Эраст перебирал пальцами бусинки своих нефритовых четок и объяснял жене, почему он собирается сделать то, что задумал.
- Пойми, т-теперь получается, что я обязан этому человеку. Когда-то я спас его жизнь, и он, наверняка, не забыл этого, если повел себя в прошедшей истории таким образом. Но теперь – я его д-должник.
- Но почему? По-моему наоборот, вы теперь ничего друг другу не должны.
    Фандорин нежно посмотрел на жену и внезапно притянул ее к себе.
- С-скажи, ты действительно не понимаешь? Ведь он спас не только меня, но и вас с Павликом и Мариной. Теперь, чтобы я ни сделал, этого все равно будет недостаточно, чтобы…
- Подожди, подожди, он же, мягко говоря, мошенник, вор, а ты хочешь помочь ему избежать наказания.
- Если бы это исходило от п-правосудия, то я бы еще засомневался, а так… В данном случае мне все равно, кто он. Здесь мерилом его вины будет мое собственное представление о виновности или невиновности. Совесть, так сказать, которая теперь  н-ноет: «Помоги Момусу». Лёна, ведь этот человек сохранил для меня самое дорогое, бесценное – тебя и детей.
   Женщина слегка покраснела и прижалась к мужу.
- Тогда почему ты не хочешь взять нас с собой? Ты ж сам говорил, что этот твой Момус не опасен.
- Он нет, а вот м-маркиз Риволи – очень. Не надо было Валету связываться с этим с-субъектом, но, по-видимому, теперь он мнит себя этаким Робин Гудом, к-который грабит только мошенников и воров. Риволи – тот еще благородный маркиз. Титул куплен на деньги из воровской казны. Он не простит Момусу кражи. Именно п-поэтому я должен найти его раньше  прислужников маркиза.
   Елена, закусив губку, о чем-то размышляла, а потом, нежно водя пальчиком по рубашке мужа, и описывая своеобразные кружки вокруг пуговиц, тихо и вкрадчиво заговорила.
- А я так люблю Париж весной…
   Эраст, поняв, куда она клонит, перехватил ее руку и твердо сказал:
- Нет!
   Елена на секунду опустила глаза, но тут же подняла их снова.
- А Павлик еще не видел Елисейских полей, и на Монмартре мы можем заказать Мариночкин портрет, - и руки женщины легонечко легли на плечи мужа.
- Нет, - на тон менее твердо сказал Эраст.
- А еще если ты помнишь, у нас там есть прекрасный маленький домик, - и тут мужчина почувствовал, как пальцы жены зарываются в его волосы.
- Н-нет, - все еще сопротивлялся он.
- А еще, и это важней всего, я просто очень не хочу с тобой расставаться даже на короткий срок, Эраст, а тем более надолго. Не хочу и не могу. Глашка поедет с нами, и ты можешь быть уверен, что дети будут в полной безопасности, а я и сама могу за себя постоять. Ведь не зря же вы с Масой столько времени тратили на занятия со мной.
   Женщина уже запрокинула лицо и Эраст, утонувший в ее бездонных глазах, поцеловал ее, окончательно капитулируя.
- Мой м-милый мучитель, - прошептал он через минуту.
- Я не подведу тебя, поверь, - чуть виновато улыбнулась женщина.
- А к-когда ты меня подводила?
   Женщина улыбнулась глазами мужу, но ничего не сказала, так как их беседа была прервана самым бесцеремонным образом.
- Эй, баре! – раздался снизу голос Глафиры.
- Ребяты вас обоих вниз кличут. Я, конечно на все лады мастерица, но у меня кроме них забот полон рот. А вы, поди, ж ты, все ж таки родичи.
   За все эти годы Эраст и Елена, хотя и мели достаточно средств на полный штат прислуги, держали только двоих слуг – Масу и Глафиру, которые как-то со всем управлялись без всякого чужого вмешательства. Оба человека души не чаяли в детях и в своих хозяевах, но иногда, на правах не только слуг, но и друзей, эта чудесная парочка задавала Фандориным взбучку.
   Елена тихо рассмеялась и потянула мужа за руку вниз.
- Пошли, сейчас посмотришь, как твоя жена вместе с детьми будет играть в самураев.
   Эраст улыбнулся ей в ответ и послушно последовал за ней. Если бы кто-нибудь лет десять назад сказал ему, что он женится и будет одним из примернейших мужей и иногда даже подкаблучником (как ему самому казалось), Фандорин рассмеялся бы ему в лицо, но жизнь доказала, что эти невероятные вещи могли случиться и случились на самом деле. Он смотрел на эту неповторимую женщину и вдруг почувствовал острый приступ ревности. Фандорин хорошо знал свою жену, был в ней уверен и верил ей во всем, но иногда, вот как сейчас, на него накатывала огромная волна непонятного чувства, и он ревновал Елену ко всему миру сразу.
   Что скрывать – она была уже не молода, но в свои сорок два она выглядела, так же как и тогда, когда они встретились. Время будто специально для нее замедлило свой ход. Живые, прекрасные глаза, не потерявшие яркости, блеска, цвета, вызывали зависть даже у шестнадцатилетних. В золотистой пышной массе темно-медовых волос не было ни одного седого. Девичий стан сохранил свою гибкость, изящность и, глядя на ее талию, никто бы не догадался, что мать двоих детей не носит корсета. Роды, наоборот, заставили затаившуюся красоту Елены проявиться даже через созданный руками хирурга иной облик. «Это счастье материнства», - улыбалась женщина в ответ на комплименты. Эраст, стройный, подтянутый, высокий, с редкой проседью в волосах, в свои пятьдесят два тоже выглядел молодо, но все же не так как его жена.
- И эта женщина – моя, - часто повторял он, как бы не веря самому себе.
   Вот и теперь, ему надо было сделать что-то, чтобы доказать, что эта удивительная, нежная, ласковая, необыкновенная женщина принадлежала ему.
   Эраст остановился, привлек Елену к себе и страстно поцеловал. Елена, привыкшая к таким «приступам собственничества», как она их называла, ответила на это прикосновение не менее пылко. Через минуту, когда супруги, обнявшись, смотрели друг на друга, Эраст прошептал:
- Теперь ты точно едешь с-со мной.
- А я и не возражаю, - рассмеялась жена и сбежала по ступенькам вниз, где сразу же затеяла настоящую кучу-малу с детьми.
   Фандорин пока играл роль наблюдателя. Уже через минуту забава вступила в один из самых активных этапов, и Эраст услышал один их самых дорогих его сердцу звуков.
   Марина рассмеялась так, как может смеяться двухлетний ребенок, а вслед за ней засмеялась и Елена, которая ловко каталась с дочуркой по полу, участвуя в чем-то очень захватывающем. Павлик стоял на своих крепеньких ножках и показывал, куда надо двигаться маме в следующую минуту. Никто из знакомых Эраста не уделял столько любви, внимания и времени своим детям, как его жена. Когда родилась Марина, а тогда после появления Павлика прошел только год, Фандориным сказали, что детей у них больше не будет, так как Елена и так родила двоих здоровых детей каким-то чудом, которое некоторые из врачей ничем не могли объяснить. Весь свой запас материнской любви теперь тратился на двух птенцов-огольцов. Эраст не задумывался о том, каким он будет отцом, но не уступал жене ни в чем, что касалось детей. Это была образцовая семья. Постоянное проживание в Лондоне иногда «разбавлялось» путешествиями по Европе по делам и просто так. Именно по делам они приехали в Париж в это лето. И именно дела заставили Эраста еще раз заметить, как Елена повлияла на него, а он кое в чем изменил ее. Взять хотя бы то, что теперь к пяти известным Эрасту языкам прибавился итальянский и испанский, а Елена бегло говорила по-японски.
   Иногда, глядя на жену, он думал о том, что эта женщина хочет нагнать потерянное в юности. Все, что не додала ей судьба, она теперь брала сама. Озорство и задор проявлялись иногда в очень детских забавных формах, которые раньше Эраст ни за что бы не принял от кого-нибудь другого человека, но эта женщина… Она могла вить из него веревки. Взять хотя бы тот случай, когда недавно в Амстердаме, куда Фандориных завело одно дело, Елена устроила настоящее взятие ледяного городка вместе с местной ребятней на улице, где они остановились. Да и ладно бы игралась сама, она еще и специально вовлекла в бой Эраста, угодив снежком прямо в его цилиндр и сбив шляпу на снег.
- Берегитесь, господин Фандорин, - крикнула она, и вслед за первым, полетел второй снежок, а потом и третий.
- Ах, так! – не выдержал Эраст, и сам ввязался в зимнее сражение, как бывало в далеком детстве.
   Нужно ли говорить, кто выиграл?
   А потом, там же в Амстердаме, он встал вслед за женой на коньки. Причем, вышло это так же неожиданно, как и со снежками.
- Твоя вредная привычка курить сигары не доведет до добра нас всех, Эраст, - как-то сказала Елена и показала мужу на коньки.
- З-зачем это?
- Как зачем? Скользить по льду, конечно же! Вставай, нас ждет замерзший канал!
   И что вы думаете? Встал и катался все время, пока они были в Голландии. Катался, несмотря на свой высоченный рост, да так ловко, что скоро некоторые стали завидовать.
   И теперь, сидя в своей собственной гостиной, недолго Фандорин был наблюдателем, потому что Павлик, подойдя к нему, потянул отца в сторону матери, которая в этот момент чуть ли не стояла на ушах.
- А папа мозет? – спросил черноволосый ангелочек с голубыми глазами, на что Эраст ответил:
- Еще как, - и оказался рядом с Еленой на ковре.
   Нужно ли говорить, что скоро все дружное семейство отправилось во Францию. Начались рабочие будни.
   И вот теперь, когда все Фандорины были в Париже, женщина предложила свой план, который с самого начала до конца был веселой и авантюрной игрой.
- Слава Богу, что н-на этот раз дело не так опасно, к-как бывало раньше, - в который раз сдался на ее талантливые и бесчестные, по отношению к нему, уговоры Эраст.
- Не говорите ерунды, сударь. Я ведь дала Вам слово не рисковать больше, и с честью выполняю его.
- Да уж, - пробурчал Фандорин, обнимая жену. – Д-даже интересно, как ты будешь с-смотреться в этом образе.
- Вот и увидим, не пропал ли мой актерский талант. Если нет, то твой Момус обязательно попадется, как тогда с изумрудом. Только в отличие от прошлого раза в настоящей пьесе главную роль буду играть я, а не ты.
   Когда образ был создан, то Эраст даже присвистнул от удивления.
- Т-ты неузнаваема. Много народу удивиться, когда раскроется твое инкогнито.
- Ну, уж, наверное, не Валет.
- Нет, и он тоже. Он не п-привык к розыгрышам исходящим не от него.
- Спорим, что его я не удивлю. Все-таки, как никак, а он, меня, видел.
- И не лень тебе спорить?
- Нет.
- Хорошо, если предмет спора тот же.
- По рукам.
- Готовьтесь к в-выполнению желания, - посмеивался Эраст, глядя на нее, совершенно не сомневаясь в том, что выиграет.
На следующий день он начал свои поиски. Уже через сутки ему стал известен совсем не маленький список «проделок» старого знакомого. Тут тебе была и старинная затея с лотереей, и сбор средств на возведение несуществующего даже в проекте памятника императору Наполеону Бонапарту, а также на ремонт, грозящей вот-вот упасть, Эйфелевой башни, создание благотворительного общества по оказанию помощи малоимущим почтенным гражданам города Парижа (в роли граждан выступал, конечно же, Момус со своей напарницей Мими), и выставка-продажа редчайших полотен художников-импрессионистов, которые потом оказались дешевой мазней, и даже конкурс  «особ похожих на венценосных особ» с большим денежным призом, который складывался из стоимости проданных билетов на этот конкурс, который попал в карман его учредителю, и далее и так далее.
- Он в своем репертуаре, - с усмешкой проговорил Эраст, сидя в одном из парижских уличных кафе, когда судьбе было угодно снова свести его с одной особой, которая в свое время стоила ему немало хлопот.
   За его спиной раздался звук приближающихся шагов, а потом на плечо Фандорина легла чья-то ладонь.
- Ну, что, господин жандарм, вот мы и снова встретились, - раздался знакомый голос, и Фандорин встал со стула.
   Слух его не подвел. Перед ним действительно стояла Эсфирь Авессаломовна Литвинова, правда уже не та молоденькая девушка, которой она была когда-то, но еще весьма молодая и привлекательная женщина, все с теми же матово-черными глазами,  горевшими ярким пламенем.
   «А все же до Лёнкиных глаз ей далеко», - откуда-то пришла странная мысль, пока мужчина наклонялся к руке своей бывшей любовницы и целовал ее.
- Какими судьбами з-здесь в Париже? – задал он вопрос.
   Эсфирь нахмурила свои брови.
- Это все, что ты хочешь сказать? Все?
- А ч-что Вы хотите услышать? – вопросительно поднял брови Эраст.
- Ну, например, то, куда ты исчез из Москвы семнадцать лет назад?
- В Париж, - спокойно ответил Фандорин, приглашая даму сесть.
- И это все? Все объяснение?
- Да. Вы сами говорили, как это, что с-скоро бросите меня, пресытившись, так что я поступил в полном соответствии с Вашими планами.
- Да, как ты смеешь? Я всем назло потом вышла замуж и…
   Договорить Эсфирь не успела, так как к ней подошел ее отец.
- С кем ты тут, Фирочка? – но, увидев Фандорина, просто расцвел от удовольствия.
- Эраст Петрович, неужели это действительно Вы? Ничуть не изменились, просто чудо какое-то!
- Здравствуйте Авессалом Эфраимович. Это д-действительно я, -  и тут разговор двух мужчин как-то уж очень внезапно для Эсфирь, перешел сразу же в ту стадию, после которой диалог почти невозможно остановить.
      Эсфирь не ожидала такой реакции от своего старого знакомого. У нее даже дыхание захватило, когда она увидела его после столь долгой разлуки, да еще и так близко. Странное дело! Фандорин ничуть не изменился. Впрочем, конечно же, годы сделали свое дело, но не в таком масштабе, как с другими мужчинами его возраста. Он не выглядел на свои годы, и поражал тем, как, так сказать, сохранился. Его неподражаемые ресницы! Кажется, ничего нельзя было сравнить с этими длинными, черными, изогнутыми на концах ресницами. А импозантная, эффектная внешность? Как она могла посметь сохраниться на этом лице? Гладкий проборчик волосок к волоску, холеные ногти, тонкие черные усы были будто нарисованы черной тушью. А глаза? Боже! Его глаза ничуть не потускнели, а только, казалось, зажглись новым незнакомым светом. И появилось еще что-то. Будто внутри него подтаял тот лед, из-за которого в свое время Эсфирь пролила немало слез и рассталась с этим необыкновенным человеком. Когда-то она сказала, что из всех ее знакомых, он наиболее живой, но, увы, не умеет любить. Так вот теперь,   что-то ей подсказывало, что в этом плане Эраст переменился. Но вот теперь, Эсфирь поразилась тому, как ровно, спокойно он смотрел на нее, будто никогда между ними ничего и не было вовсе. Не было ночей, полных огня и страсти, не было ее и его несдержанности, не было их странных, но таких желанных для нее отношений.
   Это ли не причина, чтобы взбеситься? Это Эсфирь и сделала бы, если бы не появился ее папаша. Теперь, правда она не корила его и себя за то, что решилась на эту деловую поездку в Париж. Все не дома с этим глупеньким мужем. А все он, все Эраст! Если бы тогда он не исчез, вышла бы она замуж за Моню? Да никогда и ни за что на свете! Ненавижу! Ах, как же я его ненавижу! Жандарм! Сатрап! Глупец!
   А виновник несчастного брака Эсфирь Авессаломовны Литвиновой спокойно сидел напротив нее и тихо-мирно разговаривал с Авессаломом Эфраимовичем о цели его визита во Францию.
   «Вот так встреча», - подумал Эраст, когда увидел перед собой Эсфирь. «Только этого мне еще и не хватало. Ведь эта особа так просто не отстанет», - воспоминания об их связи были достаточно свежи, но потеряли былой блеск и очарование, как и все его связи до Лёны. Мысли самопроизвольно снова вернулись к жене, и Эраст улыбнулся от осознания этого. Из вежливости, Фандорин поддерживал разговор с Литвиновым, испытывая на себе горящий и полный возмущения взгляд Эсфири, когда его слух привлекло одно словосочетание: золотые прииски Колорадо.
- Что п-простите? – переспросил он Авессалома Эфраимовича.
- Золотые прииски в Колорадо предлагают выкупить вполне за приемлемую цену. Вот хочу встретиться с человеком, переговорить. Может цену сбавить.  Предложеньице-то ведь, выгодное весьма.
   Мысль Эраста зазвенела, в предвкушении того, что он напал на след своего «клиента». «Не торопись, - сказал он сам себе. – Выясни все хорошенько». И Фандорин начал расспросы, в ходе которых еще больше убедился в том, что этот след приведет его к Момусу.
- Мистер Рипли и его компания вызывают доверие. Я навел справки в конторе этой фирмы и остался доволен, - продолжал говорить Авессалом Эфраимович, не обращая внимания на злобные взгляды, которые бросала на него дочь, пытаясь внушить, что он выбрал не ту тему для беседы.
   Но Литвинову эти взгляды были нипочем. Воодушевил его сам собеседник, все больше и больше интересовавшийся приисками.
- Как вы г-говорите, называется компания? – спросил Эраст Петрович.
- «South  Union «Million ore Milliard» - Южный союз «Миллион или Миллиард».
   Нескольких секунд хватило на то, чтобы догадаться об очередном номере Момуса, и составить лан дальнейших действий.
   «Только осторожно, осторожно. Не спугнуть бы», - подумал Эраст, а вслух сказал:
- Авессалом Эфраимович, а где Вы остановились?
   Литвиновская скупость заставила его быстро ответить и в свою очередь задать вопрос:
- В отеле, но там такие бешеные цены, а что?
- Я хотел бы п-предложить Вам свой дом, и стать для Вас радушным хозяином.
- Ах, Эраст Петрович, Вы действительно хотите приютить нас с Фирочкой?
- А разве Эсфирь Авессаломовна не со своим м-мужем проживает?
- Мой Моня остался в Москве, слава Богу, - вставила слово в мужской разговор Эсфирь и заметила, как на лбу Эраста пролегла складочка, будто какое-то неудобство возникло.
   Правда, спустя мгновение она исчезла, и выражение его лица стало вновь прежним. «Ну, что же, трудности сделают процесс только интереснее.… Лёнка любит повысить интерес зрителей. Пойдем ей навстречу».
- Тогда в моем доме будут рады и В-вашей дочери, Авессалом Эфраимович.
- Что за мерзкая привычка обсуждать меня в моем присутствии так, будто меня и нет вовсе, - вскипела Эсфирь, но Эраст ни мало не смущаясь, поклонился ей и попросил прощения.
- Я надеюсь, что Вам понравиться мой дом. Правда, сейчас в нем кое-кто гостит с маленькими детьми, но они вовсе н-не помешают, уверяю вас. У них замечательная няня, так что дети будут совсем незаметны.
- Кто это гостит у Вас?
   Эраст на мгновение замялся, но никто из его собеседников этого не заметил.
   «Эх, была, не была! Хоть и неприятно, но если скажу всю правду, то Эсфирь точно снимет папочку с положения наживки».
- Дети хозяйки дома, который я снимаю этим летом, - вроде бы и соврал, но и правда была сказана.
- Интересно будет на них посмотреть, - протянула Эсфирь, внимательно следя за мужчиной, но тот не оправдал ее ожиданий, оставаясь полностью непроницаемым.
- В любое время, - ответил Фандорин. – Не проедете ко мне с-сейчас?
- А это удобно? Давайте-ка мы сначала заедем в отель, а потом сразу же к Вам, - предложил, обрадованный прекращением расходов Литвинов.
- Как Вам будет угодно. Т-тогда у меня появиться время на распоряжения к вашему визиту. Вот мой адрес.
- Через час я жду вас у себя.
   На этом они и расстались. А через час Литвиновы вошли в милый и уютный домик на Рю де Гренель, где, и об этом они совершенно не догадывались, за короткий срок были проведены большие подготовительные мероприятия, которые должны были помочь операции «К одиннадцати не туз, а Валет».
   Дверь открыла худенькая служанка невысокого роста в неимоверно больших очках.
- Господин Фан дорн, - сказала она с характерным твердым немецким акцентом, - предупреждайт меня о Фаш визит. Меня зовуйт Грета, и если фаша надобность во мне, только позвать – и я буду на место.
- Хорошо, голубушка, - просто ответил Авессалом Эфраимович и прошел в гостиную, где гостей ждал Эраст.
   Как и обещал хозяин, дети, живущие в доме, ничем не мешали, а потому Литвиновы и не вспоминали о них.
   Весь первый вечер в его доме Эсфирь находилась в ожидании разговора с Фандориным, но он, как мог, старательно избегал общения с ней. Данная ситуация не изменилась и в последующие дни. Распорядок Фандорина не менялся: утреннее ренсю, уже знакомое Эсфири (и не надоело это дурацкое занятие за все-то эти годы), потом завтрак, утренние газеты, поездка неизвестно куда и вечером, как завершающая кода – разговор с банкиром о его делах, и все это в сопровождении постоянного пренебрежения к ней, к Эсфири! Это было больше, чем возмутительно, тогда как с Литвиновым он разговаривал так, как будто ему это было жизненно необходимо.
   Скоро Эраст Петрович знал все обстоятельства дела, которое про себя назвал «Золотая лихорадка». Его очень угнетало только одно – вынужденная игра в его отношениях с женой, хотя Лёна, скоро сумела превратить это обстоятельство в весьма интересную игру, которая только раскрасила их отношения  в весьма яркие краски. По утрам, покидая дом, он чувствовал себя просто мальчиком, который бегает на запретные свидания к своей девочке-курсистке. А Лёна весело смеялась, когда он жаловался на то, что вынужден притворяться холостым и свободным человеком, да еще к тому же, прятать своих собственных детей от чужих глаз.
- Ты должен был бы наслаждаться такой возможностью свободы, которая подвернулась, а ты жалуешься.
- По мне, уж л-лучше было бы не играть эти дурацкие роли…
   Эраст наклонялся к жене и зарывал лицо в ее волосы.
- Ты не п-представляешь себе, как я скучаю.
- Здравствуйте, пожалуйста… Ведь мы же видимся каждый день!
- Ну, согласись, что это н-не одно и то же, что раньше. Мне не хватает тебя… Ночами особенно.
- Бесстыдник, - как можно серьезнее говорила жена и краснела от удовольствия, принимая такое обыкновенное признание в любви после семи с лишним лет супружества.
- К-конечно, я бесстыдник, когда мне не дает прохода женщина,                       в-втемяшившая себе в голову невесть что, о нашей с ней несуществующих отношениях!
- Сделаю вид, что действительно верю в то, что ты не давал ей и малейшего повода, - делала замечание Елена и все же с опаской смотрела на мужа.
- Ты, что же не ревнуешь? – разочарованно спрашивал Эраст.
- Только попробуй что-нибудь сделать в этом направлении и узнаешь, как я «не ревную», - тихим шепотом отвечала женщина и обнимала его.
   Эти слова и жесты играли большую роль, чем все остальные вместе взятые, и радостный и счастливый, мужчина шел домой, где с новыми силами брался за исполнение роли.
   И все же Фандорин видел, что Эсфирь так просто, только исходя из его собственного поведения, не отступиться от него. Об этом ему говорил и Маса, крайне недовольный тем, что эта особа живет в доме его господина.
- Она групая зенсина, а у Вас – есчь зена, - часто повторял японец, отстаивая интересы хозяйки, перед которой преклонялся за ум и способность заставлять улыбаться своего друга и господина.
- Маса, я об этом п-прекрасно помню, - улыбаясь, отвечал Фандорин, ожидая того момента, когда Авессалом Эфраимович скажет ему о визите неизвестного пока, но, по подозрениям Эраста, все же знакомого по делам московским, Рипли, сиречь Момуса.
   Дело приобрело скандальный характер, когда Литвинова решила взять дело в свои руки, точно так же, как и в прошлом. Тогда все прошло, как по рельсам, так почему же сейчас не выйдет?
   Поначалу Эсфирь была взбешена тем, что Фандорин не обращает на нее никакого внимания. В первую ночь своего пребывания в его доме, она заперла дверь. «Пусть не надеется на то, что я встречу его с распростертыми объятиями», - с усмешкой думала она, но ночью никто к ее двери даже не подходил.
- Может, я не услышала? – шептала Эсфирь утром, когда посмотрела на Эраста, сидящего в гостиной в кресле.
   Как только она вошла, он поднялся со своего места и отдал приказание Грете:
- Итак, весь с-список дел вы получили, так что извольте их выполнять. И еще. Через пять минут п-пусть подают коляску. Я еду к  Франсуа.
   Служанка поклонилась, опустила глаза в пол и присела в реверансе.
- Как Фам будет угодно, зударь, - прошелестела она, и через минуту ее уже не было в комнате.
- Спасаетесь бегством? – ехидно спросила Эсфирь.
- Нет. Просто действительно пришло время д-дел. Мой старинный приятель назначил мне встречу ровно в десять, а как видите – уже без четверти. 
   Литвинова посмотрела на часы и вздохнула. Фандорин не соврал. Ему и, правда, надо было торопиться.
- Когда мы снова перейдем на «ты»? – задала она вопрос.
- А это действительно так необходимо?
   Эсфирь задохнулась от возмущения и выкрикнула, забыв, что Эраст является хозяином дома:
- Убирайтесь поскорее и не появляйтесь как можно дольше!
- Именно это и входило в мои п-планы, - странно блеснув глазами, ответил Эраст и вышел.