Автор: jedilady
Название: Самолёт
Пейринг: Катя/Андрей
Рейтинг: PG
* * *
Удобно устроившись в кресле самолёта, летящего по маршруту Лондон – Москва, Андрей надеялся, как всегда заснуть. Вообще проблем с полётами у него никогда не было. Стоило сесть на своё место и закрыть глаза, как он засыпал, и просыпался уже за несколько минут до начала посадки. Главное не забыть, перед тем как сесть в самолёт, часы перевести, чтоб потом во времени не путаться.
Но в этот раз почему-то заснуть не получалось. Он послушал музыку, попытался вникнуть в сюжет фильма, но тот его особо не заинтересовал. Осталось последнее средство – журнал в кармашке впереди стоящего кресла. Но и здесь интересного Андрей для себя ничего не нашёл. Разве что только статью про недавно открывшийся автомобильный салон. Он пролистал журнал до конца, уже не надеясь найти что-нибудь ещё, но на предпоследней странице нашёл.
Это был лист бумаги, обыкновенный чистый белый лист. А вспомнились другие три листа, которые... Нет, не сломали они ему жизнь... и ей не сломали. Она сильная и стойкая, как оказалось. Просто изменили всё раз и навсегда. Изменили её, изменили его, перевернули всё с ног на голову, а может наоборот... Не было бы тех трёх листков, и он бы никогда не узнал, что такое ревность и что он умеет так ревновать и что умеет так любить, что способен писать открытки, что знает такие слова, что умеет так чувствовать. А для неё... Они помогли ей стать другой – сильной и независимой, теперь она уж точно никому не даст себя в обиду. Так что прав в чём-то Ромка, они ей помогли в жизни. Только, к сожалению, при всём при этом те проклятые листы отняли её у него навсегда. И ни вот этот один лист, ни три, ни десять, ни миллион не способны её вернуть.
Но ведь можно попробовать написать ей письмо. А почему бы и нет? Конечно, отправлять он ей это письмо не будет, но можно же просто написать. Поиграть самому с собой в ещё одну игру. Он в последнее время играет в такие игры. Когда надо принять какое-то важное решение, он представляет, чтобы сказала Катя, чтобы она посоветовала, приводит свои аргументы, «слушает» её. Ведь это только кажется, что между ними было только два месяца странных непонятных отношений, которые и романом-то не назовёшь, на самом деле они работали вместе, общались почти год, и он прекрасно её знает, знает, что она может сказать, как может посмотреть, наклонить голову, улыбнуться... Соглашается он с ней не всегда. Она более осторожна, чем он, не любит рисковать, а в бизнесе без риска далеко не уедешь. Но если «она» всё же оказывается права, то никогда не говорит ему «я же говорила», а просто улыбается: «Всё будет хорошо, Андрей Палыч. Вот увидите. Мы обязательно что-нибудь придумаем». И они думают... вдвоём с Ромкой, но он знает, что всё обойдется именно потому, что она так «сказала». Ещё одна игра, даже не игра, а просто привычка – пожелать ей вечером хороших снов и удачного завтрашнего дня. И когда он слышит об её успехах, ему почему-то кажется, что в этом есть и его заслуга, маленькая, небольшая, но есть. И он ею очень гордится, они с Юлианой очень много смогли добиться за последнее время.
Достал из кармана ручку... «Кать, можно Вашу ручку... Нет другую... Шариковую, Кать». Это тоже привычно. Иногда вспоминается что-то связанное с ней, о чём давно забыл, а тут раз... Недавно Таня Пончева приходила в ЗимаЛетто со своим сыном, девочек навестить. Столпились они, конечно же, на ресепшене. Женсовет надавал малышу сладостей, а он одну конфету не удержал. Таня к нему наклонилась: «Вань!» Андрей спешил на какую-то встречу, стоял около лифтов и на это «Вань» обернулся... И вспомнил, немного нелепую, но безумно трогательную девушку, пытающуюся собрать с пола остатки пироженного. Она так странно смотрит на него. Именно тогда она в него влюбилась. Каким же надо было быть идиотом, чтоб этого не заметить сразу и потом не замечать ещё полгода работы бок о бок и ежедневного общения.
О чём же ей написать? Да, обо всём. Как он по ней соскучился ужасно, как он ею гордится, и ту статью в журнале перечитал, наверно, сотню раз. Рассказал о девочках из женсовета, он не знает, продолжают они общаться или нет, а если нет, ей, наверняка, интересно было бы узнать о них. Ну и конечно о себе не забыл. О том, как готовились к показу, и о том, как однажды Милко с негодованием крикнул «Андрей, Боже, ну почему Ушла Пушкарёва, с ней было значительно легче рАботать, чем с тобой! Она мЕня всегда прЕкрасно понимала». И о том, что показ прошёл хорошо, да и дела в компании идут неплохо. А ещё попросил прощения за то, что не поздравил её с днём рождения. Он очень хотел, правда, только сначала долго думал, как будет лучше: позвонить или смс отправить, потом когда решил, что лучше позвонить, долго придумывал что и как сказать, а когда, наконец, речь была готова, обнаружил, что звонить уже слишком поздно. А теперь он об этом очень жалеет, очень, но почти уверен, что и с наступающим через две недели Новым годом, тоже вряд ли её поздравит – духу опять не хватит.
– Уважаемые пассажиры, наш самолёт входит в зону повышенной турбулентности, просим Вас пристегнуть ремни, закрыть столики и перевести Ваши кресла в вертикальное положение.
Андрей поспешно закрыл журнал, так и, оставив исписанный листок на предпоследний странице, выполнил все предписания капитана самолёта, закрыл глаза и сам не заметил, как заснул. Проснулся он уже, когда самолёт практически сел. И о письме своём вспомнил только, когда выходил из аэропорта. Но не возвращаться же назад, да и что и кому он будет говорить. В письме он ничего особого не написал: ЗимаЛетто не называл, даже о Милко написал «наш гений», конечно человек, хорошо знакомый с компанией обо всём бы догадался, но вряд ли этот лист попадёт к такому человеку. Скорее всего, его просто выбросит бортпроводница или кто там наводит порядок на борту самолёта после рейса.
Андрей даже не догадывался, что его письмо попадёт к адресату. Откуда ему было знать, что именно на этом самолёте через несколько часов Екатерина Валерьевна Пушкарёва отправится в Лондон, и так вот получится, что сидеть она будет на том же месте, что и Андрей. И тоже решит почитать журнал, пытаясь, таким образом, справиться со страхом. И она действительно забудет о страхе и о том, где находится, тоже забудет, как только увидит до боли знакомый почерк. Захлопнет журнал, «нет, этого не может быть», а через минуту снова откроет, чтобы прочитать, то, что он ей написал. И всё оставшееся время полёта потратит на то, что будет себя убеждать «такого быть не может, просто потому что не может быть». И будет продолжать себя уговаривать всю дорогу по пути из аэропорта в отель.
Зайдя в свою квартиру и бросив чемодан в прихожей, «вещи можно и позже разобрать», Андрей даже представить себе не мог, что через несколько часов, Катерина точно также зайдёт в свой номер и тоже оставит свой чемодан не разобранным, хотя раньше себе никогда такого не позволяла, сядет в кресло и будет снова и снова перечитывать это письмо, и уговаривать себя, что в его жизни могла быть и другая Катя, которая тоже была президентом, и понимать, что это бред, потому что она знает абсолютно точно, что после неё президентом стал Жданов-младший и президентом он и остаётся. И командировка, которая должна была продлиться неделю, закончится через четыре дня, потому что Катя сделает всё возможное и невозможное – перенесёт кучу встреч, лишь бы... То ли не думать об Андрее, то ли поскорее со всем разделаться и вернуться в Москву. И снова не будет бояться лететь в самолёте, потому что гораздо страшнее, что после посадки ей надо позвонить и что-то сказать человеку, которого она не видела уже два года и надеялась, что никогда больше не увидит. Но обратиться сейчас за помощью она может только к нему, потому что никто не знает Андрея лучше, чем он – Роман Малиновский. Она жила эти два года, нет не жила, а просто работала постоянно, без остановки, работа, работа и ничего кроме работы. Но ничего не радовало, ничего не приносило удовлетворения и успехи голову не кружили. Гораздо больше она радовалась не своим успехам, а успехам ЗимаЛетто, успехам президента компании. Она пожалела о том, что поехала с Мишей уже через пару недель, но осталась, помогла с открытием ресторана, и первое время, а потом вернулась в Москву. А на то, чтобы прийти к Андрею или просто позвонить ему смелости не хватило, вдруг он забыл, вдруг не простит, вдруг... И этих вдруг было слишком много, а со временем их становилось всё больше и больше. Катя мечтала, что они просто встретятся на какой-нибудь вечеринки и тогда... А потом сама же прилагала максимум усилий, чтобы этого не произошло, потому что ужасно боялась убедиться в том, что он её ненавидит или абсолютно равнодушен к ней. Но, несмотря ни на что второй свой день рождения подряд Катя ждала, что он поздравит её, целый день ждала от него звонка или смски, а он так и не позвонил. Значит, действительно, уже забыл. Но теперь есть это письмо, и она не может больше сомневаться или бояться.
– Да.
– Роман Дмитрич, это Катя. Екатерина Пушкарёва.
Роман никогда никого не ненавидел, до тех пор пока... Он согласен, они со Ждановым во всей той истории слегка перегнули палку. Ну хорошо, не слегка. Он не спорит, она имела полное право отомстить, и она это сделала. И, наверное, они со Ждановым получили то, что заслужили. Но потом... Жданов ей клялся в любви, бегал за ней, пытался ей что-то доказать, даже с ним, Ромкой, подрался, а она видите ли не пожелала его слушать, простить не пожелала, уехала со своим ресторатором, а Ромка только недавно перестал бояться звонящего ночью телефона, потому что такие звонки не раз приводили его к напившемуся до полусмерти другу, и больше всего Роман боялся, что однажды находясь в таком состоянии, тот или снова полезет драться или, не дай Бог, сядет за руль.
– Екатерина Валерьевна! Очень рад! Что решили вернуться и довести до конца то, что до этого не удалось?
– Вы о чём?
– Ну как же! Добить Жданова. Может, по-вашему, он ещё не до конца наказан? Смею Вас уверить, что Вы со своей задачей справились ещё в прошлый раз, поэтому не стоит прикладывать новых усилий. А, может, Вы сомневаетесь, что он окончательно осознал свою вину? Не сомневайтесь, осознал и всё помнит, до сих пор, наверно, по ночам просыпается в холодном поту.
Откуда ж было Малиновскому знать, что Катя услышала именно то, что хотела услышать, пусть и в такой форме.
– Я люблю его.
– Что?
– Мне надо с ним поговорить. Я его люблю.
Андрей ни о чём не догадался, когда ему позвонил Малиновский с более чем идиотским вопросом:
– Жданов, ты где?
– Дома. Где же ещё?! Что у тебя случилось? За тобой там что, гонится стая рыбок Милко? И тебе негде спрятаться?
– Почти угадал. Жданов, чтоб в течение следующего часа из дома не выходил. Ты меня понял?
– Малиновский...
– Я спросил, ты меня понял? – а потом, внезапно понизив голос: – Андрей, я надеюсь, ты один?
– Нет, со мной тут Анджелина Джоли.
– Главное, чтоб не Волочкова.
– Ром, ты о чём? Что вообще происходит?
Но в ответ Андрей услышал лишь короткие гудки. А примерно через час в его квартире раздался звонок в дверь, и Андрей даже не сомневался, что это Малиновский, потому что консьержу уже давным-давно было сказано, что этому оболтусу к Жданову можно в любое время дня и ночи, а при отсутствии хозяина, ему даже можно дать запасные ключи. Ничего не подозревающий Андрей, открыл дверь:
– Малиновский, так что у тебя...
– Прости меня… Я люблю тебя! Люблю!
Он не мог поверить своим глазам, и не верил во всё происходящее ещё несколько секунд, пока она к нему не прижалась, пока не почувствовал, что она плачет. Обнял, вдохнул аромат её волос.
– Не надо, пожалуйста, не надо, - уговаривал он, - Я люблю тебя.
Конец