- Катя!
Она оглянулась. Голос был знаком, а мужчина, выкрикнувший ее имя так, будто от того, услышит ли она его, зависела его жизнь или состояние… тоже был знаком.
Она узнала его.
Этот август был жарким, необычно душным и тяжелым для Москвы.
Не потому, что обычный городской смог этим летом обнаглел до последней степени и навалился на улицы и площади города, как подвыпивший и осмелевший бомж на лавочку в парке. Было что-то еще… Потепление климата, как говорили все, кто следит за изменениями погоды. Дачники и пенсионеры. И Пушкаревы, конечно. Как пенсионеры, дачники и счастливые бабушка с дедушкой.
- Ну плохого ничего нету, мать, скоро будешь виноград на даче выращивать! Вино свое будет. Как вино давят, в кино смотрела? Вот юбочку подвернешь до шеи – и в пляс! – как обычно, зубоскалил Валерий Сергеич.
Виноград у них и так рос. Ну не как на югах, конечно, но вполне себе виноград, и зеленый, и синенький. Маленький Андрюшка заценил ягодки сразу. Как только дали, в год и четыре месяца уже требовал синенькие кисточки, чтобы загрузить новый самосвал. Немножко кусал, немножко плевался, а в основном давил и баловался. Разрешалось все.
- На голову себе посади. Разбаловала дальше некуда. Мужчина растет и будущий солдат!
На ворчание деда Елена внимания обращала не больше, чем всегда. За внучка могла рыкнуть на кого угодно, бабушка из нее получилась совершенно безбашенная. Да дед и сам дурел от внука так, что дальше некуда.
___________
Старков, надо же. Ах, какая встреча. Катя только успела открыть дверцу своей синенькой девятки, когда он окликнул ее. Обернулась не сразу, а отчего-то чуть помедлила.
И отчего-то нисколечко не удивилась. Сегодняшний день с самого утра складывался у нее немного нестандартно. Странно складывался. И вот, вместо того, чтобы после обеда с семейной парой потенциальных партнеров, поставщиков текстильного эксклюзива, поехать к себе в Зималетто, она вдруг рванула по магазинам. Рванула, радостно посмеиваясь, как десятиклассница, прогулявшая пару уроков, чтобы сходить с мальчиком в кино.
Катя никогда в жизни не прогуляла ни одного урока, и в кино с мальчиками не ходила, не говоря уж о том, чтобы целоваться там с ними на последнем ряду. Но, непонятно почему, сегодня ей стало абсолютно ясно, как это бывает, что при этом чувствуешь и что можно позволить, сидя в темноте перед ярким экраном с феерически меняющимися картинами.
Веселое озорство с утра пело и кипело в ней. Утром в кухне спросонья расколотила любимую кофейную чашку Андрея и нахально засмеялась, увидав, до чего же он, бедный, расстроился. Она смотрела на мужа и хохотала, стоя перед ним босиком в коротенькой шелковой сорочке, он свирепо сдвинул брови, в один шаг оказался рядом с ней и такой горизонтальной, вот удача, да еще и скользкой поверхностью их чудесного дубового стола… они немного опоздали на работу.
Старков, вот это да. Кошмар ее грешной юности. Или безгрешной, что еще забавней. А хорош, подлец. Был стройный студентик с изящными пальцами и ясными глазами, ах, темнокудрый принц, гроза девчонок. А теперь…
- Привет!
Она так и не поняла, узнала ли она Дениса по одному голосу, когда он окликнул ее, или только когда обернулась и посмотрела на него… да какая разница. Интересно то, что узнала в долю секунды. Через сколько лет? Ей сейчас тридцать один. Значит, прошло десять лет. Чуть больше десяти лет.
- Не узнаешь?
Еще секунда. Всего одна секунда, и он рядом. Грация ленивого хищника, и взгляд в тон. Да, хорош. Ей стало еще веселее. И оглядывает ее, вежливо, с головы до ног. Иронично приподняв левую бровь.
- Привет, Денис! Узнала сразу. Какими судьбами? Ты живешь в Москве или проездом?
Он быстро огляделся…
- Пойдем присядем?
Кафе-мороженое! Она засмеялась. А почему бы и нет. Действительно, почему нет?
Ей было весело и искристо. Внутри были легкие пузырьки, как в шипучем вине. Она бросила на сиденье своего василька – так называла свою любимую синенькую девятку – лиловый глянцевый пакет, захлопнула дверцу и легко пошла впереди него к столику летнего кафе. Он успел поймать глазами бренд - La violette noir. Ишь ты. Непонятно отчего, он начинал злится. Не надо было окликать ее, зачем он это сделал. Просто не успел подумать, а уже сделал. Это не в его правилах.
День давил горячим зноем, но под полосатым лилово-голубым тентом было прохладнее, и чудился легкий ветерок. Нет, откуда взяться ветерку в этот тяжкий знойный час. Тогда почему каштановые прядки ее волос легко вздрагивают, как живые… она вся живая. И совершенно ничем не похожая на ту, с русалочьей кожей и вечно испуганными глазами, нелепую, бледную и странно притягательную девчонку из его юности. Но ведь он узнал ее, узнал в один миг, даже вздрогнул от этого узнавания, как будто ледяной воды за шиворот получил. Так неожиданно.
- Персиковый сок и пломбир с шоколадной крошкой – прозвучало рядом.
Светленькая девушка в шортах и кепке-козырьке смотрела на него уже некоторое время, а он… быстро сказал -
- Минеральной воды, похолоднее.
И, чтобы стряхнуть с себя это непонятное раздражение, первый спросил -
- Как живешь? Замужем?
Она просто покатилась. Откинув голову назад, засияла нежным горлышком и зазвенела смехом. Что смешного в его вопросе?
- Да. Замужем. Сыну пятый годик. А ты?
- Был женат, развелись в прошлом году. Детей нет. В Москву ненадолго, по служебным делам. Где работаешь?
- В Модном Доме - произнесла с растяжечкой. Что ее так забавляет?
Она с явным удовольствием облизала холодную ложечку. Мороженое принесли твердым, надо же, в такую жару. Столица все-таки. Но таяло оно мгновенно. А он глаз не сводил с этой ложечки, и с ее губ. Она поймала взгляд -
- Брекетов нет! Давно. Ты так посмотрел, что я вспомнила.
Он резко перестал злиться. Она смотрела так весело и вовсе не играла. Невозможно так играть, да она не смогла бы. Только не она. Она и вправду рада его видеть?
- Удивительно, но я рада тебя видеть. Никогда бы не поверила!
- Привет из юности. А сколько лет прошло?
Он сказал это только затем, чтобы она ответила. Он-то сложил два и два моментально.
- Десять.
- Надо же. А как будто вчера.
Следующий взрыв звонкого смеха уже не раздражал. Ему тоже захотелось смеяться с ней вместе, но комок в горле еще не рассосался. Тот комок, которым он чуть не подавился, когда она оглянулась на его оклик.
А чего терять. Поговорят, да и разойдутся.
- Катя, когда я бросил университет, ты что подумала? Тогда?
Она свела брови и серьезно задумалась, не забывая лакомиться стремительно таявшим пломбиром. Слизнула крошки шоколада с губ.
- Я так много тогда думала! И много смешных глупостей тоже. Я даже подумывала – она взглянула на него с веселым ужасом – что неплохо бы что-то с собой сделать, утопится там или вены… но это было несерьезно, так, от жалости к себе. И казалось таким романтичным! Прошло довольно быстро.
Он не понял, отчего так резко сменил тему разговора. Трусом никогда не был, просто…
- Необычный цвет у твоей машины.
- Люблю машины синего цвета. Не знаю почему. До василька у меня была ауди, я ее разбила.
Да, Андрей чуть не убил ее тогда, до того перепугался, когда она позвонила ему из приемного покоя и попросила привезти блузку или платье. У нее была чуточку рассечена бровь, совсем немножко, но несколько капель попали на лацкан ее белого жакета, и выглядела Екатерина Валерьевна как жертва маньяка. Андрей примчался через двадцать минут, бледный и жуткий. Схватил ее и стал ощупывать прямо в приемном покое. Ее даже в палату не направляли, в процедурном кабинете свели краешки рассеченной брови и заклеили клеем и пластырем, так щипало… шрамика не осталось, даже крошечного. Только через месяц муж допустил ее к управлению транспортным средством, предварительно поездив с ней в качестве инструктора. Не дай Боже таких инструкторов в автошколу, это ж конец света будет. Улицы опустеют и все пешком пойдут.
- А ты чем занимаешься? Только не говори, что менеджер, умоляю!
- Менеджер. – с покаянным вздохом признался он. - Но работал еще спасателем на лодочной станции! И сантехником в НИИ два месяца, пять лет назад! И еще инструктором в фитнес-центре, тоже недолго. Да если я начну перечислять все свои места работы, ты домой не попадешь до вечера!
Его понесло, она хохотала, забыв про свое мороженое, из выреза легкого платья выпал кулончик в виде бутона цветка, висящий на тоненькой цепочке, похоже, белого золота. Он смотрел во все глаза, на кулончик и вырез голубого платья. Она стала просто изумительна. Роскошная женщина, он подсознательно почувствовал нечто подобное в ней, тогда, еще зеленым юнцом, не понимал ни черта в женщинах, но ведь чуял, и не забыл, оказывается.
- А образование? – она посерьезнела слегка, но смешинки все равно дрожали капельками в глазах и губах. О, образование для нее момент архиважный. Это же Катя. Важнее, чем эксклюзивное дамское белье из La violette? Черт ее знает, может и нет? Он не понимал уже, что с ним творится, отчего так увлекает происходящее, и чему он рад вообще? Что за ерунда происходит, сидит за столиком летнего кафе с Катей Пушкаревой через десять лет после…
- Незаконченное высшее. А потом еще заочку, после армии.
Мелодия ее мобильного прозвучала резко, хотя и была нежной и тихой. Что-то из классики, он в этом не силен. Черт. Все, она уходит.
- Я задержалась с обеда. Да, контракт будем. Вполне. Андрей, я недалеко, буду через двадцать минут. Дождешься меня?
Говорит, как деловая женщина. А губы облизала, кокетка.
-Муж?
-Да!
-Любимый муж? – наглость полезла спонтанно, он не ожидал от себя такого. Сейчас она ответит…
-Угадал! - вскинув подбородок и прикрыв шальные глаза. Из-под ресниц свернуло что-то такое… у него пальцы сжались чуть не в кулаки, но вовремя опомнился.
- Ну что ж. Здорово было тебя увидеть. Рад, что ты… что ты такая.
- Какая? – ему чудится этот вызов в ее голосе? И в улыбке? Уже ничего не понятно. Что происходит?
- А я всегда знал, что ты можешь быть… вот такой. Тогда еще знал, зимой. Когда ты в парке читала стихи памятнику Пушкина, помнишь? Я вас люблю, хоть я бешусь…
Улыбка с ее лица слетела, на миг показав серьезную девочку, испуганную и ждущую, с ужасом и тайным желанием ждущую чуда. Недостойную этого чуда, но надеющуюся. Один миг без маски. Но вот миг ушел, и опять перед ним чисто и спокойно – была рада, пока. То есть не пока, а прощай, конечно.
- Прости, я действительно спешу. Я должна была быть на работе час назад.
- Не уволят, надеюсь?
Что вызвало очередной приступ ее смеха, ему уже не было интересно. Смотрел, и все. Пялился. Глазел. Ел глазами, и когда она легко шла к своей синей машине, и садилась в нее, и… все. Синенькая сдала назад, ее пропустил черный ленд крузер, уехала.
Она не обернулась, ни разу.
Через три часа он уже забыл об этой встрече, вполне приятной и забавной, забыл и все. Это нормально, все любят вспомнить молодость. Легкие шалости тем и хороши, что легко забываются.
Забыл. Летящая походка. Избитое сравненьице, да. Ходить так может только женщина, счастливая в любви. Имеющая мужскую любовь – на выбор, где закон и право - лишь ее каприз, ее безумие…
Не забыл, так забудет. Он забудет эту случайную встречу еще до вечера. Еще… четыре дня в Москве. До отъезда забудет точно.
___________
Список из одиннадцати пунктов, написанных разного цвета фломастерами и разными почерками. На стене их угловой комнаты в общаге универа, третий корпус, третий этаж. О, эта угловая на четверых, о ней ходили легенды. Еще задолго до них, уже ходили. Они дали клятву хранить честь угловой и преумножать по мере сил. Сил было немерено. До безобразия.
К одиннадцати способам прожать девочку добавился еще один – правильно ответить на ее вопросы по теме расчета макроэкономических показателей в условиях… и тому подобное, если эта девочка – Катя Пушкарева. Метод не стоит изучения, поскольку не может иметь практического применения в силу единичности объекта.
А кто ее заставлял быть такой нелепо серьезной занудой? Она не общалась с девчонками даже своей группы, не говоря уж … если бы не была такой заугольной и робкой, поняла бы все происходящее сразу, он же не скрывал, он ничего ей не обещал, ни разу не сказал даже слово – потом. Все было сейчас, и только сейчас. На разок, на понравилось – не понравилось. Кто виноват, что она не поняла ничего?
Не входить, идет эксперимент. Если на двери угловой висел плакатик с красненькими черепушкой и костями, соседи знали – входить не стоит, ожидайте. Мы ж цивилизованные ребята. Плакатик и картинку обеспечил Серега, у него кроме способностей к языкам проявились еще нехилые художественные таланты – так спрятать в черепе и костяшках нечто, при близком рассмотрении ясно намекающее на определенный процесс при виде сзади, это ж суметь надо. Почти с натуры рисовал. А может, и не почти. Весело жили парни, поэтому и девчонок выбирали – самых веселых. Да неважно, красавица или страшилка, вторые были даже предпочтительнее, более раскованные и без комплексов. И у него все было отлично, он бил все показатели угловой, пока… и нанесло ж его на этот спор, на эту… Катю.
___________
- Где была? Изменяла мне? - свирепо прищурился Жданов. Со смехом в карих глазах, да не только со смехом. Что-то было во взгляде мужа, совсем не смешное, что всегда прокатывало по ее нервам горячим удовольствием. Ревнует. Правильно, ее нужно ревновать. Неважно, что она принадлежит ему вся, до последней капельки, клеточки и вздоха. Другие мужчины ведь не в курсе.
Катя вбежала в президентский кабинет, всего лишь на минутку задержавшись возле секретарского стола Коротковой. Заглянули вместе в лиловый шик фирменного пакета, ах, внутри белый шелк, а ручки, и те из шелкового лилового шнура… точно без бретелек? В комплекте, конечно, и бретели есть, несколько видов. Он сделан по типу корсета, и еще там прослойка особая, инновация, да, взяла для завтрашнего вечера. Стоит… я тебе не скажу. Для платья цвета черная вишня, последний взлет бредовой фантазии Вукановича, под лиф нужно плотное бюстье, пониже. А с ее размерчиком… Машка, беременная третьим ребенком, была полностью в теме. Кому дано…
Спрятала лиловый пакет за спиной и открыла дверь, прямо встретила строгий взгляд.
- Верна тебе и Зималетто. Сначала отчитаюсь, мой президент? Сцену ревности хочу дома, не забудь. Так вот, контракт будем подписывать, но не на всю партию, Андрей! Не могу даже сформулировать… вот знаешь, Аретьевы так хотят этот контракт с нами… все условия, что я выставила, приняли сразу. Таможня – их, доставка – до склада в Москве, предоплата – всего пятьдесят процентов!
- Так что же тебя не устраивает?
- Не знаю. Чувство. Что они так обрадовались? Эксклюзивный текстиль, натуральный шелк, новая линия. О других партнерах – молчок. Я намекала, потом открытым текстом спросила, ничего конкретного в ответ мне не озвучили. Да и это не главное, просто интуиция, наверное… давай пробную партию? Берем линию пастели, если первая поставка будет удовлетворительна, будем сотрудничать.
- Милко ждет чудес. Будет биться и рыдать.
- А мы ему не скажем. Получит пастель, и будет ждать абстракцию. Ну вот, отчет окончен. Я к себе, кое-что нужно проверить. И сделать.
Чтоб спокойно встретить вечер… Мама звонила, они хотят еще побыть на даче. Жара… Андрюшка и слышать не хочет о городе, на папу с мамой чихать хотел. Опять скучать будем в одиночестве… с тобой…
Успела распахнуть дверь кабинета и отскочить от мужа, полсекунды назад чинно восседавшего за своим дизайнерским столом. Сдавала назад, пока равнодушно цедила лицемерные фразочки, блестя глазами из-под ресниц. Успела, так как отлично знала о его скорости и нахальстве, не раз попадала впросак и краснела, застигнутая в кабинете президента в не совсем презентабельном виде. Парочка Ждановых давненько уж перестала быть притчей во языцех, до того они достали коллег своими вечными горячими сценками в кабинете. Сколько можно, седьмой год у них медовый месяц, всем давно надоело не то что сплетничать, а и вообще замечать.
___________
Открыть для себя мир дорогих магазинов, спа-оазисы, где можно забыть о суете города, французское белье, да не только французское, но в полном смысле слова женское, достойное тела женщины… и многое другое, как же это оказалось просто. Лучшие рестораны, до неприличия дорогое шампанское. Она любила в шампанском только кипение пузырьков в бокале, да разве что еще хлопок от взлетающей пробки в новый год. Она не хотела даже вторую норку. Она не так уж и любит натуральный мех. Сколько же зверьков ободрали, чтобы сшить это легкое и мягкое чудо. В душе Катя так и осталась девчонкой, для которой новые джинсы и кроссовки были подарком, а шелковые трусики без швов – неприличной до жара роскошью. Андрей обожал ее за это еще сильнее, хотя сильнее… да уже было невозможно. Он настаивал, чтобы она взяла безопасную и престижную модель, она влюбилась в девятку! Только эта, она мне нравится, я ее хочу. Она крутила носом, и заявляла, что неприлично быть настолько богатыми. На этой планете треть населения голодает. И она любит мамины пирожки с капустой больше, чем все эти омары и фугу. А в японский ресторан пусть он ее даже не зовет! После того, как она видела живую рыбку под ножом…
- Дорогая, мы не можем позволить себе вертолетную площадку на крыше – успокаивал ее Андрей. И на Сейшельские острова, думаю…
- Хоть что-то радует. Я не хочу на Сейшелы! Я даже в Турцию не очень хочу. В Испании мне понравилось… а знаешь, дома лучше!
Андрей был полностью согласен. Дома лучше. И старая дача Пушкаревых ему была по душе. Покоем и свободой. Главное – там было приволье маленькому Андрюшке.
Да, дорогое удовольствие существует, это не анекдот… Само собой вошло в ее жизнь, и не удивляло нисколечко. Если и удивляло, то она давно забыла об этом. Странно, когда все доступно, уходят желания. Особенно мелкие. В детстве она мечтала о книжках с картинками, в юности одним из самых стыдных, жгучих и сокровенных желаний было – ей смешно сейчас вспоминать об этом… у нее гардероб завален… этим исполнением желаний, ну как можно было с таким жаром мечтать о такой ерунде!
___________
Нет следа птицы в небе, рыбы в воде, мужчины в женщине - зачем он сказал ей это? Андрей произнес эту слегка напыщенную и весьма спорного смысла фразочку в довольно задушевный момент. И быстро взглянул на нее, а через секунду уже тормошил и отнимал халатик, а она еще не позвонила маме, и…
Нет следа. Она прекрасно поняла, что он сказал и зачем. Я узнаю, все почувствую сразу, шестым, седьмым и всеми последующими чувствами. Не обмани меня, я пойму по твоему дыханию, по запаху и вкусу, не вздумай, не смей обмануть меня. Это было давно, через два месяца после их свадьбы. Первая ревность. Ревность была и раньше, но эта - была другая. Эта была окончательная и бесповоротная, как смертный приговор. Не обмани… или мне не жить. И тебе – тоже.
Всего лишь раз тогда взглянула она на своего визави, коротко и несмело, просто оказалась не готова к такому откровенному, на грани вызова, взгляду. Не смотрели на нее так все прошлые годы, на нее совсем не так смотрели. Чем могла она оправдать свое минутное замешательство от этого взгляда? Мужчина, сидящий напротив нее, был поистине потрясающего обаяния, и возраст только придавал ему силы, а легкая седина на висках и острый взгляд сделали обаяние убийственным. И на нее подействовало слегка. Они были вчетвером, кажется…
Нет, на том деловом обеде, за столиком они были впятером. Предварительные переговоры, оборудование, новые парогенераторы и прессы, ноу-хау из Швейцарии. Андрей не шевельнул ни единым мускулом, во всяком случае, бровью не повел. Ни единая волосинка не дрогнула. Катя слегка растерянно перевела взгляд на мужа, заметил он, увидел, или нет? Этот быстрый взгляд, брошенный на нее потенциальным партнером. Смело и с легким вызовом, точно в зрачки. Прямой наводкой. Она растерялась и позволила поймать свой взгляд. Просто растерялась на секунду, и все, больше ничего. А тот, он понял в момент, ее замешательство не укрылось от него, опытный мужик, как же иначе… только уголком губ улыбнулся, почти и незаметно.
Андрей ничего не заметил? Ага. Это же Андрей Жданов. Он ни единым намеком не дал ей понять, отчего отказался сотрудничать с дилерами швейной техники швейцарского бренда, несмотря на предлагаемые ими приемлемые условия сделки, а возможно, даже и выгодные. Она не успела сделать полный анализ для прогноза.
А тем же вечерком он сказал ей это, вслух и молча, донес предельно ясно … нет следа мужчины в теле женщины, радость моя. Но у нас другой случай. Во всяком случае касательно конкретно твоего тела. Для меня – другой случай, железно. Не забывай об этом.
___________
Она вспомнила все это, как будто услышала те слова только что, сейчас. И вздрогнула, почувствовав холодный ветерок вдоль позвоночника.
Катя уже приняла вечерний душ, сегодня захотелось не ванну, а воды потоком, сверху, чтобы смыла мысли и эмоции минувшего дня, да побольше водички и попрохладнее. Полочки у зеркальной стены огромной ванной в несколько рядов заставлены баночками, флаконами и коробочками ярких и нежных оттенков, пора делать ревизию… Ее кожа была всегда мягкой, как у лягушки, не пересыхала, и все эти увлажняющие крема и маски нужны были ей так редко. Да ей было жаль времени даже на ежедневную косметику! И без того хороша, свежа и легка, а жуткое количество этой непристойно дорогой, в основном надаренной свекровью, косметики после истечения срока годности безжалостно и с презрительной гордостью она дарила мусоропроводу. Там самое место всем этим липким назойливым мазилкам, хорошая кожа дороже! Андрей, когда видел расправу, еще больше распрямлял и без того крутые плечи. Он гордился женой, ее красотой от природы, явной и видной всем, а еще больше гордился красотой тайной, подаренной ему одному. Гордился и защищал свое достояние от всех, следил и подмечал, и видел все. Все чужие взгляды, направленные в Катину сторону, даже безотчетные. И она тоже видела, не столько чужие, сколько его взгляды. И вовсе не была против.
___________
Катя стояла босиком на сияющем чистотой полу, на кухонной мозаичной плитке, и прохлада керамики была изумительно приятна. Катя стояла и шевелила пальчиками ног, чтобы сильнее ощутить эту прохладу, наслаждение было прямо-таки чувственное… Все-таки весь день на каблучках. Кухня сверкала всегда, а сегодня сверкала влажно. Час назад закончилась уборка. Раз в три дня приходила убирать квартиру новая домработница, веселая и слегка шебутная мать - одиночка, без следа образования и нимало по этому поводу не переживающая. Катя за прошедшие годы житья-бытья в роли богатой дамы нисколько не зазналась. И познакомилась с Танькой, и даже подружилась бы, но та была слишком проста, так, на бабий разговор, не более. Хотя бабий разговор, он тоже кой-чего стоит. Танюха могла выдать офигительный перл на некую тему, и пофилософствовать вдогонку, Катя частенько чувствовала себя рядом с ней слегка желторотой и много еще о чем не догадывающейся. Непонятно почему, ведь седьмой год замужем, рожала. Чего еще можно не знать после этого? Странненько, однако…
Катя стояла на своей просторной, милой и светлой кухне. В чистой кухне и чистом теле. В легком шелке, прохладном, скользящем, ласкающем кожу. С сиреневыми пионами, таких же не бывает! Они же должны быть белые, и розовые, и еще огненно – бордовые, как у мамы на даче! А на ее халатике голубые и серо-сиреневые. Нет, мысли о пионах не успокоили.
Уже несколько минут так стояла, без всякого дела. И гнала из своего чистого тела мимолетную глупую тревогу. Гнала, да не выгнала. Накатило непонятное, и потребовало разобраться. Что происходит?
Дневная легкость с пузырьками смеха улетела из тела, как и не было ее, кисти рук стали тяжелыми, а взгляд замер. Девять вечера, легкая, совсем легкая усталость после жаркого томительного дня. Вот оно – определение. Томительного. Томление странное в теле, и раздражение… и немножко злость. Она забыла о случайной сегодняшней встрече сразу. Забыла, просто персиковый сок в высоком стакане, ледяной, из холодильника, заставил вздрогнуть холодком, прокатившимся по горлу, и непонятным, неприятным жаром, неопознанным током в крови. Она женщина, живущая в любви, купающаяся в этой любви, ровном пламени, впитывающая это пламя, как сказочная саламандра. Ей ли содрогаться от случайного взгляда, взгляда случайно встреченных прозрачных глаз с радужкой в точечку, как у хищной птицы? Взгляд десятилетней давности. Вино тоже выдерживают долго, она знает, читала, и рассказывали. Десять лет стоит себе вино в каком-нибудь погребе, бутылка пылится, и паучки по ней бегают, наверно. А потом бьет в голову.
- О ком думаешь? Признавайся. Все равно узнаю.
Она взвизгнула и расхохоталась, немножко нервно, уже в полете, уже на руках. Стояла спиной к двери, лицом к окну, а он подкрался и цапнул добычу. Влажные после душа волосы, от влаги совсем черные, глаза в глаза, испытующий взгляд, горячий горький шоколад. Горячие руки, в такую жару. Ей жарко.
- Жарко… отпусти.
- Нет.
Спокойно, коротко и ясно.
___________
Утверждать? Да утверждать не стоит вообще ничего, наверное. А тем более не стоит утверждать прописные истины – а ну как возьмут да перепишут, и кто тогда будет в дураках, те кто писал, или те, кто попугайничал? Философические Катины размышления, все более редкие, с некоторых пор начали ее смешить. А раньше она так серьезно к ним относилась! Думала, мудрствовала, цитаты в свой дневник записывала! Оригинальные цитаты, на трех языках и плюс еще родной русский. И не жалко же ей было времени на каллиграфию.
А с каких пор ей перестали казаться серьезными и важными умные мысли? Да со дня Андрюшкиного рождения! Она родила мальчика, и все уже знали, что будет мальчик, УЗИ показало абсолютно ясно. И все тогда ждали мальчика, двое дедов, две бабки. Одна из бабок пришла в семейную клинику в день Андрюшкиного появления на свет в светлом костюмчике шанель, на шпильках и с прической, как у принцессы Дианы. Тонкость и стиль, и элегантность без меры. Невозможно быть слишком элегантной? Конечно, невозможно. А если ты, такая элегантная, находишься в эту минуту в комнатке с белыми стенами и французским окном в маленький садик? И другая женщина, соперница и захватчица, дает тебе в руки сверток, тебе – первой! И у тебя чуть дрожат пальцы рук с безупречным маникюром, а дыхание перехватывает, и сумасшедшее счастье узнавания буквально выбрасывает тебя из окружающего мира, и исчезает все… и только крошечное личико, поджатые губки, малюсенькие пальчики, и знакомые бровки, настоящие брови, смотрите! Андрей…
- Да, Андрей.
Спокойно и гордо отвечает та, что стоит напротив, ревниво не спускающая глаз, в готовности отнять свое, броситься тигрицей, ежели что, ураганом налететь. Но пока опасности нет, ладно, она просто постоит рядом.
- Андрей Андреевич. И, задорно тряхнув головой с еще не до конца просохшими темными прядями, еще громче, чтобы все – услышали! Андрей Андреич Жданов!
Кто рожает, тот и называет, если вы еще не поняли.
Андрей - старший обалдел тогда. Они долгие месяцы с Катей спорили и имена перебирали. И вот вам, нате, Валерий с Павлом, уж не говоря о всяких прочих – от винта? Андрюшка, видали! Пушкарев аж захохотал, в восторге от дочкиного задранного носа и нахальства. И проглотил смех, замерший в задержке дыханья, когда в порядке очереди получил в руки теплый сверточек. А сверточек, он дрых, ему было по барабану. Он хотел спать, и он спал. И не открыл глазки в тот первый день, обломитесь, дедки-бабки. А они вились и жужжали, как пчелы, вокруг маленькой кроватки, радостные и помолодевшие, и впрямь породнившиеся наконец.
А Катя повисла на муже, соскучилась жутко, с утра не видела. Так хотела все ему рассказать, да столько народу… ой, мама спохватилась.
- Катенька, ты… да как же… немедленно ложись, разве ж можно! Катя, ты пять часов как родила! – тихонечко взвыла Елена, увидав дочку, залезшую под шумок на колени к мужу, и уже воркуют, и она что-то сосредоточенно разглаживает у него на лбу. Да ладно, подумаешь, пять часов всего как. Ну повезло, не все ж ей было невезучей быть. Врач сказала, что легкие роды, и похвалила, молодец, ответственно к делу отнеслась, слушала, что говорила акушерка, и слушалась.
Ничего себе, легкие. Какие ж тогда тяжелые бывают? Больно же ужас, особенно вначале, в конце уже не так было, одурела. Она орала как резаная, пока не прикрикнули. Закрой рот и дыши. А до этого по имени-отчеству звали. Лежит как лягушка, орет и дышит по команде, а они ей – Екатерина Валерьевна!
Ну повезло, бывает. Два часа велели лежать, и следили, чтоб не вставала, а она не хотела лежать. Попить принесли, потом обед в палате на двоих. Она и малыш, и кнопочка рядом у кровати. Пять сек, если что, и медсестричка будет тут как тут. Только название – палата, вполне себе милая комнатка, всего и необычного, что ни единой шторки - коврика, белая и чистая. И окно - дверь в общий садик, Катя уже погуляла немножко, подышала весенним воздухом. Что не все роддома такие, и во что такое удовольствие обходится, Катя прекрасно понимала. Но Андрей ничего бы не пожалел, трясся над ней, как над хрустальной, все последние месяцы, вопил, что рожать в Америку отправит, вот глупый. Зачем им в Америку, да в обычном роддоме родились бы не хуже.
Андрей испугался тещиного воя, аж руки задрожали, и быстренько уложил Катю в постель, чувствуя себя монстром. Она только родила, а он уже руки тянет. И побыстрей увел многочисленную родню, разрешили десять минут, а мы сколько уже сидим, Кате отдыхать надо, поехали праздновать.
Пушкарев все же не сдержался, когда посмотрел на дочку, обнимающуюся втихушку с мужем, да еще у него на коленках.
- Молодца, Катюха! Выпрашивай следующего побыстрей. Чего застеснялись, дело молодое!
Одурел совсем дед. Заткнулся только, когда Елена тумаком успокоила. А Павел Жданов, который молчал больше всех, посмотрел на нее, уходя… с такой горячей благодарностью, так посмотрел, что слова не нужны. И кажется, глаза у него блестели.
Правда потом, ночью, болело, пару часов спать не могла. Взяла стакан со столика и катала его, холодный, по низу живота. Но утром сказали, что все хорошо, так и надо, это сокращаются мышцы, те, которым положено сокращаться. И ничего у нее больше не болело, а ревела она просто так. Андрюшка спал сутки, капельку пососет и дрыхнет. Это нормально разве? Это нормально, у вас послеродовая депрессия, это абсолютно нормально.
Не было бы никакой депрессии, если б она это не увидела! Свою медицинскую карточку, а там – запись! Жуткая, кошмарная. Она подставила пальчик, у нее взяли кровь на анализ, и она пошла плакать. Написано было – про нее. Старая первородящая! Она – старая! И красная полоса по диагонали. Сменилась медсестра, новенькая была веселая и молодая, и Катя ее спросила.
- Это всегда пишут, если есть двадцать пять лет, и первые роды, просто формальность. Почему, не знаю… хотите, спрошу у старшей? Вы первая, кто внимание обратил, я и не задумывалась раньше, написано – и пусть.
Это ужасно. Такое написать про нее, старая… да что они все, сговорились, что ли! Гадости про нее пишут все, кому не лень… с интервалом в два года, даже меньше… Катя ревела сладко и долго. Андрюшка спал, молоко прибывало, есть было некому, сцеживать больно. Через неделю Катя уже ухохатывалась, когда рассказывала про все это Андрею. И правда, это оказалась послеродовая депрессия, абсолютно нормальная, как у всех.
___________
Если так пойдет дальше, у меня шея скривится налево, или плечо… частенько думала тогда Катя, уложив Андрюшку в кроватку, перекусив мамиными деликатесами, привезенными два часа назад папой, приняв душ и завалившись с книжкой на кровать, застланную свежим бельем. И еще разочек поплевав через левое плечо. Вот райская жизнь настала! Ложка дегтя во всем этом меду была одна. Очень большая ложка. Нет, на работу хотелось, и очень, но она еще потерпит, хотя бы пару месяцев. Потом они возьмут нянечку. С кормлениями она что-нибудь придумает, будет ездить домой на обед, и сцеживать молочко можно, уже научилась. Деготь был другого розлива.
Кто наговорил ее мужу все эти мерзости?
Андрей носил ее на руках, как куклу, приносил ей ребенка и затаив дыхание смотрел, как она кормит. Она что, теперь, инкубатор и молочный цех, а не женщина? оказывается, после родов надо… то есть не надо. Очень долго. Сколько, сколько?
- Моя девочка, прости, я монстр, ты две недели назад родила, а я уже тяну к тебе свои поганые руки. Спи, отдыхай.
И убрал свои руки. И через две с половиной, и через три с половиной недели этот гнусный монстр так и не протянул к ней свои поганые руки, ни разу. Это было уже нестерпимо, в конце концов. Андрюшка спал. Катя рассказывала мужу анекдоты из жизни, услышанные в клинике, и муж хохотал вместе с ней.
Одна из Катиных соседок по садику, пухленькая и впечатлительная, делилась женским. Ей рассказали ужас, и она, округлив глаза и трагически заломив руки, передавала этот ужас дальше. – Он привез ее из роддома, и сразу на нее полез! Через неделю! – Катя не знала, как реагировать, и на всякий случай тоже сделала вид, что оскорблена в лучших чувствах. Эти мужчины…
Андрей оценил.
- А я все думал, что же является апофеозом половой распущенности?
- Это полезть на жену!
- Изверг!
Его дыхание, его смех, низкий, с легкой хрипотцой, рядом, и он рядом. И укрыл ее одеялом, поцеловал в лобик, спи, родная. Катя немножко позлилась, да и уснула. Это был предел. Она все поняла, другого выхода не было.
На следующий же вечер она его соблазнила, сама.
Ну и потом она его поудивляла немножко в постели. Да просто ее черед был удивлять, не все ж ему.
С тех пор прошло четыре года, но Катя отлично помнила тот вечер, а Андрею запретила напоминать ей о нем. Но ведь ему не запретишь смотреть и улыбаться так, что становится неловко при одном воспоминании.
___________
До чего замучила москвичей эта августовская жара. По прогнозу синоптиков дождей не ожидается. Это жара виновата в том, что у Кати с утра плохое настроение.
Кофе сегодня не понравился.
- Кать, вечером будешь самая красивая. В платье от Милко, я уж и не знаю, что с ним делать. На приеме от меня ни на шаг, предупреждаю.
Он бесподобен, он идеал, черт побери! Он мог бы и не быть настолько идеальным!
Катя швырнула чашку в мойку… и удивилась, услышав звон бьющейся посуды. Что с ней творится? Раздражение и злость на все вокруг. Ее сглазили, точно.
Сегодня все не нравилось. Платья, костюмы. А что, если попробовать стринги под льняной костюм? Она их раньше презирала, надевала только под тонкие летние брюки, и все равно терпеть не могла. Да нет, глупости.
В довершение всего на работу поехали на машине Андрея. А василек всегда поднимает ей настроение…
___________
Вечерний выход в свет. Ирония тут неуместна, так считает Катина свекровь. Супруга президента знаменитого столичного Модного Дома обязана блистать.
Маргарита и Павел прилетали в Москву сегодня, поздно вечером. Катя воспользовалась случаем, чтобы уговорить мужа поехать встречать родителей в аэропорт, а она… поблестит, повращается еще двадцать минут после того, как он уйдет, да и сбежит с этого нудного светского мероприятия, по-английски, не прощаясь. И будет ждать Андрея дома.
Из-за этой жары и блистать не хотелось. Недолго и простыть там под сплит-системами, с голыми–то плечами.
Платье было великолепно. Крой был непонятен. Как оно сшито? Похоже, его вообще не шили, а просто обвили статуэтку из севрского фарфора мягкой тканью! И еще неясно, из чего оно сшито. Да его вообще видно не было! Кто же будет рассматривать платье, когда перед глазами – она, королева Екатерина. Ее точеные плечи и гибкая шея. Изящная статуэтка, до плеч туго затянутая в ткань, которая в освещении небольшого зала для избранных вызывает ощущение летней ночи, безлунной и беззвездной. Причем, хотя вы и не видите, где находитесь, но ощущения говорят ясно – вы в летнем саду, вишневом. Просто ночь безлунная, чернота вокруг. Волшебная сила искусства…
Милко, сотворивший очередной шедевр и чудо искусства, получил свою дозу восхищения и комплиментов, покудахтал и позаламывал руки, пока Катю одевали и обували в мастерской, и довольный всеобщим бурным восхищением, почил на лаврах, упав на свой диванчик. Талантливое дитя давно забыло, как обзывало Катю монстром. Она была его куколка, его леди сонетов, его Эсмеральда.
И кто же у нас теперь Квазимодо, фыркала Катя. Даже обидно как-то… Эсмеральда, и без Квазимоды. Но молчала об этом, не надо провоцировать окружающих. А то и предложат себя… Андрею это не понравится.
___________
Кате было скучно и жарко, и на вечеринку идти не хотелось. Но выхода не было. Все вокруг были в восхищении.
Милко был восхищен своей Эсмеральдой в его лучшем творении, Андрей был восхищен женой, как обычно. Еще восхитился мимоходом Роман Малиновский, но не дежурно, а вполне искренне, и тоже, как обычно. Как все последние годы.
Жена друга неприкосновенна, а женщин на его век хватит, было бы из-за чего переживать. Просто пока не встретил подходящую.
Однажды Катя услышала Ромкин ответ на дежурный вопрос Андрея и прямо умилилась.
- Такую, что родит мне сына и назовет моим именем. Нет, не встретил пока.
- Тупишь, Ромка, каждая может и родить, и назвать. – нотка самодовольства в голосе Андрея была почти неощутима, но она была.
- Вот каждую не надо, сам-то каждую не захотел. – резонно отвечал Малиновский.
Даже очень хороший человек может совершить плохой поступок. И плохие мальчишки иногда оказываются на поверку хорошими друзьями. Как тут не начать философствовать, когда слышишь такие разговоры, растроганно вздыхала Катя.
Все давно было в прошлом и вспоминалось уже с ностальгическими нотками легкой грусти.
Причину, по которой пять лет назад уволился из Зималетто Малиновский, Андрей Кате так никогда и не открыл, хотя она его пытала. Но разлука была недолгой, друзья помирились сразу после свадьбы, причем Катя активно поучаствовала в их примирении. Большей частью из шкурных соображений. Не настолько она была наивна, чтобы за вечными амурами вице-балбеса не видеть не афишируемых им деловых качеств. Самое страшное оружие держат в чехле. В скорости и точности анализа рынка и конкурентов этому прохиндею не было равных. За гранью наглости. Катя посмеивалась про себя, что для Зималеттовского Дон Жуана далеко не так опасны украшенные рогами мужья и любовники его бесчисленных пассий, как конкуренты, которых он обставил. Что поделаешь, бизнес и продажи – это борьба, в которой допускаются разведка боем, взятие языков, а уж психологический прессинг… просто невинное развлечение.
Романа тогда нужно было вернуть в Зималетто, и сам он хотел этого. Катя утрясла вопросик как нечего делать, всего лишь два телефонных звонка и подстроенная встреча. Друзья и соратники воссоединились. Но отношения между ней и Малиновским еще долго были слегка напряженными. Искоса и с недоверием, исключительно по рабочим вопросам. Даже искренняя Ромкина зависть и обалдение от маленького Андрюшки не остужали Катину устойчивую патологическую неприязнь, и не позволяли ей забыть ее душераздирающие страдания двухлетней давности над злосчастными листочками, исписанными бисерным почерком.
Но однажды под Новый год все изменилось, как в сказке. В новый год, когда Андрею младшему исполнилось годик и восемь месяцев, а Кате двадцать семь.
Тот Новый год встречали у родителей Андрея, было многолюдно, шумно и весело. Катины родители выпросили себе Андрюшку на новогоднюю ночь, убивая тем самым двух зайцев. И малыша получили, и на прием идти не надо. Хотя прием был по-семейному, не фуршет, а накрытый праздничный стол. Пушкаревы так и не полюбили светскую жизнь, и Катя прекрасно понимала папу с мамой, впрочем, как всегда. Катя с Андреем дурачились, как обычно, много танцевали, и она очень хотела пить, и не рассчитала. Шампанское было холодным и вкусным, и она выпила два бокала. Затем там же, за новогодним столом, у них с Романом состоялся бесподобный по градусу пьяной откровенности разговор, расставивший все точки над е. Причем пьяной была, конечно, она.
Андрей отвлекся на пять минут разговором с отцом, а Роман, следуя принципу – действуй спонтанно, и кривая вывезет, подсел к Кате и спросил –
- Скажи, ты будешь на меня дуться за мою злосчастную инструкцию всю оставшуюся жизнь, или только до глубокой старости?
Катя сама не поняла, что из нее вылетело в ответ. Просто не подумала, а уже ляпнула.
- Буду вспоминать твою инструкцию как самое лучшее, что было в моей жизни! Задолго до старости!
И с ужасом поняла, что спьяну попала в точку. Безумие в прошлом. Все то, что жгло и мучило, в прошлом. Ее горючие слезы, и надежда на счастье – в прошлом, потому-что все уже сбылось. А сбывшееся – это прошедшее время.
Но польщенный литератор ей загрустить не позволил. Его мучило, и он решился.
- А ты никогда не задумывалась… не замечала, что у тебя был выбор? Тогда?
Она поняла вопрос. И посмотрела на собеседника, как следователь на преступника. Но Роман не струсил и внес убийственную ясность, с полным пониманием, что может огрести по полной. По морде в том числе.
- Между Андреем и мной. Выбор был только за тобой. Ты видела?
Отчего-то ему был очень важен ее ответ. Катя ощутила, как Ромка напрягся в ожидании ее ответа, даже дыхание затаил, и был необычайно серьезен. А она была пьяной, разбитной и нахальной. Ей было море по колено! Она вскинула подбородок и нахально заявила ему, глядя прямо в глаза –
- Да! Видела! И сделала выбор, правильный!
Она так и не поняла, что же его так обрадовало. И не поняла, отчего легче стало ей самой. Но их отношения изменились, как по волшебству, им стало легко общаться. Наступил Новый год, и все стало ясным и чистым, как будто смахнули паутину с окошка, и засияло солнышко сквозь прозрачные стекла.
Это было так давно. Три года назад…
___________
Отредактировано zdtnhtyfbcevfc,hjlyf (2017-05-13 03:54:12)