-Папа, это тебе подарок на юбилей. Роман Романович-lll и его мама Лена. С имечком Ром Ромыча, претензии к Лене. Это ее фантазия. Прости за опоздание, в Екатеринбурге была нелетная  погода. Юбиляр вглядывался в  чудные, смышлёные, хитрые глазенки мальчика. Глаза бабушкины, однозначно. Но факт неоспоримый, что на него смотрит  самый старший внук, если судить по возрасту.  Сыновья дочерей младше этого: одному чуть больше года; второму вот-вот будут отмечать первый день  рождения. Оба,  только - только начинают уверенно держаться на ногах, и что-то невнятно лопотать.
-Почему, третий? Если нумеровать по старшинству, то получается – второй! Громко смеялся юбиляр и забирал к себе на руки «подарок». Обстановка разрядилась. Всем гостям нужно было познакомиться с избранницей сына юбиляра. А сестры и мама некоторое время приходили в себя от такой новости. Мама целовала невестку и спрашивала у сына:
-Теперь я еще и тещей стала?
-Нет, мать, тещей ты зовешься уже больше года. Теперь ты самая злыдня, теперь ты  - СВЕКРОВЬ!!!, громко, радостно  вещал на весь зал юбиляр. Жена уткнулась в плечо мужа и заплакала. Он аккуратно отстранил ее от себя и несколько грубовато, негромко, но чтобы слышали гости произнес:
-Ой, ой, ой – прекрати пачкать мой дорогой выходной костюм! Его надо сохранить до следующего юбилея, а так ты весь макияж на этом оставишь! И со словами: - «Родители, вот вам еще один правнук. За такого внука, точно все   двери  в рай открыты!  Вы все, точно в рай попадете!», и с улыбкой  передал нового члена семьи на руки своему отцу, Дмитрию Романовичу.
Семья после юбилея главы семьи пополнилась двумя новыми членами. Появилась забота – приобрести  жилье для семьи сына. Проблема вскоре была решена. Но Ромка, теперь уже вместе со своим Ромашкой, чаще всего жил у родителей. Лена продолжала служить в своем родном  театре в Екатеринбурге и не допускала мысли, что его покинет. Роман Романович-l, не мог покинуть Москву. Циник-отец  как-то спросил: - «Долго собираетесь болтаться как два г… в проруби? Пора приставать к общему  берегу. До добра это болтание не приведет, поверьте мне». Оставшись наедине с сыном, уже по-отцовски строго,  без тени шутки  сказал-: «Сын, шутки-шутками, но пора узаконить свои отношения. И парень, не сегодня-завтра поинтересуется своей фамилией. И должен носить фамилию  отца. Нашу с тобой фамилию».
Так  у супругов появился в семье мальчик Ромочка,  Ромулька, Ромашка. Который стал для  еще совсем не старых супругов скорее сыночком. Прилетала мама на несколько дней. Сын на эти несколько дней уходил жить в свою квартиру. Маленький Ромка закатывал истерики, не желал отрываться от бабы с дедом. После  возвращения жены в столицу Урала, сын вновь перебирался к родителям, не спрашивая их согласия. Временами ставил родителей в известность : - « Мы с  Романычем на несколько  дней улетаем к Лене».
Сын Роман был уже хорошим помощником отцу в бизнесе. Девчонки учились на четвертом курсе. Анька будущий финансист. Санька – дизайнер. Эти молодые мамы-студентки без зазрения совести скидывали своих детей на родителей или бабушку с дедушкой. Но в этом случае, им доставалось от отца. Тогда девчонки умудрялись так надавить на бабушку Малиновскую, что та все бросала в Ярославле и летела на помощь к внучкам. Вот месяц назад и сложилась такая картинка: Роман-отец улетел на переговоры в страны старушки – Европы; почти на месяц;  Роману-сыну, не вырваться из офиса. Весь бизнес остался  на нем, у дочерей – сессия. Пришлось ей брать отпуск и крутиться с троими Ромками, как белке в колесе. Так прошел месяц…
Два дня назад вернулся муж из командировки. Жену дома не застал. От сына узнал, что мать уже почти две недели живет в Анькиной квартире вместе с троими внуками. Анькин муж уехал на несколько дней на горно-лыжный курорт на Алтае. Девчонки приезжают вечерами, привозят продукты, помогают матери искупать  и уложить детей спать. Сын по взгляду отца понял, что нужно трубить 911.
Что у зятя накрылся курорт медным тазом – это однозначно! Этот факт в сегодняшней ситуации, Ромке нравился больше всего! Скатит его, батя по накатанной лыжне, как пить дать! И без лыжни будет лететь, как Карлсон с пропеллером! Отец  изгаляться над матерью не позволит. Это ясно, как божий день! Да-с, проблемка! Как ему-то быть с Ромкой?  Сегодня отец разгонит этот самообразовавшийся детский сад. Детские ясли, где все должности,  начиная, от сторожа, няни, повара и   до директора,  на добровольных началах занимает их мамаша. Это однозначно. Они с сестрами это предполагали, и были уверены, что так и будет. Вот и наступил он, этот момент истины! Ни Анька, ни Сашка телефон не брали.
                                *****
Оставив в прихожей чемодан, не переодеваясь, спустился в машину. Чертыхаясь, осыпая любимую супругу  нелестными эпитетами, ехал к дому дочери. Предвидя, что дети могут в это время спать, тихонько открыл дверь своим ключом. В квартире тихо…Вот верхняя  одежда жены. Вот она, аккуратно расплавленная  на плечиках, висит на стойке. Стараясь, не шуметь, тихонько пошел по квартире. В спальне застал следующую картину: наискосок кровати лежала спящая жена, прямо в халатике. Правой рукой обнимала Ромку-l; самый маленький уткнулся ей в левую подмышку. Средний лежал поперек, положив головку на бабушкин живот. Мужчина стоял, облокотившись на косяк двери и не мог оторваться от созерцания этой картины. Только себе мог сознаться, сколько умиления и теплоты в душе, вызвала у него эта немая сцена.
Но это  умиление,  и глубокую любовь  к жене и внукам,  он сейчас спрячет глубоко в душе и сердце.
Жена однозначно, сразу после пробуждения, схлопочет за свою слепую любовь к отпрыскам; за рабскую зависимость и неумение противостоять любой просьбе и авантюре детей. Напросится любимая на неприятность,   за наплевательское отношение к себе и своему здоровью. Сестрам, после звонка Ром Ромыча – ясно без слов:  будут сверкать молнии и греметь громовые раскаты папашиного недовольства. Лучше, не появляясь в квартире,   попросить брата, забрать их сыновей и день-два не попадаться папаньке на глаза. Все трое в красках представляли, что им светит за безответственное отношение к своим родительским обязанностям. Напомнит папанька этим паршивцам, коллективно и индивидуально, о занятости матери; о необходимости заботы и бережном отношении к ней. В такие минуты у отца  в ход идет все, включая русский густой мат.
Больше всего хотелось «навтыкать» зятю и его бестолковой жене. То бишь своей любимой дочери Аньке. Возможно, что и недолюбливает своего зятя-тезку только потому, что очень любит и ревнует  свою Нюшку. Дети, все трое, ему дороги и близки. Любит всех троих. За каждого костьми ляжет. За каждого, любому глотку перегрызет. При необходимости, каждому, отдаст любой орган и последние штаны. Но Нюра – это отдельная любовь, как ни старается спрятать это от посторонних глаз, а детей не обманешь. Сколько раз, еще будучи совсем малыми детьми, сын  с Санькой ему выговаривали: - «Ты любишь только свою Аньку».  Внешне,  он ничем никого из них не выделял, а дети каким-то шестым чувством чувствовали его бОльшую сердечную привязанность к Анне. Прикипел он к ней сразу, как увидел и взял на руки махонькое, красненькое, скользкое тельце, обернутое стерильной медицинской пеленочкой.
Вот, бывает и так, две кровиночки, родились с разницей в двадцать минут, а к первенькой, старшенькой отцовское сердце прикипело больше.  Вот именно с появлением на свет Анны, он  полностью  познал чувство отцовства. И окончательно понял и осознал ответственность за женщину, что родила ему детей и стала его женой. И с каждым днем, исподволь, это  чувство  вожака стаи, становилось все сильнее.

-Ну, сбегал мужик на сторону разок, так это еще не конец света!  Бушевал Валерий Сергеевич, а сердце разрывалось на меленькие кусочки от жалости и любви к дочери. И не мог слышать, эти унижающие его дочь просьбы, обращенные к гостю. Что значит, женитесь на мне? Объясни мне, что это значит?, вновь и вновь повторял отец.
Елена Александрова захлебывалась слезами вместе с дочерью и была полностью на ее стороне. Предательство – это предательство. И предавший один раз, предаст вновь. Единственное, чего не могла уразуметь, так вот это: - «Женитесь на мне»?
Валерий Сергеевич, чуть ли не с пеной у рта доказывал, что жена должна быть при муже. В этот момент,  Роман Малиновский всего-навсего отодвинул ее назад, прикрыл своей  спиной, и  доходчиво объяснил и Катерине, и ее родителям,  что всю обязанность за  покой и благополучие Катерины он берет на себя. На глазах, опешившего старого подполковника, скрылся вместе с ней в ее комнатке. Свет в Катиной светелке, как называл ее комнатку отец, горел еще долго. Слышались приглушенные голоса, но слов было не разобрать. Катерина  с Малиновским появились на кухне, перед старшими Пушкаревыми  утром, часов в семь.  Дочь выглядела собранной, спокойной. Уехали вместе, на машине Романа. Машину Катерины, по просьбе Романа, еще накануне  вечером, пригнал курьер Федор и поставил ее напротив окон квартиры  Пушкаревых.
После полудня, часа в четыре дня, вновь появились Катерина с Романом. Катя коротко  и четко  доложила отцу, что подала на развод и менее чем через месяц вернет себе девичью фамилию. Малиновский, по-мужски, расставил все точки над «i»: - «Валерий Сергеевич, я давно люблю Вашу дочь и желаю на ней жениться. И еще: мы оба уволились из «ЗИМА-ЛЕТТО» и надеемся, что вы нам поможете в создании и развитии нашего нового бизнеса». Сказано это было тоном, не допускающим возражений.  Некоторое время,  родители Кати,  буквально ошарашенные этим заявлением, сидели, и как рыбы, выброшенные на сушу, хватали ртами воздух. Очень быстро стало понятным, что негласно,  главой семьи, , стал новый зять, Роман Малиновский. Весь огромный груз семейных проблем   он тянул на себе. Не прошло и года, как старый подполковник  не представлял, что в их семье,  когда-то не было Романа. На него не могли нарадоваться ни тесть, ни теща.
Новый бизнес, начинали с небольшого турагенства. Работали все, не покладая рук: Роман, беременная Катерина, Валерий Сергеевич. В помощи, если к нему обращались, не отказывал Коля. Через два десятка лет результат этих усилий  налицо:  сеть гостиниц,  турагенств  и их филиалов во многих крупных городах страны. Сам глава семьи настоял еще в те времена, чтобы жена занялась наукой. Очень  гордился женой,  доктором наук.
Вот как можно обидеть такую женщину: родную, единственную, любимую жену? Заботливую, внимательную дочь? Лучшую мать, и до безобразия влюбленную в своих внуков  бабушку?  И уж  подавно,  обижать мать, не позволялось детям. Вот за то, что все заботы о внуках в его отсутствие,  сложили на мать, все и получили. Первой – схлопотала сама виновница, которая может падать с ног от усталости, но детям ни в чем не откажет. Ему, ее мужу, в этот момент было плевать, что перед ним доктор наук. Перед ним была его жена, уставшая от забот и хлопот о внуках, бабушка. Но  любимая… до кончиков ногтей...
Сегодня, он долго, не отрываясь, смотрел на нее, на спящую. Поза была не расслабленного, спокойно уснувшего человека. Она и во сне была напряжена, готовая проснуться от малейшего шороха, от малейшего движения каждого из дорогих комочков. Смотрел  на сладко спящих внуков. Вот от любви и нежности, к этим сладким,  маленьким человечкам, останавливалось дыхание. Хотелось крепко прижать каждого из них, окунуться в запах детских волосиков и молока.
Ему сразу бросилось в глаза , какой она была уставшей. Впервые бросились в глаза  меленькие морщинки вокруг глаз. И не мог оторвать взгляда от рук. Ее маленькие ладошки, почти детские по размеру пальчики, были уже далеко не детскими. Это были руки взрослой, вернее, эти руки  принадлежали женщине, прожившей долгую жизнь. Эти немолодые руки, усталое лицо, морщиночки на лице  спящей жены, и привели его в ужас. Это как надо устать, чтобы замертво свалиться и уснуть без задних ног?
                                  *****
Мужчины сидели молча. Каждый уставился взглядом в свою чашку. Сын встал, достал из холодильника банку с клубничным вареньем, которое передала бабушка из Ярославля.
–Не раскладывай по розеткам, ставь прямо в банке, милостиво разрешил отец. Только, ложечки подай, чтобы мне, старику, не вставать.
–Хм, старик… Материнской ухмылкой ухмыльнулся Ромка-младший.
И лучше бы он этого не делал. Отец прекрасно увидел и оценил эту ухмылку.
–И чего ухмыляемся? Будьте добры, объяснить, чему ухмыляемся? Уже с недоброй улыбкой вопрошал отец.
-Как за ложечкой встать – так старик; а как к жене под бок, да чтобы в придачу еще не мешали дети и внуки – так еще молодой, сын даже не пытался спрятать от отца свои мысли. И улыбнулся широкой, обезоруживающей улыбкой. Роман-старший засмеялся от души и залюбовался улыбкой сына .
–Сын, мне нравится ход твоих мыслей. Вот об этом я и хочу с тобой поговорить. О том, что мужчине всегда должно хотеться под бочок к любимой, родной женщине. Мне совсем не нравится,  что вы с Леной живете по разным городам. Где, с кем, чем сейчас занимается она? Почему, ее не волнует- где, с кем, чем занимаешься сейчас ты? Почему ваш сын больше знает нас, а не своих родителей?
–Па, чтобы не случилось, я никогда, никому не отдам Ромыча, перебил сын отца. Это моя кровь и плоть, и я это прекрасно понимаю. Люблю его все больше и больше. Впервые сын откровенничал с отцом на эту тему; тему своего неожиданного отцовства.
-Все это пон-я-ятно. Ромка, ты не представляешь, что бы ты, сынок еще чувствовал к этому ребенку, если бы  бок о бок жил с его матерью с момента зачатия. Ты его любишь, уже получив готовенького. Вы лишили себя такого…Такого! Отец не находил слов, чтобы выразить свои мысли и чувства. Ты не представляешь, что я испытал, когда впервые почувствовал, как ты шевелишься у Кати в животе. Шок. И после этого шока, когда меня как током пронзило осознание того, что там, в УТРОБЕ, в утробе твоей жены, живет маленький человечек. За которого несешь ответственность только ты... Я этого никогда  не говорил даже твоей маме. Но именно с того момента, когда почувствовал тебя внутри ее – она стала частью меня. Почему-то руки постоянно тянулись к ее животику. И до самого  твоего появления на свет. Ромка, нужно вместе пережить все 9 месяцев. Видеть, как с каждым днем меняется твоя женщина. КАК ей достается этот ребенок. Да-а. Первые месяцы, когда мама носила тебя, она видеть не могла бананы.
–Па, ты же знаешь, что я тоже не терплю эту обезьяннью еду! , вновь сын перебил тираду отца.
–Катенька после твоего рождения вновь ест бананы, и почти не  вспоминает, какую тошноту и  рвоту в первые месяцы беременности,  они у нее вызывали. Но сколько она съела квашеной капусты в это время, и сгрызла  семечек, знаем только мы с ней. Она ночами просыпалась, и как мышь, грызла семечки. Ну, и я, конечно, вместе с ней за компанию.
А с девчонками когда ходила, она ела репчатый лук. Первым делом, за ужином, чистила головку лука, мелко-мелко его нарезала, посыпала солью и мигом съедала с любым блюдом. Чаще всего просто с куском черного ржаного хлеба. Хлеб, иногда, могла помакать в подсолнечное масло. Меня в то время  несколько раз просила, чтобы я ложился в другой комнате. Говорила, что от нее луком пахнет. Вот и ел вместе с ней этот «салат». Роман Дмитриевич засмеялся: - «Так вкусно было, сейчас захотелось»!

-Папа, почему ты оставил бабулин чемодан? Она поедет одна, без тебя и без меня?, не мог успокоиться малыш. Она как дедушка,  она поедет в командировку? Дедушка ее отпускает? А кто нас будет кормить? На свой поток вопросов ребенок ответов не ждал и не успевал получить ответ. И  начинал вновь строчить как из пулемета.
-Ромыч, сынок, бабушка поедет одна, без нас. У нее работа. Сегодня она поедет одна, вот с этим дядей. Видишь только два места в купе. На одном поедет бабуля, на другом – этот дядя; он будет ее сосед.
-Как звать ее соседа?, не мог угомониться мальчик.
-Познакомься, предложил ребенку отец.
        Малыш подошел ближе к мужчине и подал свою маленькую ладошку, и важно произнес:
-Р-роман Р-романыч.  Было слышно, что звук «р» был покорен недавно. И раздавалось старательное, раскатистое рычание «ррр». Игрушечная ладошечка потерялась в огромной руке мужчины. Совершенно серьезно, без тени улыбки представился:
-Андрей Палыч. А как зовут твоего папу? С открытой улыбкой, без подыгрывания  ребенку, поинтересовался Андрей.
-Как меня. Роман Романыч. И какое-то очень теплое чувство шевельнулось в груди Андрея и ему стало жаль, что не эти два Роман Романыча будут его соседями по купе. И как-то враз перестал его раздражать этот разговорчивый, ни на минуту не замолкающий ребенок. Почему-то запали в душу  глаза-бусинки младшего Роман  Романыча.
- Ты уверен, что не пересекались?  Настаивал ОН. Ромке запанибратское тыканье не понравилось. Промолчал, но раздаривать  улыбки прекратил.
- Аб-са-лют-на!  Могу поспорить, что мы с вами не встречались! (Однозначно, что противостоять Ромкиной,  обаятельнейшей ,  улыбке не мог никто. И ОН,  естественно, вновь, повторно за прошедшие несколько минут, купился на нее и подумал: - «Если он, взрослый мужчина,  не может противостоять его улыбке, то что  чувствуют  дамы? Скорее всего  противостоять  его обаянию не в состоянии ни одна  дама любого возраста. Да, создаст же, природа.  такое чудо»!).
- С вами поедет женщина, продолжил Ромка, помогите ей пожалуйста выйти, если вы едете до конечной станции, и вновь улыбка. ОН  в ответ на нее, эту улыбку, не мог не улыбнуться  такой же широкой и открытой.
        В проходе вагона послышались голоса. Роман сказал сыну: - «Вот бабуля с дедом идут. Без всяких фокусов, слышишь,  пошли прямо в машину. Из-за тебя,  меня дедушка воспитывал вчера,  чуть ли не до утра»!
      Андрей разулыбался  на эти слова  и был рад, что этого не видит Роман-старший. Отец с мальчиком уже вышли из купе. Вот тебе наглядная, извечная проблема  отцов и детей!
    Где-то недалеко, очевидно от соседнего купе послышался голос Романа:
-Родители, быстрее прощайтесь. Расстаетесь на три дня,  а не на три года. У меня дел еще выше крыши и Ромыча куда-то надо пристроить.
Напротив  открытого купе, у поручня, остановилась супружеская пара. Лицом повернулись к окну. Спинами стояли к купе, к нему. Муж одной рукой приобнял жену за талию, в  другой держал ее сумочку.  Андрея как будто окатило ведром кипятка; следом ледяной водой. Не мог сфокусировать взгляд. Кровь сильными толчками билась в висках. Казалось, что сейчас от напряжения порвутся все сосуды.  Хотелось закрыть глаза, и думать, что это сон. Или как много лет назад, видение,  вызванное пьяным угаром. Но нет, это была ОНА, та, которая пропала из его жизни больше двух десятилетий назад.
     Рядом с ней его лучший друг – Ромка Малиновский!!!
Это ему, Ромке Малиновскому, она демонстративно, сквозь слезы, назло ему, мужу говорила в их кабинете: - «Роман Дмитриевич, женитесь на мне. Я вам буду хорошей женой. Никогда не усомнитесь в моей верности и непогрешимости. Я рожу вам,  и этот предатель Малиновский, пропел строчку из песни про космос: «Сыновей, дочерей». Все интонации известного певца изобразил, только Андрей не мог вспомнить имени певца.
-Да, сыновей, дочерей. Я  вам рожу много детей. Я буду вас вечерами ждать с ужином, а по утрам печь блинчики… С начинкой или без… Как вы любите. А слезы катились и катились по ее щечкам, оставляя тоненькие, размытые нечеткие серые  дорожки. Тушь в основном уже с ее ресниц смылась. Она тыльной стороной ладоней  все утирала и утирала бесконечный поток слез.
-Со сгущенкой. Я люблю со сгущенкой. И чтобы она была прямо в банке. Не наливать в  мисочку, а обмакивать блинчик прямо в банку. Малина или пытался ее отвлечь подобными разговорами или впрямь принимал ее просьбу за чистую монету. Или пытался насолить ему за то, что увел он, Андрей, у него Калерию. Андрей в этом никак не мог разобраться. Раньше у них был уговор, и они никогда не уводили девушек друг у друга. А вот с Калерией получилось – увел ее Жданов прямо из постели Романа.
При этом убеждал Катерину,  себя, и Романа – что любит только жену. Что его потянуло к Калерии, он на протяжении оставшейся жизни так себе объяснить и не сумел. Ее молодость? Отсутствие, как ему казалось жизненного и сексуального опыта? Или то, что она смотрела на него, как на бога, который ей даст абсолютно все и положит мир к ее ногам. А достать звездочку с неба и положить мир, он готов был только к ногам одной женщины, своей жены. Та же молодая, неискушенная девочка Калерия была только забавой, временной  игрушкой в его руках, о которой никогда не должна была узнать его жена. Но с виду неискушенная, глупенькая девочка, не побоялась огласки и сделала так, чтобы все достигло ушей и глаз Женсовета. А уж там разведка была поставлена так, что и  Массад,  и ЦРУ, и Лубянка вместе взятые, отдыхают. И получилось у девочки Калерии так – ни себе, ни людям. Как оказалось, ему нужна была в жизни только одна женщина. Женщина, с которой он всегда чувствовал себя как на спящем вулкане.  И не знал, когда он начнет извергаться. И однажды, произошло извержение такой мощности, что и извержение  Везувия, показалось  бы детской забавой. Вся его жизнь разлетелась  после такого  извержения,  как осколки чашки, которую он запустил в стену. И покрылась его никчемная, никому не нужная и не интересная жизнь,   таким слоем золы и пепла, что он оттуда уже не выкарабкался. Вот так обернулось для него  минутное, сомнительное удовольствие поцелуев и физической близости с красивой девочкой Калерией. Сломала ли она себе  жизнь, имея и широко афишируя сомнительную любовную  связь с ним, он не в курсе. И даже к вопросу ее беременности  больше никогда не вернулся. Обо всех своих обещаниях, заботиться о ней и о ребенке, забыл напрочь.   Перед глазами  всегда была Катя, его Катенька, самая родная и непокорная Катька. Так получилось, что дивиденды с акций компании   «ЗИМА-ЛЕТТО» все годы отец перечислял Екатерине Ждановой. Вот она сейчас стоит у окна в проходе вагона, и это не бред больного сознания, это действительно она. Не  тоненькая девчушка с осиной талией и соблазнительными  бедрами. Стояла женщина,  с хорошо очерченной талией, широкими бедрами, рожавшей женщины. Только от этого ее внешнего вида,  зашлось  дыхание. Рядом, по хозяйки ее обнимает за талию, его бывший лучший друг. Тот самый Малиновский, который написал ту жуткую инструкцию, из-за которой она сбежала в Египет. Ее враг. Внесем поправку: бывший враг.
Потом была в их жизни Калерия. И его Катенька сбежала от этого позора  и предательства навсегда. Она умела уважать и любить  всех, но в первую очередь уважать себя. Инструкцию и все связанное с ней она ему простила, Калерию – никогда.  Отец передал ему его слова: – «Предавший единожды, будет предать снова и снова». Отец был полностью с ней согласен.

–Зато у нее талант! Абы на ком сын бы не женился! Все,  Дмитрич, закрыли тему. Вон Роман уже весь извелся, у него встреча какая-то. Маленького куда, к Юлиане  отвезет?  Роман Дмитрич, я тебе торжественно клянусь, что как  только через недельку вернусь, то сразу стану образцово-показательной женой. Катерина говорила тихо, виском потерялась о плечо мужа. Обещаю, что по ночам не буду копаться в интернете; не буду нерадивым студентам делать курсовые; не буду забирать на ночь внуков. Ложиться спать буду одновременно с тобой; вставать раньше тебя. Печь тебе блинчики по утрам. С начинками или без, как ты любишь!
-Господи, свежо предание да верится с трудом! Если бы не теща, мы бы и не знали, как они выглядят, эти  блинчики,  и  с чем их едят! Вообще-то,  я люблю со сгущенкой. Ой, как хочется сложить блинчик несколько раз и обмакнуть в баночку со сгущенкой. Вкус- нооо! Роман прикрыл глаза от представленного удовольствия.
По проходу вагона бежал маленький Роман Романыч, за ним торопливо шел отец. Был слышен на весь вагон его зычный голос: - «Ромка, вернись! Я кому говорю, вернись»!
-Деда, спаси меня от бабайки!  Он меня хочет поймать и посадить в его большую машину! Спаси, деда! Ребенок с разбега, не ощущая ни скорости, ни высоты, бросился к деду в руки. Начал дразнить подошедшего отца: - «Не поймаешь, не поймаешь»!
Тоном, не допускающим возражений, сын сказал родителям: - «Целуйтесь, прощайтесь, ехать надо. Еще Ромыча к крестной надо завезти. Ромыч, быстро целый бабульку. Поехали, поехали, ни минутки свободной».  Роман  Дмитриевич повернулся с ребенком на руках и сцепился взглядами со Ждановым, вполоборота сидящим у окна купе за столиком. Одна рука, согнутая в локте,  лежала на столике, второй опирался на диван. Не виделись ровно четверть века. Узнали друг друга с полувзгляда. Роман наклонился к жене,  обхватил  свободной рукой ее голову и прижал к своему подбородку. Старался прижать внука как можно крепче и к себе, и к Кате. Их связующее звено. Наклонился к ее уху, тихонько, почти не ощутимо поцеловал и прошептал. Не прошептал, выдохнул на одном дыхании: - «Помни, я тебя очень люблю. Ты у меня родная и единственная. Я тебя очень буду ждать».  Чуть в сторону повернул голову и увидел очумелые, удивленные глаза жены. Она приподняла голову и была удивлена до крайности.  Молчали оба Романа. Роман-сын внутренним чувством понимал, что между родителями что-то происходит и их нельзя беспокоить. Роман-внук  боялся пикнуть, так его прижали к себе дед  с бабушкой.
Роман подтолкнул ее вновь к поручню,  и громче, чем следовало бы, сказал:
-Смотри в окно, мы помашем тебе ручками.  И еще добавил, совсем тихо: - «В купе тебя ожидает сюрприз» и с внуком на руках пошел к выходу. По проходу шел проводник и вещал: «Провожающие есть? Провожающие на выход»!
    Катерина чуть посторонилась, пропуская проводника. Почти прижалась лбом к стеклу, рассматривая самых дорогих мужчин. Все еще не пришла в себя от признаний мужа. Признания в любви,  впервые за все двадцать пять лет совместной жизни. Признания,  которые прозвучали на шестом десятке лет. Она всегда знала, что он ее любит. Но всегда свои чувства прятал за показным  безразличием, безалаберностью, легким цинизмом, бесконечными шуточками. Также он всегда боялся показать свою заботу. И только приняв вместе с Валерием Сергеевичем  хорошую дозу его настойки, мог объяснять всем окружающим КАКАЯ  у него  жена. Оглянувшись по сторонам, чтобы она не наблюдалась в радиусе ближайшей комнаты, рассказывал ее отцу, как он ее любит. Вот за это его очень уважал отец жены,  т.е. его тесть. И тесть вторил  зятю: - «Правильно, Ромка, любить нужно сердцем, душой. Не словами».
Ромка, проникнувшись душевным состоянием родителей, больше никого не торопил. Стояли с отцом, тесно прижавшись  плечом к плечу. Совершенно одного роста. Одинаково поставив ноги на ширине плеч. На плечах деда сидел внук, обхватив его за голову ручонкой. Одной рукой дед придерживал внука  за щиколотку.  Сзади за спинку  его придерживал отец. И три Романа отправляли ей воздушные поцелуи. Сдержанно, чтобы не очень-то на него обратили внимание – сын, спокойно пару поцелуев отправил муж; и с упоением – внук!
Не могла себе объяснить, почему приходится сдерживать слезы. За ее спиной, почти заняв своей крупной фигурой весь дверной проем купе, стоял Жданов. С Романом, раз за разом пересекались взглядами.
Его как молнией озарило: вот где он видел сына Малиновских! Вот почему этот молодой человек показался знакомым! Всего лишь это он сам, в возрасте Романа. Только Роман немного ниже ростом и тоньше  в кости, чем он, Андрей Жданов. Поэтому складывается ошибочное впечатление, что у них с отцом, Романом Малиновским,  одинаковое телосложение. Но Андрей уже нашел этому объяснение. Просто узкая кость и небольшой рост Катерины – вот и результат более изящного телосложения Романа! Вот почему и влюбился моментально, с первого взгляда в глазки маленького Ромки. Нельзя сказать, что его глаза похожи на Ромкины или Катины. Нет. Просто называется это так: зов крови!
Андрей стоял, смотрел,  как медленно  уплывают лица Малиновских. Стоял как столб, боялся пошевелиться. Вернее, просто  ничего не мог. Не мог говорить, не мог шевелиться. Мокрыми стали ладони. Ничего не видели глаза. Подкашивались ноги. Наконец он полностью стал осознавать то, что увидел. Этот красивый парень – его сын. Сын, на которого он не имеет права. Этот маленький мальчик – его внук. И на него он не имеет прав. И очень счастливые люди – его жена, нет не его! Она жена  его друга,  бывшего друга - Ромки Малиновского. Сын, его сын – считает отцом того же Ромку  Малиновского! О маленьком, общительном, разговорчивом мальчике уже и речь не идет. И все они носят одну фамилию, фамилию Ромки Малиновского!
Что же случилось в тот пакостный день, когда все в их жизнях перевернулось с ног на голову? Как повернулась судьба к нему? Почему за минутную глупость  и слабость надо рассчитываться такой ценой? И вот перед глазами стоит та, которая все еще внимательно всматривается туда,  где на перроне остались три Романа. И от  близости которой,  так колотится сердце, стали мягкими ноги, подогнулись коленки.  Как относиться к ней сейчас: ненавидеть, продолжать любить, или отнестись как к пустому месту?  Просто соседка по купе, просто попутчица. Кто из них   кому сломал жизнь? Он ей или она ему? Как не хватает ему сейчас привычной дозы виски! Но много лет он не прикасается к бокалу! Ему нельзя. Может сорваться, и  вновь  впасть в запой. Кого ему в этом винить? Вот эту невысокую, полненькую женщину?
Но не ты ли сам отнял у нее и любовь, и веру, работу, карьеру? Кого винить?  Его величество СЛУЧАЙ ИЛИ СУДЬБУ?
                                    *****
Стояла, судорожно вцепившись в поручень и вглядываясь в медленно уплывающие лица своих Романов. Поняла, что, все происходит с ней как в той песенке: «вагончик тронется, перрон останется». Ей вдруг стало очень тяжело и одиноко. Появилась боль в левой молочной железе.  Она незаметным движением руки для окружающих,  старалась ее немного сдавить снизу и немного приподнять. За несколько последних лет, как стали периодически появляться эти боли, это движение руки стало рефлекторным, необдуманным. В минуты, когда появлялась эта боль, ее настигала необъяснимая тоска.

–Да, Юлька. Могу, почему не могу. Просто решили мои мужчины отдохнуть от меня, вот и отправили туда, ты знаешь куда. Тебе Ромыча привезли? Кто привез,  Роман Дмитриевич? Да, нормально все. Просто пришлось пол-месяца сидеть с внуками. У девчонок – сессия; Лена где-то на гастролях. Ничего нового. Все как всегда. Романа, когда приехал,  это привело в бешенство. Девчонки разбежались по норам. Старый Роман, сейчас видимо,  на пути к Аньке. Вчера вечером обещал дочери сделать  ее вдовой. За то, что его непутевый зять катался на лыжах где-то на Алтае. Ночью должен был прилететь. Да, никак не может смириться с выбором дочери. Ты ведь знаешь, его   больше бы устроило, чтобы его дочь осталась старой девой. Вот что делает отцовская  любовь! В ответ на слова собеседницы,  засмеялась, низким, с особой хрипотцой, смехом.
-Юлька, не ходи вокруг да около. Спрашивай, что тебя интересует. Ухмыльнулась, отвернулась лицом к окну. Взяла телефон в другую руку. И не стесняясь присутствия Жданова, сказала:
-Первое: ты любопытна, как любая, даже не женщина, а баба. Да едем вдвоем, в одном купе. Обедаем. Разговариваем. О чем спросил в первую очередь?  О тебе, и назвал тебя старой  сводней! А старого Романа,   расправа ждет впереди.
Замолчала, внимательно прислушивалась к тому, что ей говорили. И от возмущения чуть не подпрыгнула:
-Блинчики?  Какие ему блинчики? Со сгуще-е-ной? Она чуть не захлебнулась от негодования.  Когда я приехала прошлый раз, так от этого старого повесы пахло духами его секретарши. Это он мне и сказал, что это пахнет его любимой Шурочкой, которая даже не секретарша… А, а… Катерина потеряла  от возмущения дар речи. Больше, чем мать и жена вместе взятые. Представляешь? Как это, сколько лет она с ним работает? Лет тридцать вместе и работают; она же  ушла из «ЗИМА-ЛЕТТО» вместе с ним. Да, есть внук. Ровесник нашего Ромыча, но выглядит лет на шесть. Очень крупный мальчик!  И вновь хохочет. Разговор с Юлианой  позволил ей расслабиться и забыть, что нужно выбирать слова и выражения. Что-то говорилось умышленно для ушей Жданова, и он это понимал.
За время ее разговора, как-то несколько спало напряжение, витавшее в воздухе. Воздух перестал быть наэлектризованным. С плеч обоих упало по большому камню. Андрей прошел на свое место. И очень родным и знакомым для нее жестом, подпер ладонью щеку. Смотрит на нее, сидящий напротив,  не отрываясь. Теперь и она не отводила взгляда. Появились морщинки; виски седые; не стали такими густыми ресницы, поредели волосы. Свой-чужой. Совсем, совсем чужой. Всматривалась, в когда-то самые родные и любимые черты. Самые красивые, бездонные глаза,  в которые могла смотреть и смотреть, не отрываясь. Которые ей снились много лет, каждую ночь, до рождения дочерей. Потом как отрезало, даже не могла мысленно вызвать его образ в сознании. Когда все его фотографии,  в порыве отчаяния,  собрала и хотела выбросить, у нее из рук пакет забрал Роман Дмитриевич.
–Катенька, выбросить всегда успеете. Пусть пока полежат здесь. Встал на стул и убрал куда-то на антресоли в коридоре родительской квартиры. По сей день, пакет с теми фотографиями, видимо, там и находится.
До того дня, когда родились девочки, каждую ночь снились эти теплые, мягкие губы, которые целовали другую. Ей ни разу не приснилось, чтобы он целовал ее. Преследовал один навязчивый сон: сцена в его бывшем кабинете! Он утопил в своих длинных руках, крупных ладонях Калерию, о которой Женсовет прожжужал ей все уши. Старалась не обращать на их слова и намеки,  никакого внимания, не верить. Ее Андрюшенька на это не способен, он любит только ее.  Потом, много позже, признавалась себе;  как-то призналась единственной подруге, Юлиане:
-Знаешь, Юлька,  а червячок сомнений жил тогда во мне. Иначе бы зачем я пошла в тот кабинет? Раньше, когда ее там не было, я туда никогда и не заходила. Мужья были где-то в командировках. Детей забрали ее родители. У Юльки детей не было. Вот и любила она Ромку-крестника, как родного. Девушки немного выпили, расслабились; жалели свою женскую долю, а на следующий день смеялись над своими «пьяными» слезами.
Эта юная девочка, глупая в своем доверии к этому уже прожженому жизнью мужчине, запустила руки в его шевелюру и тянулась, тянулась к его губам. Глаза обоих любовников были закрыты. Катерина зашла к ней в кабинет, чтобы передать ей, что ее переводят в штат компании. Маши на месте не оказалось и пошла сама. На ее короткий стук ответа не услышала и вошла… Ее присутствия никто даже не замечал. В каком-то ступоре она видела расстегнутую рубашку мужа, его оголенную грудь. Тоненькая, невесомая блузка Калерии, смятая, еще ей показалась, что разорванная по шву, валялась у их ног.  С каким-то спокойствием смотрела, как  рука Калерии с головы Андрея оказалась на его груди, а его губы потянулись к груди девушки. Его большая ладонь уже хозяйничала в ее бюстгальтере. Все видела как в кино, на большом экране. И совершенно спокойным голосом,  постаралась донести до слушателя свою речь. Говорила таким тоном, как если бы Калерия сидела за столом, а не находилась в объятиях ее мужа.  Вела себя так, как если бы ее мужа здесь,  вообще не было. А если бы и был, то занимался бумагами.
–Калерия, я пришла поставить вас в известность, что с сегодняшнего дня вы больше не работаете в компании. В период моего отсутствия, вице-президент, равно как и начальник ОК, не могли принять решения о приема вас на работу. Штатное расписание не позволяет этого сделать. После обеда, заберете документы в отделе кадров. Повернулась на каблуках и стремительно вышла, а чуть позже, побежала вдоль по коридору,  в сторону отдела кадров. Она уже не видела, как муж рухнул на диванчик, стоявший рядом. Упер локти в колени, закрыл лицо руками и грязно выругался. Присутствие Калерии его не смутило. Не видела, как торопливо, судорожно, Калерия пыталась поправить на себе кружевное чудо и,  кое-как,  напялить,  разорванную блузку.
Положила бумаги перед Таней Пончевой и еле произнесла, задыхаясь, глотая слезы:
-Немедленно, чтобы к обеду все было готово, оформить увольнение. И пусть Света сделает расчет. После обеда ее здесь не должно быть.
Девочки из Женсовета, только перед этим собирались трубить сбор. Они знали, что Жданов уединились с Калерией. Катя пошла туда с документами. И как ее туда не пустить, они не могли придумать. Катя была на подходе к кабинету. Остановить ураган Катрин не было возможностей.
От Татьяны она не пошла в свой, президентский, кабинет. А именно,  ураганом влетела в кабинет Романа Малиновского… Смотрела на него, сидящего за столом, безумными глазами и ничего перед собой не видела. Следом за ней, как мощный цунами, для которого нет преград, залетел Жданов. Роман понял, что между супругами произошло нечто такое… Неординарные…
Встал из-за стола, подошел к Катерине со стаканом воды.
–Катенька, выпейте. Усмехнулся своей знаменитой улыбочкой, только краешком губ: - «За вами кто-то гонится?» Муж стоял за ее спиной. И она этой самой спиной ощущала, что сейчас он подойдет к ней сзади; привычно сожмет ей плечики, поцелует в ямочку на шее, под волосами.  И тогда она уже сопротивляться не сможет.
Она поступила так, как поступила. Что бог ни делает, все к лучшему. Она обратилась к Роману, стоящему со стаканом в руке:
-Роман Дмитриевич, женитесь на мне. Я буду вам хорошей женой. Верной, любящей. Я рожу вам много детей. Ромка уточнил ее слова в своей шутовской манере: сыновей, дочерей. И что-то долго уточнял про блинчики со сгущенкой, или ей теперь это только кажется.  Стоять она уже не могла  и говорить тоже. Роман обхватил ее за талию и практически нес к дверям лифта, когда Жданов начал крушить все в кабинете. Вечером пришел домой к  ее родителям, но Валерий Сергеевич и на порог его не пустил. Жданов знал, конечно, знал, что Малиновский находится у них. Ромкина BMW стояла у них под окнами. Роман в этот день никуда не ушел. Они проговорили всю ночь. Потом и вспомнить не могли о чем…
Утром рано уехали в «ЗИМА-ЛЕТТО». В этот день, в десять утра, должен был состояться Совет Директоров, по итогам полугодия. Все у них готово в лучшем виде. Перед Пал Олегычем стыдно не будет. И на этом Совете она попросит отставку. В солидарность с ней увольняется и он, Главный маркетолог Роман Малиновский.

В конце концов, с грехом пополам, с больной грудью разобрались. От боли и стыда, Катя крепко закрывала глаза. От боли, казалось, что не сдержится и  обмочится прямо в постель. Краснея, отворачиваясь, стараясь прикрыться простынкой, ложилась по просьбе Романа, то на бок, то на спину.  Отворачивала голову в сторону, чтобы не смотреть на Романа. На всю процедуру, чтобы освободить обе груди от молока,  ушло более получаса. Роман уже измучился  сам, и измучил Катерину, когда в палату впорхнула Юлиана. Вначале не поняла, что происходит. Подумала, нехорошо  так подумала: вот тебе и больная: чем занимаются, не стесняясь никого,  и не боясь,  что  в любую минуту  могут войти.   Захватила последние минуты этой процедуры, расценив это как минуты интимного общения супругов и неловко себя почувствовала  за неуместное  вторжение .  С удивлением смотрела, как Роман влажными, бактерицидными салфетками обтирал  шею, лицо, руки, грудь Кати.  Непроизвольно этой же салфеткой вытирал свой мокрый лоб. Достал чистую. Попросил Катерину  повернуться на бок и старательно обтер  ей спину.  Ромка прошел из палаты в санитарную комнату, чтобы вынести использованную емкость, в которую он сплевывал Катино молоко. Сделать в данный момент это было некому. Роман сам просил сестер и санитарок, чтобы не заходили к больной без просьбы. 
–Катька, ой, я никогда не думала, что Роман может быть таким внимательным.
–Юль, никогда бы не подумала, что он сможет это сделать, что не побрезгует. Вернулся Роман. Во взгляде Катерины было столько благодарности. Ее отпустила боль. Хоть немного. От обезболивающих средств она отказалась. Рассчитывала еще кормить сына своим молоком. После помощи, оказанной Романом, в больной груди прошла рвущая боль. Катя была уверена, что по мере того, как будет прибывать молоко, боль появится. И этой грудью кормить ребенка нельзя. Неужели придется самой просить Романа в такой деликатной помощи? Поделилась своими сомнениями с Юлианой. Подруга, как и врач, не видели в подобном акте, ничего не приемлемого.
–Катька, ну и чудачка, ты. Он  же твой муж, что здесь не удобного. Другое дело,  кто-то не сможет из-за брезгливости. Я считала, что Малиновский из таких…
Утром Роман со своей мамой привезли Ромулечку. 
–Давай, мамулечка, корми Ромулечку. Давайте, Катерина Валерьевна, оголяйтесь, не стесняйтесь. Видели мы ваш третий размер, нас уже ничем не удивишь! Роман не переставал что-то говорить. Чтобы скрыть неловкость ситуации.
-Ромка, мать посмотрела на него с укоризной, не вгоняй нас с Катенькой в краску. Немного выбирай выражения.
Вместе с сыном старалась поудобнее устроить ребенка возле материнской груди. Так в течении недели и возили ей на кормление ребенка несколько раз в день.
                               *****
В день выписки, когда шли к машине Романа, она спросила:
-Куда едем? Домой?
-Ну, если вы, Катерина Валерьевна, обещаете мне быть хорошей женой, верной, покладистой, то – домой.
–Роман Дмитриевич, засмеялась тихонько она, вы еще забыли про блинчики. С начинкой.
–Катенька, я еще раз повторяю, и в последний. Я люблю со сгущенкой. Сгущенка должна быть в банке.
Получилось в их жизни так, что притча о блинчиках со сгущенкой  сопровождала их всю жизнь. Но блинчики есть он ходил к теще, от  жены так и не дождался.
После выписки из больницы,  в спальне Романа, где жили Катя с Ромой-маленьким , они стали отныне  ночевать втроем.
Через четыре года родила двух девчонок. Светловолосых, зеленоглазых, языкастых непосед. С их рождением исчез из ее снов образ вот этого человека, который сидит сейчас перед ней. Человек, который подарил ей свою частичку, но прошло столько лет, что они с мужем об этом благополучно не помнили. И теперь он, этот человек, ей об этом напомнил.
-Ты не собираешься отвечать на мой вопрос о сыне? В голосе намешано все: удивление, страх, боль, злость. Как все таки она его хорошо знала! Прошло столько лет, она помнит каждое движение его рук, мимику лица, наклон головы. Помнит, но это уже чужое. Много лет принадлежит кому-то другому. Скорее всего той девочке, Калерии. И если сейчас, в сию минуту, будет необходимость бежать и спасать, и выбирать в этом спасении одного из двух, она инстинктивно, на уровне подсознания выберет мужа. С годами они проросли друг в друга, стали одним целым организмом. Только этому, сидящему напротив мужчине, тогда еще очень молодому, она могла говорить о своей любви. Она умела ему говорить о своей любви к нему. И много таких же слов и клятв слышала от него.
С мужем они таких слов избегали.  У нее в отдельные минуты от жалости, заботы, благодарности к мужу, заходилось сердце. Все эти чувства вместе взятые, порой готовы были сконцентрированным взрывом вырваться на свободу, и фонтаном мелких, ярких  искорок затопить человека, с которым находится рядом двадцать пять лет. Своей частице, нет, не частице, а  большей своей половине. А сидящий напротив, с благородной сединой и злыми глазами – совсем чужой. С ним не связывает прожитая в жизни боль; не связывают бессонные ночи с новорожденными детьми, нет и общих  радостей. Только память, хранящая   ужас  и  кошмар предательства…
-Почему не хочу? Наконец ответила на его вопрос. С одной стороны, считаю, что с твоей стороны вопрос поставлен неуместно и бестактно. Что значит «твой сын и внук»?  Что значит, почему он Малиновский? Все очень просто – Роман рожден в моем браке с Малиновским. Он носит фамилию отца. И грубо сорвалась, не удержалась:
-Ты здесь собственно каким боком? Не смеши себя и людей. Помнится, весь офис гудел по поводу беременности твоей любовницы,  при живой-то жене. Так, что твой сын где-то там, у любовницы или от любовницы. И самой стало гадко-гадко от своих слов. Испытывала неприятность оттого, что не сумела до конца скрыть обиду, не сумела простить, не сумела забыть той боли, которую он нанес второй раз, после «инструкции». И бил сильно, наотмаш… Лучше бы была боль физическая, ее можно перетерпеть, и она забудется. Боль, которую он нанес ей тогда, изменив с Калерией,  не отступила,  и никогда не забудется.
Она услышала, как проводник проходил по вагону и назвал станцию. Стоянка двадцать минут. К выходу потянулись любители  покурить.
Встала из-за столика, быстро, кое-как  посбрасывала мелкие вещи  в сумочку, что в принципе было ей не свойственно. Подняла рундук, выкатила свой небольшой,  синий пластиковый чемоданчик. Быстро оглядела  купе и пошла к выходу. Решение было однозначным: домой, только быстрее домой. Было  ей ясно, что там в одиночестве, мужу еще хуже, чем ей. Скорее домой!  Побыстрее прижаться к тому, кто ее вытащил с того света; чтобы почувствовал ее любовь к нему, ее благодарность, ее верность! Чтобы не сходил с ума от неизвестности; от любви к ней, детям, внукам. Наконец-то, уже  когда, появились внуки, ОН ей признался, что любит; что она у него единственная. Произошло это объяснение благодаря вот этому мужчине, который не отрывал от ее лица взгляда.
Вышла из купе. Вынесла чемоданчик и вернулась:
-Спасибо, еще раз спасибо. За нашу с тобой встречу. Но… дальше я не поеду. Я вернусь домой.

Оставил ее вчера наедине с ним. Про которого она говорила:-«Любимый человек. Андрюшенька». Мучаешься, Малина? Мучайся, сам появился непонятное никому благородство и оставил их наедине. Она, нет, она не может изменить. Даже со Жданчиком. С ним особенно не может. Кажется, за эти три дня сойду с ума, пока она не появится на пороге дома!» с этими мыслями отправился в ванную и прочие места общего пользования. Или в обратном порядке, прочие места общего пользования, и уже потом в ванную. Роман Дмитрич удобно чувствовал себя в одних плавках;  один в квартире, вообще хоть голый ходи. Слова никто не скажет. При Ромыче надо постоянно быть начеку, неизвестно что он отмочит в следующую минуту. В собственном доме, при этом ребенке, живешь как на вулкане. Господи, этот жук, ему, родному деду, даст фору на сто очков вперед!
Вдруг, Роману показалось, что блинчиками пахнет с его собственной кухни, а не от соседей. Запах еще ладно, а вот музыка точно слышалась из кухни.
Картинка ему открылась еще та: его  мисс Железные  Зубы,  стояла к нему спиной и разливала тесто по сковородке. Рядом, на тарелочке лежали два или три блина. На другой – несколько  бесформенных кусочков теста. Та-а-ак, комом, очевидно, был не только первый блин… На столе лежал ее белый телефон, который ей подарил сын на День защиты детей. Вот на такой интересный праздник сын ей сделал подарок. Если вдуматься, очень актуальный праздник…
Рядом стояла баночка с синей этикеткой, знакомой с раннего детства. И рядом с баночкой – достаточно большой кухонный нож. Этим ножом была открыта консервная банка. Это было очевидным. Края  крышки консервной банки, искромсаны. Без вопросов, его мисс открывала ее зубами.
Роман Дмитриевич стоял босиком, на голом полу, в одних плавках; скрестив руки на груди. Привалился к косяку двери.  Да, через двадцать пять лет,  его любимая мисс, начинает выполнять свои обещания быть порядочной  женой. Быть верной; не подсовывать в супружескую постель внуков (Дмитрич, что за глупость по поводу внуков – сам, самолично притащишь их и уложишь в свою постель!); и по утрам печь блинчики!  Господи, даже про сгущенку запомнила! Умереть, и не жить! Какой же надо иметь интеллект, если четверть века, он твердит ей, что любит блинчики со сгущенкой, а она обещает с мясом! Что же произошло в этом мире, если ЕГО жена, печет блины! В голову пришла жуткая мыслишка: поблагодарить Андрея Палыча? Как еще можно объяснить необъяснимое.
Почувствовала взгляд. Повернула голову в сторону двери. В дверях, по ее понятию, стоял ее Аполлон. Ее, и ничей больше. Ее Дмитрича, совсем не стыдно демонстрировать на пляже, с гордостью подумала она. Вслух ему этого не скажет, только тихонько, незаметно  полюбуется сама. Время Дмитрича мало изменило. Она про себя не сказала бы, что ее фигура сильно изменилась. Но на фоне Ромки, постарела. Обидно, муж  к тому же еще и старше ее.
-Открывашка, к сведению некоторых, у нас лежит во втором ящике правой тумбочки.  Короткий взгляд на него, из- под очков.
Молча взяла с тарелочки блинчик, сложила его пополам, еще раз пополам, и еще раз. У нее получился такой симпатичный равнобедренный треугольник.  Не острым уголком, а противоположной, широкой частью обмакнула в баночку со сгущенкой. Впервые в жизни, сделала так, как он  ее  постоянно пытался научить. Она пыталась заставить его есть блинчики ножом и вилкой! Полное извращение! На самый худой конец, (о, словосочетание-то какое, с оттенком пошлости подумалось Роману), заставить обмакнуть острым уголком, чтобы меньше капало сгущенки с блинчика. Сегодня день чудес, да и только!
Подошла. Поднесла к его губам блинчики со сгущенкой. Пыталась перекручивать это кулинарное чудо вокруг его оси, чтобы не капала сгущенка. Но небольшая капелька не удержалась, оторвалась от общей массы и упала Роману на грудь. Еще небольшое количество,  выпачкало уголок  его губ. Жевал блинчик. Обхватил жену руками. Она чуть-чуть отодвинулась, послюнявила указательный пальчик и сняла с его груди сладкую капельку, пальчик облизала.
-Про Ромку спрашивал?  Спросил прямо, без всякой  дипломатии. Они умели друг друга понимать с полуслова, с полуфразы.
–Да. Почему он ничего не знает, и почему Ромка Малиновский. Вдаваться в подробности не посчитала нужным. Вышла на первой остановке и приехала на такси.
–Валерьевна, может стоит рассказать ему про Жданова? Он взрослый мужчина. Мне кажется, он имеет право знать о своих корнях.  Даже в биологическом, медицинском аспекте.
–Ты отец, ты мужчина. Вот и поступай, как считаешь нужным.
–Стало быть, как в песне: «Сладку ягоду ели вместе. Горьку ягоду – я один»! Засмеялся Роман.
Потянулась к нему губами и слизнула сгущенку с уголка губ. Дыхание Ромки почему-то стало тяжелым; глаза стали совсем изумрудными. Катерина вдруг, как невинная девочка,  испугалась его затуманенного желанием взгляда.
И… Настойчивый звонок   входной двери.
–Ммы, -ры, не то промычал, не то прорычал Ромка, не отпуская из объятий жену. Над сковородой клубился черный дым. Если бы сигнализация была включена, «пожарки»  убили бы лирические настроение супругов еще раньше  дверного звонка!
-Господи, это  Ромычи! Отпустил жену. Очнулся, пихнул  ее в сторону плиты. «Катька, смотри, горим! Я открою»!
Открывая дверь, Ромка достаточно громко, с нотками недовольства в голосе, произнес:
–Когда вы будете жить в своих квартирах и оставите нас с матерью в покое? Распахнул дверь… Жданов…
Стоит широко расставив ноги. Плащ расстегнут. В правой руке саквояж из дорогой кожи. Левая в кармане брюк.
–Ромио, прости. Спасибо за все…
Мужчины обнялись. Стояли, крепко обхватив друг друга. Стояли, с разных сторон порога. Не замечали, что один из них стоит со стороны квартиры в одних плавках. Второй, со стороны лестничной клетки, в тяжелом дорожном плаще.
В проеме холла показалась она. В руках держала старенькую, почти потерявшую рисунок,  чашечку с кофе. Кофе, от которого шел одуряющий запах. Большая, парная ей чашка, разлетелась давным-давно на мелкие осколочки, запущенная со всего размаха в стену.
А внизу, торопливо в лифт входили сын с отцом. Старший инструктировал младшего:
-Вечером, я нормально тебя кормил. Ты купался с моей помощью.
–Знаю все… Но деда  все равно на тебе оторвется. Крестная ему вечером позвонила, что я ночую  у нее. Нагло врал отцу малец.
Так жизнь и продолжается. Проблема отцов и детей вечная.
Просто кого-то надо ПОНЯТЬ.
Кого-то надо ПРОСТИТЬ.
Кого-то надо ПРИНЯТЬ…

                 КОНЕЦ.
Краснокаменск,   Забайкальский край.

Марина, спасибо! Очень приятно. Честно-честно.