Спасибо
Спасибо всем за добрые слова и терпение.
Желаю продолжить свой "винегрет", у которого нет временной привязки к известным событиям.
Хронология относительная.
*** Глава 5.
Умирать не хотелось – хотелось жить. Только как?
Была девочка Катя уверена, что изложенное на бумаге, так или иначе Роман Дмитриевич донес до сознания друга давно, а письменно закрепил, все ранее сказанное, чтобы не расслаблялся. Им спасать «Зима-Летто», а компания в ее руках.
Такую боль она никогда не испытывала. Только уйти, уползти с этого места, пока ее здесь никто не застал.
Позже, спустя годы, никогда не могла восстановить в памяти, как писала заявление об увольнении (так надо, говорил разум), как убирала в сумку какие-то личные вещи, смяла и собиралась положить в большой накладной карман старого пальто письмо-инструкцию Малиновского.
Страх, апатия, вмиг родились и заполнили мозги и душу. Вот надолго и поселилась в юной, такой доверчивой, неокрепшей душе, депрессия. Совсем не ко времени, и не к месту, пыталась вспомнить медицинский термин, как называется синдром вечной, страшной, не покидавшей ее ни днем, ни ночью, усталости.
Стояла, обессилено облокотившись на стол, судорожно сжимая в руке желтый конверт, совершенно не ей адресованный и на полном автомате, выключала компьютер, принтер, настольную лампу. Все сделала не она, а ее оболочка, которая пряталась где-то в пальцах, коже, в воздухе.
И… вот в эту минуту, умирая, она поняла, что перестала слышать музыку. Ту, которая постоянно, звучала в ее голове, несла ее на крыльях счастья, поднималась на мажорных тональностях высоко-высоко, стучала в ушах веселыми, задорными молоточками, под которую ей хотелось танцевать, мелодия, которую не выбирала, которая рождалась сама, когда он целовал ее ладошку.
Вот и стала душа ее косолопапой, превратилась в пыль дорожную…
« Случилось с ней невозможное: как ей жить без любви?
Только маяться, так у нас с тобой получается?»
Единственное, в чем была уверена ее исковерканная доверчивая натура, что ее душа косолапая отныне будет болеть, болеть и болеть много дней и ночей, и как ей избавиться от этой боли? Выползать из этого горького состояния нужно самой, помощи ждать неоткуда. Как остаться живой, ее ухода не переживут мама с папой.
В полной отрешенности положила на стол Андрюшеньке(?) стопку папок с отчетами и на самый верх свое заявление.
«Куда идти, куда податься? Вновь нужно искать работу. У родителей кредит за машину, у папы болит колено, нужно дорогое лечение.
Где брать деньги? Где искать работу? Под какой автомобиль броситься на этот раз?» – Родилась в голове нелепая мысль.
«Встретится ли в ее жизни очередной Гомильштейн Антон Львович»?
Андрей, Андрюшенька остался навсегда в прошлом и больше такого не будет.
«Течет ручей, бежит ручей,
И я ничья»…
Останется только память о его руках, губах, рокочущий голос. И необъяснимое желание продолжать тайно любить и в то же время, сделать больно, отомстить обоим – и автору письма, и получателю.
Шла через холл, мимо рецепшена и молчала, не видела никого и не отвечала на обращения к ней. От такого поведения подруги, онемели все женщины из Женсовета.
Что же такое произошло с помощницей президента, если становилось холодно от ее отрешенного взгляда, хотелось отвести взгляд от ее согнутой дугой спины, сделавшей ее вовсе мизерной?
Нелепая шапочка выглядела еще нелепее, чем всегда, просто блином, положенная на макушку. И длинный самовязанный многоцветный шарф в тон этой шапочке, тянулся яркой змеей за своей хозяйкой.
Лифт поглотил в своих объятиях Катеньку. И, только одного сотрудника компании, С.С. Потапкина, заметила Катерина, только с ним попрощалась. Кивнула головой в ответ на его слова, но не вникала, о чем он говорит.
***
«Верни мне, господи, печаль».
Юлиана – женщина-солнце, женщина-праздник, источала всем своим существом радость и благополучие, завораживала собой и своим солнечным настроением всех окружающих, в состоянии легкой эйфории выпорхнула из обители капризного гения «Зима-Летто».
Прекрасно, все складывается прекрасно – показ будет на высоте, а это не только хорошие деньги для ее пиарагенства, но еще и реклама. ( И, вкладывать в это ничего не нужно – приятное само совмещается с полезным)!
У нее ежедневно был очень плотный график встреч и мероприятий; день всегда был расписан по минутам, но сейчас она приготовилась чуть-чуть опоздать. Ну, совсем чуть-чуть…
Свидание в ее жизни далеко даже не сто первое, кому надо - подождет. Вот только как отнестись к новому ухажеру: у него далеко идущие планы в отношении ее, а у нее кроме желания поводить за нос этого большого, серьезного бородатого успешного бизнесмена, нет ничего. Но, почему бы и не провести сегодняшний, неожиданно совершенно не занятый никем и ничем вечер? Кто знает, возможно, этот вечер наконец-то окажется ее судьбой?
Но… еще хотелось провести вечер в одиночестве, на своем диване, со своим телевизором, с Джерькой под боком. Но коль, милочка согласилась, то будь добра полезай в кузовок, то есть поезжай на свидание! О диванчике надо было думать в тот момент, когда тебя приглашали, и ты расплылась, как лужица после дождя на неметеном дворниками асфальте!
Уже перед дверью кабинетика Катерины, ее лицо озарила приятная задорная улыбка и, вот с этой улыбкой, которая делала ее лицо еще светлее и доброжелательнее, тихонько, кончиком зонтика постучала по косяку и аккуратно впорхнула в каморку помощницы Андрея, отдавая себе отчет, что успела по Кате соскучиться за неделю.
Принесла помощнице Президента приглашение на выставку современного искусства, которую будет представлять завтра вечером. Была уверена, что только странную девушку из всего коллектива компании, заинтересует необычное мероприятие, только она в силу своего образования и воспитания, богатого внутреннего мира способна оценить все, что там будет представлено.
И еще: было горячее желание вырвать Катерину хоть на вечер из маленького душного помещения без окон и дверей. Вернее, дверь-то есть, но выйти из нее Катенька может только по разрешению своего шефа, возомнившего себя ее шейхом.
И войти к ней, через калитку, охраняемую шефом-цербером, можно только с его же разрешения. Только Юлиана на чудачества Жданова попросту плевала с высокой колокольни, она была вхожа во все двери и калитки.
Вот только непонятное упорство в нежелании покидать неудобное для жизни и работы помещение самой хозяйкой узкого шкафа, не помогло пиарщице переселить ее в настоящий кабинет.
Катеньки за столом нет. Настольная лампа погашена, горит только верхний, не очень яркий свет. На столе царит идеальный порядок.
Посетительница вынула приглашения из пакета, положила на стол одно, но немного подумав, достала второе и присоединила к первому.
Собралась уходить, на выходе отметила отсутствие верхней одежды помощницы.
Старательно прикрывала дверь каморки, когда громко о своем появлении возвестила эта сладкая-парочка. Подобно неразлучным сиамским близнецам, всегда вместе, и как всегда в ненужном месте, в ненужный час. Этих двух знатных ловеласов, Юлиана желала встретить в данную минуту меньше всего.
Отметила про себя, как выражение лица и настроение одного, параллельно, зеркально, тут же высвечивается на физиономии другого.
Первым, с дружескими объятиями, полез зеленоглазый оторва Малиновский; с почтением, настоящим, не наигранным, начал целовать ей руки второй.
- Куда дели Катеньку? Я к ней, до вас мне пока нет никакого дела!
- Юлианочка, солнышко, ну за что ты так нас не любишь? Неужто мы не сможем тебе заменить общество нашей красавицы?, разливался романтической скрипкой Роман.
- Как нет? Ну, Катя могла пойти к девочкам из женсовета попить кофе, или в бухгалтерию, завтра у сотрудников зарплата; или у Ольги Вячеславовны, сегодня ей необходимо просчитать новую коллекцию.
- Так, действительно, где она может быть?
Задумчиво почесал затылок президент. Кира куда-то утащила Викторию, и не самому же бежать теперь за кофе.
- Юлианочка, тебе как всегда, зеленый чай с мятой?
И рванул к каморке, совершенно выпустил из виду, что только-только говорили об отсутствующей на рабочем месте, Пушкаревой.
- Ромка, где Катя? И вещей ее нет. И встреч сегодня никаких у нее не запланировано.
И заорал на весь офис, как умеет только президент, когда все в одну секунду оказываются, как по мановению волшебной палочки, на своих местах:
- Малиновский, где Катя?
У Романа привычно на неожиданный рев президента, плотно сжались в ниточку и опустились справа уголки губ, с недоумением пожал плечами:
- Твои проблемы. Твоя секретарша – ты за ней и присматривай, и бросил взгляд за окно. Если бы он сделал это на полчаса раньше, увидел бы, как не оглядываясь, все больше ускоряя и ускоряя, четко печатая, как солдат на плацу, шаг, уходила от «Зима-Летто» Катерина.
Уходила, чтобы, как она решила, никогда не вернуться, чтобы забыть обо всем, что ее связывало с этим проклятым для нее местом.
А как быть с тем, ради которого она ежедневно, с утра пораньше бежала в это проклятое, наполненное ядом гнездо? Из-за того, что в воскресные и праздничные дни ОН не бывал здесь, ненавидела в отличие от сотен и тысяч нормальных людей, эти долгожданные праздники и выходные!
Забыть, забыть, забыть! Она ПУШКАРЕВА, она сумеет, вот только уедет куда-нибудь подальше. Далеко, далеко, где не говорят на родном языке, ГДЕ понятия не имеют о таком имени – Андрей Палыч, Андрей, Андрюша.
Есть ли где-то, на белом свете, есть ли такое место?
***
Виноградова ехала в офис, и не везло как всегда, все красные светофоры были ее. Заметила на обочине фигурку, когда загорелся на светофоре желтый, начала движение, вливаясь в общий поток автомобилей и притормозить уже не могла. Никогда не видела Катю в пальто, но была уверенна, что это именно она. А заметила оттого, что все пешеходы торопливо двигались по «зебре», а эта фигурка продолжала неподвижно стоять. Сбросив скорость, пронаблюдала за помощницей в зеркало заднего вида. Поток пешеходов обтекал фигурку, а девушка все так-же неподвижно, отрешенно продолжала стоять на том же месте, не двигаясь ни на сантиметр.
Юлиане пришлось сделать петлю в несколько километров, чтобы вернуться на тот же перекресток. Издалека заметила понурую фигурку. Сдала вправо, прижалась к бордюру. Включила аварийные огни и выскочила на обочину.
- Катенька, вы? Почему здесь? Что с вами?
Совершенно пустой, ничего не выражающий взгляд больных глаз. О таком, вероятно, говорят, «Взгляд побитой собаки».
Осторожно, стараясь не испугать девушку, которая, казалось, вообще выпала из реальности, только судорожно прижимала к груди желтый конверт одной рукой и старалась не выпустить зеленый бумажный пакет и сумку - другой.
Юлиана обняла Катерину за талию и повела к машине. Усадила на пассажирское место, пристегнула ремень безопасности, но не смогла вынуть из рук Пушкаревой ни пакет, ни сумку.
- Катенька, вы где живете? Давайте, я отвезу вас домой!
Лезть с расспросами Виноградова не посчитала нужным, только понимала, что случилось что-то из ряда вон выходящее, что заставило девушку впасть в ступор.
- Мне сейчас нельзя домой. Мне нельзя пугать родителей. Мне немного нужно придти в себя.
- Катенька, а что вы сейчас хотите? Я вам могу чем-то помочь?
Юлиану радовало уже одно то, что Катерина вполне разумно отвечала, не выпадала из реальности, а ведь создавала со стороны впечатление совершенно не вменяемой особы.
- Помочь? Нет, мне никто не может помочь. Никто. А хочу я уехать куда-нибудь далеко, далеко. Где меня никто не знает. Хочу одеть паранджу, и спрятаться от всего мира. Но у меня уже старенькие родители, и кроме меня у них никого нет. Они меня даже в пионерлагерь от себя никогда не отпускали. И переехали в Москву, в старую бабушкину квартиру из Забайкалья только потому, что я поступила учиться в МГУ. Чтобы меня не оставлять одну. А там, в Забайкалье, у папы была работа, тайга, чистый воздух. Я единственное, что у них есть и только поэтому я должна жить и выбросить все глупости из головы.
Пронизанное абсолютной безысходностью «и только поэтому я должна жить и выбросить все глупости из головы», острой опасной бритвой резануло слух Юлианы. Было ощущение, что провели металлом по стеклу, как по оголенным нервам.
«Господи, да что же случилось, что девочка на грани суицида»? Вопрос только в том, что выбрать: веревку с мылом или цианид? Только еще этого не хватало!
Говорила Катя вполне адекватно, но на адекватную была не похожа. Виноградова, больше ни о чем не спрашивая, не советуясь, повернула в сторону своего дома. Со спутницей обращалась аккуратно, как с тяжело больной.
Крепко держала девушку под руку, когда шли к лифту. В лифте ответила на звонок:
- Эльвирочка, будь добра, отмени все встречи на сегодня и первую половину дня на завтра. Да, да образовались неотложные дела. Вечер с Гаспаряном? Господи, ну какой Гаспарян! Вот сегодня совсем не до него. Позвони ему прямо сейчас, будь добра. И телефон я отключу.
Медленно, не навязчиво, помогла нежданной гостье снять пальто, осторожно вынула из судорожно сжатых пальцев письмо, давно догадалась, что вся загадка прячется в этом узком длинном конверте. Осторожно все сложила на тумбочку и старательно, как маленькому ребенку проговорила:
- Катенька, пусть ваши вещи полежат здесь. Мы с вами попьем чаю. А они пусть побудут здесь. К ним никто не прикоснется, я вам обещаю.
Катерина, как под гипнозом, отправилась следом за хозяйкой. Юлиана взяла на руки собачку, погладила ее, поласкала, поцеловала. Передала собачку гостье:
- Катенька, пообщайтесь с Джериком. Стресс снимает лучше всякого психотерапевта!
Пушкарева безропотно взяла собачку, тот пытался лизать ей лицо, она не отворачивалась. Безучастно принимала Джерькино внимание. Именно эта спокойная безучастность и пугала Юлиану. Что же такое случилось, что совершенно выбило из реальности всегда спокойную, улыбчивую, доброжелательную девушку?
Ставила чайник, доставала заварку и одновременно с верхней полки, предварительно пододвинув стул, встала на него, росточком тоже не вышла, достала большую свечу несколько грязновато-лилового цвета. Ни чай, ни сама свеча, а именно ее цвет, привлек внимание Катерины.
- Это лаванда. Будем пить ромашковый чай и медитировать под запах лаванды. Еще я приготовлю грог, но перед этим примешь успокаивающую ванну.
И улетела из кухни, а следом спрыгнул с Катиных колен Джерька и понесся в ванную комнату следом за любимой хозяйкой, по которой и так много и часто скучает.
- Катенька, вот чистое полотенце, вот новый халатик, он тебе будет впору. В воде только настой успокаивающих трав. Минут, через двадцать, все будет готово с чаем, вот после ванны и погуляем. Имеем мы право на девичник?
Юлиана говорила и говорила. Боялась возникающих пауз. И еще: заблокировала замок в ванной. Подсознательно боялась за поступки девушки, и у Виноградовой складывалось где-то в мозгу, что ее психика не совсем здорова. Лучше быть начеку.
Оставила Катеньку одну, последнее, что заметила через узкую фигурную вставку матового стекла в двери ванной комнаты, то, как Катин силуэт перешагивает через бортик ванны.
Сама отправилась в прихожую, где на тумбочке осталось письмо в желтом конверте.
***
Спасибо, Господи, что не придется брать на душу лишний грех: конверт не запечатан.
Дотошной Юлиане сразу бросилось в глаза, что автор письма в совсем юные годы, когда посещал первый класс общеобразовательной школы, чистописанием не заморачивался! Еще новоиспеченная мисс Марпл пожалела, что совсем ничего не умеет читать про человеческую душу по почерку.
Но с первых прочитанных слов: «Мой друг и президент»… поняла, кому принадлежит авторство сего пасквиля.
Спонтанно, не давала себе отчета, для чего она это делает – отксерокопировала три листочка, исписанных корявым почерком.
Отметила, что написано вполне грамотно, без грамматических и стилистических ошибок. Положила еще теплые после ксерокса листочки в папочку и быстро все убрала в нижний ящик рабочего стола. В душе все кипело и клокотало не от радости или восторга, клокотало от злости и бессилия, невозможности предпринять что либо прямо сейчас, сию минуту против пары г…ков!
За те несколько минут, которые ей понадобились, чтобы пробежать глазами по рукописным строчкам сочинения господина Малиновского, а в авторстве она нисколько не сомневалась, и вернуть конверт на место, что только не пришло ей в голову. Главное – это защитить девушку, и всеми, доступными способами, вывести ее из ступора.
И отомстить!
Она, взрослая женщина, которой уже давно было море по колено, неизвестно, как бы отреагировала на подобное. (Бедная девочка, и так не перестает слушать в свой адрес всякие гнусности, тут еще эти близнецы-братья со своими комментариями, да дай бог им самых злых жен, про которых говорят «змея подколодная» и некрасивых детей! Перекрестилась, произнесла шепотом «Прости меня, Господи», и пожелание про детей забрала назад, заменив его на «тещу-злыдню».)!
Естественно, сама Юлиана, первое, что сделала бы, окажись в подобной ситуации, посмеялась бы над писаниной и не отходя от кассы, отхлестала бы этими листочками, скрученными в жгут, этого зеленоокого автора по физиономии там, где застала! Лучше, если в обществе друга и длинноногих подружек!
Но Катенька, это не тот случай… У девушки другой возраст, другой жизненный опыт, иное воспитание. Возможно, и Катерина в другое время и обстановке, совсем бы иначе восприняла эту ситуацию. Проблема, вытекающая из грубой шутки, (Юлиана восприняла записи Романа только так, как грубую шутку), в принципе, выеденного яйца не стоит. А тут, любовь, которая затмила разум девчонке и в разы усилила боль. До такой степени, что глупышке влюбленной, девочке неразумной, пришла мысль о суициде.
А Жданов, вот подлец, вот подлец, с годами становится все подлее! Мало ему модельных красавиц, которые сами вешаются на шею и прыгают к нему в постель, так его еще и на юных, целомудренных неформатных девочек потянуло.
Юлиана знала Андрюшин внутренний мир лучше, чем он сам. Знала каждую женщину, с которой он встречался больше двух раз. Умудренная жизненным опытом женщина, предполагала, что друзья делятся всеми своими приключениями, в которые попадают, возможно, и самыми интимными подробностями.
Но история с Катенькой привела ее в такой ужас, что она готова была бежать куда угодно, чтобы начать защищать честь и достоинство своей подруги. То ли внутренний голос, то ли интуиция ей подсказали, что роднее и ближе Кати, у нее никого не будет.
Вернулась в кухню, подставила ладони под холодную струю воды, окунула несколько раз лицо в воду. Так… надо брать себя в руки, сейчас из ванной комнаты появится Катя. А у нас все хорошо, вот только б знали вы, как мне дороги, подмосковные вечера.
А вечер близится… И, месть – это блюдо, которое подают холодным! Я, Юлиана Виноградова, знаю, что это будет!
Усадила Катюшу на стул, принесла из ванной фен, и начала сушить ей волосы, по сути, выполнять роль доморощенного стилиста. Наблюдала за плитой, на которой что-то булькало в кастрюльке, и осторожно спросила Катю:
- Ты мне не объяснишь, что сегодня произошло?
- Я уволилась из «Зима-Летто».
- И Жданов тебя так просто отпустил? Ни для кого не секрет, что он шагу без тебя ступить не может, и все дела компании ведешь ты, он только закорючки, грубо говоря, в нужном месте, на бумагах оставляет.
- Когда уходила – не знал, но я все бумаги оформила и оставила у него на столе. Те, которые, не для чужих глаз, убрала в сейф. Код знаем только мы с Андрюшей…
- Понятно, с Андрюшей…
Оторвалась от Кати, ополоснула руки, разлила по глубоким фужерам теплое вино:
- Давай, будем, есть, пить. Вечер на дворе, у тебя точно маковой росинки во рту не было!
Сняла с плиты кастрюльку, обернулась и застыла: ну, где, где у всех были глаза? Так и стояла, смотрела на девушку и пожалела только об одном, что не владеет искусством фотосъемки. Протянула руку, и сделала снимок на телефон: большие, не спрятанные под очками глаза, прикрытые несколько необычно выпуклыми веками, опушенные густыми ресницами.
И волосы… Увидела Юлиана не вечно туго стянутые косички или дурацкую бабулькину фигу на макушке, оттого казавшиеся блеклыми и реденькими. Юлиана видела блестящие, средней длины локоны, обрамляющие лицо с правильными линиями.
Катя ни на что не обращала внимания. Взгляд был обращен «вовнутрь, в себя», полное отрешение от окружающего мира...
Юлиана, якобы, набирая текст SMS-ки, отошла в противоположную сторону и сделала еще пару снимков.
Попутно Юлиана фантазировала, как отомстить Жданову, и, примерно решила, что знает с чего начать. И если, согласно фантазиям Виноградовой, господин президент будет уложен наповал двумя залпами из дивизионной ракетной установки «Катюша», то его заместитель будет умирать долго. И к нему, с особой циничностью и жестокостью, будут применяться такие методы пыток, как: загоняться под ногти швейные иглы из мастерской Милко; удушение сантиметром Уютовой и частичное повешение на поясках, резинках и подтяжках моделей!
Мысленно, поулыбалась своим фантазиям, пожалела, что не с кем поделиться и посмеяться.
Катя опьянела от нескольких глотков вина и расплакалась… Плакала как сильно обиженная девочка из малышовой группы, у которой в песочнице отняли совочек. Слезы лились рекой, она не обращала на это никакого внимания. Виноградова подошла, прижала Катерину к груди, гладила по голове и приговаривала: - «Поплачьте, Катенька, поплачьте. Поверьте, легче будет».
От этой материнской ласки, тепла, разлившегося по всему телу, мягкого участия живого человека, который ее впервые жалел и сочувствовал от души, а не потому, что так требовала ситуация, Катерина заговорила.
Это был не рассказ, и не простое излияние израненной души. Как на исповеди: ничего не утаивала , ничего не скрывала , изливала девушка тоску вечного одиночества.
Про первую, такую больную любовь, где деньги оказались главнее чести, верности, порядочности.
Про незнакомого Юлиане, красивого, доброго, заботливого, но такого неумелого, ничему в быту не наученному, Антона Львовича. Барчука, как о нем сказал бы ее папа. Он, Гомильштейн Антон Львович, по всей видимости, никогда не держал в руках молотка, но с таким рвением, бросив все свои дела, пытался починить ее туфельку. И, только чтобы не обидеть мужчину, она как завороженная смотрела на его неумелые действия, не забрала у него туфельку, молоток и набор для детского творчества «Сделай сам». Да еще он, этот пресловутый Антон Львович, по словам Катеньки, по сей день хранит ее каблучок, который отвалился через три ступеньки от двери его квартиры, и он нашел его утром по пути на работу, закинул в бардачок своего джипа и хранит его там, по сей день. Сама видела. Опустила глаза, и добавила:
- Он мне сказал, что он лучший принц на свете, отыскал свою Золушку даже не по туфельке, а по каблучку!
«Постель – не повод для знакомства», так он ей сказал на прощание. Об этом не вспомнила, или не нашла нужным поделиться со своей спасительницей.
Рассказу-исповеди Катерины, Юлиана удивляться не переставала. Всегда была уверена, что Катенька девушка, в том понимании, которое бытует в народе, то есть еще не знавшая мужчину. Девственница. И, будет себя блюсти до того момента, пока не выйдет замуж. (Бывают в жизни случаи, когда остаются незамужними успешные бизнес-вумен и длинноногие красавицы. А, такие, как Катя, устраивают свою судьбу, и часто, очень удачно).
А судя по рассказу Кати, у нее один мужчина сменяется другим, и все красивы, как на подбор. Подобно тридцати трем богатырям! Век живи и не переставай удивляться! Только, Катино воспоминание про Антона Львовича, вообще смахивало на сказку, которая приснилась девочке.
На удивление Юлианы, рассказ Катерины шел спокойно, последовательно. Последнее было особенно интересным, учитывая психологическое состояние девушки.
Вот и добралась в своей исповеди до катастрофического финансового положения компании «Зима-Летто», до Андрея, «Ника-Моды», и до поддельных отчетов.
Про клятвы под луной. В этом месте смех начал душить Юлиану, прошло больше двенадцати лет, а репертуар Жданова не изменился! Клятвы под луной, она слово в слово могла повторить Кате эту клятву! Вот в это поверила, так как была участницей подобного шоу, очень давно, и сценарий представления не изменился.
Юлиане плакать хотелось. И плеваться хотелось при воспоминаниях Кати про последнюю встречу в «Лиссабоне», про более ранние встречи в маленьких забегаловках, где-то на окраинах Москвы. Вот в этом месте рассказа Катерины, от удивления Юлиана не просто потеряла челюсть. Думала, что высыпятся и покатятся по полу меленькими красивыми рисинками от удивления все ее ровненькие зубки: Жданов пел в караоке-баре для Катерины и после песни целовал Катю, правда, назвался именем Сашки Воропаева! Виноградовой пришла мысль, а не выдает ли Катюша желаемое за действительное?
Вдруг Катерина судорожно вцепилась руками в домашнюю футболку Юлианы и как невменяемая стала причитать:
- Как, как я смогу жить без него? Я теперь знаю, уверенна, что его разговоры об отмене свадьбы с Кирой были только разговорами, были пустыми обещаниями, чтобы заставить меня сделать очередной липовый отчет. Выбить кредит, мне доверяют банки.
Но я все равно люблю его! Люблю так, как никогда и никого не любила. После моего ухода из «Зима-Летто» я не смогу быть рядом с ним, не смогу быть ему полезной, не буду видеть его, слышать его голос. Но и быть чудищем, которое он может видеть, к которому может прикасаться только после порции виски, а целовать вообще только пьяным в кромешной темноте, я больше никогда не смогу! Юлиана, как мне быть, что делать, я люблю Андрея Жданова!
- А, Антона Львовича?
В ответ Виноградова услышала тихое-тихое:
- И Антона Львовича…
Про ночь в гостинице со Ждановым в день ее рождения, Катя благополучно умолчала.
***
- Малиновский, это что?
- Лист бумаги. Думаю «Снегурочка», все секретари получили у завхоза только такую.
- Я спрашиваю, что здесь написано?
- А что там написано?
- Ромка, дурочку не включай! Это заявление. Заявление об увольнении Кати Пушкаревой! По собственному желанию!
- И кто его написал?
- Малиновский, его Катя написала. Катя Пушкарева!
- Странно, и кто ей посмел разрешить написать такое заявление?
- Кто посмел, и как посмела, мне непонятно. Вот только где она сейчас?
Схватил сотовый и нашел, сразу же нашел Катин номер. На столе Андрея послышались гудки и рядом со стопкой разноцветных папок, обнаружился Катин инвалид, перевязанный синей изолентой.
«Андрей Жданов» жужжало и вибрировало на маленьком экранчике. И где теперь она может быть?
- Принеси кофе, бросил своему оруженосцу.
Но когда Роман мог спокойно, без язвительных комментариев, принять распоряжение президента?
- У тебя, Жданов, две, выставил перед глазами Андрея два растопыренных, указательный и средний пальцы, в виде латинской буквы V, повторяю, две секретарши, а Малиновский кофе из буфета тащи?
- Где, объясни, мне – где шляются эти секретарши?
- Это оттого, что у тебя их слишком много.
- Вот я кардинально и решаю этот вопрос. Одну увольняю, что-то много о себе в последнее время возомнила!
- Ох, Жданов, увольнять – увольняй. Только ты не с той начал, без нашей Катеньки мы как без рук, без ног, и главное - без головы. А еще без денег, без компании. И… Малиновский, сверкая глазами, оглянулся по сторонам и, наклонившись пониже к уху друга, прошептал: - «С некоторых пор твоей утешительницы еще и в постели. Как я понял, после общения с нашей красавицей у тебя полный «неконтакт» с Кирой»?
«И не только», с горечью подумалось Жданову, а его вице-президент, дабы дальше не будить в друге зверя отправился в бар за кофе. В голове засвербила мыслишка: - «Какие такие прелести разглядел Андрюха в этой серой мышке, если у него, с того раза, напрочь, снесло крышу»?
Президент разбирал, а вернее попросту швырял папки и бумаги на своем столе. Друг подал ему чашечку с кофе:
- У них емкостей еще мельче нет?
- Не интересовался, всегда подают в этих чашках. Вот только где наша Катенька и как мы завтра пойдем на Совет без ее бронежилета в виде застегнутой на все пуговки серой блузки с рюшечками «а ля Джейн Эйр»?
- Запомни, Малиновский, я тебе еще раз повторяю, что Катенька не наша, она моя… секретарша.
- Твоя-то твоя, я и спорить не смею, но как мы без нужного отчета?
- Вот он, отчет…
Жданов в сердцах швырнул стопку серых папок, по числу членов Совета директоров, в сторону Романа и пошел открывать сейф. И в прямом смысле, не выражаясь фигурально, осел перед ним на пол.
Заявление Катерины, судя по пакету документов, не было ни шуткой, ни розыгрышем. На самом верху лежал одинокий лист бумаги, заглавная строка была выделена красным маркером: «Перечень документов, передаваемых президенту». Она ушла. Насовсем. В записке, после всех ЦУ, написала: - «Прощайте, Антон Львович». В самом конце прощального письма дата и подпись: «Светочка».
Все оставила ему. Доверенность на «Ника-Моду», на «Зима-Летто», отчеты по отделам, по продажам и там, в самом низу, желтую папку с настоящим отчетом, с реальными цифрами. Типа, кушай президент на здоровье, только уясни, что без меня и без «Мезима», все это неудобоваримо.
Когда из сейфа вынимал папки, из бумаг выпал маленький кусочек картона: черно-белая фотография Катерины 3×4, сделанная для пропуска.
Странно, откуда она могла взяться здесь, в сейфе, за семью замками? Оказавшийся рядом Малиновский, успел раньше Жданова поднять этот бумажный квадратик, и только хмыкнул:
- Это тебе, мой, женераль. Только надписи на обратной стороне не хватает: «на долгую и вечную память».
Подал фотографию Андрею. Президент сел в кресло и положил эту маленькую фотку на столе перед собой.
- Долго собираешься медитировать над портретом нашей красавицы? Ты бы начинал ее искать, пока она как Монте-Кристо, еще не свалила на одинокий необитаемый остров вместе с компанией!
- Не нужна ей компания! Не нужна! Вон, все документы на твою компанию, вот они, в сейфе!
- Палыч, уточним для ясности, компания - твоя, а не моя! Твоей семьи! Тебе за нее нести ответственность. Господи, подумать боюсь, что Кира с тобой сделает, когда узнает правду! И, на Совет без Пушкаревой идти, все равно, что голову в пасть тигру сунуть. Ни я, ни ты, ни хрена не понимаем в этих цифрах и выкладках…
***
Катя почти успокоилась. Рыдания прекратились. А вот вкуса и запаха еды не чувствовала. Была как гуттаперчевая кукла, ничего не чувствовала: ни боли, ни темноты, ни света, падающего сбоку на нее от нарядного бра, ни холода, ни тепла.
Сидела истуканом на красивом резном стуле, и механически выполняла все, что от нее требовала Юлиана; также безропотно отвечала на ее вопросы, почти ничего не утаивая. Была почти в невменяемом состоянии от информации, выуженной из письма господина Малиновского, но подсознание как у радистки Кэт работало четко, чтобы ни случилось, под любыми пыткам, кричать будет только по ненашему.
Вот и все, а что касается Антона Львовича, это тайна… ее приснившаяся сказка. О ней никому и никогда говорить не будет, просто будет вспоминать ночами, когда останется одна. Или на прогулках, когда-нибудь сложится в ее жизни так, что будет гулять по аллеям парков и узеньким лесным тропинкам. Может быть не одна, а… Господи, пригрезится же такое на нетрезвую голову!
И, вновь видение, не отпускающие грезы: аллея парка, чистый воздух, она, колясочка и черноволосая девочка… Девочка Сонечка… Только ее Сонечка. Мальчика, даже самого красивого, но не ее мальчика, она не хочет…
Только ситуации в жизни бывают разные, вот как у радистки Кэт. Если он, новорожденный мальчик, останется один, не оставишь же его на произвол судьбы! И этот попавший в непростую жизненную ситуацию ребеночек, позже выяснится, окажется сыном ее любимого Андрюшеньки. И будут у нее расти детки, не зная вместе с ней, что они родные, единокровные брат и сестра. Она не будет делить детей никогда, а сыночка-сиротинку, будет любить еще больше.
Чуть-чуть, где-то на задворках сознания светилось тонким лучиком, что сюжет грез какой-то знакомый. Вот не сама же она его придумала? Ах, да, несколько дней назад, очередной раз, когда поздно вечером вернулась домой, то застала маму в слезах. Она плакала над судьбой Будулая и его сына Ванечки, воспитанного с самого рождения красивой женщиной-казачкой Кларой Лучко. Или это фамилия актрисы, а звали любимую женщину цыгана как-то, по другому?
Катя вынырнула из своего забытья, что это было, не понимала: то ли сон, то ли бред уставшего сознания. Усилием воли старалась не потерять череду картинок в воспаленном сознании, и очень хотелось, чтобы это стало явью.
Одернула сама себя: Пушкарева, ну вот что тебе лезет в твою больную голову? Да тебе уже без диагноза и направления нужно лететь в Кащенко, в палату N-6!
Глаза, все еще красные, как у кролика-альбиноса и нос, распухший от долгих слез. Но говорить уже может нормально и истерика закончилась, правда не без применения ароматической свечи с запахом лаванды, грога и главное, доброго, человеческого участия Юлианы. Подобного понимания, даже жалости к себе, которая ее нисколько не унизила, Катя ни от кого в своей жизни не получала.
- Юлиана, спасибо вам, но мне нужно домой. Папа опять будет волноваться и ругаться, что мы с Андреем Палычем постоянно нарушаем трудовой кодекс. Вот только как я им скажу, что опять осталась без работы?
- Катюш, ты как? Сможешь без слез и истерики общаться с родителями? А давай, я позвоню родителям, скажу, что готовим с тобой документы к Совету? Или лучше, к командировке. Мне нужна помощница, ты мне подходишь, только лететь, надо быть готовой, к концу недели. Ты согласна?
- Уехать? С вами? Далеко-далеко?
Столько было детской открытости и неверия, а одновременно огромной надежды в словах и взгляде гостьи, что Виноградова не могла не улыбнуться.
- Да, далеко. На другой континент. Туда, где солнце, море, небо, красивые девушки и даже много кавалеров. На выбор!
- Уже и не помню, когда была на море. Еще в школе училась… А море очень люблю. Но я хочу просто уехать! Подальше из Москвы, от «Зима-Летто», от …
- Ты мне много чего рассказала. А причина в чем, чем тебя так обидел Жданов, что тебе, дурочке, мысль о суициде пришла?
Катерина молча вышла в прихожую и принесла тот злополучный желтый конверт, который не выпускала из рук с самого утра и до того момента, когда перешагнула порог квартиры Виноградовой.
Каждый все видит своими глазами и в выбранном только им самим ракурсе. И у каждого свой телевизор. И слышит каждый своими ушами, зачастую только то, что желает слышать.
В пальчиках, которые Жданов видел маленькими, почти детскими, которые своей миниатюрностью, приводили его в трепетный восторг, Юлиана увидела далеко не аристократическую ладонь с неухоженными, аккуратно, ножницами подстриженными ногтями. До этого момента, пиарщица не обращала внимания, что посещение маникюрши никак не входило в расписание девушки. Скорее всего, она и дороги туда не знает, что тогда говорить о визажистах, стилистах, хороших парикмахерах.
Именно этими, трясущимися пальчиками, Катя протянула своей спасительнице конверт, содержание которого Юлиана в принципе, уже знала.
Руки у Пушкаревой дрожали, внутри все тряслось, как будто она кого-то убила, в глазах боль и стыд за свой некрасивый поступок. Мало того, что залезла в чужие вещи, прочитала, совершенно ей не предназначавшееся послание, так она еще и украла, унесла это письмо с собой.
- Юлиана, поверьте, мне очень стыдно, что я так поступила. Но уже ничего не исправить. Это я взяла в пакете, предназначенный Андрею. Вы вправе меня осуждать, что я рылась в чужих вещах. Но это была почта, а его почту разбираю я. Посылка не была мне адресована, но я это сделала. И чуть не умерла в тот момент от содержания письма. А сейчас…
Договорить она не успела, Юлиана взяла протянутый ей конверт.
- Ты умираешь, от содеянного, да? Так мне можно это прочитать?
Шелестом весеннего ветерка в молодой листве прозвучало тихое ответное «Да».
Юлиана стояла за баркой, тяжело облокотившись на столешницу. Взгляд был невидящим, то ли читала, то ли ушла в свои мысли.
Катерине от этого вида Виноградовой становилось все хуже. Лучше бы она умерла там, в кабинете, на полу, перед столом президента... Было бы все проще, никому бы не делала больно.
Где сейчас Андрей? Заметил или нет ее отсутствие? Понимала только одно, что сегодня она умерла, отмерло все внутри, и осталась только ее оболочка. И еще, очень хочется, чтобы ее боль ощутили и Андрей, и его зеркальное отражение, друг, соратник и идейный вдохновитель, Малиновский. Второго она вообще бы, если могла и не боялась крови, четвертовала. Природа где-то, на каком-то этапе ошиблась, сложила неправильно или добавила лишние гены, и вот появились на белом свете эти два моральных урода. Они как жили, так и будут жить и радоваться всему, что их окружает, а как быть ей?
Андрей, скоро, через месяц-два, женится, будет изображать счастливого семьянина; у них с Кирой родятся дети. Они, дети, должны быть, как и распланировали Кира с Маргаритой Рудольфовной, умными и красивыми. А что Андрюша? Дети есть дети, он будет их очень любить. Пусть будет счастлив. А может быть, он свою красавицу-дочь, назовет ее именем? Пушкарева, ну какие глупости тебе лезут в дурную голову? Он тебя использовал, он тебя растоптал, а ты? Господи, назовет дочь твоим царственным именем! Вот, как бы, не так! Да на твое имя и фамилию будут наложены Ждановыми и Воропаевыми, епитимья и табу на десять поколений вперед!
Это Жданов не назовет свою дочь Катериной. А Светочкой Антон Львович может назвать. Вполне может…
Отредактировано розалия (2018-08-22 07:50:39)