Архив Фан-арта

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Архив Фан-арта » nadin » Полнолуние


Полнолуние

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

ПОЛНОЛУНИЕ

Это маленькая история, скорее даже эпизод. Мне просто подумалось, а как могло бы все сложиться в последний день перед решающим советом, не будь Андрей такой рохлей (хотя и здесь он не пример для подражания).

Пейринг - Катя/Андрей
Рейтинг - R (наверное)

- 1 -

- Пушкарева... а может, все-таки не надо?.. Он, конечно, гад, Жданов твой... но ты, по-моему, перегибаешь... Хватит с него и того, что ты на прошлой неделе в "Лиссабоне" устроила. У него, наверное, до сих пор нервный тик... А?.. - с робкой надеждой Зорькин вглядывался в лицо подруги.
Катя молчала. Вот уже несколько минут ничего не говорила, только задумчиво всматривалась в сгущающиеся февральские сумерки за лобовым стеклом.
- Кать?..
Повернула голову вполоборота, чуть склонив на бок, давая понять, что слушает, по-прежнему глядя в никуда.
- Ты... это... и выглядишь неважно... Надо с этим кончать, Кать... Лучше б мы его на деньги сделали...
Как будто очнулась. Медленно перевела взгляд и посмотрела на Николая в упор.
- Боишься? – вдруг спросила она совершенно чужим, пустым голосом.
Зорькина передернуло. Он немного замешкался, сбитый с толку ее странным тоном, но все же поспешил принять оскорбленный вид и уже собрался что-то возразить, но не успел.
- Не бойся - я с тобой.
Ни взгляд ее, ни голос не выдали ни единой ноты насмешки или снисхождения, а только какую-то непрошибаемую решимость - ни шага назад.
Зорькин поежился. Стало очевидно, что отмазаться от участия в очередном спектакле под названием "Тысяча первый способ разозлить Жданова" ему не удастся. Он удрученно вздохнул, а Катерина снова уставилась в пустоту.
- Значит, как договорились: заедешь к шести и дождешься меня в приемной. Заодно на Клочкову полюбуешься.
Зорькин неодобрительно покачал головой.
- Пушкарева, ты меня пугаешь... Это не ты...
- Я, Коля... Я, - открыла дверцу машины и, не прощаясь, вышла.
Николай проводил Катерину тоскливым взглядом, и потянулся к замку зажигания. Завел двигатель и только тут заметил, что луна сегодня, несмотря на ранний час, необычайно яркая, полная и висит совсем низко, прямо перед ним, застыв в загадочной полуулыбке, будто подсматривает насмешливым оком, не стесняясь, заглядывая под крышу автомобиля.
Откуда ни возьмись появилось нестерпимое желание спрятаться от беспардонно ухмыляющегося рентгена.
- Сгинь! – пробурчал Зорькин, тряхнув головой, и резко взял с места.

Автоматические стеклянные двери бесшумно разъехались, пропустив Катю вперед. Она молча прошла мимо Потапкина, нажала кнопку лифта, который тут же услужливо распахнул перед ней свои створки. Вошла. Стены за спиной сомкнулись, кабинка дернулась и с пронзительным звоном в ушах понеслась ввысь. Катя подняла глаза к потолку, туда, куда, переворачивая внутренности, стремилось это скоростное чудо техники - прямо в ад.
В какую-то секунду ей вдруг показалось, что пол под ногами вот-вот треснет, оторвется и потянет ее за собой в бездонную шахту лифта. Но ничего подобного не случилось. Плавным толчком в подошвы и мелодичным "дзинннь" лифт известил о прибытии на этаж.
Катя развернулась лицом к выходу, попутно поймав в зеркальной стене свое отражение, и точно раздвоившись, окинула взглядом ту, другую Катю, как случайную прохожую – отстраненно и беспристрастно. Эта девочка в видавшем виды стареньком пальто, обмотанном вокруг шеи шарфе на манер Павки Корчагина, круглых очках на бледном лице и идиотском берете с помпоном... Вопиющая нелепость и ничего более.
Отшатнулась от зеркала и решительно шагнула из лифта в холл.
Завидев Катерину, выразительно замахала руками Тропинкина, подзывая Катю к своему столу. Она прижала к плечу "говорящую" телефонную трубку и, положив на тяжело вздымающуюся грудь ладонь, округлила глаза и возбужденно зашептала:
- Катька! Ну, наконец-то... Жданов в бешенстве! Рыскает по офису... Злой как черт... Где Катя, где Катя? А я откуда знаю? Ты ж как на обед ушла, так и не появлялась... Ты что, не сказала ему, куда идешь? Ну, ты, подруга, даешь! Хоть бы меня предупредила, чтоб я знала, что соврать...
- Маша, врать нехорошо, - с бесстрастным спокойствием сказала Катя. - И мы не будем.
Тропинкина недоуменно захлопала ресницами и машинально вернула телефонную трубку на место.
- То есть... как не будем?.. А как же?.. Кать... - Мария нахмурилась. - У тебя все в порядке?
Катя утопила подбородок в шерстяном шарфе.
- Все нормально, Маш. Не волнуйся.
- Да как тут не волноваться?! А мне-то каково? - пожаловалась Тропинкина. - Все по норам попрятались, а я одна тут... на самом виду... А он все орет и орет...
- Это он не на тебя орет. Это он на судьбу свою... сердится. Так что не бери в голову и улыбайся. Он орет, а ты улыбайся, Маш... тебе очень идет.
Мария застыла с приоткрытым ртом, силясь что-нибудь возразить или, наоборот, согласиться, но пока решала, что сказать, Катя ушла и не оглянулась, будто и впрямь ничего не случилось.

В приемной никого не оказалось. Катя сделала несколько шагов, взялась за ручку двери президентского кабинета и остановилась. А может, Колька прав? Может, действительно пора уже закончить этот фарс? Просто уйти. Бросить все и забыть. Как страшный сон... И гори оно все!.. Но, Боже правый, как же трудно разорвать эту нить, совсем истертую, истлевшую ниточку. Вроде и нет ее совсем, потому что все - ложь, и связывать уже нечего, всегда было нечего и некого, теперь уже ясно. Тогда откуда эта тяжесть в теле? Это никчемное, поблекшее волокно опутало по рукам и ногам крепче якорной цепи и неумолимо тянет ее на дно. Ее одну. Но умирать одной невыносимо страшно... больно и одиноко... А значит... значит, помирать будем с музыкой. И все вместе.
- Боишься? - тихий голос Клочковой вспорол тишину и заставил Катю вздрогнуть. Она отпустила дверную ручку и повернулась лицом к неожиданно появившейся Виктории. Та стояла на пороге приемной в обнимку с огромной папкой бумаг. На лице начала расползаться довольная ухмылка, а на черном чулке в районе колена - живописная дырка.
- Правильно, что боишься. Надеюсь, на этот раз тебя все-таки уволят, - Виктория прошла к своему столу, демонстративно громко шмякнула на него увесистую папку с документами и уже с нескрываемым раздражением продолжила: - Или ты думаешь, я и дальше буду делать за тебя твою работу? А я, между прочим, тяжести таскать не нанималась и по вонючим архивам лазить тоже! Мне с тебя еще и за материальный ущерб взять надо! Но, твое счастье, сегодня я добрая... хм, в отличие от нашего президента. А ты иди-иди, чего стоишь-то? Андрееей!!! Нашлась твоя Пушкарева!!!
Не успела Катя осознать, что от вопля Клочковой ее немного контузило, как за спиной распахнулась дверь кабинета, и над ухом послышался обманчиво спокойный баритон с плохо скрываемыми нотками возмущения.
- Значит, вы все-таки соизволили появиться...
Катя повернула к Жданову невозмутимое лицо.
- Конечно, ведь рабочий день еще не окончен.
Клочкова издала короткий смешок.
- Как это любезно с вашей стороны, Катя, что вы все-таки вспомнили о НАС, - с нажимом произнес Жданов. - А позвольте узнать, где вы пропадали почти половину рабочего дня?
Катерина вскинула на него удивленный взгляд.
- Как где? В банке.
- Ха, - не удержалась Клочкова, теперь это так называется! То-то я смотрю, зачастила она со своим Зорькиным по банкам. Андрей, неужели ты и дальше будешь это терпеть? Да она даже не отпирается! Ей даже не стыдно!
Жданов изменился в лице.
- Катя, вы ничего не хотите мне объяснить?
- Коля согласился меня подвезти.
- Вот наглая, - снова вклинилась Клочкова, - врет и не краснеет!
- Четыре с половиной часа?
- Что?
- Подвозил... четыре с половиной часа? – с трудом сдерживаясь, уточнил Жданов.
Катя пожала плечами, стянула со вспотевших пальцев жаркие перчатки и, не дожидаясь разрешения, шагнула в кабинет, бросив через плечо: - "Пробки...". Позади протестующе лязгнула дверная ручка с защелкой.
Нырнула в каморку, сняла пальто. Раз... два... три... Дверь распахнулась точно по расписанию.
Жданов привалился плечом к косяку, сунув руки в карманы брюк, и выжидающе уставился на Катерину, уже расположившуюся за своим столом.
Сделала глубокий вдох и подняла глаза на Жданова.
- Документы из банка я положила вам на стол, - и снова взгляд в монитор. - В синей папке.
- Зачем?
- Чтобы вы ознакомились...
- К черту...
- Что?..
- К черту документы. К черту банки! Катя!..
- Андрей Палыч, - оборвала его Катя, - до конца рабочего дня осталось совсем ничего. У меня масса дел, а вы мне мешаете.
Его губы тут же язвительно скривились.
- И давно?
Он отделился от стены, шагнул к ее столу и навис над ней в опасной близости.
- Андрей... Павлович...
- Да перестань, Кать... Зачем ты так?.. Разве что-то изменилось... между нами?..
- Андрей Палыч, если вы хотите получить свой отчет вовремя, не мешайте мне, пожалуйста.
- Да причем здесь отчет?!
- Совсем ни при чем?
- Я не об этом...
- То есть я могу его не делать? - сказала и посмотрела ему прямо в глаза.
Жданов взгляда не отвел, но непроизвольно сглотнул, отчего над белоснежным воротничком его сорочки недовольно дернулся кадык.
- Совет уже завтра, а задерживаться сегодня мне не хотелось бы. Так что...
- Я понял, - глухо произнес Андрей. - Не буду вам мешать... Работайте, Катя.
Чуть покачнувшись, Жданов распрямился. Пару секунд еще буравил взглядом ее очень занятую макушку, а затем резко развернулся и вышел вон.
Оставшись одна, Катя ощутила, как гулко стучит в висках и, отодвинув от себя клавиатуру, уронила голову на руки.

+1

2

- 2 -

Покинув каморку, Андрей вернулся на свое место, грузно опустился в кресло и задумался. Он был зол. И это, определенно мешало мыслительному процессу. Тем не менее, отрицать очевидное было бы просто глупо. Что-то происходит. С Катей. Но что?
В последний месяц ее точно подменили. Куда-то подевался блеск в глазах. Ни прежнего задора, ни оптимизма, а только какая-то молчаливая обреченность. И это официальное "Андрей Палыч", вынуждающее и его самого обращаться к ней на "вы", неимоверно раздражало его и даже злило.
На все его расспросы отвечала встречными вопросами, заставляя его чувствовать себя неловко и неуютно. Иногда в ее взгляде проскальзывало что-то от прежней Кати, когда она смотрела на него как будто с надеждой, словно ждала от него чего-то. В такие моменты он или терялся, не понимая, чего она от него хочет, или пытался воспользоваться временным "потеплением" и дотронуться до нее, но она ускользала - всегда находила повод, тысячу причин, не позволяя ему прикоснуться к ней.
Как бы ни хотелось Андрею отделаться от этой мысли, но все указывало на другого мужчину. И кандидатура на отстрел была только одна - Зорькин.
При мысли о Зорькине Жданов нахмурился еще сильнее и пальцы напряженно забарабанили по полированной поверхности стола.
Нет, ну что ты будешь делать, а? Зорькин, чтоб его! Позарился, значит, финансовый гений на приданое. Друг детства, называется. Ну-ну... Потягаться, стало быть, решил. И с кем? Ха, со мной! Ну, держись, ботаник...

От тягостных размышлений Андрея отвлек Малиновский, по-шутовски просунувший в кабинет сначала голову, и лишь после явивший себя во всей красе.
- Какие новости с полей? - жизнерадостно поинтересовался он.
Андрей окатил Романа мрачным взглядом.
- Новостей нет. Отчета тоже, если ты о нем.
- Таак... А Катюшка?
Жданов мотнул головой в сторону каморки.
- Там.
- А что так печально? – Малиновский обошел президентский стол и по привычке уселся прямо на него. - По ком траур, Палыч?
- Не вижу повода для веселья, - Андрей задумчиво крутил пальцами дорогой Parker.
Обеими руками Малиновский уперся в дубовую столешницу и на минуту задумался, разглядывая смоляную Ждановскую шевелюру.
- Андрюх, может, я чем помочь могу? Так ты только скажи... – он пожал плечами, что-то прикидывая в уме. - До восьми я в принципе свободен...
- Премного благодарны, - съязвил Андрей, не поднимая глаз. - Не смешно.
Еще какое-то время Жданов молчал, а потом вдруг со всей злостью, скопившейся внутри, саданул в полированную поверхность стола несчастную ручку, с покореженного золотого пера которой тут же скатилась жирная клякса.
- Ууу, - протянул Роман, - по-моему, ты хочешь об этом поговорить.
Жданов швырнул испорченную ручку в мусорную корзину и покосился в сторону каморки. Малиновский тут же среагировал:
- Понял, не дурак.
Пришлось выйти в конференцзал.
- Ну, а теперь все по порядку. Что на этот раз? Есть что-то, о чем я не знаю?
- Да я и сам теперь ничего не знаю. Ничего не понимаю, - шумно выдохнув, Андрей устало снял очки и потер переносицу. – Все не то… Не так все, понимаешь?
- Если честно, то пока не очень. Она что, отказывается делать отчет?
- Да не о том я говорю, Ромка! Не о том!
- Ну, так разъясни. Я птица редкая, отличаюсь умом и сообразительностью.
Андрей прекратил нарезать круги по комнате и сел в кресло. Кинул взгляд мимо друга, в мерцающую темноту за окном и сказал скорее себе самому:
- Или ты был прав насчет Зорькина… Или у меня паранойя.
- Так-так-так, а вот с этого места поподробнее…
- Да все крутится возле нее… Шагу ступить не дает. Наглеет гаденыш не по дням, а по часам! Теперь уже и белым днем!.. Представляешь, увез ее сегодня якобы в банк – и нету… Четыре часа! С половиной…
- Оба на! Вот это дела… А ты-то куда смотрел?
- Да откуда мне было знать, что она с ним уедет?! Сказала: в банк… Документы даже какие-то привезла…
- Какие?
- Не знаю… не смотрел.
- Ну, ты даешь, Палыч! Не смотрел он! Да за ней глаз да глаз нужен, а то того и гляди – уплывут наши денежки в оффшоры на Колюнины счета.
Жданов хлопнул ладонью по столу.
- Нет, ну ты мне скажи, что можно делать в банке больше четырех часов?! Она меня за идиота держит?
- Раньше надо было думать. Лучше ты мне скажи, господин президент, почему ты сам с ней не поехал?
- Не смог. У меня весь день по минутам расписан.
- Ну, хоть насчет машины для бесценного сотрудника ты распорядился?
Жданов взглянул на Романа и, прорычав что-то нечленораздельное, несколько раз постучал себя по лбу.
- Кретин… Осел…
- Постой… Так ты что, на троллейбусе ее отправил? – рассмеялся Роман.
Андрей только глаза закатил.
- Да уж, Андрюха, ухажер из тебя, прямо скажем… гм, хреновый. Ну, и чего ты ждал? Скажи «спасибо», что она все еще сидит у тебя в каморке. А могла бы уже на Канарах нежиться со своим Зорькиным. Он, между прочим, ни бензина, ни времени своего на нее не жалеет, - и поучительно вскинул вверх указательный палец.
Жданов снова вскочил, сунул сжатые кулаки в карманы.
- Увижу гада – удавлю! Своими руками!..
- Ух ты, Палыч! Что-то ты буйный сегодня… Неужто и на тебе полнолуние сказывается? – хохотнул Роман. Ты это… Не того… не надо. Сегодня, знаешь ли, и без тебя ситуация нездоровая.
Жданов посмотрел на него вопросительно, на что Малиновский беззаботно пожал плечами:
- Ааа, так по радио передавали, что, мол, под нездоровым влиянием мало изученных лунных флюидов разнообразная шизоидная нечисть из всех щелей повылазила… В общем ты незнакомым личностям дверь сегодня не открывай. В целях безопасности.
- Ромка…
- А, ну да…Идея перебить куренку шейку в принципе неплохая, но уж больно хлопотная… Нет, тут надо действовать тоньше, деликатнее – то есть старым проверенным способом. Придется тебе, Палыч, встряхнуться и снова вызвать огонь на себя, а то ты как-то непростительно расслабился… Чуть все дело нам не запорол. Еще немного – и видали бы мы нашу Катеньку в объятиях Зорькина да с нашими же денежками в придачу.
Андрей остановился напротив Малиновского и вперил в него тяжелый взгляд.
- Черта лысого он получит, - помедлил немного и отчеканил: - Она – МОЯ! Ты понял?!
От такого выпада Малиновский даже растерялся.
- Да ради Бога… Кто ж против-то?..
Жданов подошел к окну, вынул из кармана правую руку и с силой провел ладонью по лицу сверху вниз. Открыл глаза и уперся взглядом в желтый диск луны, незаметно покачивающийся в серых сумеречных облаках. И было в ней что-то сверхъестественное – человеческое. «Как эта глупая луна…», - вспомнилось ему. Но нет, то явно не про нее, не про эту. Эта смотрела на него в упор, в самую душу, будто давным-давно все про него знала, и сейчас бесцеремонно пялилась на него только для того, чтобы убедиться в когда-то усвоенной собственной правоте. Она над ним насмехалась.
- Андрюх…
Жданов поспешно выбросил руку в сторону, одним движением задернув жалюзи, и, не оборачиваясь на Малиновского, произнес:
- Катя. В том-то все и дело, что Катя против, - и неохотно развернул корпус к другу. – Вот так-то.
Недоверчиво вскинув брови, Малиновский скрестил на груди руки и изрек с усмешкой:
- Вот уж не думал я, что наша Катенька настолько разборчивая барышня... А тебе не показалось? Или ты всерьез допускаешь мысль, что наша мышка добровольно откажется от такого гарного хлопца?..
Андрей вскипел.
- Малина, да разуй же ты глаза, наконец! Я тебе русским языком говорю: все плохо! Катя меня избегает! - и замер, вдруг поняв, что лишь проговорив эту мысль вслух, он только что впервые осознал очевидное.
- Эээ... - Малиновский перестал улыбаться, - этого в плане не было...
- И в глаза... понимаешь, она в глаза мне больше не смотрит… как раньше. Как будто я ей никто… Чужой… И я ее больше не "вижу". Раньше "видел"... Вся как на ладони была, а теперь...
- И Что ты думаешь делать? В смысле… с Катериной.
Жданов как-то странно посмотрел на Малиновского, и губы дрогнули в намеке на улыбку.
- Отправлю ее подальше... - задумчиво проговорил он. - На край света ушлю.
- Не понял...
- В командировку... или на стажировку... не важно... Да, прямо завтра, как только все закончится. Главное, подальше отсюда.
- Тогда уж сразу на Колыму, - саркастически уточнил Роман.
- Дурак, - бросил Андрей. – Ты хоть понимаешь, что тут начнется, когда я свадьбу отменю? Кира уже и приглашения разослала… Дурдом…
- Дурдом будет после твоего исторического заявления. И поэтому Катерину лучше оставить здесь. Пока ты будешь разбираться со своим могучим семейством, кто-то должен будет работать!
- Вот и поработаем. С тобой.
Малиновский возмущенно округлил глаза.
- Андрюх, ты сам-то себя слышишь? Да мы и двух недель без нее не протянем! Что ты будешь делать со всеми этими бесконечными циферками, в которых только она одна и понимает? А банки? Да твою рожу ни один фейс-контроль не пропустит. Они просто не станут с тобой разговаривать! А поставщики? Все же на ней! Кира давно уже ни о чем, кроме свадьбы, не думает… Я - ну, извини, не финансовый гений… Ты? Да ты без нее ни на одну встречу не попадешь? Кто тебе ее подготовит, Клочкова?!
- Не ори, я все решил. Катя уедет. Так будет лучше. Подальше от здешних передряг… и от ПРОСТО друга детства - тоже. Я сам к ней приеду. Мы все выясним. И все будет как прежде. И не надо будет больше врать…
Роман скептически посмотрел на Андрея.
- Палыч, скажи, что ты сейчас пошутил, - впрочем, веры в голосе было мало, - или я оглох на одно ухо…
Андрей не ответил, но наградил Малиновского таким взглядом, что тот почувствовал себя не только оглохшим, причем на оба уха сразу, но и ослепшим на один-то глаз уж точно.
- Или нет, лучше сегодня вообще об этом не думать. Завтра. Все завтра. Нам только завтрашний Совет пережить… А там, глядишь, и мозги на место встанут, - Роман словно уговаривал их обоих. – А пока надо собраться и все сделать правильно. Сейчас ты пойдешь к Пушкаревой и будешь заинькой... Что? И не надо на меня так смотреть! На мне бронежилет. А если ты и на нее так зыркать будешь, можешь не сомневаться, она сама от тебя сбежит, и утруждаться не придется.

0

3

- 3 -

Ну, вот и все. Осталось одно неоконченное дело. Самое важное и самое трудное, как последний гвоздь в крышку гроба. А на душе холод. И никого не жаль. Ни его, ни себя.
Она должна это сделать, должна, ведь все уже решено. Она сама так решила. И плевать, что уже завтра от нее ничего не останется. Ее и сейчас почти нет. Выпотрошенная, бездушная мумия. И только безотчетная горькая злость приводит бесполезное тело в движение. И оно движется. Не спеша, размеренно, как заведенное. Прямиком к своему бесславному концу.
Сейчас она размножит бумаги, а завтра… Завтра предъявит их всем игрокам, как карточный шулер, вытянувший из рукава козырного туза. Эффектно швырнет на сукно и позволит остальным, честным и незапятнанным, распять себя. Ну и что… Пусть так, зато мало никому не покажется.
Последний раз пробежала глазами еще вчера законченный файл и нажала кнопку «Печать». Принтер с готовностью зажужжал, но, выпустив несколько листов, вдруг характерно крякнул и с хрустом «зажевал» очередную страницу.
«Ну надо же, - подумала Катя, - даже эта груда пластика встала в позу, приняв благородно оскорбленный вид. Не желает пособничать? Ну и ладно. Она воспользуется услугами менее принципиального экземпляра. Новый копир в приемной с утра работал исправно». Достала из нижнего ящика своего стола, всегда запертого на ключ, единственную распечатанную копию реального отчета, вынула ее из скоросшивателя, поднялась и тихонько приблизилась к двери.
Жданов признаков жизни не подавал. Катя слегка приоткрыла дверь каморки и осторожно заглянула в кабинет. Президентское кресло пустовало. Очень кстати.
В несколько шагов преодолела расстояние от каморки до середины кабинета и замерла, услышав голос Малиновского так внятно, как если бы он стоял у нее за спиной.
Катя растерянно огляделась. Дверь в конференц-зал была приоткрыта. Она собралась неслышно улизнуть в приемную, но следующая реплика вице-президента заставила ее остановиться.

- И Что ты думаешь делать? В смысле… с Катериной.
Дыханье сбилось, и вся она невольно превратилась в слух, не в силах сдвинуться с места. Забальзамированное сердце вдруг подало признаки жизни и трепыхнулось глупой надеждой.

- Отправлю ее подальше...
Сердце застыло в прыжке…

- На край света ушлю…
…и, испустив беззвучный стон, ухнуло вниз.

- Не понял...
Что же тут непонятного… Внезапной надежды и след простыл.

- В командировку... или на стажировку... не важно... Да, прямо завтра, как только все закончится. Главное, подальше отсюда...
Стало трудно дышать, словно ударили под дых.

- Тогда уж сразу на Колыму…
Им смешно.
Как будто лежит в грязной луже, а ее бьют ногами куда попало. Бьют и смеются.

- Дурак…
А в голове лишь одно: дура… какая же дура!

Ватные ноги сами понесли ее обратно, а возле кресла и вовсе отказали и подкосились.
Она сидела с мертвенно бледным лицом, тщетно борясь с разбухающим в горле комом, изо всех сил пытаясь сдержать непрошенные слезы, но они оказались сильнее и все же просочились сквозь крепко сомкнутые веки.
Ей стало так тошно, просто физически невыносимо, что даже в кончиках пальцев ощутилось покалывание. Они почему-то ожили. Все тело зачем-то воскресло, в каждой клеточке пробуждаясь ноющей болью. Зачем? Она так старательно умертвляла себя… И ведь не случилось ничего из ряда вон выходящего, ничего такого, о чем она раньше не знала бы… Так почему же так лихорадит от этих его слов, будто от пощечины наотмашь? Так не должно быть, не должно! Он ничего для нее не значит. Да разве это вообще возможно?.. После всего... Он такой же, как все... Нет, больше - он никто для нее, ноль, пустое место!.. Боже... Пушкарева, ну кому ты врешь?..
Дура.
А может, Колька прав? Может, давно уже надо было просто бросить все и уйти?.. ИХ бросить… И пусть выкручиваются как хотят. Разве кому-то здесь она что-то должна? Почему она до сих пор тут? Зачем ей это? Ведь нет уже больше никаких сил! Даже на последний гвоздь в треклятую крышку гроба их больше нет. Осталось только одно желание как рефлекс, как навязчивая идея – бежать. Да… Да, к черту все! К черту - Жданова, к черту – Малиновского! И все Зималетто – к черту!
Катя судорожно вытерла лицо. С минуту сосредоточенно примерялась к клавиатуре, собираясь с мыслями, и, наконец, решилась – проворными пальцами быстро пробежалась по клавишам и заключительным звучным щелчком отправила последнее письмо. Вытащила из принтера чистый лист бумаги, наспех набросав неровным почерком несколько строк, и принялась собирать свои вещи.

0

4

- 4 -

Вот и все. В последний раз оглядела каморку. Теперь точно - все. Осталось просто уйти.
Подняла с пола бесформенный пакет с наспех запиханными в него личными вещами, перекинула через руку пальто и, захватив тонкую прозрачную папку с бумагами, толкнула дверь.
Жданов стоял лицом к окну, смотрел в никуда прямо перед собой и хмурился. Как всегда, красив и недосягаем, теперь даже больше, чем когда-либо. И в сердце снова кольнуло.
Услышав шорох за спиной, он обернулся. Увидел ее и улыбнулся, правда, получилось немного растерянно и удивленно.
- Катя… вы уже уходите?.. Неужели уже управились?
Она неопределенно кивнула и, надеясь прошмыгнуть мимо него, избежав тягостных объяснений, быстро зашагала к двери, по пути положив бумаги ему на стол.
- Катя, Катя… - он поймал ее на полпути, прихватив за локоть. Забрал из ее рук пакет и пальто и бросил их в ближайшее кресло, - постойте… Куда же вы?.. Так рано…
- Мне надо идти…
- Кать… Куда? Рано еще… Мы ведь даже не обсудили…
Она избегала смотреть на него, глядя куда-то в сторону.
- Я вам по почте... электронной...
- Кать… Какая почта? – обескуражено улыбнулся он, тщетно пытаясь поймать ее взгляд. – Я же не в Японии… Зачем нам какая-то почта, когда мы можем просто поговорить? Кать…
Он приблизился к ней вплотную и склонился к лицу так, что сначала она ощутила его теплое дыхание на своей щеке и лишь потом услышала осторожное, ласковое "Катенька…".
Она отшатнулась и как-то затравленно мотнула головой. С его лица сползла улыбка.
- Кать… Я не понимаю… - и почувствовал, как вся она напряглась. - В чем дело, Кать?.. Поговори со мной… Пожалуйста…
Она все-таки подняла на него глаза, и он отметил, как нездорово они блестят.
- Я не хочу разговаривать… - с трудом выдавила она. – Я просто хочу уйти…
- Кать… не отталкивай меня… не сейчас… - и осторожно взял ее за руку.
Она резко высвободила свою руку, издав при этом короткий нервный смешок.
- Не надо... - схватила свои вещи и рванула к двери.
Не успела взяться за ручку, как дверь сама распахнулась у нее перед носом, и Малиновский, уже шагнувший в кабинет, с напускной серьезностью произнес:
- Господин, президент, к вам посетитель, - сделал еще шаг вглубь кабинета и повернулся в вполоборота, так чтобы открыть всем присутствующим обзор той части приемной, где ожидал визитер.
На диванчике для гостей сидел Зорькин. В руках он сжимал один из многочисленных глянцевых журналов, разбросанных на столе, который уже успел пролистать, стараясь оторваться от почти неприличного созерцания манящего декольте Клочковой.
Он так увлекся, что даже не заметил появления Малиновского. И лишь когда шумно открылась дверь в президентский кабинет, и три пары глаз вопрошающе уставились на него, он вскочил с места, заметно смутившись, неловко переступил с ноги на ногу и, не придумав ничего лучше, улыбнулся и приветственно помахал всем рукой.
- Привет...
Брови Малиновского умилительно поползли вверх.
Катя с трудом удержалась, чтобы не застонать в голос. Зорькин!.. Как же она могла про него забыть... Все, все пошло не так.
Андрей не проронил ни слова, на какое-то время просто потеряв дар речи. У него в голове не укладывалось, как этот заморыш, гордо именующий себя финансовым директором Никамоды, посмел явиться в его, Жданова, компанию, нагло улыбаться и по-идиотски фамильярно помахивать ручкой! Он что, совсем страх потерял?
Первым опомнился Малиновский.
- А что мы все на пороге толпимся? Наверняка у Николая Антоныча к нам дело, раз уж он сам сюда пришел… Правда ведь, Николай Антоныч? Да вы проходите, проходите… - радушно улыбаясь, хозяйничал Роман, предлагая вконец растерявшемуся Зорькину войти.
- Нет! Мы уже уходим, – спохватилась Катя, метнулась к Зорькину, сунула ему свой пакет и легонько толкнула в грудь, вынуждая его отступить назад.
Еще сегодня утром она ясно представляла себе, каким будет финальный аккорд сегодняшнего дня, как намеренно четко, во всеуслышание произнесет это «мы» и с червоточащим мстительным удовлетворением покинет офис. Теперь и думать о том забыла, в замешательстве даже внимания на свои слова не обратила, но они уже выпорхнули из уст и цели своей достигли.
- Коля, идем, - торопилась Катя, подталкивая Зорькина к выходу, но вдруг остановилась в немом удивлении, услышав за спиной начальственный голос Жданова.
- А я никого не отпускал, - бесстрастно произнес он. – Екатерина Валерьевна, рабочий день еще не окончен. И будьте так любезны, вернитесь на свое рабочее место.
Он стоял позади остальных с опущенными в карманы руками, хмуро наблюдая за суетной возней в дверях кабинета. Все трое, включая Малиновского, замерли и вопросительно уставились на него.
Малиновский, как всегда, первым почуял запах паленого и поспешил разрядить ситуацию, мысленно отвешивая горе-ухажеру тычки и оплеухи, всерьез опасаясь, что упивающийся своим гневом друг окончательно испортит все дело.
- Эээ… да, Катенька, у нас ведь есть кое-какие невыясненные вопросы… По отчету… Да, по отчету. Вы ведь не откажетесь просветить меня по некоторым пунктам, а то, сами понимаете, ведь хочется выглядеть в глазах акционеров… уух… Ну, вы понимаете…
Слов Малиновского она почти не слышала, даже бровью не повела, будучи крепко прикованной к колючему взгляду Жданова. И с каждой секундой все отчетливее понимала, что ускользнуть по-английски - тихо и не прощаясь – ей уже не удастся.
- Что же вы стоите, Катя? Поторопитесь.
- Вы всерьез полагаете, что мне нужно ваше разрешение, чтобы уйти? – спросила она, стараясь не выдать всколыхнувшегося в душе негодования.
- Пока я ваш начальник, а вы моя подчиненная – да, - не колеблясь, отрезал Жданов.
- Ууу, придууурок… - еле слышно простонал Малиновский, закатывая глаза к потолку.
- И кстати, кто-нибудь может мне объяснить, что в здании «Зималетто» делает посторонний? – продолжил Андрей, переводя взгляд на порядком смутившегося Зорькина. – Насколько мне известно, господин Зорькин о встрече не договаривался, или я что-то упустил? Виктория!!!
Клочкова с несвойственной ей расторопностью предстала пред светлы очи президента.
- Напомни-ка мне, Виктория, очередность моих сегодняшних встреч. Что, неужели на 17-30 кому-то назначено, а мне об этом не доложили?
Клочкова отрицательно замотала головой.
- Ну, вот видите, - обратился Андрей непонятно к кому, - не назначено. Спасибо, Виктория.
От его «спасибо» Вику даже слегка передернуло. Она подозрительно глянула на шефа, но мельком, предпочтя поскорее скрыться за дверью.
- Придется вам, любезный, - на этот раз Жданов обратился непосредственно к Зорькину и даже улыбнулся, отчего и без того сконфуженный Зорькин задергался еще больше, - покинуть помещение. У нас с Екатериной Валерьевной совещание. Очень важное и прямо сейчас. А вы нас отвлекаете.
- Прекратите, сейчас же! – возмутилась Катя. – Хотя... делайте что хотите, только без нас.
Она снова развернулась к выходу в очередной попытке покинуть это злосчастное место, но раскатистый рык Жданова, уже не сдерживаемый напускным безразличием, поверг ее в шок.
- Виктория! – прогремел он, и от звука таких привычных ноток буйного раздражения в голосе шефа у Клочковой отлегло от сердца. – Вызывай на этаж охрану! У нас тут нештатная ситуация… Шпион... Английский.
Последние слова он произнес, чуть насмешливо, даже с издевкой, не спеша, четко разделяя звуки - специально для нее, Кати.
Катерина, опешив, перевела взгляд на стремительно бледнеющего Зорькина, а с него снова на Жданова и, не веря собственным ушам, качнула головой.
- Ты… вы не посмеете...
- В самом деле? - Жданов саркастически вздернул бровь. - Малиновский, Займись-ка гостем. А нам с Екатериной Валерьевной есть о чем поговорить.
Роман, все это время молчаливо наблюдавший за Ждановым, прикидывал в уме и так, и этак, на какую амбразуру бросаться грудью в первую очередь, но Андрей сам решил эту дилемму, поручив ему "заботы" о Зорькине. И Малиновский тут же рассудил, что это и к лучшему, потому что таким образом удавалось без потерь нейтрализовать главный раздражитель Ждановского бешенства - Зорькина. Все это Роман обдумал на ходу и, опустив ладони на тщедушные Колькины плечи, уже полностью утвердился в правильности своих действий.
Катерина и глазом моргнуть не успела, как Малиновский ловко вытолкал невнятно протестующего Зорькина вон и глухо захлопнул за собой дверь. Катя дернулась было в их сторону, но Андрей в одну секунду преодолел разделяющее их расстояние и уперся рукой в стену, преграждая ей путь.

0

5

- 5 -

- Ну что же, Катенька, поговорим...
Она, конечно, и подумать не могла, что весь этот дешевый спектакль, задуманный ею от обиды, о котором сама она уже не раз успела пожалеть, обернется для нее таким испытанием. И теперь, стоя под испепеляющим взглядом Андрея, спрашивала себя, а на что она вообще надеялась, заставляя его злиться и чувствовать себя неуверенным, чего ждала? Теперь ей не хотелось ничего - ни глупой вендетты, ни его покаяния, ни тем более разговоров по душам. Слишком непосильной была для нее сейчас эта ноша - его мучительная близость. Хотелось только выбраться отсюда, улизнуть из поля его зрения и поскорее. Но это было невозможно.
- Ну, так что же, Катя? Вы ничего не хотите мне сказать?
Тон его был обвиняющим, и всем своим сурово-высокомерным видом он походил на инквизитора, решившего во что бы то ни стало вырвать из нее признание во всех смертных грехах. Он стоял совсем близко, но не касался ее намеренно, и она снова занервничала. Андрей уловил ее замешательство и даже почувствовал, как она сделала над собой усилие, чтобы ответить.
- Какой смысл в разговорах, Андрей Палыч? Все уже сделано.
- Что все? - не понял он.
Катя болезненно поморщилась и горестно выдохнула.
- Да сколько же можно? Что еще вы от меня хотите?
- Правду! - отрезал Жданов. - Только правду.
Неожиданно для себя Катя рассмеялась, неестественно резко и отрывисто.
- Это моя реплика, Андрей Палыч, вам не кажется?
Во взгляде Жданова мелькнуло недоумение, но тут же сменилось откровенным раздражением.
- Вот только не надо со мной играть, Катя! И не думайте водить меня за нос! Никто не уйдет отсюда, пока мы, наконец, все не выясним.
Катя вскинула голову и впервые посмотрела на Жданова открыто и как будто даже с вызовом.
- Свежо предание, да верится с трудом.
Жданов взглянул на нее так, словно впервые увидел.
- Что происходит? - схватил за плечи и затряс. - Да что, черт возьми, происходит?! Катя!
Она решительно сбросила с себя его руки.
- Я не скажу вам ничего такого, что стало бы для вас новостью, Андрей Палыч... Не вынуждайте меня произносить это вслух... Никому из нас этот разговор удовольствия не доставит...
- Ах, даже так... А мне, знаете ли, весьма любопытно послушать вас, Катенька! Поверьте, мне очень, очень интересно знать, как вы из меня дурака делали... Да что там, из меня, из всего Зималетто!
- Прекратите...
- Лихо, ничего не скажешь! Обвели вокруг пальца, как младенца... - Он придвинулся к ней вплотную и, уже не сдерживаясь, язвительно выплевывал ей в лицо рвущиеся наружу обвинения. - Ай да Катенька... Ай да Коленька! Кто бы мог подумать... Друг детства, говорите... Песочница общая... А, ну да, ну да... Только теперь песочница побольше и песочек в ней не какой-нибудь, а самый что ни есть золотой! Что, заигрались детки в монополию? Решили, так сказать, попрактиковаться? По-взрослому, да? Да так заигрались, что всякую осторожность потеряли...
Договорить Жданов не успел. Звонкая пощечина обожгла щеку. Он даже не дернулся, только почему-то удивился и замер, не сводя с Кати злого взгляда. Она инстинктивно отступила назад, прижав к груди руку, ту самую, что так порывисто взметнулась вверх. Ладонь горела.
Криво усмехнувшись, Андрей шагнул вслед за ней. И что-то было в его глазах такое, что заставило Катерину внутренне съежиться и попятиться назад. А он все шел на нее и недобро ухмылялся, пока она, тихо охнув, не остановилась, наткнувшись спиной на его стол.
Андрей придвинулся к ней вплотную, так тесно, что почувствовал, как нервно зачастило у него в груди ее сердечко, и в широко распахнутых глазах ее взметнулась испуганная искорка. Ему безумно захотелось обнять ее, прижать к себе что есть мочи, раздавить, смять, растрепать, упиваясь своей абсолютной властью над ней. А ведь ей сейчас и деться-то от него некуда. И жгучее желание, так долго, не находившее выхода, всколыхнулось внутри и запульсировало в висках, выталкивая из его головы остатки здравого смысла.
Она дернулась, когда он крепко сжал ее плечи и, не ослабляя хватки, с силой спустился к предплечьям, вытягивая ее руки по швам. Склонился к лицу близко-близко и, блуждая лихорадочным взглядом по ее губам, проговорил чуть хрипловато:
- Скажи мне только одно... Когда ты мне в любви признавалась... Там, в гостинице, помнишь?.. - он отпустил ее руки, навалившись на нее еще сильнее, и вместо того, чтобы оттолкнуть его, Катя вынуждена была опереться о столешницу, чтобы не опрокинуться назад. А он, воспользовавшись ее беспомощностью, обхватил ладонями ее лицо, поглаживая большими пальцами щеки. - Я помню. А ты?.. Помнишь?.. Как глаза мне закрывала... Так легче врать было?
Ее взгляд застыл на несколько тягучих мгновений, а потом вдруг полыхнул таким отчаянным негодованием, что перекрыло дыхание.
- Лицемер!
Толкнула его что было сил и, изловчившись, вывернулась из цепких рук и отскочила за президентское кресло.
Места для маневра было совсем мало, и в запале она снесла со стола монитор, который, падая, зацепился проводами за тяжелый органайзер и с грохотом потащил его за собой.
Андрей, никак не ожидавший от Катерины такой прыти, на секунду замешкался, а когда ринулся за ней, споткнулся, задев ногой раскуроченные провода, и больно приложился подбородком об угол стола. Выпрямляясь в полный рост и поминая всех на свете чертей, шарахнул кулаком по столу, но, видимо, был слишком зол, и даже этот простой жест получился смазанным, зато эффектным – все бумаги, лежавшие на столе, испугано встрепенулись и белокрылой стайкой закружили ему под ноги.
Взбешенный, он попытался добраться до Катерины, но стол, вокруг которого она отступала от него, оказался весьма ощутимой преградой, отделяющей их друг от друга.
- Ну, куда же вы, Катенька, убегаете… Или правильнее будет «к кому»?
Она продолжала пятиться назад вокруг стола то спиной, то боком, не сводя с Андрея настороженного взгляда.
- Как же так, Катюша?.. Ты же мне обещала… клялась, что всегда будешь со мной… А ведь я тебе верил…
- Нет, не так… Это я верила вам… Я! – она повысила голос. – Я просто не знала тогда, что вам нельзя верить… что никого, кроме себя вы не любите… просто не умеете… Вы играете с людьми, как ребенок со зверушкой… причиняя ей боль и радуясь при этом… Но вы давно уже не ребенок… да только игры ваши все такие же жестокие…
- Какие игры, Катя? Что за бред?
- Хотя нет… Дети жестоки по незнанию, а вы… Просто так… от скуки. Вы… - она тоже споткнулась, запутавшись каблуком в проводах, но устояла. - Вы чудовище!
Андрей нахмурился.
- Вот как… А Зорькин ваш, значит, агнец божий? Сама добродетель во плоти, - зло усмехнулся он и, одурев окончательно от бессмысленной беготни по кругу, перемахнул через стол и вырос прямо перед Катериной. Отступать ей снова было некуда – позади закрытая дверь в каморку.
– Ну да, куда уж мне... оскорблено выдохнул он, а в следующее мгновение шагнул к Катерине с такой угрожающей решимостью, от которой она вся съежилась.
Ей даже показалось, что сейчас он ее ударит и, поддавшись сиюминутной панике, зажмурилась, дернулась в сторону, но угодила прямо в его объятия, и он тут же припечатал ее спиной к двери. Раздумывал лишь долю секунды, а потом впился в ее губы жестким, требовательным поцелуем.
Она отчаянно забилась в его руках в бесполезной попытке вырваться, отчего он разозлился еще больше и крепче сжал ладонями ее голову. Она беспомощно лупила по нему кулачками, но безуспешно – он оторвался от нее, лишь когда в легких закончился воздух. Судорожно вдохнул и собрался было повторить, но она завертела головой и закричала сквозь подступающие слезы:
- Нет!.. Не смей прикасаться ко мне!.. Не смей!.. Не смей…
Он позволил ей отвернуться, но и только. По-прежнему крепко сжимал ее в объятиях. Не хочет, чтоб он ее целовал? Ладно… Не сворачивать же ей, в конце концов, шею! Но и отпускать ее он не собирался. Прижался щекой к ее щеке и яростно зашептал в ухо:
- Я тебе настолько противен, да?.. А еще месяц назад ты не жаловалась… Ну, скажи мне, чем он лучше меня, а, Кать? Что он делает лучше? Что, черт возьми, он такое, что ты так рвешься к нему?!
- Не надо… пожалуйста… - она уже не отбивалась от него, а только жалобно всхлипывала, просунув между ним и собой свои локти. – Не надо… Не унижайтесь… Ничего доказывать мне больше не надо… Теперь это ни к чему… Я больше не работаю у вас… Я уволилась… сегодня… Слышите?.. Вы совершенно свободны… Отпустите меня… Пустите…
До Андрея, казалось, не доходил смысл ее слов, он только понял, что она плачет. Обескураженный, он машинально поднес руку к ее лицу, чтобы вытереть влажную щеку и прижать ее к себе, но неожиданно из-за спины раздался ломкий мальчишеский голос:
- Вы слышали, что вам сказали? Отпустите ее.
И в сердце снова противно заскрежетало. Накатило уже привычное раздражение. Этот сопляк, как назойливая муха, снова здесь. Жужжит и выводит из себя. В памяти всплыло воспоминание из детства - самодельная мухобойка из черной резины, которая при правильном применении одним смачным шлепком размазывала вредоносное насекомое по стене, порождая в душе чувство глубочайшего удовлетворения.
Жданов оглянулся, машинально сжимая в кулаке воображаемую деревянную рукоятку мухобойки.
- Ты еще здесь? – рыкнул Жданов. – Пошел вон!
- Я без Кати никуда не уйду, - твердо возразил Зорькин. Вы же слышали, она уволилась.
Жданов снова посмотрел на Катю, надеясь не увидеть в ее глазах подтверждение этим словам, но она, привалившись спиной к двери каморки, еще вздрагивала и закрывала лицо руками. С нехорошим предчувствием он снова обернулся на Зорькина и не сразу заметил, что, кроме них, в кабинете находится еще и Малиновский, а в дверях, навострив уши, с нескрываемым интересом застыла Клочкова.

***

Вся компания, заняв выжидательно-наблюдательную позицию, коротала время в приемной: Зорькин - озабоченный собственным незавидным, как он полагал, положением, Малиновский – озадаченный бредовыми распоряжениями друга и шефа относительно все того же незавидного положения Зорькина, и Виктория – почуявшая запах жареного, который не смог оставить ее равнодушной настолько, что вот уже полчаса после окончания работы, она все еще высиживала свое рабочее место.
Не известно, сколько еще они скучали бы в том же составе, если бы из президентского кабинета не послышались странные звуки, очень напоминающие звуки борьбы, а затем и крики и уже не только Жданова, но и Пушкаревой, что само по себе не могло не насторожить.
Первым не выдержал Зорькин и после очередного вопля за дверями, совершив немыслимый пируэт вокруг отвлекшегося Малиновского, обошел его справа и буквально ворвался в кабинет, за ним – Роман, еще не решивший, кого именно первым будет встряхивать за шкирку, ну, и конечно, Клочкова, которую вид Жданова, обнимающего и (о, Боже!) целующего Пушкареву, можно сказать, на поле брани вверг в длительный ступор.

***

Малиновский что-то пристально разглядывал на паркете, в куче разбросанных бумаг.
Он поднял с пола измятый, затоптанный лист и, с сомнением поглядывая то на Катю, то на Андрея, зачем-то перевернул его и тупо уставился в пустоту на обратной стороне.
Перевернув страницу назад, Малиновский уже знал, что это, но все еще отказывался верить. Даже когда читал первые слова собственного сочинения, почему-то еще надеялся, что все это какое-то недоразумение. И лишь подняв голову и взглянув, на Катю, которая внимательно следила за ним покрасневшими, воспаленными глазами, окончательно понял, что явка провалена.
- Эээ… Катенька…- глупо улыбнулся он.
Хотел сказать что-то еще, что-то пустячное, ничего не значащее, что обычно всегда вставлял в экстренных случаях, дабы сгладить щекотливую ситуацию, но отчего-то не смог, смутился как школьник под строгим учительским оком и спрятал взгляд в злосчастной бумажке. Даже разозлился на себя за такую заминку, но только придумать ничего так и не успел.
- Вы не ошиблись, Роман Дмитрич, - услышал он чуть осипший Катин голос. – Это именно то, о чем вы подумали.
Жданов вопрошающе уставился на Романа. Тот молча сунул в руки Андрею бумагу.
Она видела, как непонимающе сдвинулись брови на лице Андрея, и как стремительно оно потеряло свой цвет, когда взгляд коснулся первых знакомых строк, и как заплескалось в глазах волнение, граничащее с паникой, когда пришло осознание масштабов случившейся катастрофы. Но обращаясь к нему, открыто взглянуть на него не смогла и сосредоточилась на его ботинках, вернее, на том, что было под ними.
- Заявление об увольнении я оставила на вашем… Вы стоите на нем.
Он машинально перевел взгляд себе под ноги, но сфокусироваться не смог. Не это сейчас занимало все его мысли. Поднял глаза на Катю и, не оборачиваясь назад, бросил:
- Малиновский, выйди. И этого с собой прихвати, - и, не дожидаясь, когда за незваными посетителями закроется дверь, шагнул к Кате.
Весь пыл куда-то ушел, испарился бесследно, остались только страх и неуверенность, прятавшиеся доселе за пустой, озлобленной бравадой.
- Так ты знала?.. – обреченно выдохнул он.
Она кивнула.
Помедлив, он сделал еще один шаг к ней навстречу.
- Что же ты наделала…
- Сэкономила ваши время и деньги… - вынужденный взгляд в сторону. И слабая тень невеселой усмешки скользнула по ее лицу. - Не придется отправлять меня в командировку… тем более на Колыму…
- Глупенькая… - подошел совсем близко. – Почему не сказала?.. Сама измучилась и меня извела… Там все неправда, в той мерзкой бумажке, все не так… Дурацкая шутка Малиновского… Катя…
Протестующее всплеснула руками и, отстраняясь, сбивчиво затараторила:
- Отчет я вам по почте отправила… Он готов… Документы по Никамоде… тут… где-то… На столе… были… Доверенность на ваше имя…
- Катя… - поймал ее руки и крепко сжал запястья. Она дернулась от него и быстро замотала головой, судорожно вдыхая, гася подступающий к горлу спазм.
- Не надо…
Как будто и не услышал, медленно сгреб ее, сопротивляющуюся, в охапку, покачнулся вместе с ней и привалился к стене, ведомый сейчас одним единственным чувством - страхом, безотчетным страхом быть отвергнутым и покинутым ею сейчас и навсегда.
Она вырывалась из крепко стискивающих ее рук на этот раз практически беззвучно, ни от кого и в никуда, почти рефлекторно, как от внезапно накрывшей боли - просто вспять.
А он совсем не ощущал, как молотят по нему ее кулачки, чувствовал только, как прерывисто вздрагивают хрупкие плечи, и повторял, как в забытьи: «Катя, Катя, Катя…». А мозг со скоростью вычислительной машины уже перебирал различные варианты ответов на один единственный вопрос: «Что же делать?.. Что делать? Что делать?!!».
Андрей переступал с ноги на ногу, стараясь удержать равновесие в их неустойчивом тандеме, и глухо бубнил в Катину растрепанную макушку сумбурные оправдания, нить которых она периодически теряла, заставляя себя не слушать, не слышать, не заметив даже, как хрустнули под чьей-то ногой слетевшие с нее в запале очки.

Она почти затихла, перестав биться в истерике, и он что-то тихонько нашептывал ей в висок, просто чтобы не молчать, не останавливаться, не позволять пугающей безысходности выжрать внутренности до смертельной пустоты.
Это было очень важно сейчас – просто что-то делать: что-то говорить, прижимать ее к себе, гладить по голове, точно зная, что не имеет на это никакого права, но по-другому просто не мог. Почти физически Андрей ощущал ту решимость, с которой ее душа рвалась от него, как от беды. И хоть сейчас Катя и стояла неподвижно, будто бы смирившись со своим положением, он точно знал, что в ее несчастной головке теплится лишь одна мысль – как поскорее избавиться от него, Андрея. И это сводило его с ума.

0

6

- 6 -

В приемной царило ощутимое напряжение. Зорькин упрямо восседал на диване, всем своим видом показывая, что настроен он решительно и просто так никуда отсюда не уйдет. Хоть его и вытолкали из кабинета снова взашей, ему все-таки есть что сказать, а уж мучить Катьку и дальше он точно никому не позволит! Вот только еще немного выждет, ну совсем чуточку, и пойдет в наступление.
Малиновский нервно вышагивал взад-вперед, охраняя вход в кабинет, и перебирал в уме оставшиеся варианты локализации конфликта. А то, что конфликт налицо, было очевидно. И ладно бы просто скандал, выяснение отношений, но не такое же! И как со всем этим теперь быть, он действительно не знал. Впервые в жизни просто не представлял, что делать. Была бы это его женщина (хотя упаси, Боже, от такого счастья), уж он нашел бы к ней подход даже в такой ситуации, не будь он Малиновским. Но Жданов,,, Да еще после сегодняшнего концерта… Как он собирается выкручиваться? Он же всех собак на нее спустил, наверное, весь этаж слышал. Теперь будет блеять что-нибудь нечленораздельное и только. Как орать, так он всегда готов, пионер хренов, а как разгребать за собой, так язык в… Черт! Как же к ней попала эта инструкция и когда? Небось и здесь без Жданова не обошлось! А ведь какой план гениальный был! Все ж разыграно как по нотам, знай себе – страницы перелистывай, да текст повторяй, так нет же, и здесь Жданов налажал. Ох, все, все надо делать самому!
Малиновский подозрительно взглянул на Клочкову, которая с нарочито беззаботным видом слегка покручивалась в комфортном кресле с высокой спинкой, и с тоской подумал о своем кресле, с которым, весьма вероятно, ему скоро придется распрощаться.
- Вика, милая, рабочий день давно закончился, шла бы ты домой, дорогая, а?
- Не могу, - она перестала крутиться и зачем-то полезла в ящик стола, - у меня работы невпроворот.
- С каких это пор, Викуся?
- А вот хамить мне не надо, - выпрямилась Вика. - Я, между прочим, свою зарплату не просто так получаю. Не в пример некоторым. К тому же президент меня еще не отпускал.
Роман подошел к ее столу.
- А разрешение вице-президента тебя устроит? Я тебя отпускаю.
- Ну, я так не могу, а вдруг Андрею что-нибудь понадобится? Нет, я останусь, - и послала Малиновскому вызывающую улыбку.
Роман нахмурился: «Вот ведь зараза!». Очаровательно улыбнулся в ответ и склонился над ней, заглядывая в глаза.
- Вика, так ведь поздно уже, устала, наверное. Пойди хоть кофейку выпей, - и, не снимая с лица улыбки, протянул ей купюру.
Клочкова, задумалась лишь на секунду, вскинула холеную ручку и с ловкостью иллюзиониста погрузила добычу в недра своей огромной модной сумки.
- Спасибо, дорогой, - пропела она, - обязательно выпью, только немного позже.
- Ой, Викуся, не доводи до греха… - натужно улыбаясь, процедил Роман.
Внезапно ему очень захотелось, вот так же улыбаясь, положить руки на изысканно длинную шею Виктории и сомкнуть пальцы. Он даже живо представил себе, как яростно она извивается, со свистом втягивая в себя воздух, и улыбнулся еще шире, но вдруг опомнился и отпрянул от нее. Вот черт, так и до психушки недалеко.
Не успело кровожадное наваждение покинуть его, как он почуял неладное, буквально кожей почувствовал.
- Ну наконец-то, Кира! – с облегчением выпалила Клочкова, выглядывая из-за его плеча. – Ну, где ты ходишь?! Я уже две SMSки тебе отправила, даже ноготь сломала… Ты сама должна это увидеть! И пусть теперь он попробует отвертеться!
Вика вскочила с места и торжествующе посмотрела на Малиновского, который теперь уже точно готов был ее придушить, Вот только Кира была здесь и одним своим присутствием требовала от него ответа.
- Что здесь происходит? – спросила Кира, окинув взглядом присутствующих.
- А что здесь может происходить? – развел руками Роман. – Домой собираемся. Вот и Николай… эээ… господин Зорькин за своей невестой приехал… ждет. Они там заработались. Сама понимаешь, совет завтра… Последние цифры сверяют. Вот мы и сидим тут как мышки, ну, чтоб не создавать дополнительных помех… то есть… чтоб не задерживать.
- Кира не слушай его! – возмутилась Клочкова. - Он тебе нагло врет. Дружка своего, как всегда, покрывает! Жданов совсем оборзел, ничем не гнушается, даже Пушкаревой не побрезговал! Еще чуть-чуть – и прямо на столе уложил бы!
- Вика, что ты несешь?! – оборвал ее Малиновский. – Кира, твоя подруга, ты уж прости меня, сегодня совсем того. Викуся явно переработала и с головой на почве переутомления совсем раздружилась.
Он подлетел к Воропаевой, загораживая собой дверь в кабинет, и с деланной беспечностью покрутил у виска, кивая на Клочкову.
- Кира, да я сама видела, своими глазами, как он ее тискал! Уж у меня-то глаз наметан! Они за твоей спиной шашни крутят прямо в Зималетто, Кир... Ты же это так не оставишь?..
- Кирюш, ну это ж бред сивой кобылы… - заюлил Роман. Подумай только, Жданов там и с кем? С Пушкаревой? Ха-ха! А мы тут все, значит, наблюдаем, да? И жених ее тоже?
- Ха! Жених, как же! Да Жданов этого жениха чуть не кастрировал, - усмехнулась Клочкова.
Зорькин открыл было рот, но наткнулся на такой уничижительный взгляд Виктории, что почувствовал себя грязью под ее туфлями.
- Да ты сама посмотри. Что ты его слушаешь? Пойди-пойди, сама все увидишь.
- Всё, всё, замолчите все! – прикрикнула Кира и требовательно посмотрела на Романа, преграждавшего ей путь. – Отойди.
- Кира, пусть они закончат с расчетами, и мы все спокойно поедем по домам. Не хватало сейчас только сцену устроить. Ты же знаешь, как Андрей перед советом мандражирует… Одно неосторожное движение – и разругаетесь в пух и прах. Оно тебе надо перед свадьбой-то? Кир…
- Отойди, - упрямо повторила она.
Малиновский собрался сказать что-то еще, но она грубо оттолкнула его и рванула золоченую ручку. Распахнула дверь, решительно шагнула вперед и остановилась как вкопанная.

Посреди разгромленного кабинета спиной к ней стоял Андрей. Как-то странно стоял, сгорбившись и слегка покачиваясь, будто пьяный.
- Андрей? – неуверенно позвала Кира. И только в этот момент увидела, как что-то дернулось, скрытое от глаз за его фигурой. Что-то, что он удерживал, от чего его поза была такой неестественной и даже нелепой.
И тут ее прострелило: он обнимал Пушкареву. Он действительно обнимал Пушкареву! Снизу, за его силуэтом, выглядывала ее бесформенная юбка мышиного цвета.
Странно, она ворвалась в кабинет с четким намерением застать, наконец, жениха с другой, но, найдя то, что искала, оказалась совершенно не готовой принять это. Андрей... Ее блистательный Андрей и ЭТО…
Андрей, не сдвинулся с места, но Кира заметила, как напряглась его спина. Не столько даже увидела, сколько почувствовала по едва уловимому изменению в воздухе, вмиг наполнившимся его неприятием. Уж она-то это знала, слишком часто приходилось ей разговаривать с его спиной. А от этой… от Пушкаревой он не отворачивался и продолжал обнимать ее, даже не взглянув на нее, Киру!
- Андрей, что ты делаешь? – ошеломленно произнесла она, искренне надеясь на то, что, как обычно, он виртуозно соврет, предоставив ей исчерпывающие объяснения, которые все расставят по своим местам, и это недоразумение таковым и останется. Но голос уже дрогнул и по венам растеклось безотчетное беспокойство.

Кирин голос вернул его в реальность. Вернее, даже не голос, а то, как снова дернулась в его объятиях, казалось, совсем затихшая Катя. Он вцепился в нее еще сильнее, почувствовав, как вся она подобралась в ожидании очередного унижения, причиной которого опять явился он. И с новой силой в голове возродился хаос.
Он не может отпустить Катю. Не может. Он знает, что это будет настоящей катастрофой. И Кире не ответить он не может. И по отношению к ним обеим чувствовал себя распоследней скотиной.
А Кира все стояла и продолжала задавать вопросы один глупее другого.
- Андрей, я… с тобой разговариваю? Посмотри на меня.
Он не двинулся с места, но повернул голову, зацепив ее боковым зрением.
- Андрей! – повысила голос Кира. И в ушах зазвенели знакомые истерические нотки. - Отпусти Екатерину Валерьевну… ее ждут.
Он только зубы стиснул. Господи, хоть бы уже хлопнула дверью и ушла.
- Андрей, да объясни же мне, что здесь происходит!
- Кира… - подал голос Андрей, - мы потом поговорим… завтра. А сейчас уйди, пожалуйста… Я прошу тебя…
- Я не понимаю…
- Что именно тебе не понятно? – разозлился Андрей. Было очень странно стоять вот так, спиной к женщине, на которой еще вчера собирался жениться, прижимая к сердцу ту, что каждую секунду пыталась оттолкнуть его, и при этом выяснять отношения. – Что тебе не понятно, Кира?! Ты перестала доверять своим глазам?!
Какое-то время Воропаева ничего не говорила, просто стояла в нерешительности, отказываясь верить в происходящее. А потом вдруг губы ее дрогнули, и Андрей почувствовал на себе ее обжигающий взгляд.
- И это за три недели до свадьбы?.. – с горечью в голосе упрекнула Кира. - И с кем?.. Я бы еще поняла, если бы с какой-нибудь моделькой… Но с этой…
- Кира, уйди.
- Андрей, не сходи с ума!..
- Уйди! - заорал он.
- Сволочь! – отрезала Кира.
Он был согласен.

Кира вылетела в приемную, притормозила возле Малиновского и, глядя куда-то мимо него, задала вполне риторический вопрос:
- Ты знал?
Он не ответил. Тогда она подняла на него глаза и, ничего не говоря, отвесила тяжелую, звонкую пощечину. Развернулась и быстро пошла прочь.
- Кира, Кира подожди! – вскочила Клочкова, схватила свои вещи и бросилась вдогонку. – Да подожди же меня, Кира!

0

7

- 7 -

Андрей понял, как неимоверно напряжен, лишь когда от гнетущей тишины зазвенело в ушах. Прерывисто выпустил воздух из легких, разомкнул объятия и нехотя отстранился от Кати.
Она неподвижно стояла напротив уставшая, поникшая и совсем далекая. Смотрела сквозь него невидящим взглядом, скорбно поджав губы, словно случилось что-то страшное и непоправимое. И глядя на нее, у него защемило сердце.
Он колебался не больше минуты, решение пришло само собой и было не то чтобы единственно верным, но жизненно необходимым. И как только эта мысль сверкнула в его сознании, он больше не сомневался и снова взял ее за руку.
- Идем…
- Что?.. – Катя будто очнулась, беспомощно моргнула близорукими глазами, и пошатнулась, когда он резко дернул ее за собой.
Но Андрей уже не смотрел на нее и не слушал. Схватил с кресла Катины вещи и быстро зашагал к выходу, ведя ее за собой. Все еще не до конца придя в себя, спотыкаясь, она семенила за ним, как привязанная.
- Кать… ты… вы куда?.. – опомнился Зорькин, когда Жданов тащил ее из приемной к лифтам.
- Я отвезу, - отрезал Андрей тоном, не терпящим возражений.
И когда Зорькин собрался уточнить, кого и куда собрался отвозить Жданов, было уже поздно: двери лифта закрылись. Он обернулся и вопросительно посмотрел на Малиновского, но тот даже взглядом Зорькина не удостоил, отвернулся к окну, молча закурил и, криво усмехнувшись, покачал головой.

Скоростной лифт со свистом уносил их все ниже и ниже, как будто в самую глубь земли. Кате снова подумалось: «Прямо в преисподнюю», и это ее встряхнуло. Она опомнилась и с опаской посмотрела на Жданова, крепко сжимающего ее руку. Но он на нее не смотрел, только сосредоточенно следил за тем, как зажигаются и гаснут кнопки этажей на стенке лифта. Она хотела задать ему естественный вопрос «куда?», а еще лучше потребовать, чтобы он отпустил ее, но, взглянув на его нечеткие очертания, почему-то так и не решилась заговорить с ним.
У машины она все-таки взбрыкнула.
- Да куда вы меня?...
Но Андрей оборвал ее, не позволив договорить:
- Домой. Садись…
Катя растерялась, будто ждала чего-то другого, но в машину все-таки села.
Без очков она чувствовала себя неуютно, а главное – неуверенно, что заметно остудило ее пыл. Съежилась на холодном сиденье и притихла, уставившись в одну точку.
Андрей изредка поглядывал на нее, но всякий раз одергивал себя, стараясь сосредоточиться на дороге. Правда, это плохо у него получалось. Чувства захлестывали его и переполняли. И больше всего на свете ему хотелось остановиться, бросить все к чертовой матери, обнять ее, так беззащитно нахохлившуюся, припасть к губам и захмелеть. Но надо было ехать и поскорее. Прибавил газу, и машина понеслась еще быстрее.
Катя очнулась, когда они остановились. Прищурилась и непонимающе огляделась по сторонам.
- К-куда?... – робко заикнулась она, выйдя из машины.
- Домой.
Тревожное предчувствие поселилось в груди, и она снова осмотрелась, надеясь, что все-таки слабое зрение подводит ее. Но это было не так. Они снова были в гараже, но в другом - слишком много света. И безумная мысль пронзила мозг, такая нереальная, а при данных обстоятельствах и вовсе нелепая, что Катя поспешила отмахнуться от нее, но в ногах появилась слабость.
Ей надо было домой. Срочно, сейчас же надо было домой! Запереться в своей комнате, упасть на старый диванчик, выплакаться и забыться сном. Но, судя по всему, сей счастливый миг снова от нее отдалялся. Она даже не поняла, как произнесла вслух это «Мне надо…», но Андрей ее не слышал или не слушал намеренно и обернулся к ней уже в квартире, когда за ними захлопнулась дверь.

Она стояла посреди большой, просторной прихожей, чувствуя за спиной молчаливое присутствие Андрея, и пыталась собраться с мыслями. И чем больше она старалась сосредоточиться, тем явственнее ощущала, как неудержимо начинает прорываться наружу крупная дрожь.
- Зачем? - спросила она, не оборачиваясь. Голос ее звучал глухо.
Он подошел ближе, и от его вздоха на ее виске шелохнулся выбившийся завиток.
- Это что, последний козырь? Вы совсем в отчаянном положении, если решились привезти меня сюда, да? Зря вы это затеяли... Я и эти стены - такая же нелепость, как вы и совесть...
- Катя... - теплым облачком по шее скользнуло его дыхание. - Катя, послушай меня...
- Боже мой, ну зачем? Я и так все знаю. Вы знаете, что я знаю... К чему эта комедия? Я достаточно наказана за свою глупость...
- Катя...
- А на совет я все равно не приду, если вы об этом...
- Я знаю.
Она обернулась. На лице ее читалось недоверие с примесью удивления.
- Тогда что? Что еще вам от меня нужно?
- Нам надо поговорить, Кать…
Она слабо качнула головой.
- Нет... с меня хватит... - неуверенной походкой обошла Андрея и направилась к двери.
Он поймал ее за руку.
- Ты должна меня выслушать, - с нажимом произнес он.
Руку Катя тут же одернула.
- Ничего я вам не должна! И говорить нам не о чем.
- Кать, пожалуйста…
Она отшатнулась от него, и смазанные очертания интерьера совсем поплыли перед глазами. Вцепилась в дверную ручку и с нарастающим остервенением принялась дергать и крутить замки. Ее трясло уже нешуточно, а замки и не думали поддаваться. Она беспомощно стукнула кулаком по несговорчивой двери, уткнулась в нее лбом и едва слышно всхлипнула:
- У меня больше ничего нет… Ничего…Ни-че-го…
От ее сжавшейся в комочек фигурки у Андрея заныло в груди. Он подошел к ней, подумав мельком, что этот ужасный день похож на бесконечную шахматную партию - шаг вперед, два назад.
- Ничего мне от тебя не нужно... Только ты... Ты нужна мне.
Развернул ее к себе лицом и попытался заглянуть в глаза, но она вдруг зажмурилась, закрыла уши ладонями и отчаянно замотала головой.
- Кать, послушай меня... Послушай... Ка-тя! - он с усилием встряхнул ее. - Посмотри на меня, ну?.. Да посмотри же!
Она подняла, наконец глаза, и уставилась отсутствующим взглядом сквозь него. Андрей открыл было рот, но понял: что бы он ни сказал сейчас, она его не услышит. Заслоны выставлены, забрало опущено. И он почувствовал, как закипает в нем, как оказалось, не до конца растраченное раздражение. Единственный раз в жизни он готов был кричать о своей любви, в ногах валяться, вымаливая прощение у той единственной, ради которой он наплевал не только на свою гордость, но и на семью, друзей и даже, черт возьми, бизнес!
Чудовищная несправедливость! И именно теперь, когда она, наконец, здесь, в его доме, совсем рядом, и все красавицы мира меркнут перед ее несуразными косичками, когда от ее волнующей близости пересыхает горло и мучительное желание сжигает его изнутри, именно теперь она болезненно жмурится, лишь бы только не видеть и не слышать его. И как ему со всем этим быть?
Катя по-прежнему стояла, не шевелясь, а он, плотно сжав от досады губы, медленно скользил тяжелым взглядом по ее напряженной фигурке.
Она была похожа на тень: бледная, осунувшаяся. И шея такая тонкая, длинная... Как это он раньше не замечал?.. А под прозрачной кожей над ключицей беспокойно билась тонкая синяя жилка, манила и завораживала.
Андрей сглотнул, протянул руку и дотронулся до Катиной щеки, коснулся краешка губ и с каким-то пугающим смакованием осторожно спустился ниже, к пульсирующей венке.
- Какая ты... красивая... - хрипло произнес он.
Катя вздрогнула, несколько раз недоуменно моргнула и испуганно отшатнулась, прислонившись спиной к двери.
Если бы не этот испуг в ее огромных глазах, Андрей, вероятно, и не заметил, не понял бы, что все-таки был услышан. Пусть не так, как хотелось бы ему, но... чем не повод для беседы?
Пару секунд он обдумывал свой следующий шаг, но как только взгляд ее стал осмысленным, осознающим всю серьезность его намерений, Андрей склонился к ее лицу и закрыл рот поцелуем. Слился с ней и "поплыл".
Толкается? Отпихивает? Хорошо! Отлично! Значит, он все-таки не пустое место, он есть! Но право слово, она же не думает, что сможет одолеть его? Это же просто смешно. Зато он более чем серьезен. И ей придется это понять.
Он попеременно перехватывал то Катины руки, чтобы хоть на время обездвижить ее, и тогда ей удавалось только отворачиваться от его беспорядочных поцелуев, то голову - и она молотила по нему без разбора, куда попало. И чем сильнее она отбивалась, тем больше он усиливал натиск, как будто продираясь сквозь многочисленные заслоны из крючков, замков и пуговиц, он мог добраться до того уголка ее памяти, в котором она сама льнула к нему.
Разворошив на Кате одежду, Андрей жадно шарил горячими ладонями по ее взмокшей коже, покрывая лихорадочными поцелуями лицо, шею, плечи. Она еще сопротивлялась, но уже как-то вяло, скорее по инерции. Сил противостоять его настырным губам и рукам, бессовестно блуждающим по ее телу, уже просто не было.
От обиды, и ощущения собственного бессилия в пору было разрыдаться. Но даже сейчас, распластанная по стене и сгорающая от стыда, она не чувствовала к нему отвращения, только удушливое презрение к себе самой.
Тяжело дыша, утомленный затянувшейся возней, Андрей пробрался-таки под юбку, мысленно чертыхнулся, ненадолго запутавшись в белье, и замер, как только понял, что борется она уже не с ним - с собой! В ушах зашумело. С протяжным стоном он прижался к ней еще теснее, с силой потерся щекой о щеку и прохрипел ей в висок:
- Люблю тебя...
- Ненавижу... - тихо всхлипнула Катя, как-то сразу обмякла в его руках и больше уже не противилась.

0

8

- 8 -

Кровь почти отыграла. Еще немного - и снова потечет по жилам спокойно и размеренно, лаская стенки вздувшихся от напряжения сосудов, отшумит в голове и вернет рассудку ясность. Вот так... вдох, выдох, вдох... Но вместо обычной, расслабленной истомы, тело парализует противная оторопь.
Андрей еще медлит, страшась разомкнуть веки и вернуться в реальность, но чем ровнее становится его дыхание, тем отчетливее он понимает, что возвращение будет безрадостным.
Открыл глаза, ощупал мутным взглядом пространство и уставился в потолок. В одной из зеркальных плит над кроватью, которые до сегодняшнего вечера неизменно забавляли его, поймал свое отражение и от увиденного окончательно протрезвел.
Он лежал на спине, раскинув руки и ноги, посреди разбросанных повсюду вещей с потерянным лицом, выражение которого не смогли скрыть даже густые зимние сумерки. А рядом, на расстоянии вытянутой руки, почти на самом краю кровати, спиной к нему лежала она. Он смотрел на ее сжавшуюся в комок фигурку, сиротливо белеющую на темных простынях, и чувствовал, как морозный холод пробирается под ребра и сковывает все его существо.
Спятил. Он, верно, сошел с ума. Подумал и нисколько не удивился, увидев, как, отражаясь в зеркальном платяном шкафу, стоящем напротив окна, верхом на сизом облаке уплывала луна, холодно и равнодушно, словно натешившись вдоволь, потеряв всякий интерес к происходящему.
Натруженное тело остывало, и увлажнившиеся скомканные простыни под его спиной начинали холодить кожу. Он подумал, что ей должно быть тоже холодно. Повернул голову в сторону Кати, и, напрягая зрение, попытался определить, дрожит она или нет. Но так ничего и не разглядел. Катя не шевелилась. Ему даже показалось, что она и не дышит совсем, но проверить – тронуть ее за плечо, прильнуть, согревая, к обнаженной спине – так и не рискнул. Протянул было руку, но тут же одернул ее, словно совершил что-то постыдное, такое, от чего у самого на душе было муторно.
В голове хаотично мелькали картинки последних нескольких часов, в которых он отчаянно искал себе оправдание. Ее прерывистое дыхание и глаза с поволокой, заглянув в которые, он уже не смог остановиться. Когда-то он видел ее такой же. Только в тот первый раз своего пылающего лица она от него не прятала.
Андрей вдруг вспомнил, как все то время, что он пытался «вернуть» ее, никак не шли из головы ее вымученные слова «У меня больше ничего нет… Ничего…» и как не смог сдержаться, чтобы не спросить в самый последний, самый неподходящий момент: «Ты ведь не любишь его?.. Ты.. не можешь…». Она не ответила, да он и не услышал бы, потому что уже захлебывался, погребенный под мучительно сладкой волной обрушившегося на него оргазма. Остается только надеяться, что хоть этого бреда она не услышала и тогда, возможно, не вспомнит.

Он все-таки решился. Повернулся на бок и, набрав в грудь воздуха - была ни была – придвинулся к ней вплотную, накрыв ладонью бедро.
- Господи, да ты ледяная вся!..
Быстро сел на кровати, оглядываясь вокруг в поисках пушистого пледа. Обнаружив его на полу, сгреб в охапку, натянул на Катю и, бережно подоткнув со всех сторон, обнял ее поверх покрывала. Уткнулся носом в спутанные волосы, закрыл глаза и обреченно выдохнул:
- Я очень тебя люблю. Прости меня...
Молчит. Ни вздоха, ни движения.
Он медленно гладит ее по плечу и с надеждой дышит в затылок. Не выдерживает, прокрадывается под плед, находит ее руку и тихонько сжимает озябшие пальцы.
- Не согрелась... Катюш...
Приподнимается, убирает волосы с ее лица и понимает, что его самого знобит.
Вдавив щеку в подушку, она смотрит в одну точку, и только плотно сжатые губы выдают скопившееся внутри напряжение, вот-вот готовое выплеснуться наружу.
С минуту Андрей смотрел на нее в нерешительности, затем наклонился, обхватил за плечи и поднял с постели. Притянул к себе и почувствовал, как первый судорожный вздох вырвался из ее груди и конвульсивными раскатами отозвался во всем теле.
- Сейчас-сейчас... Все будет хорошо... Иди ко мне... Вот так, - поднял ее на руки, не успевшую опомниться, и в два счета пересек комнату, волоча за собой плед, в который она вцепилась.
У выхода из спальни Андрей толкнул ногой соседнюю дверь, мимоходом вдавив локоть в кнопку настенного выключателя, поставил Катю в большую овальную ванну, шагнул вслед за ней и открыл кран.
Вода полилась на голову так неожиданно, что Катя испуганно подскочила, хватая ртом воздух, и, будучи больше не в силах контролировать себя, разрыдалась, уткнувшись лбом Андрею в грудь, совсем как маленькая. И было это так странно и так естественно - делиться своей болью с тем, кто являлся ее причиной и ее же целителем.

***

Она лежала в горячей, булькающей ванне, пристроив голову на плече Андрея, и не чувствовала собственного тела, расплавленного до состояния теплого желе. Андрей водил мягкой губкой по Катиным рукам и груди, легонько промокал виски, шею, и тихо целовал в макушку. Время от времени ему приходилось отодвигать рукой дрожащие пенные клубы, разраставшиеся из неосторожно опрокинутого в воду концентрата. Неуклюже толкаясь, они наседали друг на друга и, не умещаясь в наполненной до краев ванне, медленно сползали за борт.
Андрей не стал ничего объяснять. И оправдываться тоже не стал, интуитивно понимая, как необходима им обоим временная передышка. Чересчур хрупким и обманчивым было это спокойствие и таило в себе пугающую неопределенность.
Он знал, что перемирие, разъедаемое недоверием и недосказанностью, слишком зыбко, но он так же знал, что нужен ей сейчас не меньше, чем она ему. Он это чувствовал.

- Катюш… - Андрею показалось, что она задремала, и он легонько потормошил ее. – Ты не уснула?
Катя осоловело моргнула.
- Давай вставать, - склонился к ее уху и шепнул: - нельзя так долго.
Он первым вылез из ванны, помог Кате встать и спуститься на массажный коврик для ног. С очень серьезным лицом завернул ее в широкое махровое полотенце, вытер краешком порозовевшие щеки и отнес в постель.
Как ни пыталась Катя бороться со сном, но он все-таки сморил ее.
Она уже почти уснула, когда звук трезвонившего телефона заставил ее вздрогнуть и широко распахнуть глаза.
Она резко села на кровати.
- М-мой… - сглотнула и растеряно огляделась по сторонам.
- Я его выключил.
Андрей вошел в спальню и присел на корточки, держа в руках телефон.
- Родители…
- Тшшш… Не волнуйся так, - Андрей приблизил свое лицо к Катиному так, чтобы она легко могла видеть его. И без тени улыбки сказал: – Зорькин прикроет. Он же друг.

***

Андрей не спал всю ночь. Устал неимоверно, но уснуть не мог. Все мысли были в предстоящем дне, а он обещал быть нелегким.
Как-то так случилось, что, забравшись на свой Эверест, он задолжал всем и вся. И как такое могло случиться? Ведь он счастливчик, баловень судьбы! Можно сказать, родился с золотой ложкой во рту. Да только ложка эта оказалась ему не по зубам. И жених завидный - мечта с обложек глянцевых журналов. Любая была бы счастлива оказаться в его объятиях. Любая, но не та, о которой на самом деле мечтал он сам. Получается, как в той песне, где жениться по любви не может ни один король. Да, а еще казну просаживать да владения свои разбазаривать королям тоже не к лицу. Выходит, что и не король он вовсе. Так, королек. Павлин напыщенный. Покрасовался - и в кусты.
Хорош, нечего сказать! В президенты на Кирином подоле въехал, ну а дальше - на Катиной шее…
А отец? При этой мысли Андрей совсем сник. Тут даже думать нечего – он не простит. Ни неоправданного риска, ни всей последующей лжи. И Катю потребует «на ковер», это как пить дать. И как же теперь быть? Отцу отказать – немыслимо, ведь не своим имуществом рисковал, общим, и прежде всего отцовским. А требовать от Кати возвращения в Зималетто, пусть даже на час, значило бы подтвердить ее недоверие к нему, снова дать пищу для сомнений в нем, Андрее, и расписаться в собственной несостоятельности. Она же ясно дала понять, что ноги ее там не будет. С междустрочьем говорила, мол, выкручивайся сам, господин президент, большой уже мальчик… А ты? Что сделал ты, Жданов? Затащил ее в койку, доведя до нервного срыва. Браво, Жданов! Вот теперь можешь себе признаться, что постель – единственное, что тебе действительно по плечу! Хотя сегодня и здесь "отличился". Поговорил... Испульзуя единственный доступный тебе "аргумент". Что же делать-то, Господи?
А еще Кира. И мать. Думать о них, не хотелось, а об остальных акционерах тем более. Но объясняться-то все равно придется. И судя по всему, не раз.
Нда, это что же его завтра ждет? Ни дать, ни взять – утро стрелецкой казни.
И вспомнился ему любимый школьный учитель – историк. Славный был дядька. Однажды весной, в конце учебного года, когда старшеклассники корпели над учебниками, готовясь к экзаменам, он вошел в класс, обводя взглядом, понурых учеников. За окном солнечный май, а на лицах ребят тоска. Еще бы, вместо того чтобы гонять в футбол, они вынуждены маяться в душных классах и готовиться к предстоящим экзаменам, не думать о которых не получалось. Он тогда хитро прищурился и сказал: «Народ, а что хмуримся? Экзаменационная неделя еще на апокалипсис. Она закончится. Так или иначе, но пройдет. И как бы вы себя не показали, через несколько дней все будет кончено. И это солнышко, что так заманчиво сейчас светит в окно, все равно будет вашим на все лето. Так что можете начинать». «Что начинать?» - не понял один из учеников. «Представлять себя свободными и счастливыми. Уже сейчас,» - ответил учитель.
Андрей задумался. Повернулся на бок и посмотрел на спящую рядом Катю. И в самом деле, что бы завтра ни произошло, жизнь на этом не кончится. А значит, самое время начинать представлять себя свободным и счастливым.
Он грустно усмехнулся. Поправил на Кате сползшее одеяло и обнял ее. Будь, что будет, лишь бы его солнышко согласилось светить ему и дальше.

0

9

- 9 -

Она проснулась внезапно, со скребущим на душе дискомфортом. Так всегда бывало, когда ночевать приходилось не дома, а такое случалось не часто. Открыла глаза и прямо перед собой увидела лицо Андрея, а потом ярко-белое пятно рубашки и темный узел галстука... Он был полностью одет и, наверное, свежевыбрит, потому что источал непривычно насыщенный аромат туалетной воды.
Андрей сидел на кровати и смотрел на нее.
- Проснулась?
И отчего-то забеспокоилась, мысленно засуетилась, вскочила, сев на постели, и, пряча заспанное лицо в ладонях, пробормотала:
- Сейчас... Я сейчас... Я скоро, только... - и замолчала, вспомнив вдруг, почему оказалась не дома, а здесь, рядом с Андреем, в его квартире. Вспомнила и нахмурилась. Ей стало жутко неловко.
- Тихо-тихо-тихо… - он погладил ее по щеке и поцеловал в краешек губ. – Спи. Рано еще.
Легонько подтолкнул Катю обратно на подушку и натянул одеяло до самого подбородка.
- Мне надо отъехать ненадолго. Я должен поговорить с отцом… Сейчас. Вернусь и мы спокойно все обсудим, да?
То ли спросонья, то ли из-за расплывчатой формулировки она и не поняла толком, что "все", но машинально согласно качнула головой.
Андрей молчал. Не спеша и как-то очень сосредоточенно, расправлял складки на одеяле, точно собираясь что-то сказать, что-то такое, что требовало от него внутренней решимости. Но, видимо, передумал. Положил руки Кате на живот, словно поставил финальную точку в своих размышлениях, и кивнул.
- Хорошо... Все будет хорошо. Я скоро, - еще раз поцеловал никак не реагирующую на его прикосновения Катерину и вышел.

Катя лежала, не шелохнувшись, вслушиваясь в звуки удаляющихся шагов. Как закрылась дверь квартиры, она так и не услышала, из-за чего оставалась неподвижной еще какое-то время, как будто это могло хоть что-то изменить. А когда поняла, что Андрей все-таки ушел и в квартире, кроме нее, никого больше нет, поднялась с постели, спустив ноги на мягкий ворс ковра.
Не думая, по привычке протянула руку в сторону, нащупала на прикроватной тумбочке очки и машинально водрузила их на нос, с которого они тут же сползли. Взяла оправу в руки и несколько секунд тупо смотрела на нее. И вдруг все случившееся вчера навалилось на нее разом, и впервые за прошедшие сутки она осознала, что это явь, не плод ее воспаленного воображения, а самая настоящая реальность, совсем-совсем другая, окончательно и бесповоротно переменившаяся, правда еще не понятно, в какую сторону, но все же.
Ясно было только одно: что-то умерло в ней вчера вместе с павшими в неравном бою старыми очками, жалобно хрустнуло вместе с ними и ушло в утиль. И она не могла пока сказать себе честно, хорошо это или плохо.
Еще немного посидела задумчиво, повертела в руках элегантные, с продолговатыми стеклами очки и все-таки надела их. Глазам было непривычно, но картинка перед ними приобрела и цвет, и резкость. Правда, при быстрых поворотах головы, картинка немного смещалась, вызывая легкое головокружение и вынуждая всматриваться в предметы заново.
Указательным пальцем Катя подвинула очки повыше и огляделась вокруг: «Так вот, значит, как это – видеть мир его глазами…».

Спальня была просторной. И белой. Совершенно белой, как в модных журналах. И в ней не было никакой другой мебели, кроме огромной кровати с ушами-тумбочками, мягкой кушеткой у ее подножия и встроенного во всю стену зеркального шкафа. Катя повертела головой и, обнаружив на потолке зеркала, потрясенно застыла с раскрытым ртом. А когда наткнулась взглядом на свое отражение с нелепо задранным вверх лицом, почему-то смутилась, быстро поднялась, замоталась в одеяло и прошлепала босыми ногами из спальни в коридор.
Планировку квартиры Катя совсем не помнила. Да и откуда? Все ее вчерашние передвижения здесь точно в черную дыру канули.
Остановилась возле ванной комнаты и несмело заглянула в нее. При этом зачем-то оглянулась назад, будто ее могли заметить и уличить в чем-то неприглядном.
Ванная была огромной, пожалуй, не меньше большой комнаты в родительской квартире, стильной и очень элегантной. Стены и пол были выложены черным кафелем, на фоне которого ослепительной белизной сияла разнообразная сантехника.
В дальнем углу возвышалась душевая кабина, на стенках которой еще не высохли капли воды. И в воздухе витал знакомый аромат мужского парфюма. А вот и ванна – широкая, пузатая, с выступами для головы и локтей и множеством разнокалиберных отверстий. И, конечно же, зеркало во всю стену. Разве могло быть иначе?
Внезапно в груди стало жарко. Ведь это же не он вчера вечером был незрячим, а она… Она! Кате вдруг стало не по себе, совсем по-детски стыдно, так что даже щеки запылали. Она метнулась к умывальнику и поспешила плеснуть в лицо холодной воды. Умылась, придерживая одной рукой одеяло, и выпрямилась, пристально всматриваясь в свое отражение. Что-то новое появилось в ней сегодня. Может, очки… Лицо было каким-то другим – чужим, и она сама себя не узнавала, будто частичка всей этой изысканной элегантности каким-то непостижимым образом передалась и ей, Кате. Смешно. Она снова поправила на носу очки и, повернув голову немного в профиль, придирчиво оглядела себя вновь и отчего-то улыбнулась. Но улыбка увяла, как только взгляд наткнулся на золотистый тюбик помады, по-хозяйски расположившийся между баночками и флаконами с мужской косметикой. К горлу подкатил ком. И это было уж совсем глупо. Но настолько лишней и неуместной она еще никогда себя не чувствовала. Как дешевая пуговица на дорогой вещи.
Кстати, о вещах. Где же они, ее вещи? Катя двинулась дальше по коридору. Прошла мимо каких-то узких дверей, но открывать их не стала, завернула за угол, куда уводил коридор, и остановилась вдруг уже на пороге другой комнаты, входом в которую служила не дверь (ее просто не было), а высокая полукруглая арка. Катя решила, что это гостиная.
И это помещение было не в меру просторным, но несмотря на это, каким-то уютным, в глубоких синих тонах, с большим искусственным камином в стене. С одного торца оно перетекало в кухню-столовую, отделенную от жилого пространства двумя ступенями на полу, а с другого – видимо, в кабинет или какое-то его подобие.
Здесь Катя задержалась на минуту и невольно улыбнулась, представив Андрея, на диване перед широким экраном домашнего кинотеатра, что-то с аппетитом жующего и одновременно проглядывающего деловые бумаги. Такого родного и притягательного и… Господи, о чем она думает? Там же родители дома с ума, наверное, сходят… И Колька… Колька!
Катя бросилась из гостиной и оказалась прямо в прихожей. На одной из полок обнаружила свою сумку, схватила ее и поспешила обратно в спальню, на ходу перетряхивая ее содержимое в поисках телефона.
Телефон нашелся на тумбочке и, конечно же, был отключен. Как только загорелся дисплей, высветилось несколько непринятых вызовов. И все они были от Кольки. Катя нажала обратный вызов и спустя какое-то время в трубке раздался заспанный голос Зорькина.
- Да…
- Я-то думала, ты беспокоишься обо мне… А ты спишь…
- Пушкарева?.. – Коля, кажется, проснулся. – Ты?.. Ты хоть знаешь, что я тут из-за тебя пережил? Я всю ночь, между прочим, не спал! К утру вот только... свалился. А ты: «Не беспокоишься»! Сама ты не о ком не беспокоишься. И где тебя все это время носило? Хотя нет, лучше не говори! Меньше знаешь - лучше спишь… Эээ… Пушкарева, а ты, кстати, сейчас где?
- Еще не дома.
В телефоне повисла пауза.
- Коль?
- Ну, ты, Пушкарева, даешь… Ты там живая вообще или как?
- Да живая, живая… Коль, ты у моих был?
- Я что, похож на самоубийцу? – буркнул Зорькин. – Нет, конечно.
- А как же… - растерялась Катя.
- Ну, как-как? По телефону. Прям как с тобой сейчас.
- И что ты им сказал?
- Что ты с японцами… То есть МЫ с японцами.
- Мы?
- А ты что хотела, чтоб Валерий Сергеич ворвался ко мне, устроил погром, перевернул меня вверх тормашками и вытряхнул всю правду-матку, как медяки из Буратино? Нет уж! Повторяю, мне жить пока не расхотелось.
- Коль… Какие японцы?
- Ну, ты говорила как-то, что Зималетто собирается с японцами контракт заключать, помнишь? Вот я и ввернул про них. А что мне еще оставалось? Сказал, что у них вылет задержали, и мы застряли в аэропорту… На всю ночь (кстати, цени!)... и телефоны как на зло, ну, ты понимаешь...
- И как тебе там?
- Где?
- В аэропорту.
- Темно, тоскливо и есть очень хочется, - беззлобно огрызнулся Зорькин. – Надеюсь, тебе лучше.
- Коль… А папа как?
- Как обычно: грозился посадить на гауптвахту. Обоих. А еще меня – снять с довольствия, а тебя – уволить из Зималетто. Я уж не стал сообщать ему радостную новость, это ты сама как-нибудь.
- Ладно, Коль, можешь растаскивать баррикады, я скоро приеду. И… Коль…
- Что?
- Спасибо тебе.
- Ага, цени, пока я жив. Кать…
- Что?
- С тобой правда все в порядке?
- Да… Наверное...
- Кать…
- Я скоро, Коль, - и сбросила вызов.

Так, значит, японцы. Очень хорошо... Очень. Катя неосознанно хлопнула себя по коленям, осмотрелась и поднялась. Где же все-таки ее вещи? Да где же они?..
Катя сняла очки, от которых жутко разболелась голова, и медленно покружилась вокруг своей оси, ощупывая взглядом почти пустую комнату, пока он не остановился на низкой кушетке у кровати, на которой все это время и лежала ее немногочисленная одежка, странным образом аккуратно собранная в стопку.
Катя потянула за рукав лежащей сверху блузки. Сложена она была неправильно, точнее – неумело, но все же сложена. То же со всеми остальными вещами. И даже с бельем, которое вместе с безвозвратно испорченными колготками, было стыдливо спрятано на самом дне.
Все это Катю немного смутило, противоречиво повернулось в душе и отчего-то заставило сердце ускорить свой бег.
Неуверенными руками она натянула одежду, но обнаружила, что не может застигнуть блузку. На самом видном месте не хватало трех пуговиц. Встряхнула жакет – вообще ни одной. Во рту внезапно пересохло. Не заметив, как облизала губы, Катя втянула живот, поглубже запахнула полочки блузки и заправила их под пояс юбки. Надела жакет и, не оглядываясь, вышла из спальни. В прихожей быстро облачилась в пальто, перекинула через руку сумку и дернула за ручку двери.
Однако дверь, как и накануне, не поддалась. Катя робко потормошила замки – безрезультатно. Тогда она по очереди, не спеша, пощелкала хитроумными язычками и задвижками – ничего. Все бесполезно. В сердцах ударила ладонью по двери. Да что же это такое?! Или… Он что, запер ее?..
В свете последних событий эта мысль не показалась Кате такой уж абсурдной. Она привалилась спиной к двери и сокрушенно сползла по ней вниз.
Ну что же… Японцы... Значит, японцы.

0

10

- 10 -

Андрей спешил. Все давил и давил на газ, неосмотрительно проскакивая на красный свет и выезжая на встречную полосу.
Куда он так мчался? Туда, где еще не остыла постель, пахнущая незаслуженным счастьем, или оттуда, куда отныне он если и вхож, то не по приглашению, а исключительно по требованию? Он и сам не смог бы сейчас ответить на этот вопрос, но, наверное, и туда, и оттуда.
Перед глазами все еще стояло лицо отца, его упрекающий взгляд. А в ушах заевшей пластинкой звучала брошенная им напоследок фраза: «Я больше тебя не задерживаю…». Сын… Отец забыл добавить «…сын». Хотя нет, он сделал это намеренно, словно лишил Андрея права назваться его сыном. Так холодно и отчужденно прозвучало это прощание, коротко скрипнуло, словно росчерк пера, поставившего на Андрее жирный крест.
Вот так-то. Он больше не светоч. Был золотой мальчик, да весь вышел. Пооблупился и потускнел. Ну, и кому он нужен теперь вот такой – поблекший, не оправдавший надежд? Разве что матери. А с ней он так и не поговорил. Все силы ушли на нелегкий разговор с отцом. И не то чтобы духа не хватило посмотреть в глаза еще и ей, просто он заранее знал все ее аргументы и доводы, а времени заводить оправдательную речь на тему «А как же Кирочка?», которая, наверняка, уже успела позвонить и нажаловаться, у него просто не было. Он очень, очень спешил.
Гнал машину, словно спасался бегством, будто с каждым километром дороги, стремительно ускользающей из-под колес автомобиля, стаивала и по капле утекала с души какая-то часть той неподъемной, непосильной лжи, которую он так опрометчиво взвалил на себя. И несмотря на никуда не девшееся, а теперь во сто крат обострившееся чувство вины перед отцом, Андрей почему-то чувствовал себя освободившимся. Это было странно, но мысль об этом его будоражила.
И дело было вовсе не в пресловутой смелости. Скорее уж в трусости. Он никогда не сделал бы этого. Ни за что не пришел бы к отцу с повинной, если бы обстоятельства не заставили его. Но фокус заключался в том, что этим вынужденным самобичеванием он вдруг отворил перед собой все двери, которые до этого момента сам же и не позволял себе открывать. Ведь теперь не было нужды карабкаться на пьедестал, с которого он с таким позором свалился, а значит, и не было необходимости изворачиваться, ложью удерживать возле себя сторонников и вздрагивать каждую минуту от унизительного страха быть разоблаченным. Он же забыл уже, когда последний раз нормально спал! А теперь, когда он, обличенный и презренный, фактически изгнан из Эдема, когда никому по большому счету не будет до него дела, именно теперь он может позволить себе жить так, как захочет он сам. Вот ведь и вправду, не было бы счастья, да несчастье помогло.
Ему не надо больше прятаться. Он сам дал себе право, не таясь, любить ту, которую выбрал сам. Да иначе уже и быть не может. Он слился с ней душой, врос в нее корнями, так что не вырвать. И сейчас, нетерпеливо подгоняя в сердцах не слишком расторопного водителя впереди, Андрей как никогда отчетливо понимал это.

Он вернулся через несколько часов. Вошел в квартиру и отчего-то забеспокоился. А когда взглянул на вешалку, понял почему. Катиного пальто не было. Сумки тоже. Внутри тревожно похолодело.
- Катя! – позвал он. Швырнул ключи на полку и быстрым шагом пошел по квартире, толкая по пути все встречные двери, как будто бы она могла быть в кладовке или гардеробной.
Влетел в спальню и остановился. Вещей Катиных не было, ее самой тоже. Эйфория улетучилась без следа. Он стоял и молча смотрел на смятую постель как на пепелище. Ушла.
Достал из кармана пальто телефон и набрал ее номер – абонент недоступен.
Внезапно навалилась смертельная усталость, как-то сразу подкосила и обессилила. Он шатко повернулся и поплелся прочь. Срочно надо было чего-нибудь выпить.
В гостиной сбросил с себя верхнюю одежду, достал из бара початую бутылку коньяка и щедро плеснул в бокал. Уже собрался расслаблено рухнуть в кресло, но, уловив краем глаза слабое шевеление позади себя, резко обернулся, так что из бокала выплеснулся коньяк.
- Катя?..
Она стояла у окна в наброшенным на плечи пальто и зябко ежилась. Наверное, выходила на лоджию. Может, поэтому и не слышала, как он вошел.
- Ты здесь... – он казался растерянным.
А Катя не знала, куда деть глаза и как себя вести. И что значит "Ты здесь…"? Как будто могло быть иначе.
Все утро она пыталась выработать хоть какую-то линию поведения, представляя себе, как посмотрит на него, что ответит, когда он придет. Но так ни до чего и не додумалась, потому что все ее предположения неизменно возвращались к Андрею. Все зависело от того, что скажет и как поступит он, а это ей было неведомо. Мысли в голове путались, и Катя никак не могла определиться в том, что же, в конце концов, она к нему чувствует – любит, ненавидя, или ненавидит, все еще любя, надеется на что-то, но не верит или все-таки верит, но боится себе в этом признаться.

Она чуть не вскрикнула от неожиданности, когда увидела Андрея. А он ее даже не заметил. Прошел мимо, налил себе выпить, а потом вдруг вздрогнул и уставился на нее как на привидение. И выглядел он при этом уставшим и каким-то опустошенным. Под глазами залегли темные тени.
Он рассеянно отставил бокал и медленно подошел к ней.
- А я решил, что ты ушла... Не дождалась...
Она смотрела на него недоверчиво, не понимая, шутит он или нет.
- Разве я могла?.. Ты же сам меня… – на секунду она сбилась, – запер…
- Что я?.. – не понял Андрей. А рука уже потянулась к ее лицу, заправляя за ухо непослушную прядь волос. Но вдруг пальцы замерли, и из глаз ушла едва успевшая вспыхнуть улыбка. Он посмотрел на нее как будто озадаченно. – Как же я сам не додумался?..
Еще секунду он медлил, а в следующее мгновение порывисто обнял ее, сжал что было сил так, что Кате стало трудно дышать и даже больно, но он не сразу это понял.
- Андрей… Пусти меня… - с трудом произнесла Катя, но не так, как накануне, не протестующе, а как-то взволнованно.
Он отстранился немного, но из объятий ее не выпустил и только пронизывал ее внимательным взглядом, так что она снова смутилась. Но все-таки набралась смелости, посмотрела ему в глаза и осторожно спросила:
- Что-то случилось?.. Что-то еще?..
Он покачал головой и улыбнулся. Слишком спокойно улыбнулся.
Катя смотрела на него со стремительно нарастающей в душе тревогой. Сейчас в его прямом, спокойном взгляде она не улавливала той напряженной нерешительности, которую смутно чувствовала утром, когда проснулась.
И вдруг она поняла. Нервно сглотнула и слегка мотнула головой, прогоняя внезапно мелькнувшую в голове безумную догадку.
- Что ты ему сказал? – спросила она упавшим голосом.
- Все.
Катя вскинула на Андрея испуганный взгляд: «Как все?».
Нет, конечно, он не мог рассказать отцу всей правды. Ведь одно дело, когда твой сын всего лишь безответственный оболтус, и совсем другое, если взращенное со всем теплом и любовью чадо предстает перед тобой расчетливым и циничным подонком. Разве можно поведать об этом родному отцу добровольно? Нет, всему есть свой предел. И его, Андрея, откровенности – тоже.
- А... как же Совет? – голос ее совсем стих. – Ты же должен быть…
- Нет. Совет отец отменил. Перенес. Ему нужно время, чтобы самому во всем разобраться.
- Он хочет меня видеть? - спросила она неожиданно по-деловому.
Андрей заметно напрягся.
- Ты не обязана…
- Когда?
- ...Завтра, - не сразу ответил Андрей.
Катя отступила от него, прошла вглубь гостиной и закрыла лицо руками.
Она была ошеломлена и сбита с толку. Единственным, в чем она сейчас нисколько не сомневалась, было острое чувство вины, вдруг вынырнувшее из глубин сознания и накрывшее ее с головой.
На какое-то время в комнате воцарилась тишина.
- Я не понимаю… Зачем?.. Зачем ты это сделал? - голос сорвался. Она старалась не смотреть на него. - И что теперь будет?.. С тобой?
Сказала и тут же почувствовала, как его руки обвивают ее со спины, сомкнувшись в замок под грудью.
- Я не думала… что ты решишься… Я... не хотела… - внезапно возникшее желание оправдаться уже разъедало солью глаза.
Инстинктивно она обхватила его руки своими и закусила дрожащую губу. А Андрей развернул Катю к себе, на секунду взял в ладони ее лицо и заставил посмотреть на него.
- Все не так страшно... – спокойно сказал он. - Во всяком случае, не страшнее, чем признаться отцу, что спишь со своим почти женатым шефом.
Катя растерянно моргнула, но взгляда в сторону не отвела. Внутренне вся подобралась и замерла, чуть нахмурившись.
Андрей говорил, не спеша, немного растягивая паузы между фразами, и внимательно следил за выражением ее лица, словно гипнотизировал.
- Не труднее, чем собрать свои вещи и спокойно сказать родителям «До свидания», потому что так случилось, что ты уже выросла… и хочешь жить своей жизнью... с тем самым шефом... и просыпаться вместе с ним… каждое утро... и рожать от него детей... потому что любишь его… несмотря ни на что… даже на дурацкий зеркальный потолок в спальне… и скверный характер… Все равно любишь.
Катя молчала. Уже не смотрела на Андрея – не могла. От его слов почему-то было очень больно. Больно и радостно. А она не знала, как ей справиться с собой, что сделать, чтобы унять сорвавшееся вскачь сердце, набраться смелости и поднять на Андрея глаза. Но он и не ждал. А когда понял, что Катя вот-вот заплачет, притянул ее к себе, обнял и аккуратно опустил подбородок в щекочущую нос макушку.
- Потому что я тоже тебя люблю.
Она зашевелилась у него на груди и сдавленно всхлипнула.
- Нет… это трудно…
- Думать трудно… Делать легче.
- Ты не знаешь моего отца…
- Я знаю своего.
- Он не поймет…
- А мы ему напомним.
- Что? – испуганно встрепенулась Катя.
Андрей успокаивающе погладил ее по спине и усмехнулся.
- Ну, ты же не думаешь, что Валерий Сергеич в пору ухаживания за Еленой Санной ограничился цветами с мороженым? Это с его-то темпераментом?
Катя изумленно уставилась на Андрея. Она никогда не думала о родителях в таком вот ключе. Ведь это были ее родители… Родители!
А Андрей снисходительно улыбнулся и покачал головой:
- Не так уж мы на них не похожи.
- Он спустит тебя с лестницы…
- Но мы же к этому готовы? – Андрей немного отодвинулся от Кати и очень серьезно посмотрел на нее. И лишь дождавшись от нее согласного кивка, облегченно вздохнул и снова сгреб ее в охапку.
- Только… - шевельнулась Катя.
- Что?
- Что же теперь делать с японцами?..
- С какими японцами?
- С которыми я провела ночь.
- И много их было? – он почувствовал, что она улыбается.
- Не знаю, я не успела сосчитать.

23.02.2008
Nadin

0

11

Спасибо Nadin за великолепное произведение "Полнолуние". http://sh.uploads.ru/t/Jj7Us.gif
С удовольствием прочитала на одном дыхании, интересное по содержанию. http://sd.uploads.ru/t/S17Yl.gif
Неожиданный сюжет. http://s3.uploads.ru/t/3P59J.gif
Как Андрей нашёл выход из создавшегося положения и смог сохранить и
обновить отношения с Катей и убедить её в своих чувствах.
http://s3.uploads.ru/t/OlQSs.gif
Благодарю вас за доставленное удовольствие. http://sh.uploads.ru/t/fbcJT.gif
Желаю вам удачи, счастья и творческого вдохновения. http://s3.uploads.ru/t/JCFhG.gif
    http://s9.uploads.ru/t/qBrNc.gif

Отредактировано РусаК (2019-08-16 11:00:36)

0


Вы здесь » Архив Фан-арта » nadin » Полнолуние