Осталась только  Евдокия, чтобы помочь Кате убрать со стола.

-Теперь, Дуся, я точно никогда и никуда не уеду отсюда. С какой-то обреченностью произнесла Катерина.
-И похоронят нас с тобой, Катька,  на этом кладбище, где нет ни служителя, ни деревца, ни цветочка. Только сухая трава, ветер и бродячий скот. И непонятно, придет ли кто-то нас навестить и помянуть, с горечью в голосе произнесла Дуся. Быстро собирала использованную посуду в алюминиевый таз. В ее словах и голосе, не прозвучало ни капли лирики. Только  душевная боль,  горечь беспросветного одиночества,   скудость бытия и  безысходная тоска.
-Я к тому времени приму мусульманство, огрызнулась в ответ девушка.
-Что ж,  в этом есть резон. Только не будет ли это предательством по отношению к родителям? Тихо спросила Евдокия. И поняла, какое чувство одиночества и сиротства, должна испытывать эта маленькая, как подросток девушка, если ей в голову сейчас спонтанно, пришла такая нелепая мысль. Осталась круглой сиротой. Сиротами  бывают не только  малые дети…
Не прошло и месяца, как Федор собрал молодую беременную жену, тещу и ее еще несовшеннолетних сыновей, и уехали на Смоленщину. Накануне отъезда, вечером, зашел к сестренке и сказал:
-Уезжаю домой, в Смоленск. Как устроюсь, напишу.
Кате ехать не предложил, об Евдокия даже не заикнулся.
                                                   *****
В середине августа, на пороге дома Катерины, появилась высокая девушка с чемоданом. Катя отметила про себя прическу гостьи. Здесь так волосы не укладывают.
-Меня к вам отправили из ГОРоно. Сказали, что у вас есть свободная комната. Я учительница.
Так у Кати появилась соседка, Клавдия Александрова СЕРДЮКОВА. 
Соседку Катерина приняла настороженно. Больно нарядно, по понятиям Кати, Клавдия одевалась. Особенно Кате понравилось платье Клавдии, в котором она появилась в первый день. Платье было из  штапельной ткани, насыщенного синего цвета, в крупный белый горох. Рукава «фонарики» и юбка «шестиклинка» - добили фантазию Катерины. Много дней она хотела такое же платье; и еще представляла его себе с белым  круглым воротничком.
Первые дни, после появления соседки, Катя ходила к Дусе и тихонько высказывала ей свое недовольство. Екатерине в Клавдии не нравилось все; но основной виной учительницы было то, что нарушила своим появлением Катино одиночество. Евдокия, это напрямую не выраженное желание Катерины, поняла. И жалея, девушку, предложила:
- Если тебе очень плохо с соседкой, живи у меня. Дальше видно будет.
-Дусь, сколько можно пользоваться твоей добротой?. Ты и так жизни из-за нас не видела. И вдобавок,  Федька женился не на тебе, а на Никитиной.
-Катерина, больше об этом, ни слова. Это все в прошлом. Мы об этом с тобой уже говорили. Строго, тоном, недопускающего возражений, ответила ей подруга. А кем они еще приходилось друг другу?
Клава появлялась дома  после пяти, вечером. Постепенно девушки не просто сдружились, а стали хорошими подругами. Молодость и необходимость общения, сделали свое дело.
Клава получила первый класс. И теперь, со списком своих  будущих учеников, ходила по всему городу. Вечером приходила не просто уставшая, она попросту валилась с ног.  И жаловалась Кате, что в ней, как в бочонке булькает, выпитый в каждом доме чай, и видеть не может этот кислый сероватый  напиток; она каждый раз забывала, как он называется.
-Господи, куда я попала? Как и чему я буду учить детей? Ни дети, ни родители, ни слова не понимают по-русски. Я ни слова по ихнему. Несколько дней проходила, но ни люди не поняли зачем я приходила, ни я ничего не добилась. Уехать  отсюда  я  не смогу целых  три года, пока не отработаю. Несколько раз, заканчивался вечер, истерикой Клавы. И Катя ничем не могла успокоить подругу. Тот  быт, который для Кати был привычным, стал за годы жизни в этом краю нормой, для Клавдии был дикостью.
Родом была Клавдия из Тульской области.В Туле закончила педучилище, и получила направление в этот город. Вообще-то, они приехали впятером. Распределили  их по всей республике. Клава считала, что только ей достался этот богом и  чертом, забытый населенный пункт.
(О судьбе двоих парней,  окончивших физкультурное отделение, и приехавших по распределению вместе с ней, она так никогда и не узнала; третий – всю жизнь отработал преподавателем  в институте физкультуры в городе Фрунзе. Марию Власову, впоследствии Омурзакову, Клавдия Александрова встретит через десять лет  на курсах повышения квалификации в пединституте города Пржевальска. О том, что Мария приняла мусульманство,  говорил тот факт, что она постоянно носила головной платок. Очень нарядный, шелковый платок, был повязан так, как носят местные мусульманки и никогда его не снимают в общественных местах. Сердюкова это знала, и акцентировать внимание бывшей однокурсницы, на этом не стала. Муж Марии, тоже был учителем.  Супруги  вместе были на курсах).
Как-то вечером к девчонкам заскочила  Евдокия. Посмотрела на убитую горем Клаву и сказала:
-Завтра, Катя, у тебя выходной. Не ходи на фабрику. Пройди с Клавой по списку. Сама она долго не поймет, что к чему. Объясни детям и родителям, зачем приходит учительница; да и Клавке растолкуй про основные законы и обычаи киргизов. Помнишь, каково было нам самим, когда только приехали?
И пошли утром подруги от одного дома к другому. Катя хорошо знала  местный язык и обычаи.  Со многими жителями была знакома. Объяснила Клавдии, что необязательно в каждом доме «надуваться» чаем; достаточно отломить  и съесть кусочек хлеба, чтобы выразить почтение хозяевам.   
Теперь была внесена какая-то ясность. Жители городка теперь знали, кто эта новая русская девушка. Теперь, где бы в городке,  Клава не появилась, с ней почтительно  здоровались люди всех возрастов. Клава порой неудобно себя чувствовала, когда с ней раскланивались почтенные старцы.
-Мугалим, мугалим, раздавалось ей вслед.(Учитель, учитель – означает в переводе на русский). Молодая учительница,  быстро нашла общий язык с  киргизами; они очень позитивно были настроены и к русским, и к обучению детей в школе с русским языком. Гораздо хуже было с представителями других национальностей. Так узбеки, уйгуры и дунгане, не желали отдавать в школу своих детей, особенно девочек. Приходилось Клавдии, вести по этому поводу, настоящие войны. Как депутат Городского Совета, впереди шла Евдокия. Добились 100% охвата детей. В сентябре все дети были за партами. О том, что такое может быть, девятнадцатилетней девушке не могло   присниться в самом страшном сне. На дворе XX век, а тут  приходится воевать с родителями, чтобы те позволили детям посещать школу; носить пионерский галстук.
В том, далеком 1948 году, никто из этих троих девушек, ни за какие коврижки,  не мог себе представить, что проработает Клавдия Александрова сорок лет в одной школе. Ее первые  ученики будут своих детей называть Клавдиями;  и этих своих детей, из любого конца  разросшегося города, будут  отдавать только в ее класс; а позже, поведут и внуков. Но это будет уже другое время; будут другие дети; никто уже не будет обожествлять личность учителя. Всю жизнь, обожествлять первую учительницу будут   первые  ученики Клавдии, и их родители.
Родит Клавдия  троих сыновей. Через десять лет, после рождения старшего сына Василия, родит Владимира. А еще через десять лет – Кольку.
Уедут на ее  родину, Клавдия  вместе с мужем Борисом, в конце 90-х годов XX столетия.  В те смутные времена, покинули насиженные места многие из тех, кто считал уже этот далекий горный край, своим домом. Вырастили детей, дождались внуков. И пришлось бросать все, и искать пристанище на новом месте, в России. Вскоре, после их отъезда, я  на  сайте «Одноклассники», наткнулась на сообщение учеников Клавдии Александровны, что ушла из жизни самая лучшая учительница. Та, которую многие считают своей первой учительницей. Теперь не сумею найти это сообщение, прошло более  пятнадцати  лет, но в то время, не могла его читать без слез. ( А  интернет, и  сайт, тогда были  новомодным явлением; не многие еще ими  пользовались).  И еще, ее ученики просили у своей любимой первой учительницы прощение. Просили прощения не только за слова и поступки, которыми могли обидеть; они просили у нее прощение за ту политическую обстановку в республике,  что вынудила людей покинуть страну.
В те годы покинули республику русские; этнические немцы; греки;  евреи и  представители других национальностей. Республику покидали  лучшие специалисты.
                                 *****
Через полгода у девушек появились поклонники. Это были солдаты-пограничники. Первым в их дом пришел Борис, ради этого посещения, он ушел в самоволку. Через неделю привел друга  Олега. Оба через полгода должны были демобилизоваться.
Клавдия с Борисом не скрывали своих отношений. Каждую минуту Борис старался быть рядом с девушкой, к которой его тянуло как магнитом.
Перед демобилизацией, собрали нехитрый вечер. Собрались за столом Борис с другом, их командир, молодой лейтенант с женой, и еще две учительницы.
Остался Борис старшиной на сверхсрочную службу в своем погранотряде. Сходили Борис с избранницей  в отделение милиции (там регистрировали браки),  получили свидетельство о браке, и на его основании получил старшина Курочкин квартиру в единственном ДОСе (Дом офицерского состава).
Как Олег не упрашивал, и не уговаривал Катерину уехать с ним куда-то в Куйбышев,  на Волгу, она так и не согласилась. Оставаться здесь, в этой глуши, он не собирался. Ему его родители прочили другое будущее.
На уговоры Евдокии, принять предложение Олега, Катя заплакала и ответила:
-С кем останешься ты? И родителям, перед их могилками пообещала,что никогда их не покину.
Дуся обняла девушку, прижала к себе и прошептала:
-Сестренка,подумай, что может быть, это единственная возможность устроить свою жизнь. Я тебе больше ничем помочь не могу. А жить надо.
-Дуся, его родители какие-то большие начальники. У меня толком нет ничего, ни одеть, ни обуть. Как я вот такая простушка, появлюсь в их доме? Это сейчас ему кажется, что я ему нравлюсь. А там, в большом городе он поймет, что ошибся. И куда денусь я?  Нет, Дусенька, я лучше переплачу сейчас, здесь, с тобой; чем позже меня бросят в чужом городе. У него уже есть десять классов, сразу пойдет учиться дальше, в институт. Он так об этом мечтает, и в этом уверен. Нет, мне в той жизни, места нет.
Прощаться Олег не пришел.
Катя подошла к углу здания, откуда отходила бортовая машина с демобилизовавшимися пограничниками, и сквозь слезы смотрела, и прощалась со своей первой, самой чистой любовью. Эту любовь она принесла в сердце всю жизнь. И никто об этом не знал; догадывалась только Евдокия.
                              *****
Весной, 1950 года, вскопать  огород  Кате помогли  дедушка-сосед с внуком лет двенадцати. Когда в воскресенье пришли на помощь Курочкины, огород оказался вкопанным, картошка посаженной. Катя занималась грядками. 
Еще через неделю, вечером в ее домик постучался этот дедушка-сосед. Катя пригласила его к столу, налила на донышко пиалы чаю, как принято здесь встречать уважаемых гостей. Дед сидел минут пятнадцать, ничего не говорил, только время от времени собирал в горсть бородку  и проводил по ней ладонью сверху вниз. И что-то шептал на своем,  совершенно не понятном для Кати, языке,  и тяжело вздыхал.
Начал говорить на киргизском языке:
-Ката, (смягчающее «я», произнести не мог). Выходи замуж за моего Шамиля. Жена его давно умерла, уже почти десять лет прошло. Вы еще здесь не жили, и мы не жили. Умерла от родов, вместе с девочкой, которую так и не смогла родить. Ему надо сына растить, и тебе одной трудно. Что, Ката, делать, если всех твоих женихов, забрала  война. Подумай, девушка. Поверь, мой сын хороший человек и будет тебе хорошим мужем. Подумай... Мальчика ты знаешь, к тебе он хорошо относится.
Сосед говорил что-то еще, но Катя его уже не слушала и ничего не слышала. У нее, в этот момент, было единственное желание – выгнать этого противного старика. Только воспитанность, не позволили Катерине, это сделать. Старик провел сложенными вместе ладонями по лицу. (Жест мусульманина, как благодарность богу за еду). И пошел к двери. (Пока еще девушка не предполагала, что это приходила к ней ее судьба).
Через несколько месяцев соседа-старика похоронили. Произошло все как-то быстро. Это позже Катерина узнала, что по обычаям мусульман, хоронят усопших в день смерти.
Через несколько дней, Катя только-только зашла в дом  после работы, как в дверь постучались. В дверях стояли внук деда с отцом. Коротко  поздоровавшись, сосед произнес:
-Мне нужно срочно ехать на границу. Меня вызвали. Не знаю как надолго. Сына не с кем оставить. Вроде и не маленький, а приглядеть необходимо. Прошу, присмотрите.
Катя широко открыла входную дверь и произнесла:
-Юсуп, заходи. Поместимся. А вы не беспокойтесь – и накормлю, и в школу отправлю.
-Спасибо. Сын знает, где продукты. (О холодильниках еще и понятия не имели). И заспешил за калитку, там  не переставая, сигналила служебная машина.

0

4

*****
Соседа не было почти три недели. Катя с мальчиком  неплохо ладили. Обихаживали два огорода.  Юсуп, в свои одиннадцать лет, был на удивление самостоятельным. Это время, и условия жизни, заставляли взрослеть детей раньше. Мальчик старался к Катиному приходу  с работы, сделать нехитрую уборку в доме; приготовить немудренный ужин. В основном это была молодая вареная картошка с помидорами или огурцами. И еще у них было целое состояние – сослуживец отца Юсупа, передал им почти два литра растительного масла. Вечерами, когда уже были закончены хлопоты по дому, проверены уроки, расходились по своим кроватям. И начинала Катя свой бесконечный рассказ. О большом красивом русском городе Смоленске. О большой дружной семье; о братьях; племянниках. Или рассказывала сказки и былины. Таким образом, мальчик познакомился с русскими сказками и былинами; греческими мифами. Через вечер наступала его очередь рассказывать. И мальчик рассказывал ей дунганские сказки про дивов, драконов и еще каких-то непонятных существах. Многое из содержания сказок, он не мог перевести ни на русский, ни на киргизский языки. Вместе с Катей старались домыслить. Все эти сказки ему рассказывал дедушка. И как-то мальчик сказал в темноте:
-Катя, мне очень плохо без дедушки. Мы всегда жили втроем. Маму и бабушку я не помню. У меня за всех был дедушка. Дада, т.е. папа по- русски, всегда на границе. 
                                                 *****
Евдокия, была старше Кати, почти на десять лет. И в сложившейся  жизненной ситуации, надеялась,что у младшей подруги что-то в жизни сложится. На свою судьбу давно махнула рукой. Работа на фабрике, общественная работа, бесконечные заседания горсовета, и слеты передовиков производства, занимали все ее время.
Как-то Евдокия, ближе к обеденному перерыву, подошла к Кате и позвала ее пообедать в своем закутке бригадира. Катя, остановила станок и со своим скромным узелком, зашла к Дусе. Старшая подруга, без обидняков, начала разговор:
-Катерина, что у тебя с соседом-дунганином?
-А что у меня с соседом? Катя с недоумением уставилась на Евдокию своими огромными синими глазами.
-Он к тебе, говорят, жить переехал. И получается, что я тебе самая чужая. Вся фабрика слухами полнится, только я ничего не знаю. Катька, почему? Или я тебе враг?
Катя ничего не могла понять из упреков Евдокии. Обед был отложен, кусок в горло не лез.
-Кто ко мне переехал жить?  С чего это ты взяла?
-Да вся фабрика гудит. Где бы я не появилась, всех интересует один вопрос: у тебя все серьезно с Шамилем, или походит, походит да и бросит?. Он, конечно, мужчина серьезный, не проходимец какой-нибудь. Катька, я тебя никогда не буду осуждать. Только буду рада, если у тебя что-то с ним получится. Только душа-то у меня за тебя болит. И ответственность я несу за твою судьбу. Нет у меня кроме тебя никого. Расскажи, не скрывай, поделись со мной. Почему от меня-то скрываешь?
Катя  с ужасом смотрела-смотрела на  подругу, и заплакала.
-Дуся, как ты могла поверить сплетням? Что бы у меня ни случилось, я бы в первую очередь побежала к тебе. Сосед всего один раз заходил ко мне. И дальше порога не проходил. Сразу после похорон деда, его вызвали на границу. И перед отъездом, завел ко мне сына и попросил до его возвращения присмотреть за мальчишкой. Дуня, вот тебе крест, видела я того соседа всего несколько раз у колонки, воду набирали. И вот один раз зашел буквально на минуту, перед отъездом. А Юсуп, сын его, да, живет у меня уже почти две недели. Не выгоню я мальчишку домой до возвращения его отца. А ты об этом не знала, потому как тебя ни днем, ни ночью дома нет. Тебе же мало забот с фабрикой; теперь еще и по колхозам поехала стричь овец, и работать на уборке зерна. С какой-то глухой, детской обидой сказала Катерина.
-Осел старый… Ладно бабы… Сейчас все у меня получат за сплетни.
Евдокия подошла к плачущей девушке, обняла, прижала ее голову к своей мягкой груди.   И  одной рукой гладила Катю по голове, как маленькую. Та не переставала всхлипывать. Кого Дуся имела в виду под «старым ослом», Катя не поняла. Неужели директора фабрики?
-Не реви. Я в обиду тебя никому не дам, ты это знаешь лучше меня; и мальчишку тоже. Вечером приду после работы. Будем с тобой на маминой пряхе учиться шерсть прясть. Мне дали за работу два руна.
                                              *****
Как-то вечером, почти одновременно, у Катиной калитки оказались сосед Шамиль и Евдокия. Поздоровались. И пошли вместе к крыльцу. У соседа за плечами был солдатский мешок, в руках какой-то ящичек. Было ясно, что человек с дороги. Дуся без стука открыла дверь, прошла  сама и пригласила проходить гостя. Никто еще ничего не успел понять,  как мальчишка с криком «Дада приехал!», повис на шее отца.
Мужчина спросил:
-Как мой сын вел себя? Он, женщины, помогал вам?
Катя с Евдокией ничего не успели ответить, как гость продолжил:
-Благодарю Вас за сына. Снял с плеч дорожный мешок, положил, на стоящий рядом со столом табурет, и выставил на стол две банки тушенки и банку сгущенного молока. Такого чуда и богатства, девушки не видели, как им казалось, никогда. И обе молчали. Не произносили ни слова.
-Еще раз спасибо. Собирайся, сын, пошли домой.
После ухода Шамиля с сыном, Дуня наконец-то произнесла :
-Две вороны, надо было человека с дороги хотя бы чаем напоить…
                                     *****
Евдокия подходила с ведром воды к Катиной  калитке, когда ее окликнул Шамиль. Сидел мужчина на лавочке, у забора Катиных соседей и курил. Курящие, среди местных жителей,  были большой редкостью. После оклика, Дуся поставила ведро на землю и повернулась к мужчине. Подошел, бросил окурок на землю, растер его сапогом.  Мужчина с женщиной, были почти одного роста и смотрели в глаза друг другу.
- Не знаю, с чего начать. Ты  Катина сестра?  Евдокия отметила правильную, совсем без акцента, русскую речь.
-Да, а какое это имеет значение?
-Мне нравится твоя сестра. Она первая женщина, к которой привязался мой сын. Я хочу на ней жениться. Пойми меня правильно, мне не просто нужно найти себе жену. Это было бы сделать без проблем. Мне нужно искать мать моему сыну.
-По возрасту,  она мало подходит в матери Юсупу. Она всего-то старше его лет на девять-десять. И об этом нужно разговаривать тебе с ней, а не со мной.
-Я все понимаю. Но боюсь, как мальчишка. Боюсь ее испугать этим разговором. И еще, у нашего народа есть такое правило: младшие не могут жениться или выходить замуж, пока старшие холостые. Думаю, что и русских так же.
-Да, так же. Но война… Во все внесла свои поправки. Если Катя будет меня ждать, то так и останется старой девой, ухмыльнулась Евдокия. А мой жених на войне погиб. Так что, доживать мне свой век, придется одной. Вот так-то, сосед.  Подняла ведро с водой и пошла в дом.
Зажгла керогаз и поставила на огонь чайник, чтобы успел закипеть к Катиному приходу. Сама вновь поставила около окна прялку и начала пытаться прясть, привезенную двумя неделями раньше, шерсть. Раньше, когда этим занималась Анна Павловна, ей казалось, что это очень простое дело. Куделька, вроде бы сама превращалась в нить. Ни у нее, Дуси, ни у Кати, этот процесс никак не шел. Голова была забита разговором с Катиным соседом. К чему все это приведет? Шамиль, жених среди местных одиноких женщин, был завидный. Грамотный, воспитанный, всегда аккуратно и щеголевато одетый, имеет хорошую должность. Один воспитывал сына, и мальчик отличался от сверстников, именно своей опрятностью и аккуратностью в одежде. Это в те годы встречалось не часто. Было соседу уже за тридцать лет. Евдокия умом понимала, что возможно, Катерине выпадает единственный шанс, устроить свою жизнь. А сердце выступало  против. Катюшка еще совсем девчонка,  и вдруг такое: повесить на себя чужого ребенка. Пусть он уже достаточно большенький; с Катькой у мальчика теплые отношения  -  но это пока они друзья. А как все повернется, если Катя с его отцом попытаются создать семью? Какие только мысли не посетили Евдокию. Она так была ими занята, что не заметила появления Кати. Катя уже стояла рядом с ней  и восторгалась:
-Дунь, какая ты мастерица! Я тоже так хочу научиться прясть. Посмотри, какая у тебя ниточка получается ровная и как быстро все получается. Дуся, научи!
Дуся до такой степени задумалась, что совершенно не стала контролировать свои руки.  И руки делали то, что было нужно. Руки на подсознании тянули и тянули кудель, ноги крутили колесо и получилось то, чего Дуся не могла добиться уже несколько дней.
Девушки поужинали и Евдокия ушла к себе, как Катя ни уговаривала ее остаться ночевать.  Дуся ничего не сказала Кате о разговоре с соседом. Решила, чему быть – того не миновать. А раньше времени,  нечего нарушать душевный покой девчонки. Да еще  неизвестно, как Катя отреагирует на это.   Одно дело, если сосед сам начнет с Катей  этот разговор и превратится во врага. И совсем другое,  если сейчас сама Евдокия влезет не в свое дело, и станет  Катьке врагом. Мудро пришла к выводу, что только если сама Катя с ней заговорит на эту тему, она тогда выскажет свое отношение к этому вопросу. Но право решать оставит за Катей. Это Катина судьба и Катина жизнь.
  Господи, а как же хотелось девчонкам хоть чуть-чуть любви и счастья! Простого женского счастья, которое заключалось в близости крепкого мужского плеча; возможности прижаться к этому самому плечу;  возможности спрятаться за крепкую, надежную мужскую спину.   Как хотелось этим девчонкам, чтобы кто-то обнял их, прижал к груди. Забрал страх одиночества. И чтобы, темные холодные ночи, стали как можно короче!
                                                  *****
Как-то  утром рано, еще только начинало светать, Катя вышла во двор. И испугалась, не могла открыть дверь. Дверь была чем-то подперта с улицы.   Вскрикнула девушка достаточно громко.  На ее вскрик последовал ответ мальчонки,  сидевшего на крыльце и привалившегося спиной к двери :
-Катя, это я, Юсуп. Папа (с некоторых пор он стал называть отца по-русски  -  папа) ночью уехал на границу. Вот, написал тебе письмо, и сказал, чтобы я пришел к тебе после школы. 
-Ты давно здесь сидишь?  И почему сразу с папой не пришли ко мне?
-Наверное давно, еще темно было. Мне одному дома было страшно, и я пошел к тебе.  А папа боялся тебя разбудить и напугать. Мальчишка дрожал от холода. Одет был в одну сатиновую рубашку, а ночи в горах холодные. Завела в комнату, накинула на него свою фуфайку, поставила греть чайник. Прочитала записку. Была записка написана красивым, четким, каллиграфическим почерком.
«Прошу, присмотри за сыном. У нас в городе  родных никого нет. И  Юсуп не соглашается, ни у кого, кроме тебя оставаться».    Заканчивалась записка датой и красивой замысловатой росписью.  Записка была написана очень грамотно, без единой ошибки. Это почему-то было для Кати удивительным и она спросила у мальчика:
-Юсуп, а ты знаешь, что папа делает на границе? Почему его так внезапно вызывают?
-Папа знает много языков. И когда кого-то чужих на границе ловят, его вызывают. Чтобы он все объяснил.
-Твой папа переводчик?
-Да, да! Обрадовался найденному слову мальчик. И продолжил: он умеет говорить по-русскому, по-киргизскому, уйгурскому, дунганскому. Вызывают, когда надо говорить по уйгурскому или дунганскому. И еще умеет по ихнему  читать и писать.
(Катя узнает, что дуганский  язык относится к группе китайских языков. Дунгане с Тибета и китайцы, имеют общий язык и культуру. Но меют разное вероисповедание. Китайцы с материка – буддисты или язычники; а дунгане с Тибета – мусульмане. Принес им мусульманство на Тибет венецианец Марко Поло. Из-за распрей на религиозной основе и покинули некоторые  дунганские диаспоры свой Тибет).
-Юсуп, надо говорить правильно: по-русски, по-киргизски. Понятно?
Позавтракали, ребенок согрелся, перестал дрожать. Катя отправилась на работу, а Юсупа отправила в школу. В обеденный перерыв нашла Дусю и рассказала ей об утреннем инциденте. Дуся поинтересовалась:
-А Шамиля ты видела? Разговаривала с ним?
-Нет, ни разу не видела после того раза, как он нам с тобой оставил консервы. Ответила девушка на любопытство старшей подруги.
-Ладно, посмотрим, что будет дальше. Как бы про себя проговорила Евдокия.Катя ничего не поняла из высказываний Дуси. А Дуся продолжила:
-Значит он переводчик? Поэтому и говорит, и пишет грамотно. Я вообще удивилась, как чисто он говорит по-русски, и сына видимо учит.  Ты заметила, что как хорошо Юсуп говорит по - русски в отличие от сверстников?
К счастью закончилось обеденное время и девушки перестали перемывать  косточки соседу.
                                           *****
Через год у Кати с Шамилем родилась дочь. Девочка родилась очень маленькой. Хорошо, если весом была чуть больше двух килограммов.
Перед самыми родами Катерины, Юсуп с какой-то жалостью смотрел на нее и сказал, вернее даже попросил:
-Катя, ты только не умирай. Ладно? Моя бабушка умерла, когда рожала папину сестренку. Моя мама тоже умерла, когда рожала мою сестренку. Прошу тебя, не умирай!
Не передать, сколько ужаса и мольбы было в голосе ребенка. Катя подошла к ребенку, прижала его к себе. Двенадцатилетний  подросток, ростом был значительно выше Кати. Почувствовал себя крайне неловко от ее объятий и постарался увернуться от ее рук.
-Я обещаю, что я не умру.  Жить буду долго, долго. Со стороны казалось,  что Катерина, давала ребенку клятву в своей вечности. Мне, Юсуп, надо жить долго. За всех надо пожить. За твою маму, которая так рано умерла. За моих братьев, которые молодыми погибли на войне. Мне надо вырастить тебя, твою сестренку или братишку, который должен скоро родиться. Помочь вырастить твоих детей, и детей моих детей. Мне, Юсуп, никак нельзя умирать. Ты эти глупые мысли из головы выброси раз и  навсегда.
Катя очень хотела назвать доченьку Галиной. Галкой, Галенькой. Но отец назвал дочь Лилией. Сказал коротко: есть такое женское имя,  и есть такой красивый цветок. Моя дочь будет красавицей, как этот цветок.(Известная аксиома: отцы только хотят сыновей. Как же, это сыновья, они продолжатели  рода. А любят о дочерей, и это неоспоримый факт)! Катя старалась в присутствии подростка, ярко не выражать свою бесконечную любовь к дочери; также одергивала и мужа.  Убедила Шамиля раз и навсегда, что когда он появляется дома, то должен вначале уделить свое внимание сыну, а уже потом ей и дочери. Нельзя, чтобы у ребенка возникло чувство «ненужности, второсортности», ревности. Он был первым и главным в жизни отца, им и должен остаться. Станет постарше, повзрослеет – тогда сам все поймет. И не будет в нем рождаться чувство ревности. На роль матери подростка,  Катя не претендовала; она с Юсупом оставались друзьями. Только теперь их связывало вновь родившееся и чувство кровного родства. А вот у Шамиля, нет- нет, да и возникало чувство ревности к отношениям сына и молодой жены. Катя с пасынком понимали друг друга с полуслова.
И мальчик, без напоминаний, старался не забывать о своих обязанностях по дому и по возможности оказать Кате посильную помощь. Знал, что Катя никогда не упрекнет, не напомнит. Все сделает сама. Только за водой сама не идет, боится оставить без присмотра ребенка. Юсуп девочку к родителям не ревновал, чего очень боялась Катя. Скорее всего это был результат Катиного умного, правильного поведения в сложившейся ситуации. И еще, молодая женщина, старалась следовать советам старшей подруги, Евдокии.
Ко дню возвращения жены из роддома, Шамиль на удивление был дома, а не на границе. Ему в погранотряде, командир выписал несколько метров синей в белый горошек и желтой, цвета одуванчиков, фланели. (Как долго в свое время Катя мечтала о синем платье в белый горошек! Теперь Катерина, ткань этой расцветки возненавидела, на всю оставшуюся жизнь)! Да, в тот момент,  на их счастье, эта ткань пришла по разнорядке на вещевой склад отряда. Ткань пришла, и было непонятно ее назначение: то ли на  портянки солдатам; то ли на полотенца. Несколько лет старшина с вещевого склада, точно знал, у кого ожидается прибавление в семье. Ибо командир только сам распоряжался  о ее выдаче беременным женам старшин  и офицеров.
  У дочери все было только из этой ткани: пеленки, распашонки, чепчики, и прочие прибамбасы, необходимые ребенку. Года через два, из остатков ткани и пеленок, сшила дочери платьица, штанишки-шароварчики, и фуфаечку! (Не пальтишко, не курточку, а именно фуфайку. Маленькую, как на куклу. Что поделаешь, таково было веяние моды)! Катерине стоило только радоваться, у многих не было и этого. После войны прошло уже почти семь лет, а жили нисколько не легче, чем в годы войны. И еще  сослуживцы Шамиля подарили  целое богатство: оцинкованную ванну для купания ребенка.
К удивлению молодой мамы, она при входе в комнату, увидела колыбель, подвешенную на пружине к притолоке потолка.
-Это еще моя люлька, с гордостью пояснил Юсуп.
Правда рядом с кроватью родителей стояла и деревянная кроватка – качалка, выкрашеная   свежей голубой краской.

0

5

*****
Через три года, повез Шамиль старшего сына в столицу республики. Поступил юноша учиться в техникум проводной связи, учиться на почтового работника. После окончания техникума, ушел служить в армию. Все три года отслужил в войсках связи под Москвой, в Химках. Домой, в Киргизию, не вернулся. В  Москве окончил, к удивлению родителей, институт восточных языков. В итоге всю жизнь прослужил торговым представителем в разных странах. Дома, у родителей, появлялся всего несколько раз. В нечастые его приезды,  Катя могла часами сидеть напротив, подперев голову рукой, и слушать его рассказы.  И им обоим, это напоминало, конец далеких, сороковых годов.
Родителям было понятно, что сын стал другим человеком, отвык от них. Лилю любил; осталась в нем его детская привязанность к ней.  А младшие, которые появились на свет уже во время его отсутствия, были ему чужими.
Шамиль с Катей никогда не познакомятся с женой сына. И только один раз, Юсуп привезет с собой в гости к родителям,  своего единственного сына Руслана.
-Не сдержала я своего обещания, чтобы помочь вырастить твоих детей, вздохнула при последнем визите Юсупа, Катя.
Шел 1972 год. Сын приехал на похороны отца. Больше Катерина с Юсупом не виделись. Он в своей большой, совсем другой жизни не мог выбрать времени, чтобы посетить, как теперь он считал, этот глухой, дикий край. Изредка, приходили от него денежные переводы. Катерина радовалась, не деньгам, а вниманию. По нескольку дней ходила под впечатлением воспоминаний.
Еще через тридцать лет после смерти мужа, в начале нового тысячелетия, уйдет из жизни Катин приемный сын. Только никто не посчитает нужным поставить ее в известность об этом печальном событии. К этому времени, все новости, большие и малые,  мир будет узнавать из всемирной паутины. Так и младшая дочь Катерины, нашла это известие в интернете, на личном сайте сводного брата. Катерина долго сидела  на веранде большого дома, по привычке, в минуты задумчивости, подперев голову рукой. Никто из домочадцев ее не трогал. Знали какое место в ее сердце занимал мальчик, которому она в свое время, старалась быть и мамой,  и сестрой, и доброй соседкой. К вечеру встала из-за стола, поправила на себе одежду, платочек на голове и вышла во двор. Подошла к вольеру с собакой. Что-то ласковое говорила псу. Из жизни, которая становилась все лучше и интереснее, постепенно уходили родные люди.
Нет уже самого родного человечка – Дусеньки; где-то в России похоронили подругу Клавдию. Давным-давно похоронила Шамиля. Именно этот мальчик Юсуп, свел их под одну крышу. Прожила она с этим мужчиной счастливую жизнь. И родила ему, в тяжелые еще, послевоенные  годы, шестерых детей. Как ее мама, Анна Павловна. У мамы было пять сыновей и одна дочь. У нее, единственной дочери Анны, наоборот  -  пять дочерей, и один сын, Олег. И все равно она счастливая, очень счастливая – все ее дети живы и здоровы. Всех выучила. Все устроены в жизни. За  это она благодарна богу.
Вот только старшая дочь овдовела рано. Осиротели внуки. Война… забирает любимых  и в мирное время.
                             *****
Известие об уходе из жизни Юсупа, заставило Катю вспомнить и переворошить все события ее долгой жизни.
Доченьке, Лилечке, исполнилось полтора года, когда на пороге сеней, где она стирала в тазу белье, появился хорошо одетый, представительный мужчина. Катя стояла, опустив руки и боясь шевельнуться. Густая мыльная пена стекала с рук.
-Бра-а-тка, Федор…, едва прошептала она.
-Вот ты где теперь живешь, вместо приветствия произнес гость. (Вскоре, после того, второго возвращения Шамиля с границы, когда он оставил ей сына, она перешла жить в дом к мужу). Свою хибарку вернула фабрике, это было служебное жилье.
У Шамиля, по местным понятиям, были хоромы. Две большие проходные комнаты, отдельно кухня (или место для приготовления еды и приема пищи в холодное время года; и еще была летняя кухня, т.е. небольшая пристройка с отдельным входом. С этой пристройки, три поколения мужчин этой семьи, начинали свою жизнь в этом городке около десяти лет назад. Вот в этой пристройке был «кан», т.е. теплая лежанка, под ней проходил дымоход печи. Такие сооружения есть в домах у  коренных китайцев и по сей день). Большой дом построили Шамиль с отцом.
-И как это прикажешь понимать? Неприятный разговор сестры с братом начался прямо здесь, в сенях. Федор даже не прошел в комнату. Катя под напором брата,  не представляла, что она сделала предосудительного, в чем оказалась виновата, и за что должна перед ним оправдываться.
Из комнаты вышел и стоял на пороге Юсуп. Он услышал громкие голоса и понял, что их Кате грозит неприятность.
-Катя, кто это? Мальчик готов был кинуться на защиту любимой Кати.
- Познакомься, это мой брат Федор. Я тебе о нем много рассказывала. Сейчас принеси мне из колонки воды и разожги огонь. Будем готовить праздничный обед в честь приезда гостя. И, еще, погуляй немного, мне нужно поговорить с братом.
На душе у мальчика стало очень тоскливо. Он чувствовал, что этот гость принес с собой какую-то неприятность их семье. И бегом, не раздумывая, кинулся в погранчасть, где на дежурстве, в наряде был отец.
В это время буря в доме Шамиля только разгоралась. И главной причиной было  замужество сестры. Вернее, ее выбор. Все преступление сестры заключалось в том, что она посмела опозорить семью и связать свою жизнь с нерусским. Федор даже выговорить не мог, вернее даже не пытался запомнить, кем по национальности был его зять.
Когда Шамиль, отпросившить со службы, пришел домой, гроза бушевала вовсю. Федор раздраженно мерил шагами комнату. Катя стояла, оперевшить спиной на дымоход печи и придерживала обеими руками дочь. Девочка не выспалась, проснулась от громких голосов и расплакалась. В другое время,  в другом месте, Катя бы просто дала девочке грудь и та сразу же  успокоилась бы.
                                           *****
На пороге  появился хозяин дома. Невысокий, плотный, крепкого телосложения, он стоял, поставив ноги на ширине плеч, засунув  руки в карманы своей любимой фуфайки. С ней он не расставался ни летом, ни зимой. Граница с Китаем на этом участке проходила выше 3300 метров над уровнем моря, и снег там шел круглый год. Его фуфайка была сшита из хорошей офицерской ткани защитного цвета, (как теперь говорят «цвета хаки»); и больше всего ему нравился  на ней воротник- стойка.
-Я смотрю у нас гости. Давайте будем знакомиться. Катя, собирай на стол. 
Из внутреннего кармана фуфайки вынул и поставил на стол поллитровую бутылку водки. (По тем временам вещь тоже редкая и недешевая).  Помыл руки и забрал из рук жены дочь. Прижал ребенка к себе, положил ее головку на свое плечо, погладил по спинке и, ребенок, почувствовав спокойствие и уверенность отца, затих. Шамиль подошел к сыну, который стоял с испуганными глазенками у окна, похлопал по плечу и сказал:
-Помоги матери. Познакомимся, поужинаем,  и потом будем решать все проблемы. Лады?
(Катя про себя отметила, что так Шамиль ее никогда не называл. И через много лет вспомнит, что муж называл ее только Катей, всегда. В любой ситуации. А она его только – Шамиль. Уменьшительно-ласкательных имен он не признавал; детей тоже называл только полными именами. Только старшую дочь, Лилию, называл  Люлечкой, так ее первый раз, когда ребенка принесли из роддома, назвал Юсуп).
Поужинали, мужчины распили, принесенную хозяином водку.
-Давай, Федор, выкладывай, в чем проблема? Чем мы тебе не угодили?
-Оставим разговор на завтра. Устал с дороги. А после ужина вообще развезло, простите, засыпаю на ходу.
Утром Катя с мужем по привычке поднялись рано. Катя отправила в школу мальчика; кормила завтраком дочь. Шамиль подшивал  к зиме валенки  сына, когда к ним в пристройку, вошел Федор.
-Садись, братка, завтракать. Катя пригласила к столу Федора, передавая дочь на руки отцу. Шамиль прошел к узкой кровати, которая стояла у окна, прилег, свесив ноги в сапогах. Девочку положил себе на грудь. Дочь тянулась к его усам, старалась и пальчики засунуть отцу в рот. Аккуратно покусывал ребенку пальчики. Очевидно, что девочке было щекотно  и она заливисто смеялась. В это утро  только у малышки было чудное настроение. Она хорошо выспалась, позавтракала и ее,  все любили. Только единственный дядя, не оказывал ей внимания.
Кате очень хотелось бы расспросить брата о его жизни на новом месте, о жене, детях. Но тяжелая,  гнетущая атмосфера,  сложившаяся с первых минут появления Федора в доме, не давали Кате этого сделать.
И сейчас, боковым зрением наблюдала, как муж забавляется с ребенком. Отмечала недовольное выражение на лице брата.
Федор прошел к столу, на котором красовалась голубая клеенка. В местном магазинчике, за метр этого чуда, надо было сдать шестьдесят куриных яиц. И Катя с мальчиком насобирали три десятка , а два десятка взяли в долг у соседки, а еще десять штук им дала Дуся.
Федор, левой рукой взялся за свое правое запястье, и приподняв, положил на стол правую, израненную еще в декабре 1941 года,   руку. Рядом положил, здоровую левую; побарабанил пальцами по столу и произнес:
-Ну, что, сестра, собирайся. Здесь я тебя не оставлю. Как только узнал, что ты с не русским сошлась, так сразу и поехал за тобой. Федор угрюмо смотрел в одну точку и собирался что-то сказать еще, когда Шамиль резко встал с кровати. Подошел к Кате и отдал ей дочь. Повернулся лицом к гостю, засунул руки поглубже в карманы своих галифе, и сверкая, огромными черными глазами (и в кого у него такие)?, не выбирая выражений, произнес примерно следующее:
-Почему ты бросил ее совсем девчонкой здесь, одну? Без никого. Как она здесь выживала одна? Ты забрал всю тещину родню с собой, а сестре даже письма не написал. И Дуське-дуре, что всю твою родню в войну на себе тянула, даже спасибо не сказал. А она  тебя так верно ждала, что прошли теперь ее годы.  Теперь появился, блеститель чистоты  крови…Федор про себя отметил, что так построить фразы на родном языке, он сам, не сумеет. Слишком грамотно и по «умному» изъяснялся  неугодный родственник.
Шамиль резко, с раздранением подошел к Кате и забрал у нее с рук Лилю.
- Давай, забирай сестру. А дочь я никому не отдам. Сына один вырастил. А с таким помощником, как он и дочь воспитаю. Враги мне в моем доме не нужны. Уходи!
Катя подошла к мужу, маленькая, худенькая, как подросток. В свои почти двадцать три года, рядом с мужем, она выглядела  испунанной девочкой. Шамиль был на одиннадцать лет старше. Подошла, ухватилась обеими руками за рукав его исподней рубашки, в которой он ходил дома и тихо проговорила:
-А я без дочери, и тебя с Юсупом, никуда, и ниногда не поеду. И еще, Федя, (больше никогда не прозвучало уважительного «братка»), я к твоему сведению не «сошлась» с не русским, а вышла замуж за человека, который меня любит и жалеет. И я его жалею и люблю. И свою семью я никогда не предам, и ни на кого не променяю.   Шамиль позже удивлялся своему порыву.  Очень сдержанный в своих эмоциях, в тот момент он обнял жену за плечи и поцеловал в макушку. Поцеловал на глазах постороннего человека. Именно постороннего, родственником,  после всего случившегося, он Федора не хотел признавать.
-Меня служба ждет. Люди не могут из-за моих проблем сутками быть в части. Подошел к буфету, достал из коробочки деньги, положил перед Федором:
-Это тебе на билет. Такие, как ты,  родственники, нам не нужны. У  нас с Катей, кроме Дуси, никого нет. Но и ты нам не родственник. Надеюсь, что к вечеру уедешь. Попуток (ездили только на попутных машинах, что привозили все виды грузов в этот горный край) в будни идет много…
-Катя, собери ему в дорогу продуктов. Внизу, в буфете, остались консервы с прошлого продпайка; и не прощаясь, на ходу застегивая китель, ушел на службу. Шамиль уже переступил порог сеней, когда  Катя услышала: - «Шовинист хренов». (Катя такого слова не знала и переспрашивать не стала.  Вдруг это нецензурное слово, на родном  языке мужа.)
И еще ей стало стыдно. Вслух Шамиль не сказал, и не упрекнул ее с сыном, что остались консервы, которые предназначались для Евдокии. Просто ни она, ни Юсуп, не удосужились больше недели отнести  их Дусе; а сама Дуся,  ни разу не зашла к ним. Так три банки консервов и остались лежать в бумажном пакете на нижней полке буфета.
                                                         *****
Катя после ухода мужа не находила себе места. Она никогда не знала, когда и во сколько вернется  со службы Шамиль. Старалась, чтобы  в любое время, когда бы не вернулся муж,у нее всегда был готов  горячий  обед. С рождением дочери она стала домохозяйкой. Занималась только домом и детьми. Это во всех отношениях устраивало мужа.
Сейчас не могла дождаться прихода Юсупа из школы, и до помутнения в глазах, ждала со службы мужа. Ей было неуютно оставаться наедине с братом. Отметила про себя, что уходить Федор не собирается. На скорую руку собрала дочь, и сказала брату:
-Я сейчас вернусь, мне надо сходить к соседке, и чуть не бегом отправилась к Дусе. Скоро начнется обеденный перерыв, та должна придти домой.
Дуся и Лилечка, с нескрываемым удовольствием протянули друг к другу руки.
- Кать, я так последнее время устаю на работе, что не хватает сил забежать к вам. Даже малышку некогда потютюкать.
Дуся промолчала о том, что с каждым разом,  ей становится все труднее бывать у Кати с Шамилем. Старалась, именно старалась,  радоваться счастью близких людей. В силу своей душевной организации, она всем желала только добра, готова была отдать последнюю юбку и последний кусок хлеба. После рождения Лили, Дуся много помогала Кате с воспитанием малышки. И так привязалась к ребенку, что приходя в свой одинокий, пустой дом, готова была выть от одиночества.  Готова была на все, только бы не выпускать из рук это чудо природы.И осознав эту привязанность к девочке, стала как можно реже появляться у друзей.
Не обращая внимания на настроение Катерины, Дуся достала с полочки куклу. На мгновение даже Катя забыла о том, с чем пришла. Улыбалась, и рассматривала куклу. Игрушка была небольшая, сшита из ткани розового цвета; набита была, очевидно, опилками. Голова куклы была из прессованных опилок, но очень аккуратно раскрашена. На голове куклы был чепчик, одета куколка была в платьице с мелкими цветочками.
- Дуся, где ты раздобыл это чудо? Женщины радовались игрушке больше ребенка.
-Хотела припрятать до Лилькиного дня рождения. Как только увидела нашу лапочку, так и захотелось ее порадовать. А может быть и себя…
Евдокия обратила внимание на  расстроенную Катерину.
-Что случилось? Катька, не молчи. Я тебя знаю… Рассказывай!
И Катя подробно, чуть ли не по минутам, рассказала Дусе о приезде Федора и его позиции, по отношению к ее замужеству.
-Я поняла тебя так: его беспокоит только то, что Шамиль не русский? Так? Да, что же с ним такое случилось? Катя, точно Федора не устраивает только национальность Шамиля?
-Куда точнее. Я сказала, что без детей и Шамиля,  никогда, никуда не поеду. Мы не  принесли тебе  консервы, прости. Так Шамиль, сказал, чтобы я их отдала Федьке в дорогу; отдал все деньги, которые у нас были.
-Где сейчас Федор? Спокойным голосом спросила Дуся.
- Когда я уходила, сидел один в летней кухне.
-Тогда пошли!
-Зачем, Дуня? И ты хочешь его видеть?
Дуся взяла свою любимицу на руки, и только когда подошли к калитке,  вернула  ребенка  матери и  уверенно прошла в летнюю кухню. Кате сказала:
-А ты пока не ходи. Дай я с ним поговорю одна.
Катя с полчаса сидела на крылечке дома. Вернулся  из школы Юсуп, присел рядом. Но ничего не говорил.Через некоторое время спросил:
-Где папа? А куклу где взяли?
- Дуся подарила. Сейчас Дуня разговаривает с Федором.Отец на службе.
  После разговора с Федором,   Евдокия вышла взбудораженная.  Наклонилась, поцеловала в щечку Лильку и сказала:
-Больше он не станет оскорблять ни тебя, ни Шамиля. Живите спокойно. Потрепала по голове Юсупа,  и быстро пошла по направлению к фабрике.
О чем говорили Дуся с Федором,  Катя так и не спросила подругу. Хрупкий мир в отношениях родственников, был вроде бы, установлен.
Федор в этот день не уехал. Вечером дождался Шамиля, теперь уже на стол бутылку с водкой выставил Федор. Катя уложила детей и сама ушла в комнату. На душе было неспокойно,  Катя спать не ложилась, а достала вязание. Давно не прикасаясь к нему. Вязать накидку на подушки, начинала еще до рождения дочери.
Когда  муж, немного захмелевший, ложился спать, Катя поняла , что конфликт между ним и братом, исчерпан. Еще неделю,  Федор прогостил в семье сестры. За эту неделю что-то поправил на родительских могилах. И уехал, успокоившись сам, и оставив в покое родных. После этого стали изредка писать друг другу письма. А в шестидесятые годы,  Федор практически ежегодно приезжал к ним в гости.
                                     *****
В конце января, в самые морозы, когда сыну Катерины исполнилось полтора месяца, дома появился Шамиль. Всегда сдержанный, немногословный спокойный мужчина,  был не на шутку взволнован. За пазухой, под своей любимой фуфайкой, прятал какой-то сверток. Катя решила, что прячет он за пазухой щенка или котенка. Вроде бы услышала какой-то писк.
Шамиль положил на кровать… ребенка. Маленького, маленького. Новорожденного. Кате показалось, что даже ее Лилька, была крупнее.
-Катя, его надо накормить. В санчасти его кормили из пипетки, давали по нескольку капель разведенного коровьего молока. Фельдшер сказал, что это почти убийство. Он недоношенный  и Дуся оставила его.
-Какая Дуся?  С полным непониманием  во в взгляде, и голосе спросила Катя.
- У тебя много знакомых Дусь?, почти с нескрываемым раздражением и злостью ответил ей муж.
-Как Дуся? Родила Дуся? Ты ничего не путаешь? Дуся родила и оставила ребенка? Что ты придумал?
Катя сама не успевала за своими вопросами. Родила Дуся?  У нее это в голове не укладывалось. Беременной Дусю Катерина не помнила. Как это так? Катя развернула ребенка, ребенок был маленьким. Кожица у него была  сморщенная, красная. Ребеночек был голенький, только завернут в пеленки, которыми служили порванные на четыре части простыни. Ему двое суток, сказал  Кате муж.
- Кать, Серега, фельдшер сказал, что грудь он не возьмет. Кормить надо будет очень часто, по нескольку капель. И еще, медики сказали, его надо держать в тепле. Они его обкладывали бутылками с горячей водой. Катя, ты разбирайся здесь, а я пойду к Дуське!
Катерина надела на ребеночка распашонки дочери, которые она сшила  когда-то из носовых платков.
Сцедила немного молока, начала кормить ребенка. Он был так мал, что даже Катерина боялась к нему прикоснуться. Капельками капала молоко в ротик, и постепенно он начал пошире, как птенчик клювик, открывать рот. Наполнила  две, имеющиеся грелки горячей водой, положила ребенка в люльку и обложила его ватой и грелками. Любопытная, ни на минуту не замолкающая, подросшая дочь, не отходила от мамы ни не шаг.
-У нас теперь два ребенка? Папа еще одного принес? Он его где взял? Хотела бы  Катя сама знать ответ на этот вопрос.
Полтора месяца назад Катя родила второго ребенка. Мальчик родился крепеньким, гораздо крупнее дочери. Сразу взял грудь. Заметно набирал вес, рос спокойным. По ночам, если  просыпался, мать меняла ему подгузники, давала грудь,  и ребенок спокойно засыпал дальше.
Катя возилась с чужим, якобы Дусиным ребенком,  и вспоминала. И поведение подруги в последнее время,  показалось ей странным. В больнице было холодно, и через несколько суток муж забрал Катю  домой. Дуся всего один раз навестила ее в больнице, принесла  Катерине передачу.  Катя видела Евдокию  только в окно. На Дусе был одет белый офицерский полушубок, который еще года два назад подарил Шамиль. Потом сославшись на простуду, ни разу не зашла к ней, Катерине. И первый раз, за много-много лет, Катя встречала Новый, 1956 год, одна, без Евдокии. Вернее, не одна, со своими двоими малышами.
Ребус с Дусиной беременностью и рождением малыша, Катя разгадать никак не могла. «Ну, не может такого быть», единственная мысль, которая билась в голове Катерины.  И что такого должно было случиться, что Дуня не поделилась с ней, Катей. Вот тут-то и захлестнула Катерину обида.
Юсуп уже больше года жил в столице республики. Приезжал домой только два раза в год. Недавно проводили, приезжал на зимние каникулы. Не расставался с сестренкой, а к новорожденному малышу только подошел, посмотрел, и даже на руки не взял. Сказал:
-Катя, пусть он лежит в люльке. Я его боюсь.
-Юсуп, Лильку, ты же и нянчил, и пеленал. Купать помогал. А Олег больше Лильки родился.
–Лильку не боялся, а этого боюсь.
Юсуп был в гостях у Дуси накануне отъезда.  Но Кате ничего о ней не рассказывал. Как всегда,  любящая, заботливая Дуся,  напоила мальчишку  чаем, дала на дорогу денег.
И в городке, где все знают друг друга, никто, никогда, ничего не говорил о Дусиной беременности. «Этого просто не может быть; быть не может. Вот не может, и все». Как птица в силках, билась  в  голове у Кати единственная мысль .

0

6

*****
Оставив, на попечение Кати ребенка, быстрым шагом, почти бегом направился к домику Евдокии. Все случилось сегодня рано  утром, когда Шамиль пошел с обычным обходом в санчасть. Фельдшер сидел у печурки и протянув руки к огню, пытался согреться. Перед ним, на припечке, стояла большая алюминиевая солдатская кружка с горячим чаем.
-Сергей, ты где так замерз?, спросил с порога Шамиль.
-Бегал в амбулаторию. (Это было гражданское медучреждение, минутах  в десяти ходьбы быстрым шагом от санчасти погранотряда). И если, честно, бегал в самоволку. Два дня назад приняли с местной  акушеркой роды. Врача не было. Был где-то на чабанкой стоянке, тоже на родах. Позвали меня. Акушерка одна не справлялась.  Женщина родила очень недоношеного ребенка и отказалась от него. Сегодня акушерка позвала, чтобы решить, что делать с роженицей. Кормить ребенка она наотрез отказалась. Ни разу за два дня,  даже не попыталась посмотреть на ребенка. Хочет оставить ребенка  и уйти домой. Чем кормить новорожденного, никак не можем придумать. Давали по несколько капель разведенного коровьего молока. Это равносильно убийству. Нужна кормящая женщина, которая согласилась бы кормить этого ребенка.
И вдруг, с подозрительным интересом посмотрел на Шамиля, и сказал:
-А вы, командир, не знаете, кто роженица?
-Нет, не знаю. У меня полтора месяца назад своя была, засмеялся Шамиль.
А старшина продолжил: - «Так это  родственница вашей жены, Дуся».
-Старшина, ты ничего не путаешь? Удивлению Шамиля не было предела.
-Нет, конечно. Я же всех русских, которые живут здесь, знаю. А ваша Дуся, по всей видимости, хотела скинуть ребенка. Молчит, конечно, ни в чем не сознается. В последний момент испугалась и пришла в амбулаторию. Акушерка отправила санитарку за мной, вот мы почти шесть часов еще возились с роженицей. Мальчик сильно недоношенный, но живой. И жить будет, маленький, но здоровенький.
И Шамиль, только отметившись у старшего по наряду, отправился в городскую амбулаторию, которая располагалась в одноэтажном, добротном, построенном из вековых дубов, большом по площади здании. Кругом был парк с вековыми дубами, пирамидальными тополями, кленами, широколистными вязами, (на местном наречии – карагачами). Шамиль знал, что до революции, это здание принадлежало местному купцу.  С западного входа располагалась поликлиника. С центрального – был вход в женскую консультацию и родильное отделение. Шамиль напрямую отправился в родильное отделение. На его стук, появилась санитарка, тетя Аня Девяткина.
Она предупреждая, вопрос посетителя, сказала:
-Шамиль, а Дуся ушла. Ребеночка оставила. Дамира (акушерка, принимавшая роды) тоже пошла домой. Почти трое суток просидела с Дусей. Вот теперь я смотрю за ребеночком. А ты зачем пришел?
-За ребенком и пришел. А кормить его будет моя жена, если у Дуси не будет молока.
Санитарка тетя Аня завернула ребенка и подала Шамилю. Улыбалась и говорила мужчине:
-Вот и хорошо, что все уладили. Я сразу Дуське говорила, - «Иди к Кате», все будет нормально». Пожилая женщина помогла спрятать ребенка за пазухой мужчины, чтобы не заморозить новорожденного.
Сейчас Шамиль подходил к дому Евдокии. Дверь оказалась не запертой. Прошел в комнату, громко постучал в косяк двери. В доме было нетоплено. Женщина лежала на кровати одетая, накрывшись только офицерским полушубком и закутав голову большим шерстяным клетчатым  платком. Лежала, отвернувшись к стене.  На стук, даже не шелохнулась. По стуку точно знала, кто пришел. Так громко, бесцеремонно мог стучаться только Шамиль. Мужчина, никогда не терялся ни в какой ситуации. Теперь получилось так, что он не знал, как в данной ситуации поступить. И вдруг, тихо, с просящими нотками в голосе произнес:
-Дусенька, повернись. Надо поговорить.
- О чем говорить? О чем говорить? Весь город будет говорить обо мне. Будут говорить и перемывать мне кости, как я без мужа нагуляла дитенка. Дуся говорила, не меняя позы,  не поворачивая головы. Шамиль, простите меня. Теперь из-за меня и вам на улицу не выйти. Все будут тыкать в  вас пальцами и обсуждать.
-Вот если мы все оставим, так,  как ты задумала, то нам не только на улицу не выйти, нам глаз на людей не поднять. И себя за людей можно перестать считать.  У тебя, что никого нет? Ты почему нам ничего не говорила? Или ты девочка пятнадцатилетняя? Дуська, ты что удумала-то?
-Шамиль, стыд-то какой! Жизнь прожила и на старости лет нагуляла! Шамиль, родной, я жить не хочу и не могу! Дуся все глубже пыталась спрятаться под полушубком.
-Дуся, я ушел из части. У меня совсем нет времени. Всегда считаю тебя очень умной женщиной. Даже побаиваюсь. А ты, оказывается, круглая дура. Тебе, в наше время, Бог ребенка дал. Только вслушайся, Бог дал. И кто тебя посмеет осудить? Это счастье дано далеко не всем. Шамиль присел на край кровати и потихоньку, как маленькую пытался гладить женщину по голове.
-Давай, вставай. Осудить тебя никто и никогда не осудит. Кто виноват, что твоих женихов, как говорил мой покойный отец, забрала война. Потеплее одевайся и пошли. Кате одной с троими малышами не справиться. До Евдокии начал доходить смысл сказанного Шамилем. Но ничего не переспросила, у нее от всего пережитого, просто не осталось сил.
Шамиль помог  Евдокии одеться; подал с печки валенки. Не давал Дусе резко встать. Присел, помог обуться; взял ключи от дома и, поддерживая за талию, повел ее к себе домой. По пути, до самого дома, к обоюдному удовольствию,  никого из знакомых не встретили.
Ни слова не дал сказать ни жене, ни Евдокии. Сегодня этот молчун ораторствовал сам.
-Так, Дуся, не нужен тебе сын – пиши сразу же отказную. Мы Олега еще не регистрировали, у меня все времени нет, а Кате от детей не вырваться. Пишешь отказную, и я его сразу регистрирую, как сына. Будут двойняшки. Где двое, там и третий не лишний. Все, я побежал. Приду после отбоя. Прозвучало это так: все обсудили и  Я решил.
За все пять лет жизни с мужем, Катя впервые услышала, как может он нецензурно выражаться. Повторить сие  было невозможно, настолько это было витиевато. Возможно, мужчине стало легче.
Оставшись вдвоем, женщины кинулись в объятия друг другу и разрыдалась. Не произнесли ни слова, только рыдали. В голос, глядя на них, заревела  Лилька.
Катерина уложила Дусю на постель Юнуса. Прямо у кровати, на табурет поставила обед. Не разрешила ей вставать. И на кормление принесла малышей в Дусин закуток.
-Смотри, Дуня, какой красавец! После этих слов Катерины, у нее внутри все освободилось. И Дуся дала волю слезам. Сидя на кровати и согнувшись в три погибели, почти уткнувшись в колени лицом, Евдокия плакала. Сколько было боли  в этих слезах. Было все: прошедшая юность; война, отнявшая и молодость, и любовь; счастье и надежду на счастье. Катя Дусю  не стала успокаивать, решила, что пусть поплачет. Через несколько минут, Катя  тронула Дусю за плечо. Дуся выпрямилась и подняла глаза на Катерину. Катя очень осторожно положила на руки подруге ребеночка. Заплакал в это время Олег. И Катя с ним вышла в другую комнату, оставив мать с сыном один на один. Катерина  не торопилась к Дусе, решив, что наедине с ребенком, у Дуси быстрее и сильнее проснется материнский инстинкт. Теперь Евдокия , не отрываясь смотрела  на  самое дорогое, что у нее есть. И сердцем поняла, что никогда не расстанется с тем, кто находится в дорогом свертке;  и из рук не выпустит. 
Назвали мальчонку Валеркой, Валерием. Именем, которое  в этих местах было крайне редким, непривычным.
Отчество дали Сергеевич; производное от имени  фельдшера-старшины, принимавшего роды у Евдокии.  Его немного позже пригласят и в крестные.
Пушкарев – фамилию новый человек получил от матери. А она от своих предков, скорее всего оружейников.
В метрике, в графе «отец», стоял прочерк.
Евдокия с Катей, как и много лет назад, стали жить под одной крышей.
                              *****
От  всего пережитого, а возможно и просто из-за  особенностей организма, молока у Дуси не было. Вся семья, старалась подсунуть Кате, «как производителю детского питания», кусочки повкуснее и посытнее. И обе женщины, и Шамиль, удивлялись парадоксу природы: у крупной, с пышными формами Евдокии, молока почти не было. Всем скопом, испробовали все народные советы,  чтобы усилить лактацию у Евдокии. Через месяц пропали и все надежды, что она сможет кормить сына. Наоборот, маленькая, щупленькая, худенькая Катерина кормила двоих, и молока хватало.Через месяц – полтора, Евдокия окрепла, набралась сил. И уже ради благополучия сынули, старалась как можно больше работы по дому и хозяйству взять  на себя. Только бы у мама-кормилица не уставала и у нее не пропало молоко.
Отдыхать долго Евдокии никто  позволить не мог. Со всеми больничными, декретными и не отгулянными отпусками, набролось у нее в общей сложности 90 дней. Вернулась Дуся на работу другим человеком. И забыла,что еще три месяца назад, боялась выйти на улицу и встретить знакомых.
У Кати тоже была своя версия.
-Дуська, ну почему ты себя чувствуешь  преступницей? Ты подвиг,  один подвиг совершила, родила. Теперь надо совершить второй – вырастить Валерку. И не бойся, вырастим. И с  любовью и надеждой смотрела на своих деток. 
Каждые три часа Дуня минут на двадцать забегала к Катерине. Ей полагались дополнительные перерывы на кормление сына. Поиграв, полюбовавшись на ребенка, бежала назад. Эти несколько часов разлуки, переносила с трудом.
Трезвыми глазами видела, какими симпатяшками растут дети подруги. Это отмечали все знакомые и друзья Шамиля с Катериной. Но своему Валерке, Евдокия  равных не находила. Дуся, как и все родители, считала своего рыженького, веснушчатого Валерика, верхом совершенства.
Взрослые умилялись  Лилькой, общение с девочкой приносило удовольствие. Порой было комично слушать рассуждения ребенка, на самые разные темы . Однажды все же отец заинтересовался,  получив от этой крохи исчерпывающую информацию про двойню: чем отличаются однояйцевые близнецы от разнояйцевых. (Он сам, если признаться, и слов-то таких не  знал). Кажется, так звучала тема, которую озвучивала ему дочь. Посадил  дочь себе на колени и спросил:
-От кого ты это слышала? Кто рассказал?
-По «радиво» рассказывали,  когда ты был на работе., уточнила Лилька источник  и время информации.
-А что еще по радио рассказывали? И ребенок пересказал новости, сцены из спектакля, назвала имена тех, кому исполнялись произведения из «концерта по заявкам».   
Вечером, за ужином, когда дети, а главное Лилька спала, Шамиль сказал женщинам:
-При Лильке, ни одного серьезного слова. Все решайте и обсуждайте только в ее отсутствие. С этими близнецами, я бы не разобрался. У нее же в голове все разложилось по полочкам. Дочь нас всех может в такую неприятную ситуацию поставить, что не отмоешься. И будет совсем не смешно.
Лилю никак не хотели брать в школу. Шестилетки в  школе, в те времена, это был нонсенс.  Старая учительница, Полина Захаровна Мухина, взяла ее в свой класс на свой страх и риск. Директор только махнул рукой.
-Если, что, перед комиссией будете оправдываться самостоятельно, без меня.
Для Лилии и школа, и учительница были чем-то святым. И почти лет до десяти, бредила профессией учителя. Когда все хотели стать артистками, она захотела стать геологом. Ну… или журналистом.
                                       *****
Наконец-то, все члены семьи, согласились, что трехлетнего  мальчугана можно отдавать в детский сад. Решение пришло на прошлой неделе. Вечером, когда ушло солнце за горизонт,  и наступила долгожданная прохлада, Катя появилась на крыльце дома. Шамиль сидел над сапожной лапой, и как истинный сапожник, подшивал детские валенки к зиме. Дуся с  малышами сидела на растеленом на траве  ватном одеяле,  и развлекала их кубиками. Главная звезда, Лилька, «хлесталась» по выражению отца, по соседям. Катя вышла тяжело, аккуратно присела на ступеньку крыльца, сложила руки на уже большом животе и тихонько произнесла:
-Лучше бы я работала. Целыми днями, кручусь, как белка в колесе и сделанного не видно. Почему я так уставать- то стала?
Вид у нее действительно был изможденным. Шамиль понимал, откуда эта усталость. Почти полтора года кормила грудью мальчишек. И надобности уже особой не было. Муж как-то настаивал, чтобы она заканчивала это сомнительное удовольствие. Но где бы она ни присела, как эти два бычка, бежали  наперегонки и лезли к ней за пазуху. Дуся, осознавала, что ее эгоизм здесь стоит на первом месте. Ревновала сына к Кате, но в душе только радовалась, что ребенок все еще получает материнское,  т.е. Катино молоко. Только – только,  Катерина отучила мальчишек сосать грудь, как тут-же наступила следующая беременность. Вот и причина ее усталости, порой и раздражительности. В этот вечер и решили, что рыженький пойдет в детский сад.
Что творилось на сердце матери - не описать. С трудом Евдокия оставляла сына на целый день Катерине. Катерине, которой доверяла больше, чем себе. А теперь надо вести свое сокровище к чужим теткам, которых сынуля не знает. К теткам, которые не знают его привычек и желаний. Несколько дней, пока оформляла бумаги, не могла ни есть, ни спать.
                                                          *****
С ужасом вспоминает Евдокия те дни, когда умирала от стыда   и страха перед мнением чужих людей о ее беременности. Об этом, как она считает, своем позоре, она даже не обмолвилась самым близким людям.  Живота было незаметно долго, месяцев до пяти. Все пряталось в ее полной, грузноватой, для ее возраста фигуре.  Еще пыталась утягивать живот, но  ощущала дискомфорт. И ребеночка все же было жаль. Еще тогда решила, что оставит ребенка. Поедет, родит в другом городе и будет молить бога, чтобы нашлись ему хорошие родители. Потом настали холода. И спряталась Евдокия в офицерский полушубок.Последнее, что сделала она, это даже не глупость почти сорокалетней бабы, а преступление против не рожденного ребенка, и против себя.
Когда-то слышала от женщин на фабрике об изуверском способе прервать беременность. И решила испробовать .
Нагрела  ведро воды. И села на него париться. Попутно напилась каких-то отваров, которые советовали бабы. И ей стало так плохо, что она испугалась всерьез, постучала соседке в окно и та помогла ей дойти до амбулатории. Самое интересное, что соседка не сходила, и ничего не сказала Кате. Сдержала, как оказалось, данное слово молчать.
Акушерка Дамира, которую знали все женщины городка, была на месте. Вообще все женщины, без крайней надобности, старались к врачу не обращаться. Шли к ней, к Дамире. Дамира все поняла без слов. Ей на своем веку приходилось видеть всякое. Бегом отправила тетю Аню за военным фельдшером. Побоялась, что не сумеет одна справиться, не могла остановить кровотечение.
Еще почти шесть часов возились Сергей,  молодой солдат-срочник, и акушерка с ней. Но, главное, спасли и ее, и ребенка.
Дамира приняла ребенка.  Дусю  поручила  Сергею, а сама занялась ребенком,который никак не хотел кричать. Дуся слышала, как Дамира  на своем языке просила, умоляла ребеночка закричать и уже в отчаянии, хлопала его по почти не существующей попке. Ребенок не заплакал, а потихоньку запищал.
-Жить будет, с удовлетворением произнес Сергей, а сам все продолжал мять Дусе живот. Было очень больно.
Дамира пыталась обтереть ребенка растительным маслом, которое хорошо прокалила  дома. Разорвала на несколько частей простынь и завернула ребенка. Примерно, через полчаса, когда отошел послед, Дамира с Сергеем о чем-то посовещались на странной смеси русского и  киргизского языков с примесью медицинских терминов. И акушерка сказала своему молодому коллеге:
-Положи ей на живот лед, и пойдем, сынок, чаю попьем. Мы сегодня заслужили.  И надо ее родным сообщить.
Евдокия собрала все силы  и   попросила:
-Ничего им не говорите. Я не заберу ребенка. Я скоро, чуть-чуть полежу, и уйду домой. Дуся все это сказала Дамире по - киргизски; Сергей ничего из этого не понял и вопросительно смотрел на роженицу.
Когда Дамира, растолковала это на смеси всех им обоим  знакомых  языков, он подошел к столу, на котором еще лежала Дуся  и спросил:
-А вы хорошо подумали? Я проработал немного, но уже сталкивался с такими случаями. В горячке откажутся, а через неделю, в ногах валяются, умоляют  найти и вернуть ребенка. Но, увы…Уже поздно. Ребеночка такого возраста усынавляют быстро. И к сожалению, или к счастью, Закон обратной силы не имеет…
Евдокия закрыла глаза. Прижимала грелку со льдом к животу, отвернулась лицом к стене. Делала вид, что не слушает, о чем ей говорит Сергей.
В голове мутилось от перенесенной боли; душевных страданий; о предстоящих моральных кошмарах; нежелании никого видеть; и ничего слышать.
                                           *****
Из того, что было дальше, она помнит очень смутно. Не могла вспомнить, как она оказалась дома. Построила вокруг себя какую-то незримую светозвуконепроницаемую стену. Отгородилась  от всего, что ей говорили медики. На ребенка так и не глянула. С трудом ушла домой.
И  только неожиданный стук в дверь, громкий, требовательный, привел ее в чувство. Так, по хозяйки, стучать мог только муж Кати. После его появления, было ощущение, что она окончательно потеряла ощущение реальности. Ясно помнит следующее:
-Одевайся потеплее, пошли. Кате одной с троими  ребятишки не управиться.
-Шамиль, мне почти сорок лет. Какой стыд и позор. Нагуляла… Как людям в глаза смотреть?
Шамиль говорил ей о чем-то,  не замолкая; успокаивал, уговаривал. Все это было так непохоже на повседневное поведение этого мужчины: неразговорчивого, строгого, очень сдержанного в проявлениях своих чувств и эмоций.
Помнит еще,  как он ей сказал в ответ на ее стенания:
-Дуся, мне тоже почти сорок лет. И я радуюсь, что у меня рождаются дети. Я счастлив. И ты  будешь не одна. У тебя есть сын! Понимаешь, сын. У нас с Катей внуки скоро будут. И не усмеешь оглянуться, как бабушкой станешь.
И уже у себя  дома, Шамиль сказал тоном, не допускающим возражений, что в случае ее отказа от ребенка, они с Катей усыновят ее сына. Все изменилось в тот момент, когда Катя подала и положила на руки ей, Дусе, ее ребеночка. Сердцу в груди стало тесно-тесно, дыханье остановилось. Евдокия перестала жить и существовать для себя, с этого момента и жить, и существовать она будет только ради  вот этого чуда! В этот момент,  ее сын превратился в ЕЕ сына и перестал быть безымянным. Сердцем поняла, что будут звать мальчика, как его отца, которого ни она, ни сын, никогда в жизни не встретят  - Валерием.
Дуся, Дуся, ты не можешь оторвать от себя своего сынулю на несколько часов и отправить в детский сад, а как ты будешь отправлять его служить в армию???

0

7

*****
Проходили не дни, годы. Вроде бы менялась вся жизнь, а может быть, не менялось ничего. Евдокия понимала, что не только малознакомые люди принимают их с Катериной за родственниц, они давно таковыми считают себя сами.
Подрастали мальчишки, росли как братья-близнецы. Валерка к двум годам догнал сверстников. А к семи годам, когда мальчишки пошли в школу, от заморыша, которого выкармливали из пипетки, с красной , сморщенной кожицей, обогревали грелками с горячей водой; который не плакал, а только  очень редко тихонько попискивал  - не осталось и следа.
Вот в эти годы и начался ужас в жизни Евдокии. Она начала «по-черному», ревновать сына к семье друзей. Ревновать ко всем членам Катиной семьи, вплоть до очередной новорожденой дочери Катерины. Там, у Гусаровых, был его дом. Там была мам-Кать, там был папка, брат и сестры. Дусю, называл  «мама», но чаще сбивался и говорил «Дуня»; так как ее называли Шамиль с Катей. Однажды эта ситуация вылилась  в  Дусиной истерике:
-Это он и Бог меня наказывают за то, что я хотела его оставить. Хотела бросить. И рыдания, слезы текут рекой, причитания не прекращаются. За многие годы, Катя всего несколько раз видела плачущую подругу. И никогда не лезла в душу, и не пыталась успокаивать. Нужно  временами человеку выплакаться, излить горечь, накопившуюся в душе. Потом будет легче. Так Катя и старалась поступать. На этот раз попыталась урезонить Евдокию.
-Дунь, меня с Шамилем,  Валерка зовет мамой и папой, потому, что по- другому его никто не учил называть. Вырос вместе с нашими детьми и как прикажешь ему нас называть? Ты его мать, и я ею ему никогда не буду. Пройдет еще несколько лет, и не заставишь ты его  меня называть матерью. Вот увидишь!  Когда спрашиваешь у него фамилию, что он отвечает?
Дуня продолжала рыдать еще отчаяннее. Катя понимала, что это не только слезы ревности, это еще и слезы  боли за вечное Дусино одиночество.Катя всегда старалась вопрос Дуниного одиночества не задевать ни при каких  обстоятельствах. Подсознательно Катя понимала, как той непросто постоянно наблюдать за семейным благополучием Гусаровых. И Дуся была благодарна друзьям . Особенно Кате, за ее тонкую, мягкую душу. 
Евдокия, осознавала, что помощь Гусаровых в воспитании Валерика огромна. Катя, со дня рождения старшей дочери, никогда не работала. Вместе с Катиными детьми был всегда под присмотром и ее Валерик.Всегда накормлен; присмотрен; в школу пошел в один класс с Олегом. В новом учебном году первоклассиков набирала старая подруга  Катерины,  Клавдия Александровна.  Катя желала отдать Олега в ее класс. Решение отца прямо противоположное: пойдут в класс Полины Захаровны Мухиной, которая весной выпустила свой четвертый класс и набирает новый.  В ее классе царствует  железная дисциплина и  армейский порядок, что просто необходимо их пацанам. Олег,  как и старшая сестра Лиля, имел хорошие способности и тягу к учению. При этом был спокойным, рассудительным  мальчиком. Валерка был живчиком, способным, стоя на месте, просверлить в полу дырку. И особой тяги к учению не проявлял.
Лет с пяти-шести, мальчишки пропадали, как и большинство детей сотрудников, в части. Практически, все сослуживцы, абсолютно спокойно относились к такой картинке: когда за смуглым, черноволосым  мужчиной, с воплями «папа» бежала стайка ребятишек. Были они чем-то похожи на отца:  смуглые, темноволосые, темноглазые. И выделялся среди них совершенно белокожий, с курчавыми рыжими волосами, весь покрытый веснушками, мальчуган. Звал мужчину папой, и не только звал; было понятно из отношений, что это  его сын. Незнакомых, новых людей,  эта картинка сбивала с толку. Шамиль никогда в объяснения не пускался.
-Дети мои,  вот и весь сказ.
Все вопросы и проблемы с детьми приходилось решать Катерине. Шамиль не пропадал на границе неделями и месяцами, как в годы войны. Но и дома бывал не часто. Да и не было у них с детьми никаких проблем. Учились дети Гусаровых играючи. Наличие в дневнике оценки «4» было неприятностью для родителей. У Валерки Пушкарева, «четверки» тоже были редкостью. Но наоборот, его четверки разбавляли массу троек. В конце-концов,  к этому привыкли все. Только Катерине приходилось сидеть с Валеркой за приготовленим уроков ежедневно не по одному часу. Валерка готов был сделать что угодно, лишь бы закончить эту тягомотину.
-Мам-Кать, воды надо? А уголь занести?
-Нет, солнце мое, ничего не нужно. Нужно решить задачу и выучить стихотворение!
-Фашисты, мам-Кать, так над людьми не издевались, как ты издеваешься. Альку отпустила на стадион, а я задачки решай. Канючил мальчишка.
-Будешь как Алька, сам, без моей помощи  решать задачки, никто над тобой издеваться не будет. И я не издеваюсь над тобой, а учу уму-разуму!
И вот однажды Валерка выдал на гора:
-Если, Алька, ( т.е.Олег), тебе родной –его отпустила на каток, а я тебе не родной – так должен стихи учить и воду приносить! Катерина этим заявлением была ошарашена.
-Воду я могу  и сама принести. Мне не трудно. Учиться тебе надо. Останешься неучем. Мне война не дала доучиться. А наш Юсуп хорошо учился, так теперь в столице учится. И будет инженером. А тебя с тройками никуда не возьмут.
-А воду тебе вредно носить, ты постоянно беременная…
После подобных разговоров с воспитанником, Катя не знала, как с ним общаться дальше. Начала решительный разговор с матерью Валерия и с Шамилем.
Катя с мужем прекрасно понимали, что любовь Дуси к сыну слепа. Единственное, что сказал Шамиль Евдокии:
-Дуся, в мое воспитание не лезьте ни ты, ни Катя. Мальчишкам нужна мужская рука. Плохому не научу. И в класс,  к Клавдии не пущу. Для них она скорее член семьи. А учитель должен быть в их глазах УЧИТЕЛЕМ! И на мой взгляд, они ее должны не только уважать, но и побаиваться. Запомните, бабоньки, мои слова. Парни должны мужиками вырасти, а не кисейными барышнями из  Смольного  института благородных девиц.
Через много лет, Евдокия будет премного благодарна друзьям за это участие в воспитании и обучении сына.
                                        *****
Если между собой Катя и Шамиль, еще при рождении Валерки, поговорили о возможной кандидатуре отца мальчишки, то с годами  этот вопрос вообще забылся. И если Евдокия никогда, ничего не рассказала Катерине, то последняя даже из простого любопытства никогда об этом не спросила.
Уже давно сама Евдокия пытается  воспоминания о том приключении спрятать в самые дальние закоулки своей памяти…
…Поехала депутат горсовета, член КПСС, передовик производства  Евдокия Пушкарева, делегатом на ежегодную Республиканскую Выставку Достижений Народного Хозяйства.  Победители этой выставки должны получить путевку на ВДНХ в столицу СССР.
Прошел насыщенный день. Вернулись в гостиницу. Перед этим все посетили ресторан.Чудная национальная кухня, прекрасные вина всех винсовхозов республики. Представлена была в ресторанах продукция республиканского ликеро-водочного завода; Шампанвинкомбинат представлял «Советское шампанское», которое поставлялись в первую очередь в столицу, г. Москву. Состояние эйфории не покидало Евдокию. Она не помнила, когда у нее было такое приподнятое настроение.
На стук в дверь, не хотелось ни оборачиваться, ни отвечать. Вошел юный, лет двадцати парнишка. Занес охапку березовых дров.
-Вы одна в этой группе женщина. Сказали, что если пожелаете, Вам затопить контрамарку.
-Что затопить?, не поняла Евдокия.
-Вот эту большую печь, ответил юноша. Это днем жарко, а ночи в горах холодные.
-Затапливай, хоть у печки погреюсь, раз некому меня согреть. И Дуня покраснела как помидорина за свою неудачную шутку. Как себя Дуня  ненавидела  за эту способность краснеть, по поводу и без повода.При этом краснеет от макушки до пяток.
Дуня продолжала сидеть на веранде, а парнишка возился с печью. Дуся последние годы видела только печи,  у которых есть чугунная плита. И назначение таких печей универсальное  - и помещение обогревает, и воду на ней греют, и пищу готовят. Имеются у таких печей встроенная в дымоход духовка. Ее назначение и так понятно; а протопив такую печь – выгребут горящие угли и в горячей, разогретой печи пекут хлеб. А контрамаркой оказалось грандиозное сооружение,  встроенное в стену, и назначение было одно-единственное: обогревать жилое помещение.
Евдокия прошла в комнату, вошел парнишка и принес  синий эмалированной чайник с кипятком. Выяснила, что он учится в сельскохозяйственном техникуме; подрабатывает в свободное время здесь. У него есть только  мама и малолетняя сестренка, которая еще учится в школе. Живут в километрах ста пятидесяти от выставки.
Между разговорами, парень поставил на стол плетеную корзину  с фруктами и разрезал дыню. Такого обалденного дынного запаха, Дуня не помнит. От всех впечатлений дня, и происходящего в настоящее время, у Дуси потерялось ощущение реальности происходящего, у как-то странно волновало присутствие молодого человека.
-Еще что-то нужно? Поинтересовался парень.
-Давай вместе попьем чайку. Составь мне компанию. Дусе было страшно оставаться одной в этой теплой, хорошо протопленной комнате.
-Я с работой управился. Давайте…
От выпитого вина и запахов фруктов, и особенно запаха дыни, который обволакивает все,  мучилась в голове. Подчиняясь только инстинктам, Евдокия встала из-за стола, подошла к Валерке и обняла за плечи со стороны спины. Прижала к груди его голову и начала гладить по волосам. Не вставая с табурета, Валерка повернулся к ней лицом и уткнулся в ее грудь, обвил руками за талию. Где-то далеко в сознании прмелькнуло: «Он совсем ребенок»!!! Дальше мозги работать перестали.
Малюсенький опыт близкого общения с женщинами, Валерка имел. Когда разжались объятия и пришло время включить мозги, Валерий оперевшись на локоть, смотрел на женщину, как на доисторический экспонат.
-Е-мое, ты, что, целочка?
-Уйди, и никогда, слышишь, никогда не вспоминай меня и не попадайся мне на глаза! Заплакала. Плакала тихо; только вздрагивали плечи. Плакала, отвернулись к стене и закрыв глаза. А перед глазами полыхала рыжая шевелюра, и мелькали руки, нарезавшие дыню на ровные длинные полоски. Чувствовала на себе руки, покрытые длинными рыжими волосками и крупными веснушками. Эти же веснушки покрывали нос и щеки того, кому было суждено сделать ее женщиной. Сделать женщиной, в том понимании, которое было принято в народе. Попросту, лишить ее девственности. И произошло у нее это событие, будоражещее девчонок  и молодых мужчин, когда ей было почти сорок лет!
Утром, через три часа, вся делегация, в том числе и Евдокия, уехали домой. Дуся сидела у окна маленького автобуса. Во время небольших остановок, Дуся всего два раза вышла из автобуса. Обедать ни с кем не стала. Занималась самобичеванием. Ненавидела себя за ту слабость, которую проявила сегодня ночью; не находила  оправдания своему поступку. Успокаивало  только  одно, что этот мальчик не представляет,  где она живет; не знает ее фамилии; и вообще ничего о ней не знает. Евдокия уверена в одном: она больше никогда не появится на территории ВДНХ. Будет стараться, чтобы никогда и нигде не встретиться с этим мальчиком. На душе было так гадко, что жить не хотелось. Она никогда не  думала, что ЭТО у нее произойдет так позорно. Единственное, чего ей хотелось-бы, это искупаться в пруду. В том самом пруду,  который был  рядом с домом, где прошло ее детство.  Искупаться в пруду, куда с подружками они гоняли гусей. Забраться в теплую, как парное молоко воду, и долго плавать. Лечь на спину, раскинуть  руки и долго держаться на воде, глядя в небо. И смыть с себя липкую, неприятную грязь. Как забыть ту мерзость, что произошла с ней? И виновата во многом она сама. Вернее, виновата только она одна. Сама спровоцировала  ситуацию. Не оттолкнула мальчишку, ведь знала, что по возрасту,  годится ему в матери. Как отмыться от грязи,  в которой вывалялась сама, без посторонней помощи, как паршивая собачонка?
Это было только начало конца. Весь ужас терзаний начался через пару недель, когда не пришли месячные. Еще через месяц – никаких признаков месячных нет. Тошнота по утрам; сонливость; усталость, которая придавливала тяжелой каменной плитой,  никакой надежды на то, что все рассосется – не оставляли. Вот здесь, вновь и вновь на память приходили подробности ночи, проведенные в гостинице ВДНХ с юным Валерой.
С этого момента Евдокия замкнулась; почти перестала бывать у беременной Катерины. Умом понимала, что Катьке нужна помощь, но идти к ней не могла по нескольким причинам:  хотела скрыть свое положение, и как ребенок, надеялась на чудо, что все как-то удастся скрыть. И еще какая-то затаенная зависть к семейному благополучию младшей подруги.
Евдокия старалась до конца своих дней замолить тот свой грех и перед богом, и перед сыном,  когда хотела сначала избавиться от беременности. А позже, когда хотела отказаться от ребенка. И только, благодаря супругам Гусаровым, она не просто очень счастливая мама, а еще и человек с чистой совестью.Тогда, давным – давно, Шамиль силком  заставил ее перешагнуть через ложное понимание позора и выполнить свой самый главный долг – быть матерью своему, уже родившемуся ребенку. Евдокия вырастила сына, и за него ей никогда не было стыдно перед людьми. Всегда молчала, но всегда была признательна друзьям за то, что  те в любую минуту были рядом. И знает, что родные бывают не по крови, а по делам и поступкам!
Как бы не помогали друзья, а основной груз забот лежал на самой Дусе.
Школу мальчишки окончили в один год. Олег, как и следовало ожидать, окончил школу с золотой медалью. С ним за все десять лет не было проблем  у родителей, не возникало никаких недоразумений и в школе. Зато шкодливый, подвижный, хулиганистый Валерка Пушкарев, создавал проблемы себе и всем окружающим.
Школьные годы позади. Прозвенел последний звонок. Олег Гусаров поехал поступать в Алмаатинское пограничное училище. Но как это бывает по закону подлости, для такого учебного заведения оказался слаб здоровьем. Судьбе было угодно, чтобы стал он студентом МЭИ, и получил возможность стать специалистом в области телекоммуникаций.
Валерий Пушкарева поступил в Рязанское общевойсковое училище. Помимо военной  получил и гражданскую специальность – финансы и кредит.
Из хулиганистого раздолбая получился прекрасный офицер; ни разу не замарав  звания  советского офицера, дослужился до воинского звания подполковника. Служил честно.
Как мама гордилась сыном! Ежегодно, в какой бы дали не находился гарнизон, где проходил службу Валерий Пушкарев, мама ехала к нему в отпуск. И что особенно нравилось его родным, маме-Кате и дяде Шамилю, от Валерия никогда не слышали слово «мать» по отношению к Дусе. Только ласковое – мама.
Однажды приехала Евдокия от своего Валерки и похвалилась  фотографиями. Рядом с сухощавым, поджарым Валеркой, находилась невысокая, в меру полненькая, улыбчивая молодая женщина, и даже в очень интересном положении. Было очевидным, что не за горами то время, когда Дуня станет бабушкой.
Все родные и знакомые в один голос заявили, что Валеркина жена как две капли воды похожа на молодую Дусю. Ей это льстило. Только младшая дочь Гусаровых заявила, что по науке, т.е. по Фрейду, так и должно быть. Отсталые, как считала молодежь, предки, ничего из ее заявлений не поняли. Просто супруги Гусаровы знали, что с их детьми спорить не стоит. Они все подведут под научную основу.
                                     *****
В середине шестидесятых годов появился в гостях у сестры Федор Саблин. Катя с Федором изредка переписывались. Узнавали из писем, какие изменения происходят в семьях сестры и брата. Ко времени второго приезда Федора, Шамиль с Катей переехали в большой дом. В этом доме, были и вода, и паровое отопление.  Жизнь налаживалась,не только в отдельной семье, она налаживалась в целом по стране.
Евдокия, как вечный передовик социалистического производства,  одной из первых получила двухкомнатную благоустроенную квартиру в новостройке. «Черемушки» росли по всей стране. Теперь уже изредка, собираясь, за вечерним чаем, вспоминали подруги, в каких условиях жили в войну. В каких условиях растили старших детей. Теперь-то жить не только можно, но и нужно.
За все годы, разметка между Евдокией и  Катей, произошла только однажды. Катя была беременна в пятый раз. Евдокия, посмотрела на Катю и то ли с ехидством, то ли даже  с презрением, и произнесла:
- Не пора ли прекратить? До каких пор ты рожать –то собираешься?
-К тебе, я еще никого кормить не привела, с нескрываемым раздражением и злостью произнесла Катя. Долго, очень долго они не общались после этой стычки. До самого приезда в гости Федора.
Целый день брат с сестрой сидели за столом.Из кухни переходили в гостиную; из гостиной шли на веранду или в беседку.
-Повезло тебе, сестра, с мужем. Видно, что живешь с ним как за каменной стеной.
-Да, братка, (как в детстве назвала его Катя), я порой сама боюсь сглазить свое счастье.
И повинился, не постеснялся, Федор перед младшей сестрой, и за прошлый приезд; и за его  поспешный, отъезд; и покаялся, что так поступил с Дуней. Она сдержала свое обещание, дождалась его. Он даже не сказал ей спасибо за то, как она спасала в войну его семью.
Попросил Катю, после выпитого,  и съеденого  с зятем:
-Катя, там собери подарков Дуне, схожу попроведаю. И ушел… Появился только на третий день.
С Дусей Федор проговорили почти всю ночь. К утру хозяйка постелила Федору на полу, рядом со своей кроватью. Взрослые люди, обоим давно шел шестой десяток, делали вид, что спят. И оба понимали, что это не так. Через какое-то время Евдокия, услышала :
-Дунь, пожалей, уж больно дует и неудобно на полу.
В каждый следующий приезд Федор день проводил у Гусаровых, а ночь у Евдокии. Только постель на полу она больше никогда не стелила.
Утром пришли к Кате с Шамилем вместе. Дуся, глядя на беременную Катю (в шестой!!! раз), произнесла:-«Катька, прошу, прости. Ничего плохого я не имела в виду. Скорее всего это ляпнула  от зависти! Может и я хочу и хотела много детей, а судьба обошла стороной. Рожай, Катюша, рожай. С таким мужем, как Шамиль, ничего не страшно».
Совсем немного лет прошло после ухода из жизни Шамиля, как следом, тихо ушла и Дуся. Оба не дожили и до 60 лет.
После многих лет отсутствия, приехал Валерка. Перед Катериной, сидел незнакомый, чужой мужчина.
-Виноват, как я виноват перед мамой, и пред тобой, мам-Кать. Дождался, что даже к холодным ногам не успел. Все служба… Не смог забрать ее к себе. И тебя не могу. Только переехали в Москву, еще совсем не обустроились…
-Валерик, да куда я , сынок поеду? Детки мои здесь живут, правда не все…  И все родные могилки, тоже здесь. Я не могу их покинуть. Здесь жизнь прожита. Здесь мой дом. Лучше расскажи,как твоя доченька?
Именно в этот момент надо было видеть, как размякло  сухое лицо мужчины, как разгладились глубокие складки.
-Знаешь, мам-Кать, моя Катюха, почему-то похожа не на меня, и не на Лену. Она странным образом, похожа на тебя. Такая же маленькая, худенькая с огромными глазищами. Только у маленькой Катюхи глаза темные. И упрямая… тебя запросто переупрямит.
Было понятно, что Валера сел на своего конька. О дочери он мог говорить часами.
За время, которое он провел в родном городе, помог кое-что подправить Кате в доме и во дворе; обиходил могилку матери. И прощаясь, старательно старался смотреть в другую сторону. Глаза предательски становились влажными. Катерина, стояла, прижавшись спиной к подоконнику, скрестив руки под грудью,  и сказала:
-Валерик, сынок, доведется ли нам еще встретиться?

             P.S.    ЭТО надо не мертвым.
                       ЭТО надо живым.
Участник Великой Отечественный войны Федор Иванович Антипов (Саблин), умер на малой Родине, в Смоленске,  на 94 году жизни.

Август 2015,         Краснокаменск, Забайкальский край.

0

8

Прах Евдокии Ивановны Пушкаренко (Евдокия Пушкарева) покоится на русском кладбище небольшого городка в Кыргызстане.
Прах Бакира Шакировича Мусарова (Шамиль) покоится на старом мусульманском кладбище.

Живет и здравствует только один герой этой длинной, не очень веселой истории Екатерина Ивановна Антипова (Екатерина Саблина)

0

9

Розалия! Живая жизнь! Живая история! Произвела на меня огромное впечатление, так пронзительно и искренне написано и, как здорово Вы связали с НРК, Валерий у Вас получился таким узнаваемым. :cool:
Большое спасибо и БРАВО! :love:

Отредактировано galina (2015-08-17 03:07:21)

0

10

Такая тяжелая, но счастливая жизнь! Читала параллельно с очерком о Киргизии, и будто-то кино смотрела.
Браво, Розалия! Замечательно пишите!

0

11

ludakantl написал(а):

Такая тяжелая, но счастливая жизнь! Читала параллельно с очерком о Киргизии, и будто-то кино смотрела.
Браво, Розалия! Замечательно пишите!

Согласна полностью! Спасибо!

0

12

Замечательная история. Несколько раз всплакнула читая. Браво!

0


Вы здесь » Архив Фан-арта » Проба пера » ЖЕНСКИЕ ИСТОРИИ. Евдокия